***
После убийства Азира в отделе не сразу, но всё-таки поутихло. Вопреки наивным ожиданиям Грея с делом его напарники особо не заморачивались: сверху вежливо попросили не вдаваться в подробности, и Сильвер поубавил пыл офицеров, воспринимавших поиски убийцы как игру в кошки-мышки. Собирая пыль по укромным уголкам, те заговорщическим шёпотом строили теории и без стеснений вешали ярлыки на своих давнишних неприятелей. К шерифу и Лаксусу, его ставшему доверенным лицу, ломились толпами, закладывая начальству истинных убийц, найденных благодаря изворотливой цепочке умозаключений. В итоге у Фуллбастера-старшего выстроился список с именами почти всех сотрудников отдела, многие из которых, находясь, условно говоря, в отпуске, знать не знали о случившемся. Для таких заминок у хранителей правопорядка был наготове логичный ответ — за одним предателем тянулись ещё десять, и один-то из них точно мог выпустить в наёмника пулю. Цирковое представление продолжалось недолго — шериф вскоре прикрыл лавочку. И никаких особых указаний на то не требовалось, нервы-то не железные. Находились подстрекатели, которые осмеливались плеваться ядом и в сторону самого шерифа, едва ли не приписывая ему вину за смерть Рамала. Дескать, сам и убил. Одно отрицать становилось невозможно — дело четырнадцатого заминают. Поначалу детективы, сотрудничая с уполномоченными на то следователями федерального уровня, приносили значимый вклад. Пропускали через себя документацию, по ниточкам воссоздавали связь между единственными подозреваемыми, Арболес понемногу трясли (к которому никаких претензий за исключением мутной истории Зерефа — одного из главных акционеров — не было)… И после где-то сверху подсуетились. Дело плавно утекало из рук Сильвера, который осторожно этому потакал и пытался мягко преподнести суровую правду взбалмошному сыну. Старший Фуллбастер многое недоговаривал, и Лаксус замечал, как неловко он обрывает неугодные ему разговоры или глотает рвущиеся наружу слова. Примечателен был и следующий факт: больше чем за полгода своих действий неизвестная террористическая группировка ни разу не тронула места массового скопления людей наподобие торговых центров, зато не побрезговала больницами, складами, научными учреждениями, и только бизнес-центр с телеканалом выбивались из общего ряда, как и очевидно выжившая Люси Хартфилия. Почему преступники рискнули и оставили такую значимую зацепку? Как связать взорванные склады с медицинским оборудованием и телеканал? Между грязными сплетнями в отделе поднимался тем не менее очень важный вопрос: почему так и не нашли ответственных за взрывы, если теракты продолжаются с января? И если бы Грей не выторговал первостепенную часть дела себе и своим напарникам, кто знает, стали бы офицеры терзать себя подобными размышлениями. Расследование бы пустили на самотёк без их ведома, и вряд ли бы они придали этому значение. Не нашли виновных — ну, ожидаемо, и всё на этом. Грей запрокинул стаканчик с латте, допивая последний, приторный от осевшего на дне сахара глоток, и попутно выкинул его в корзину. Парень не очень любил бывать в кабинете Дреяра — перечисление причин стоит начать с того, что у блондина несмотря на должность он уже имелся, в то время как сын шерифа варился в одном котле безумия с многими другими офицерами, а закончить — надменным поведением блондина. Все как один пророчили ему блестящую службу и не со зла шутили про старика Сильвера (который в свои пятьдесят не таким уж и старым был). Грей настороженно прикрыл за собой дверь и присоединился к напарнику. — Говоришь, разбился? — продолжил брюнет прерванный перекусом разговор, наклонившись к заваленному бумажным мусором столу через плечо мужчины. — Ну, громко сказано, — Дреяр покрутил ладонью, — уползти сил ему хватило. Наших там почти нет, сужу по тому, что изредка старик твой сообщает, — Грей тихо цокнул: отзыв о Сильвере, конечно, не остался пропущенным мимо слуха. — Повезло, что именно его остановили, иначе бы удрал, — спокойно рассудил он. — Локи слишком подозрительно замедлил скорость, выглядывая патруль впереди, — довольно улыбнулся блондин, будто это была его личная заслуга. — Но я до сих пор не понимаю, что федералы делали в той дыре. И почему не дали ему уйти, если дело прикрывают. Похоже на очередную игру. Столько лет скрывался этот сукин сын, а тут тёпленького берём. Не удивлюсь, если помрёт, как Рамал, — насмешливо закончил Лаксус, вороша в неспокойной душе Грея эту же дотошную мысль. — И дело будет проиграно. — Пусть скажет, на кого работает и где Люси, а потом помирает. Офицеры неловко обменялись парой служебных фраз, и Грей, пообещав оставаться на связи с отцом, направился в отдел, гудящий от новостей и бесконечного потока сотрудников. У двери Дреяр сипло окликнул его. — Постой, — мужчина встал и после короткой заминки, терзаемый сомнениями, мрачно спросил: — Скарлет скоро вернётся? — Скучаешь? — с хитринкой улыбнулся Грей, щурясь. — Рехнулся? — гаркнул в оправдание Дреяр. — У нас работы невпроворот, а она самобичеванием занимается. — Да я в шутку, — брюнет примиряюще поднял ладони, — я навещал её недавно. Эрза сказала, что приступит к службе сразу же, как мы закроем дело четырнадцатого. Грей вернул ей значок, не советуясь с отцом и остальными: он посчитал, что поступает верно. Девушка, немного помятая, притихшая, с неловкой улыбкой встретила давнего друга. Втроём (и даже Джерар не стал помехой) они неплохо поговорили одним вечером, и будущие супруги спокойно разъясняли брюнету собственное видение ситуации. Грей всё понял, не стал давить на подругу и пообещал, что даст ей столько времени, сколько понадобится, чтобы восстановить здоровье. Физическое и психическое. А дальше — служба, звание сержанта, сулящее ей ничуть не меньше, чем Дреяру… А дальше жизнь с чистого листа. И Скарлет почему-то не сомневалась, что на этот раз сын шерифа не подведёт.***
О том, что Джувия видела их с Нацу, Люси так и не узнала. Девчушка предпочла помалкивать, побаиваясь Драгнила, которого признала далеко не последним человеком в этой треклятой лаборатории. Парень, конечно, с угрозами не торопился, потому что всерьёз Локсар не воспринимал — таких молодых, глупых и пугливых до неё была тысяча, и столько же будет после — однако Джувия сама решила не связываться с убийцей. Вскормленная мудростью Каны, она понимала, чего делать здесь нельзя. О нападках на персонал и военных даже речи не шло, а до кучи — неприкосновенность Люси, с которой врачи пылинки разве что не сдували. Джувия куксилась, кутаясь в скользкие простыни, и показательно молчала, когда светловолосая по доброте заговаривала с ней. А мужскую ветровку всё-таки продолжала прятать по просьбе (приказу) соседки: вдруг та Нацу нажалуется? Альберона, опьянённая тяготами своего жалкого существования в этом бункере, много говорила, и из её уст лилась одна дрянь, отчего Джувия, которой посчастливилось побыть её соседкой какое-то время, постоянно хмурилась. Локсар не хотелось думать о Люси и строить с полоумной шатенкой теории заговора: в один день Хартфилия была этакой подсадной уткой, доносчицей, чья слезливая история про июльский теракт — красивая сказочка, легенда, необходимая для принятия в коллектив жертв, в другой день блондинка становилось шлюхой, продавшей себя на потеху персоналу ради спасения. Джувия через боль выслушивала грубые нравоучения Каны с примесью помоев в адрес неизвестной ей девушки. А как глупо всё начиналось: Люси просто-напросто не убили за попытку бегства. Она выжила — и за это оказалась избита. Дважды предательница: и коллег с телеканала, получается, предала, и Кану. Всё же со временем Джувия, родными глазами видевшая, как Нацу обнимает Люси, прониклась к ней неприязнью, что светловолосая сразу смекнула, но отвечать ненавистью не собиралась. Пусть её недолюбливают, пусть боятся, — Хартфилия успокаивала себя тем, что неприязнь соседки станет ей очередным уроком. Придётся учиться доверять самой себе, а не свешивать ответственность за свою жизнь на других людей, — а без веры в себя здесь не выжить. Поэтому, когда за Люси пришли военные, Джувия никак не отреагировала: немного боязливо покосилась на молчаливых солдат, на их тонированные шлема, и отвернулась, пряча тряску костлявых плеч под простынями. Недавно обрезанные волосы, посеревшие из насыщенного синего, сухими паклями разметались по дряблой подушке. Люси с разочарованием ступила на холодный бетонный пол и босыми, немеющими ногами несмело прошлёпала к вошедшим. Шагала робко вовсе не из-за страха: вены стыли, а в костях что-то заламывало, когда мороз полз вверх от ступней. Придерживая за локти, её осторожно вывели из комнаты. «Покорность вознаграждается, — довольно подметила Люси, — это я хорошо усвоила». В беспокойстве девушка, стараясь хранить в памяти разные мелочи, довольно-таки долго вынашивала приблизительный план лабораторных лабиринтов, и притом крупно ошибалась, что узнала благодаря Нацу. В днях-то он её немного ориентировал, а вот над её слабоватыми домыслами беззлобно посмеялся — мол, думаешь, всё так просто? Потом Люси поняла, что водят её по разным уровням, чего она не ощущала за счёт плавных переходов и длинных коридоров. В её голове воедино смешался, как выяснилось, план аж трёх этажей и двух совершенно разных блоков, расположенных по разным сторонам света. Вскоре Люси сдалась и перестала прокладывать тропинки: даже если Драгнил наглым образом соврал и девушка мало ошибалась в расчётах, сбежать — задача всё же непосильная. Незачем тешить себя пустыми надеждами. В лаборатории работал в основном молодой персонал. Люси, свесившая болтающиеся ноги с кушетки, с любопытством глядела на коротко стриженных парней едва старше двадцати пяти. Моложе её самой. Встреть она их в обычной жизни, приняла бы за практикантов, не успевших ещё попрощаться с медицинским. А тут — поголовно преступники и убийцы, к тому же не скрывающие лиц. В обитом серым металлом помещении, которое про себя Люси нарекла «процедурной», туда-сюда сновала МакГарден; худая молодая женщина изредка морщилась, чуть нагибаясь и заставляя раненные мышцы на спине напрягаться. Насупленная Люси стыдливо опускала взгляд, а поведение сотрудницы осталось неизменным с тех самых пор, когда они только познакомились: страшный профессионализм не позволял чувствам брать верх. «Ненавидишь меня, МакГарден, или тебе действительно плевать на мою попытку убить?» Люси судорожно размышляла о «процедурной» и зачатках шизофрении, думала о молодых учёных, невесть что забывших в этом бункере, о Леви, тихо ворчавшей на какие-то плохие анализы, о Нацу, который шарахался где-то третьи сутки и совсем её не навещал. Тяжёлые сбивчивые шаги обратили на себя внимание девушки. В прохладное, освещённое потолочным неоном помещение размашисто зашёл высокий мужчина с грубыми, неотесанными чертами лица и копной неряшливых чёрных волос. Люси доводилось видеть его несколько раз — не рядовой солдат или учёный, он, казалось, в местной иерархии занимал особое место наряду с Драгнилом. Сходу мужчина бросил куртку на рабочее кресло МакГарден, куда та намеревалась сесть, и громко начал, засучивая рукава синего джемпера: — Ну вы слышали, что Драгнил… Мужчина осёкся и с хитрой неприятной лыбой покосился на вошедшего следом Нацу. — Завались, Рэдфокс, завались, — устало прошипел недовольный Драгнил. — Я тебя убью. — Не успеешь, — хищнически продолжил брюнет посреди лабораторной, проводя непонятные блондинке манипуляции с рукавами и, очевидно, в пылу ехидства её саму не замечая, — Зереф тебя терпеть не станет. Пуф, — приложил указательный и средний пальцы к виску, — и больше не будешь тут командовать. Думаешь, он по-родственному тебя трогать не станет? — Помолчите, пожалуйста, мы тут не одни, — один из лаборантов сдержанно кивнул в сторону жавшейся на кушетке Люси, пока другой приятельски поглаживал плечо обозлившейся МакГарден. Длинноволосого мужчину случившийся инцидент ничуть не расстроил, и пирсинг на его лице растянулся вслед за губами, расплывшимися в ещё более широкой улыбке, нежели прежде: — А давайте её прикончим, а? Я ведь имя босса при ней назвал. Ох, — наигранно выдохнул, — и про Драгнилов проболтался. Нехорошо. Эй, Хартфилия, — небрежно обратился к пациентке, вскинув подбородок, — ты здесь третий месяц, и ничего не знаешь? Про свою семью? Про своих ублюдочных родителей? Люси хапнула ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, и растерянно замотала головой, не понимая, зачем вообще реагирует на слова безумца. Инстинктивно она попятилась назад, к другому краю кушетки, — ей казалось, что преступник вот-вот накинется на неё, и никто не подоспеет на помощь, — ни сотрудники, ни солдаты, исполинами стоявшие у автоматических дверей, ни ошарашенный происходящим Драгнил. Что-то тряхнуло её внутри, и черепную коробку пронзила острая боль, — её помутило. Насмешливые слова брюнета добавляли боли. Испуг сдавил девичье нутро, и тошнота, сопровождаемая ознобом, подступила к горлу. Девушка, потерявшая счёт вечным секундам, затравленно посмотрела на таких же напуганных разборками лаборантов. В тишине прозвенел тихий рассудительный голос Леви: — Нацу, он не стоит того. Опусти пистолет. — Да пусть стреляет, — проскрежетал зачинщик ссоры, — Драгнилам здесь никто не указ. Драгнилам? Зереф? Пистолет? Люси не могла прийти в себя: её ослепляли вспышки боли. Что-то мокрое и тягучее покрыло её обветренные губы, и она, морщась от пульсации в висках, облизала их; языка коснулся солёный привкус крови. Пальцами она провезла по липкой кожице, вымазанной багровой жидкостью, и попыталась сфокусировать зрение на трясшейся ладони, но заместо руки увидела лишь серо-бежевое пятно с пестрящими на нём красными бликами. Зрение пропадало. Густые капли упали на оголённые ноги, струйками стекая по выпирающим коленям. Обильное кровотечение началось из носа. Жмурясь от рези, Люси гортанно всхлипнула, перепачканными подушечками пальцев зажимая ноздри. Становилось страшно. Она инстинктивно запрокинула голову, и кровь попала в глотку. Люси почувствовала, как несколько ладоней в гладких, противных наощупь медицинских перчатках придержали её, и рядом засуетился персонал, — но видеть, слышать или говорить она не могла. В болезненном забытьи мерещились чьи-то ровные голоса… и выстрелы?