Сделайте меня счастливой 2: счастье в мелочах

      Проснувшись утром, я сначала не до конца понимаю, от чего голова раскалывается, а глаза опухли. Потом, принимая сидячее положение в кровати, понимаю, что полночи проревела как последняя блондинка, уткнувшись в подушку носом.       Конечно, мне не стоило так изводить себя, но последние несколько месяцев я просто не могу выкинуть из головы ситуацию с Артемом, который отдаляется от меня с каждой секундой все быстрее и быстрее.       Спустив ноги с кровати, я направляюсь в ванную, по пути сняв полотенце с крючка на двери шкафа. Утренний душ приводит мои мысли в порядок, а макияж, милое платье до колена и каблуки и вовсе заставляют забыть о проблемах. Мне нравится хорошо выглядеть, нравится быть недоступной для парней, нравится видеть восхищенные и гордые глаза Артема, когда мне делают комплименты на мероприятиях.       Сбрасываю в сумку учебники со стола (вчера же еще попыталась домашку сделать, пока истерика окончательно меня не накрыла), отключаю телефон от зарядки и выхожу из комнаты, направившись на кухню. По дороге переписываюсь с Никитой, который обеспокоен состоянием моего морального и психического здоровья после вечерней сцены, на что я отвечаю ему, что все хорошо, и запихиваю телефон куда-то вглубь сумки. Оставляю ее на тумбочке в коридоре и перешагиваю порог кухни. Тема уже сидит за столом, перед ним стоит прозрачная чашка, и, судя по цвету жидкости в ней, на завтрак у него крепкий черный кофе.       — Кажется, вам вчера было весело, — только сейчас я замечаю у него в руках мобильник. Артем смотрит вчерашние строис Никиты: начала мое феерическое выступление на роликах, потом видео, где я пою какую-то песню, сидя на крыше многоэтажки на фоне невероятного заката, а потом куча видео, где мы просто дико ржем, бегая по набережной.       — Было, — подтверждаю я, открывая холодильник и доставая йогурт. — А потом ты решил поиграть в серьезного родителя и испортил все веселье.       Артем хмурится и переводит на меня серьезный взгляд.       — Вы убежали с репетиции, а потом полдня не отвечали на звонки, что мне надо было делать? Ты думаешь, если бы ты позвонила и сказала, что придешь позже, я бы тебя не отпустил?       Я ничего не отвечаю, потому что все равно уверена, что это было ужасно с его стороны так отреагировать. Тем более, что он знал, что я с Никитой, а Никите он доверяет.       — Ладно, извини, наверное, где-то я был не прав, — он словно читает мои мысли, а потом рассказывает мне о том, как они с Толиком сначала бежали за нашей машиной, потом звонили всем друзьям и знакомым, к которым мы могли пойти, а потом и вовсе начали обзванивать городские морги.       Я начинаю дико хохотать, когда он говорит о том, что позвонил Софи, а она послала его на все четыре стороны, а потом долго сокрушалась прямо в телефон о том, что он испортил ей занятие йогой, и она больше не чувствует прилива энергии.       Сейчас, сидя с ним на кухне, я вспоминаю частные моменты, когда мы могли вот так вот долго болтать о всякой ерунде. Моменты счастья, которые теперь в наших отношениях — редкость.       Через десять минут наших разговоров я понимаю, что опаздываю в школу. Спешно вскакиваю с насиженного места, целую Пиндюру в щеку и вылетаю в коридор. Обуваю ботинки и хватаю сумку настолько резко, что половина ее содержимого вываливается на пол. Чертыхнувшись, закидываю вещи обратно и открываю дверь. Но выйти я не успеваю, потому что на моем пути стоит Марина, а ее чуть поднятая рука говорит о том, что она как раз собиралась позвонить в звонок. Она улыбается мне и здоровается. Я бурчу приветствие в ответ, обхожу ее справа и спускаюсь вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньку. По хорошему настроению будто катафалком проехались.       В школе желания что-либо делать нет, поэтому на каждом уроке я мысленно молюсь, чтобы меня не спрашивали, прекрасно понимая, что ответить я не смогу. Вдобавок ко всему вышеперечисленному, я ссорюсь с подругой, наорав на нее в коридоре школы. Конечно, сейчас я понимаю, что не права — Софи просто поинтересовалась причиной моего плохого настроения, а, не получив нормального ответа, предположила, что это из-за Марины. Упоминание об этой девушке вывело меня из себя, потому что перед глазами все еще стояло ее удивленное лицо, когда мы столкнулись в дверях квартиры.       София не разговаривала со мной на протяжении всего дня, даже на оставшихся уроках села отдельно, я же была этому даже рада — нечего ей было смотреть на лицо, напоминавшее тухлую поганку, и слушать недовольное бормотание.       После уроков я выхожу из школы и направляюсь на задний двор, где занимаю лавочку под раскидистым деревом. На нем уже начали появляться первые листочки — апрель как-никак. Ноги сложены в позу лотоса, в руках ручка и листок — мне нравится заниматься написанием стихов или текстов, которые потом превращаются в красивые композиции. Сейчас же в голову ничего не лезет, перед глазами все плывет из-за слез, которые то и дело просятся наружу. Это утро обещало быть счастливым, но получилось только наоборот, хотя, если подумать, ничего криминального не произошло — я даже не поссорилась с Артемом. Fight like a fighter [Сражайся как воин]       Эта строчка выведена в самом верху листка, что лежит у меня на ногах. То и дело обвожу буквы ручкой, из-за чего фраза уже даже не проглядывается, образуя какую-то непонятную каракулю.       От мыслей, метавшихся в голове как пчелиный рой меня отвлекают тяжелые шаги, раздавшиеся откуда-то слева. Поворачиваю голову и немного щурюсь — солнечный луч попал прямо в глаз, отчего тот сразу закрылся. Паша приближается ко мне с невероятной скоростью — он бежит, тяжело меняя ноги, его объемные кроссовки то и дело ударяются об асфальт.       — Какого черта ты творишь?! — Он не успевает остановиться, а на меня уже сыплются претензии с его стороны. — Почему ты не пришла на репетицию? Сейчас ты находишься на грани вылета из постановки! Зачем ты так билась за эту роль, если готова упустить все из-за дурного настроения? Что вообще с тобой не так?!       И действительно, что со мной не так? Сижу тут, реву как последняя дура, вместо того, чтобы пойти и открыть глаза родителю на весьма очевидные вещи — я скучаю по нему. Скучаю так сильно, как не скучала никогда. Даже во время его гастролей, а ведь сейчас он находится, что называется, на расстоянии вытянутой руки.       Бесконечный поток слов, порой даже очень и очень обидных, льется из никак не затыкающегося Паши, а я понимаю, что нахожусь на грани самой настоящей истерики. Наконец парень унимается и теперь с ужасом в глазах смотрит на ревущую меня. Слезы мокрыми дорожками бегут из глаз по щекам, скатываются на подбородок и падают на грудь, закрытую темно-синим платьем. Я начинаю буквально реветь в голос, в голове образовывается пустота, которую я даже не хочу заполнять какими-либо мыслями.       — Эй, ты чего тут устроила? — Теперь уже его голос дрожит — он явно никогда не пробовал успокаивать рыдающих девушек. — Ну ладно, извини, не стоило на тебя орать, но правда стоило огромных усилий оставить тебя в проекте. Теперь вон придется песню сочинять.       Я закрываю лицо ладошками — листок с ручкой выпадают из рук. Парень присаживается рядом со мной и обнимает за плечи. Я спускаю ноги вниз и, обняв его за талию, утыкаюсь лицом в его грудь и пытаюсь унять дрожь в теле, все еще ни в силах успокоиться.       — Я… я же всегда так стараюсь… а голова забита другим… не могу сосредоточиться, — ною куда в область его шеи, но он, кажется слышит.       — Эй, — он немного отстраняется и берет мое лицо в свои ладони. — Смотри на меня, ладно? Просто сфокусируй на моем лице.       Я продолжаю всхлипывать, но понимаю, что истерика отступает. Он делает глубокий вдох, а потом выдох — я повторяю за ним, и через несколько минут, которые мы проводим в молчании, просто смотря друг другу в глаза, я чувствую, как замедляется сердцебиение, и дышать становится легче.       В порыве чувств обнимаю кудрявого за шею, а он кладет руки мне на талию.       — Пойдем, я отвезу тебя домой, — тихо говорит он мне на ухо, отчего я вздрагиваю и отстраняюсь.       — Нет, только не домой, — я чувствую дикую слабость, но дальним кусочком своего маленького и ничего не соображающего мозга понимаю, что домой я точно не хочу.       — А куда же? — Улыбается Паша и убирает руки с моей талии. — Тут под деревом останешься?       Я лишь достаю телефон из сумки и не глядя набираю номер.       — Алло, Никит, можно я сегодня у тебя переночую? — В ответ раздался какое-то нечленораздельное мычание, а потом Киоссе отвечает «Конечно» и спрашивает, откуда меня забрать.       — Я сама доберусь, спасибо, — мы с Пашей уже медленно двигаемся в сторону парковки. Он не спрашивает меня о причине истерики, не интересуется таинственным «Никитой», а просто открывает мне дверь машины, на что я отвечаю ему короткой благодарной улыбкой.       Оказывается, у парня уже год как есть права, и целых полгода он водит машину. Я смотрю на него всю дорогу, пока мы добираемся до дома Никиты. Я отмечаю каждое его движение: как он держит руль, как переключает передачи, как ставит локоть левой руки на панель у окна и запускает пальцы в волосы, пока мы стоим на светофорах, как кидает краткие взгляды на навигатор, указывающий ему дорогу. Все его движения настолько плавные и отработанные, что мне кажется, будто он и вовсе не человек. Я отворачиваюсь к окну и слегка улыбаюсь — вспоминаю свои приключения трехлетней давности, когда мне мерещился призрак, который был, по сути, моим лучшим другом. А потом вспоминаю свое падение со сцены на саундчеке и сотрясение мозга, благодаря которому вся сверхъестественная фигня канула в лету. Ну хоть какая-то польза от вечной мигрени и тошноты.       — Так значит, из-за меня тебе придется поработать композитором? — Нарушаю тишину, повернувшись к парню. Вижу его улыбку — в этот момент мы останавливаемся на светофоре — и он поворачивает голову ко мне.       — Да, я так яро заступался за тебя, что готов был на все, что угодно, — он хмыкает, потом пожимает плечами. Я закусываю губу и убираю прядь волос с лица за ухо.       — Спасибо тебе, — его рот расплывается в широкой улыбке, — нет, правда, если бы не ты, я бы и из постановки вылетела, и в психушку загремела.       — Да мелочи, — отмахивается он. — Будешь носить мне пиццу во время мук творчества. Я люблю с ананасами.       Никита встречает меня затяжным молчанием и огромными испуганными глазами. Я скидываю обувь в прихожей его квартиры и, пройдя в гостиную, плюхаюсь на диван. Молчание оказывается недолгим — оценив обстановку (мое состояние), певец буквально накидывается на меня с расспросами. Сначала я пытаюсь отмахиваться, а потом выливаю на него всю боль, скопившуюся в груди. Конечно, без слез здесь не обходится, и я отмечаю, что уже второй раз за день плачу в присутствии лица мужского пола. Никита внимательно меня слушает, не перебивает, а, закончив свой истерический монолог, я просто-напросто кидаюсь к нему на шею, затопляя его домашнюю футболку слезами. Он шепчет что-то успокаивающее, гладит по волосами, а потом просто замирает, позволяя мне успокоиться, обнимая его.       Вечер я провожу в компании кружки с чаем, фильма и Никиты, на колени которого заброшены мои ноги. Мы смотрим какую-то комедию, развалившись на диване в гостиной: Никита занимает одну треть дивана — сидит, подложив под спину подушку — я же занимаю остальное место: лежу, накрывшись пледом. Такое пускай и достаточно банальное времяпрепровождение позволяет мне успокоиться и вполне весело провести остаток дня.       Засыпаю я на том же диване, и Никита лишь получше укрывает меня пледом, не рискуя будить и отправлять меня в спальню.       Утром я просыпаюсь от громкого голоса Никиты, раздающегося с кухни, телефон показывает семь часов утра. Скинув с себя плед, я принимаю сидячее положение и потягиваюсь, после чего поправляю футболку, так удачно предоставленную другом. В ванной привожу себя в порядок и только потом прихожу на кухню. По телефону Ник уже не болтает — теперь он, как истинный гостеприимный хозяин, перебрасывает блинчики из сковороды на тарелку.       Я плюхаюсь на табурет спиной к окну (кухня у Ника ну очень маленькая, тут помещается только холодильник, плита, две тумбочки, одну из которых занимает раковина и небольшой стол с табуретками под ним) и делаю глоток из заботливо приготовленной чашки с чаем.       — Ешь блины, и я отвезу тебя в школу, — произносит Никита, когда я закидываю кусок блинчика в рот.       — Не хочу я в школу, — недовольно ворчу я, но его строгий взгляд явно говорит, что на разговоры он не настроен.       Платой за завтрак становится моя работа в виде посудомоечной машины, а когда все тарелочки убраны в шкаф, я возвращаюсь в гостиную и демонстративно сажусь в центре дивана, скрестив руки на груди и закинув одну ногу на другую.       — Что это за новости? — Искренне удивляется Никита, выходя из ванной и вытирая влажные волосы полотенцем.       — Я же сказала, что никуда не пойду. Я могу остаться здесь и приготовить тебе вкусный ужин. Хочешь?       — Не выдумывай, — он проходит мимо меня и скрывается в спальне, — не заставляй меня надевать на тебя платье!       Я мычу ему в ответ нечленораздельное ругательство и принимаюсь одеваться. Я упираюсь на протяжении всех полутора часов, оставшихся до начала уроков. Никите приходится за руку вывести меня из квартиры, усадить в машину, пристегнуть ремнем безопасности да еще и двери заблокировать, потому что я хотела вылезти на первом же светофоре.       — Сегодня переночевать у меня ты не сможешь, — говорит он, когда я уже опускаю одну ногу на асфальт парковки возле школы. — Моя девушка не поймет, если я скажу ей, что в моей гостиной спит полуголая красивая девушка.       — У тебя нет девушки, Киоссе, — фыркаю я и вылезаю из машины.       — Пока, люблю, целую! — Слышится мне вслед, и я, улыбнувшись, направляюсь в здание школы.       Мое хорошее настроение, поднявшееся во время пути в школу благодаря Никите (он травил анекдоты и рассказывал, как он бегал от Артема вчера по студии, потому что тот хотел побить его за ночные прогулки со мной), улетучивается, когда я, сощурившись из-за солнца, врезаюсь в какого-то парня прямо возле лестницы на крыльцо. Я тихо охаю, после чего принимаюсь извиняться перед парнем, смотря на него снизу вверх — он выше меня на две головы, и даже каблуки не спасают.       — Ты чего, курица, глаза потеряла? — От такой грубости я даже слегка теряюсь, а потом хмурю брови и отвечаю ему не менее грубо. Его брови взлетают вверх (кажется, он не ожидал такого поворота событий), и он уже готовиться что-то ответить, но его прерывает голос моей одноклассницы:       — Зайка, что-то случилось? — Она повисает у него на шее, целует в щеку, а потом замечает меня, — а ты чего тут забыла?       — Держи своего пуделя на поводке, Марго, — я смеряю парня ненавистным взглядом, — а то кидается на всех. Бешеный какой-то.       Парень вырывается из рук подружки и подходит непозволительно близко ко мне, и с такого расстояния я отчетливо вижу, как покраснели его бешеные глаза.       — Повтори, — шипит он, а я усмехаюсь и скрещиваю руки на груди.       — А то что? Ударишь меня? Ну давай, бей, — я победно смотрю на Марго, с которой мы подрались в восьмом классе (тогда я чуть не сломала ей нос). Девушка закатывает глаза и тянет своего возлюбленного за руку.       — Пойдем, милый, ничего ты от нее не добьешься. Она же припадочная.       Я хочу что-то съязвить в ответ, но они слишком быстро скрываются в дверях школы. Оглядевшись вокруг, я понимаю что все ученики с упоением наблюдали за разразившейся баталией, поэтому ни капли не удивляюсь, когда в столовой ко мне подсаживается Паша:       — Говорят, ты сегодня поцапалась с Терминатором, — он ставит свой поднос рядом с моим, а я перевожу на него удивленный взгляд.       — Не поцапалась, а разнесла его в пух и прах, — напротив нас приземляется София, и теперь мой удивленный взгляд адресован ей.       — Терминатор?       — Ты видела, какой он качок? — Подруга восторженно закатывает глаза и делает вид, что падает в обморок. Рядом раздается тихий смешок.       — Вообще-то, это потому что он в баскетбол играет, — Паша закидывает в рот кусок яблока, — но да, второй вариант тоже катит.       Весь перерыв мы смеемся так много, что живот сводит. Подруга уже не злится на меня, Паша не вспоминает вчерашний день, лишь замечает, что «это платье я уже видел», после чего получает толчок в ребро. После уроков мы вместе едем гулять, и именно с ними я чувствую себя по-настоящему счастливой.