***
— Значит, Рук, да? — Заткнись, Джин. — Не думала, что он в твоём вкусе… Эй, не смей бросать в меня свои вещи!***
Кассиан заметил, что Бодхи постоянно рисовал. Когда они с Джин заходили в комнату и заставали Бодхи, склонившимся над бумагой, рука его быстро скользила по листу. Заметив вошедших, он тут же прижимал блокнот с рисунками к груди и отбрасывал карандаш. Если Джин и замечала, она не говорила ни слова. Он полагал, что Бодхи тоже наскучило отдыхать — здесь были только карты для сабакка, в таком количестве, что можно было потерять голову. Может, Кассиану тоже стоило обзавестись подобным хобби. Мысли о рисующем Бодхи редко посещали его, но порой он замечал отпечатки графита на его пальцах. Кассиан с тяжёлым вздохом упал на кровать Джин. Был конец пятой недели их больничного. Ему оставалось ещё две, Джин же, напротив, была допущена до миссий, но ей всё ещё предстояло пройти комиссию, чтобы понять, была ли она вообще в ясном сознании для шпионажа. — Как ты уговорила Лею встречаться? — подавленно спросил Кассиан, уставившись в белый потолок. Джин, сидевшая на полу, взглянула на него. Её растрёпанные волосы были собраны в пучок, в руках — голоновелла. — Это то, чем мы сейчас занимаемся? — усмехнулась она. — Обсуждаем своих возлюбленных… заплетаем друг другу волосы… — Джин. — Я позвала её на свидание, ты, нерфопас, — сказала она, закатив глаза. — Это не так сложно. Кассиан не ответил, вздохнул. Трепетное чувство в его груди теперь было болезненным, словно острый кусочек льда, застрявший внутри. Он хотел сказать Джин, что Бодхи заслуживает лучшего, спокойную жизнь, полную любви и уюта, которого не мог дать ему Кассиан. Точно не здесь. Он не был достаточно хорош для Бодхи, но хотел стать. Часть его хотела похитить корабль и улететь на мирную планету, которой не коснулась Империя или Сопротивление, и жить. С Бодхи. Но Кассиан этого не сказал. Он лишь накрыл своё лицо подушкой и глухо закричал, игнорируя раздавшийся смех Джин.***
Кассиан нашёл Бодхи снаружи, почти целиком скрытого высокой травой Явина. Он смотрел в чистое лазурное небо, подставляя горячему ветру заживающую кожу. На его коленях лежал блокнот. Рукава и штанины комбинезона были закатаны, чёрный металл новых конечностей резко контрастировал с бледной зеленью вокруг. Ко всеобщему удивлению, Бодхи отказался покрыть протезы кожей. «Она всё ещё не будет настоящей. Мои раны принадлежат мне, и я не могу скрыть их». Кассиан не хотел нарушать его покой, но Бодхи сам посмотрел на него, ослепительно улыбнувшись. Кассиан сел рядом с ним, чувствуя, как щекочется колючая трава. Бодхи вернулся к рисованию, его рука легко скользила по бумаге. Это был незавершённый рисунок двух женщин. У той, что была слева, волосы спадали на плечи, оттеняя высокие скулы. Она была угловатой, её глубоко посаженные глаза блестели, и от улыбки кожа собралась морщинками. Другая женщина, которая была пока нарисована частично, отпустила голову на плечо первой, глаза зажмурены от смеха, и на круглых щеках появились ямочки. Её тонкие чёрные косички висели над воротником, развеваясь на ветру. Они выглядели умиротворёнными и счастливыми. Словно существовали за пределами этого мира, вдвоём, посреди спокойствия. Бодхи заметил его взгляд. — Мои мамы. Талин, — сказал он, указывая на женщину с короткой стрижкой, — и Джез, — указывая на круглолицую женщину. — Это было до того, как Империя захватила Джеду. Одно из последних счастливых воспоминаний о них. Кажется, это был их юбилей, — он добавлял тени волос у лица Джез. — Они выглядят счастливыми, — заметил Кассиан. Бодхи остановился, карандаш замер над листком бумаги. — В основном так и было. После того, как Империя вторглась на Джеду, они тоже смеялись и улыбались, хоть и натянуто. Думаю, они пытались заставить нас чувствовать себя лучше, — объяснил он. — Талин убил штурмовик. По дороге на работу. Сказали, что она выглядела «подозрительно». После этого Джез заболела… — он продолжил рисовать, хотя плечи его свело в напряжении. — Мне очень жаль, Бодхи. Правда, — голос в его голове, который звучал точь-в-точь как голос Джин, прошептал: «Скажи ему». Бодхи покачал головой, словно говоря, что всё в порядке. Он не стал спрашивать о родителях Кассиана, за что тот был благодарен — он не хотел снова продираться через обрывочные затуманенные воспоминания. Их было немного, просто фрагменты, размытые, словно на них глядели через серую старую линзу. Губы, сжатые в улыбке. Добрые ореховые глаза. Мягкий смех. Полёт в воздухе, прежде чем снова оказаться в сильных, уютных руках. Он не мог сказать, что скучал по родителям (можно ли скучать по тому, чего у тебя никогда не было?), но он скучал по чувству безопасности, по комфорту и любви, которые давала семья. «Скажи Бодхи», — голос-определённо-не-Джин, снова раздался в голове: «Скажи ему». — Можно посмотреть другие твои рисунки? — спросил он. «Кассиан Андор, ты криффнутый трус», — выругался голос. Бодхи бросил на него заинтересованный взгляд, но без слов протянул блокнот. Кассиан обнаружил много зарисовок природы, серые скалистые горизонты, что выглядели как вид из окон столовой, но были и портреты людей. Чиррут, опирающийся на свою трость, с этой своей вечной умиротворённой улыбкой на лице. Люк, заснувший, словно ребёнок, в кабине пилота своего крестокрыла после миссии. Джин во время тренировки, с бластером в руке во всём своём яростном великолепии. Лея, склонившаяся над столом, пальцем прослеживающая линии на карте перед собой. Вот Кес Дэмерон — широко улыбается, баюкая своего новорождённого сына, и излучает радость даже через рисунок. Кассиан тоже был здесь — подперевший голову рукой, с закрытыми от смеха глазами. На щеках щетина, вьющиеся пряди волос падали на лицо. Он выглядел… нормально. Словно война не коснулась его. Он легко мог представить себя обычным мирным гражданским, не отягощённым борьбой и травмами. «Таким ты видишь меня?» — хотел спросить Кассиан. — «Таким человечным, словно я не просто пустая оболочка?» Он глубоко вдохнул, возвращая рисунки. — Это потрясающе, Бодхи. Я не знал, что ты так хорошо умеешь рисовать. Бодхи покраснел (и сердце Кассиана сбилось с ритма), перелистнул страницы блокнота назад, к почти законченному рисунку матерей. — Ох, это… это всего лишь хобби. Увлёкся, когда был в Империи, когда было время в ожидании корабля, и надоели одобренные Империей голоновеллы, не то чтобы я… — Бодхи, не преуменьшай, у тебя талант. Он усмехнулся. Щёки залило румянцем, и Кассиан внезапно почувствовал, как стучит его пульс, как течёт кровь по венам, посылая электричество по металлу позвоночника. Бодхи покачал головой, но улыбнулся. — Спасибо, Кассиан.