И в кровоток нашел свой путь

Уэйд [Белый] {Жёлтый}

Я опять причинил себе боль, И в этом некого упрекнуть. Будь другом, обними и раскрой, Согрей, покажи к сердцу путь. Хочу как безумный, горящий тобой, Чтоб ты мой запах мог вдохнуть. И вновь в себе я потерялся, Нигде меня теперь не найти, Думаю, я просто сломался И в безопасность закрыты пути¹.

На часах натикало уже больше двух ночи, когда Уэйд, скрипя зубами от злости и острого сожаления, поднимался по лестнице своего дома. Он по-прежнему продолжал бы поиски Паучка, но того и след простыл ― ни признака его пребывания в городе. Конечно, Нью-Йорк большой. Но если Уэйду обычно не удавалось напасть на след Человека-паука, то, по крайней мере, получалось отследить места его недавнего присутствия. Настроившись на полицейский радиосигнал, он отслеживал оставленные фирменные, завёрнутые вручную паучьи подарочки. {Противный маленький паук прячется в паутине, в ночи от нас, мы его поймаем, мы его накажем, маленький огрызающийся малыш, как он смеет от нас прятаться, блядь.} [Может, тебе наконец-то удалось. Ты давил и давил, игнорировал все отказы, чем его и достал. На этот раз окончательно.] ― Но мы ведь ничего такого не делали, ― угрюмо пробормотал Уэйд, шаркая ботинками по бетонным пролётам лестницы. Паучок, конечно, был вне себя после того поцелуя. Рассердился настолько, что теперь старался избегать с ним встречи. Но как только Уэйду удалось обнаружить Паучка, тот больше не отмахивался от него, как от блохи. Питер позволял следить за собой. А Уэйд вёл себя очень осторожно: не ввязывался в драки, не навязывал свою компанию, держался строго за полквартала от Паука, даже не разговаривал с ним. [Но ты вёл себя, как гиперопекающий папочка, когда вчера влез в разборку с Вдовой.] {Она опасная: скользкие смертельные ножи и горячие-горячие пули. Мы не могли позволить ей навредить нашему прелестному Пауку.} [Остынь, Голлум. Если б у тебя хоть половинка мозга осталась, ты понял бы, что она лишь наблюдала. Как стрёмный ангел-хранитель, посланный Железным дилдо с небес.] ― Он вёл себя безрассудно, ― ощетинился Уэйд, приближаясь к нужному этажу. ― И не понимал, насколько непредсказуемой она может быть. [Я не утверждаю, что она не угроза. ― Чёрная Вдова всегда была угрозой. Уэйд по пальцам одной руки мог пересчитать количество людей, которые действительно его нервировали, и она среди них. ― А говорю, что Паркер, вероятно, помощь твою не оценил.] ― Мне плевать, если у него закончились благодарственные открытки, ― пробормотал Уэйд. ― Это вовсе не значит, что мы… Повернув за угол на восьмом этаже, он замер, увидев дверь своей квартиры. На дверном проёме с облупленной белой краской напротив замка дерево расщепилось. Кто-то выломал замок. Уэйд выхватил Бетти левой рукой, правой сжал длинный траншейный нож и бесшумно подкрался к двери. [Постой, ― прошипел Белый. ― Дверь закрыта. Это ловушка.] {Кто в этой долбаной мультивселенной осмелится на что-то подобное? К тому же они не стали бы ломать дверь, если б хотели сделать сюрприз. Любой неуклюжий ребёнок с заколкой для волос сумеет вскрыть этот хлипкий замок так же легко, как засунуть хрен в хорошенькую распущенную шлюху.} [Он… пожалуй, прав, ― признал Белый, пока Уэйд стоял у двери, прижавшись спиной к стене, прислушиваясь к любому движению внутри квартиры сквозь тонкие стены. Но всё было тихо. ― Не хочу делать никаких сальных отсылок, но нужно быть полным кретином, чтобы оставить столь очевидные следы взлома, только чтобы подстеречь нас и попытаться поймать.] {Либо очень уверенным в своей способности победить Дэдпула.} [Бля.] Уэйд прикинул возможные варианты, но вспомнить кого-то достаточно дерзкого, безрассудного и опасного, способного оставить раскуроченную дверь и ждать внутри, представляя настоящую угрозу, так и не удалось. Кто-то, связанный с Оружием Икс, проник бы бесследно. Причём понадобилось бы по меньшей мере тридцать опытных убийц, чтобы захватить Дэдпула. Нейт мог телепортироваться ― ему не нужны двери. А если Вдове что-то от него требовалось, он, вероятно, не узнает об этом, пока не войдёт. Как бы то ни было, ночь у Уэйда выдалась не из лучших. Здорово было бы всадить пулю в лоб тому, у кого хватило наглости вломиться в его явочную квартиру. Он сжал нож покрепче, медленно потянулся к ручке и бесшумно повернул её. Бетти Уэйд прижал к груди, готовый в любую секунду наставить дуло на незваного гостя. Отворив дверь ровно настолько, чтобы суметь пройти, он скользнул внутрь. [Хорошо, что мы смазали на той неделе петли.] При необходимости Уэйд мог отлично сориентироваться в трёхкомнатной квартире даже в темноте. Однако этого не требовалось ― он оставил включённой лампу с накинутой сверху грязной рубашкой, поэтому всё вокруг заливал приглушённый свет. Когда Уилсон вошёл, внутри никто не шевелился, но его внимание быстро привлёк силуэт человека, сидевшего на диване. Уэйд двинулся по краю комнаты с кошачьей грацией, поднимая и наставляя пистолет на незваного гостя. Указательный палец напрягся на курке в предвкушении взрыва, толчка, земляного кислого запаха гари, пропитывающего подушечки пальцев. Диван был новым, но вокруг в любом случае всё запачкано кровищей, так что недолго ему оставаться чистым. {Давай, Уэйд, подстрели егооооо.} Он мрачно улыбнулся, мысленно саркастично прощаясь с пришельцем, когда тот вдруг пошевелился. Уэйд тревожно взвизгнул, вскидывая дуло к потолку, чтобы не выстрелить ненароком. ― Ёбаный в рот. На диване сидел Питер. {Срань господня.} На его диване сидел Питер Паркер. Не Паучок. Питер. Свернулся в углу, почти зажатый между подушкой и подлокотником. Он лишь приподнял голову, чтобы показать лицо, но этого было достаточно, чтоб Уэйд мгновенно узнал его. Сердце сжалось, и он задохнулся от осознания, что чуть не натворил. ― Какого хера, Питер? ― слова прозвучали тихо и напряжённо, Уэйд убрал оружие в кобуру и зашагал назад к двери, чтобы пинком захлопнуть её. Это помогло сдержать подступающую панику: он ведь почти… Бля. {Бля.} Уэйд глубоко вздохнул, ощутив, как тряслись руки. Едва различимая паническая дрожь плавала в пустоте в его голове. [Выглядит он не очень.] Уэйд вновь подошёл к дивану и остановился, чтобы рассмотреть поближе; пальцы подёргивались на бёдрах. Он попытался проигнорировать {Ебаться-сраться это ж чёртов Питер он такой красивый о господи боже он тут и на голове его полный бедлам а он на нашем диване и такой неебически красивый} панику и сосредоточился на деталях. Питер совсем исхудал. Занимал гораздо меньше места, чем помнил Уэйд, но, возможно, потому что свернулся калачиком, прижав колени к груди, и почти агрессивно забился в угол дивана. Свет был тусклым, но Уэйд всё равно разглядел большие синяки под глазами, ярко контрастирующие с бледной кожей. А лицо Питера, как тревожно заметил Уилсон, ― просто ёбаная катастрофа. Щёки покрыты пятнами: розовый цвет сердитости неровно проступал на нездоровой бледности. Губы потрескавшиеся, обкусанные, глаза опухли и покраснели, ресницы слиплись от влаги. А выражение лица… Уэйда просто ужаснуло, насколько Питер выглядел измотанным. И подавленным. Совершеннейшее изнеможение вырывалось неровным дыханием сквозь приоткрытые губы, полусомкнутые веки едва ли прятали зазубренный край острой боли в отражении глаз. Уэйд уже шагнул было к нему, чтобы поднять лицо за подбородок и проверить, не травмирован ли он, но вовремя одёрнул себя, безвольно опустив руки вдоль тела и сжав кулаки. Волосы Питера промокли. Вроде бы. Они были в том полусухом липком состоянии, которое ясно давало понять, что недавно их намочили и не расчесали как следует после. Пряди липли к шее ― уже достаточно длинные, чтобы завернуться вокруг линии челюсти. Одежда казалась тяжёлой, неприятно приставшей к телу. Джинсы ― слишком тёмные, а ткань рубашки явно пропиталась водой. Казалось, что Питер промок до костей и не двигался уже несколько часов. {А ведь недавно дождь шёл! Он что, прогуляться решил под ливнем, а потом пришёл сюда, чтобы промочить наш новый диван?} Уэйд тоже попал под дождь, но нырнул в Starbucks, заставив парочку хипстеров и богатых йога-мамочек понервничать, пока сидел, потягивая фраппучино матча с песочным печеньем почти час, прежде чем небо перестало на всех мочиться. Да и потом: рановато ещё было начинать искать Паучка, а теперь вечер бесплодных поисков Уэйда обретал больший смысл. [Он сам пришёл], ― Белый удивился собственным словам, а Уэйду пришлось подавить странное чувство, шевельнувшееся в сердце. ― Как ты нашёл, где я живу? ― спросил он уже гораздо мягче. Уэйд хотел поинтересоваться, что произошло. Хотел спросить, почему Питер пришёл к нему, но боялся, что оттолкнёт его расспросами. Либо Питер окончательно закроется. И то и другое казалось вполне вероятными исходами, учитывая, как тот вёл себя в последние несколько дней. Питер, казалось, пришёл в себя, медленно моргнул, заёрзал, слегка сильнее стиснул колени руками, выпрямляясь, губы на мгновение сжались, прежде чем он смочил их своим маленьким розовым язычком. Он посмотрел в окно на противоположной стене. ― Я уже давно знаю, ― хрипловато и грубо ответил он, звуча болезненно. Питер прокашлялся. ― Ты болтаешь сам с собой. А голос у тебя очень… ― Он изобразил какую-то непонятную эмоцию: нос слегка наморщен, брови нахмурены. Кадык подёргивался. ― Своеобразный. {Он нас подслушивал? О мой бог. Даже не знаю, польщён я или хочу отшлёпать его по маленькой попке, пока она не станет красной и чувствительной.} [Он слышит только треть наших разговоров, идиот. Однако довольно впечатляюще, что смог разобрать хоть слово за милю от себя…] Уэйд сглотнул, задвинув в подкорку это интересное маленькое откровение. ― Почему?.. ― Он замолчал, опасаясь, что у Питера создастся впечатление, будто он нежеланный гость. Губы Питера искривились, карие глаза вспыхнули эмоциями ― живые под маской тоскливой усталости на лице. ― Ты же знаешь, где я живу, ― рявкнул он, горькая кислота на языке дала понять, что он чувствовал по этому поводу. ― Теперь мы квиты. Он всё неправильно понял. Уэйд с трудом сдержался, чтоб не нахмуриться, и неуверенно шагнул ближе. Питер не сдвинулся с места, и Уэйд воспринял это как маленькую победу. ― Мог бы просто спросить меня, Малыш-паучиш. Ласковое прозвище вырвалось как-то само собой, так же инстинктивно, как и успокаивающее бормотание. Питер слегка вздрогнул, но больше никак не отреагировал на этот промах. ― Повода не было, ― сердито пробормотал он, подтягивая колени ближе к груди и вновь переводя взгляд на противоположную сторону гостиной. Он по-прежнему фонтанировал раздражением, что, вероятно, хороший знак, учитывая обстоятельства. Уэйд хотел ещё раз спросить, получить объяснения, почему Питер пришёл сюда, но подозревал, что это приведёт лишь к тому, что хрупкий пузырь перемирия, образовавшийся в этой квартире, лопнет и Питер исчезнет с влажной вельветовой обивки. Не будет больше сидеть с таким видом, будто побывал в аду и вернулся, а потом устроился здесь и просто больше не сдвинулся с места. {Что-то случилось.} [Да что ты говоришь, Шерлок.] Страх, кипевший под кожей Уэйда, с тех пор как он узнал Питера, ёкнул в животе, напоминая о своём присутствии, но он проигнорировал его и рискнул воспользоваться удачей ещё немного. ― Тебе, наверное, неудобно, ― пробормотал Уэйд, делая очередной шажок и осторожно протягивая руки, будто приближался к испуганной кошке. ― Хочешь избавиться от всей этой мокрой одежды? Питер напрягся, пальцы вцепились в джинсы, натягивая ткань на голени, и прижал к себе колени. ― Да, тебе бы это охуеть как понравилось, правда? ― выплюнул он, оскалившись. {Чересчуууур надавил. Мы зашли слишком далеко. Но, чёрт возьми, как он хорош, когда злится… Посмотри на эту моську! Бля, когда мы в последний раз видели его лицо?} Уэйд тряхнул головой, поднимая руки в универсальном жесте «Не стреляй ― я невиновен». И, прежде чем успел объяснить, что просто хотел предложить Питеру переодеться в свою сухую одежду (даже если он в ней утонет), тело пацана сотрясла сильнейшая дрожь. Он явно пытался подавить её: прижал колени так крепко, что костяшки побелели, а зубы клацнули в тишине комнаты, но плечи затряслись, а челюсть ужасно задрожала. ― Ты явно замёрз, ― мягко констатировал Уэйд. ― И чья это ёбаная вина? ― издевательски произнёс Питер сквозь стиснутые зубы, склонив голову, чтобы вытереть нос о колени. ― У тебя тут такой ебливый сквозняк, будто всем жителям дома хочешь воспаление лёгких устроить. [Никто тебя сюда не приглашал], ― злобно зашипел Белый. Уэйд смущённо пожал плечами. ― Мне всегда жарко. {Кожаный костюм долго остывает. Всё равно что в шубе ходить.} ― Да, ты словно ёбаная печка, ― проворчал под нос Питер так тихо, что Уэйд едва расслышал. Уэйд подавил улыбку и склонился, поднимая с пола чистую (по крайней мере, не перепачканную кровью) толстовку. ― Держи. ― Он снова шагнул ближе, сокращая расстояние между ними ещё немного, и протянул Питеру вещь. ― Хотя бы надень… Питер дёрнулся вперёд, выбив толстовку из рук Уэйда. ― Не трогай меня, мать твою! Уэйд замер, вытаращившись на него под маской. Он ожидал подобного, но всё равно то ещё зрелище. Питер смотрел в ответ снизу вверх, глаза остекленели от страха и гнева, грудь тяжело вздымалась при каждом вдохе. Он был настолько напряжён, что его даже потряхивало. А сердце Уэйда неебически за него болело. ― Питер… ― выдохнул он. А Питер просто… обмяк. Он будто потерял сознание, распластавшись по подлокотнику дивана, словно больше не мог оставаться в вертикальном положении. Волосы беспорядочно упали на щёку, голова повисла. Губы распахнулись, а глаза он, наоборот, зажмурил и сморщился, отчаянно всхлипнув. Плечи затряслись, и дикий, пронзительный вой вырвался из горла, заставив сердце Уэйда болезненно сжаться. Уэйд в два прыжка пересёк разделявшее их расстояние, опустился на диван рядом. И похуй на личное пространство. Он порывисто обнял Питера за талию, притянув к себе на колени. Мгновение тот казался бескостным тяжёлым существом в его руках, а потом вцепился в Уэйда, хватаясь за него, как отчаявшийся ребёнок. Он обвил руками шею и плечи, одной вцепившись в костюм на спине и сжав так сильно, что стало больно. Питер спрятал лицо в шее Уэйда, прямо под челюстью, и зарыдал, уткнувшись в костюм. Наёмник держал героя крепко, обняв за тонкую талию, другой рукой нежно поглаживая горячей ладонью вдоль подрагивающего позвоночника. ― Ш… Я с тобой, Малыш-паучиш. Я рядом. Давай, поплачь, всё хорошо. ― И он плакал. Сильнее и сильнее, рыдания становились громче, выталкиваясь из горла с болезненными хрипами, будто силой вырванные из глубин живота. Уэйд чувствовал холодную тяжесть одежды Питера, липнущую к коже. Всё тело сотрясало сильнейшее отчаяние. Горло Уэйда непроизвольно болезненно сжалось. {Бля… Он такой прекрасный, когда плачет.} Уэйд проигнорировал комментарий Жёлтого, пытаясь что-то успокаивающе ворковать и поглаживая спину Питера. Возможно, следовало бы задуматься, что же вызвало такое сильное горе, но сейчас ему было плевать. Неважно, почему Паучок испытывал столь настоящую, выворачивающую наизнанку, пронзающую до костей прошу-убей-меня-нахуй-она-слишком-терзает боль, ― Уэйд сделал бы всё, чтобы её унять. Что угодно. Если б он знал, что есть кто-то, кого можно уничтожить, чтобы облегчить эти страдания, он бы сделал это. Разрезал бы на мелкие кусочки, которые никто никогда бы не нашёл. Даже если этим кем-то был он сам. Особенно, если это был он. Хотелось бы, чтоб всё было так просто. Но он понимал, что никак этим Питеру не поможет. Он прижался прикрытым маской ртом к его волосам и сжал объятья чуть крепче, инстинктивно принявшись раскачиваться взад-вперёд, подстраиваясь под прерывистый ритм всхлипов. Внутри всё зудело от необходимости что-то предпринять, чтобы всё исправить, но тем больнее было осознавать, что, вероятно, ничто в данной ситуации не поможет. ― I’d happily take all those bullets inside you and put them inside of myself. | Я с удовольствием вынул бы все те пули из тебя, пронзив ими себя², ― забормотал Уэйд, осторожно прижимая затылок Питера ладонью. Услышав резкий, вымученный хрип и захлёбывающуюся попытку втянуть больше воздуха между мучительными рыданиями, он возобновил осторожные поглаживания по шее и спине, между острыми подрагивающими лопатками. ― Дыши… ― велел он тихо, слушая, как Питер в очередной раз пытается вдохнуть меж накатывающими волнами неудержимых рыданий. ― Дыши, мой хороший, всё образуется. Питер поперхнулся, на мгновение затих, а потом длинно, судорожно вдохнул. Приток кислорода дал ему сил, и рыдания возобновились. А ещё он заговорил, беспорядочно и неразборчиво, по-прежнему вжимаясь в плечо Уэйда: ― Нет… Нет, я это сделал… Я сделал, во всём виноват я… ― Уэйд едва ли понимал, что он бормотал, но кое-что всё же разобрал довольно отчётливо, и это послало холодок ужаса по коже. ― Я убил его. [Питер… кого-то убил?] Белый прекрасно понимал всю серьёзность этого заявления. Питер Человек-паук. У него и его альтер эго был единый невинный взгляд на мир, единый непоколебимый моральный кодекс. Чьё-то убийство не было повседневной рутиной, как для Дэдпула. Оно бы его изменило. С недавних пор Паучок был грубее с преступниками, чем обычно… Неужели он зашёл слишком далеко? Перестал сдерживаться и нечаянно переломил кому-то шею? Каким бы бессердечным и мрачным ни был Человек-паук в последнее время, Уэйд всё равно его знал. И понимал: чувство вины за подобное сожрёт его заживо. ― Кого, Пит? Кого ты убил? ― пробормотал Уэйд, стараясь говорить тихо и успокаивающе. Долгое время Питер лишь громко всхлипывал. Признание вырвалось сломленным, жалким, отягощённым страданием и ненавистью к себе. Оно затронуло что-то неприятно знакомое глубоко в груди Уэйда. ― Г-гар… Гарри. Я уб-бил его… Я убил Гарри. Уэйд постарался не показать, как эти слова выбили почву из-под ног, заставив с ужасом и скептицизмом ожидать, когда их значение осядет в мозгу. Но он знал, что Питер не упустит напряжения в теле даже на секунду. Поэтому Уэйд постарался расслабиться. И найти признанию рациональное объяснение. Питер мог верить, что ответственен за суицид Осборна. Уилсон точно знал, что он всегда трагически самоотверженный парень, взваливал чересчур тяжёлую ношу на свои худые плечи. ― Малыш… ― Он осторожно прижал его крепче, уткнувшись лицом в волосы. ― Я знаю, что ты винишь себя, но это не твоя вина, понимаешь? Он сам сделал выбор и… ― Нет. ― Питер отстранился, чтобы Уэйд видел его глаза. Лицо было мокрым, красным, покрытым неровными пятнами. ― Я убил его, Уэйд. ― Питер крепко сжал ремни ножен для катан и потянул, слова сорвались с губ резко, настойчиво, торопливо. ― Мы дрались, у него был пистолет, а я… раскрыл ему свою личность, а он… Он упал, я выстрелил паутиной и с-сломал его, я сломал ему позвоночник, и он… А я… С-спрятал тело… Я… ― Он вновь разрыдался, обмякнув на коленях Уэйда, рыдания были болезненными и хриплыми, продирались через надорванное горло. ― Бля… ― Уэйд вновь обнял его, прижимая голову Питера к шее. {Оху-еть.} [Неудивительно, что после такого он на пределе.] {Значит, мы теперь станем мужьями-убийцами³?} [А ты, Уэйд. Тебя не было рядом.] ― Я п-пытался… дозвониться… Хотел с тобой переговорить, я… ― Питер запинался, путался в словах, но всё равно они резали острее клинков. {Ох, ёпт. Он в нас нуждался.} [Ты был ему нужен. Но ты ушёл.] ― Но тебя не было рядом… И вообще не было… Уэйд, ты уш-шёл… ты просто… испарился… Ты был мне нужен, но ты ушёл! ― выкрикнул он, тут же вновь зарыдав ― на этот раз ещё мучительнее. ― Прости меня, ― выдохнул Уэйд, с трудом преодолевая ком в горле; сжимающие мокрую рубашку Питера пальцы подрагивали. ― Мне очень, очень жаль. Но этого мало. И никогда простых слов не будет достаточно. [Да. Ты оставил его в таком состоянии. Оставил страдать. Это ты виноват, что теперь ему так больно.] {Херня, ― прошипел Жёлтый с неожиданной пылкостью. ― Это твоя ёбаная вина, ты, бесхребетное, жалкое подобие защитничка. Ты это сделал. Мог бы с таким же успехом вогнать ему между рёбрами нож и хорошенько провернуть. По крайней мере, мы смогли бы насладиться этим хоть пять секунд. А так… Это просто… мерзко. Всё произошедшее. Нахуй. То есть я хочу сказать, что Осборновское отродье мертво, но это мы должны были его убить. Нужно было всадить пулю промеж его красивых голубых глазок и покончить со всем этим. Тогда Паучку, по крайней мере, не было бы настолько больно сейчас. ― Его ядовитость где-то на полпути вдруг превратилась в жалкий всхлип: ― Он страдает. Ему больно, Уэйд. Сделай что-нибудь.} Маска Уэйда изнутри уже пропиталась слезами, он подавил порыв залезть под неё, чтобы вытереть глаза. Жёлтый прав. Питер страдал ― Уэйд должен что-то предпринять. Даже если это означало сидение здесь и выслушивание обвинений в свою сторону, он обязан принять всё как должное. Он не мог просто снова сбежать. Питер пришёл к нему. Пришёл домой, распахнул ему своё гниющее сердце, чтобы Уэйд всё увидел и понял. И даже если Питер таким образом наказывал его, Уэйд не мог просто отмахнуться от столь ослепляющего проявления уязвимости. Он бы просто не вынес. Катаны впивались в спину, но он не обращал внимания на дискомфорт (который на самом деле был ничем по сравнению с комом пульсирующей боли от отвращения к себе, поселившимся в животе). Уэйд сел удобнее и подхватил Питера под коленями, прижав к груди, как маленького. Он казался таким лёгким. Будто совсем ничего не весил. ― Я знаю, что от этого легче не станет, но прости меня, ― мягко заговорил Уэйд, не вполне уверенный, что Питер его слышал, но, может, это и значения никакого не имело. ― И я точно знаю, что ты не это имел в виду. Ты не мог. Ты не монстр, Пит. Паркер издал жалобный писк: ― Монстр. Уэйда будто пырнули в живот ножом. ― Это не так, малыш. Я знаю монстров. А ты… ― Он вжался лицом в его волосы и глубоко вдохнул запах, чувствуя кожу, пот, сырость и что-то лёгкое, сладкое, принадлежащее лишь Питеру. ― Ты не монстр, ― прошептал он. ― Ты ёбаный ангел. Он слабо всхлипнул, крепче прижимаясь к Уэйду. Уилсон знал наверняка, что порой лучше просто выплакаться, чтобы ничего не осталось. Всё равно что выжать мокрую мочалку. Смотреть, как вода стекает в сток, и сжимать, пока в конце концов мочалка не станет почти сухой. Не совсем, но почти. Поэтому он позволил Питеру выплакаться, безостановочно легонько покачиваясь взад-вперёд. И запел вполголоса, достаточно тихо, чтобы обычный человек не услышал, но суперслух Питера в любом случае уловил бы каждое слово: ― When the tears come streaming down your face. When you lose something you can’t replace. When you love someone but it goes to waste. Could it be worse? | Слёзы струятся по твоим щекам. Когда ты теряешь что-то незаменимое. Когда ты безответно любишь кого-то. Может ли что-то быть хуже? ― Уэйд прикрыл глаза, едва слышно выдыхая последние слова: ― And I will try to fix you. | Я попытаюсь вылечить тебя⁴. Потребовалось время. Уэйд не знал, лились ли ещё слёзы из глаз Питера, но грудь по-прежнему вздрагивала, а руки дрожали ещё долго, после того как всхлипы перестали вырываться из приоткрытого рта. В конце концов Питер затих, совсем не двигаясь, но прерывисто-часто дыша. Уэйд видел его лицо с не прижатой к плечу стороны, и в какое-то мгновение ему показалось, что тот уснул. По крайней мере, он на это очень надеялся. Однако когда Уэйд поднял голову и чуть сильнее прижал Питера к себе, тот пошевелился и шмыгнул носом. Уилсон слегка наклонился вбок, встречаясь взглядом с распахнутыми глазами Питера, остекленевшими и обалделыми, с распухшими веками и невидяще устремлёнными куда-то в пространство взором. Уэйд вздохнул и поднялся с дивана. Держать Питера на руках всегда было до смешного легко. Не потребовалось никаких усилий, чтобы пронести его через комнату, даже когда тот вцепился в бицепс для равновесия. Уилсон устроил Питера на кухонной стойке, крепко держа за плечи, пока не убедился, что тот способен самостоятельно сидеть. И всё равно продолжил придерживать за талию, когда наклонился, чтобы сдёрнуть с плиты чистое кухонное полотенце. Одной рукой он открыл кран и быстро смочил ткань тёплой водой, по-прежнему оставаясь телом прямо перед Питером. Уэйд поднёс полотенце к лицу Паучка и осторожно стёр потёки слёз со щёк. Питер моргнул, но больше никак не отреагировал. Ресницы слепились от влаги, отчего казались темнее, как маленькие паучки на бледной коже, расцветающие от сверкающей красоты его глаз. {Такой прекрасный, когда плачет.} ― Эй, ― пробормотал Уэйд, осторожно проводя тёплой тканью под одним глазом, затем под другим. Взгляд Питера скользнул вверх, потом вновь устремился вниз, по нижней губе пробежала лёгкая дрожь. ― Что такое, родной? С губ срывались тихие выдохи. ― Твоя… ― Голос надломился, напряжённый от всех этих рыданий, и Питер попытался ещё раз. Уэйд никогда ещё так сильно не желал, чтобы «Сонный чай» чудесным образом появился в его шкафу. ― Твоя маска. Уэйд попытался не напрягаться, сосредоточившись на вытирании высыхающих солёных дорожек с лица своего мальчика. Он долго молчал, пусть и знал точно, что хотел Питер, видел это в его отрешённом взгляде. ― Хочешь, чтобы я её снял? ― спросил он наконец приглушённо, пытаясь не разбить небольшой мыльный пузырь спокойствия, в котором они сейчас существовали. Питер обессиленно скомкал полы рубашки, потом легонько кивнул, опустив голову ниже. {С хуя ли он вообще хочет видеть твою отвратную рожу? Мало плакал сегодня?} [Он нас наказывает.] Нет… Уэйд не думал, что это наказание. Не то чтобы он не заслужил ковыряния Питером самой тупой отвёрткой в своей глубочайшей неуверенности, но всё же дело не в этом. А в чём-то другом. Поэтому, не обращая внимания на болезненный стук сердца и страх, леденящий вены, он потянулся свободной рукой к краю маски. Колебался Уэйд лишь мгновение ― горькая паника осела во рту кислотой, ― а потом сдёрнул её. Потому что сделал бы что угодно. Абсолютно всё ради Питера. Уэйд замер, ожидая, когда взгляд бурбоновых глаз наткнётся на его обнажённую истерзанную кожу. Но Питер в его сторону даже не посмотрел. Просто потянулся ладонью к ремню ножен, крепко сжав, и вытер нос о полотенце, которое Уэйд по-прежнему держал у его лица. Уилсон длинно выдохнул, даже не заметив, что задерживал дыхание; в животе всё сжалось и расслабилось одновременно. Почувствовав, как краснеет, он осторожно прислонил к носу Питера полотенце чистой стороной. ― Сморкайся, ― прошептал он, Питер послушался. Что-то горячее шевельнулось под прессом Уэйда, но он постарался не заострять внимание, сложив полотенце пополам и осторожно вытерев рот и подбородок Питера, а потом выбросив тряпку в мойку. Он положил руку ему на бедро и притворился, что не расслышал, как тот затаил на мгновение дыхание. Уэйд потянулся к пластиковому стакану с изображением Капитана Америка в шкафу. Вновь наклонился к крану, налив холодной воды, а потом поднёс стакан к губам Питера. ― Пей. Кадык нервно дёрнулся, когда он сглотнул. ― Не хочу пить, ― выдохнул Питер, отвернувшись. Уэйд крепко взял его за подбородок, поворачивая голову назад. ― Пей, ― вновь приказал он с рычанием. Карие глаза наконец метнулись к нему, их взор задержался, прожигая, на долгое мгновение, прежде чем Питер разомкнул покрасневшие губы, обхватив голубой край стакана. Уэйд прижал пластиком вельветовый язык и старательно влил воду в рот. Питер сглотнул раз, другой, третий, затем ресницы затрепетали, он обхватил запястье Уэйда, подталкивая руку выше и осушая стакан. Уилсон отпустил его подбородок и вновь налил воды. Питер взял в руки вторую порцию и выпил всё сам. И третью тоже. И четвёртую. В середине пятой он поставил стакан рядом на стойку и вытер рот рукой, наконец пресытившись. {Бедный маленький Паучок совсем пересох, да?} [Ну, он почти все свои телесные жидкости вылил на костюм Уэйда и диван.] {Не все жидкости…} [Заткнись.] ― Ты уже давно сидишь в холодной, мокрой одежде, ― начал Уэйд, легко теребя рукав рубашки Питера, прилипший к руке. ― Можешь простудиться. ― Он не был уверен, болел ли вообще Питер ― с его-то исцеляющим фактором, ― но рисковать не хотел. ― Я сейчас переодену тебя во что-нибудь сухое. Он больше не давал ему выбора ― просто подхватил на руки и понёс в спальню, но возражений не последовало. Питер был подавлен и удивительно послушен, когда Уэйд опустил его на кровать и потянулся, чтобы включить свет. Комната была почти пустая. Он не удосужился сделать тут ремонт или обставить как следует. В углу рядом со шкафом валялась спортивная сумка с оружием и кое-какой одеждой. Но кровать, по крайней мере, была застелена чистым бельём, на ней лежала новая подушка. Никакой крови, портившей тёмно-синий хлопок. Приглушённый свет сочился из-под жёлтого абажура лампы, которую Уэйд гордо именовал своим эстетическим выбором, хотя это была просто старая и немного грязная развалюха, освещавшая помещение, однако, ярче, чем в гостиной. Уэйд на мгновение задержал взгляд на опущенной голове Питера, рассматривая впалые скулы и фиолетовые мешки под глазами. Если б Уэйд не знал наверняка, то подумал бы, что Питер болен. Типа гриппом. Или ужасной смертельной болезнью. Лишь мгновение поколебавшись, он склонился над кроватью, когда вдруг понял, что из-за света и позиции лицо его станет отлично видно. ― Ты совсем измученный, Малыш-паучиш, ― пробормотал Уэйд, осторожно касаясь обтянутой перчаткой ладонью щеки Питера и проводя большим пальцем под его глазом. Он почувствовал лёгкую дрожь, пробежавшую по спине Паучка, ― ощутил её даже кончиками пальцев. ― Мало спишь? Питер слабо, уклончиво пожал плечами, не отрывая взгляда от ковра. Тогда Уэйд приподнял его лицо за подбородок, заставив посмотреть себе в глаза. ― Ты вообще спишь? ― повторил он с лёгким стальным нажимом в голосе. Питер приоткрыл губы, выдыхая, Уэйд с пьянящей теплотой увидел, как тёмные зрачки сузились, а потом слегка расширились. Питер решительно покачал головой. ― Немного, ― шёпотом ответил он. {Хороший мальчик}, ― промурлыкал Жёлтый, завозившись от волнения, удовольствия и забурлившего желания, которое заставило Уэйда вновь выпрямиться, немного отстраняясь от Питера, чтобы дать ему пространство. Чтобы он хотя бы выдохнул. [Он не нуждается в сексе сейчас. Ему нужен набор сухой, блядь, одежды и десять галлонов снотворного.] Белый прав. ― Тебе нужно больше отдыхать, Пити, ― мягко пожурил Уэйд, надеясь, что Питер поймёт упрёк как: «Я просто хочу, чтобы ты был здоров и счастлив, а если не сможешь быть счастливым, то по крайней мере перестанешь выглядеть как подавленный зомби», а не как «Будь хорошим мальчиком для папочки, а иначе он достанет свой кожаный хлыст для верховой езды». {Бляяяяяяяяяя.} Печальный олений взгляд Питера метнулся в сторону, он вновь опустил голову, слегка сгорбившись. Уэйд нахмурился, провёл ладонью по его волосам, убирая чёлку со лба. ― Что такое, мой хороший? Питер откашлялся, но слова всё ещё звучали с каким-то придыханием: ― У меня… кошмары. Уэйду показалось, что он сейчас задохнётся от ужасного, удушливого раскаяния, нахлынувшего на него давящим всхлипом. Питер выглядел таким юным. Молодым, несчастным и пристыженным. Он засунул руки под бёдра, будто пытаясь держать себя в узде. А ещё казался испуганным. На грани нервного срыва: губы дрожали, меж бровей залегла морщинка. Уэйд вновь шагнул к нему, вторгаясь в личное пространство, задевая ногами колени, обнял за затылок и притянул к себе, поглаживая по костлявым лопаткам. Питер тяжело привалился к нему, уткнувшись носом в живот, и прерывисто задышал. [If your dreams are far too real. | Если сны слишком реальны.] {Let me in them, then. | Позволь мне в них поселиться.} [I’ll slowly change the view. | Я просто сменю картинку.] {I will soften them, then. | И смягчу их⁵.} Уэйд на мгновение прикрыл глаза, сосредоточившись на острой боли от желания защитить, поселившегося под рёбрами. ― У меня тоже. Всё тело Питера сотрясла мелкая дрожь, он издал приглушённый стон где-то на уровне пояса Уэйда. Тот слегка отстранился и провёл ладонью по его спине. ― Ты замёрз. Он снял ботинки, наступив носками на пятки, и отбросил их. Питер с удивлением заморгал, подняв на него взгляд, а Уэйд опустился перед ним на колени, чтобы оказаться нос к носу. Осторожно, сначала окинув внимательным взором лицо Питера, Уэйд взял его за щиколотку и развязал один чёрный конверс, стягивая со ступни. Даже сквозь перчатки он ощутил, насколько кеда мокрая. Затем Уэйд перешёл к левой ноге. Потом стянул носки. {Господи, у него такие крошечные ступни.} [Только не говори, что у тебя развивается какой-то отвратительный фут-фетиш.] {Почему бы и нет? Они идеальны. К тому же это наименее странный фетиш из всех, что у нас есть.} Да, это, пожалуй… правда, но Уэйд проигнорировал болтовню голосов и потянулся к пуговицам рубашки Питера. Затаив дыхание, он внимательно смотрел, как дюйм за дюймом обнажается гладкая цвета слоновой кости кожа. Питер часто дышал под его руками. Уэйд перевёл взор на его лицо и увидел ответный пристальный взгляд; рот приоткрыт, щёки порозовели. Уэйд мрачно скривил губы. ― Что? ― спросил он смущённо, на мгновение пожалев, что вообще решил включить лампу. Питер глубоко вдохнул и, казалось, собирался что-то сказать. Определённо важное, но потом лишь опустил глаза в пол. ― Ничего. Я просто… замёрз, ― неуверенно выдал он. ― Хорошо, малыш, мы об этом позаботимся. Сейчас принесу что-нибудь тёплое и мягкое. ― Уэйд продолжил расстёгивать пуговицы, облизнув пересохшие губы. Закончив, он стащил рубашку с плеч, изо всех сил стараясь, чтобы действие казалось сугубо деловым. Несмотря на усилия, дыхание всё же невольно перехватило, когда торс Питера полностью обнажился. Паучок наклонился вперёд, помогая выпутаться из рукавов, и Уэйд бросил рубашку на пол, не обращая внимания на то, куда она приземлилась, ― слишком занятый разглядываниями. Питер был таким тощим. Он, конечно, всегда отличался лёгкостью и худобой ― ни грамма лишнего жира, ― но раньше тело обрамляли мускулы. Приятная, гладкая твёрдость, рельефно обрисовывающая бёдра и живот. Уэйд точно знал, что Питер по-прежнему чертовски силён, но по нынешнему виду этого сказать нельзя. Уилсон видел рёбра при каждом вдохе. {Срань господня, нашему Паучонку нужно поесть! Его что, совсем не кормили?} [Похоже, он вообще ни куска в рот не взял, с тех пор как мы ушли.] Питер скрестил руки на груди, пытаясь прикрыться, но Уэйд поймал его запястья и мягко развёл руки в стороны, уложив по бокам. ― Не надо этого, ― строго сказал он и потянулся к пуговице на джинсах Питера. Уэйд старался не слишком торопиться, чтобы не казалось, что он куда-то спешил, но и не медлить, чтобы прикосновения не были интимными. Он очень пытался вести себя исключительно по-дружески. {Когда это мы просто дружили с Паучком? Или даже с Питером?} Такие проницательные откровения нечасто посещали Жёлтого, но Уэйд усердно делал вид, что ничего не слышал. Однако не мог не уловить, как у Питера перехватило дыхание, когда потянул вниз язычок молнии, что заставило безумно возжелать завалить своего мальчика на кровать и просто съесть без остатка. [Полегче, Ганнибал. Ему не совсем это сейчас нужно.] Поэтому Уэйд сжал зубы и одним ловким движением стянул с Питера липкие джинсы. Потом с трудом поднялся и отошёл к шкафу на противоположной части комнаты, нагнувшись, чтобы поднять с пола, как он надеялся, чистую толстовку с капюшоном. Уилсон вернулся к раскрасневшемуся, почти голым сидящему в кровати Питеру. Там, где Уэйд спал и дрочил. Паучок выглядел маленьким и неуверенным, мягким, и милым, и таким красивым, что захотелось умереть на месте. ― Давай. ― Он помог Питеру натянуть толстовку через голову. Тот не сопротивлялся, горловина на мгновение зацепилась за нос, взъерошенные волосы растрепались пуще прежнего. Паучок поднял руки, ныряя в слишком большие рукава. Уэйд склонился, натягивая толстовку и внимательно оглядывая, чтобы Питер был прикрыт со всех сторон, а тот повернул голову и поймал губы Уэйда своими. Действие было неуклюжим, застенчивым, он угодил в уголок рта, столкнувшись носами, тёплое дыхание согрело щёку. Порыв Питера был до боли сладким и застал Уилсона врасплох. Он немного отстранился и замер, вглядываясь в его лицо, ища в нём… какой-то ответ. Паркер же выглядел настолько милым с широко распахнутыми, чуть затуманенными глазами, с румянцем на щеках; таким юным и неуверенным, словно мальчик, который получил первый поцелуй и рассчитывал на большее, но не понимал, что именно за этим последует. В животе вспыхнул пожар, беспомощный всхлип застрял в горле. А потом он совершенно перестал себя контролировать: рванулся вперёд, медленно заваливая Питера на кровать, пока тот не оказался на спине под ним. Прекрасная картина: распростёртый на простынях, в огромной толстовке и влажных боксерах. Уэйд упёрся коленом меж его раздвинутых ног и склонился, впиваясь губами в рот, целуя глубоко, сильно, слизывая вкус с языка. Раскрытой ладонью провёл по плечу к ключице, прижимая Питера к матрасу крепче, и проглотил сладкий, надтреснутый ответный стон. И ощущалось всё так, словно не было никаких полутора месяцев разлуки. Знакомое чувство затопило тело Уэйда, и снова были лишь они вдвоём, отчаянно нуждающиеся друг в друге. Одержимые и абсолютно совместимые, полностью поглощённые друг другом. Будто весь остальной мир исчез. Уэйд почувствовал, как загорается в теле каждый нерв, словно оптическое волокно когда руки Питера опустились на его плечи: требовательные пальцы сжали костюм и ремень от ножен, притягивая ближе, удерживая рядом. Он так сильно хотел почувствовать наркотический вкус Питера, коснуться губами каждого сантиметра его тела, поэтому поспешно переместился поцелуями на щёку своего малыша, спустился к уху, проводя языком по линии челюсти, царапнув зубами чувствительную кожу шеи. ― Уэйд… Уэйд… ― Питер задохнулся, извиваясь под его ласками. Хватка на костюме усилилась, будто он желал притянуть наёмника ещё ближе. ― Уэйд. Он застонал Питеру в шею, неуклюже расстёгивая ножны и сбрасывая катаны с плеч, позволив им упасть с глухим стуком на пол. Дыхание перехватило, голова закружилась, губы покалывало от шёпота в мягкую прохладную кожу: ― Да, Малыш-паучиш, я здесь. Я рядом. Я держу тебя. Питер часто дышал и постанывал, каждый стон был похож на всхлип. ― Мне нужно… Уэйд, я хочу… Пожалуйста. Он выглядел совершенно пьяно: глаза зажмурены, рот приоткрыт, за матово сверкающими зубами виднелся розовый язык. Уэйд никогда в жизни ещё настолько не возбуждался. Он немного отстранился, стягивая перчатки зубами, и быстро пробрался ладонями под толстовку Питера, оглаживая шелковистую кожу. ― Сейчас, сладкий. Это тебе нужно? Питер задрожал, каждое его ребро ощущалось под раскрытой ладонью, а живот затвердел от страстных, таких неидеальных поглаживаний. ― Да… да… ― выдохнул он и выгнулся дугой, упираясь затылком в матрас, поднимая подбородок и приглашая Уэйда покрыть нетерпеливыми поцелуями прекрасное горло, оставляя красные отметины. Он теснее прижался к телу Питера, грудью к груди, бедром надавив на твёрдую эрекцию, отчего Паучок сладко, коротко вскрикнул. Совершенно неосознанно Уэйд толкнулся на него тазом, ища восхитительного трения, в котором так нуждался, но Питер был настолько крошечным, а угол соприкосновения тел ― совершенно неправильным, поэтому всё, что удалось получить ― разочаровывающее, едва ощутимое прикосновение гладкого пресса к набухшему в кожаных штанах члену. Уэйд оторвался ртом от шеи Питера, перехватывая его удобнее и двигая выше, укладывая головой на подушку: волосы растрепались нимбом на фоне тёмной наволочки. Паучок голодно застонал, красиво и приглашающе раздвинув ноги, чтобы Уэйд устроился между ними, соприкасаясь пахом, и обнял его бёдра коленями, будто был создан для этого. Быть прямо тут. Вот именно здесь, блядь. Идеально совпадая. А потом они вновь начали целоваться: горячо, влажно, глубоко. Пульс Уэйда стучал в ушах, вдохи были тяжёлыми и прерывистыми, воздуха не хватало. Он проникал языком глубоко в тепло рта Питера, и не имело значения, что кислорода катастрофически недостаточно, а голова закружилась от того, как Паучок потянул его за плечи к себе, одновременно напирая тазом вверх, и прижал члены тесно друг к другу в ослепительной вспышке жара по всему телу. Уэйд, повинуясь непреодолимой волне желания, толкался навстречу торопливому, беспорядочному ритму Питера. Они тёрлись насухую, словно нетерпеливые подростки на заднем сиденье «Камри» 1986 года после выпускного. Питер захлёбывался стонами, словно тонул. Уэйд раскрыл его губы своими, дав отчаянно глотнуть воздуха, но далеко не отстранился. Паучок взглянул на него из-под спутанных ресниц оленьими глазами: зрачки расширены, взор горящий, прожигающий насквозь. Грудь часто вздымалась, Питер медленно слизал слюну Уэйда с распухших губ. Уилсон гортанно зарычал и, не в силах сдержаться, накинулся на манящую нижнюю губу, сильно прикусив, ощущая на языке кровь из мгновенно раскрывшейся полузажившей ранки. Он резко двинул бёдрами, услышав испуганный стон Питера под собой, лишь подпитавший возбуждение, нарастающее в животе. Уэйд собственнически и бесстыдно сжал великолепную попку, впиваясь в плоть пальцами, отчего Питер заскулил и прижался ещё крепче, беспорядочно об него обтираясь. Тонкая хлопковая ткань трусов легко скаталась вверх, пальцы Уэйда коснулись кожи. Когда Уилсон вновь принялся зацеловывать задыхающийся рот, скользнув пальцами между гладкими ягодицами, безжалостно сжимая их и разводя, Паучок напрягся и втиснулся в него всем телом, словно бросив вызов гравитации. ― Ох бля да прошу Уэйд бля Уэйд пожалуйста-пожалуйста Уэйд ох господи боже прошу Уэйд пожалуйста. Уилсон крепко зажмурился, с великим напряжением перестав двигать бёдрами, потому что вот-вот бы точно обкончался в ёбаные штаны. Он сильнее стиснул попку Питера, его острые рёбра вжимались в тело так, что оставляли синяки. Паучок протестующе заскулил: Уэйд был почти уверен ― из-за того, что он остановился, а не потому, что сжал изо всех сил. ― Бля, малыш… ― Он покрыл быстрыми мокрыми поцелуями распахнутые губы. ― Ты такие вещи говоришь своим хорошеньким маленьким ротиком… Пылающее розовое лицо Питера стало совсем пунцовым, румянец растёкся по шее и ключицам. Уэйд простонал: ― Ебать. Он неохотно отпустил попку своего мальчика; упёршись одной рукой в матрас, потянулся другой к шаткому прикроватному столику. Из ящика выудил баночку со смазкой и откупорил большим пальцем, пристально глядя в сверкающие глаза Питера, ища там разрешение. Ответный трепет ресниц и подрагивание рук, по-прежнему сжимающих бицепс и талию Уэйда, воодушевляли. Навалившись на Питера всем телом, он быстро вылил смазку на пальцы, кинув баночку куда-то рядом на кровать. Уэйд скользнул ладонью вверх под трусы, раздвигая половинки и проводя подушечкой вкруговую по колечку мышц, осторожно нажимая. Выражение лица Питера в этот момент было прямо-таки греховным. Никто на земле не имел права выглядеть настолько неебически невинно, сведя брови, морща идеальный маленький носик, будто готовясь испытать лучший оргазм в жизни. Уэйд толкнулся кончиком пальца внутрь ― и всё стало лишь хуже. Питер был чертовски узким, но благодаря смазке всё прошло гладко. Он принялся издавать короткие, мягкие, мяукающие звуки на каждом выдохе, бессознательно сжимая Уэйда в себе крепче, впиваясь пальцами в плоть, отчего его тело (но в основном член) загудело от свирепой, ноющей жажды обладания. Уилсон вытащил палец, но тут же толкнулся вновь, дразня сфинктер Питера и внимательно наблюдая, как того затрясло. Уэйд прижался к его члену своим, закатывая глаза от удовольствия, однако не забывая двигать пальцем в тугом жаре, с каждым разом проникая всё легче. ― Этого ты хочешь, Малыш-паучиш? ― выдохнул он в щёку Питера липким от желания голосом. ― Хочешь почувствовать меня в себе? Питер скулил и извивался, подаваясь задницей на его палец всё сильнее, пока тот не проник внутрь до костяшек. ― Чёрт… Да… У-уэйд, да, да. Уилсон одобрительно промычал и надавил бёдрами, одновременно закружив внутри в поисках маленькой кнопки удовольствия Питера. Наверное, он её задел, потому что Паучок напрягся, стиснув зубы, и как-то испуганно вскрикнул, вцепившись в Уэйда так, что стало больно. Раскалённое добела мой, похожее на адреналин, пронзило наёмника, оставляя покалывание в конечностях и пьянящий привкус на языке. Он с рычанием и укусом почти заявил вслух об эксклюзивных правах на Питера, при этом веря, что не занимается самообманом. Однако вдруг замер, слова застряли в горле, в сердце, когда он понял, что не совсем уверен, что это правда. Действительно ли Уэйд… единственный, кто побывал в Питере? На мгновение он застыл, не вынимая пальца из задницы Паука, ― даже дышать перестал, увидев перед мысленным взором тысячи отвратительных образов, где Гарри и Питер… Как Гарри берёт Питера. Прямо вот так. ― Уэйд? Промедление было секундным, но Питер, должно быть, заметил его внутреннее смятение, оттого и позвал на выдохе. Он вновь смотрел на Уэйда с таким беспокойством и ожиданием, словно одно слово наёмника могло помочь или погубить его. Будто вся его суть сейчас сосредоточена в руках Уэйда. {Лучше ему, блядь, полностью нам принадлежать. Только нам. Если этот хнычущий маленький Гоблин коснулся хоть одного ёбаного дюйма кожи Питера, я последую за ним в ад, вырву глазные яблоки из его ёбаной башки и засуну их ему в глотку. И отрежу хуй.} Уэйд нервно облизался, склонился, прижимаясь лбом к шее Питера, чтобы не смотреть ему в лицо. ― Да… ― выдохнул он. ― Я тут. Просто… ― Он глубоко вздохнул. ― Можно тебя кое о чём спросить? [Лучше не поднимать эту тему, если хочешь сегодня потрахаться], ― презрительно-равнодушно подметил Белый, однако Уэйд почувствовал за его словами скрытый трепетный страх. Вполне вероятно, Уилсону не понравится ответ, однако некоторые двери трудно закрыть, если вынес их тараном. Питер слегка заёрзал под ним, прерывисто дыша, Уэйд поспешно вынул палец, однако продолжал собственнически сжимать соблазнительную задницу. Питер откашлялся. ― Д-да. Голос звучал нервозно, Уэйд на мгновение прикрыл глаза, ненавидя себя за то, что так сильно встревожил и опечалил Питера, возможно, даже разозлил. Что полностью испортил приятный момент. Но он должен был знать. Обязан. ― Ты… Э… Ты когда-нибудь… То есть ты всё ещё… ― Уэйд ткнулся носом в местечко между шеей и плечом, осторожно касаясь его сфинктера пальцем, отчего Питер совершенно очаровательно дёрнулся и втянул носом воздух. ― Ну ты знаешь… Питер чуть крепче прижался к нему, вопросительно замычав, а потом до него дошло, и он застыл, ослабив объятья. Сердце Уэйда тревожно забилось. Питер заговорил сквозь стиснутые зубы, голос переполнен горьким гневом: ― Что, если нет? ― слабо рявкнул он, безжалостно хватаясь за бедро Уэйда и обтираясь об него пахом. ― Может, я ебался со всеми подряд за твоей спиной. Почти неосознанно Уэйд схватил руку Питера за запястье, задрав над головой, одновременно стиснув его тонкую, изящную шею. Перемазанные смазкой пальцы прижались к трепещущему пульсу Питера, Уилсон склонился ближе и оскалился. ― Сейчас ты скажешь мне ёбаную правду, Питер Паркер. ― Голос бурлил глубоко в груди, грубый от тяжести приказа; Уэйд предупреждающе сжал шею Питера, почувствовав пальцами, как подскочил пульс. ― Прямо. Сейчас. Паркер воинственно замер, явно сопротивляясь, карие глаза горели упрямым вызовом, но в следующую секунду он обмяк. Густые ресницы затрепетали, он закрыл глаза, в которых промелькнула податливость, и выдохнул ртом. Откинув голову, Питер обнажил горло в знак подчинения и совершенно расслабился под хваткой наёмника. ― Да… ― признался он приглушённо. ― Я всё ещё… девственник. И никогда… ни с кем. Уэйд обмяк, всё напряжение ушло из мышц с облегчённым выдохом. Он разжал хватку на шее, скользнув рукой вверх по подбородку, и провёл большим пальцем по великолепным губам. Уэйд склонился ниже, их тёплое и влажное дыхание смешалось. ― Хороший мальчик, ― промурлыкал он, прижимаясь осторожным, медленным поцелуем к его губам. Питер задрожал. Уилсон отпустил запястье и переплёл их пальцы, потянув руку вниз к груди. Целовались они медленно и нежно, внутри росло обожание и благоговение. Наконец он осторожно закончил поцелуй и немного отстранился, проводя языком по нижней губе Питера. Упёршись лбом в лоб, Уэйд провёл по ней большим пальцем, чувствуя, как губа тянется под подушечкой, такая сочная, влажная, но израненная. ― Ты кусал губы, Малыш-паучиш, ― промурлыкал он. ― Не делай этого больше. Питер заскулил, его тело было мягким и податливым, сдавшимся на милость Уэйда. Пальцами он цеплялся за костюм. ― Л-дно, ― последовало сладкое согласие, медовое дыхание коснулось губ Уэйда, который ласково усмехнулся, совершенно очарованный этим лёгким, но, несомненно, невозможным обещанием. Он подцепил пальцами подбородок Питера, приподнимая лицо, их языки вновь сплелись в поцелуе. ― Никак не могу тобой насытиться, ― выдохнул Уэйд, толкнувшись бёдрами. Питер что-то неразборчиво промурлыкал, потянувшись за очередным поцелуем, и пробрался кончиками пальцев под костюм Уэйда, скользнув по животу и заставив мышцы подрагивать и трепетать. ― Возьми меня, ― прошептал Питер, плавно обтираясь о тело Уэйда от бёдер до груди: восхитительное давление, от которого сердце заколотилось. ― Пожалуйста, Уэйд… Пожалуйста, возьми меня. Питер много чего приятного говорил Уэйду, до того как тонкая паутина их отношений запуталась и порвалась, но это, пожалуй, самое прекрасное из всего, о чём его когда-либо просили. Взять Питера, поиметь его, получить шанс нести ответственность за это изысканное, сложное, прекрасное существо что-то непостижимое и чудесное. И Уэйд вдруг понял, что это всё, что он когда-либо осмеливался желать. Нет. Даже больше. И Питер тоже этого хотел. Хотел отдаться Уэйду прямо сейчас, в этот самый момент. Осознание наполнило его до краёв благоговейным страхом, ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, как говорить. Он встретился с взором Питера, глаза светились теплотой и нежностью. Уэйд сжал его руку. ― Ты уверен? ― Слова ― едва слышный шёпот, призванный не нарушать клубящуюся вокруг них атмосферу. Питер долго молча смотрел на него, будто видел трепещущее сердце Уэйда, а потом кивнул. ― Да, Уэйд. ― Ресницы задрожали, радужки почти скрылись за расширившимися зрачками. Питер прикусил губу: острые белые перламутры впились в нежную плоть. ― Хочу тебя. Уэйд даже не смог разозлиться на то, что Питер столь быстро нарушил обещание. Эта дурная привычка лишь высекла искру внизу живота, воспламеняя изнутри, напалмом проходя по венам. Уилсон склонил голову, касаясь губами губ, облизывая языком вмятину от зубов, оставленную Питером, пробуя на вкус сладкую, едва уловимую медь. ― Я твой, Малыш-паучиш. А потом Уэйд всерьёз впился в его губы, сразу углубляя поцелуй, скользя языком о язык отчаянно, грязно, вырывая из Питера придушенные стоны, ощущая себя совершенно опьянённым. Нашарив смазку, он вновь смочил пальцы, не отрываясь ни на секунду от упоительного рта, вновь забрался Паучку в трусы и без колебаний толкнулся пальцем внутрь, стараясь действовать неторопливо, но уверенно. Питер уже задыхался, его трясло, он требовательно стискивал коленями талию Уэйда. Уилсон медленно раскрывал его, бормоча в рот обещания, но вряд ли Питер слышал их даже своим суперслухом сквозь стоны от этой сладкой пытки. Где-то между вторым и третьим пальцем Уэйд слегка отстранился, стянув с Питера трусы и игнорируя задушенные протесты: «Нет Уэйд бля Уэйд прошу не останавливайся мне это нужно ты мне нужен прошу Уэйд войди в меня ты мне нужен Уэйд пожалуйста прошу Уэйд». Он задрал толстовку, чтобы Питер почувствовал прикосновение кожаного костюма к голой груди. Ободрённый задушенным потрясающим ответным стоном, Уэйд всё-таки не стал снимать толстовку полностью. Ему нравился вид Питера с задранной под подбородком тканью и тёмными бусинками сосков, выглядывающими из-под неё. Они слегка обезумели к тому моменту, когда Питер уже свободно сам скользил на трёх пальцах, царапая Уэйду спину. Паучок прижимался к его телу невозможно крепко, то и дело дразняще прихватывал зубами чувствительную кожу над горловиной костюма, пока Уэйду до безумия не захотелось просто сорвать с себя всё лишнее, чтобы почувствовать тепло Питера, его рот, кожу, везде, где только можно. ― Уэйд, пожалуйста, ― придушенно простонал Паучок, прижимаясь к отчаянно твёрдому члену своим. С головки ему на живот сочилась смазка, пачкая и костюм, разделявший их. ― Уже хватит, прошу. ― Он шустро нашёл молнию на штанах наёмника, расстегнул и влез проворными пальцами внутрь. Его колотило от желания. Уэйд тихо, надтреснуто застонал, уткнувшись лицом в волосы, пытаясь отогнать напряжение внизу живота, нарастающее с тех пор, как он вошёл в Питера пальцем. Тот принимал его очень хорошо, не напрягался, отлично растягивался с каждым новым толчком, но по-прежнему оставался очень узким и таким охуенно крошечным, что Уэйд сомневался: сможет ли он принять в себя его по-настоящему. ― Не хочу тебе навредить, ― пробормотал он ему в волосы, разворачивая кисть, чтобы проникнуть ещё глубже и заставить своего мальчика хныкать и извиваться. ― Н-не, ― выдохнул Питер, оборачивая ладонь вокруг его толстого, ноющего от желания члена. Уэйд совершенно задохнулся, дёрнувшись на его руку бёдрами. Питер поспешно вытащил его из штанов и насухо провёл по всей длине. Ладонь была такой тёплой, грубой, идеальной, что Уэйд чуть не кончил. Он впился зубами в шею Питера столь сильно, что тот со стоном сбился со своего идеального темпа и упрямо начал вводить четвёртый палец в растянутую, нежную дырочку. Питер мирился с нетерпеливыми толчками Уэйда ещё минуту, прежде чем настойчиво оттолкнуть его руку. ― Пожалуйста, ― взмолился он, дрожа от желания. ― Уэйд, прошу. Уилсон судорожно глотнул воздуха, голова не переставала кружиться, он сел на пятки и вытащил пальцы. Питер так заскулил, будто этим Уэйд причинил ему невыносимую боль. Он настолько широко развёл ноги, что колени касались матраса, румянец на щеках вновь пополз по шее, исчезая под смятой толстовкой и появляясь с другой стороны, пятная часто вздымающуюся грудь. Питер жмурился, дышал приоткрытым ртом, комкал простыни. Внезапно Уэйд почувствовал, будто душа покинула тело и теперь глядит на происходящее со стороны, как во сне. Он будто наблюдал за всем через плёнку, превращавшую всё вокруг в блестящее гиперреалистичное нечто. Потому что… это не могло происходить на самом деле. Или могло? Но тут Питер взглянул на него из-под своих паучьих ресниц и прошептал очередное «Прошу», так сладко и умоляюще, что Уэйда буквально бросило назад в его тело. Он был здесь. И всё происходило по-настоящему. В очередной раз он потянулся к смазке, трясущиеся руки мешали двигаться уверенно. Уэйд вылил прилично на ладонь под одобрительное мычание Питера, который, завозившись, стянул толстовку, отбросив прочь, и вновь откинувшись на подушки. Волосы растрепались ещё сильнее, глаза сверкали, он чувственно облизнулся, глядя, как Уэйд растирает смазку по члену. Уэйд дрочил себе медленно, крепко сжав кулак, обмазывая смазкой каждый дюйм, изо всех сил напрягаясь, чтобы сдержать подступающий оргазм. Питер смотрел за его действиями зачарованно, но немного испуганно. Уилсон тяжело сглотнул и облизнулся. ― Ты… ― Ему пришлось прокашляться. ― Ты уверен? Питер не отрывал взора от члена, пока Уэйд не отпустил его, и тот тяжело шлёпнулся о бедро. Паучок поднял затуманенный взгляд, будто не понимая, о чём его спрашивали. Похоть в глазах превратилась в обжигающее, всепоглощающее, неоспоримое желание. ― Да. ― Он взял Уэйда за лежащую на своём колене руку и потянул на себя. ― Сейчас, прошу. Уэйд слабо, испуганно хохотнул, позволив Питеру устроить себя меж разведённых ног. Влажная головка скользнула по животу, вырывая стон. По венам заструился огонь, пронзая тело, заводя с новой силой. Уэйд приспустил штаны, скользнул ладонью по бедру Питера, подталкивая ногу выше и пристраиваясь головкой меж половинками. Питер ахнул, Уэйд тут же накрыл его губы, желая вновь распробовать этот пьянящий вкус. Паучок обхватил его за шею и талию, впиваясь ногтями, а наёмник поднял его ногу ещё чуть выше, прихватив свой напряжённый член у основания и осторожно прижимаясь головкой к дырочке. Питер запрокинул голову и заскулил, вцепившись в Уэйда крепче. Наёмник тяжело, судорожно задышал ему в скулу, чувствуя, как расступается горячее колечко мышц перед давящей головкой, впуская внутрь. Питер напрягся всем телом, сцепив зубы, зарылся пятками в бёдра Уэйда и протяжно застонал, чем изрядно напугал его, мгновенно прояснив голову. Всё что угодно, только не причинять Питеру боль. ― Ш, ― прошептал он, принявшись покрывать поцелуями напряжённую шею Паучка. ― Нужно расслабиться, малыш. Я с тобой. ― Он мягко сжал его бедро и почувствовал, как тот слегка расслабляется, задышав глубже. ― Да, ― выдавил он, повернув голову и чувственно прикусывая ухо Уэйда. ― Да, всё нормально. Продолжай. Уэйд оставил на ключице приятную тёмно-красную отметину, пытаясь отвлечься от ощущения, что сейчас вот-вот взорвётся, когда осторожно двинул бёдрами, проникая чуть глубже. Боги, Питер был таким узким, и горячим, и бляяяяя. Уэйд зарылся лицом в его плечо, прикусив язык с такой силой, что ощутил вкус крови. Он двинул бёдрами, входя ещё немного глубже и вырывая у Питера вскрик. Тот выгнулся на постели, но Уэйд не понимал, пытался ли он отстраниться или насадиться сильнее, поэтому замер, подняв голову, чтобы понять что-то по раскрасневшемуся лицу. ― Что не так, хороший мой, тебе больно? ― Он провёл ладонями вверх по ногам Питера, поглаживая вкруговую большими пальцами тазовые кости. Питер беспокойно цеплялся за Уэйда, прерывисто дыша и мотая головой по подушке, будто не мог остановиться. ― Н… Агрх… Просто, э… Просто… Нг… ― Он покачал головой, притягивая Уэйда за горловину костюма ближе, но тот уже готов был вытащить, прекратить всё это, даже несмотря на то, как пульсировало и потряхивало тело, словно в сильнейшей лихорадке. Однако Питер сжался вокруг члена, крепче обнял бёдрами, заставляя вздрогнуть, а удовольствие вспыхнуло в животе настолько, что Уэйд не сдержался. ― Не останавливайся. Дважды его просить было не нужно. ― Да, да, хорошо. ― Он немного подался назад, выходя, а потом вновь толкнулся, медленно и уверенно. Он будто погружался в самую мягкую, шёлковую, тугую перчатку на свете. Уэйд посмотрел вниз, увидев, как член проникает всё глубже, исчезая внутри охуенно миниатюрного тела Питера. Голова закружилась, когда тот принялся коротко постанывать. Между его ног Уэйд казался самому себе просто гигантским. Он, конечно, всегда знал, что член у него немаленький, но никогда ещё тот не выглядел настолько опасно огромным. И когда удалось войти в Питера невероятно глубоко, казалось, что как минимум органы расступились, только чтобы он поместился. Эти мысли заставили бёдра дёрнуться чуть резче, чем хотелось, отчего Питер всхлипнул. ― Ох бля о боже Уэйд о боже бля Уэйд пожалуйста, о господи, боже, о боже, о боже, о боже. Уэйд пытался остановиться. Правда пытался: натужно дышал в шею Питеру, впиваясь ногтями в идеальную кожу бедра, тонко обтянувшую мышцы и кости. ― Ох, чёрт возьми, Малыш-паучиш… Ты такой… Такой… ― И задохнулся стоном, когда Питер принялся под ним извиваться. Уэйда уже мутило от удовольствия, его пьянили непрекращающиеся мучительные стоны, срывающиеся с грешных уст его мальчика. И если б он прямо сейчас не кончил, погрузившись целиком в маленькую, тугую задницу Питера Паркера, замарав его внутренности спермой, заявив на него свои права окончательно и бесповоротно, то, наверное, умер бы. Ему это было жизненно необходимо. ― Пожалуйста. ― Уэйд задохнулся, мышцы подрагивали от напряжённых попыток не двигать бёдрами. ― Господи, Пит, мне это так нужно. Ты нужен мне, бля. Прошу, пожалуйста, могу я войти глубже? ― В-войти… глубже? ― Он вновь словно тисками сжался вокруг Уэйда, вырывая жалобный стон из груди. ― Да, малыш. ― Уилсон подался вперёд, чувствуя головкой, как сдаются под напором шелковистые внутренности Питера. ― Позволь войти по основание. ― Он забормотал совершенно неистово, несдержанно, отчаянно, словно нарик, гнавшийся за кайфом: ― Прошу, сладкий. Знаю, что ты примешь его весь. Ты так хорошо справляешься, малыш, бля, ты сможешь это сделать, сможешь принять его целиком, я точно знаю. Питер надтреснуто, недоверчиво захныкал. ― Ты ещё не… ― Он приподнял голову, пытаясь разглядеть, что происходит внизу между их телами; Уэйд же, прогнувшись в спине, чуть-чуть подался бёдрами вперёд, отчего Питер застонал, словно в агонии. ― Ох ебать, ― ошеломлённо выдохнул он, обессиленно падая на подушку. ― Давай. Хочу тебя, хочу почувствовать в себе полностью. ― Он провёл губами по подбородку Уэйда, разводя ноги до невозможности широко. Уэйд низко зарычал, вцепившись в бедро Питера, не позволяя ему шевелиться, пока проталкивался последние оставшиеся дюймы вглубь. Тело Питера крепко обволакивало член; Уэйд содрогнулся, ощущая, как нарастает оргазм слепящей волной. Он поднял голову и неуклюже ткнулся в рот Питера губами, паря сейчас в каком-то тяжёлом тёплом пространстве между сладкой пульсацией в животе и потолком. Бёдра крепко прижимались к попке Питера. Уэйду было безумно хорошо, комфортно и уютно здесь, будто он был создан для того, чтобы находиться внутри… ― Питер, ― выдохнул Уэйд сквозь хаотичные поцелуи. ― Боги, я… {Люблю тебя.} Питера трясло под ним, он пульсировал вокруг члена; Уэйда и самого колотило, пока он хаотично толкался глубже, ощущая, как Паучок подаётся навстречу, мурчаще постанывая ему в рот. ― Питер… Я должен… Бля, малыш, ты такой охуенный. Оргазм неизбежно нарастал от самого паха, и Уэйд понимал, что больше сдерживаться нет сил. Прикусив нежную пухлую нижнюю губу Питера, он подался бёдрами назад, всего на пару дюймов, ловя ртом задыхающиеся сладкие стоны-выдохи. Уэйду понадобился лишь один толчок. Он зарылся глубоко в тело Питера и кончил так сильно, что ослеп. Он не ощущал ничего, кроме неописуемого наслаждения, которое разлилось по каждому дюйму его шрамированного тела, затекало в каждый уголок и не оставляло ничего, кроме тепла и эйфории. Член пульсировал, выталкивая горячую сперму глубоко внутрь Питера. Уэйд глотал воздух, приходя в себя, и ощутил привкус крови на языке, продолжая медленно покачивать бёдрами, пока последние спазмы удовольствия ещё пульсировали внутри. Сердце колотилось, кровь покалывала на кончиках пальцев. Он облизал прокушенную губу Питера, ласково взглянув на него после, когда удалось разлепить веки. Паучок смотрел в ответ широко распахнутыми глазами, раскрасневшийся и удивлённый. Он надавил ему на задницу пятками, одновременно толкнувшись на член. ― Бля, Уэйд… Уилсон вопросительно замычал, слишком ослеплённый счастьем, чтобы говорить; навалился на Питера всем телом, ощущая животом его всё ещё твёрдый член. Нежно убрал со лба своего малыша влажные от пота волосы и вновь захватил в плен его сладкий красный рот. Поцелуй был влажным, скользким, с привкусом соли и безрассудства. Питер с ворчанием отстранился. Блестящая нить слюны протянулась меж их губами, а затем упала ему на подбородок. ― Ты что… Ты?.. Уэйд кивнул, принявшись покрывать мокрыми поцелуями подбородок Питера, скользя к чувствительному местечку под ухом, где бился пульс. ― Да, детка… Не смог удержаться. Ты такой… ― Он крутанул бёдрами, вжимаясь в тугой жар, потом немного отодвинулся и вновь толкнулся вглубь, отчего Питер прерывисто застонал. ― Охуенный. Чертовски охуенный для меня. Член Уэйда был по-прежнему возбуждён, готовый продолжать. Никогда ещё в своей бесконечной жизни он так не радовался исцеляющему фактору. Питер, наверное, всё ещё чувствовал пульсацию и растяжение, но благодаря дополнительной смазке в виде кончи двигаться стало совсем легко. Уилсон вообразил, как растекается внутри Паучка его сперма, и толкнулся поглубже, загоняя её, сжимая зубы от накатывающего первобытного желания просто поддаться порыву и втрахать Питера в матрас. Сломать его. Порвать. Заклеймить. Непросто сопротивляться этому желанию, особенно ― когда Паучок подтолкнул Уэйда, пользуясь тем, что теперь ёрзать на члене стало совсем легко, и не прекращая коротко, беспомощно постанывать сквозь зубы. Он уже выглядел совершенно затраханным, но в каждом дюйме тела всё ещё бурлило напряжение, а на лице сквозило лихорадочное желание. Уэйд ослабил хватку на бёдрах Питера, скользнув ладонью к его узкой талии. Упёрся локтем в кровать, приподнял его, помогая двигаться, прерывисто дыша в ключицу. Потом сменил ритм, медленно выходя почти целиком, и ощутил, как сфинктер обхватил головку, замер ― Питер затаил дыхание и начал вновь за него цепляться, ― а потом вошёл в него одним плавным толчком по основание. Питер закричал хрипло, неистово: ― Ох, бля, Уэйд, да, бля, да. Уилсон задрожал от удовольствия, царапая зубами нежную кожу над ключицей, и повторил всё заново. И ещё раз. И ещё. Было скользко, туго, потрясающе; Паучок хрипло кричал каждый раз, когда Уэйд бился пахом о его задницу. Уилсон вторил ему стонами, ускорившись, когда понял, что с каждым толчком, должно быть, упирался прямо в простату. Он двигался не слишком быстро, чтобы не потерять контроль, но и не медленно, чтобы вновь ощутить, как балансировал на грани оргазма. Питер двигался вместе с ним, подгоняемый теми же ощущениями. Один особенно глубокий толчок заставил Паучка выгнуться, волосы в диком беспорядке рассыпались по наволочке, шея ― длинная, бледная, блестящая линия. Уэйд тут же впился в неё губами, вылизывая горло. ― Ох, боже, Уэйд. Бля, я так по тебе скучал. ― Питер задохнулся, слова сорвались с языка, будто уже давно там вертелись. Уилсон всхлипнул, раненный в самое сердце, одновременно чувствуя облегчение, и скользнул губами к губам Питера. Движения бёдер стали медленнее, нежнее, пока они целовались, но член доставал до самых глубин. Питер раскрывал губы, позволяя вылизывать свой язык, ощупывать жар рта, а когда они оторвались друг от друга, чтобы вдохнуть, он вновь искренне зашептал: ― Я так по тебе скучал. И снова Питера бесконтрольно трясло, отчего он отчаянно жался к Уэйду. Тот с трудом, но остановился, нежно целуя уголок рта Паучка, наслаждаясь жаром вокруг члена и чувством безопасности между гладких, обнимающих его бёдер. Прижав ладонь к подбородку Питера, он погладил большим пальцем щёку. Влажные карие глаза распахнулись, встречаясь с его взором. Питер дышал прерывисто, неровно, блестящая слеза скатилась по виску, впитавшись в волосы. Уэйд пристально посмотрел ему в глаза, пока не убедился, что Питер его видел. ― Я тоже по тебе скучал, малыш. ― Он сцеловал слёзы с ресниц Питера, ощущая, как болит сердце от этих слов. ― Скучал так сильно, что было больно, каждую ёбаную минуту каждого ёбаного дня. Питер едва заметно кивнул, выдыхая, и Уэйд вновь его поцеловал. Медленно, чувственно. Уэйд мог целоваться с ним бесконечно и был бы счастлив, занимаясь лишь этим. Всегда, до тех пор, пока они нуждались друг в друге. Однако то, что Уэйд мог делать это часами, не означало, что Питер столь же терпелив. Его мальчик заёрзал под ним, прогнулся в спине, насаживаясь сильнее на член, и захныкал ему в рот: ― Нужен мне. Ох, агрх, ты мне так нужен. ― Я твой, детка, ― пообещал горячечно Уэйд ему в рот. ― Весь твой. И был более чем счастлив поддаться этой просьбе, принявшись всем телом скользить по телу Питера, раскачиваясь внутри. Не понадобилось много времени, чтобы вернуться к их задыхающемуся, безумному ритму. Питер больно прикусил шрамированную губу Уэйда, который больше не сдерживался, наращивая темп, вынимая почти полностью и загоняя назад по основание. ― Блядь! ― сдавленно выкрикнул Питер. ― Бля, пожалуйста, Уэйд. Продолжай. ― Да? ― прорычал он, приподнимая бёдра Питера выше. ― Хочешь пожёстче? Уэйд задвигался в безумном темпе, твёрдо загоняя снова и снова. Питер остервенело двигался навстречу, будто никак не мог насытиться. Каждый раз, когда он погружался внутрь, дыхание срывалось тяжёлыми стонами. Живот напрягся, сдерживая подступающее удовольствие, под кожей поднимались раскалённые добела мурашки. Уэйд поймал губы Питера в быстром мокром поцелуе, а потом отстранился. Сев на пятки, Уэйд успокаивающе провёл пылающей ладонью по его груди к горлу, когда он протестующе заскулил, и рывком поднял бёдра Питера выше, усаживая его к себе на колени, входя до невозможности глубоко. Паучок задохнулся, прогнувшись в пояснице, и схватился за измятые простыни, упираясь пятками в кровать и подмахивая. Уэйд застонал, жар рванулся от пупка в пах, когда Питер из-за смены позы сжался ещё крепче вокруг члена. Уилсон толкнулся несколько раз, впиваясь ногтями в бёдра, но не смог вытащить достаточно, чтобы добиться нужного трения. Питер хныкал, ёрзал и делал всё возможное, чтобы заставить Уэйда кончить прямо здесь и сейчас, но всё же чего-то не хватало. Наёмник хотел погрузиться внутрь него настолько глубоко, чтобы Питер чувствовал его ещё несколько дней после. Всегда. Схватив его за руки, он усадил Питера, опуская на себя сверху, и оба заскулили. Уэйд сжал его плечи, до синяков, мешая ему двинуться, пытаясь дышать сквозь нарастающее удушливое удовольствие, которое грозило перелиться через край. Очень медленно Уэйд помог Питеру приподняться и соскользнуть с члена. Тот впился в его плечи, восхитительно пульсируя вокруг стояка, и с безудержным стоном опустился назад. ― Ебать, ― согласился Уэйд. В этой позе каждое проникновение казалось глубже, ýже, чем прежде. Уилсон уткнулся лбом в плечо, глядя на живот Питера, почти ожидая увидеть свой член, выпирающий через кожу над совершенным маленьким пупком. Он обнял Питера за бока, помогая двигаться, и с каждой фрикцией его крошечное тело сотрясалось всё сильнее. Закрыв глаза, он застонал, пьянящий прилив возбуждения чуть не разорвал его на тысячу кусочков. Питер обессиленно кричал, явно находясь на грани, скользя на члене. Уэйд старался с каждым толчком войти глубже, задев простату, отчего лицо Питера расслаблялось в удовольствии. ― Ох бля, Уэйд, о боже… Я… Уэйд, я… Уэйд. Уэйд, Уэйд, Уэйд, Уэйд. Движения стали хаотичными, рваными и грубыми, сопровождаемые грязными, шлёпающими, мокрыми звуками кожи о кожу. Уэйд покусывал его подбородок, тяжело и влажно дыша, толкаясь всё сильнее навстречу. ― Да, Пит, я рядом, ― рокочуще, липко, разбито прохрипел он. Опустив руку между ними, он зажал член Паучка в кулаке. ― Давай, кончи для меня, Малыш-паучиш. Он чувствовал, как дрожали пальцы Питера, где тот цеплялся за костюм. Каждую пару секунд из горла вырывались короткие, судорожные выдохи-всхлипы. Внезапно Паучок напрягся и замер, позволяя Уэйду продолжать настойчиво толкаться в себя, и закричал, утыкаясь лицом в его шею. Член в руке Уэйда дёрнулся и запульсировал. Уилсон застонал, почувствовав ритмичные сокращения вокруг члена. Питер так крепко сжался, что двигаться стало затруднительно. Уэйд крепко стиснул своего мальчика свободной рукой и держал всё время, пока тот бурно кончал. Сперма Питера горячими струями проливалась на кулак, и Уэйда совершенно унесло. Он цеплялся за Питера, омываемый его бесконечными лихорадочными «Да», которые заполняли всё тело до кончиков пальцев ног. Наслаждение возросло настолько, что Уэйд даже не был уверен, жив ли, но умирать ещё не было так хорошо. Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем чувства стали возвращаться. Сначала расслышал дыхание Питера ― медленное, тяжёлое на его коже под подбородком. Потом почувствовал прикосновения его губ ко рту. Через пару секунд он ощутил, что Питер всё ещё подрагивал бёдрами от нахлынувшего оргазма. Он обмяк и навалился на Уэйда, позволяя ему держать себя в объятьях. С немалым усилием Уилсон разлепил веки, глядя на усеянную красными и синими отметинами бледную кожу. Может, ему и стоило почувствовать вину, но внутри было лишь удовлетворение, и Уэйд провёл рукой по этим синякам. Питер тихо, жалобно пискнул и слегка пошевелился. Уэйд шумно выдохнул, внутри всё гудело от пережитого оргазма. Он разжал объятья и слегка отстранил Питера, чтобы поднять его лицо за подбородок и нежно поцеловать. Губы двигались мягко и лениво, языки едва касались друг друга, но это было самым сладким, что он пережил за эту ночь. Когда они оторвались друг от друга, Питер совершенно ошалело посмотрел на него. Взгляд затуманенный и далёкий. Но в этот раз он смотрел не сквозь, а будто Уэйд был единственным, что он видел. Дыхание от этого совершенно перехватило, грудь сдавило судорогой. Он обнял ладонью подбородок Питера и осторожно погладил большим пальцем истерзанную, распухшую губу. Паучок вздрогнул, прикрыв глаза, и обмяк в руках Уэйда. Уэйд расслабился, просто наслаждаясь моментом. Он впитывал его всем телом, стараясь запечатлеть в памяти каждую мелочь. Когда пришло ощущение, что костюм невыносимо неприятно прилип к коже, нельзя было и дальше цепляться за это мгновение. Уэйд осторожно пошевелился, намереваясь завалить Питера обратно на кровать. Это движение напомнило обоим о всё ещё погруженном глубоко в задницу Питера полутвёрдом члене. Его малыш заскулил, прильнув к Уэйду, и тот успокаивающе погладил его по спине. ― Подожди минутку, родной. ― Поза была не самой лучшей для мягкого извлечения ― пришлось подтолкнуть Питера под бёдра, чтобы тот смог соскользнуть с члена. Уэйд старался вытаскивать медленно, потому что Паучок после всего, должно быть, гиперчувствительный. Особенно потому, что это его первый раз. {Ох.} […] {Боже. Ты… мой.} Уэйд проигнорировал бессвязное бормотание голосов, сосредоточенно продолжая выскальзывать, стараясь не зацепить гиперчувствительное нежное колечко мышц. Но Паучок всё же застонал от боли, когда Уэйду удалось высвободить головку, член тяжело шлёпнулся о бедро. Следом потекла тёплая струйка спермы, запачкав ему пах. Он тяжело сглотнул, подавив накатившую горячую волну возбуждения, загоняя её на задворки сознания, чтобы пофантазировать обо всём этом позже. ― Ложись, ― нарушил Уэйд шёпотом тишину комнаты и уложил Питера на кровать, придерживая за плечи и голову. Паучок послушно поддался, вытягивая ноги. Уэйд скользнул оценивающим взором по всему телу, впитывая каждый дюйм раскрасневшейся влажной кожи. Питер был покрыт и другими липкими жидкостями, особенно между бёдер и поперёк живота. ― Будь здесь, ― нежно приказал наёмник, оставив трепетный поцелуй на лбу Питера, прежде чем осторожно поднялся с кровати, чтобы лишний раз не потревожить своего прекрасного мальчика. Тот даже не стал открывать глаз ― лишь замычал себе под нос, когда Уэйд натянул обратно штаны и поплёлся в ванную. Он остановился у раковины, голова шла кругом. {Мы что… только что…} [Да.] {Оу.} Уэйд заморгал, бездумно глядя в раковину, а потом принялся стягивать грязный, потный костюм, пинком отбрасывая его в угол. От него, наверное, разило сексом и пóтом, а ещё влажной кожей костюма, но он не собирался оставлять Питера одного даже ради быстрого душа. Уэйд помыл руки, плеснул в лицо холодной водой, мочалкой вытер член от спермы, помогая ему окончательно опасть. Он нашёл спортивные штаны и толстовку в куче на дне бельевого шкафа, решив не надевать чистые трусы, потому что их всё равно не было. Пришла мысль надеть запасную маску, но Уэйд решил, что Питеру это не понравится. По какой-то необъяснимой причине он хотел видеть его уродливую кожу. И прямо сейчас Уэйд даже не возражал. Он взял последнее чистое полотенце для рук, смочил его под тёплой водой. Собирался было вернуться в комнату, но замешкался в дверях, ощущая бешеное сердцебиение. За дверью был Питер. Питер. Последний час казался настолько невероятно охуенно фантастически прекрасным, что Уэйд почти ожидал обнаружить лишь пустую, холодную постель без каких-либо признаков предыдущей активности. Подобного он бы точно не пережил. Однако когда Уэйд всё же переступил порог тускло освещённой комнаты, Питер лежал точно там, где его оставили: волосы разметались по подушке, глаза закрыты, с приоткрытых губ срывались тяжёлые, ровные выдохи. Паучок казался ещё меньше посреди кинг-сайз кровати. Питер обнимал себя поперёк живота, острые тазовые кости натянули кожу над его разведёнными ногами. {О. Боже мой. Он такой… красивый}, ― тихо, благоговейно прошелестел Жёлтый. Уэйд ощутил, как проникает в каждую клеточку тела трепет, потому что Питер был не просто красивым. Он был совершенным. Тихо подкравшись к кровати, Уэйд встал на колени, стараясь не потревожить своего спящего ангела. Однако смотреть можно было лишь несколько секунд, ведь он не хотел, чтобы мокрое полотенце остыло, поэтому осторожно провёл костяшками по щеке Питера. Тот пошевелился с тихим сонным ворчанием, ресницы затрепетали, он повернул голову к Уэйду, не открывая глаз. Уилсон склонился к нему, касаясь губ, невольно улыбнувшись. ― Кто тебе позволил быть таким охуительно милым? ― прошептал он, потёршись носом о нос Питера. Единственным ответом стало бессвязное мычание и наморщенный носик, придавший Паучку ещё более очаровательный вид. {Я щас умру. Вот прям на месте.} Уэйд, продолжая неконтролируемо улыбаться, вжался лицом в шею Питера. ― Сейчас приведу тебя в порядок, сладкий мой. Влажным полотенцем, хорошо? И снова последовало мычание, которое Уэйд воспринял за разрешение, хотя не был уверен, что Питер проснулся. Пододвинувшись, он принялся обтирать бёдра своего мальчика. Когда Уилсон нырнул полотенцем между ног, тот, казалось, немного пришёл в себя. Питер заёрзал на простынях, почувствовав, что Уэйд перешёл на член. Живот он тоже очистил, а потом приступил к самому сокровенному, скользнув ниже, между ягодиц. Питер немного развёл дрожащие ноги, Уэйд посмотрел на него, заметив, что тот слепо пялился в потолок, вновь раскрасневшись и наморщив носик. На лице отразилась мука, когда наёмник коснулся полотенцем воспалённого сфинктера. ― Болит? ― тихо спросил он, внимательно глядя, что делал, пока отчищал тут всё как можно осторожнее. ― Э… ― проскрежетал Питер ― хрипло, словно сорвал нахрен голосовые связки. ― Ну… немного. Уэйд сочувственно замычал, убирая полотенце, и заметил на нём красные разводы. Он вновь промокнул дырочку, нажав чуть сильнее, чтобы определить, насколько сильно Питер истекал кровью. Паучок дёрнулся и зашипел. ― Жжёт. ― Прости, Малыш-паучиш. ― Он посмотрел на полотенце ― там осталось лишь небольшое красное пятнышко, так что всё было не так уж и плохо. ― Утром куплю тебе «Деситин»⁶, ладно? Знаю, что он для детей, но твоей нежной коже не повредит. Питер вновь замычал, потом перекатился со стоном на бок, сворачиваясь клубком, явно собираясь вот-вот отключиться. Уэйд улыбнулся, поднялся на ноги, собираясь отнести перепачканное полотенце в ванную. Питер оглянулся через плечо, услышав, что он отстранился, и встревоженно прошептал: ― Куда?.. Уэйд чуть не умер. ― Не волнуйся, Пит. Сейчас вернусь. ― Что и сделал, шустро забравшись в кровать, натягивая и укутывая голого Питера в одеяло. ― Не могу позволить тебе замерзнуть, ― промурлыкал Уэйд, выключая лампу, прижимаясь к спине своего сладкого мальчика и обнимая поперёк живота. ― М-м, ― попытался Питер, вжимаясь в Уэйда, и уткнулся носом в подушку. Когда Питер затих, наёмник понял, что тоже засыпал. {Бедняжка, должно быть, совершенно измучен.} ― You tell me that you haven’t slept in days. | Ты сказал, что не спал ночи напролёт, ― пробормотал Уэйд себе под нос. [You tell me sleeping only makes you tired anyway. | Сказал, что сон твою усталость не заберёт.] {Tears are in your eyes tonight. | Сегодня слёзы сверкают в твоих глазах.} [Tears are in your eyes every night. | Ты каждую ночь засыпаешь в слезах⁷.] Уэйд зарылся носом в перепутанные пряди и глубоко вдохнул запах Питера. Его недавнее признание о кошмарах неприятно отозвалось в глубине сознания. Однако сейчас не время об этом думать, поэтому наёмник отогнал мысли и ещё крепче прижал своего мальчика к груди. Чувствуя, как поднимается и опускается от дыхания Питера рука, он ощутил такое спокойствие, которого раньше никогда не испытывал. Уэйд давно не чувствовал подобную уверенность и удовлетворение. ― Just your touch could cure my lonesome blood. | Лишь твоё прикосновение может меня исцелить⁸. Уэйд не спал ещё очень долго, впитывая тепло Питера, слушая его дыхание, наслаждаясь твёрдостью тела в объятьях. Он мог бы лежать так вечно, наблюдая, как спит Паучок. Но в голове сохранялась блаженная пустота, и в конце концов, когда окно озарилось слабым оранжевым светом, ровные вдохи и выдохи Питера окончательно его убаюкали.

***

Утром, когда Уэйд проснулся, Питера уже не было. Освещённая оранжевым послеполуденным солнцем половина кровати пустовала. На дикий пугающий миг Уэйд подумал, что всё произошедшее просто ему приснилось. Но когда он сел, взгляд упал на кучу грязной одежды в другом конце комнаты. Там, поверх разорванного костюма, лежало высохшее грязно-белое ручное полотенце, перепачканное кровью Питера. Кровью Питера. События прошлой ночи пронеслись перед мысленным взором, к лицу прилил жар от возбуждения, вызванного воспоминаниями. {Охуеть! Всё было по-настоящему.} [Да, и он свалил], ― приглушённо подметил Белый, горечь слышалась в каждом слове. Нахмурившись, Уэйд поднялся с постели, направляясь в маленькую гостиную, и заметил, что одежда Питера тоже пропала. Как и толстовка, в которую он его переодел. {Он, наверное, пошёл к тёте! Не может же Питер торчать здесь весь день.} ― Да, наверное. Не то чтобы Уэйд ожидал чего-то другого. Маловероятно, что Питер задержался бы до завтрака, оставшись на блинчики и наслаждаясь ленивыми посткоитальными поцелуями. ― Кроме того, у него ведь вроде школа? [Сейчас лето, болван.] {Может, он в летнюю школу ходит.} Какое-то неприятное чувство шевельнулось в животе Уэйда. Однако он тут же включил свой навык игнорирования проблемы пятисотого левела и отправился в столь необходимый сейчас душ.

***

В десять часов вечера Уэйд уже был на крышах. Рановато, но больше он не мог терпеть. Внутри кипело волнение, заставляя нервничать в ожидании встречи с Пауком. С Питером. Он безумно хотел вновь обнять его и поцеловать. Прошло немного времени, а Уэйд уже неебически хотел отведать его вкус, вдохнуть запах, согреться теплом дыхания. [Мы не должны были этого допустить.] {Да? Не слышал вчера твоих возражений.} Как только Уэйд вышел из дома, голоса тут же начали пререкаться, однако он не встревал, напевая себе под нос, пока оттачивал навыки паркура по всему рокочущему городу. [Г-спди, интересно, почему. Уэйд уже столетие никому не вставлял. Кроме того, это был Питер. Поэтому я колебался. Однако это не меняет того факта, что мы будем охуенно сожалеть о том, что натворили с «Мисс Малолеткой-2018».] {Ты башкой пизданулся? Вернись на землю и хватит прикидываться. Тут все в курсе, что ты кончаешь на аниме «Мальчик Лоли», так же как и мы.} [Это ёбаное логическое заблуждение, идиот. Даже наши читатели понимают: когда какая-то дичь в фанфиках заводит, в реальности ей потворствовать никак нельзя.] Питер нашёлся неожиданно быстро: сидел на стене здания в нескольких кварталах от центра города, в пределах той территории, где обычно искал его Уэйд. Это вызвало приятный тёплый трепет где-то под рёбрами. ― Паучок! ― крикнул он через улицу, энергично размахивая руками, чтобы привлечь внимание. Непонятно, посмотрел ли в его сторону Человек-паук, потому что чёрный костюм отлично сливался с тенями, а линзы глаз больше не отражали свет. Но, определённо, расслышал своим суперслухом и тут же стрельнул паутиной в его сторону, перелетая улицу по изящной дуге. У Дэдпула аж дыхание перехватило, пока он наблюдал, как Паук приземлился у края крыши и пополз вверх. Забравшись на здание следом, Уэйд хрипло поприветствовал: ― Привет, Малыш-паучиш. Человек-паук двигался немного скованно, когда выпрямился и повернулся к Уэйду, отчего внутри забурлила кровь. Он подошёл ближе, обнимая Питера за талию. ― Всё ещё немного болит? Питер вывернулся из объятий и отступил, скрестив руки на груди. ― Не совсем, ― ответил он с невыносимым холодом. {О чёрт.} Уэйд непонимающе моргнул, повёл плечами от столь холодного приветствия, словно ушатом окатившего с ног до головы. [Вот видишь, как всё обернулось. Понял теперь? А я так и знал.] Уэйд тяжело сглотнул, пытаясь не скрестить руки на груди в защитной позе, отзеркалив Питера. ― Точно. Ну, э, это хорошо. Ты ушёл, не разбудив меня, иначе я бы помог тебе об этом, э, позаботиться. Он видел, как заиграли желваки Питера. Он отвернулся, отводя от Уэйда взор. ― А чего ты вообще ожидал? ― резко, хрипло и горько спросил он сквозь зубы. ― Думал, что останусь ради… чего? Засохших остатков еды навынос и холодного душа? Уэйд уставился на него, ошеломлённо молча. Этот озлобленный, яростный Питер настолько отличался от вчерашнего мягкого, жаждущего мальчика, что Дэдпулу потребовалось время, чтобы вновь принять того Человека-паука, которым он стал в последние недели. Уэйд опустил руку на кобуру и принялся щёлкать застёжкой. ― Ну, нет. Я имел в виду… ― О нет, теперь я понял. ― Питер лающе рассмеялся, пожалуй, слишком холодно и несчастно для настоящего веселья. ― Ты думал, что теперь мы снова вместе, да? {А разве нет?} ― Ты думал, что просто потому, что… я с тобой… переспал, мы теперь станем идеальными счастливыми бойфрендами или типа того? Уэйд почувствовал пустоту внутри, будто желудок вынули из тела. ― Ты посещаешь летнюю школу? ― Чего? ― Питер одарил его непонимающим взором, что было ясно даже через маску. ― Нет. Слушай, то, что случилось вчера, ничего нахуй не меняет. Мне нужно было потрахаться. Я получил от тебя, что хотел. И всё на этом. Он опустил руки вдоль тела, вторгся в личное пространство Уэйда: тело напряжено до предела, в голосе сквозила угроза: ― Если что-то тебя не устраивает, тогда уёбывай нахуй. Эти слова повисли между ними, обдавая ядовитым потрескивающим холодом. Внутри всё перевернулось от боли и гнева, пришло мрачное осознание ― Питер бросал ему вызов. Решил проверить твёрдость его намерений. Он собирался отталкивать, и отталкивать, и отталкивать, царапаться, кусаться, причинять боль, пока Уэйд не сдастся. И не бросит его. Они напряжённо смотрели друг на друга, застыв в молчаливом противостоянии. А потом Паучок отвернулся, сквозь зубы с отвращением зарычав. Он пошёл к краю крыши, уже собираясь спрыгнуть, но Уэйд в последний момент схватил его за руку. Он крепко сжал тонкое запястье Питера, рывком развернув к себе, и склонился над ним почти нос к носу, зарычав: ― Я никуда больше не уйду. ― Он сильно тряхнул Паучка за плечи. ― Слышишь, мать твою? Никогда больше не оставлю тебя. Несмотря ни на что. Питер тяжело, прерывисто пыхтел под маской, Уэйд чувствовал, как его потряхивало. Не говоря ни слова, он со всей силы вырвался из железной хватки Дэдпула и бросился вниз, спасаясь бегством. Уэйд смотрел ему вслед, руки тряслись, дыхание перехватывало. [Обычно ты не выполняешь свои обещания.] ― В этот раз всё по-другому. [И что же изменилось?] ― Теперь я не буду пытаться поступать правильно. Он слепо пялился в точку, где исчез Питер. Красные, синие и жёлтые огни отбрасывали на крышах зданий тусклый свет. Уэйд смотрел в то место, где свет перетекал во тьму, чувствуя, как черствеет сердце. ― И насрать, если это самое худшее решение в моей жизни. Плевать, если оно неправильное. И даже если я причиню ему боль в процессе. Или себе. Несмотря ни на что, я не оставлю больше его одного. Никогда. [Ты хочешь вновь завоевать его?] {Да.} [Отлично. Он будет нашим.]