***
Рустем сделал глоток воды и, отложив столовые приборы, посмотрел на супругу, которая сидела напротив с задумчивым видом и за время завтрака не то, что к еде не притронулась, но даже и слова ему не сказала. — Госпожа, что тебя тревожит? — поинтересовался Визирь, привлекая внимание Михримах. Женщина отодвинула от себя тарелку с супом и печальными глазами посмотрела на мужа. — Я вчера рассказала Валиде о том, что узнала о Ханзаде. О её чувствах к Ибрагиму, — поделилась своими переживаниями женщина. — Для этого были основания? — спросил мужчина, думая о том, что услышал от Падишаха и что вряд ли обрадует его жену. — Ханзаде заявила Валиде, что даже если её супруг будет поддерживать Шехзаде Мустафу, то в первую очередь он будет её супругом. — Хюррем Султан приходила ко мне, — в свою очередь решил поделиться Хорват. — Рассказала, за кого наш Повелитель желает отдать Ханзаде Султан. — И что ты об этом думаешь? — спросила в свою очередь Михримах. Рустем вздохнул. — Все очень запуталось, Михримах. Вчера наш Повелитель мне сказал, что Ибрагим Паша больше не вернётся в Эрзурум. — Что это значит Рустем Паша? — начала женщина, а потом осеклась. — Рустем, ты же не думаешь, что. — В любом случае, Михримах, покончить с этим можно лишь одним способом, а иначе одному Аллаху известно, к чему всё это приведет, — задумчиво закончил Рустем, глядя на жену, которую не на шутку испугало услышанное.***
Ибрагим, — Паша погладил волосы спящей дочери, которая во сне напоминала ангела, а потом осторожно коснулся губами щеки Эсманур и, поправив одеяло, на цыпочках вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь. Оказавшись в коридоре, мужчина прислонился спиной к стене и прикрыл глаза. Кошмар, который длился несколько дней, закончился. Его дочь и Назан хатун были в безопасности. Но грек понимал, что задерживаться больше в Стамбуле он не может, да и, признаться честно, не желает. Хватит для него всего того ужаса, который он пережил. Услышав, как кто-то тронул его за плечо, Ибрагим открыл глаза и увидел рядом с собой Матракчи Насуха Эфенди, который с тревогой смотрел на Ибрагима. — Паша, как ты? — спросил художник. — Как Эсманур? Надеюсь, что ей ничего не сделали? Ибрагим отрицательно покачал головой. — Слава Всевышнему, ее здоровью ничего не угрожает. Моя девочка просто очень сильно истощена, но доктор осмотрел её и сказал, что за несколько дней она должна прийти в норму, — поведал Ибрагим. — Слава Аллаху! — облегчённо произнес Насух. — А как Назан хатун? Ибрагим ничего не ответил и толкнул дверь в главную комнату, где на низкой тахте в чёрном платье, приложив платок ко рту, чтобы остановить кашель, сидела Назан хатун. Увидев мужчин, женщина хотела подняться, но Ибрагим жестом остановил её. — Как Вы, Назан хатун7 — Ибрагим посмотрел на женщину, которая пострадала в лапах негодяев больше, чем его дочь. Из-за проведенного времени в сыром и холодном помещении в болезненной женщины начался сильный кашель и даже поднялся жар. — Уже лучше, Ибрагим Паша, — попыталась улыбнуться Назан, но её снова сдавил кашель, не позволяя говорить. — Лекарь был? — посмотрев на Ибрагима, спросил Матракчи. Грек кивнул. — Был. Назан хатун, я завтра попытаюсь кого — то прислать, чтобы Вам помогли собраться для отъезда в дорогу. А сейчас Вам нужно как следует отдохнуть. Ибрагим вышел на улицу и, опустившись на ступеньку, снял тюрбан и, запрокинув голову, посмотрел на небо, которое было усеянное звёздами. Глядя на эти звёзды, мужчина думал о том, что произошло и том, что ждёт его впереди.***
Сейчас он был похож на зверя, который ради спасения своего ребенка готов на все. А он и готов был на все. Стоя на пороге темной и холодной темницы, с ненавистью глядя на человека, который стоял прикован кандалами, Ибрагим чувствовал лишь всепоглощающую ненависть, которая затмевала все на свете. В несколько шагов преодолев расстояние, которое его отделяло от обидчика, Ибрагим сдёрнул с него маску и увидел перед собой незнакомого человека лет сорока. Его черные кудрявые волосы были коротко острижены, а правую щеку до самого подбородка рассекал шрам, в то время как само лицо было в ожогах. Ибрагим несколько секунд смотрел в черные глаза, а потом, одним движением выдернув кинжал, приставил его к горлу своего врага. — Кто ты такой? Кто тебя подослал? — процедил Ибрагим, чувствуя, как ненависть волной захлёстывает его разум. — Отвечай! Наказание ты Аллаха! Мужчина хрипло засмеялся. И этот смех эхом отозвался от стен и казалось, что стал ещё громче. — Ибрагим Паша, ты думаешь, что, узнав моё имя, ты узнаешь очень много? Моё имя не откроет тебе самого главного, — он скосил глаза и посмотрел на нож. — А смерти я не боюсь. Однажды я уже побывал в её объятиях, но сам Аллах решил, что я недостаточно страдал, и вернул меня на эту грешную землю, чтобы продолжить мои муки, которые длятся не один десяток лет. — Где моя дочь? — как мантру повторил Ибрагим, а на шее обидчика появился тонкий красный след. Мужчина бросил взгляд на Малкочоглу, который стоял чуть дальше, спрятав руки за спину, и казался совершенно спокойным и не спешил останавливать Ибрагима, а потом на самого Ибрагима, который в этот момент был готов на все. — Я скажу тебе, где девочка, но и ты должен мне кое — что пообещать, Ибрагим Паша, — криво усмехнулся мужчина, пристально глядя на своего визави. — Если ты думаешь, что я отпущу тебя на свободу. — начал Ибрагим, но мужчина вновь рассмеялся, качая головой. — Свобода для всех имеет разное значение, Ибрагим Паша. Да и как я уже сказал, смерти я не боюсь. И даже если ты убьешь меня после того, как я тебе скажу, где твоя дочь, то я тебе пойму. Но для начала ты должен выслушать меня, а потом уже сам решишь, как тебе поступить. В конце концов, это твоя жизнь. Ибрагим переглянулся с Малкочоглу. Оба ничего не понимали.***
Почувствовав, как на его плечо легла рука, Ибрагим вздрогнул и, подняв голову, увидел Насуха Эфенди, который опустился рядом с ним на ступень. Некоторое время между мужчинами царило молчание. Каждый из них думал о своем. Первым тишину нарушил Насух, прерывая ход мыслей Ибрагима. — Значит, ты твёрдо решил уехать? — голос Насуха был тихим и печальным. Подсознание говорило о том, что он сейчас услышит ответ, который ему совсем не понравится. — Да, Насух Эфенди. Я не могу и не хочу больше подвергать опасности жизни Эсманур. Она единственное, что у меня осталось. Единственное, что принадлежит мне, — чуть тише добавил Ибрагим с печалью в глазах. Насух понимающе кивнул. — Как думаешь, Повелитель одобрит твое решение? Он отпустит тебя? Ибрагим на несколько секунд задумался, а потом поднялся и, поправив тюрбан и кафтан, посмотрел на небо, которое окрашивалось в нежно розовый цвет. — Я постараюсь его убедить. В конце концов, в Стамбуле и самом дворце есть достаточно людей, которые будут несказанно рады моему отъезду. Он направился к лошади, и Насух направился за ним. Поправив седло, мужчина хотел оседлать коня, как вдруг Насух тронул его за плечо. — Ибрагим Паша, ты должен знать, что в этом городе есть люди, которые рады, что ты вернулся. Пускай и ненадолго. — Я знаю, Насух Эфенди, — ответил грек, но перед глазами почему то увидел совсем другого человека с печальными глазами цвета неба.***
Хюррем не желала никого видеть, кроме верного Сюмбюля. Но даже слуга, который верой и правдой служил рыжеволосой много лет, не мог успокоить свою Госпожу, а также понять причину её взволнованности. — Госпожа, я, как Вы и просили, узнал кое что о Саваш бее, — услужливо протянул евнух, надеясь хоть так поднять настроение своей Госпожи. — Какое это теперь имеет значение, Сюмбюль? Ага! — вскипела Хюррем, которая после вчерашнего разговора с младшей дочерью не могла прийти в себя и всю ночь провела без сна. — После того, что произошло. — Что произошло, Госпожа? — осторожно спросил Сюмбюль, но Хюррем резко поднялась на ноги, при этом опрокинув стакан, который стоял на подлокотнике тахты. — Немедленно передай Рустему Паше, что я желаю его видеть. Немедленно! И ещё. Позови ко мне Ханзаде Султан. — Как прикажете, моя Госпожа, — пролепетал Сюмбюль, низко поклонившись. Попятившись к двери, которую открыли рабыни, Сюмбюль мог только догадываться, что могло вывести его Госпожу из себя.***
Ханзаде Султан в сиреневом платье с золотом вышивкой на рукавах сидела в шатре в саду и завтракала, слушая щебетание птиц, которые прятались в кронах высоких деревьев, а также наслаждалась ветерком, который приятно ласкал лицо, игрался её волосами. Молодой женщине хотелось закрыть глаза и, раскинув руки, словно маленькая девочка, побежать навстречу ветру. Хотелось хоть на миг вернуться в детство, где все так просто и легко. Где нет боли, слез и страха перед будущим. Хотя последнего у Ханзаде таки и не было. И все благодаря вчерашнему разговору с Валиде, который помог расставить все по своим местам.***
Она смотрела на записку в руках матери и отчётливо понимала, что теперь, когда мать все знает, ей ничего не стоит вот так вот просто уничтожить и того, от кого было послание. Ханзаде медленно подняла глаза на мать и инстинктивно отшатнулась, увидев пламя в её глазах. О, оно было очень хорошо известно молодой женщине. Это пламя загоралось в глазах жены Повелителя только для врагов. А врагов у Хасеки Султан было достаточно. Начиная с наложниц, которые хотя бы раз смогли попасть на ложе Падишаха, и заканчивая самими членами Династии. — Да, я люблю! — дерзко бросила Ханзаде, глядя в зелёные глаза матери. — То, что Вам сказала Михримах, — правда. — Как ты смеешь говорить мне такое! — глядя в глаза, процедила Хюррем, сжав руку в кулак. Ханзаде проследила за этим движением и печально улыбнулась. — Я забыла, Валиде, что Вы не любите слышать то, что неугодно Вам. Да и слышать то, что Вам сказала Михримах, Вы тоже не хотели. Тем не менее, это правда. Но знаете, что самое главное. Я смогла бы убить в себе эту любовь, как сделала это в шестнадцать лет. Я бы сделала это, но теперь… — Ты не посмеешь, — процедила Хюррем, желая испепелить взглядом стоящую перед ней молодую женщину, в глазах которой тоже горел огонь только совсем другой. — Знай, Ханзаде, что я сделаю все возможное, но ты никогда не совершишь ту глупость, которую задумала. — Глупость? — переспросила Ханзаде, вдруг звонко рассмеявшись. — Значит, с этого дня любовь для Вас всего лишь глупость? Тогда убейте во мне эту глупость! Думаете, что Вам это под силу? Вы сумеете это сделать? — с вызовом бросила Ханзаде. Хюррем несколько секунд молча смотрела на дочь, которая сейчас мало была похожа на ту кроткую и милую Ханзаде, а потом разжала кулаки и направилась к двери. Ханзаде пристально следила за каждый движением матери, которая была как скала, словно ожидая удара. Хюррем постучала в дверь и, дожидаясь пока откроют, произнёсла. — Если ты сама не можешь избавиться от этого наваждения, которое ты называешь любовью, то я тебе помогу. Я клянусь Аллахом, что не позволю тебе совершить то предательство, которое ты собралась. Я даю тебе время до утра. Хюррем ушла, а Ханзаде несколько минут смотрела на закрытую дверь. В голове эхом звучали словами матери, а потом она словно очнулась. — Мелис! — громко позвала Ханзаде, совсем не обращая внимания на беспорядок, который творился в покоях. — Мелис, где же ты? — громче крикнула шатенка, пытаясь снять кафтан, но пальцы не слушались. — Госпожа, — из комнаты для прислуги вышла девушка и увидела свою Султаншу, которая снимала одежду. — Немедленно принесли моё платье. Немедленно! — приказала женщина. — Госпожа, что случилось? — не поняла Мелис, помогая Ханзаде. — Мы идём к Повелителю. Немедленно! — Госпожа, но уже поздно, — пролепетала рабыня, совершенно ничего не понимая. — Поздно, может быть потом, — ответила Ханзаде. — Пошли, — поторопилв Ханзаде, а сердце словно сумасшедшее билось в груди. Нужно было поспешить. Ханзаде знала мать, а также то, на что она способна, и не могла позволить ей сделать то, что она задумала. И чтобы помешать ей, был только один выход.***
— Ханзаде Султан, — тихий и немного тревожный голос Мелис хатун нарушил ход тяжёлых мыслей Ханзаде, заставляя её повернуть голову в сторону служанки, которая стояла рядом. — Что, Мелис? Ты хочешь у меня что-то спросить? Девушка несмело кивнула, а потом все же спросила, медленно произнося слова. — Госпожа, о чем Вы говорили с Повелтелем? Девушка вздохнула, потом поправила непослушный завиток и, глядя вдаль, произнесла: — Аллах мой свидетель, Мелис, что разговор, который вчера произошел в покоях отца, никогда бы не произошёл, если бы не вчерашний вечер. Теперь Валиде все знает, и слишком глупо все отрицать. Тем более, что она так просто все это не оставит. Но и я не буду сидеть, сложа руки, — пообещала Ханзаде. — Госпожа, я никогда Вас раньше такой не видела. Я думала, что Вы никогда не решитесь на такой поступок, — восхитились Мелис. — Иногда, чтобы зажечь огонь, достаточно одной маленькой искорки. А моя сестра, сама того не желая, разожгла пожар. И теперь, Мелис, я не позволю никому сделать плохо тому, кто мне дорог. — Ханзаде, Султан, — к шатру подошёл Сюмбюль и с улыбкой на лице поклонилась младшей дочери Султана. — Хюррем Султан велела немедленно позвать Вас. Ханзаде усмехнулась, глядя на верного слугу матери. Голубоглазая знала, что на следующий день ей не видеть покоя. Этот приказал — это только начало. В конце концов, одному Аллаху ведомо, что успела придумать её Валиде за эту ночь. Но и она тоже не сидела без дела.***
Сулейман стоял на террасе и смотрел, как Стамбул просыпается после очередной ночи. Где — то в вышине над Босфором кружила чайка, а где — то причалил корабль. На базаре усатый купец громко кричал, расхваливая свой товар и привлекая покупателей, а где — то испекли свежие лепешки. Жизнь, несмотря ни на что, текла своим чередом. Только он из-за последних событий не слишком обращал внимания на все это, больше замыкаясь в себе и думая только о собственном горе. Но теперь все прошло, и мужчина как будто проснулся после долгого и ужасного сна, чтобы снова вернуться к жизни, которая, как оказалось, хранила много секретов и тайн. — Повелитель, — за спиной Сулеймана показался слуга. — Ибрагим Паша прибыл во дворец. Сулейман кивнул и жестом разрешил рабу удалиться. Ему предстояло огласить одно очень важное решение, которое он принял сегодня ночью. Но не ошибся ли он? Последний раз посмотрев на вид, который открывался перед ним, мужчина, чеканя шаг, направился в зал заседаний. Новый день обещал много сюрпризов почти для всех членов Султанской семьи.