***
Он не мог отвести глаз от Хюррем, которая сидела напротив и ела перепелов. В памяти ожили далёкие времена безвозвратной молодости, когда они вот так же сидели друг напротив друга и были влюблённые, счастливые. С тех пор пронеслось уже много лет, но было то, что оставалось неизменно и неподвластно годам и разлуке. Это любовь, которая жила в сердцах. — Мой мускус, янтарь — смысл моего существования, любимая. Моя яркая луна, родная, моя, сокровенная. Среди красот моих, Султанша. Мое существование — мой смысл, моя жизнь, моя амброзия. Мой рай, моя весна. Моя радость, мой день, моя роза. Эй, смеющаяся роза! — промолвил Падишах, сжимая своей рукой руку жены. Хюррем улыбнулась, глядя на пламя, и прикрыла глаза. Сколько раз за время своего заключения она слышала этот голос во сне. Сколько молитв прошептали её уста, прося Аллаха о милости? Она потеряла им счёт. Рыжеволосая незаметно смахнула слезы, но этот жест не укрылся от Падишаха, который молча взял женскую руку, на которой кое- чего не хватало, и поднёс к своим губам. — Ох, моя прекрасная Госпожа. Сколько бессонных ночей я провел в этих покоях, думая самое ужасное. Слава Аллаху, он милостивый и вернул тебя мне и нашим детям. — Аллах милостив, — задумчиво сказала рыжеволосая, слушая стук сердца Сулеймана. — Только он свидетель того, через что мне пришлось пройти, — с огнем в глазах промолвила Хасеки. Сулейман нахмурился. Умом мужчина понимал, что рано или поздно, но он должен задать вопрос, который очень давно не давал покоя, но не хотел задавить его сейчас. Не хотел рушить этот волшебный миг, о котором столько мечтал. Хасеки, которая заметила перемену в настроении своего супруга, улыбнулась и, коснувшись его щеки, ласково произнесла: — Я знаю, о чем ты хочешь спросить, но поставь себе вопрос, Сулейман, готов ли ты услышишь то, что я скажу. Падишах печально улыбнулся. Как бы он ни хотел знать имя обидчиков, тех, кто лишил его и её лет, которые они могли бы провести рука об руку, он одновременно и боялся того, что могло прозвучать из её уст. — Кто бы это ни был, он должен быть наказан, — наконец промолвил он, но по его глазам Хасеки видела, что в нём говорит в первую очередь Падишах, который карает своих рабов за провинность. — Хорошо, только давай не будем омрачать этот вечер, — попросила она и снова устроила свою голову на его груди, глядя на огонь, который давно уже пылал в её сердце.***
Мелис хатун помогла своей Госпоже переодеться в ночные одеяния и сейчас расчесывала той волосы. Ханзаде смотрела в окно, где по небосводу гуляла полная луна, и думала, думала. — О чем Вы задумались, Госпожа? — нарушила тишину Мелис, глядя на отражение своей Госпожи, которая была слишком печальной, несмотря на то, что впервые за последние время во дворце наступил поистине радостный день. — Что Вас так огорчило? Женщина хмыкнула, откладывая ожерелье, которое держала в руках. — Я сегодня вечером ходила в кабинет Хранителя покоев, хотела увидеть Ибрагима Пашу, но оказалось, что его нет во дворце. Стражник сказал, что он уехал. — Уехал — переспросила Мелис. — Он вернулся в Санджак? Ханзаде повела плечами и, поднявшись на ноги, подошла к кровати. — Не знаю, Мелис, но если даже и так, то мне останется только молиться, чтобы его путь был лёгким. Доброй ночи, — попрощалась Ханзаде, юркнув в постель, голубоглазая с грустью подумала о том, где сейчас Ибрагим и сможет ли она когда нибудь его увидеть.***
Ранним утром Сюмбюль Ага и Афифе хатун были в покоях Хасеки Султан и рассказывали ей о том, что происходило во время её отсутствия. — А где Фахрие калфа? — сделав глоток лимонного шербета, спросила женщина. — По велению Ханзаде Султан она отправилась с Шехзаде Мехметом в Манису, — сообщил Сюмбюль. — Всем моим Шехзаде отправили мои послания? — задала следующий вопрос Хюррем. — Да, Госпожа, — кивнула Афифе. — Я лично отдала их в руки гонцам. — Хорошо, Афифе хатун, — улыбнулась женщина. — Можешь идти. Позже просмотрим расходные книги. — Как пожелаете, Султанша, — откланявшись, Хазнедар ушла. — Сюмбюль Ага, а теперь ты, — сменила тон Хюррем и в глазах появился стальной блеск. — Что здесь происходило, пока меня не было? Ибрагим Паша почему в столице? Он снова состоит в совете Дивана? — Нет, Султанша, — ответил евнух, а потом добавил: — Но это пока. Кто его знает, как отблагодарит Повелитель Пашу, после того, как он сумел сделать то, что не удавалось никому, — чуть тише добавил евнух, наблюдая за Хюррем, которая мыслями была далеко. — Да, то, что не удавалось никому, — повторила Хюррем, глядя на изумрудное кольцо, которое вновь вернулось на свое законное место. — Госпожа, Вы рассказали Повелителю о том, кто сумел с Вами такое сотворить? Хюррем отрицательно покачала головой, глядя на слугу — Гнев и кара Сулеймана это слишком мало для тех, кто виновен во всех моих бедах. Нет, Сюмбюль Ага, я хочу намного больше. Хочу, чтобы те, кто пытался меня уничтожить, ползал у меня в ногах, молил меня о помиловании. Моя месть будет намного изощрённее, — пообещала то ли Сюмбюлю, то ли себе Хюррем, глядя на свое кольцо.***
Впервые за последние время Рустем Паша видел свою супругу в таком прекрасном расположении духа. Они вместе позавтракали, и когда уже Рустем собирался отправиться в главный дворец, Михримах попросила его не задерживаться допоздна. Приехав в главный дворец, Великий Визирь поспешил в зал заседаний, где уже собрались Визири и беи, которые также как и весь дворец, обсуждали чудесное возвращение Хюррем Султан, которую вернул Ибрагим Паша. — Никогда бы не подумал, что Ибрагим Паша сможет вернуть Хюррем Султан, — тихо произнес Хызыр Паша, обращаясь к Матракчи, который стоял возле него. — Ибрагим Паша сделал все, чтобы наш Повелтель снова обрёл смысл жизни, — заметил Насух. — Или сделал все, чтобы вернуть себе прежнее расположение Повелителя, — заметил подошедший Рустем, обращаюсь к Насуху. — Рустем Паша, каждый думает только то, что желает. Но Ибрагим Паша исполнил приказ, который не смогли исполнить Вы. Насколько мне известно, то уже совсем скоро он отправляется в Эрзурум. Рустем ехидно улыбнулся и, как и остальные, склонил голову потому что в зал заседаний зашёл Сулейман, за которым шел хмурый Малкочоглу. Прочитав молитву, Сулейман окинул собравшихся взглядом, а потом обратился к Малкочоглу: — Малкочоглу, где Ибрагим Паша? — Повелитель, Ибрагим Паша, к сожалению, уехал, но он скоро должен вернуться. Падишах нахмурился, ничего не понимая, и перешёл к государственным делам. А Матракчи непонимающе посмотрел на Бали Бея, который лишь покачал головой.***
Проснувшись утром, приняв все нужные процедуры и облачившись в платье нежно мятного цвета, Ханзаде Султан отправилась в покои матери, чтобы поздороваться с ней. Оказавшись перед её покоями, голубоглазая понимала, что вопросов не избежать и хорошо, если вопросы не будут касаться вчерашнего, ведь кто знает, что именно Михримах рассказала Валиде, когда Ханзаде ушла. Переступив порог комнаты, Ханзаде увидела мать и Афифе хатун, которые разбирались с учётными книгами. — Валиде, — поклонившись, произнесла Ханзаде, поднимая голову. — Ханзаде, — Хюррем оторвала глаза от книги и светло улыбнулась, глядя на младшую дочь. — Афифе хатун, закончим позже, — обратилась женщина к Хазнедар, которая забрав книги, ушла. — Проходи, милая, — пригласила Хюррем. Ханзаде подошла к матери и уже хотела опуститься на подушку возле её ног, но Хюррем жестом указала на место рядом с собой и Ханзаде опустилась на тахту рядом с матерью. — Ханзаде, вчера нам не удалось поговорить, — Хюррем взяла дочь за подбородок и посмотрела в глаза. — Дай я посмотрю на тебя. Я так давно тебя не видела. Как ты? — Теперь Вы вернулись и жизнь вернулась в этот дворец, — улыбнулась Ханзаде, глядя в глаза матери, которые столько видели, но сейчас, несмотря на все то, что выпало на её судьбу, светились счастьем и материнской любовью. — Повелитель мне рассказал, как ты его поддерживала. Не позволяла терять веру, — улыбнулась Хасеки, вспоминая разговор с супругом. — Я просто верила, что с Вами все хорошо, — возразила Ханзаде. — Даже когда видела, что в глазах Повелителя нет надежды на то, что все будет хорошо. Если бы я позволила себе и окружающим меня людям потерять веру, то неизвестно, были бы мы сейчас с Вами вместе. — Да, — протянула Хасеки.- Некоторые люди уже давно радовались и произносили Аллаху молитвы об упокоении. — Валиде, — вздохнула голубоглазая, догадываясь, что сестра все же поговорила с матерью. — Если Вы имеете в виду брата Мустафу, то он все эти годы места себе не находил. Он чувствовал себя виноватым. Мне кажется, что Вы делаете неправильно, обвиняя Шехзаде. — Михримах мне говорила, что ты слишком сблизилась с Шехзаде Мустафой, — пристально глядя на дочь, заметила Хюррем, а из её голоса исчезла теплота. — Только позволь тебе напомнить, Ханзаде, что Шехзаде Мустафа первый враг тебе и твоим братьям, а его мать только о том и мечтает, чтобы её сын занял трон Османов. — Валиде, — пролепетала Ханзаде, но взмах руки не позволил проложить; — Я с самого детства тебя говорила, что в этом дворце нет безгрешных, и уже завтра, Ханзаде, может оказаться так, что тот, кого ты ещё вчера считала верным, безжалостно вонзит нож тебе в спину! Не нужно жить иллюзиями, иначе будет очень больно, когда ты поймёшь, что не все люди такие, какими ты их себя представляла Ханзаде промолчала, понимая, что одним только словом может навлечь на себя гнев матери, но потом не выдержала и произнесла: — Но, как показывает время, даже самые заклятые враги могут протянуть руку помощи. Ибрагим Паша и Вы с самого начала сражались, но теперь именно он вернул Вас в этот дворец. Валиде, с Вашего разрешения, — поклонившись, голубоглазая поспешила к двери, которая вскоре за ней закрылась. — Ханзаде! — воскликнула Хюррем, но дочери в покоях уже не было.***
Хатидже Султан была зла на всё на свете: на брата, на Хюсрева, на Ибрагима, да и на судьбу тоже. Избавившись от клетки, как Хатидже Султан часто про себя называла дворец Хюсрева, женщина сразу же очутилась в другом заточении дворца Эдирне и понимала, что выбраться из него будет намного сложнее. Хоть кое какие мысли на этот счёт у женщины все же были. Дети были в восторге от того, что они в Эдирне и все свободное время проводили за занятиями верховой ездой. Хатидже Султан же с неохотой, но обосновавшись во дворце, который должен был заменить ей дом, начала немного привыкать к жизни. Отдав приказ приготовить для неё и детей самые лучшие блюда на ужин, женщина решила подышать свежим воздухом. Сидя в беседке, которая была скрыта за деревьями, Хатидже наблюдала за детьми, которые сидели по разные стороны от нее. Осман, наклонив голову, читал книгу, а Хуриджихан вышивала. Хатидже невольно залюбовалась детьми. Они единственная её надежда и опора. Только они помогают ей пережить всё те неприятности, которые ей послал Аллах. Пройдет ещё несколько лет, и они навсегда покинут родной дом. Хуриджихан выйдет замуж. И уже сейчас Хатидже думала о том, что следовало бы найти для неё хорошего человека, который будет служить верой и правдой государству и, что немаловажно, будет любить Хуриджихан. Осман уже сейчас увлекается иностранными языками, верховой ездой. Сердцем и душой Хатидже Султан желала для своих детей хорошей судьбы и клялась, что сделает все возможное, чтобы у них все было хорошо. — Хатидже Султан. К Хатидже Султан неслышно подошла Ильхар Калфа. Это была уже немолодая, но ещё достаточно резвая женщина с темно синими глазами, которая держала в руках всех рабынь и с первого дня прибытия Хатидже во дворец, проявила к ней уважение и преданность. — Вам послание, — протягивая Хатидже свиток, сообщила Ильхар Калфа. Протянув руку, Хатидже забрала послание. Хатидже улыбкой поблагодарила Калфу, наблюдая, как она исчезает за деревьями. Вскрыв письмо, которое она, признаться, ждала с большим нетерпением, Хатидже пробежала его глазами. Несколько мгновений на её лице не было никаких эмоций, а потом она победоносно улыбнулась, глядя на детей. Кажется, что у неё появился очень хороший союзник, который поможет сделать ей все, что она задумала.***
Малкочоглу еле дождался завершение совета Дивана и того момента, когда Падишах покинет зал, чтобы отправиться на помощь Ибрагиму Паше, но не успел Малкочоглу и подумать о том, что делать дальше, как путь ему преградили Матракчи и Хызыр Паша. — Малкочоглу, что случилось? Где Ибрагим Паша? — спросил Насух, переглянувшись с Хайреддином Пашой. — Случилась беда, — оглянувшись, хмуро произнес Малкочоглу. — Эсманур и Назан хатун пропали. — Что? — воскликнул Насух, но потом понизил голос чуть ли не до шёпота. — Что это? Как пропали? — Вчера вечером Ибрагим Паша отправился в дом к Назан, но оказалось, что он пуст и судя по всему уже несколько дней. Где эта девочка и женщина никто не знает. Ибрагим Паша сейчас пытается найти хоть каких то сведения, но пока ничего. Матракчи прикрыл рот рукой, а Хызыр Паша преклонил голову, Матракчи и Малкочоглу синхронно обернулись и увидели Падишаха, который прожигал своих подданных взглядом, который не сулил ничего хорошего. — О чем речь, Малкочоглу? Какие сведения пытается найти Ибрагим Паша? Ну, что Вы все от меня скрываете?