***
Под тянущейся к принтеру рукой что-то звонко ударяется о пол, и Малик готов вздохнуть уже седьмой раз за эти три минуты. Мужчина выглядывает за острый угол своего стола. На полу лежит коробок возле высыпавшихся из него красных скрепок. Хорошо, что не кружка. Ребекка хихикает из своего борта "компьютерщиков" и интересуется, не научился ли Малик считать все скрепки одним взглядом как человек дождя. Однако, собрать их всех она помогает, при этом похлопав по плечу и посоветовав купить ещё один стаканчик кофе. Малик её послушал. Спустился на центральный этаж, встал в самую "голову" очереди и понял, что в офисе он не досчитал пары центов для этой "главной шайтан-машины всея офиса". Или же цены потихоньку начали поднимать на то, что и так в дефиците. Кто-то из очереди даёт ему три недостающих монеты на макиато с двойным орехом. Вероятно, Аль-Саиф даже не запомнит его лица, но благодарит он искренне. После покупки своей порции бодрости в кредит Аль-Саиф подсаживается к ребятам из программного отдела, которые с удовольствием припрятали для него местечко. Малик без притворства улыбается шуткам Крейн, но чувствует себя крайне выпотрошенным. В поддержании такого состояния сверлящее его затылок "нечто" тоже роль играет не маленькую.***
Иногда Малику кажется, что Софиан готов снести ему голову. Аббас прекрасно знает, что Малик всё видит: как он подвирает в отчётах, не досдаёт проекты и как метит в компанию-конкурент, здесь расчищая себе дорогу для высокого прыжка. А также он точно видит, как глава бюро в разделе постскриптум просит руководство обратить внимание на упавшую успеваемость по срокам и внезапную утечку данных. Всё видит, оттого так пристально глядит Аль-Саифу в затылок. Малик же чувствует его злобу буквально кожей. Сириец, прекрасно понимая всю опасность их негласной войны, всё же продолжает рисковать. Во имя преданности месту их рабочего "ордена", который когда-то поднял его с колен. Значит, теперь очередь Малика платить тем же. Под конец перерыва честный работник не выдерживает, одаривает негодяя ответным злым взглядом. Он прекрасно знает, что Аббас– это не тёмная лошадка в его жизни, пренебрегать которой не стоит. Такие быстро смываются куда-то и больше не дают о себе знать, едва ты перестаёшь быть преградой на пути. Что ж, Малик с удовольствием постоит на этой дороге ещё недельку-другую, пока того не уволят. По прошествии сорока минут, о чём свидетельствовали даже таймеры на чьих-то часах, Аль-Саиф направляется к своему отделу-коморке. Он со вздохом вспоминает на лестнице утренний срыв и свой извечный лес из чёрного кафеля. Виной тому крайне похожая плитка на стенах коридора, которую сириец раньше не замечал. Всё оставшееся рабочее время на главу бюро давят собственные нервы, спутывают мысли и будто поглощают в какую-то новую, ещё им невиданную, тёмную чащу. Если уж всё вокруг Малика и лес, то он явно зарастает мхом и слоем длинных, путанных лиан.***
—А где Вы работаете, раз так часто извиняетесь за опоздание? Воцарившееся в студии молчание разрушила милая Мария Торпе, которая одна из первых в группе дала Малику свои контакты. Ей в сетях Аль-Саиф частенько отправлял предупреждения о пустяковых, как оказывалось, опозданиях. В основном, когда в его чернильно-пергаментном царстве было слишком много побочных забот и тот решал остаться из-за них ещё на какое-то время. Малик открыл рот, чтобы ответить, но хиленькая дверь их мастерской вдруг заскрипела, привлекая слишком много внимания. В проёме показался запыхавшийся смуглый юноша, держащий в руках тубу выше его головы. —Где Чарльз Ли? —Если ты пришёл сдавать орнаменты индейских племён, то боюсь тебя огорчать. Сроки сгорели ещё неделю назад, а сам он ушёл за провизией, так и не вернулся. Студент шумно выдохнул и тяжёлой походкой зашёл внутрь. —Тогда я продолжу у Вас наброски?— преподаватель понимающе кивнул и указал рукой на свободный мольберт. В студии воздуха стало меньше ровно на одного человека. Вернув голову в нужное положение, Малик заметил всё такой же заинтересованный в ответе взгляд студентки. —Я работаю в бюро сирийской оружейной компании. Экипировка в основном, но для интересов и хобби тоже есть. У нас, правда, сейчас упадок. "Голову" давят радикальные миротворцы. Последний раз такое было только в одиннадцатом со всеми этими носителями истины, — весь зал затих из-за резкого скрипа, видимо, деревянной ножки мольберта о покрытый лаком пол. Шум был в левом краю студии, и как бы мужчина не напрягал боковое зрение, причину переполоха заметить не смог,— Они говорят, что цветы лучше пуль,— натурщик вновь прервался из-за тихих смешков молодежи, которая встрепенулась, едва услышав битловскую тематику, этим заставив их преподавателя тоже улыбнуться,— И я с ними полностью согласен, но с уверенностью могу сказать, что зашли бы они в наши отделы полгода назад– убедились бы, что в офисах был действительно, самый что ни на есть мир. А теперь, пф, нервы-нервы, кофе-кофе! —Так Вы здешний? —Я был мелким клерком в Дамаске, но прибился к энтузиастам выхода на рынок пошире. Собрали из щепок и палок отдел, а как разрослись грамотно и быстрее плана– получили почёт и хорошее место. А то и дальше бы называли "торговцами смертью" и "второй рукой секты". Хотя, боюсь, теперь опять начнут, — натурщик уловил очередной скрип в том же конце зала и частое дыхание. Он бы поглядел, но так резко до начал перерыва оборачиваться не мог. Из уважения к рисующим и, конечно же, лояльности к Уильяму. Тот кричать на людей действительно умел. Так и закончил рассказ, благо, окончание было не резким и вроде как подводящим к логическому концу.***
В этот вечер Аль-Саиф впервые за месяц разгрузился хотя бы на толику от всего гнетущего после простой беседы со студентами. Однако, по ощущениям он будто скинул с плеч добрых горы две. Вернулось, всё, правда, неожиданно быстро и в том же объёме, даже с приростом: когда Малик с полотенцем на локте задел махровым концом контейнер с запасными таблетками снотворного. Такими же ярко-красными, как скрепки из офиса. Это происходило слишком часто, слишком по-глупому резко и пугающе, как спусковой курок для оцепеневшего оленя. Вся ловкость, в которой Малик не сомневался пока мог ухватиться за брусья двумя руками, рассеивалась с каждым годом и не оставляла даже крошечных крупиц былого. Аль-Саиф, как бы не хотел, всё же прекрасно это понимал. Сначала не двигался с мёртвой точки отрицания, а теперь чуть ли не перешёл на самовнушение мыслей о собственной беспомощности. Таблетки красными бусинами разбрелись по всему полу, подобно волчьим ягодам на почве по весне. А Малику бы правда хотелось зарыться пальцами в лесные сорняки и травы на земле, но под его ногами только холодный кафель, таблетки и пара капель воды между ними.