***
Она была в белом, будто снег, платье. Её золотистые волосы мягкими волнами рассыпались по плечам, а на лице блуждала загадочная улыбка. Он обернулся и улыбнулся настолько искренне и радостно, что казалось, что его улыбкой можно согреть весь мир. — Хюррем. Он раскинул руки в стороны, но она осталась стоять на месте, а счастливая улыбка медленно сползла с её лица, уступая место боли — Хюррем! — всполошился мужчина, вмиг оказавшись возле фаворитки, приобнимая её за располневшую талию. — Что с тобой? — Ребенок, — прошептала она её прекрасные глаза в ужасе расширились Сулейман непонимающе посмотрел на любимую, касаясь своей рукой её живота, а потом отняв руку, увидел, что его рука, как и белое платье Хюррем, пропитано кровью. — Хюррем, — вырвался полный ужаса крик. Малкочоглу, оказавшись в покоях Падишаха, обвел их взглядом и понял, что они пустые. Увидев открытую дверь на террасу, мужчина отвёл штору и увидел Сулеймана, который спал, положив голову на спинку тахты. Подойдя, Хранитель, едва склонившись, позвал: — Повелитель. Открыв глаза, Падишах увидел Бали Бея, который склонился над ним. Сев, мужчина осмотрелся. Так и есть. Вчера, после того, как они поговорили с Ханзаде и та ушла, он уснул прямо здесь. Ему снилась Хюррем в тот памятный день, когда они впервые встретились после первой долгой разлуки. — Что случилось, Малкочоглу? — Сулейман сел ровнее, потирая глаза, желая сбросить с себя остатки дурного и нужно было признать, страшного до холодеющей в жилах крови сна. — Повелитель, Ибрагим Паша вернулся. Он сейчас здесь. Сердце встрепенулось. Он пристально посмотрел на верного слугу, стараясь найти ответ на вопрос, ещё не задав его. Или он боялся? Боялся, что услышит совсем не то, что так жаждет услышать вот уже несколько лет. — Он нашел Хюррем? Малкочоглу смотрел на своего Падишаха, а тот, не дождавшись ответа, поднялся и прошёл мимо. Открыл дверь и вышел в коридор. А мысли опережали друг друга, но сердцу хотелось лишь одного.***
— Афифе хатун, я уже здесь, — отчитался Сюмбюль, остановившись возле Афифе хатун, которая стояла на подъездной аллее, где стояла карета, запряженная шестью лошадьми. — А что произошло, Ибрагим Паша? — произнес евнух, увидев грека, который спешился с лошади. — Здравствуй, Сюмбюль, — бросил Ибрагим, наблюдая, как из кареты с помощью слуги показалась женщина, облаченная в темно — фиолетовое с золотой вышивкой платье. Сюмбюль, увидев женщину, поднял руки к небу, в немом восторге глядя на ту, которую он уже не надеялся увидеть. Она прошла мимо слуг, ощущая их восхищённо — напуганные взгляды, а ужас прошлого преследовал её, словно шлейф. — Ибрагим Паша, неужели это не сон? — всё ещё не веря в то, что происходит, спросил евнух. — Нет, Сюмбюль Ага, — чуть улыбнувшись, ответил грек. — Это не сон.***
Её звали Хюррем. Да, Она Хюррем. Не Александра, а именно Хюррем. Так её назвал Сулейман. Она его наложница, его законная жена. Мать его шестерых детей. Хюррем. Она знала, что все ещё живы те, кто решил, что она должна испить чашу мучений. Знала, кто совершил грех. Ведь лишение свободы, а главное, детей и Сулеймана она считала не иначе, как грехом. И единственное, что она желала — это мести. Изощрённой, сладкой мести. Хотела, чтобы те, кто сумел с ней такое сотворить, испытали боль в тысячу раз больше, чем испытала она. Хотела, чтобы её враги горели заживо. Хюррем шла по долгому коридору дворца Топкапы, слушая шёпот рабынь, которые шептались ей вслед. Ощущала взгляды слуг, которые провожали её, не веря своим глазам. Наконец, издали заметив мужской силуэт, и немного сбавила шаг, она отановилась. Но мужчина, который шёл ей навстречу, тоже замедлил шаг, всматриваясь в женщину, которая стояла в нескольких шагах от неё и смотрела, как тогда. В первую встречу. Сделав ещё один шаг, Хасеки Султан присела в поклоне, а потом, гордо вскинув голову, произнесла: — Султан Сулейман. Сулейман несколько мгновений смотрел на неё, а потом крепко обнял, боясь, что это всего лишь видение, сон, и стоит ему отстраниться, она тут же исчезнет, как было уже не раз. — Хюррем, — прошептал он, зарываясь лицом в копну огненно рыжих волос. — Сулейман, — как много лет назад прозвучал её голос, а мир вокруг словно остановился. Сейчас, в этот момент он Падишах мира, перед которым дрожали неверные Султан Сулейман Хан Хазретлери был обычным мужчиной, к которому вернулся смысл жизни.***
Гарем тем временем гудел, как осиный улей. Девушки бегали одна к другой и пересказывали друг другу одну и ту же новость, думая, правда это или сон. — Это Хюррем Султан? — шепнула одна хатун другой. — Надо же, Хюррем Султан вернулась, — протянула девушка с длинными пшеничными волосами. — А говорили, будто она умерла. — Хюррем Султан живучая, — подхватила вторая, совсем забыв про работу. — Интересно, кто ее вернул? И где она была все это время? — озвучила вопрос, который был у всех на уме третья. — Девушки, девушки, — в гарем вернулась Афифе и похлопала в ладоши, привлекая внимание. — А ну быстро все за работу! Вас и на секунду нельзя оставить. — Афифе хатун, неужели это правда и Хюррем Султан вернулась? — сгорая от нетерпения, спросила рабыня, прижимая к груди учебные принадлежности. — А где же она была все это время? — заинтересованно спросила вторая. — Сейчас я все брошу и пойду спрашивать то, что тебя интересует, Бейза хатун. А ну, закончили разговоры, — прикрикнула Хазнедар. — Веди их на занятия, — обратилась она к младшей калфе. Девушки поспешили в класс, все ещё обсуждая произошедшее. — Афифе хатун, что случилось? Из-за чего такая шумиха? — глядя вслед рабыням, спросила Гюльфем хатун, которая проходила мимо. — Гюльфем хатун, произошло чудо, настоящее чудо, — улыбнувшись, сообщила Афифе. — Какое чудо, Афифе хатун? — не поняла Гюльфем. — Хюррем Султан. Она вернулась во дворец.***
Завтрак во дворце Великого визиря проходил за разговором, темой которого был Шехзаде Мустафа. Рустема, как и раньше, интересовала причина возвращения Мустафы в столицу, но Михримах Султан не могла ничем порадовать супруга. Весь вечер они говорили о делах, которые не касались государства, но Михримах более беспокоило отношения с сестрой, с которой она до сих пор была в ссоре. Поделившись своими сомнениями с супругом, Михримах надеялась получить от него поддержку, но не получила её. — Михримах, мы же давно обо всем договорились, — Рустем отложил столовые приборы и, сложив руки, пристально посмотрел на жену. — Помни, что мы это делаем для блага твоих братьев. Ведь ты прекрасно знаешь, что если бы здесь была твоя Валиде, она бы обязательно нас поддержала. Михримах согласно кивнула, печально улыбаясь. Михримах прекрасно знала свою матушку, а также то, что та никогда бы не позволила своей дочери быть с врагом. — Султанша, Паша, — в комнату заглянула калфа, которая остановилась на пороге. — Приехал Сюмбюль Ага. — Сюмбюль Ага? — переспросила Султанша, нахмурившись. — О, Аллах, неужели что-то случилось во дворце? — взглянув на супруга, промолвила женщина. Великий Визирь повёл плечами, а потом властно приказал: — Впусти! Поклонившись, калфа ушла, а вместо неё мужчина и женщина увидели евнуха гарема, который так и сиял, не скрывая радости. — Михримах Султан, Паша Хазретлери, — поклонившись, произнес Сюмбюль. — Доброе утро. — Доброе утро, — повторил Рустем, ухмыльнувшись. — Что случилось, Сюмбюль Ага? Почему ты приехал?. Что-то с Повелителем? Сюмбюль отрицательно покачал головой, не переставая улыбаться, а потом не выдержал и произнес: — Прекрасная новость, Госпожа. Великая милость Аллаха, — добавил Сюмбюль — Да что же случилось, Сюмбюль? — прикрикнула на слугу Михримах. — Хюррем Султан! — протянул евнух. — Хюррем Султан вернулась. Она во дворце, — сообщил Сюмбюль, наблюдая за дочерью и зятем Султана, которые отказывались верить в услышанное.***
Она замерла, не решаясь сделать шаг. Видела искреннюю улыбку отца, который с восхищением смотрел на Валиде, которая стояла к ней спиной и не решалась сделать шаг. Или вымолвить хоть слово. Она столько времени жаждала этой встречи, столько молитв прошептала, чтобы она вернулась. А теперь. Теперь не было даже слов. Только слезы. Слезы радости. Они бежали по щекам, оставляя после себя следы, а она не спешила их стирать. — Ханзаде, дочка, проходи, — жестом пригласил Сулейман, не отводя взгляда от своей Хасеки, которая, также как и её дочь, замерла в нерешительности. Ханзаде, справившись с внутренним волнением, сделала шаг и, поклонившись, произнесла дрожащим голосом: — Повелитель, Валиде. Хюррем обернулась и с любовью посмотрела на стоящую перед ней девушку, которую не видела несколько лет. Ханзаде. Её ребенок. Девочка, которая со временем стала прекрасной женщиной. — Ханзаде Султан, — промолвила рыжеволосая, бросив взгляд на супруга, который незаметно кивнул. Услышав, как к ней обратилась мать, Ханзаде подняла голову и увидела, что женщина улыбается, а у неё в глазах, как и в глазах самой Ханзаде стоят слезы. — Валиде, — Ханзаде бросилась в объятия матери, которая прижимала её к себе, вдыхала запах её волос и просто благодарила Аллаха за то, что он позволил ей вновь увидеть и обнять своих детей.***
Ибрагим Паша и Малкочоглу говорили не далеко от покоев Падишаха. — Молодец, Паша, — Бали похлопал грека по плечу, широко улыбаясь. — Ты сделал то, что казалось невозможным. Казалось, что даже Повелтель потерял надежду, — чуть тише добавил мужчина. — Не преувеличивай, Малкочоглу, — хмуро произнес грек. — Я только исполнил свой долг. — Конечно, — согласился Бали. — Только я не понимаю, почему ты такой хмурый. Грек ничего не ответил, потому что к покоям Падишаха подошёл Рустем. И мужчины замолчали. — Ибрагим Паша, Вас можно поздравить? Вы, наконец, исправили свое положение в глазах нашего Повелителя, — с ухмылкой произнес мужчина. — Рустем Паша, если Вы думаете, что я вернул нашу Госпожу только ради выгоды, то мне искренне жаль. Рустем промолчал, лишь качая головой. А Малкочоглу и Ибрагим тем временем скрылись в кабинете Хранителя покоев. — И что теперь, Ибрагим Паша? — спросил Бали, как только дверь за ними закрылась. — Теперь, — Ибрагим повернулся лицом к Бали и, сложив руки на груди, — Я с разрешения Повелителя вернусь в Эрзурум вместе с Эсманур и Назан хатун, — рассказал грек. — Значит, ты решил начать все с чистого листа, — подвел итоги Малкочоглу. — Что же, может быть, оно и к лучшему. Я искренне желаю, чтобы у тебя все было хорошо. — Спасибо, — улыбнулся Ибрагим. — Я рад, что ты меня понимаешь.***
Шехзаде Мустафа пребывал в шоке от того, что ему сообщил Ташлыджалы. Собственно новость о том, что Хюррем Султан вернулась во дворец, была у всех на устах. И благодаря главному повару, который отправился на базар, эту новость знала уже вся столица. И кое кто поговаривал, что Хюррем Султан таки истинная ведьма, ведь только такие могут сбежать из преисподней. Поэтому, подойдя к покоям отца, чтобы обговорить свой отъезд, мужчина столкнулся с Хюррем Султан, которая вместе с дочерьми покидала покои мужа. Увидев Хасеки Султан, Шехзаде несколько секунд прибывал в ступоре, а потом, чуть склонив голову, произнёс: — Султанша. С возвращением! Рад, что Вы теперь здесь. — Шехзаде Мустафа, — промолвила женщина, глядя на мужчину снизу вверх. За эти годы он, как и она, изменился. Появились морщины, мудрость в глазах, а также ненависть. О да, за эти годы в глазах рыжеволосой Госпожи ненависти к нему стало ещё больше. Это он прекрасно видел. — Не ожидала Вас увидеть, — призналась Хюррем, пока её дочери наблюдали за матерью и братом. — Я приехал на несколько дней. Уже завтра утром возвращаюсь обратно. — Что же, — протянула Хюррем, — Передавайте моё почтение Махидевран Султан. Надеюсь, что совсем скоро мы с ней сможем увидеться. Она ведь точно не ожидала, что сможет ещё когда — нибудь увидеть меня живой. Ханзаде бросила взгляд на мать, а потом на сестру, которой эта ситуация явно доставляла удовольствие. Ситуацию спас стражник, который сказал, что Сулейман ждёт Мустафу. — Матушка, не следовало так с Мустафой, — встала на защиту брата голубоглазая. — Он ни в чем не виноват. Михримах хмыкнула, а Ханзаде бросила гневный взгляд на сестру и продолжила: — Мустафа очень сильно переживал из-за того, что произошло. — Конечно, Ханзаде, — протянула Михримах. — У тебя все вокруг безгрешные, только за столько лет пора уже запомнить, что под этим куполом таких нет. — Ты права, — согласилась шатенка. — Только и обвинять человека, если у тебя нет никаких доказательств не стоит, хотя бы из-за того, что в наших жилах течет кровь одного отца, — поклонившись матери, Ханзаде направилась к себе — Что это с ней? — недоуменно глядя вслед младшей дочери, произнесла Хасеки. Михримах хмыкнула и, глядя на Хюррем, произнесла: — Пока Вас не было, много чего произошло. И Вы должны об этом знать.***
Они встретились в коридоре, который вёл в покои Падишаха. Она, облаченная в темно зелёное, расшитое золотом и бриллиантами платье. Гордая, величественная, свободная. и он — высокомерный, гордый раб, которым она его считала и знала вот уже много лет. Поклонившись, мужчина хотел пройти мимо, но взгляд рыжеволосой, которая остановилась и буквально пронизывала его своими зелёными глазами, заставил остановиться и обернувшись, спросить, повернув голову: — Что — то случилось, Госпожа? Она медленно покачала головой, пристально рассматривая своего давнего врага и пытаясь найти ответ на свой вопрос. — Ничего, Ибрагим Паша. Просто хотела сказать, чтобы ты не забывал обещание, которое мне дал в тот день в Эдирне. — Не волнуйтесь, Госпожа, — сказал грек. — Я свое слово не нарушаю. Кивнув на прощание, мужчина ушел, а Хюррем, проводив его взглядом, направилась в покои Сулеймана.***
Когда Ибрагим прибыл к дому Эсманур и Назан, на город опустилась ночь. Постучав, мужчина стал ждать, когда женщина ему откроет. Сейчас греку больше всего на свете хотелось обнять свою дочь и, наконец, сообщить ей и Назан, что уже через несколько дней они могут уехать. Подождав ещё несколько минут, мужчина снова постучал, а потом толкнул дверь, которая оказалась не запертой. — Назан хатун, — позвал грек, входя в дом. — Эсманур. Доченька, Эсманур! — позвал мужчина, толкая дверь в большую комнату. Переступив порог, Ибрагим увидел подушку и книгу, которая лежала возле потухшего камина. На столе стояла холодная и уже испорченная еда, а возле тахты — платок Эсманур. Окинув все это взглядом, мужчина поднял платок и медленно сжал его в руке. — Эсманур.