Питер
Застрял меж «делай» иль «умри», и силы покидают, Дышу с трудом, как ни крути, я просто задыхаюсь. Лечу с вершины без конца, и не во что вцепиться, Всех солнце греет, мы с тобой — два в мире отщепенца. Вернись домой¹.
Был один момент. Лишь один, когда Питер только просыпался. До того, как вспоминал, что Гарри мёртв, а Уэйд исчез. Момент, когда простыни казались тёплыми, лучи солнца, бьющие в глаза, подсвечивали веки оранжевым изнутри, а всё вокруг казалось сном. А потом всё разом обрушивалось, когда он вспоминал, что возвращался в реальность. Питер жил ради этих мгновений. Но они были слишком редки, немногочисленны и с большим промежутком друг от друга. Чаще он просыпался в состоянии слепой паники. Сердце колотилось, зрение затуманивалось, грудь сжимало обручем так сильно, что казалось, будто он прямо сейчас умрёт, молча задыхаясь в постели. Он хватал воздух ртом, потел и трясся, остатки сна всё ещё липли к коже — разбитые осколки тьмы. Вспышки зелёного. Глухой тошнотворный треск. И глаза. Голубые, пристально смотревшие. Порой в них мелькало обвинение. Иногда — сломленность предательством. Но в основном — пустые. Пустые, тусклые, безжизненные. Поначалу, когда паника покидала конечности, оставляя его слабым и дрожащим, но больше не на грани смерти, Питер вскакивал на ноги и оказывался на коленях в ванной перед унитазом, выворачивая туда всё содержимое желудка. Но он уже давно ничего толком не ел, поэтому в животе, как правило, было пусто. Тогда Питер закрывал глаза, сжимал губы и ждал, когда пройдёт тошнота и слабое головокружение. Он пытался не спать. Смотрел в потолок, стены, на дверь. Держал глаза широко открытыми, пока ночь проползала мимо окна, пока голова не начинала болеть, а веки не становились липкими, сухими и раздражёнными. Он не позволял себе смотреть на фотографии, приклеенные скотчем над столом. Он уже устал плакать. Тётя Мэй изо всех сил старалась скрывать это, но Питер знал, что она беспокоилась. В этой ситуации она чувствовала себя совершенно бессильной. Она страдала из-за него. Но ничего не могла поделать, никак помочь. Никакие любимые блюда, тёплые одеяла или горячий шоколад не могли ничего исправить. Прошла уже неделя. Неделя с тех пор, как умер Гарри. Неделя с тех пор, как Уэйд не пришёл. Питер не ходил в школу. Не прикасался к костюму Человека-паука. Он просто лежал в кровати и не спал. Тётя Мэй сказала, что ЭмДжей и Нед заходили. Дважды. Он отказался встречаться с ними. Она пыталась заставить его поесть, посмотреть телек, но не получила в ответ ничего, кроме уныния. По её настоянию он несколько раз принимал душ. Питер сидел в прохладной ванне, позволяя слезам смешиваться с водой, пока окончательно не замерзал. И всегда, возвращаясь в комнату, возвращался и к отчаянию. Он заслуживал тут находиться. С Питером Паркером было что-то не так. Какой-то дефект. Оба раза, раскрывая тайну своей личности, он терял кого-то любимого. Его одного было недостаточно, чтобы заставить их остаться. Или даже он сам становился причиной их ухода. В понедельник утром пришёл он. Питер перекатился по кровати, услышав знакомый стук в дверь от тёти. Она вошла без спросу. Питер никогда не приглашал её внутрь. Тётя Мэй села на край постели, осторожно положила руку Питеру на плечо, чтобы не отпрянул. — Здесь кое-кто хочет тебя видеть, — негромко сказала она, но в тишине комнаты голос звучал слишком звонко. Питер ничего не ответил. — Думаю… Думаю, тебе нужно с ним поговорить, хорошо? — Она давала ему возможность выбора, но у Питера для неё ответа не находилось. Он просто хотел остаться один. — Я… просто пойду туда и скажу ему, чтобы заходил. Питер не сдвинулся ни на миллиметр, по-прежнему оставаясь свёрнутым под простынёй калачиком. Отсюда ему отлично была видна дверь. Через несколько минут после того, как Мэй ушла, в приоткрытую дверь постучали. Он вяло поднял взгляд, когда в комнату вошёл Тони Старк. Питер пристально смотрел на него, сердце забилось быстрее, когда он заметил беспокойство на его лице. Он заставил себя подняться и сесть, чувствуя, как болезненно потянуло мышцы, и прислонился к спинке кровати. — Мистер Старк, — хрипло и тихо пробормотал он, вдруг осознав, что, должно быть, выглядел сейчас просто куском говна. — Привет, мелкий, — заговорил он гораздо мягче, чем привык слышать Питер, с лёгким щелчком закрыв за собой дверь. Потом Тони шагнул в комнату и, подвинув стул к кровати, сел. Мгновение они смотрели друг на друга. Тони, казалось, не знал, что сказать, а Питеру просто нечего было ему поведать. Наконец Старк отвёл взор, рассматривая плакаты на стенах. — Я бы пришёл раньше, но твоя тётя — крепкий орешек. Не пускала меня к тебе до сих пор. Повисла неловкая пауза, потом Питер понял, что, наверное, должен что-то ответить. — Да, — кашлянул он, опустив взгляд на простыни, прикрывающие его колени. — Что вы ей сказали? Тони вздохнул. — Что нам нужно обсудить стажировку. Пришлось признать, что я в курсе о той, что у тебя уже есть, но учитывая обстоятельства… Мне показалось, тебе важно было бы знать, что у тебя, по крайней мере, есть и альтернативные варианты. — Питер напрягся, крепче сжав простыни пальцами, но Тони, казалось, не заметил. — Этого и здоровой дозы восхищения твоим гением было достаточно, чтобы в конце концов сломить её оборону. Попытка пошутить провалилась. Очередной вздох, Тони закинул ногу на ногу, провёл рукой по тёмным волосам, явно ощущая себя неловко. — Послушай. Мне правда жаль твоего друга. Питер продолжал смотреть вниз, поджав губы, удерживая огромную пульсирующую болью дыру внутри. — И, э… — Он оглянулся на дверь спальни и пододвинул стул чуть ближе к кровати Питера. Следующие слова он сказал, понизив голос: — Я не видел того, что случилось, когда ты снял той ночью маску. — Питер почувствовал, как во рту пересохло. Настолько, что трудно было сглотнуть. — Но ты не виноват, понимаешь? Питер впился ногтями в бёдра через слой простыни и пижамных штанов, внутри вспыхнуло беспокойство. Он слышал, как кровь зашумела в ушах. Увидел, как Гарри отступал назад и заваливался за край — слишком быстро, чтобы успеть остановить его. — Ты должен это знать, Питер. — Голос Тони был необычайно нежным, мягким от жалости, которая ударила Питера прямо в живот. — Ничто из произошедшего не твоя вина. Он стиснул зубы, борясь с горячими слезами, скапливающимися в уголках усталых глаз. Чувство вины терзало изнутри, разрывая на части физической болью. — Моя, — выдохнул он с полувсхлипом, сгорбившись, чтобы удержать слова, рвущиеся наружу. — Я во всём виноват. Тони издал болезненный, сдавленный гортанный стон. — Нет, пацан. Знаю, что ты чувствуешь, но ты ошибаешься. — Он протянул руку, и прикосновение к плечу словно обожгло. Тони должен знать. Должен понимать, что натворил Питер. А его сочувствие просто убивало. Питер замотал головой, смутно осознавая, что щёки стали липкими и тёплыми от слёз. — Он сделал выбор. — Питер надтреснуто, протестующе застонал. Раскрыл губы, чтобы сказать правду, чтобы жалость Тони растаяла на его языке пеплом, но тот не дал ему заговорить. — Ты не заставлял его прыгать с собственного балкона. Он сделал это сам, Питер. Паркер резко вскинул голову, болезненный вой стих в горле, прежде чем вырвался наружу. — Что? Тони удивлённо моргнул. — Не твоя обязанность — взваливать всё на свои плечи. Он сделал свой выбор и поступил, как хотел, пусть это и больно слышать. Питер замотал головой, воздух захолодил мокрые щёки. — Нет. — В ушах зазвенело. — С… балкона? Тони слегка нахмурился, между бровями появилась маленькая морщинка, тёмные глаза выглядели постаревшими и более усталыми, чем Питер когда-либо видел. — Были свидетели. Сказали, что видели, как он выпрыгнул около четырёх утра. — Чт… Свидетели? — Холод покалывал кожу Питера, вызывая мурашки по рукам. Всё это не имело никакого смысла. — Всего пара человек, проходили мимо. И парень, живущий в здании напротив, увидел из окна. — Он отпустил плечо Питера и потёр глаза, плечи поникли, слово тяжесть всего мира навалилась на них. — Пятьдесят этажей — падать пришлось долго, — пробормотал он. Питер вытаращил глаза. — Они… — Он прокашлялся, но всё ещё не мог заставить голос звучать громче сухого шёпота. — Они нашли его у собственного дома? — Да. — Тони вновь смотрел на него, в лице отразилось замешательство. — В понедельник утром. Я думал, ты знал?.. Питера зашатало, отбросило в вихревую бурю неуверенности, но он сумел сделать над собой усилие, выдавив: — Я… Да, знал, что он… Что они его нашли. Я не знал, э… где. — Он вновь пялился на колени остекленевшим, отстранённым взором. Он периодически слышал обрывки новостей через тонкие стены квартиры. Питер знал, что нашли тело Гарри. Знал, что подозревали самоубийство. Знал, что будущее корпорации «Оскорп» не определено, акции стремительно падали. Но старался не обращать на это внимания — то, в каком контексте это обсуждалось по телевидению, вызывало тошноту. Но это… не имело никакого смысла. Холодок пробежал вдоль спины, когда Питер понял, что кто-то, должно быть… перенёс тело Гарри. Кто-то отвёз его домой, а потом сбросил с балкона его пентхауса. Это означало, что кто-то нашёл его. Кто-то знал. — Эй, эй, Питер. Всё нормально. — Он задыхался, плечи дрожали, страх наполнил его рот горьким адреналином. — Прости, хорошо? Мне не следовало поднимать эту тему. Прости. — Тони вновь положил руку ему на плечо, пытаясь привлечь внимание, но Питера уже затянула тёмная паника. Он прижался коленями к груди и спрятал в них лицо, глубоко, задыхаясь, глотая воздух, пытаясь успокоиться. — Ты, э… хочешь, чтобы я позвал тётю? — неуверенно спросил Тони. Даже слегка напуганно, и этой странности с его стороны было достаточно, чтобы вывести Питера из состояния нарастающей тревоги. Он с трудом покачал головой. — Н-нет… Нет, всё нормально. Простите. — Он сглотнул всхлип, фокусируясь на запахе простыней, тепле кровати, пытаясь вновь успокоиться. — Не извиняйся, — сказал ему Тони, убирая руку. Потом он помолчал, позволяя Питеру взять себя в руки. И не заговорил до тех пор, пока тот не сел прямее, вновь откинувшись на спинку кровати с раскрасневшимся лицом и затуманенными глазами, но слёзы больше не катились по щекам. — Ты в… порядке? — Питер бросил на него унылый, недоверчивый взгляд, губы Тони дрогнули. — Плохой вопрос. Прости. — Он глубоко вздохнул. — Просто хотел дать понять… что беспокоюсь за тебя. Питер вновь опустил глаза. — Не надо, — пробормотал он. Он этого не заслуживал. — Знаю, он был твоим другом, — продолжил Тони, ёрзая на деревянном стуле. — Но не вини себя слишком сильно. То есть учитывая всё, что он сделал… Питер вновь уставился на него, недоверчиво изогнув губы. — Всё, что он сделал? Тони серьёзно смотрел на него. — Поверь мне, я знаю всё о том, как идти по стопам отца, но то, что случилось, было уже за гранью ебанутости. — Никому не говорите, — отчаянно потребовал Питер. — Не скажете же, да? — Есть люди, которым об этом знать необходимо. — Нет. — Он рванулся вперёд, паника и решимость сжали сердце, словно в кулаке. Схватил Тони за запястье и сжал так сильно, что тот вздрогнул. — Вы не можете. Прошу, пожалуйста, мистер Старк. Прошу, не говорите. Тони одарил его тяжёлым взглядом, недовольно опустил уголки губ. — Он пытался тебя убить. И после этого ты по-прежнему его защищаешь? — Да, — настойчиво выдавил Питер, начиная задыхаться. — Это не его вина. Он не заслужил того, чтобы его заклеймили злодеем. — Он сам сделал выбор. Ты за него не в ответе. — Он помолчал, тёмные глаза подозрительно сощурились. — Это из-за Дэдпула? Питер отпустил руку Тони, словно обжёгшись. Наступила долгая, напряжённая пауза. — Что? — ровно спросил он. Тони заиграл желваками. — Это имеет какое-то отношение к Дэдпулу и твоим нелепым идеям о его невиновности? Питер отвёл взгляд, сжал кулаки, втиснув их в бёдра. — Уходите, — пробормотал он. — Ответь на вопрос. — Голос Старка был напряжён от едва сдерживаемого гнева. — Из-за него? — Между ними повисло накалённое молчание. — Мне не нравится то, что он с тобой делает, Питер. Он затуманивает твои суждения о добре и зле. — Пошёл. Вон, — прошипел Питер, зажмурившись от одной лишь мысли о нём. — Не важно, что ты о нём думаешь, он не хороший парень. И всё закончится твоим разбитым сердцем. Питер резко к нему повернулся, вскочил на колени на кровати, простыни запутались вокруг ног. — УБИРАЙСЯ К ЧЁРТОВОЙ МАТЕРИ ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ!!! — закричал он. Тони отпрянул от дикого взгляда Питера, подёрнутого яростью. — Пошёл НА ХУЙ отсюда. — Он схватил подушку и швырнул её в Тони, попав прямо в лицо, заставляя его вскочить на ноги. — Я сам принимаю свои ёбаные решения. И я не ёбаный ребёнок! — прокричал он, резкие слова громко отскакивали от стен и эхом отдавались в маленькой комнате. — Питер… — с трудом выдавил Тони, ошеломлённо глядя на него. — Перестань указывать мне, что и как думать! — Он сорвался с кровати, ярость бурлила в венах, как наркотик, она поглощала всё вокруг. — И пока ты ещё тут — прекрати относиться ко мне так, будто я у тебя на испытательном сроке или типа того! — Он пнул ногой стул, заставив Тони отпрянуть, чтобы избежать столкновения. — Питер! — Нет! Заткнись! — Он пошёл на Тони, вынуждая его пятиться к столу; на губах бурлил яд, он свирепо смотрел на Железного человека. — Я больше не хочу, чтобы ты за мной присматривал. Не хочу, чтобы указывал, что делать, чтобы вёл себя так, будто я твоя собственность, точно так же, как и любая другая ёбаная вещь в этом городе. Лицо Тони тоже исказилось от гнева, он оскалил зубы. — Это не ты, мелкий. Это… — НЕ ГОВОРИ, блядь, о нём и больше сюда не возвращайся. — Питер с силой толкнул Тони к двери, заставив споткнуться и потрясённо вскрикнуть. — Не хочу больше тебя видеть! — выплюнул он, тяжело глядя на него. — Никогда. Тони сверкнул глазами. Он шагнул к нему. — ПОШЁЛ ВОН! — Питер схватил кружку с прикроватной тумбы, швырнул через всю комнату. Она вдребезги разбилась о стену. Дверь распахнулась, и с испуганным вскриком вошла тётя Мэй, тут же уставившись на груду осколков. — Питер! — Отлично. — Тони обошёл Мэй, застывшую от возмущения, и вышел из комнаты. — Позвони, когда вытащишь голову из задницы, — бросил он через плечо на ходу, и пару мгновений спустя входная дверь хлопнула. Тетя Мэй ошеломлённо уставилась на него. — Питер Бенджамин Паркер. Какого чёрта здесь произошло? Питер склонился за подушкой, валявшейся на полу: страх, злость и много ёбаной боли переполнили грудь, сжимая сердце, глаза горели от слёз. Он упал на кровать, не потрудившись забраться под одеяло, прижал подушку к лицу, будто она помогла бы задушить всё это. — Оставь меня в покое, — приглушённо пробормотал он. Долгое время было просто тихо. Потом Мэй ушла. Затем вернулась — Питер слушал, как она убирала осколки разбитой кружки и счищала горячий шоколад со стены. И потом, после щелчка двери, всё вновь стихло. И тогда плечи Питера затряслись от рыданий, которые он больше не в состоянии был сдерживать.***
Питеру не хотелось здесь находиться. Правда, лучше б он пошёл куда-нибудь в другое место. Старый синий пиджак свободно болтался на его плечах, рукава и брюки были дважды подвёрнуты, чтобы не создавалось впечатления, будто он тонул в лишней ткани. Гарри безжалостно дразнил его одно время за плохо сидевшие шмотки, дёргал за лишний материал — тогда Питер хватал его за руки, чтобы тот остановился. И сейчас он обязательно бы его поддразнил… Обязательно. Питер прикусил и жевал нижнюю губу до тех пор, пока она не начала печь, а потом слизал медный привкус с пульсирующей от боли плоти. Он нервно теребил нитку на брюках, сидя зажатым между ЭмДжей и тётей Мэй на жёсткой деревянной скамье. Он не надевал этот костюм с похорон дяди Бена. Яростно вырвав тёмно-синюю нитку из распускающегося шва, он решил, что ненавидел этот костюм. Тётя Мэй заставила его прийти. Он умолял её не делать этого, но она расплакалась, настаивая, чтобы он наконец вышел из квартиры, встав с грёбаной постели, а он не мог выносить её слёз. Не в дополнение ко всему случившемуся. Потом она попыталась убедить его, что это то, что нужно, что это поможет ему не закрыться от остального мира. Но Питер не рассчитывал бы на это. От того, что он сделал, никаких способов закрыться не существовало. Так он и оказался тут: прошло уже почти две недели со дня смерти друга, и Питер сидел на его похоронах. Казалось, всё произошло слишком быстро. Слишком рано. Но, конечно, людей хоронили в более короткий срок, а эти похороны были отложены из-за… обстоятельств. Питер должен был надеть этот костюм на выпускной Гарри. Они приехали практически к началу церемонии, проскользнув к своим местам во втором ряду (хотя Питер хотел сесть позади), — он изо всех сил оттягивал момент выхода из квартиры. Поездка в центр города к возвышавшемуся собору измотала нервы настолько, что при каждом неожиданном звуке Питеру становилось больно. В церкви было не так уж и плохо — свет, лившийся через витражи, был приглушённым и тусклым от пыли, да и было прохладнее, чем на улице. А ещё здесь стояла тишина, с тех пор как старик в тёмном одеянии принялся читать молитву с помоста. Питер избегал взгляда на него — просто позволял словам эхом отдаваться вокруг, не достигая сознания. Он смотрел вниз, не желая глядеть вперёд — туда, где стоял тёмный гроб из красного дерева, выглядящий слишком большим в окружении цветов и большой фотографии на подставке. Желудок болезненно сжимался каждый раз, когда он бросал туда мимолётный взор. ЭмДжей сидела рядом, и Питер невольно напрягся, когда она подняла дрожащую руку и вытерла глаза. Кожа покрылась мурашками, маленькая спираль гнева свернулась в его животе. Он понимал, что чувство нелогично, но не мог отделаться от ощущения, что она не имела права расстраиваться. Если она действительно настолько сильно горевала, то должна держать всё в себе, как пытался это делать Питер. По крайней мере, Нед вёл себя тихо — просто сидел с остекленевшим взглядом рядом с ЭмДжей. Он приходил повидаться пару дней назад, почти сразу после инцидента с Тони. Тётя впустила его, не спросив у Питера, — как следствие, их разговор только сильнее разозлил его. Ему было стыдно, что друг застал его в таком виде: грязные волосы, красные глаза, неспособность встать с постели, пока Нед сидел рядом, будто Питер болен или что-то типа того. Он не знал, что должен говорить. Да и Нед не знал. Сейчас они будто совсем чужие люди. Будто Нед на другой стороне океана — он никогда не сможет понять Питера, — а Паркер даже не чувствовал необходимости искать лодку. Остальные люди в соборе не были ему знакомы, за исключением пары учеников Мидтаунской школы из класса Гарри да смутно знакомой старушки, в которой Питер узнал дальнюю бабушку Гарри по материнской линии. Они никогда не встречались, Гарри не проводил с ней время. У Питера заныло в груди от осознания того, что у друга совсем не осталось семьи. На самом деле у него никогда не было никого, кроме отца, даже когда он был совсем ребёнком. Чувство вины заставило образоваться горький комок в горле. Он почти хотел, чтобы его стошнило, чтобы избавиться от неприятного ощущения. Прошло некоторое время. Кто-то ещё говорил торжественными голосами с помоста, но Питер не слушал, сосредоточившись на узорах света на мраморном полу. Он удивился, когда люди вдруг зашевелились, вставая с мест, шорох одежды и скрип деревянных скамеек наполнили воздух. Питер тоже встал и нерешительно взялся за протянутые ему руки: одна — ЭмДжей, тёплая и приятная, другая — Мэй, крепко сжавшая его пальцы. Он изо всех сил пытался побороть желание вырваться и избежать прикосновения. Со всех сторон жужжали голоса, Питер крепко прикусил губу, чтобы хоть на чём-то сосредоточиться. Но собравшиеся говорили в унисон, будто читая молитву, которую Питер так и не выучил и которая в любом случае не смогла бы ему помочь. Когда его наконец отпустили, он вытер вспотевшие ладони о брюки и коротко вздохнул, чтобы успокоиться. Казалось, всё закончилось, очередь на выход стояла в проходе. Питер почувствовал, как по венам пробежала лёгкая струйка облегчения, которая заставила его страстно желать выбраться из этой церкви и оказаться дома, где было темно и тихо, где он снял бы этот дурацкий костюм и снова лёг в кровать. Он последовал за тётей Мэй, но замер в проходе, дрожь пробежала по телу, когда он понял, что все направлялись не на выход, а к… Питер смотрел, как люди проходили мимо, поднимались по каменным ступеням к внушительному гробу, и каждый на несколько мгновений останавливался, чтобы заглянуть внутрь… В ушах зашумело, знакомо сжало в груди, будто гигантский кулак давил на неё, затрудняя дыхание. Но тётя Мэй уже отошла, а ЭмДжей шла следом за ним — остальные теснились в проходе, выстраиваясь в линию, не было никакой возможности убежать. Шею Питера покалывало, будто он собирался прямо сейчас прыгнуть на потолок, чтобы никто его не видел, и уползти в тень, словно паук. Он попытался сглотнуть — во рту совершенно пересохло — и последовал за тётей. Питер спрятал дрожащие руки в карманы, огляделся, словно всё ещё выискивая пути к отступлению… Они медленно приближались, Питер чувствовал, как быстро колотилось сердце. Тётя Мэй оглянулась на него, прежде чем подняться по ступеням, но Питер её не видел. И никого не видел — только отполированное дерево и тёмно-красную ткань, натянутую на края. Он не мог сосредоточиться ни на чём, кроме основания гроба, когда Мэй отступила, открывая вид. Может быть, это его наказание. Быть вынужденным снова встретиться с ним лицом к лицу. Чтобы увидеть, что он натворил. Питер поднялся по ступеням. В ушах — белый шум, что-то странное на периферии зрения, но как только он подошёл и заглянул в гроб, перед глазами всё резко сфокусировалось. Взгляд сразу же непроизвольно остановился на лице. Его лицо. Оно выглядело неподвижным, восковым, глаза закрыты, волосы аккуратно зачёсаны в непривычном для Гарри стиле. Намёк на румянец на щеках заставил желудок Питера сжаться. Он скользнул взором ниже, по чётким линиям сшитого на заказ чёрного костюма, словно выискивая что-то… Что-то, выглядящее не к месту. Нечто неправильное. Но всё было в порядке. И вдруг перед взором встали глаза Гарри. Пустые, пристальные, ужасные. Он представил, как протягивал руку и проводил по животу друга, почувствовал, как убивал его. Он помнил острый край кости, пробивший кожу и одежду, помнил запах рвоты, жжение кислоты в горле, резкий толчок, приглушённый треск, холодный воздух на мокрых щеках. Питер согнулся, упёршись руками в колени, втягивая в лёгкие густой, тяжёлый воздух. Свет казался слишком ярким, он, прищурившись, посмотрел на безоблачное небо. Он был снаружи. Мимо проезжали машины, воздух казался горячим сквозь одежду, но дышать было легче. Легче провести рукавом под глазами, стирая просочившуюся наружу слабость. — Выглядишь дерьмово. Питер выпрямился, обернулся, чтобы посмотреть, кто вышел следом. ЭмДжей одарила его усталой улыбкой, зелень глаз подчёркивала пурпурные мешки под ними — тёмные, но не такие, как у Питера. Её чёрное платье было измято спереди, он вспомнил бледные пальцы, сжимающие ткань, пока они сидели рядом. Питер коротко, едва слышно рассмеялся, что было больше похоже на кашель. — Спасибо. Он повернулся к дороге, рассеянно теребя пиджак, будто его можно было разгладить от вечных складок. Питер почувствовал, как ЭмДжей подошла ближе, но не хотел смотреть на неё. Он знал, что она сейчас скажет. Голос был мягок, когда она наконец произнесла эти слова чистого сочувствия: — Мне так жаль. А Питера снова затошнило. Неправильно. Потому что она не знала. Не понимала, почему он так себя чувствовал. И не знала, что он натворил. Она думала, что он печалился, потому что они с Гарри были вместе. Встречались. Возможно, даже были влюблены. Всё выглядело именно так, правда же? Со стороны? Никто не знал, что только Гарри всё это ощущал. Он был добрым, милым, по уши влюблённым в Питера Паркера. В Питера. В него. А не в Человека-паука. Только в Питера. А Питер продолжал держать его на расстоянии. Отталкивать, чтобы трахаться с наёмником в маске. А ещё он убил его отца и выставил тайну его личности на всеобщее обозрение. Разрушил всю его ёбаную жизнь. А потом забрал и её тоже. Убил. Он убил Гарри. Но было проще позволить всем думать, что он лишь горевал по бойфренду. Легче позволять им самим придумывать причины. Питер слишком долго не отвечал, поэтому ЭмДжей решила продолжить сама, положив руку на плечо: — Не могу представить, как это для тебя тяжело. Нет. Точно не могла. Он подавил порыв сбросить её ладонь. — Да. — Питер и не знал, что ещё можно сказать. Что он в принципе мог ответить? ЭмДжей так же далека от него, как и Нед, — расстояние слишком велико, чтобы преодолеть его. Наступила пауза, Питеру явно нужно было сказать больше. — Мы все очень волнуемся. — Теперь в её голосе звучала тревога. Питер пожал плечами, но не скинул её руку. Он старался не обращать внимания на то, как жаждал сейчас другого прикосновения, руки, большой и горячей. Обтянутой кожей, с запахом пороха. ЭмДжей шагнула ближе, явно пытаясь поймать его взгляд, но Питер продолжал блуждать взором по витринам магазинов на другой стороне улицы. — Есть что-то… чем мы можем помочь? — Да чем, блядь, вы поможете? — спросил он; она едва заметно вздрогнула от горечи в его голосе. — Не знаю… Э, может быть, приносить тебе домашнее задание? Быть рядом, вместе смотреть фильмы? Мы могли бы… То есть мы готовы быть рядом для тебя. Ты можешь поговорить с нами. Со мной. Питер посмотрел на ЭмДжей сверху вниз, губы печально дрогнули. — Я не хочу разговаривать. — Он правда не хотел. Вообще ничего не хотел делать. Её глаза блестели от слёз, в следующее мгновение её нижняя губа задрожала, она крепче сжала его плечо. — Ох, Питер… — ЭмДжей рванулась вперёд, прежде чем он смог её остановить, обвила руками шею, вжалась лицом в воротник, утягивая в крепкие, слишком тёплые объятия. Она цеплялась за него, льнула, даже несмотря на то что его тело оставалось жёстким и напряжённым. — Всё будет хорошо. Эти слова что-то пробудили в Питере. Что-то острое, злое, царапнувшее по коже вспышкой. Потому что она нихуя не понимала, о чём говорила. И ничего не будет хорошо. Никогда. Он крепко сжал платье ЭмДжей на уровне поясницы. Она приглушённо всхлипнула в его рубашку. Питер стиснул зубы, борясь с желанием оторвать её от себя. Она подняла голову, скользнула рукой в его волосы, поглаживая затылок, — Питер позволил ей это. И не препятствовал, когда ЭмДжей потянула вниз, их рты встретились, её губы мягко шевельнулись, нуждаясь. У них был вкус ванильной помады и слёз. Волосы щекотали его шею, и там, где ЭмДжей прижалась грудью к его, было странное давление. Питер разрешил целовать себя до тех пор, пока это закупоренное чувство не начало разъедать изнутри, давя на трещины, пока он не подчинился ему. Поэтому он грубо толкнулся языком во влажный жар её рта, выбивая из лёгких дыхание, обводя контуры её зубов, не позволяя перехватить инициативу. А когда закончил, то сильно укусил её за нижнюю губу, вырывая из горла ЭмДжей болезненный стон. Потом Питер положил руки ей на плечи и оттолкнул. Она отшатнулась, удивлённо выдохнула, прижимая руку ко рту. ЭмДжей смотрела на него круглыми глазами, неуверенно, шокированно, а Питер ощутил на кончике языка яд. — Так вот какой ты друг, — выпалил он, наблюдая, как её замешательство усиливается. Он оскалился. — Из тех, которые набрасываются на скорбящего бойфренда, надеясь откусить кусочек, пока он ничего не соображает. Питер смотрел, как выражение её лица выдало шок, уязвлённость, как отразилась боль в повороте плеч, и болезненное удовлетворение пропитывало его желудок. — Питер, я… — Не беспокойся. Я не виню тебя за попытку воспользоваться выпавшей возможностью. — Он сунул руки в карманы, горькое желание сделать ей больно резало язык, заставляя продолжать говорить. — Но тебе стоит знать. — Его губы скривились в мрачной ухмылке. — Сомневаюсь, что я когда-нибудь почувствую такое одиночество, чтобы пустить тебя в свою постель. Питер отвернулся от ошеломлённого лица ЭмДжей и, оставив её на ступенях собора, направился прочь, не потрудившись сообщить тёте, что пошёл домой. Ярость, бурлящая в венах, была холодной, чистой, острой. Питеру было хорошо. Гораздо лучше, чем когда он дрейфовал в тумане боли и вины, раздавленный под их гнётом. Впервые за пару недель он чувствовал, что голова прояснилась. Ему хотелось что-то предпринять.***
Питер заперся в комнате и принялся за работу, остановившись, только когда тётя Мэй пригрозила ему физической расправой, если он ничего не съест на ужин. Он вытащил костюм Человека-паука из глубин шкафа, точно зная, что тот способен на большее. Он знал наверняка, поэтому обыскивал каждый миллиметр, пока не наткнулся на микро-USB, спрятанный под складчатым швом в горловине. Он включил блестящий серебристый ноутбук, к которому не прикасался две недели, и воткнул туда микрочип. Экран потемнел, потом на нём появилась заставка-приветствие. Очень в духе «Старк Индастриз». Питер прикусил и пожевал губу, попробовал несколько хакерских приёмов, которые, он был уверен, не сработают, и тут же выругался, проклиная весь мир за то, что этот костюм — личная разработка единственного человека в стране, способного организовать кибербезопасность лучше ЦРУ. Шансы случайно угадать пароль для входа в систему были выше, чем если бы он попытался силой прорваться через брандмауэры. И это натолкнуло Питера на идею. Не нужно пытаться взломать — нужно просто войти в систему. А что у него было настолько безумное, чего нет у других, которые не осмелились бы пытаться взломать систему? У него был личный номер Тони Старка. Потребовалось время, но в итоге Питер сумел проследовать по IP-адресу и подключиться к личным серверам Тони. А уже отсюда — скопировать автоматический журнал операций, и — бинго. Он вошёл в систему. Красно-синяя графика заполнила экран, Питер скривился, увидев название программы, всплывшее наверху экрана: протокол «Ползунки». Ну конечно. Потому что Тони не мог просто удовлетвориться тем, что относился к Питеру как к ребёнку. Он должен был это и в письменном виде запечатлеть. Он принялся щёлкать мышкой, красноречиво бормоча под нос ругательства на миллиардеров-мудаков. Как оказалось, программа содержала серию учебных пособий, услужливо разделённых на категории по сложности. Пульс участился, когда он пробежался взглядом по заголовкам: функции паутиномётов, возможности навигации, настройка линз, аварийные протоколы и предпочтения пользователя. Его костюм был ёбаным компьютером. Под конец Питер кликнул по последней ссылке в меню под названием «Радионяня». Живот скрутило, он скривил губы, увидев превью видео, расстилавшееся перед ним на чистом сером фоне. В самом последнем он разглядел хмурое лицо Гарри, видимое через открытую маску Зелёного Гоблина, и оно словно смотрело на него прямо из воспоминаний. Будто его вынули из его мозга. Или записали через глаза. Увидев видеозаписи, Питер понял, что всё произошло на самом деле и что Тони наблюдал, в то время как сам Питер… С тихим болезненным стоном он вышел из категории видео, не в силах больше смотреть. Этого больше не повторится. Он больше не мог доверять Тони — не тогда, когда тот постоянно заглядывал через плечо. Записывал каждое его движение, будто Питер состоял в списке наблюдения АНБ или типа такой херни. Пальцы запорхали по клавиатуре в попытке всеми известными Питеру способами взломать серверные системы и стереть все имевшееся видео. Выключить записывающие устройства. Не позволять костюму и дальше передавать информацию Старку. Но попытки были тщетны. Питер с недовольным ворчанием оттолкнул ноутбук и схватил с пола маску. Он впился ногтями в шов, приложив всю свою сверхсилу, пока ткань не разорвалась с тихим треском, обнажая провода. Хорошо, что Питер был одержим электротехникой в средней школе. Он уставился на схему, определив два провода, которые могли бы передавать исходящую информацию от линз к крошечному передатчику сзади. Не зная, как ещё можно включить видеозапись, Питер наполовину натянул маску на лицо, неловко прижимая пальцами эти провода. Откинул голову назад — ничего не видя, кроме потолка спальни, закрыл глаза и сосредоточился. Если достаточно сконцентрироваться, то можно пальцами различить лёгкое покалывание тока через тонкую резиновую изоляцию. И оно исходило от… Да, от левого провода. — Привет, Питер. Он вздрогнул, с тихим визгом кувыркнувшись через стул и одновременно пытаясь сорвать маску. Дико осмотревшись — сердце бешено колотилось, — Питер искал источник этого холодного негромкого голоса. В комнате никого не было. И ничего. Только шаги тёти Мэй в коридоре, потом тихий стук в дверь: «С тобой всё в порядке?» Питер сглотнул. — Да. Да, просто, э… Просто сон. Всё хорошо. Он не сдвинулся с места, сев на корточки у кровати. Ещё минуту он напряжённо вслушивался, но не услышал больше ничего, кроме нерешительного вздоха тёти, задержавшейся у его двери, и приглушённого «Спокойной ночи», — а потом раздались удаляющиеся шаги обратно в её спальню. Питер посмотрел на будильник, отметив, что уже десять минут первого. Он выпрямился, одним плавным движением подошёл к столу и, схватив ножницы, поднёс их к маске, которую по-прежнему сжимал в руке. И перерезал левый провод. Взглянув на ноутбук, чтобы убедиться, что на экране ничего не изменилось (ничего не изменилось), Питер вновь медленно натянул маску на голову. Почти сразу перед взором на линзах появилось нечто необычное. Как и всегда, свет в комнате казался чуть более тусклым, а края предметов — более отчётливыми, их было легко разглядеть. Но теперь в правом верхнем углу появилось мягкое голубое свечение: текущее время, а под ним — набор цифр, похожих на координаты. Он повернул голову влево, потом вправо, но цифры никуда не делись. — Добрый вечер, Питер. — Он вновь вздрогнул, хотя в этот раз остался стоять на месте. — П-привет? — прошептал он, бесшумно отступая к окну, чтобы через дверь не было слышно его голоса. — Очень приятно наконец-то познакомиться. — Он не был уверен, как реагировать на это, но отсутствие ответа, казалось, ничуть не смутило голос — столь же спокойно и нежно, как и в первый раз, он продолжил: — Теперь, когда началась твоя программа обучения, я активировалась, чтобы помочь. Питер уставился в пол, лихорадочно соображая. — Программа обучения? — А потом, прежде чем, очевидно женский, голос успел ответить: — Ты ИИ? — Да, Питер. Я урезанная версия электронного помощника мистера Старка — ПЯТНИЦЫ. Я здесь, чтобы помочь тебе научиться пользоваться возможностями костюма Человека-паука и помогать во время патрулирования. Он глубоко вздохнул. Матерь божья. Чёрт возьми. В костюм встроен искусственный интеллект. Прямо сейчас он по-настоящему возненавидел Тони Старка, но какой-то краешек его сознания просто рыдал от благоговения перед гением этого человека. — Ты, эм… У тебя есть имя? — Нет, Питер. Хочешь выбрать сам? Он помолчал, слегка нахмурился, обдумывая услышанное. Питер никогда не давал никому имён. Нужно было подобрать кличку, как животному? Придумать что-то милое? Или нечто умное, раз уж речь шла о роботе? Нет, наверное, нужно склониться к чему-то простому. — Как насчёт Карен? — предложил он, повернувшись, чтобы посмотреть в окно. Его воспитателя в детском саду звали Карен. Она всегда была мягкой и доброй, после смерти родителей Питер порой фантазировал о том, чтобы она была его мамой. Потому что в её присутствии всегда ощущал себя в безопасности. А ещё потому, что она боялась полётов и никогда бы не села в самолёт. — Очень хорошо, Питер. Спасибо. — Повисла короткая пауза, во время которой Питер кивнул, потому что не знал, что ещё сделать. — Прежде чем начнём, я должна проинформировать тебя о небольшой неисправности в моём оборудовании. Он моргнул. — Какой именно? — Провода в твоей маске, похоже, повреждены, я больше не могу загружать необходимую информацию на родительский сервер мистера Старка. Он коротко, удовлетворённо рассмеялся. — Надеюсь, что действительно не можешь. Последовала очередная довольно длительная пауза. — Ты против передачи информации на сервер мистера Старка, Питер? — звучала она вежливо-смущённо, Питер на мгновение поразился её невероятно реалистичной интонации. — Да, — признался он, возвращаясь к столу и понизив голос. — Не хочу, чтобы за мной присматривали, как за безответственным ребёнком. — Внезапно, его осенило кое-что ещё. — Карен, а ты получаешь информацию от Старка? — Да, Питер. Он стиснул зубы, сжал кулаки. — Какого рода информацию? — Мистер Старк может изменить доступ к возможностям костюма, обновить моё программное обеспечение или взять на себя оперативное управление в чрезвычайных ситуациях. Питер буквально почувствовал, как закипела кровь. С холодным, ясным намерением он сорвал маску. Впился пальцами — и разорвал её там, где ткань уже успела восстановиться, вновь потянулся к ножницам — перерезал второй провод, подключённый к передатчику. Позволив себе коротко, горько улыбнуться, он вновь надел маску. — Похоже, костюму нанесены дополнительные повреждения, Питер. — Он сомневался — может, ему почудилось, — но в голосе Карен, казалось, звучал едва заметный намёк на неодобрение. — Могу ли я предположить, что они были преднамеренными? Питер не видел причин врать. — Агась. — Он сел за стол и принялся просматривать программу костюма. — Я обязана предложить доставить костюм мистеру Старку для проведения ремонтных работ. Он фыркнул. — Хрен ему, а не ремонтные работы. — Я вынуждена настоятельно просить тебя сделать это без промедления. Ты будешь в опасности, если возникнет чрезвычайная ситуация, а с мистером Старком нельзя будет связаться. Питер бегло просмотрел учебные схемы, изображающие различные настройки, которые он мог выбрать для паутиномётов. — У тебя есть доступ к интернету? — Да, Питер. — А звонить ты в состоянии? — Да. — Набрать 9-1-1 сможешь, если я попрошу? Короткая пауза. — Конечно. Питер кивнул, будто все вопросы решились. — Тогда проехали, Карен. Можем мы больше не поднимать эту тему? Если б ИИ могла дышать, Питер почти уверен, что услышал бы её раздражённый вздох в ухе. — Да, можем, Питер. — Чудесно. А теперь расскажи мне о режимах паутиномётов. Что такое «Мгновенное убийство»? — Я предлагаю начать с уроков по настройке костюма, Питер. — О’кей. Э… — И как он должен это сделать? На экране не было ничего, кроме диаграмм и минимальной информации. — Активировать обучение? — Сначала я бы предложила пойти куда-нибудь в более просторное место. — О. — Эта добрая, бодрая просьба имела смысл. Он быстро сбросил одежду и надел костюм, выключил настольную лампу, убедившись, что на ноутбуке все программы ёбаного протокола «Ползунки» закрыты. Подкравшись к окну, Питер бесшумно вылез наружу, как и всегда, — всё это было слишком ему знакомо, словно застарелая боль в давно зажившей ране. Он отполз на безопасное расстояние и выстрелил паутиной, качнувшись в тёплом ночном воздухе и почувствовав облегчение, но и болезненное напоминание о том, почему он не носил костюм с той ночи. Пока он летел, то заметил, что координаты у края зрения менялись. Отдалившись от дома на расстояние нескольких кварталов, Питер быстро привык к периодическому напряжению и расслаблению мышц при прыжках — тогда-то Карен вновь заговорила: — Поскольку ты передвигаешься ночью в жилом районе, могу я предложить «Режим скрытности»? Пока не найдёшь более уединённое место. — «Режим скрытности»? — Звучало любопытно. — Конечно. Почему нет. Маленькая «С» появилась в левом углу поля зрения, но в остальном, казалось, ничего не изменилось. — Теперь твоя паутина будет рассасываться через тридцать секунд, так что, пожалуйста, действуй осторожно. — О. Круто. — Так значит, теперь его отследить будет не так-то просто, если кто-то задастся целью… Довольно-таки мило. Хотя, признаться, Питер ожидал большего от «Режима скрытности». Он продолжил выискивать здания повыше, двигаясь в сторону Манхэттена. Заметив небоскрёб, у которого, как он помнил, большая и чистая крыша, он направился туда. Вдруг Питер поймал своё отражение в зеркальных окнах здания и замер от увиденного. Человек-паук смотрел на него в ответ, но это был совсем незнакомый супергерой. Костюм был чёрным, паутинные узоры и глазные патчи — матовыми, тёмно-серыми, почти неразличимыми на ткани. Он буквально растворился в темноте нью-йоркского неба — почти настолько, что мог не заметить своего отражения, если б не смотрел прямо на него. — Ёбаный в рот, — выдохнул он, слегка повернув голову влево, потом вправо, наблюдая, как отражение повторило его жест. — Ты хочешь вернуться к обычному режиму? — Нет. — Ещё мгновение Питер пристально разглядывал отражение, впитывая его. — Оставь так. Он взобрался на крышу здания, и Карен начала знакомить его с настройками костюма. Все они были невероятно удобными для пользования, и Питер с лёгкостью овладел каждым. Правда, взрывающиеся паутинные сети были поначалу трудноваты в обращении, а ещё он не решался использовать «долговременную» паутину, хотя Карен и уверяла, что и она растворится в течение двух-пяти лет. Питера беспокоило, что он мог забыть все доступные варианты, но Карен показала, как вызвать меню прямо перед глазами. Он мог переключать разные режимы в мгновение ока, стоило только произнести их название. Прямо магия какая-то. Тони Старк, может, и был мудаком, но мудаком умным. Питер спустился со здания, желая опробовать новые трюки на настоящих преступниках, так и оставив костюм в «Режиме скрытности». Он ему нравился. Он заставлял Питера чувствовать себя… Опасным. Не потребовалось много времени, чтобы наткнуться на людей, проворачивающих сомнительную сделку (судя по набитой сумке, Питер предположил, что там наркотики, поскольку очертаний оружия не наблюдалось, а Карен подтвердила его догадку). В сделке участвовало трое. Двое из них были вооружены. Они стояли перед стеной в граффити: «Crawl til dawn, on my hands and knees. God damn these bite marks deep in my arteries. | Ползу на четвереньках до рассвета, Проклиная укусы, засевшие глубоко в венах»². Питер бесшумно спустился по стене за спинами двух бандитов, оставаясь незамеченным для третьего, стоявшего лицом к нему, как вдруг Карен неожиданно сообщила, что у всех троих приводы. В правом нижнем углу в поле зрения появился маленький значок документа, с которым, как предположил Питер, он при желании мог ознакомиться. — Спасибо, — выдохнул он, остановившись чуть выше голов преступников на стене. — Но лучше не отвлекай меня, когда я на волосок от драки, если это, конечно, не ебать как важно. — Мои извинения, Питер. — Значок документа исчез. Бандиты обменялись деньгами и товаром, Питер решил, что пора вмешаться и навести шумиху. Он соскользнул со стены, плавно приземлившись на пятки, и бесшумно направился навстречу приключениям. Он подошёл на расстояние двух ярдов, не привлекая совершенно никакого внимания, — эти идиоты были исключительно ненаблюдательны, или же «Режим скрытности» работал как надо. — Что ж, похоже, это самый паршивый комитет по планированию вечеринок во всей школе. — Как и следовало ожидать, трое наркодилеров развернулись к нему, вцепившись в пистолеты; третий полез под куртку за ножом и выхватил его. — Я пропустил очередное собрание? Жаль, ведь у меня есть довольно крутые идеи, как надрать пару жоп на выпускном. — Слова казались ему пустыми. Он тратил их впустую. — Ты кто, блядь, такой? — рявкнул злодей номер один; по шее побежали предупреждающие мурашки, когда он наставил на Питера пистолет. Он упёр руки в бока и вздохнул. — Знаешь что? Обойдёмся без остроумных шуточек. Я, блядь, не в настроении. — Человек-паук? — спросил тупица, принёсший только кухонный нож на оружейное шоу. Питер сложил пальцем пистолетом и сделал вид, что стрельнул. — Бинго, детка. — Он резко выстрелил паутиной из другой руки, выдёргивая нож, и без колебаний ввязался в драку. Он ударил ногой первого в лицо с разинутым ртом, схватил второго за плечи, кувыркнулся и опрокинул его на бетон. Раздался крик боли, человек на земле корчился, но Питер вновь переключился на первого, притянув его за ворот рубашки, и с силой прижал к кирпичной стене, резко повернув голову к третьему, который убегал из переулка. — Давай попробуем паутинную сеть. — Он выбросил свободную руку вперёд и выстрелил — маленький белый шарик паутины красиво взорвался в воздухе всего в паре футов от убегающего человека и окутал его клеткой из синтетического волокна. Тот свалился, не успев даже подставить руки для смягчения падения, и громко взвизгнул. Низкий предупреждающий гул согрел шею Питера, он вновь повернулся к первому, поймав кулак, летящий ему в лицо. Мужчина оскалился от боли, но в глазах по-прежнему сверкала агрессия. — Что за новый стиль, пытаешься нас напугать? Все знают, что твой закадычный друг — единственный, кто наносит серьёзный урон. Питер зарычал, гнев горячо вспыхнул и прошёлся мощной волной по конечностям, а потом под кулаком что-то хрустнуло. Мужик заорал, отчаянно задёргавшись в хватке Человека-паука, пока не высвободил искалеченную руку. — Какого хера?! Ёбаный в рот, мне же, блядь, больно, чувак! Господи! Питер рванул дилера вперёд и снова стукнул о стену спиной — этот удар успешно заткнул его, потом Питер отшвырнул его, тот упал на землю. Потом метнул в него паутинной сетью, поняв, что это гораздо удобнее, чем опутывать вручную. Раздался металлический лязг, в шею остро кольнуло, неприятно пробегая по спине, и он резко развернулся ко второму. Тот, с трудом стоя на коленях, направил пистолет на Питера. Он поднял руку, но заколебался, вспомнив, что паутиномёты всё ещё в режиме метания сетей. Тогда он рванулся вбок, когда выстрел эхом раздался от стен. Питер приземлился на землю, невероятно злясь. — Обычная паутина, — выплюнул он и мстительно вырвал пистолет из рук мужчины. Без остановки, вторым резким выстрелом, он метнул паутину точно в грудь второму — тот опрокинулся навзничь с болезненным вздохом и хрипом, явно выбившим из лёгких дыхание. Питер шагнул вперёд, склонился над ним, безжалостно ударил кулаком в нос, услышав, как тот хрустнул под костяшками. Голова человека мотнулась в сторону, ему всё ещё явно не хватало воздуха. Подпитываясь кипящей под кожей яростью, Питер снова ударил его. И ещё раз. Было много крови — густой, тёмной на фоне бледной кожи. На тротуаре она выглядела как разлитое масло. — Питер. — Спокойный голос Карен прервал его, и Питер вдруг понял, что задыхался. — Мистер Джонсон, судя по всему, получил перелом ключицы, носа, подбородка, а также сотрясение мозга. Он тупо уставился вниз, не сразу сообразив, что Карен говорила о человеке, без сознания лежавшем под ним. Ещё мгновение Питеру потребовалось, чтобы осознать, что ему всё равно. Мистер Джонсон решил нарушить закон сегодня вечером. А Человек-паук его остановил. Почему же именно он должен отвечать за эти повреждения? Какое ему дело, что у преступников, которых он остановил без некомпетентной полиции Нью-Йорка, появилась парочка сломанных костей? Это не имело никакого значения. Через пару месяцев они вновь выйдут на улицу. Может, даже недель. По крайней мере, этот раз они точно запомнят надолго. Питер поднялся на ноги, рука дёрнулась к потайному карману, где лежал телефон, но потом он вспомнил. — Карен, вызови полицию и скажи им, где забрать этих парней. — Да, Питер. Он даже не потрудился привязать второго — тот в ближайшее время точно никуда не денется. Питер подошёл к ближайшей стене и вскарабкался наверх, быстро и уверенно опираясь на подушечки пальцев и носки. Присев на край крыши и оглядев город под собой, Паркер прислушался к машинам и людям, к отдалённому звуку сирен и почувствовал себя… хорошо. Может быть, не хорошо. Не совсем. Но всемогущим — это точно. И это даже лучше. Питер оставался на улицах до рассвета, занимая себя как мог. А когда всё же вернулся в свою спальню, сбросил костюм и забрался в постель, заснуть было не легче. Но легче было не думать, лёжа в кровати и глядя в потолок, пока солнечный свет полз по его комнате.***
Питер вернулся в школу во вторник. Не для того, чтобы посетить занятия. Ему удалось убедить тётю Мэй, что лишь зря потратит время на них, поскольку до конца семестра осталось всего три дня. Нет, он пришёл, только чтобы сдать наполовину законченную работу и забрать пару последних заданий, к которым точно больше не прикоснётся, не говоря уже о том, чтобы закончить их. Впрочем, в этом не было никакого смысла. У него по-прежнему были пятёрки по всем предметам (кроме разве что испанского), несмотря на то что он пропустил выпускные экзамены. Он просто делал всё возможное, чтобы Мэй не привела угрозу в действие и не начала брать его с собой на работу. Питер полагал, что не выживет, если вернётся туда. В то место, где они впервые встретились. Даже от одной мысли об этом ему хотелось кричать, плакать и бить первого попавшегося кулаком. Питер не потрудился надеть очки. Он вообще их уже некоторое время не носил. Кого он пытался обмануть? Контактные линзы — обычное дело, чёрт возьми. Не то чтобы он правда пытался замаскироваться, надевая очки. Никому даже в голову не могло бы прийти, что слабый маленький Питер Паркер мог быть Человеком-пауком. Ни за что, блядь, в жизни. Ему почти удалось выбраться без того, чтоб кто-нибудь прицепился с разговором, но тут прозвенел последний звонок. Питер выругался под нос, застигнутый врасплох посреди коридора, — слишком далеко от главного выхода, чтобы успеть выскочить наружу, когда ученики хлынули из классов. Он опустил голову и продолжил идти, надеясь избежать ненужного внимания. Питер никогда не был особо популярным в школе (разве что, пожалуй, в качестве любимой боксёрской груши Флэша), но теперь ему казалось, что всё изменилось после того… что случилось. Питер уже почти дошёл до дверей, когда почувствовал покалывание на шее, а в животе ёкнуло. Он знал, что это Флэш, ещё до того, как его прижали к ближайшим шкафчикам, потому что вспомнишь говно… Ну вы поняли. Он поднял взор на ухмыляющуюся физиономию блондинистого идиота, уже теряя терпение из-за бесконечно повторяющейся подобной хуйни. — Что? — надменно протянул он, прежде чем Флэш успел выпалить очередной непродуманный каламбур, которые считал оскорбительными. — Слишком сильно соскучился, пока меня не было? — Не-а. — Улыбка Флэша была отвратительной, Питер почувствовал тревогу в толпе, собравшейся вокруг. — Подумал, что тебе не помешало бы отдохнуть, учитывая обстоятельства. Питер угрожающе прищурился. — Обстоятельства? — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Да, сам знаешь, — Флэш небрежно пожал плечами, по-прежнему крепко сжимая футболку Питера. — Мёртвый бойфренд и всё такое. Что-то, раскалённое добела, вспыхнуло и вспенилось в груди Питера, словно убежавшее из закрытой кастрюли молоко. Он скривил губы и тихо зарычал. Флэш наклонился, приблизив отвратительные губы к уху Питера, и тихо сказал: — Что ж, каникулы кончились, Паркер. Твой сладкий папик больше не сможет тебя защитить. У Питера красная пелена перед глазами встала. Он оттолкнул Флэша. Сильно. Тот отшатнулся, наткнувшись на группу зевак, коротко взвизгнув от удивления. Но довольно быстро взял себя в руки, выражение лица стало озлобленным, хотя не с той степенью ярости, какая кипела внутри Питера. Обычно в такие моменты он отступал, убегал, но на этот раз твёрдо решил остаться. Он позволил Флэшу выпрямиться и метнуться к нему с намерением ударить. Питер поднырнул под его рукой, кулак врезался в шкафчики с достойным содрогания грохотом. — Ай, блядь! Ты мне ёбаную руку сломал, обмудок! — Флэш повернулся к нему — теперь его лицо было мертвенно-бледным, он тяжело дышал. — Ты ёбаный труп. Питер рассмеялся. Хохот вышел холодным, чистым, резким. Ненормальным. Но Питер не мог заставить себя об этом беспокоиться. — Ну попробуй. Флэш вновь кинулся к нему, и было почти грустно, насколько смехотворно легко Питеру удалось вновь уйти от удара. Хорошо поставленным ударом в голень он заставил Флэша упасть на колени. Зеваки вокруг ахнули, когда Питер вновь пнул его — на этот раз по яйцам. Флэш с визгом согнулся пополам, опираясь одной рукой в пол, а другой прикрывая пах. Питер с усмешкой склонился к нему, вцепился в волосы и дёрнул. — Что ты там говорил? — Он склонил голову набок, словно прислушиваясь к чему-то. — Я в первый раз тебя не расслышал. — Питер! — Кто-то протискивался сквозь толпу, резкий голос перекрывал общий гомон удивления и веселья. Он проигнорировал. Наклонившись к Флэшу ближе, Питер потянул его за волосы, запрокидывая его голову, — горло обнажилось, вены на нём вздулись. — Не хочешь повторить ещё разок? — прорычал он. — Питер. — ЭмДжей остановилась рядом, потянувшись к локтю, чтобы образумить его. Он вновь проигнорировал её и ударил Флэша лицом о своё колено, с глубоким удовлетворением услышав хруст. Питер наслаждался стонами боли, Флэш попытался его оттолкнуть одной рукой от себя: губа разбита, кровь текла из носа, заливая подбородок, окрашивая зубы в красный. ЭмДжей сжала его плечо и попыталась оттащить. Питер позволил ей это сделать, но быстро вырвал руку и пошёл на выход. — Какого хера, Питер? — Голос её звучал злобно. И испуганно. — Что? — рявкнул он, не глядя на неё и не останавливаясь. — Что это, блядь, было такое? Он фыркнул, сжав кулаки. — Кое-что, что уже давно пора было сделать. — Херня собачья, — судорожным голосом сказала она, но в словах звучала сталь. — Это не ты, Питер. Он резко обернулся к ЭмДжей, остановившись посреди тротуара. Внутри всё кипело от злости. Пульс отплясывал злобный ритм, бешенство горело в венах. — А кто, блядь, так говорит? Она покачала головой, зелёные глаза влажно заблестели, когда она впилась взглядом в его лицо. — Нет. Это не тот Питер, которого я знаю. Он моргнул и уставился на неё. — Нет. Не тот, — согласился он. И отвернулся, чтобы уйти. — Питер, которого ты знаешь, умер.