***
—…Да честно, я по приглашению! —Сэр, я поверю Вам только при подлинном тому доказательстве. Малик обречённо вздохнул, когда администратор за стойкой переключил своё внимание на новую волну студентов с электронными пропусками и перестал его слушать. Араб судорожно выводил в диалоге с Уильямом "sos" и стоял на ресепшене в ожидании чуда. Пришло оно крайне быстро, с парой папок в руках и после короткого разговора с персоналом. "Чудо" жестом руки указало Малику проходить через турникет. Уильям чуть ли не бегом вёл мужчину в аудиторию, пока тот старался запомнить дорогу. —Ты только много разума в моих чертях не ищи. Они как раз изголодались по материалу. Я не сразу вспомнил, что натурщиков так просто не пускают. От такого циничного названия себя же Малик почти фыркнул. Вот так всегда, перед устройством ты "демонстратор пластических поз", а уже на работе– материал. Майлс широко распахнул дверь, а потом звонко похлопал в ладоши, совсем как в старых фильмах. —Дорогие, наш гость всё же спасён, так что усаживайтесь обратно. "Круг чертей" сузился и пока что не представлял для араба ничего больше, чем общую толпу студентов, собравшихся группкой в самом конце помещения. Из единой кучи они поделились на отдельных людей и во все глаза смотрели на Малика, пока он, растерявшись, не мог остановить взгляд хотя бы на одном студенте. *** Видимо, жалели всех присутствующих в аудитории. Малика посадили в более-менее удобную позу, студентам дали возможность размяться в блокнотах. Всё тянулось, как крайне странная прелюдия непонятно к чему. Аль-Саиф добросовестно и по-взрослому держал дистанцию в их ёмком общении, хотя не без утайки, но за молодыми людьми наблюдал. Слова-проклятья Ребекки Аль-Саиф действительно вспомнил, но уже когда его усаживали на высокий рундук и поправляли позу, в которой он сидел, подобно марионетке. Натурщик неприятно упёрся в конструкцию из палок и драпировки, за которой минутами ранее раздевался, как за ширмой. Малик в этом видел мало смысла, но в церковь с Кораном не шёл, поэтому по-солдатски обнажился по пояс и после неловко ступал босыми ногами по холодному полу. Уильям петлял по разным группам и ходил из аудитории в аудиторию, чем студенты активно пользовались: как только преподаватель выходил– они сразу принимались трещать и безобидно шутить, а при его возвращении даже пару раз увлекали в долгие споры. Вечной темой, как всегда, оказалась музыка. На два поколения склонялись к чему-то более тяжёлому, перемывали косточки всей рок-культуре, но каждый раз возвращались к старине Леннону. Араб старательно молчал, как и просил преподаватель, ребята ведь "строили" конструкцию. Вопреки совету Ребекки, какое-то время Малик боялся просто дышать, не то что живот втягивать. В этом немало участвовал мороз, который мужчина также добросовестно терпел. До первой дрожи и заслуженного перерыва в двадцать минут. При разрешении двигаться, Аль-Саиф захрустел костями, что все подхватили, как зевоту. *** Мужчина, будто сбежавший из восточных сказок, был окружен далеко не золотыми песками, а ровным кругом из мольбертов. Арабская внешность студентам пришлась по вкусу, причем явно больше, чем гипсовые греки, на которых они плевались за спиной преподавателя. Но стоило одному из них чересчур внимательно сверять или слишком долго вырисовывать затянувшееся ампутированное плечо, натурщик въедался сверлящим взглядом в беднягу, что придавало волевому лицу ещё больше изгиба. Своей особенностью обычно вводил в неловкое положение именно он. Но сейчас, на удивление самому Аль-Саифу, происходило обратное. В этой среде от араба нужно было буквально тело, а не его успеваемость по планам или подробные отчёты. Поэтому нет-нет, а лишнее раздражение от чужого взгляда на такую вот особенность он не унимал и тем более не скрывал. Отчего-то Малик перед выходом натянул тонкий слой бинтов на левую "руку". Глупо и бессмысленно, это же не первое время после травмы. Наспех, но вполне туго затянутый узел тёр от непривычки и заставлял хозяина жалеть об этом решении. Так он и пугал всех глазастых два сеанса подряд, когда уже никто не смел заглядывать арабу даже в глаза, а о перерывах ему сообщали махом руки. Что-что, а отстраивать неприступный образ– чуть ли не призвание Малика. Полную власть в аудитории он держал недолго: ровно до момента, когда оторвался от разглядывания стены и хищно искал взглядом очередного храбреца. Пожалуй, первого за последний час. Тот оказался в самом конце помещения, сверкал светло-карими глазами и беззастенчиво глядел в ответ. Наглец не просто принял его гляделки, но и блуждал вверх-вниз, с плеча на лицо Малика, пока сам Аль-Саиф мог видеть только его глаза и переносицу из-за высоких бортов мольберта. Весь последующий сеанс араб терпеливо ждал, когда незнакомец сдастся, посмотрит куда-то вбок или хотя бы обратит внимание на пытающихся с ним заговорить одногруппников. Тщетно, Малик чувствовал в себе сверлящуюся дыру всё глубже и глубже, пока смуглый юноша из первого ряда не хлопнул в ладони вместе с сигналом будильника, а незнакомца не развернули к себе за плечи, предположительно, друзья.***
Арабика медленно плескалась в кофейной чашке, которую Аль-Саифу всунули "черти", оказавшиеся крайне добрыми и сострадательными. По-честному, они оттягивали сеанс уже как четверть часа, нагло пользуясь загруженностью Уильяма. Трудолюбивые тоже были: упорно стачивали материалы о бумагу и игнорировали громкие разговоры неугомонных одногруппников. Благо, Малик и не думал менять позу, прекрасно знал, что пошевелись он свободнее– все мышцы заболят ещё сильнее. Беседа строилась легко и плавно, хотя больше походила на стандартную схему "Вопрос-ответ". —Вы, наверное, в натуре новичок,—миловидная брюнетка заискивающе взглянула на араба, протягивая местное покрывало—...Вам плед нужен? С окна уже тянет. Молча кивнув, натурщик получил пёструю ткань прямо в руку и обернулся ей, как халатом. —Так заметно?—охрипший от долгого молчания голос звучал не так, как Аль-Саиф планировал, но студенты его дружелюбные нотки явно уловили. —Ну, к нам обычно надменных стариков приводят. Они очень любят побрюзжать, но застывают хорошо. А тут… Вы и держитесь не так, и выглядите... —Арабская но-о-очь,— чей-то звонкий голос перебил девушку с темой невпопад. А пока она обиженно краснела, весь зал дружно подхватывал мотив, включая Малика. Невинный юмор группы был так внедрён в старую и новую поп-культуру, и так забавил Аль-Саифа, что он был готов простить им любое излишнее любопытство. Интерес к работе студенты окончательно растеряли, поэтому начали осматривать листы на минимальный результат, чтобы в случае чего предъявить разъярённому преподавателю. —Лицо все нарисовали? —Нет, пусть молчит,— едкое раздражение звучало с удивительно знакомым Малику южным акцентом, из-за чего он попытался найти говорящего. —Опять до идеала выводишь?— всё та же брюнетка наклонилась к углу, который Малик успел за пару часов проклясть из-за сидящего там не мигающего взглядом "часового". —Много чести. Рисую, как обычно,— юноша оскорблённо наклонился к рисунку, полностью пропадая за мольбертом для натурщика. Благосклонность этих славных ребят к такому скверному на первое впечатление типу крайне настораживала. Будто они все были слепы, или же слеп на самом деле был сам Малик.***
Аль-Саиф действительно молчал, вплоть до последнего сеанса, позволил себе лишь минутную слабость в виде недовольного покашливания, когда во время заключительного перерыва этот яркоглазый нахал подошёл уже вплотную, что-то долго высматривал в лице натурщика и ловил линии большим пальцем, чуть ли касаясь его носа. Стоящий рядом Майлс лишь одобрительно кивнул на такую наглость, а когда студент вернулся на место, плавно к нему подступил и с интересом наклонился к работе. Её Аль-Саиф просто-напросто не мог увидеть, к сожалению. —Молодец, Альтаир. Лидируешь,—преподаватель похлопал ученика по плечу, что заставило того поднять от испуга плечи и показать натурщику своё тонкое, с рассекающим губу шрамом, лицо. Парень горделиво улыбнулся, смотря куда-то сквозь предметы, а едва заметив нахмурившегося Малика, растянул улыбку ещё шире, возвращая вызов во взгляде. Теперь для сирийца он стал не просто засранцем, а засранцем с целым именем и местным прозвищем “Орластый”, что какой-то дополнительной информации не раскрывало. И ладно, больше Малик узнавать просто не хотел. Свободно отдаться пронизывающим судорогам и чуть ли не распластаться по рундуку Аль-Саиф мог уже в шесть часов вечера. Тогда "отряд чертей" быстро покидал аудиторию, чтобы забрать куртки. Их же Орластый друг раздражающе-медленно доставал из рюкзака какую-то тёплую толстовку, а после с безразличным видом прошёл мимо одевающегося Малика. Отчего-то их “прощание” заставило сирийца в секундном порыве гнева быстро застегнуть верхнюю одежду и последовать за удаляющейся в коридоре фигурой. Малик быстрым шагом нагнал гордеца, уже за его спиной окликнув банальным "Эй". Тот повернулся, не растеряв надменности во взгляде, и эффектно рассёк воздух острым подбородком. —Зачем ты это делаешь? —Делаю что? —Даже не знаю. Смущаешь людей своим хамством,— на уязвленный упрёк юноша бессовестно ухмылялся. Аль-Саиф сильнее нахмурился. На этом тонком лице отлично смотрелась бы пара-тройка синяков. —Если это было смущение, то я хочу увидеть гнев. —Не хочешь. Парень заискивающе вскинул брови, явно ожидая подробностей. Малик глубоко сглотнул. Перебивать его никто не собирался. —Так зачем ты всё время пялишься? Юноша вдруг спустил сумку на локоть, доставая из неё уголок запачканного в грифеле листа и развернул прямо к мужчине. Оттуда на Малика глядел в десятке вариантов он же, с аккуратно прорисованными и острыми изгибами на грозном лице. —Так больше характера.