Беды с Башкой

После сцены, которую людям, не достигшим 18 лет показывать недопустимо, Моцарт за чашечкой кофе рассказал Сальери о том, как он побывал в 21 веке. Дорогому читателю я расскажу об этом в настоящем времени. *** Моцарт в розовом спортивном костюме Анны сидел на полу в пустой комнате с белыми стенами. Если бы Моцарт знал слово «дурка» он бы пошутил на этот счёт, но он его не знал, да и не до этого ему было. — А я сказал, ты сейчас же будешь сочинять музыку, понял?! — орал на несчастного композитора вышедший из себя Роберт. — А я сказал, что ты никто, чтобы мне приказывать! — орал в ответ Моцарт и кидал в Роберта чёрные гелевые ручки и листки бумаги. За дверью что-то кричала Анна, но Роберт её не пускал. После того, как Моцарт переоделся, он, хитро улыбаясь, послал Анну за чашечкой чая и пригласил наивного композитора в «кабинет для вип-персон». Там он заперся, и вот уже пятнадцать минут как заставлял великого композитора сочинять композиции. Роберт взмок, но азарт его не угасал, лишь разгорался всё сильнее: он решил, что точно не отпустит Моцарта в его время до тех пор, пока тот не сотворит что-нибудь этакое. В противном случае Роберт был готов создавать изобретение для изъятия души из тела. Ну или приготовить какую-нибудь сыворотку, подавляющую волю. — Да зачем тебе моя музыка, неправильный ты ангел? — уже едва не плакал от непонимания и боли Вольфганг. Он всё ещё не мог до конца понять, что не в своём теле, потому как зеркал в лаборатории не было, а комплекция его и Башки была очень схожа. Правда, уже начал осознавать, что если всё происходящее и сон, то какой-то жуткий. Роберт, пытаясь его встряхнуть, больно, до синяков, хватал парня за руки и плечи, даже отвесил пару пощёчин, когда Вольфганг особо дерзко отвечал ему. — Если ты говоришь, что ты учёный, то ты неправильный учёный! — пнул Роберта по ноге Моцарт. — Послушай, — устало сказал Роберт, садясь рядом с Моцартом. — Мы оба гении. Я смог сделать невозможное: переместил тебя из прошлого в 21 век. Это судьба, понимаешь? Может быть, я придумаю, как тебе здесь остаться. Этому миру нужен Моцарт, он нуждается в твоей музыке! — А я нуждаюсь в свободе! — закричал Моцарт. — Верни меня в моё время, я посвящу тебе произведение, обещаю! — И что это будет за произведение? — живо заинтересовался Роберт. — Произведение про учёного, который забывает о нормах морали и нравственности, — прошипел Вольфганг, за что получил болезненный тычок в солнечное сплетение. — Зачем ты применяешь физическую силу? — отдышавшись, спросил Вольфганг. — У тебя комплексы какие-то или что? А Роберт и сам не знал, что с ним происходит. Прежде он был весёлым, добрым, немного незадачливым и совершенно безобидным. Он даже лабораторную крыску Лариску не отправил на опыты и теперь таскал ей корм и играл с ней каждый день. Однако, слишком внезапно появившаяся власть над временем и над гением словно сводила его с ума. А началось всё с того, что он решился проводить опыт на живом человеке… — Зря я, наверное, собой не пожертвовал, — сказал Роберт. — Ну и переместился бы сейчас в прошлое. Но что сделано — то сделано. Вольфганг, пиши музыку. Последний раз тебя прошу. — А то что? — сглотнул Моцарт, отодвигаясь в уголок. — Будешь меня истязать, пока не соглашусь? — Конечно нет. Я же учёный, а не инквизитор! — всплеснул руками Роберт. И тут замок на двери кабинета начал с тихим шипением растворяться: Анна выяснила, что препарат БУ-11 растворяет не только кепки гопников и решила пожертвовать казённым имуществом ради спасения гения. — Анна, — горько вздохнул Роберт. — Вот сердобольные же эти женщины. Он внимательно посмотрел на парня, улыбнулся каким-то своим мыслям. — Я все равно заставлю тебя писать музыку для этого мира. Вот только не факт, что за твоё непослушание я позволю тебе вернуться в твоё время! Дверь отворилась. Анна бросилась к Моцарту в теле Башки, тот бросился к двери, но был оттеснён Робертом. Последний выскочил из кабинета как чёрт из табакерки и скрылся в глубине лаборатории. — Не волнуйся, сейчас мы вернём тебя обратно, — успокаивала Анна Моцарта. — Ох Анна. Я бы не был на твоём месте так уверен, — из полумрака, коварно улыбаясь, показался Роберт. В руках он держал изобретение П-1756. — Моцарт, либо ты сейчас же пишешь музыку, либо остаёшься в этом времени навсегда: я уничтожил чертежи изобретения, и, если я его сейчас разобью, создать новое не смогу. Повисла звенящая тишина. — Роберт, одумайся, он живой человек! У него в своём времени семья, друзья. А этот парень, он ведь остался в прошлом, ты забыл? — онемевшими губами прошептала Анна. Руки Роберта дрожали: изобретение в виде параллелепипеда с лампочками и кастрюли с проводками весило немало. Примерно столько же, сколько весят шесть или семь кирпичей: удержать такой вес на вытянутых руках нелегко. — Верните меня в моё время! — жалобно просил Моцарт. — У меня там и правда, семья, друзья. Антонио Сальери. — Пиши музыку сейчас же! — рыкнул Роберт. — Начинай! — Я не буду тебе подчиняться! — Ой какой свободолюбивый! Анна, заставь его! — Опомнись, что с тобой? — Анна уже сама едва не плакала: ей было тяжело осознавать то, что она влюбилась в человека, который может быть таким жестоким. — Анна, не будь такой глупой, — Роберт начал краснеть от напряжения. Руки тряслись всё сильнее. Моцарт сделал попытку подобраться к учёному, но был остановлен злым взглядом. — Ещё один шаг и ты останешься в этом времени и в этом теле навсегда. Анна, у нас в руках музыкальный гений, ты что, хочешь упустить такой шанс? Это же судьба! — Ты же не веришь в судьбу! — Теперь верю! Мне тяжело держать, решайте быстрее! Считаю до трёх! — Ладно, просто напиши ему что-нибудь, — бросилась Анна к Моцарту. — А то ведь он и правда его разобьёт. — Раз! — Я не буду ему подчиняться! — Пожалуйста, Вольфганг, ну напиши хоть, что уже написал, пусть он просто отстанет от тебя! — Да он всё врёт, ничего он не уничтожит! — Два! — Моцарт, пожалуйста! — Последнее предупреждение… — Нет, никогда! — …ТРИ! Анна взвизгнула, Моцарт взвыл, изобретение грохнулось на пол, заискрило синеватыми молниями. Препротивно запахло горелой проводкой. — Добро пожаловать в 21 век, великий композитор Вольфганг Амадей Моцарт, — с выражением сказал Роберт и отвесил шутовской поклон. *** Моцарт грустно пил чай с овсяным печеньем и смотрел на резвящихся в клетке крысок. — Ты поступил очень глупо, вы оба поступили очень глупо! — отчитывала парней Анна. — Гении безмозглые! В прошлом человек застрял! Вы только о себе и думаете! — Я думал о свободе как о главной ценности в жизни человека! — А я думал о науке! — вскинулся Роберт. — Ты думаешь хоть о чём-то, кроме науки?! — О еде, когда голодный, — задумчиво произнёс Роберт, косясь на чай с печеньем. И тут Анну осенило: не попала бы она в лаборатории НИИ Осколково, не будь действительно умной девушкой. — Ладно, парни. Что случилось, то случилось, — смиренно сказала она. Вольфганг только хрустнул печенькой, а Роберт с одобрением кивнул. — Логично сейчас будет составить план действий на будущее, верно? — Вот и я так думаю. Осталось только уговорить Моцарта писать музыку. — Я симфонию тебе могу… пропердеть, — мстительно улыбнулся Вольфганг, оказываясь в своей стихии грязных туалетных шуточек. — А тебе никуда не деться, — не менее мстительно улыбнулся Роберт. — Все равно ты будешь творить рано или поздно. — Хватит препираться. Вольфганг, напиши хоть что-нибудь, а мы пока составим план действий, как представить тебя этому миру и доказать, что ты действительно Вольфганг Моцарт. Ты, Роберт, начни обзванивать наших специалистов. А я пока чай попью, — сладко потянулась Анна. — А почему это ты чай пьёшь, а я работаю? — обиделся Роберт. — Ну окей, давай чай вместе попьём, — равнодушно пожала плечами Анна. — Я тебе его даже сама приготовлю. — Вот спасибо! — довольно кивнул Роберт и обратился к Моцарту. — Видишь, какие в 21 веке девушки хорошие. Ты и себе найдёшь кого-нибудь. Анна, с тремя ложечками сахара, пожалуйста! — крикнул он вслед уходящей Анне. — Ага, с тремя ложечками… сахара, — шептала Анна, подливая в чай Роберту препарат КЕК-93. *** — А я вот никак не пойму: почему тот парень превратился в крысу и остался в своей одежде, а этот неправильный учёный в кота? Ещё и из одежды выпал. — Моцарт и Анна флегматично любовались на мечущегося по лаборатории кота. Роберт орал, верещал, если бы коты могли плакать, он бы заплакал, если бы в сознании не остался человеком, ещё и нагадил бы мстительно в тапки. — Наверное, побочный эффект от того, что препарат был смешан с чаем и сахаром, — ответила Анна. — Ну, предположим, он нам больше не помешает, — сказал Моцарт. — Но изобретение то он разбил. — И что? Я, по-твоему, не учёная? Починить не смогу? — Там, кажется, чинить уже нечего, — горько вздохнул Моцарт, обмахиваясь подсолнухом. — Чего это ты так на меня смотришь? — Я смотрю не на тебя, а на подсолнух, — протянула Анна. — И вспоминаю, как препарат ГЫ-99 сделал этот подсолнух всего лишь из шелухи семечка. Он словно вспоминает молекулы, которые были связаны, и исключительно по некой памяти создаёт их вновь. Если я усовершенствую его, возможно, я смогу починить П-1756 всего лишь при помощи этого препарата. Удалю испорченные элементы, а ГЫ-99 вырастит новые. — А если не получится? — А если не получится, то останешься ты, Вольфганг Амадей Моцарт, в России. В 21 веке. Как тебе такой расклад? — Если только в другой жизни! *** Конечно же, у умницы Анны всё получилось. И скоро сидел Моцарт вновь на кресле, мигал разноцветными лампочками параллелепипед, а к шлему, похожему на кастрюлю, тянулись от него провода. — Анна, ты замечательная девушка, — сказал Моцарт. — Я обязательно сочиню что-нибудь забавное по этой волшебной истории, наподобие «Похищение из Сераля». У героини, которую я напишу с тебя, будет главная роль, а у героя Роберта тоже главная, но он будет отрицательным. А пока вот, держи, я написал, пока ты чинила изобретение. Моцарт вынул из кармана костюма лист бумаги и протянул зардевшейся от радости девушке. Анна мало смыслила в музыке, прямо будем говорить, знания её сводились к до-ре-ми-фа-соль-ля-си. Тем не менее, она была невероятно польщена таким вниманием и до сих пор хранит композицию вместе со своими грамотами и наградами. Иногда любуется на неё, но сыграть кого-либо пока ещё не попросила. — Прощайте, Вольфганг Амадей Моцарт, — улыбнулась Анна, надевая на голову парня шлем. — Прощай, учёная Анна, — подмигнул Вольфганг. Затем тело дёрнулось, глаза закрылись и открылись. В следующий миг на Анну смотрел уже гопник Башка. Башка проморгался. Схватил себя за плечи, ойкнул. — Вы меня били что ли? — возмутился он. — Блин, ну почему вытащили на самом интересном месте? Он ему в любви признавался. — Кто он? Кому ему? Моцарту что, парень в любви признавался? Ты что там натворил вообще?! — Ничего плохого, только хорошее. Блин, как я заколебался, ох-х! — Башка сполз с кресла. — Слышь, я не пойду на район в этой розовой дристне. Дай мне нормальную одежду. Анна молча указала ему на костюм Роберта, и Башка молча стал переодеваться, недоумевая, почему чёрный кот так злобно на него пялится. Девушка тем временем навела препарат О-007, вытащила из клетки Ржавого и пипеткой влила в его рот препарат, молясь, чтобы он сработал: она слишком устала, чтобы создавать ещё что-то новое. *** Когда Башка и Ржавый наконец добрались до Химок, уже вечерело. Гопники решили посидеть на качелях: все равно в темноте не видно, что на Башке вместо спортивной формы строгий костюм. Но даже в сумерках было заметно, как подёрнулись зеленоватой дымкой деревья: весна вступала в свои права. Из-под оттаявшего снега весело-задорно выглядывали пустые бутылки из-под пива, пакетики из-под чипсов и куча окурков: земля ещё была нетронута майскими субботниками. Завыла сирена и тут же стихла. Дул тёплый ветер. — Слышь Башка, а ботанов мы так и не защемили. Ни костюма для тебя не отжали, ни мобилы для Шакиры, — задумчиво произнёс Ржавый. — Костюм мне сам учёный добровольно-принудительно пожертвовал, так что считай, что щеманули. А чего это ты для Шакиры телефоны отжимаешь? На свиданку что ли опять идёшь? — Обида кольнула суровое сердце Башки. Зря он что ли терпел, бегал по Австрии в теле Моцарта, мозги Сальери на место ставил? Такая вот благодарность. — Лучше бы для меня мобилу отжал. После всего, что я для тебя сделал сегодня. — Я для тебя сумочку отжимал. — Ага, помню я этот случай, оказалось, что отжал её у моей же матери. — Да чё ты опять начинаешь, а? Никто не просил тебя впрягаться! — Ну и сидел бы ты сейчас с крыской Лариской, хавал бы вместо беляша семечки! — зло буркнул Башка, поднимая с земли камень. Камнем он не менее зло запулил в грязную песочницу. — Да ладно тебе, Башка. Она же моя тёлыча, ты пойми… — Вот её и надо было в прошлое послать. — Слышь ты нарываешься или как? — Вспыльчивый Ржавый вскочил, встал напротив Башки. Обычно в таких случаях Башка сводил всё к шутке или даже извинялся, но в этот раз глянул с вызовом. И с обидой. — Сегодня я больше щемить никого не буду. Если ещё не поздно, съезжу с матерью и малым в театр, всё прикольней, чем штаны этого ботаноида на качелях просиживать. — Ну и катись! — рявкнул отчего-то изобидевшийся Ржавый. — Спорим ты в театре все равно будешь думать обо мне, своём другане? А вот я буду с Шакирой и о тебе не вспомню вообще! Совсем! Он кричал ещё что-то в спину Башке, который молча шёл к подъезду. Башка слушал крики другана и осознавал, что даже если они с Ржавым родственные души, тот этого не понял, да и не поймёт. Потому что не хочет понять, а может быть, так устроена жизнь: не всем судьба дарит счастливую любовь. Кто знает, к худу это или к добру, но то, что это хотя бы на время к печали — неоспоримый факт. Башка понял, что прокусил губу до крови, чтобы она не дрожала, только дома. И даже позволил ей течь, заляпывая строгий костюм: не хотелось её вытирать. Не хотелось вообще ничего.