***
Хатидже Султан сидела на тахте и, подперев подбородок рукой, наблюдала за Фатьмой, которая расспрашивала Хуриджихан и Османа о их успехах в учебе и мимо воли сравнивала себя с сестрой и с сожалением приходила к выводу, что они слишком разные. Хатидже с самого детства была тихой, смирной и покорной. Не доставляла ни отцу, ни матери хлопот, в то время как Фатьма росла очень подвижным и непослушным ребенком и любила поспорить с матерью, желая таким образом довести свою правоту. В конечном итоге для Фатьмы это заканчивалось очередным наказанием, а для Айше Хафсы Султан — головой болью и нервным срывом. Единственным, кого боялась Фатьма, был отец Султан Селим. Одного его грозного взгляда хватало, чтобы усмирить непокорную дочь, но не надолго. Да и Хафса Султан считала, что не годится каждый раз жаловаться супругу и как могла, старалась найти подход к дочери, окружить её любовью и заботой и привить интерес к тому, чем должна заниматься истинная Госпожа. К музыке, живописи, рукоделию, книгам. Но молодой Госпоже все это было не по нраву. Она не понимала сестёр, которые беспрекословно выполняли все прихоти и указания матери. Она не находила в такой жизни интереса и жаждала лишь одного — свободы. И она её обрела, но не так, как хотела. — Фатьма, как Мустафа Паша? — спросила Хатидже после того, как служанка увела детей на занятия, и они остались одни. — Я думала, что Вы с ним вместе приедете. — Ему нездоровится, — все также с улыбкой на губах заявила Фатьма, разглаживая складки на безупречном платье болотного цвета с воротником. — Хатидже, я ведь понимаю, что ты меня позвала в Эдирне, чтобы не о здоровье Мустафы Паши спрашивать, — серьёзным тоном произнесла Госпожа. — И твои письма с настойчивым приглашением я тоже помню. Что произошло? Почему ты не в столице вместе с Хюсревом Пашой? — Потому что я развелась с ним, и как наказание Султан Сулейман выслал меня и моих детей в эту глушь, — хмуро закончила Хатидже, а Фатьма выглядела заинтересованной. — Что это значит? Хатидже закусила губы и начала все самого начала, понимая, что разговор будет очень долгим.***
Шах Султан завтракала в гареме в обществе наложниц и дочери, которая больше молчала, искренне непонимания, зачем мать всё это затеяла. Шах Султан же сидела в окружении нескольких наложниц и, улыбаясь им, пыталась узнать то, что её интересовало. Девушки же тем временем разделились на две стороны. Сюмбюль Ага, который стоял на пороге, внимательно прислушивался к тому, о чем говорила Госпожа с рабынями. — Госпожа, мы так рады, что Вы вернулись, — девушка, которая сидела по правую руку от Шах, улыбнулась. — Дай Аллах, Вы больше не покинете нас. — Как решит Повелитель, так все и будет. Вы лучше расскажите, ведь Ваша Госпожа вернулась Хюррем Султан. — Хвала Аллаху, Султанша, — проложила белокурая. — Повелитель ведь так истосковался по ней. С возвращением Хюррем Султан в этот дворец жизнь вернулась. Но вот только эта беда с Шехзаде Мехметом. — Беда с Шехзаде Мехметом? — переспросила молчавшая все это время Эсмахан, возвращая стаканчик на столик. — А что произошло? — Не знаю точно, Госпожа, но поздно вечером пришло письмо из Манисы, и Повелитель с Хюррем Султан и Ханзаде Султан в тот же миг отправились в путь. Дай Аллах, все хорошо. — Дай Аллах, — повторила Шах, думая о том, что узнала, а узнала она достаточно, если вспомнить вчерашний разговор с Великим Визирем, который был не очень рад увидеть вернувшийся из ссылки Султанскую сестру.***
Рустем Паша, завершив все свои дела, собирался домой к супруге, где впервые за последние годы хотел провести вечер без напоминаний о всех тех проблемах, которые собирались, словно снежный ком. Но появление сначала служанки Шах Султан, а потом самой Госпожи дали понять, что домой попадет он ещё не скоро. Шах Султан пошла в кабинет, гордо подняв голову а потом окинула взглядом комнату и надменно посмотрела на мужчину, который так и поклонился с папкой в руках. — Шах Султан. — Только не говори, ты рад меня видеть, Рустем, Паша! — отрезала Шах Султан, проходя вглубь комнаты. — Помнится, ты мне говорил, что поможешь отправить Ибрагима Пашу обратно, что у каждого человека есть слабые места и тайны. Но оказалось, что твои слова — это всего лишь пустой звук, — уколола Шах, от чего у Рустема заиграли желваки. Мало ему упреков и шпилек от Хюррем Султан, ещё и Шах Султан туда же. — Госпожа, я не Аллах. Мне не все подвластно. — Да, — издевательски усмехнулась черноволосая. — А я думала, что Великий Визирь Османской империи имеет очень сильную власть. Но и ты прав. О чем можно говорить, если простой наместник Эрзурума сумел намного больше. — Госпожа. — начал Визирь, но та его остановила: — Хватит, Рустем Паша, все твоих слова я знаю наперед. Лучше расскажи, как обстоят дела с Ибрагимом. Как я понимаю, свою миссию он выполнил. Что теперь? Он вернулся в Эрзурум? Рустем отрицательно покачал головой, вызвав ироничную улыбку в Шах. — Я другого и не ожидала. Что же, Рустем Паша, пока меня не было, ты действительно много чего сделал. Например, допустил сближение Ибрагима Паши и Повелителя. Но ты должен понимать, что это плохо в первую очередь не только для тебя, но и для Хюррем. Рустем сцепил зубы, понимая, что Шах Султан права, но говорить больше ничего не стал. Шах же, измерив Рустема взглядом, вышла из кабинета. То, что она узнала, многое объясняло.***
Сулейман побеседовал с наставником Мехмета, побывал на заседании Дивана, а сразу же после его окончания вместе с сыном и охраной решил инкогнито побывать в городе и узнать о том, что народ думает о наследнике и о самом Сулеймане. Идя по базару в простой крестьянской одежде, мужчина прислушался к разговору продавцов с иностранными купцами о том, что налоги стали слишком большими. — Как дела идут, Бей Эфенди? — остановившись возле ларька с тканями, спросил Падишах, рассматривая нежно бежевую атласную ткань. — Если жалобы? — О чём Вы, Бей Эфенди? — усмехнулся в ответ худощавый седовласый продавец в темно коричневом кафтане. — А тех пор, как Шехзаде Мехмет стал наместником Манисы, нам грех жаловаться. Хвала Аллаху, дела идут хорошо. Сулейман усмехнулся в усы, продолжая рассматривать ткани. А мужчина проложил: — Нам не на что жаловаться. — Да, — подхватил торговец. который выносил уставшим путникам чай. — Если кто и должен жаловаться, так это Шехзаде Мустафа. Мехмет заметно напрягся, услышав это, и бросил взгляд на отца. Но тот смотрел лишь на купца, ожидая, что тот будет говорить дальше. — А по твоему мнению, Шехзаде Мустафе есть на что жаловаться? — выгнув брови, спросил Сулейман, совсем забыв о тканях, которые он всего лишь пять минут назад рассматривал. — А как же, бей! — с энтузиазмом произнёс купец, совсем забыв о чае, который держал на подносе. — Он старший Шехзаде и вдруг послан в Амасью, а санжаках Сарухан отдан сыну этой ведьмы Хюррем Султан. — Как ты смеешь говорить так о жене Повелителя! — воскликнул Мехмет, но, увидев взгляд отца, замолчал. Но гневное выражение лица не исчезло. — Ну, Султану Сулейману виднее. Но это не справедливо, — произнёс купец, возвращаясь к своим делам. Сулейман лишь покачал головой.***
Хатидже Султан завершила свой слишком длинный рассказ и повернулась к сестре, которая сидела на тахте, с задумчивым видом смотрела на сестру, без единого намека на смех или улыбку. — И как именно ты хочешь, чтобы я тебе помогла? Привезла Ибрагима Пашу к тебе, в Эдирне? — Фатьма иронично улыбнулась. Хатидже качнула головой и, подойдя, опустилась рядом с сестрой на тахту. А потом взяла её за руку. — Фатьма, ты единственный человек, который может мне помочь. Ибрагим сейчас там, я здесь, а совсем скоро Повелитель его снова вышлет в Эрзурум. Пожалуйста, помоги мне. Ты моя единственная надежда, — с мольбой промолвила Хатидже. Фатьма посмотрела на страдающую сестру и долго молчала. А потом мягко высвободила свою руку из ее и произнесла: — Хатидже, зачем тебе это? Эта история давно завершилась, а ты делаешь вид, что нет. Неужели тебе мало того, что Повелитель выслал тебя сюда? Почему ты хочешь разгневать его ещё больше? — Повелитель не видит истины, а истина в том, что мы с Ибрагимом до сих пор любим друг друга. Фатьма, ты моя единственная надежда. Помоги мне. Фатьма вздохнула. — Хорошо, я помогу тебе. Говори, что нужно сделать. Хатидже радостно улыбнулась, а потом крепко обняла сестру. Она знала, что все обязательно получится. Совсем скоро она. Нет, они с Ибрагимом будут счастливы.***
Пока Хатидже Султан строила грандиозные планы по поводу её счастливой жизни с Ибрагимом, сам Ибрагим был полностью занят государственными делами, которые ему поручил Падишах перед отъездом. Они с Малкочоглу обсуждали тактику предстоящего похода, когда в кабинет хранителя покоев пожаловал Матракчи Насух Эфенди — Ибрагим Паша, Малкочоглу, — поздоровался учёный, рассматривая карту, которая лежала перед мужчинами. — Подготовка к походу почти завершилась? Ибрагим кивнул, собирая чертежи и документы и складывая их в папку. — Завершилась, — кивнул Малкочоглу. — Как только Повелитель вернётся из Манисы, сможем выступать. — Ничего не слишком по поводу того, что произошло в Манисе? Малкочоглу отрицательно покачал головой. — Хранитель покоев. Прибыл Альпера Паша из Амасьи. Он желает видеть Повелителя, — произнес вошедший. Ага. Малкочоглу посмотрел на Агу и вышел из кабинета. За ним последовали и Ибрагим с Насухом. Выйдя, они увидели двоих мужчин, одного постарше, в черном кафтане и тюрбане, и помладше, в синем кафтане, который очень ему шел. Тот, который был помладше, с интересом рассматривал дворец, ведь ему впервые выпала такая честь. — Альпер Паша, — подойдя, окликнул Малкочоглу. — Я хранитель Султанских покоев Малкочоглу Бали Бей. — Здравствуй, — поздоровался Паша и дёрнул сына за рукав кафтана. Саваш теперь с интересом рассматривал стоящих перед ним мужчин, которые были ему незнакомы. Ибрагим тоже с нескрываемым интересом рассматривал молодого человека, которого, по словам Падишаха, знал как жениха Ханзаде Султан Хазретлери. Тот был красив и, если верить словам Султана Сулеймана, умен. А такая партия очень подходила для нежной и утончённой Ханзаде Султан. — Ибрагим Паша! Ибрагим Паша! — позвал Насух друга, который слишком ушёл в свои мысли. — Что с тобой? Ибрагим мотнул головой и перевёл взгляд на друга, который на него смотрел. — Что с тобой? — недоуменно спросил Насух Эфенди. — Ничего, — отмахнулся грек. — Пойдем. Насух повел плечами и направился за Ибрагимом, ничего не понимая.***
После возвращения во дворец, Мехмет был не в лучшем настроении. А все из-за того, что услышал на базаре. Неужели народ прав? И что самое главное, неужели и его брат ненавидит его также, как об этом говорят. Думая об этом, мужчина бродил по саду и никак не мог найти покой. В таком состоянии сына и нашел Сулейман, который увидел его с террасы. — Шехзаде, — улыбнулся Сулейман, который сразу же поклонился, увидев отца. — Что с тобой? — Ничего, Повелитель, — попытался соврать молодой человек, но, увидев взгляд отца, все же признался: — Отец, Все эти люди на базаре. Их разговоры. — Мехмет, запомни одно: приказы Падишаха кому то могут быть по нраву, а кому то нет. То, что кому то приносит радость, другим приносит горе. В этой жизни у каждого из нас есть право выбора. Я свой выбор сделал. Ты тот Шехзаде, которого я хочу видеть на троне. И это не потому, что твои братья лучше или хуже тебя. Из поступком человека состоит то, каким будет его будущее. Тебя не в чем себя винить. Мехмет лишь покачал головой, вспоминая утренний разговор с сестрой о Мустафе, а потом добавил; — Отец, я клянусь, что никогда не разочарую Вас. Сулейман похлопал сына по плечу и вдруг мужчины услышали женский смех. Подняв головы на террасе они увидели Ханзаде, Мелис хатун и Джихан, которые весело о чём то болтали. — Надеюсь, что я в следующий раз приеду в Манису, чтобы взять на руки своего внука. Мехмет улыбнулся, глядя на беременную Джихан, а потом посмотрел на отца: — Повелитель, я сегодня говорил с Ханзаде. — Мехмет замолчал, а Сулейман заинтересованно на него посмотрел. — Твои сестры, Мехмет, это зеницы моих очей. Я не допущу, чтобы они страдали, — ответил Сулейман, заставив сына задуматься над этими словами.***
Ибрагим сделал глоток вина и поставил стакан на столик. Они с Насухом сидели в отдаленном углу мейханы и говорили. Насух рассказал о том, что он ожидает от предстоящего похода, но по задумчивому взгляду Ибрагима, Насух понимал, что тот его совсем не слышит. Грек думал о том самом разговоре с Падишахом, который, он знал, точно изменит его жизнь, а в какую сторону, покажет лишь время. — Кстати, а кто этот человек, Альпер Паша? — поинтересовался Насух, вспомнив встречу возле кабинета Малкочоглу. — Его сын Саваш Бей, учёный из Амасьи. Он несколько лет учился в Бурсе, сейчас работает учителем в медресе в Амасье. Повелитель хочет за него Ханзаде Султан отдать, — рассказал Ибрагим, чувствуя, как от последнего сказанного предложения становится горько. — Только не мил он Султанше. Она любит другого человека. Насух лишь покачал головой, делая очередной глоток вина. Мужчина слишком хорошо было известно, что такое любовь без взаимности. Учёному было жаль молодую женщину, но вместе с тем мужчина понимал, что воля Падишаха должна быть исполнена. — Такова судьба женщин Династии. С ней никто не вправе спорить, — вздохнул Насух Эфенди. — Но Ханзаде Султан смогла, — шокировал Ибрагим друга, переводя на него взгляд. — Ханзаде Султан пошла к Повелителю и сказала, что не может выйти замуж за нелюбимого. Не может сделать двоих людей несчастными. Она сказала, что любит другого человека. — Значит, её чувство очень сильное, — промолвил Насух, думая о том, что услышал. — Повезло тому, кому Ханзаде Султан отдала свое сердце без права на счастье. Ибрагим покрутил в руках стакан и поднял глаза на друга; — Ханзаде Султан сказала отцу, что любит меня. Я тот человек, Насух Эфенди.***
Вечером Хюррем Султан была приглашена в покои сына, где был накрыт ужин на двоих. Мехмет хотел поговорить с матерью с глазу на глаз, а поговорить было много о чём, но пока они молча сидели друг напротив друга. Хюррем ела суп и любовалась старшим сыном. тревога за которого все эти годы не оставляла её сердце. — Матушка, что с Вами? —заметив пристальный взгляд матери, спросил Шехзаде. Хюррем отложила ложку и мягко улыбнулась. Но в глазах её была грусть. — Шехзаде, ты моя надежда и опора, и я сделаю все, чтобы с тобой все было хорошо, — поклялась она. Мехмет взял мать за руку и, сжав её, благодарно улыбнулся. — Валиде, я знаю это и всегда знал. Я очень рад, что Вы вернулись. Если бы Вы знали, как страдал Повелитель. — Кому то моя пропажа приносила радость, а кому то горе. Но я теперь вернулась. И я никому не позволю обижать моих детей! Мехмет вернулся к еде. И некоторое время в покоях слышался лишь стук ложки о тарелку — Валиде, я хотел поговорить о Ханзаде, — осторожно начал Мехмет, но лицо сидящей напротив матери изменилось вмиг. Она нахмурилась и отложила ложку, а потом вытерла губы и, сделав глоток шербета, посмотрела на сына. — Мехмет, я не желаю об этом сегодня говорить. — Валиде, неужели Вы насколько разгневались на Вашу дочь, что даже имени её не желаете слышать? В чем перед Вами провинилась Ханзаде? — Любовь Ханзаде — это уже одна огромная вина. А она, не стыдясь, заявила мне, что любит того, кто причинил мне столько зла. Довольно, Мехмет. Я не хочу больше омрачать этим разговором этот вечер. Мехмет замолчал, понимая, что спорить с матерью бесполезно. И молодому человеку было жаль сестру, которая выбрала тяжёлый путь.***
Расчесав волосы, Ханзаде сидела на тахте и читала книгу, которая отвлекала от мыслей, которые крутились вокруг приезда Саваш Бея, предстоящей свадьбы и её новой жизни. — Внимание! Султан Сулейман Хан Хазретлери! — прокричал Ага. Ханзаде отложила книгу и, поднявшись на ноги, поклонилась отцу, который, войдя, раскинув руки, направился к дочери. заключая в её в объятия и целуя в лоб. — Ханзаде, моя дорогая доченька. Как ты? С тех пор, как мы в Манисе, мы не виделись с тобой. — Все хорошо, Повелитель, — коротко ответила женщина, не смея поднять на отца глаза. Ей казалось, что она увидит в них укор и злость, и все это будет оправдано, ведь она пошла на поводу у своего сердца. — Ханзаде, ты растроена? Ты сердишься на меня? — догадался Падишах, взяв дочь за подбородок и заглянув в глаза. — Что Вы, Повелитель! — горячо возразила голубоглазая. — Как я смею на Вас сердиться? Я просто до сих пор боюсь за брата Мехмета. — Я тоже очень испугался, — согласился мужчина, присаживаясь на тахту и приглашая дочь сесть. — Но я обещал твоей Валиде и обещаю тебе, дочка, что кто бы это ни был, он понесет самоё строгое наказание. — Но Ильяс мёртв, и он не успел сказать, кто ему приказал это. — Ханзаде, не беспокойся об этом, — попросил Сулейман. — Лучше ложись отдыхать. Скоро мы возвращаемся в столицу, где тебя ожидает новая жизнь. Доброй ночи, дочка, — пожелал Сулейман и, улыбнувшись, ушел, не подозревая, что в ушах её дочери до сих пор звучат слова о том, что её ждёт новая жизнь.***
Хюррем вернулась в свои покои рассерженная ещё больше. Женщина не ожидала, что даже не родной сын будет говорить ей такие слова. Неужели они все ничего не понимают. За Хюррем спешила верная Фахрие. — Госпожа, с Вами все хорошо? — осторожно спросила Калфа, когда Хюррем опустилась на тахту и зло сжала кулаки. — С каждым днём кажется, что все забыли то, что было в прошлом. Забыли то, что со мной сделали. мои враги То, что я пережила по их вине. Ладно, что у тебя? — Госпожа, как Вы и приказали, я обыскала комнату Ильяса Аги.