***
Когда всё в мире катится в бездну, остаётся подмечать хоть какие-нибудь плюсы; иначе – совсем тоска. Комната, ключ от которой выдала суетливая трактирщица, убранством не поражала, но была чистой и просторной – уже хорошо. Широкая кровать, явно рассчитанная на двоих, занимала меньше половины её площади, так что места хватало, и Телдрин думал немного позже постелить себе на полу. Немного позже – это когда тот юный стражник приведёт лекаря; когда лекарь скажет, что стряслось с Нерин и как быть дальше; когда кто-нибудь из служанок поможет переодеть её в чистое и нормально уложить в постель; когда сам Телдрин перекусит хоть чем-нибудь, отмоется после дороги и почувствует, что в состоянии заснуть… Пожалуй, «немного позже» звучало очень оптимистично. Он криво усмехнулся и коснулся пальцев лежащей на кровати Нерин. Прикосновение к горячей коже немного успокаивало. Страх – древнейший спутник всякого мыслящего существа, опасный и незаменимый, как огонь. Он способен уберечь, остановить, остудить пыл там, где без осторожности делать нечего. И он же – если окунуться в него с головой – парализует почище вытяжки из собачьего корня, сводя и мышцы, и мысли жестокой судорогой. Телдрин думал, что давно уже привык держать свои нервы под контролем – и вот гляди ж ты… Сорвался, как юнец сопливый, страже нагрубил и чуть проблем не поимел на ровном месте. – Что ты со мной делаешь, а? Ответа он не дождался. До прихода лекаря Телдрин снял с неё кожаную куртку, тяжёлую из-за вшитых пластин, из-за влаги и из-за чужой крови, да слишком тёплый для натопленного дома дублет. Рубашка под ними – целая, без единого красного пятнышка – сейчас беззвучно колебалась в такт частому дыханию Нерин. Рваный ритм пугал и завораживал. А собственная беспомощность грызла едва ли не больнее, чем засевший в груди тянущий страх. …И уж, конечно, в разы больнее, чем пробитое полдня назад плечо. Казалось, что с того боя прошли не жалкие несколько часов, а не меньше недели – но в таком случае магия бы уже восстановилась, и Телдрин смог бы помочь… ну, хоть чем-нибудь. Но он был пуст, как бутыль в руках пьяницы. Вычерпан до донышка – зато с залатанной раной, будь она неладна! – «Всё в порядке», конечно… – он тоскливо глянул на бледное лицо Нерин, покрытое мелким бисером пота. – Молодец, Швабра. Допрыгалась. Беспомощность, ожидание и неизвестность – сочетание, в котором трудно найти хоть что-то хорошее.***
– Жалобы были? Лекарка по имени Зария, низенькая пожилая редгардка с мелкими дробными движениями, не была магом, но так деловито и уверенно осматривала Нерин, что Телдрин даже позволил себе немного расслабиться. Поэтому не сразу сообразил, что у него спрашивают: – Жалобы? – Ну конечно! – Редгардка бросила не него взгляд достаточно испепеляющий, чтобы сидевший лицом к двери Телдрин его даже спиной почуял. – Не думаешь же ты, что такой силы лихорадка в один миг подрубает? Нет, дружок, этот огненный змей под сердце заползает постепенно. Пропустив мимо ушей «дружка» от женщины младше его лет на тридцать, Телдрин задумался. Жалобы, жалобы… – Равновесие часто теряла сегодня… – Он бросил взгляд в окно, небо за которым уже начинало светлеть. – Вчера. Ответ темнокожую лекарку явно не устроил: – Голову свою ты терял, вот что! Я ему про «долго», он мне про «вчера»! Я тебя про недели и месяцы спрашиваю, а не про последние пять минут. Какие-то крупные травмы, сильная физическая нагрузка, душевные потрясения – были? Телдрин, в начале её речи с трудом удержавшийся от вспышки гнева, к последним словам почувствовал себя безнадёжно глупым. – Были. – Что именно? – Всё.***
Маленькая гневная лекарка наконец ушла, оставив после себя в комнате запахи паслёна и горноцвета, а также ценные указания и ораву склянок, бутыльков и смесей. Взамен она забрала с собой увесистый кошель и часть тревог Телдрина, но он против такой сделки ничего не имел. Истощение, значит? Переутомление, срыв, трата последних своих сил – о, это действительно было очень в духе Нерин. Можно было лишь недоумевать, почему это не произошло раньше, до прихода в город. Недоумевать – и благодарить за это всех богов. Телдрин посторонился, пропуская в комнату служанку с кадкой горячей воды, уже третьей по счёту. Ванна, поставленная посреди комнаты, постепенно заполнялась, и он вышел, оставляя Нерин на чужое попечение. Ему даже удалось удержаться от тяжёлого вздоха. Общий зал удивил его тишиной и запустением, но через пару ударов сердца Телдрин вспомнил: день только начался. Мысли ворочались в голове с неспешностью мельничных жерновов. Скрежет, кажется, они издавали примерно такой же. – Эй, эльф! – махнули ему рукой из-за стола. Лежавший на углу форменный шлем звякнул, задетый локтем, и чуть не упал. С отстранённым удивлением Телдрин узнал одного из встреченных у ворот стражников – коренастого рассудительного норда с затерявшейся в густых чёрных усах сединой. Именно он вчера погасил едва не разгоревшуюся ссору, а потом помог добраться до таверны. Пренебречь сейчас приглашением от него было бы… неправильно. Согласиться было куда проще, и Телдрин, миролюбиво кивнув, сел напротив. – Совсем глаз не сомкнул? – сочувственно поинтересовался у него норд. Получив в ответ отрицательное бурчание, кинул взгляд в сторону жилых комнат: – Жена, что ль? – Пока нет, – мотнул головой Телдрин. Голова от движения зазвенела, сбивая любой намёк на мысли, и он поморщился: возможно, действительно уже стоит поспать. Норд понимающе заулыбался: – А она сама знает? – Пока нет, – устало усмехнулся Телдрин, и норд расхохотался. Затем приподнялся и протянул ему ладонь: – Хрут. – Телдрин. Они закрепили знакомство рукопожатием. – Вина, эля? Я угощаю, – искренне предложил Телдрин. Его голова – тяжёлая и угловатая, словно дровами набитая – сейчас никак не соглашалась строить длинные фразы. Собеседника, впрочем, смутило не это: – Рад бы, да я тут по службе… Телдрин вопросительно поднял брови, ожидая продолжения. – Ночной патруль обнаружил возле города несколько тел… – Хрут потёр затылок, неловко подбирая слова. – Пару из них ребята опознали: по этим ублюдкам у нас давно виселица скучала. Так что плакать по ним никто не будет, конечно, но… Отпираться не было ни сил, ни смысла, и Телдрин коротко кивнул: – Да, это наша с Нерин… Вина? – Скорее, заслуга, – улыбнулся Хрут. И вдруг прищурился: – Нерин? Та самая Нерин Ледяные Жилы, героиня войны? Телдрин озадаченно уставился на него: – Про жилы впервые слышу. Но в войне она участвовала, да – хотя почти ничего про это не рассказывала. Правда, он и не спрашивал… Может быть, зря, конечно, но в первые недели после их воссоединения лишние вопросы казались очень плохой идеей. Сродни ковырянию в открытой ране… или даже вбиванию клина в уже пошедшую трещинами хрупкую горную породу. Коснись лишний раз – и сделаешь только хуже. Наверное, после той исповеди-рассказа про Лидию и можно было уже попытать удачу… Но Нерин только начала оттаивать, и Телдрин побоялся, просто побоялся надавить слишком сильно! С его-то умением подбирать слова… Он задумчиво почесал голову. Неудачно получилось. И ведь даже не спросил, что её вообще связывает с Фолкритом… Стражник, молча наблюдавший за его мучительными раздумьями, осторожно начал перечислять: – Данмерка, тёмные волосы, шрам на левой щеке, сражается призванным мечом… – Двумя, – перебил Телдрин. – Двумя призванными мечами. Хрут удовлетворённо кивнул: – Значит, она. А ведь я парням так сразу и сказал, мол, похожа ведь! Слушай, а что с ней стряслось-то? – Лихорадка, – Телдрин, криво улыбнувшись, пожал плечами. – Всякого по такой погоде догнать может, – и тут же поспешил сменить тему: – А кто вообще её назвал… как там? Ледяные Жилы? – Да сам Ульфрик и нарёк – аккурат после взятия Вайтрана, как я слыхал. – Вон оно как… Неудивительно, почему Нерин не заводила с ним об этом разговор. Если то, что все вокруг называют подвигом, сам герой считает преступлением… Что ж, тогда любая награда, даже самая почётная, не порадует. Она будет не греть душу – лишь плавить её ядом. – Грозный титул, значит? – проворчал он, давя в себе зашевелившееся вновь глухое раздражение. Его собеседник, явно пропустивший это мимо ушей, тем временем выудил что-то из-за пазухи форменной кирасы и протянул Телдрину. Тот машинально принял несколько кусочков металла в путанице кожаных шнурков. – Что это? Впрочем, он уже и сам видел: амулеты Талоса. Того самого Талоса – нордского героя и императора, Бога-Человека, поклонение которому тридцать лет назад стало одной из причин – одним из поводов? – для Великой Войны. – Кто бы мог подумать, – Хрут неловко заулыбался, словно сам до конца себе не веря, – что настанет время, когда эти амулеты можно будет передавать из рук в руки при свете дня. Слава Ульфрику, что вернул нам нашего бога! Только усилием воли Телдрин удержал на лице вежливую невозмутимость. Слава Ульфрику, что добыл своей заднице мягкий трон Верховного короля Скайрима... Вдох. Выдох. Спокойствие. – Зачем они мне? – Задавая вопрос, Телдрин разглядывал четыре крохотные, с монету размером, секиры, изукрашенные причудливой вязью. На каждой поверх узоров было выцарапано по одной букве: «Ф», «В», «Л» и «Р» – словно бы одной и той же рукой. – Откуда они? – Из могил. Что? Хрут, не обратив внимания на его замешательство, кивнул в сторону комнат: – Передай их… подруге. – Его усы встопорщились от сдерживаемой улыбки, – И передай ещё, что ярл приглашает её к себе – конечно же, когда она поправится… – Погоди-погоди, из каких могил?! – Ну как же… Это ведь её указание было: перенести четыре могилы из гор Джерол на наш здешний погост. Я слышал, они погибли героически – и потому уж точно заслужили место на самом знаменитом кладбище Скайрима! Да и заплатила она за это честь по чести, никто в обиде не остался: ни те, кто могилы искал, ни те, кто их переносил – все своё получили. Ну а амулеты – ей, как доказательство, что мы всё на совесть сделали. Стражник вдруг умолк, уставившись на угрюмо разглядывавшего амулеты Телдрина цепким взглядом. Подёргал себя за усы, неодобрительно цыкнул каким-то своим мыслям и наконец проворчал: – Ты, друг, коль уж хочешь её звать «пока»… – Он надавил на последнее слово, – «пока не женой», так подумай… А не маловато ль ты о ней знаешь? Телдрин молчал, бездумно крутя в пальцах амулеты неизвестных ему мертвецов. Нужные слова в голову, как назло, не шли. Так же, как и всегда. Как и всю его грёбаную жизнь.***
За последовавшие за этим разговором дни Телдрин произнёс немногим больше дюжины слов. Да и много ли их нужно, чтобы заказать обед в таверне? Чтобы заплатить за комнату? Чтобы подать воду и лекарства ненадолго пришедшей в себя Нерин, успев до того, как она рухнет обратно в беспокойный горячечный сон? Большую часть тянущегося, как смола, времени Телдрин проводил наедине со своими мыслями и страхами, не имея возможности от них сбежать. Одни как огня боятся ответственности, принятия решений, необходимости выбирать; другие не находят себе места, когда не могут повлиять на происходящее. Насколько проще была бы жизнь, думай все одинаково? Насколько сложнее она бы была? После войны, после своего катастрофического решения Нерин стала всеми силами избегать любых выборов, даже самых простых. Пусть это не слишком бросалось в глаза со стороны, пусть она умела при необходимости взять себя в руки… Всё же Телдрин смотрел на неё достаточно часто, чтобы подмечать такие моменты. То, что касалось напрямую его, Телдрин предпочитал держать под контролем – настолько, разумеется, насколько это позволяли обстоятельства. Не то чтобы они обычно позволяли ему слишком многое, но хоть какой-нибудь способ улучшить свою жизнь удавалось изыскать почти в любой ситуации. Кроме этой. Чтоб её даэдра драли. Всё, что сейчас он мог сделать, это поить Нерин непонятными микстурами, читать над ней не приносящие видимой пользы заклинания лечения и ждать. Ждать, сходя с ума от беспокойства и беспомощности; ждать очередного её пробуждения; ждать, что она выкарабкается; ждать, ждать, ждать. Караулить каждый её судорожный вздох. Стирать пот с разгорячённого лихорадкой лба. Не сводить взгляда с ещё сильнее заострившихся от болезни черт лица – хотя, казалось, куда сильнее? Ловить редкие моменты пробуждения, чтобы задохнуться от острого разочарования, когда Нерин провалится обратно в сон. Молиться предкам, даэдра, Восьмерым – или теперь уже Девятерым, вместе с пресловутым Талосом? И ждать – опять и опять, снова и снова. – Эй, просыпайся уже. Ты бы знала, как я соскучился…***
Побежавшие по правой руке трещинки ощущались как щекотка, поначалу лёгкая и ненавязчивая. Нерин машинально пошевелила пальцами, пронзительно тёплыми и мягкими. Одна из трещин неслышно и неосязаемо прорезала безымянный палец. За ней последовала вторая, третья, пятая… Рука перестала слушаться её, как прежде: замедлилась, похолодела, загустела... Вдруг оказалась прозрачно-ледяной, непослушной, подёрнутой частой сеточкой трещин, и – Нерин не заметила начала – взялась осыпаться на землю хрупкими ледяными осколками. ...Телдрин подхватил холодное ледяное крошево, укрыл в ладонях, уберёг от падения в сырую осеннюю грязь. Спокойно, уверенно начал вкладывать его обратно в её хрустально-прозрачную руку, словно мозаику собирая. Осколки мгновенно врастали на знакомые места, и Нерин наслаждалась прикосновениями тёплых рук, таких родных, таких желанных... Пока не заметила, что Телдрин уже сам теряет цвета, сам покрывается трещинами и сам рассыпается на части – но упрямо при этом продолжает собирать по кусочками её собственную ладонь! Она попыталась поймать его руку, перехватить, остановить, уцепилась за неё изо всех сил – и ощутила под пальцами не ледяную гладкость, а тёплую живую кожу. Облегчение накатило волной, зашумевшей в ушах, протащило её по морскому дну, стёсывая кожу о булыжники, и чуть не сбросило её пальцы с чужой руки, но Нерин держалась крепко – и удержалась. – Как будто я куда-то собираюсь, – проворчал Телдрин, и звук его голоса, знакомый, привычный, успокаивающий, играючи пробился через шумевший в ушах прибой. – Можешь не цепляться так сильно, никуда я от тебя не денусь. Он смотрел терпеливо и отрешённо, словно сквозь неё, и Нерин неожиданно отчётливо увидела усталость в алых глазах, нервно дёрнувшиеся губы и каждую морщинку на его лице. Весь он выглядел пронзительно реальным, словно происходившее до этого было лишь сном… А что ей снилось? Нерин глянула вокруг, пытаясь найти подсказки, но обнаружила лишь незнакомую комнату с деревянными стенами и обстановкой настолько скудной, что взгляду не за что было зацепиться. Сама она полулежала на широкой кровати, одетая в чужую ночную рубашку… и по-прежнему мёртвой хваткой держалась за руку сидящего на краю Телдрина. Не пора ли его отпустить? Нерин живо представила тот шквал ехидства, которым её сейчас обдадут, и поспешила разжать пальцы. – Ой. – В горле пересохло, как после долгого молчания, поэтому её голос прозвучал хрипло. – Извини. Отрешённость во взгляде Телдрина сменилась недоверием, недоверие – чем-то ещё, что Нерин не успела узнать; в следующую секунду он молча сгрёб её в охапку и обнял так крепко, что она сдавленно пискнула. Ей это ещё снится? Спохватившись, Телдрин ослабил хватку, дав ей вздохнуть, и через несколько оглушительно громких ударов её сердца сам словно обмяк, уронив голову ей на плечо. Нерин, шеей ощутившая тёплое дыхание и покалывание жёсткой щетины, сидела, не шевелясь, и старалась не дышать, чтобы не спугнуть… сон? Наваждение? Горячечный бред? Это было слишком хорошо, чтобы быть реальным. Но секунды шли, и Телдрин продолжал сопеть ей куда-то в ключицу – тёплый, тяжёлый, неуловимо приятно пахнущий и, кажется, всё же настоящий. – Я… – Голос слушался её ещё хуже, чем минуту назад, и Нерин прочистила горло. – Я пропустила момент, когда целые рёбра вышли из моды? Услышав её слова, Телдрин шевельнулся, повёл плечами, но отстраняться не стал – наоборот, упрямо вытянул подбородок вперёд, располагаясь на её плече поудобнее. Шумно вздохнул и проворчал: – Это месть. За то, как ты мне в руку вцепилась. И вообще. Отпускать свою добычу он явно не планировал. Нерин неловко попыталась двинуться в одну сторону, в другую – безрезультатно. Растерянно уточнила: – И поэтому?.. – И поэтому я буду гневно сопеть тебе прямо в ухо. Не отвлекай. – И Телдрин тут же исполнил свою угрозу, оглушающе фыркнув – да, даэдра его возьми! – прямо ей в ухо. Нерин взвизгнула и, поднырнув под его руки, выбралась из клетки объятий, поспешив тут же отползти на дальний край кровати. Ноги путались в тёплом одеяле и длинной ночной рубашке, так что её стремительный марш-бросок получился до крайности нелепым. Она даже почти не обиделась, когда Телдрин согнулся в безудержном хохоте. Почти не обиделась. От впечатавшейся ему в голову подушки Телдрин покачнулся, но смеяться не перестал. Улыбнувшись, Нерин подтянула под себя ноги и села, переводя дух. Силы, потраченные на рывок через полкровати, были, очевидно, всем, на что её тело сейчас было способно: руки дрожали, в груди жгло, а половина костей словно превратилась в студень. – Мы уже в Фолкрите, верно? – Хотя бы голос её теперь слушался. – Да, уже… – Телдрин осёкся и взглянул на неё с подозрением: – Стой. Я тебе это уже говорил. Что последнее ты помнишь? Последнее, последнее… Нерин поморщилась, продираясь через засевший в голове туман. – Помню дорогу… И ворота Фолкрита вроде… – А после этого? Она отрицательно мотнула головой. Телдрин ещё немного посверлил её взглядом и вздохнул: – Похоже, предыдущие три раза ты приходила в себя лишь для того, чтобы я не решил, что ты совсем померла. – Три раза… А давно я так?.. И тут есть, что попить? Телдрин поджал губы и отвернулся к неказистой тумбе, на которой стоял глиняный кувшин с парой кружек. – Почти пять дней. – Он обошёл кровать, и Нерин с благодарным кивком приняла из его рук кружку с водой. – Не облейся. Пока она пила, Телдрин коснулся её лба тёплой ладонью и выдохнул: – Жара вроде нет. Наконец-то. – Извини, – Нерин мотнула головой и попыталась спрятать взгляд за упавшими на лицо прядями волос. – Извини, что заставила волноваться. Телдрин легонько дёрнул её за одну из прядей, скорчил козью рожу в ответ на её изумлённый взгляд и бесцеремонно вытащил пустую кружку из слабых пальцев. – Волноваться за тебя или нет – это мой выбор. Он задумчиво покрутил посуду в руках, отставил в сторону и сел на край кровати совсем рядом с Нерин. Та поджала босые ноги, которые начинали немного мёрзнуть, расстроенно сморщила нос: – Веришь или нет, но меньше всего я хочу тебя беспокоить. – Как-то не очень похоже, – невесело фыркнул Телдрин. Почему так много времени ей потребовалось, чтобы понять, насколько он переживал? Чтобы заметить и мешки под глазами, оставленные бессонными ночами, и спутанные волосы, словно за все пять дней он не вспоминал о расчёске, и привычную морщинку, глубже обычного прорезавшую лоб? Повернувшись, Нерин спустила ноги на пол – тёплое дерево приятно коснулось ступней – и привалилась плечом к плечу Телдрина. Вздохнула, собираясь с силами, и произнесла громко и отчётливо: – Спасибо. Он озадаченно покосился на неё и после небольшой заминки недоверчиво спросил: – Мне показалось? Или ты правда наконец-то сказала «спасибо» вместо «извини»? Нерин насупилась: – Так говоришь, будто сам всегда безупречно подбираешь слова. – Я… – Телдрин открыл рот и закрыл его с таким видом, словно проглотил ежа. Очень большого, очень колючего и очень болезненно застрявшего где-то внутри. – …Действительно. Нерин перехватила его отчаянно виноватый взгляд и приросла к месту, захлебнувшись воздухом. Ой дура… Нужные слова, чтобы успокоить, вернуть в прежнее расположение духа и загладить свою неясную ошибку, в голову не шли совершенно, как назло. Она ткнулась лбом ему в плечо и беззвучно выдохнула. Прости, прости, прости, прости… Захваченный своими мыслями Телдрин, сидевший так прямо и неподвижно, словно он копьё проглотил, от её прикосновения вздрогнул – но не отстранился. И вдруг неожиданно весело хмыкнул: – Некоторые вещи, наверное, можно и без слов объяснять. – А? – Нерин удивлённо уставилась на его шальную и при этом какую-то нервную улыбку. – А, – кивнул Телдрин, не отрывая от неё взгляда. Его лицо почему-то теперь было ещё ближе, чем раньше. Нерин, кажется, ощущала даже движение воздуха от чужого дыхания. – Если это шутка, – голос у неё предательски сел почти до шёпота, – то мне не смешно. Телдрин осторожно придвинулся ещё на дюйм – так, что тёплое дыхание уже отчётливо коснулось её кожи. – А мне тоже. В его низком голосе, в его алых глазах было сейчас что-то такое, с чем Нерин ещё не сталкивалась – тягучее, глубокое, жаркое. Оно спутало все мысли, страхи и вину, сожгло их и оставило в голове лишь клубящийся дым – горький и пьянящий. – Тогда… – Нерин на миг перевела дыхание. – Тогда пошучу я. Его губы оказались гораздо, гораздо ближе, чем она думала. Когда-то – невероятно давно, ещё до чужой войны, ещё до их личной ссоры, когда сама она ещё была совсем другой – Нерин пыталась угадать, как это будет. С замиранием сердца представляла себе его властность, напористость, быть может, даже жадность… Телдрин целовался совсем не так, как она ожидала. Первые прикосновения его губ были невесомо-осторожными, вопросительными, словно он готов был в любой момент отстраниться – и Нерин подалась навстречу, догоняя, уговаривая, убеждая. Телдрин приглашение принял. Его осторожность переросла в нежность, поцелуи стали увереннее, прохладная рука зарылась в её волосы, притягивая ближе… Касание губ – это так мало. Нерин чуть отстранилась и скользнула пальцами по его лицу, повторила контур спускавшейся по скуле татуировки… Телдрин перехватил её ладонь, запечатлел на ней несколько быстрых поцелуев, переложил её на свою шею – и упрямо вернулся к губам. Если это сон, то ей не нужно пробуждение. Одна её рука скользнула с шеи на ключицу, проследив её очертания, вторая – потерялась где-то возле руки Телдрина. Мир вокруг плавился, и сама Нерин от этого жара рассыпалась мириадами сияющих осколков, не находя ни слов, ни даже мыслей – и не желая их находить. Да и зачем? Телдрин вдруг удивлённо ахнул ей в губы, хватанул ртом воздух и углубил поцелуй. Его рука, тяжёлая и неправдоподобно холодная, легла прямо поверх её ладони, секунду назад опустившейся на… что-то. Кому из них двоих принадлежал тихий стон, Нерин так и не поняла. Да это и не имело значения. Мир плавился, мир тёк вокруг неё, обволакивая, нежный, бережный, чарующий. Рассыпался ласковыми искрами под прикрытыми веками, покалывал кончики пальцев, скользящих по шершавой ткани – или по гладкой коже? Нерин потянулась дальше, чтобы найти ответ. – Погоди, Нерин, родная, погоди, – раздался вдруг сбивчивый шёпот, и она покорно остановилась. Без движения расплавленный мир быстро остыл и начал терзать её тонкими иголочками холода, забирающегося под кожу. Нерин тихо заскулила. – Ты… – До её ушей донёсся тяжёлый вздох. – Чего именно ты сейчас хочешь? После того, как разомкнулись объятия, холод стал нестерпимым, болезненно пробирающим до самых костей. – Согрей меня… Пожалуйста. Я очень замёрзла. Мягкая, но совершенно ледяная рука коснулась её лба, и откуда-то из плясавших вокруг неё цветных пятен донёсся стон разочарования: – Ну конечно, снова жар… Азурой клянусь, я прикончу ту шарлатанку с её микстурами. Только чуть позже. Нерин почувствовала, как её куда-то укладывают и накрывают одеялом, и доверчиво потёрлась щекой о ту же самую руку – пусть холодную, но такую нежную: – Спасибо. В ответ владелец руки фыркнул мягко и очень знакомо: – Если наутро ты скажешь, что ничего не помнишь, то это будет худшая – клянусь, худшая! – из твоих шуток, – и добавил с нежностью: – Я тебе тогда уши отгрызу, обещаю.