Коротко о КолдФлэше

Из-за своего рода деятельности Снарту периодически приходилось скрываться за рубежом, где он, впрочем, так же не сидел на месте и потому вынужден был часто менять страны временного приюта. Хотя в этом был небольшой плюс — он успел неплохо выучить несколько языков. И когда с криминальным прошлым было покончено, в основном из-за одного не в меру правильного героя, Леонард с удовольствием пользовался своим умением в отношениях с этим самым героем, чем часто ставил его в тупик и дико смущал.

ب(اري ألان)، أتعلم أنك لطيف جداً؟ (Барри Аллен, ты очень милый, знаешь об этом?)

Арабский обычно завораживал Барри, каждая фраза звучала загадочно, может даже волшебно. Сразу вспомнились восточные сказки и истории. Барри иногда размышлял, что со своими навыками вора Леонард неплохо бы смотрелся на улицах сказочного Багдада. Und in meinen Träumen hab' ich deine Lippen geküsst. (В своих мечтах я целовал твои губы.) Наверное, немецкий в принципе не может звучать романтично. По крайней мере, стоило только Лену произнести хоть фразу, как у Барри возникало странное желание вытянуться в струнку и отдать честь. 私はいつもここにいるよ　あなたの世話をする。 (Я всегда рядом и буду заботиться о тебе.) Барри понимал, что Лен говорил ему какие-то приятные, важные вещи, однако слышать это от него на японском было как-то несерьезно. Может мешал сильный акцент или сама манера речи мужчины, но Барри всегда было очень смешно. Он чувствовал себя словно в неком сёдзё-аниме. Quiero lamer casa centímetro de tu cuerpo. (Я хочу вылизать каждый дюйм твоего тела.) От испанского всегда бросало в дрожь, в приятном смысле. Разумеется, Барри не знал, что именно шептал ему Леонард, догадывался, конечно, что что-то непристойное, однако в его устах этот язык всегда звучал так проникновенно, словно он обращался к Барри как к какому-то божеству. Ti desidero talmente... che riesco a respirare a fatica. (Я хочу тебя так сильно, что с трудом могу дышать.) Итальянский был наполнен страстью. И Барри всегда чувствовал себя желанным, когда Леонард принимался быстро шептать ему что-то на ушко. Каждый раз так и тянуло раздеться и отдаться, чем Лен, конечно же, с удовольствием пользовался. As-tu déjà oublié que je t'aime. (Никогда не забывай, что я люблю тебя.) Более чем скромных познаний Барри во французском хватало, чтобы понять признание в любви. Он медленно умирал и воскресал под звуки красивых, нежных слов с присущим Леонарду прононсом. Он был любим и всей душой любил сам, пусть и не мог выразить это на всех языках мира. Но Леонарду вполне хватало и тех нескольких слов, произнесенных в ответ со всей искренностью и чувственностью: I love you, too.