"Геральт знал, что ночная рубашка лежит за изголовьем кровати, там, куда Йеннифэр бросила ее вчера ночью. Но не сказал. Йеннифэр не выносила подобных одолжений." Анджей Сапковский "Что-то кончится, что-то начнется"
"Она слишком властолюбива, - проворчал Геральт, отвернувшись. - Я не мог этого вынести. Она относилась ко мне, как..." Анджей Сапковский "Последнее желание"
"Вишневое варенье, - подумал Ведьмак. - Такой звук издает банка вишневого варенья, если запустить ее с большой высоты и с большой силой". Это-то он знал отлично. Йеннифэр, когда они жили вместе, доводилось во гневе кидать в него банками варенья. Которые она получала от клиентов. Потому что сама-то Йеннифэр понятия не имела о том, как варить варенье." Анджей Сапковский "Меч Предназначения"
Закат окрашивал поля оттенками темного золота, над костром порхали ночные бабочки, а ветер приятно овевал лицо и разносил в прозрачном воздухе летнего вечера звуки лютни. Лютик лежал головой на коленях Геральта, бездумно наигрывая мелодию, прикрыв глаза, пока его пальцы перебирали струны. Геральт млел от красок вечера, вороша ладонью волосы поэта, нежно поглаживая его висок. Настроение было настолько умиротворенным, что хотелось застыть в этом состоянии, словно в капле янтаря. Геральт издал какой-то довольный, расслабленный звук. - Геральт, ты что... мурлычешь? - хихикнул Лютик, приподняв голову. - Я бы ожидал такое скорее, допустим, ну... от ведьмаков школы Кота, - поэт смотрел на Геральта снизу вверх, удивленно посмеиваясь. Они остановились на привал в прилесье, под кронами невысоких окраинных деревьев, откуда открывался прекрасный вид на долину и колосящиеся поля. Геральт последние несколько дней путешествия чувствовал себя легко и гармонично - впору было замурлыкать. - Ой, брось, Лютик, просто настроение хорошее, - ответил он наконец под внимательным взглядом поэта. - Я настолько привык, что если восхитительно с кем-то трахаюсь, мне при этом обязательно трахают мозги, и я будто сижу на пороховой бочке - что сейчас отдыхаю душой. Отложив лютню, поэт сорвал травинку и, сунув ее в рот, понимающе фыркнул. - Женщины, что поделать... От них нужно сваливать ровно в тот момент, когда они решают: отношения между вами завязались, и это дает им право распоряжаться твоей персоной. В этом загвоздка: у тебя либо бурный роман, либо свобода и приключения. Потому что дамы хотят, чтоб все свое время ты уделял им - а вот в том, чтоб взять их с собой, выходит малость заковырка. Представь-ка, какое веселое путешествие у нас бы было, если б нашу эпопею в поисках Цири сопровождала Йеннифер? Геральт фыркнул. Они много месяцев телепались по городам и весям, по полям и болотам, в их компании были, конечно, Мильва и Ангулема, но представить Йеннифер... Да достаточно было вспомнить, сколь мирно сосуществовала Йеннифер со спутниками в экспедиции за драконом. Еще немного пофыркав, Геральт не сдержался и сорвался в нервный хохот. Лютик вторил ему своим мелодичным легким смехом. - О-о-о, как вы можете спать в плащах у костра? Где моя походная палатка с переносной кухней и личным поваром? Моя цветовая гамма "белое и черное" очень скоро превратится в "серое и черное", если я не найду прачку за ближайшим кустом, - дразнился Лютик тоненьким голоском, покатываясь от хохота. - Ладно, я утрирую, конечно. Будь с нами Йен, она, возможно, смогла бы решить проблему поиска каким-нибудь магическим способом. Просто твоя зазноба предпочитает максимальный комфорт и абсолютное благоговение окружающих. Я столько песен сложил о ее красоте и твоих по ней страданиях, но, если честно, сам на такую красоту предпочитаю смотреть в отдалении, - Лютик примолк и задумался, потом подытожил: - Понимаешь, на самом деле ведь очень заметно, что ваша связь вызвана магическим путем. - То есть? - скептически фыркнул Геральт, не отнимая руки от волос поэта, поглаживая их, пропуская сквозь пальцы - ему было приятно и удобно вот так. - Ну смотри, - Лютик начал привычно вдохновенно жестикулировать. - Вы же никогда не могли долго жить вместе. Когда вы встречались, после пары недель бурного страстного примирения, когда все было хорошо, потому что вы, предполагаю, не вылезали из постели - после пары недель, когда из постели вы все же выползали, Йен начинала демонстрировать прелести своего характера, включающие швыряния вещами и заклинаниями, когда хоть что-нибудь в твоих действиях не соответствовало ее ожиданиям, вы скандалили, ты в итоге через какое-то время сбегал - и, ну, пару недель был счастлив в избавлении от Йен, а потом снова начинал тосковать, томиться, тебя тянуло обратно, словно магнитом, словно на привязь - я мысленно называю это твое состояние "пиздострадания по Йеннифер", уж прости, ха-ха, - Лютик увернулся от подзатыльника и сменил позу, приподнявшись, навалившись на плечо ведьмака. - Такая благодатная тема для творчества, великая трагедия любви, когда они не могут быть вместе и не могут быть порознь. Мне всегда было любопытно: это действие заклятия джинна, или тебе просто скучно и пресно, когда адекватные бабы вроде Эсси или Трисс в тебя посудой не швыряют? Не заводит? Нет страсти и огонька? - Иди ты, Лютик, - буркнул Геральт, не зная, злиться, обидеться или игнорировать. Лютик всегда умудрялся писать про его роман с Йеннифер трогательные баллады, а потом нещадно высмеивать их отношения на словах. Лютик пожал плечами - Геральт всем телом ощутил его движение. - Да без обид, ведьмак. Просто любовь, как я ее понимаю - это "вместе и навсегда", ну, знаешь, так принято у людей - а вы катастрофически не можете быть вместе. А сейчас-то что в очередной раз случилось, чего ты снова свалил? - А, - Геральт вздохнул, не зная, жаждет ли разговора. Он еще никому не рассказывал о событиях на Ард-Скеллиге, на корабле Амоса, да и сам не вполне разобрался с собой. Но, в конце концов, это ведь был Лютик, который знал о Геральте все, и был неизменным свидетелем их с Йеннифер идиотских отношений на протяжении многих лет, и их весьма успешным летописцем. - Да, в общем-то... - Геральт соображал, как подступиться к разговору, ведь как будто бы ничего не случилось, и в то же время случилось все: - Мы с Йеннифер поймали второго джина, - Лютик встрепенулся, подскочил, подавился воздухом, красочно возмущенный, что он еще не в курсе такой истории. - Это было во время заварушки с Дикой охотой, тогда столько всего происходило, столько дел надо было разобрать, столько ниточек отследить, да и меня в первую очередь заботила судьба Цири... Как-то оно мимо прошло. Словом: Йеннифер узнала, что у нильфгаардского чародея Амоса вар Ыпсиса был свой ручной джинн, и пожелала этого джинна отыскать - чтоб потребовать у него снять заклятие предыдущего джинна, и узнать, является ли наша любовь истинной. Мы его поймали, сняли заклятие. И... - Геральт запнулся, так до сих пор не зная, как выразить свои чувства. - Я ей в тот момент ничего не смог ответить. То есть, чего она ожидала? Она по-прежнему была красивейшей женщиной, которую я страстно хотел, женщиной, искренне любящей Цири, готовой отдать за нее жизнь, женщиной, которая многое для меня сделала за эти годы. Ничего не изменилось в тот момент. Я так ей и сказал - что не чувствую ничего нового или иного. А потом все завертелось, нас снова разбросало каждого по своим делам после победы над Эредином, меня - ведьмачить, ее - налаживать связи с дамами бывшей Ложи. Все было именно как всегда: мы расстались в надежде, что снова свидимся, что судьба сведет рано или поздно. Потому что жить вместе... Жил я уже с Йеннифер когда-то год, повторять больше не хочется. Да и что мне - тащиться с ней к мегерам из Монтекальво, сидеть там и чахнуть, пока они плетут свои интриги? Глупо. Каждый понимал, что у другого своя жизнь и свои дела, мы расстались с надеждой на скорую встречу. Только, знаешь... - Геральт взглянул поверх головы Лютика, на разгорающийся закат, затопивший багрянцем спокойное золото полей. - То ли я постарел, то ли страсти улеглись, то ли дело в снятом заклятии - вот этого бы, конечно, признавать не хотелось, как будто многие годы жизни насмарку. Так вот, как расстались мы после победы над Дикой охотой - не скучаю и не тянет. Лютик недоверчиво рассмеялся. Он выглядел действительно растерянным, будто Геральт ему сказал, что солнце встает на западе отныне. - Ну, с уверенностью могу утверждать, друг Геральт, что ты точно не постарел, и в тебе предостаточно страсти, - фыркнул Лютик, - что ты неизменно доказываешь последние несколько ночей, - он даже, кажется, слегка покраснел. Но тут же расслабился, увлеченный аргументами собственной речи. - Да ладно, ты разлюбил Йеннифер, разве такое возможно? Я, конечно, всегда считал ваши отношения ебанутыми, но людям нравится. Серьезно, это востребованнейшая в наше время история любви, баллады о ведьмаке и чародейке. Такой накал страстей, такие перипетии. Вы так подхо... - Лютик заржал, не в состоянии с серьезной миной договорить свою шутку. - Аха-ха-хах, в смысле, вы так не подходите друг другу, что ваш союз - удивительнейшее и занимательнейшее из чудес. Серьезно, Геральт, не смей лишать меня этой вдохновляющей истории, - Лютик уже откровенно измывался, хохоча, откидывая голову Геральту на грудь. Геральт только закатил глаза. Лютик обожал нарываться и мог достать похлеще Йеннифер, но при этом портил жизнь как-то легко и ненавязчиво - после его выходок Геральт не чувствовал себя морально пропущенным через мясорубку. Впрочем, Лютик, кажется, не воспринял слова Геральта всерьез. Наверное, в его голове понимание того, что Геральта больше не тянет к Йеннифер было действительно сродни принятия факта, что солнце встает на западе. - Да ладно, Геральт, ты помчишься к своей зазнобушке, просто не успел заскучать. Говорю, как знаток человеческой натуры: тебе надо, чтоб тебе ебали мозги, без этого пресно. Есть такой тип отношений, и все тут. Мне просто никогда их не понять - мне не нравятся проблемные бабы. Потому что, если на чистоту, я сам - сплошная проблема для себя и окружающих, - Лютик чуть виновато вздохнул, удобнее устраиваясь в кольце рук Геральта. Они так непринужденно болтали... Будто между ними действительно ничего не изменилось: Лютик добродушно подтрунивает над бесконечной мучительной любовной историей лучшего друга. Просто они с этим лучшим другом каждую свободную минуту жарко длительно трахаются. Геральт плюнул на идиота - он понятия не имел, как доказывать Лютику, что он разлюбил Йеннифер - он и себе-то в этом признавался с осторожностью, словно сдирал струпья с недавно зажившей раны - было так странно и ново: не томиться грызущей тоской по чародейке, присутствующей всегда где-то на задворках сознания, дышать полной грудью, быть свободным, быть спокойным за Цири, взрослую, сильную, победившую врагов - то, что они отпустили ее, выросшую Ласточку в вольный полет - будто оборвало еще одно связующее звено между ним и Йеннифер. Геральт чувствовал себя... зажившим своей жизнью, как бы странно это ни звучало в его возрасте с его грузом событий за плечами. Нет, по Йеннифер он не скучал, хотя все еще автоматически, как и все эти годы, полагал, что у них роман. - Хорош ржать, Лютик, дурачина. Оставим этот разговор. Такой волшебный вечер, - Геральт прижимал Лютика к себе, наслаждаясь тяжестью его тела, утыкаясь подбородком поэту в макушку. - Лучше спой что-нибудь, - тихо попросил ведьмак. Лютик даже воздухом поперхнулся, начав вырываться из объятий. Извернувшись, он очутился к Геральту лицом и возмущенно ткнул его пальцем в грудь. - Серьезно? Нет, серьезно?! Ты не просил меня петь ровным счетом ни-ког-да! Я полагал, что музыка для твоего сверхчувствительного слуха - какие-то раздражающие звуки. А тут, поди ж ты, прорвало! Ты что, Геральт, говоришь это, чтоб, вроде, сделать мне приятно, потому что мы теперь спим? Может еще букет цветов притащишь? Придурок галантный! - Лютик рассерженно отвернулся и сел, обхватив колени руками. Геральт затосковал, предчувствуя неотвратимое объяснение. Он прекрасно знал и видел, что Лютика задевает показательное пренебрежение к его таланту. И что теперь Геральту сказать? "Я всегда очень любил твое пение, просто молчал об этом?" Пиздец - молодец. - Я всегда, - начал Геральт, с трудом ворочая языком, и тут же прокашлялся: - Лютик, если по правде... Мне так нравился твой голос, что я, черт... - он схватился за переносицу, стремясь то ли загородить лицо, то ли выстроить мысли в правильные слова: - Мнявсегдавозбуждалтвойголос, - выпалил он, мечтая провалиться сквозь землю. - Это странно, ненормально, и... Да ты и так поешь, без понуканий и приглашений, каждую свободную минуту, зачем тебя об этом просить! - закончил Геральт раздраженно, начиная тяготиться разговором, чувствуя себя идиотом с каждой секундой все больше. Лютик очень забавно хлопал ресницами. - В каком смысле "всегда"? - ошеломленно переспросил он. - Как так "всегда"?! Ты, Геральт, совсем что ли рехнулся, это ж тысячу лет как! - голос поэта взвился чуть истерично. - До Цири, Йеннифер, Предназначения, джинна... А это все вот случилось совсем недавно! - Лютик сделал широкий жест рукой, обозначая под "этим всем" их все еще смущающие обоих теперешние отношения. Геральт вздохнул. Не надо было такое говорить, только испортил вечер. Просто Геральту действительно захотелось наконец-то попросить, чтоб Лютик спел, и наслаждаться его пением, и слушать, без терзаний и самокопаний - что ему теперь с того, что голос Лютика возбуждающ - они уже спят друг с другом. - Лютик, не заводись. Я имею в виду... Что... У меня иногда бывала странная реакция на твое пение. Не на тебя в целом. И меня это... пугало? Повергало в растерянность? Это просто значит, что ты невероятно поешь! Что у тебя "возбуждающий голос", как бы странно это, блять, ни звучало, независимо от твоего, блять, пола. Ты сам это знаешь и используешь на полную катушку, соблазняя дамочек! Лютик открыл было рот. - Можешь просто заткнуться и не комментировать? - умоляюще выдавил Геральт, чувствуя себя подростком, застуканным за дрочкой, или чем-то в такой же мере нелепым. У Лютика на лице сменилось несколько эмоций: он выглядел возмущенным, уязвленным, потрясенным, было видно, что он хочет многое Геральту высказать, и просто решает, с чего бы начать... но потом на лице Лютика проступило искреннее веселье, и он расхохотался, запрокидывая голову и элегантно потряхивая волосами. - Геральт, ты такой идиот, сам столько лет накручивал себя, это ж просто голос, я должен хорошо петь. Но ты надумал себе какую-то херню и опасался попросить лишний раз о песне. А меня это обижало, между прочим. От всех слышал похвалу, кроме лучшего друга. Все, ведьмак, умора, не могу... Ты сегодня сделал достаточно сенсационных заявлений. Давай я просто спою. Он потянулся за лютней, снова удобно устроился, навалившись на плечо ведьмака, сыграл несколько вступительных тактов, вздохнул и чисто звонко запел. Над полями алели последние мазки заката на полотне подступающей ночи, костер выбрасывал в воздух снопы искр, Геральт сидел на одеяле, прислонившись спиной к дереву, а Лютик пел, полулежа на ведьмаке. Пел дорожную песню о чистых сверкающих звездах, о дальних странствиях, о новых берегах, о счастье видеть мир во всем его разнообразии, о ночевке в полях в доброй компании друзей, и о том, как песня вьется над головами, скрашивая любой путь вдохновенным хором голосов на тракте. Геральту всегда больше нравилась "пейзажная" лирика Лютика, а не любовная - в этих песнях был он сам, восхищенный своей бродяжьей жизнью, а не подсмотренные истории других людей. Лютик пел высоко и полно, чисто, без этих нот, которые он припускал в голос, соблазняя дам, и которые всегда смущали... Геральт убрал руку с плеча поэта, провел по груди и ниже, а потом запустил ладонь Лютику в штаны. Тот запнулся на полуслове и не в такт ударил по струнам, задохнувшись. - Пой, - хрипло потребовал Геральт, берясь за спокойно лежащий член Лютика, начиная двигать рукой. Лютик под его тяжелым взглядом нервно сглотнул и попытался продолжить петь. Член под ладонью Геральта твердел стремительно - не возникало сомнений, что поэта самого безумно возбудила ситуация. Он запел, прокашлявшись, пытаясь снова подхватить ритм мелодии, и Геральт удовлетворенно почувствовал в его голосе эти низкие вибрирующие звуки, пробирающие до мурашек. - Не останавливайся, - повторил он не терпящим возражений тоном, когда Лютик запнулся, закусил губу и уронил ладонь со струн, начав вскидывать бедра, толкаясь в кулак Геральта. - Пой мне, Лютик. Ему так понравилось беспрекословное подчинение, когда Лютик, глядя, как загипнотизированный, Геральту в глаза, слабо кивнул и продолжил петь. Он глядел, как тогда у склепа с гулями - с благоговением, покорный его силе. Лютик пел, низко и чувственно, задыхаясь, с трудом сдерживая прерывающие пение стоны, и Геральт дрочил ему старательно, разнообразно, изысканно, стремясь выжать из его пения все возможные пикантные звуки. Когда Лютик выронил лютню из рук, вцепившись одной ладонью Геральту в колено, и прервал очередное предложение в песне длинным горячечным стоном, Геральт крепко взял его за волосы на затылке, поворачивая к себе искаженное мукой страсти лицо. - Ну же, Лютик, - его рука ходила по члену поэта в безумном ритме, - давай, Лютик, - он уже не знал, что "давай": "пой" или "кончи", Лютик изгибался на его коленях, издавая горлом длинные стоны, все еще в ритме прерванной мелодии. Лютик задохнулся, замолчал, открыв рот в беззвучном крике, выплеснувшись Геральту в ладонь - как некий идеальный финальный аккорд. Геральт разжал кулак, выпуская волосы поэта, наклонился, запечатлел на его губах долгий поцелуй. Лютик часто сорванно дышал, не в состоянии ответить. - Это было твое лучшее исполнение, - тихо, сам едва владея голосом, сказал Геральт в его приоткрытые губы. Лютик посмотрел сумасшедшим блаженным взглядом и хихикнул. - Геральт, ты чертов извращенец, - слабо выговорил поэт, но лицо его выражало, помимо легкого шока, полное удовлетворение произошедшим.