Смотри сквозь туман

      Главный улыбается.       Не охране, конечно, которая пришла открыть камеру и нацепить наручники, а Визу; глаза, правда, тут же отводит, но радость от встречи в нём так и плещется, он едва-едва хвостом не виляет — просто потому, что хвоста у него нет.       То есть не встрече он рад, конечно, а тому, что сейчас Виз целый час (а то и дольше, если увлекутся) будет учить его умениям и визитёрским навыкам.       Виз помнит, как давно Главный хотел стать визитёром; как он потерял надежду, разочаровался не только в себе, но и во всём мире, а теперь снова её обрёл.       И глаза у него горят ярче, чем у «фонарей», когда Виз заходит в камеру и говорит: «Идём заниматься».       Главный улыбается — когда слушает объяснения Виза, когда наблюдает внимательно за движениями его рук, когда сам пытается повторить всё, что только что увидел. Не мечтательно и отрешённо, нет; тепло и счастливо, как улыбается только своей драгоценной собаке.       До чего ж ему занятия нравятся; первый ученик на памяти Виза, которому в радость каждая минута, проведённая рядом с учителем...       Главный кивает, Главный разглядывает свои руки, Главный снова улыбается — теперь смущённо и виновато: не понимаю, мол, как правильно кисти держать, как пальцами шевелить; видеть вижу, а повторить не выходит. Иногда Визу кажется, что он нарочно прикидывается непонимающим: только что всё у него получалось, схватывал на лету, и тут вдруг... Но с какой целью?..       Как бы то ни было, приходится встать со стула, подойти и взять его руки — тёплые, расслабленные, как пластилин, лепи что нужно — в свои. И Главный в такие моменты застывает, весь обращается в осязание, дышать забывает. Какое упорство, какое желание учиться...       Стоит Визу показать — и снова всё идёт как по маслу; и Главный улыбается гордо и благодарно: я молодец, я всё могу, спасибо, что обучаешь меня.       Никогда б не подумал, что такой солнечный человек способен на...       Стоп. Человек и его прошлое — не одно и то же, верно? Повторяешь всем вокруг — и себе не забудь повторить.       Главный улыбается — немножко печально, когда Виз разводит руками: на сегодня занятие окончено, увидимся завтра. И каменеет, когда Виз сжимает его плечо и шепчет: «Ты молодец».       Виз однажды спросил: «Мне не стоит этого делать? Ты так замираешь...» А он покраснел, отвернулся, забормотал поспешно: нет-нет, продолжай, это просто привычка, не обращай внимания...       Интересно, кто ж так его плеча касался, что он теперь застывает? Или сам расскажет, когда придёт время? Рассказал же про визитёрство...       Виз провожает его до камеры, кивает на прощание, а Главный снова улыбается — только ему, взглянув на мгновение в глаза; и улыбка обжигает: так ему улыбается только Хельги.       Такой светлый — и такой запутавшийся во всём на свете...

***

      Однажды Виз, как обычно, пришёл звать его на занятие, но то ли охрана на этот раз была бесшумной, то ли Главный так глубоко ушёл в себя — но он даже не обернулся, сидел за столом и увлечённо рисовал в блокноте.       Зная прекрасно, что так поступать нельзя, Виз подкрался на цыпочках, глянул через плечо — и обмер: Главный рисовал его. Не очень похоже, не слишком умело, но сомнений не оставалось: это именно он. У кого ж ещё на плече лежит тёмная коса, кончик носа такой острый, что можно уколоться, а между пальцами вьются переплетённые нити?..       Виз на рисунках что-то объяснял, улыбался ободряюще, показывал, как нужно уметь.       Виз в реальности наблюдал, не в силах произнести ни слова, как Главный заштриховывает косу, как откидывается удовлетворённо на спинку стула, как оборачивается — и наконец встречается с ним глазами.       У него во взгляде так и читалось желание сожрать не только листок, но и весь блокнот, желательно вместе с Визом, который всё успел увидеть. Но Виз, взяв себя в руки, спросил так, будто ничего и не было: «Идём заниматься?» И Главный, помедлив, осторожно кивнул.       Он почти не улыбался на том занятии, всё никак не мог собраться с мыслями и повторить движения, сколько бы Виз (поминавший себя самыми ужасными словами) ни брал его за руки и ни показывал правильную позицию.       Уже в камере Виз не выдержал, вздохнул: «Извини, что подсмотрел; но у тебя так здорово получается...» А Главный, покраснев до кончиков ушей, выпалил: «Попозируешь мне как-нибудь? То есть... если хочешь, конечно! Можно... вместо занятия...»       Глаза у него были такие отчаянные, что Виз подумал: «Не соглашусь — ещё, чего доброго, убьётся».       Но согласился не только поэтому.       И когда Виз приходит и предлагает, сам умирая от смущения: «Можешь сегодня порисовать...» — Главный светится так, что его можно в туман ставить — не как фонарь, а как целый маяк, и никто не заблудится и память не потеряет.       Хватает со стола блокнот и карандаш, усаживает на стул. Просит: «Не двигайся, ладно?» — и сам тоже не двигается, кидает исподлобья смущённые взгляды: видимо, впервые с натуры рисует. Наконец открывает блокнот, долго кусает кончик карандаша, уставившись на чистую страницу; поднимает голову, встречается глазами, улыбается — вначале будто назло самому себе, но чем дальше, тем ближе улыбка к привычной солнечной и счастливой. И делает первые осторожные движения карандашом по бумаге.       Виз постепенно расслабляется, даже машет рукой собаке, свернувшейся в клубок на одеяле; и на Главного посматривает — а он уже и не помнит о стеснении, улыбается открыто, глазами сверкает, перелистывает страницу за страницей. В какой-то момент просит рассказать о себе; и Виз не помнит, случался ли до этого у них такой свободный диалог — не лекция Виза, не исповедь Главного, а именно диалог: разговоры о жизни, о своих мыслях и чувствах, о планах на будущее...       Они сидят не меньше трёх часов — и Виз, уверенный, что устанет за первые полчаса, даже немножко жалеет, когда Главный признаётся со смехом: «Всё, не могу, рука и шея сейчас отвалятся». И показывает получившиеся рисунки.       Красота, говорят, в глазах смотрящего — и Виз ловит себя на мысли, что именно так его рисовал бы Хельги, если бы умел.       Хельги, который целует пальцы и шею.       Хельги, который подолгу рассматривает и смеётся: ну чего ты, я любуюсь!       Хельги, который шепчет: «Какой ты восхитительный, жаль, ты моими глазами не можешь взглянуть...»       И как только Главный это уловил?..       Главный дарит один из рисунков (Виз выбирает тот, где он, порядком растрепавшийся, смеётся, оседлав стул) — и порывисто обнимает: «Спасибо, это бесценно, я тебе так обязан...»       Виз осторожно, будто ребёнка, гладит его по волосам, и Главный, коротко всхлипнув, утыкается в плечо — совсем ненадолго, буквально на пару секунд, Виз едва успевает опомниться, как Главный уже отстраняется и вытирает рукавом лицо — не переставая улыбаться.       Лучше всего сделать вид, что ничего не заметил, и потому Виз, попрощавшись, выходит из камеры.       И прижимает к рубашке рисунок — от которого так и веет теплом.       Интересно, когда Главный выйдет на свободу, он со всеми будет таким солнечным — или он, Виз, чем-то такое особенное отношение заслужил?..