Quietus Riotous

Найти Йеннифэр оказалось нетрудно. Преимущество глупого желания Геральта заключалось в том, что она никогда не уходила слишком далеко. На этот раз удача была на их стороне, она находилась всего в нескольких городах от путников. Он никогда не собирался использовать это преимущество специально, чтобы найти её, но отчаянные времена требовали отчаянных мер. Доказательством серьёзности ситуации послужило то, что Геральт позволил Лютику сесть позади него на Плотву, руки барда крепко обхватили его живот, держась за него изо всех сил. Геральт остро ощущал тепло, просачивающееся сквозь ткань рубашки, и дрожь рук Лютика, прижатых к его животу. — Она не будет нам рада, — пробормотал Геральт, везя Лютика к тому, что даже в темноте выглядело очень впечатляющим замком. Он приготовился к зрелищу очередной оргии или чего-то столь же скандального, в конце концов, это ведь Йеннифэр, когда он толкнул дверь и вошёл внутрь. Йеннифэр уже ждала его в другом конце комнаты, скрестив руки на груди и без всякого выражения на лице. — По-моему, в последний раз, когда мы разговаривали, я ясно дала понять, что больше не хочу тебя видеть, — угрюмо сказала она. — Меня бы здесь не было, если бы не чрезвычайная ситуация, — сказал ей Геральт. Йеннифэр фыркнула, её взгляд упал на Лютика. — Ты ужасно молчалив, бард. В этот раз не приготовил для меня никаких язвительных оскорблений? — спросила она. И ведьмак, и чародейка вздрогнули, когда Лютик внезапно разрыдался, прижав руку к горлу и прислонившись к Геральту, чтобы не упасть. — О боги, я не хотела… — Йеннифэр замолчала и, подойдя к Лютику, положила ему руку на плечо. — Ну ты чего? Это ведь то, чем мы занимаемся, да? Мы подшучиваем. Бросаемся оскорблениями туда-сюда. Я не… — Он не может говорить, Йен, — объяснил Геральт, чтобы избавить ведьму от её на удивление сумбурной попытки извиниться. Его собственные неудачные попытки, когда он потрудился их сделать, показались ему не такими уж плохими. Йеннифэр с любопытством замурлыкала, протягивая Лютику руку. Бард нерешительно взял её, нетерпеливо вытирая слёзы другой рукой. Она держала его руку в обеих своих, закрыв глаза и делая то, что обычно делают маги. Когда она снова открыла глаза, лицо её стало суровым. — Я смотрю, вы познакомились с Сабиной, — сказала она. Геральт нахмурился.  — Ты знаешь ведьму, которая это сделала? — спросил он, зарычав, когда Лютик рванулся назад, как только Йеннифэр отпустила его, обхватил руками Геральта и отказывался отпускать. Йеннифэр выглядела удивленной, но ничего не сказала, когда Геральт впился в неё взглядом. — О, мы с Сабиной давно знакомы. Она попала в сомнительную компанию. Я не знаю ни одной ведьмы, у которой не было бы пары тёмных дел, но её дела были определенно более зловещими. Сила, которой она обладает… вряд ли даётся легко. Это заклинание будет непросто разрушить, — сказала Йеннифэр, её взгляд упал на Лютика, когда бард крепче прижал Геральта к себе, уткнувшись лицом ему в шею. — Но ты можешь его разрушить, — подсказал Геральт, безуспешно пытаясь оттащить барда. Он и раньше видел Лютика испуганным, но никогда таким, как сейчас, и уж точно никогда — настолько прилипчивым. Йеннифэр кивнула. — Да. Я могу. Но это займёт какое-то время. Пойдёмте со мной, — сказала она, поворачиваясь на каблуках и ожидая, что они последуют за ней. — Можешь идти или мне придется тебя нести? — спросил Геральт, в насмешке изогнув бровь. Лютик пристально посмотрел на него, и лёгкий румянец залил его щёки, когда он наконец сдался и отпустил Геральта, чтобы они могли последовать за Йеннифэр. — Можешь переночевать здесь, — сказала Йеннифэр, открывая дверь в богато украшенную комнату. Её слова были обращены к Лютику. При других обстоятельствах, у Геральта возникло ощущение, бард был бы чрезмерно взволнован, говоря о том, как прекрасна комната. Но сейчас он выглядел разбитым и печальным, снова ища утешения в объятиях Геральта. — Лютик, — вздохнул Геральт, высвобождая барда из объятий и провожая его в комнату. — Отдохни немного. Нам с Йеннифэр нужно кое-что обсудить. Лютик нахмурился, на его лице промелькнула обида. Он быстро собрался с духом, протопал в открытую дверь и захлопнул её за собой. Геральт покачал головой. Лютик имел склонность к драматизму. Тем не менее ведьмак решил, что проверит его позже, чтобы убедиться, что он действительно спит, а не собирается дуться всю ночь. — Не припомню, чтобы вы двое когда-нибудь были такими… трогательными, — задумчиво произнесла Йеннифэр, ведя Геральта дальше по коридору в роскошную гостиную. — Он напуган, — проворчал Геральт. Это правда, что в последнее время Лютик стал свободнее в своих прикосновениях, даже до того, как всё это произошло. Он всегда держал руку на пояснице Геральта, когда проскальзывал мимо него, чтобы схватить что-нибудь или поболтать с посетителями паба. Между собой они не говорили об этом, но Лютик всегда мыл Геральту волосы, когда тот слишком долго оставлял их распущенными, и сзади они запутывались настолько, что он не мог сделать это сам. Так что да, хоть прикосновения были в новинку для Йеннифэр, нельзя было то же самое сказать о ведьмаке. Йеннифэр подошла к Геральту, медленно оглядывая его с головы до ног. Было время, когда такой взгляд заставил бы Геральта зубами сорвать с нее корсаж. Но теперь уже нет. — Я никогда не видела, чтобы Сабина позволила своей жертве сбежать, не забрав у неё ничего. И всё же ты выглядишь так же, как всегда, — сказала она с явным недоверием в голосе. Геральт уклончиво промычал. Он задавался тем же вопросом, но не собирался показывать своё беспокойство. — Она что-то сказала, когда мы были в лесу. Я не помню, что это было, — сказал Геральт. — Что-то о голосе Лютика и моих… — он замолчал с шипением, расстроенный тем, что не может вспомнить. Йеннифэр протянула руку. — Могу я? — спросила она. Часть Геральта не хотела чувствовать её слишком знакомое прикосновение, но другая часть, которая хотела знать наверняка, сделала ли Сабина что-нибудь с ним, была сильнее. Он позволил Йеннифэр взять себя за руку, не мигая, наблюдая, как она ищет, что не так. Когда она снова открыла глаза, они были широко раскрыты. Улыбка медленно расплывалась по её лицу. Что ж, это было зловеще. — Интересно, — сказала она, не в силах спрятать игривость в своём голосе. — Что? — спросил Геральт, отдергивая руку. — Какой твой любимый цвет? — Синий, — сказал Геральт, двигая губами не по собственной воле. Он нахмурился. — Что за?.. — Не-а, ведьмак. Вопросы буду задавать я, — ухмыльнулась Йеннифэр. — Это правда, что ведьмаки в Каэр Морхене раз в месяц совершают под луной обнаженные ритуалы? — Конечно, нет. Нагота не обязательна, это личный выбор, — выпалил Геральт, его глаза расширились от охватившей его досады, и он наконец вспомнил слова, сказанные ему ведьмой в лесу. Думаю, я отниму у тебя неприкосновенность твоих собственных мыслей. Всех до единой. Мимолётных, которые никого не беспокоят. И самых глубоких, от которых болит твоё сердце. — Зараза, — проворчал Геральт. Йеннифэр ухмыльнулась. — Да, вполне. — Почему я не начал болтать обо всём раньше? — спросил Геральт. Йеннифэр рассмеялась и похлопала его по руке. — Это происходит только когда тебе задают вопрос. Например, — она на мгновение задумалась, усаживаясь в уютное кресло и устремляя на Геральта пристальный взгляд, — почему ты загадал то желание? — Потому что я хотел тебя. С того самого момента, как тебя увидел, и я не хотел терять тебя из виду. Не тогда, когда моё дело ведёт меня на край света и обратно. Я хотел убедиться, что у меня есть шанс увидеть тебя снова, — сказал ей Геральт. Его лицо горело, тело тряслось, он не привык рассказывать так много… чёрт, не привык рассказывать вообще что-либо о себе. Йеннифэр движением пальца подозвала его к себе и снова взяла Геральта за руку. — А теперь? Ты хочешь меня сейчас? — спросила она, глядя на него снизу вверх прекрасными сиреневыми глазами, на размышления о которых Геральт потратил больше времени, чем он готов был признать. — Нет, — сказал Геральт, слово слетело с его губ прежде, чем он успел остановить его. — Почему? — настаивала Йеннифэр. — Потому что ты была права. В тот день на вершине горы. Я не знаю, что реально. И ты тоже. Я никогда не смогу доверять своим чувствам. Или твоим, — признался он, стиснув зубы, когда закончил. Йеннифэр встала, нежно оставив мимолётный поцелуй на его щеке. — Мне жаль. С моей стороны было жестоко использовать твое проклятие в своих интересах. Но я должна была знать, а ты вряд ли добровольно выдашь эту информацию, — рассудила она. Геральт не мог её за это винить, даже если хотел. Его охватило внезапное изнеможение, которое Йеннифэр, должно быть, заметила. — Я покажу тебе твою комнату. Или ты предпочитаешь делить комнату с обиженным бардом? — спросила она, поддразнивая его. — Я бы предпочёл делить комнату с обиженным бардом, — Геральт мысленно ударил себя по лицу. Лицо Йеннифэр посветлело от понимания.  — Ах, внезапно прикосновения обретают смысл. Геральт покачал головой. — Всё совсем не так, — серьезно сказал он. — Но ты же этого хочешь… верно?  — Да, очень. Зараза! Может, ты прекратишь это? — крикнул Геральт. Йеннифэр подняла руки в знак поражения. — Прости! Прости. Это был последний раз, клянусь, — пообещала она, хихикая, наблюдая, как очень расстроенный ведьмак тащится по коридору туда, где его бард, он надеялся, уже спал. Геральт тяжело закрыл за собой дверь в комнату, прислонился к ней спиной и глубоко вздохнул. — Чёртово заклинание правды, — проворчал он, вздрогнув, когда что-то с грохотом упало на пол. Он вскинул голову и встретился взглядом с Лютиком, который таращился на него, как рыба. Геральт понял, что это лютня Лютика упала на пол с его колен. — Хм… какова вероятность того, что ты этого не слышал? — спросил Геральт. Лютик схватил с прикроватного столика блокнот и перо, лихорадочно что-то записывая, и подошел к Ведьмаку. Он поднял блокнот, чтобы Геральт мог прочесть написанное. Заклинание правды? Геральт собрался с духом, готовясь выпалить правду, но заметил, что не говорит ни слова. Ах. Не работает, пока вопрос не произнесён. Вот она, небольшая милость. И всё же бард должен знать, что происходит. — Ведьма забрала твой голос и мои мысли. Точнее мою способность держать их при себе, когда мне задают вопрос, — объяснил Геральт, протискиваясь мимо барда, чтобы сесть на излишне большую кровать и снять сапоги. Лютик последовал за ним, лихорадочно строча и снова держа блокнот так, чтобы Геральт мог его видеть. Какой твой любимый цвет? Геральт усмехнулся. — Йен тоже задала этот вопрос первым. Извини, бард, это срабатывает только тогда, когда вопрос произносится вслух. Лютик развел руками и покачал головой. Он рухнул на кровать рядом с Геральтом и снова принялся писать. На этот раз то, что он писал, было длиннее, потому что к тому времени, как тетрадь сунули ему под нос, Геральт успел снять сапоги и все доспехи. Понял. Единственный раз, когда я могу спросить тебя о твоих приключениях. Что угодно, что я всегда хотел знать о тебе, но ты не рассказываешь. И Я НЕ МОГУ ГОВОРИТЬ. Безусловно, у этой ведьмы жестокое чувство юмора. Геральт что-то промычал в знак согласия, забрался на кровать и откинулся на подушки, чувствуя себя совершенно опустошённым. Он нахмурился, когда Лютик встал, взял одну из шкур и положил её на пол. — Лютик, — сказал он, привлекая внимание мужчины. Он подождал, пока Лютик посмотрит на него, и похлопал по кровати рядом с собой. Щёки Лютика приятно порозовели, и на мгновение показалось, что он откажется, но желание хорошенько выспаться в настоящей постели, должно быть, было слишком сильным, потому что секунду спустя он уже забирался в постель рядом с ведьмаком. Геральт задул свечи и устроился поудобнее. Несмотря на усталость, ему потребовалось много времени, чтобы заснуть. Он лежал в темноте, прислушиваясь к ровному дыханию Лютика, обнаружив, что скучал по обычному тихому сопению барда. Лишь много позже сон окончательно овладел им, но мысли все еще кружились, гадая, какие вопросы задавал бы ему Лютик, если бы мог говорить.