Политический брак

...Потянулись дни моей замужней жизни, насыщенные непривычными делами, постоянной работой, краткими минутами отдыха, которые сменялись ночами пока чуждой мне и непривычной близости. С раннего утра до поздней ночи я проводила время с другими женщинами в постоянных работах, не давая себе ни малейшей поблажки, не признаваясь в том, что я намеренно изматывала себя, едва добираясь вечерами до королевских покоев и скрываясь в купальне, чтобы прийти в себя после приступов рвоты, когда обессиленный организм отказывался справляться со взваленной на него нагрузкой. Старая Гиртис ворчала, замечая мое недомогание, но я упрямо оправдывала себя: в возрождающемся королевстве работы столько, что хватит на несколько лет вперед, и не пристало мне, молодой королеве Эребора, проводить свои дни в праздности и безделье. Знание о предназначении женщины королевского рода Дуринов было передано мне с молоком матери - подавать пример стойкости и непоколебимой верности долгу. Все это было правдой, но лишь отчасти. Я занимала себя тяжелой работой, берясь за самый тяжелый труд и не слушая ничьих увещеваний, чтобы не оставаться наедине со своими мыслями, чтобы не дать себе ни малейшего шанса подумать о том, что я выдана замуж за нелюбимого и навсегда лишена надежды встретить того единственного, кто бы заставил мое сердце замирать от никогда не испытанных ранее чувств. Впрочем, моя всегдашняя работоспособность никого не удивляла - те, кто знал меня при железнохолмском дворе, не видели в моих поступках ничего нового, а переселенцам из Синих Гор было не до того, чтобы обдумывать поведение новой королевы. Жаловаться на плохой прием с их стороны мне тоже не приходилось - в глазах подданных лучшей партии королю Торину и желать было нельзя. Одного рода и племени с ним, красивая, относительно молодая и не пренебрегающая заботами простых гномов... В глазах всех мы были прекрасной парой. Наедине же мы избегали говорить о своих чувствах - быть может, потому что говорить было не о чем. Несколько ночных часов вместе мы тратили на сон и короткие быстрые ласки - супружеский долг, и ничего больше. Торин был уважителен и внимателен со мной, я понимала это и тогда и была благодарна ему. Он никогда не принуждал меня ни к чему, не мучил меня и не заставлял терпеть неудобства. Он старался сделать для меня начало моего любовного опыта как можно более приятным и заставить забыть о том, что наш брак заключался без любви. Я была благодарна ему за заботу, и мне оставалось лишь догадываться, какие чувства он сам испытывал от того, что всю свою жизнь посвятил исполнению долга, возложенного на него королевским титулом, совершил невозможное, то, что было не под силу никому из живущих, - и после великой победы должен был во имя долга взять в жены совершенно чужую ему женщину. Это было несправедливо и по отношению к нему, и по отношению ко мне. Если бы я дала себе тогда возможность думать об этом, я сошла бы с ума или бросилась вниз с высокого парапета Эребора. Днями я изводила себя работой, а ночами, в то единственное время, когда мы с Торином оставались наедине, скрупулезно пыталась выстроить хрупкое здание наших отношений. У нас не было сил на разговоры, и то первое время совместной жизни, которое обычные пары проводят в притирке друг к другу, мы проводили в молчании и не могли изучить друг друга. Мог говорить только язык наших тел - его, быстрый и кипучий, и мой, куцый и неумелый. Я ничего не знала ни о физической любви, ни о том, как вести себя с мужчиной. Я рано лишилась матери и отца и не видела на примере родителей того, как выстраиваются отношения в семье между мужем и женой. Я дожила до ста тридцати лет, но ничего не знала о самом главном и тайном знании женщины - как любить мужчину. Не зная, как вести себя, не имея возможности ни с кем поделиться своими сомнениями и страхами, я старалась сделать так, чтобы Торину было рядом со мной хотя бы спокойно. Я не теребила его и ни о чем не расспрашивала, видя его усталость и опустошенность. Я помогала ему с вечерним туалетом, исполняя обязанности горничной, подавала еду, если он не успевал поужинать, и старалась отвечать на его ласки - пусть неуверенно и неумело... Наутро мы расставались вновь до самой ночи. Торин давал мне указания на день и отправлялся по своим делам. ... Иногда, раздирая чистую ткань на бинты для перевязки, я внезапно замирала, и на меня накатывало чувство абсолютного одиночества. Я находилась там, где не должна была находиться. Ощущение того, что я занимаю место, не предназначенное мне, вытравливало мне душу. И это было тем более странно, что меня приняли все, в том числе и семья Торина. С принцессой Дис я познакомилась за несколько дней до свадьбы, когда она привела караван переселенцев из Синих гор. Она была старше меня, но мы быстро нашли общий язык за работой, которой отдавали все наши силы. После целого дня, проведенного в заботах о том, как расселятся прибывшие гномы, она посмотрела на меня, чуть сощурившись, и кивнула: - А ты, я вижу, не белоручка. Для гномок Железных Холмов это было естественно. Мы с детства приучены к самому тяжкому труду. В наших горах нет драгоценных металлов, и наши мужчины не балуют нас теми самоцветами, что, по легендам, в изобилии рождала Одинокая гора. Когда Торин первый раз сделал мне подарок, украсив мои уши крупными серьгами с сапфирами, я чуть ли не со священным ужасом уставилась на свое отражение в ручном зеркале. Торину такая реакция была непонятна, и он почти насильно заставил меня их принять. Я же надевала драгоценности больше для того, чтобы порадовать его. Правда, возможность их носить мне выпадала нечасто – в обычной жизни, в работе в лазарете или при уборке они лишь мешали.

***

А через две недели после свадьбы разразился скандал, который чуть было не разметал в щепки всю хрупкую конструкцию наших отношений. Я сидела в лазарете рядом с роженицей, которая начала ощущать первые схватки и холодной мокрой рукой судорожно сжимала мою ладонь. Совсем молоденькая девочка, едва ли восьмидесяти лет, вышедшая замуж за мужчину более чем вдвое старше себя, - по взаимной и глубокой любви, - выдержала тяжелый и опасный переход из Синих гор, зная, как не терпится супругу вернуться в свой родной Эребор, хотя он просил ее повременить до родов с переездом. Ребенок словно бы ждал, пока минуют все трудности, и решил появиться на свет уже в Подгорном королевстве. Первые роды пугали молодую гномку, хотя она и старалась этого не показывать, но, морщась от боли, стискивала мою руку и со страхом заглядывала мне в глаза. - Все будет хорошо, Ноин, ребенок лежит правильно, - негромко говорила я, убирая с ее лба взмокшие волосы. - Сейчас придет Оин, я за ним уже отправила посыльного. Но вместо Оина в лазарет явился мрачный и серьезный Фили. - Торин посылает за тобой, королева. Он ждет тебя в южной галерее. Ноин вцепилась в мою руку. Я помедлила, взглянув на племянника мужа. Судя по его виду, случилось что-то серьезное. Я осторожно высвободилась и подозвала на свое место мелькавшую поблизости Арис. Что произошло, я поняла сразу же, когда увидела его. Фриар, кузнец из Железных Холмов. Сорок лет он безуспешно просил моей руки. Упрямо, с мрачной решительностью он каждый год добивался у Даина позволения на брак со мной. Кузен, которому не улыбалось каждый раз объясняться с моими женихами, терпеливо отправлял его ко мне, а я в свою очередь отказывала ему, но с каждым разом наши объяснения протекали все тягостней. Любовь тяжелым молотом билась в его сердце, заставляя не есть, не спать, отняла у любимой работы. Дела его пошли худо, кузница его оскудела, он едва сводил концы с концами, изводя себя и мучая меня. Каждый раз, отказывая ему, я понимала, что, может быть, заколачиваю последний гвоздь в крышку гроба, как говорят люди, но не могла насильно вручить себя и свою жизнь не любимому мною гному. Я забывала его, надеялась, что и он оставил меня, а он вновь появлялся у меня перед глазами. Я уехала в Эребор, сначала чтобы помочь, потом осталась здесь. Он наконец не напоминал о себе. И вот теперь он стоял рядом с тем, кому я отдала свою руку, также не чувствуя к нему ничего. По перекошенному от гнева лицу Торина я поняла, что нежданный гость из Железных Холмов прибыл вовсе не с поздравлениями на свадьбу. Как только я вошла, взгляды всех - а это была вся семья Торина и близкие к нему гномы: принцесса Дис, оба ее сына, Балин и Двалин, - обратились на меня. - Скажи мне, Флоин, - Торин едва сдерживал ярость. Никогда мне еще не приходилось видеть его в таком состоянии и - тем более - видеть эту ярость, направленную на меня, - знаешь ты этого мужчину? Мрачный, горящий непонятным мне огнем взгляд Фриара прожигал меня насквозь. - Да, знаю, - глухо ответила я одеревеневшим языком. - И тебе есть что сказать, не так ли? - Фриар много лет добивался моей руки, но я всегда отказывала ему. Как и другим. - И я приехал посмотреть, на кого ты променяла меня, Флоин! – вступил в наш разговор Фриар глухим, злым и тяжелым голосом. - Ты столько лет смеялась над моими чувствами, отсылая меня прочь, как люди выкидывают из дома одряхлевшую собаку! Ты столько лет клялась, что не любишь меня не потому, что я простой кузнец, а потому, что не любишь и других, будь они мастерами, торговцами или владыками подгорных королевств! Ты довела меня до последней степени отчаяния и нищеты, ты разорила меня! А теперь я узнаю, что ты вышла замуж, купившись на блеск золота и алмазов! Какой тонкий план, Флоин, - столько лет выжидать, чтобы составить такую удачную партию - женить на себе самого Короля-под-Горой!.. Мне казалось, что у меня под ногами разверзлась бездна. Я слышала все упреки, извергающиеся на меня потоки ненависти и презрения, и не могла разомкнуть губ, чтобы сказать хоть слово в свое оправдание. Все это казалось мне столь чудовищно глупым, что я и не нашла бы, что сказать в ответ. Торин мрачно переводил взгляд с меня на Фриара и обратно и тягостно молчал. Наконец, я кое-как совладала с собой. - Я ничего не буду говорить в свое оправдание, - горестно покачала я головой. - Я никогда не лгала тебе, Фриар, как и другим. Я не любила тебя, как и других. Я исполняю свой долг, возложенный на меня моим народом, и буду исполнять его до последнего вздоха. Я честна с тобой, как и с моим мужем. Я всю жизнь буду горевать о том, какую рану нанесла тебе, сама того не желая. Фриар ничего не ответил, но его взгляд, полный ненависти и презрения, был красноречивее любых слов. И эта ненависть уже походила на безумие. Только сейчас я заметила, что руки его были заведены назад, а Двалин удерживал его за плечо. У дверей стояли два стражника в полном вооружении, готовые выполнить любой приказ повелителя. Я метнула на Торина полный ужаса взгляд. - Иди к себе, Флоин, - бесцветным голосом раздельно произнес он. - Но... - Иди к себе. Раздавленная, опустошенная, я отправилась в свои покои и бросилась на кровать. Что могло случиться? Что наговорил Фриар? И что он пытался сотворить? Не мог же Торин его приказать связать лишь за любовь ко мне! Я вспоминала взгляд Фриара, вновь и вновь думая о том, что он превратился в безумца. А что может сотворить такой? Что угодно. Махал, неужели он лишился разума?! А что думает теперь Торин обо мне? Поверит, что я и вправду отказывала тем, кто любит меня, чтобы стать королевой Эребора? Как мне объяснить, что я вовсе не желала никакого замужества?! До самого вечера меня никто не побеспокоил. Когда раздались тяжелые шаги и в комнату вошел Торин, я тяжело поднялась с кровати. Он молча, не глядя на меня, разделся, тяжело сбрасывая одежду, и, оставшись в исподнем, накинул халат, подбитый мехом. Я, измученная за целый день одиночеством и неведением, не выдержала. - Торин, молю, скажи мне, что произошло? Я сказала в галерее правду. - Быть может, так, быть может, нет, - тяжелый голос короля заставил меня похолодеть. - Если бы не привычка Двалина быть всегда рядом, если бы не его реакция и быстрота, ты бы сейчас была вдовой. Через две недели после свадьбы. У меня потемнело в глазах. Я без сил опустилась на кровать. - Этого не может быть... - Покушение на жизнь короля Эребора, и всего через два месяца после возвращения Одинокой горы! Покушение, исполнителем которого был железнохолмец, уроженец королевства, чья принцесса стала королевой Эребора...