Коротко о КолдФлэше

Прошедший год для семьи Уэст был непростой. Это был один из тех редких случаев, когда плохого случилось больше чем хорошего. Неудивительно, что наступающему Рождеству никто из них не радовался. В шутку Барри предложил сходить в церковь, послушать службу, помолиться, в конце концов. Он не слишком во все это верил, но лишним уж точно не будет. И к его огромному удивлению Айрис и Джо поддержали эту затею. На рождественскую службу пришло огромное количество народа. Хорошо, что они позаботились прийти пораньше, и им удалось занять три свободных места. Проповедь священника была монотонной, без эмоций и акцентов, и Барри поймал себя на мысли, что вот-вот заснет. Спать в храме под страдающим взором Христа, казалось кощунством, и Барри предпочел погрузиться в собственный мысли. Год и правда выдался ужасным. Перебирая в голове все значимые события, Барри ужаснулся, среди них не было и десятка положительных. Только горе, тревоги и страдания. Сквозь его мысли пробивался голос священника, вещающий что-то о смирении и помощи ближним. Барри еле сдержался, чтобы не рассмеяться. Походу он свой план по оказанию помощи уже давно перевыполнил. Он откинулся на спинку скамьи и посмотрел на распятие за спиной священника. Все, что он хотел — это быть счастливым. Барри скосил взгляд на Айрис и, судя по ее виду, ее мысли так же блуждали далеко от проповеди. Насколько он мог догадываться, их желания были схожи. Одно время они пробовали встречаться, как Барри всегда мечтал, однако мечты разбились о реальность. Не любовь их толкнула в объятия друг друга, а горечь утраты. Потому и расстались они без особых сожалений. После окончания службы, на удивление, Барри чувствовал себя в приподнятом настроении, и во всем его теле была такая легкость, словно он сбросил с себя груз в пару тонн. И он не сразу заметил, как Джо что-то пытался сказать, и гул, стоящий в храме, этому тоже не способствовал: — Вы идите пока к машине, — наконец, он добился, чтобы его услышали. — А я еще хочу поставить свечку. Барри и Айрис уговаривать дважды не пришлось, среди толпы они оба чувствовали себя неуютно. — А идея прийти сюда была не такой уж плохой, — заговорила Айрис, беря Барри под руку и пробираясь к выходу. — Проповедь, конечно, была страшно скучной, и я решила помолиться. Просто что-то нашло. И знаешь, мне стало легче. Впервые за весь год я чувствую себя по-настоящему живой. Барри только хотел ответить, что чувствует то же самое, как перед ними внезапно остановилась женщина, чье лицо было скрыто за черной вуалью. — Вам повезло. Ваши молитвы были услышаны. Больше вам беспокоиться не о чем. Оба были слишком обескуражены, чтобы ответить хоть что-то, но женщина, кажется, и не ждала. Он улыбнулась, по крайней мере, появилось стойкое чувство, что это так, а затем в мгновение ока затерялась среди прихожан. — Ну и что это было? — только и смог произнести Барри, а Айрис в ответ лишь пожала плечами. Говорить здесь было нечего. Вернувшись домой, закатывать вечеринку они не стали и ограничились праздничным ужином в тесном семейном кругу. И хоть настроение у всех троих было приподнятое, все же спать они отправились еще до наступления полуночи. Ранним утром Барри разбудило непонятное чувство ожидания. Прямо как в детстве неведомая сила его тянула в гостиную, чтобы увидеть, что же Санта оставил для него под елкой. В коридоре он столкнулся с Айрис, которая потирая со сна глаза, тоже направлялась вниз. — С добрым утром, — поприветствовал ее Барри, и девушка лишь кивнула. Она первая вошла в комнату и резко застыла на месте, Барри едва в нее не врезался, зато проследив за ее взглядом, он застыл рядом, словно каменный истукан. Под елкой в странных позах лежали без сознания двое мужчин, которых не то что в их доме не должно было находиться, а на земле вообще. В полном шоке Барри и Айрис переглянулись. Кажется, до них только что дошли слова той странной женщины в храме. Но как такое вообще возможно? Рождественское чудо все-таки существует? — С Рождеством тебя, Айрис. — С Рождеством, Барри. Они неловко улыбнулись друг другу, словно извинялись и желали счастья одновременно. Больше их ничего не сдерживало. — Эдди! — Лен!