Because I Love U

На часах уже был шестой час, а Бэкхён так и не появился. Пак успел снять половину парт и протереть с них пыль, думая о том, что недели будет много и о том, что тут и одному прекрасно можно справиться. Школа должна была закрыться через полтора часа, и оставаться снова на ночь в ней он не собирался. Где был Бён, он не знал. Позвонить тоже не мог, потому что номерами они так и не обменялись. Первые двадцать минут он просто сидел и ждал, а потом решил плюнуть на прогульщика и сделать всё сам. Услышав финальный звонок, предупреждающий о закрытии школьного здания, Чанёль подумал о том, что вчера вечером он его почему-то не услышал и из-за этого попал в не самую приятную ситуацию, которая в итоге полностью поменяла его представление о Бёне. Спокойно выйдя из здания, юноша направился домой, думая о том, что если завтра проделать такую же работу, как и сегодня, то он вполне может закончить и без всяких Бён Бэкхёнов. Света ночного города приятно успокаивали, предоставляя время подумать о своём, погружаясь всё больше в себя и анализируя все чувства, прожитые за день. Пак не стал ждать своего автобуса и решил прогулять пешком, наслаждаясь приятным тёплым воздухом и тихой мелодией, что лилась по холодным проводам наушников. По дороге Чанёль решил позвонить своему брату и узнать, во сколько тот заканчивает, чтобы пойти домой вместе. Минхён ответил практически сразу, что было немного странно, потому что брат был на работе и обычно ставил телефон на режим «Без звука», но голос, что заговорил с другого конца трубки, не принадлежал его хозяину телефона. Трубку взял неизвестный мужчина, который представился барменом, что работал в клубе, в котором сейчас находился Минхён. Оказалось, что Хван напился до такого состояния, что и слова сказать не мог, а просто спал на стойке, будто так и надо. Выяснив адрес и название клуба, Чанёль помчался со всех ног, чтобы поскорей забрать старшего и отвести домой. Паку и гением быть не надо, чтобы знать из-за чего, а точнее, из-за кого Мин сейчас в таком состоянии, что его телефон смогли спокойно взять и ответить на звонок. Юноша был уверен, что в этом замешан таинственный Мин Кёнхун, который до сих пор остаётся неизвестным человеком, но который очень влияет на жизнь его брата и заставляет страдать хрупкое сердце старшего. Прибыв на место и зайдя внутрь, сказав охранникам, которые его остановили, что он пришёл сюда за своим братом, Чан подошёл к барной стойке, на которой должен был быть тот, за кем он собственно сюда и явился, но Минхёна юноша так и не увидел. Спросив у парня за стойкой, куда же тот делся, он узнал, что мужчина лет тридцати так же звонил его брату, и, узнав где тот, приехал, чтобы забрать. Пак очень испугался за Мина. Какой-то неизвестный мужик приезжает и забирает его брата, а затем увозит в неизвестном направлении. Достав телефон, он начал набирать номер Хвана снова и снова, надеясь, что трубку возьмут. Но гудки всё шли и шли. Чанёль не считал, сколько раз звонил, но всё продолжал и продолжал нажимать по одним и тем же цифрам, будто сейчас это являлось самым важным в жизни. По его лицу бежали слёзы. Мысль о том, что он может потерять одного из самых важных людей, делала очень больно. Может, это и было драматично, но в этот момент только ужасные развития событий летали в его голове. Наконец-то трубку сняли, заставляя Чанёля рыдать ещё сильнее. Бессвязная речь вырывалась из горла парня, но на том конце провода его явно не понимали. — Алло, я вас не понимаю. Вы меня слышите? — голос, доносившийся из телефона, лишь обречённо вздохнул, когда понял, что чёткого ответа ему не дождаться. Поэтому неизвестный решил взять разговор в свои руки. — Номер был подписан как «Любимый брат». Значит, вы Пак Чанёль, верно? Я начальник Минхёна. Он не вышел сегодня на работу, я много раз ему звонил, но он не брал трубку. К концу дня мне ответил бармен из клуба и объяснил, что тот напился, поэтому я поехал его забрать, чтобы, не дай Бог, ничего не случилось. Я отвезу его к себе, чтобы он выспался и не тревожил своим пьяным видом вашу мать. Не переживайте, он будет в целости и сохранности. Я ему ничего не сделаю. Передайте, пожалуйста, госпоже Пак, что с её сыном всё будет в порядке, — немного помолчав, надеясь на ответ, которого мужчина так и не получил, неизвестный продолжил. — Я сейчас за рулём, поэтому не могу долго говорить. Если вы хотите что-то сказать или забрать своего брата, то говорите сейчас, в ином случае, я отключаюсь. Пока мужчина говорил, Пак сумел взять себя в руки и понять, насколько он идиот, что так сильно себя накрутил из-за ничего. Ведь бармен сказал, что мужчина перед этим звонил на телефон Хвана, а это значит, что они были знакомы. Понимая, что его брат в безопасности, юноша вытер слёзы и успокоил дыхание. Он понимал, что забирать сейчас Мина не лучшая идея. Мама очень расстроится, если увидит своего сына в не лучшем состоянии. Поэтому сказал, что очень благодарен мужчине, что тот позаботиться о его брате, но если с ним что-нибудь случится, он лично найдёт мужчину и запрёт в его же кафе, которое сожжёт. Кёнхун на это лишь добро рассмеялся, находя милым то, как младший переживает за Хвана. Вот так вот, сам того не зная, Пак оставил своего брата в лапах того, кого он сильно любил и из-за кого был в таком состоянии. Если бы он только знал, если бы только спросил имя, то сразу же рванул бы в дом Кёнхуна и забрал Минхёна, а заодно и врезал бы за то, что тот заставляет страдать старшего. И вовсе неважно, что мужчина не знает о чувствах своего работника. Главное — защитить дорогого ему человека. Со спокойной душой он направился домой, ещё не зная о том, что же он натворил и к каким последствиям это приведёт.

***

Город проносился со скоростью света, меняя пейзажи с высоких многоэтажек на частные дома. Мужчина двумя руками крепко держался за руль, иногда поглядывая в зеркало заднего вида, где на пассажирских сиденьях спал парень, иногда хмуря бровями, когда свет фонарей падал ему на лицо. Минхён что-то говорил, но из-за шума мотора Кёнхун так и не смог ничего разобрать, кроме одного слова: «придурок», но кто был этим придурком, он не знает. Подъехав к своему дому, он аккуратно припарковал машину. В попытках придумать, как же занести спящего парня к себе домой так, чтобы не разбудить, Кёнхун не заметил, что юноша выбрался из автомобиля и пошёл к дороге. Хотя «пошёл» — громко сказано: ноги Минхёна заплетались, а его тело качалось из стороны в сторону, словно зарядку делает. Пропажу мужчина заметил лишь тогда, когда ушёдший Хван, который уже сидел посередине дороги, начал громко петь. Благо, хозяин кафе жил в тихом район и тут очень редко проезжали другие машины. Посмеявшись с глупого, но такого милого поведения своего работника, Кён пошёл забирать сопротивлявшуюся тушку домой. Еле как ухватив парня за талию, мужчина повёл его в сторону дома. Хорошо, что дом он открыл заранее, иначе с этим могли бы возникнуть некоторые трудности. Заведя Минхёна в дом и положив на диван в гостиной, Кёнхун пошёл закрыть входную дверь и набрать воды в тазик, чтобы протереть тело парня, потому что в душ он вряд ли сможет сходить. Набрав тёплой воды, мужчина вернулся обратно, присаживаясь на корточки и вглядываясь в лицо парня. При разглядывании парня, он заметил маленький шрам возле глаза, о котором раньше не знал, хоть юноша и работал у него уже продолжительное время. Наконец-то взяв в руки маленькое белое полотенце и смочив его в воде, мужчина приблизил руку к лицу, решив начать свои махинации именно оттуда. Не успел он поднести ткань ко лбу, как глаза напротив резко открылись, уставившись на удивлённого Мина. — Придурок, — зло выплюнул юноша, продолжая прожигать взглядом ничего не понимающего мужчину. — Какой же ты придурок, Мин Кёнхун. — глаза мужчины уже готовы были выпасть из глазниц — настолько широко он их открыл. — Минхён, ты чего? С ума сошёл что ли? Перепил? — это единственное оправдание, которое смог придумать Кёнхун. — Не говори со мной. Это мой сон, и я имею право говорить всё, что пожелаю нужным. Поэтому, ты — придурок. — Ты точно сошёл с ума… — Я же сказал, чтобы ты не говорил! Не вынуждай меня заткнуть тебя другим способом, Кёнхун, — хоть голос Минхёна и был спокойным, что-то всё-таки заставило мужчину замолчать. Может быть, это был лишь интерес к тому, что же будет дальше, а может так повлияла угроза парня. — Ты красивый, — в то время, как с губ Хвана сорвался смешок, рот Мина раскрылся от ещё большего удивления, чем когда его назвали придурком. — И добрый. Ты весь такой вот идеальный, что я аж ненавижу тебя за это. Кто тебе разрешал быть таким идеальным, Кенхун-а? — ласковое прозвище, словно ток, ударило по всему телу мужчины, проходясь мурашками. Всё также смотря в глаза, Хван аккуратно поднялся и принял сидячее положение. Было чувство, будто весь алкоголь из него выветрился напрочь, а вместо него по крови бежит адреналин вперемешку с болью, что вот-вот готов вырваться наружу, разрушая все барьеры между ним и тем, к кому так тянутся сердце и душа. — Ты хоть понимаешь, насколько я ненавижу тебя? — презрение — вот что сейчас было слышно в голосе. — Я действительно ненавижу тебя. Ты должен понимать за что, но ты ведь даже не знаешь, и это бесит больше всего, — глаза заполонила водяная стена, готовая вот-вот сорваться вниз. — Твоя грёбаная забота, вечный интерес к моей личной жизни. Да откуда ей, чёрт возьми, взяться? А твои разговоры о моих девушках… Ты хоть представляешь, насколько неправильным они меня заставляют себя чувствовать? — печальная улыбка появилась на лице, показывая всю ту боль, что он переживает сейчас. Борьба, что в нём была. Улыбка со слезами — так бы назвал это какой-нибудь писатель, но для него это было лишь слабостью, которую он не хотел показывать. Не хотел, но не получилось. — Я не понимаю… — Было бы странно, если бы ты понял, да? Как бы я тебе не намекал, как бы ни старался сделать так, чтобы ты понял, у меня не выходило. Если бы ты только знал это чувство, когда не хочешь, чтобы он знал, но при этом очень сильно хочешь обратного. Я так тщательно скрывал это, но практически сразу же делал всё во вред сокрытию, в душе надеясь на то, что ты догадаешься, разозлишься и выкинешь меня куда подальше. Позволишь разочароваться в тебе, но ты такой глупый, Хён. Ужасно глупый, — отведя глаза в сторону, юноша прикусил губу, заглушая всхлип, что готов был вырваться. Кёнхун всё это время сидел и тихо слушал, не зная, как ему поступить. Видеть то, как плачет не самый чужой тебе человек, было невыносимо. Слова, что говорил Минхён, заставляли думать, но он никак не мог понять, в чём же именно виноват. Идеи, которые приходили ему в голову, были настолько бредовыми и нереальными, что он откидывал их сразу же, пытаясь найти разумное объяснение. — Минхён, — подождав, пока Хван снова посмотрит, Кён готов был продолжить, но красные глаза, в которых плескалась невероятная боль, заставили его замолчать. Не думая о том, что, возможно, делает только хуже, мужчина крепко обнял парня, чувствуя, как рубашка в области плеча намокла. Меньше, чем через минуту, Минхён мягко отстранился, заглядывая в глаза Мина. — Я хочу сделать это всего лишь раз. Сам. Хотя бы во сне. Прости, Кёнхун-а, но я должен, — медленно приблизившись к лицу Кёнхуна, Хван мягко поцеловал мужчину, который в этот момент застыл как статуя. Не ощутив сопротивления, парень лишь сильнее начал целовать. Руки спустились к краю рубашки, а затем холодное прикосновение к коже. Стоило Минхёну коснуться рёбер Мина, как тот осознал то, что происходит. Оттолкнув студента от себя, босс прижал руки к своим губам, будто не верил в то, что сейчас произошло. Спектр эмоций на лице был в диапазоне от «что вообще произошло?» до «это действительно то, о чём я думаю?». Осознание пришло слишком поздно. Стоит ли говорить о том, что мужчина был в невероятном шоке? В то время, как Кёнхун занимался самоанализом, мир Минхёна медленно рушился. — Почему ты не позволяешь мне сделать это даже во сне? — Потому что это не твой сон, твою мать! — всегда такой сдержанный и тихий мужчина кричал. Хван ни разу не видел, чтобы тот повышал голос. — Не сон…? — Нет. — О, господи, что же я надела? Я не должен был, Кёнхун, прости. Прошу, не увольняй меня, пожалуйста. Такое больше не повторится. Честно. Прошу, прости меня. — Не трогай меня, чёрт возьми! — резко отшвырнув руки, держащего его за плечи парня, мужчина отошёл как можно дальше, кажется, не понимая, какую боль он причиняет парню. — Я противен тебе… — Нет, всё не так… — Не так? Я просто прикоснулся к тебе, и ты тут же оказался в другом конце комнаты. А твоё лицо… Ты видел своё лицо? Я и правда противен тебе… — на лице юноши не осталось никаких эмоций. Лишь осознание того, что любимый человек чувствует отвращение к нему. Чувство собственной ничтожности превысило барьер, разрушая всё то, о чём он втайне мечтал. Мир, в котором его признание встретит взаимность, покрылся трещинами, рассыпаясь стеклянной пылью. — Минхён, ложись спать. Давай поговорим завтра, хорошо? — но ответа он так и не получил. Кёнхун поднялся в свою комнату, защёлкивая на всякий случай замок. Это было смешно. Не думал же он, что после всего, подросток ворвётся и изнасилует его. — Даже дверь закрыл, — горькая усмешка появилась после такого громкого в этой тишине щелчка. Мысли заполонили голову. Совсем не так он хотел признаться. Хотя, он вообще не собирался признаваться. И почему он вообще решил, что это сон. Как он оказался здесь. — всё это не давало покоя, продолжая давить на и так кровоточащую рану на сердце. Лишь когда солнце поднялось на горизонте, мозг парня решил сказать «пока» и отправиться в царство Морфея, где не было места страданиям и боли. Через пару часов его кто-то настойчиво начал трясти за плечо, вырывая из приятной неги, с которой он не готов был расставаться. — Чанёль, блин, дай ещё пять минут, пожалуйста. Я заплачу тебе двадцать тысяч, если ты отстанешь. — Это, конечно, мило, но мне не нужны твои деньги, — услышав совсем не братовский голос, Хван резко распахнул глаза, и взглядом замечая хмурого мужчину. — Кёнхун?! Что ты делаешь у меня дома? — У тебя дома? — осмотрев комнату, юноша понял, что находится точно не у себя дома: стены не завешаны различными плакатами. — Где я? — У меня дома. — Что?! Что я делаю у тебя дома? — Ты что ничего не помнишь? — Не помню «что»? — паника разрасталась по всему телу. Парень очень боялся, что мог что-то натворить. Последнее, что он помнил, так это то, как он разговаривал с барменом, а потом пустота. — Ты вчера напился и не вышел на работу, вот что! Я за что тебе вообще плачу? Хочешь, чтобы я тебя уволил? — решив, что пока не будет поднимать вопрос о ночном признании и не только, Кёнхун просто решил отчитать юношу. — Нет… Прости, Хён. Думаю, мне пора. Извини за неудобства, увидимся на работе, пока. — даже не дав ничего сказать старшему, Хван резво выскочил из дома, в котором жил тот, кому ночью у него хватило смелости признаться, но вспомнил он об этом лишь тогда, когда Мин сказал про то, что он напился. Флэшбэки ночи пронеслись перед глазами, словно фильм на быстрой перемотке. Если Кёнхун решил притвориться, будто ничего не было, то и Минхён поступит точно так же. Надежда на то, что всё будет как прежде, немного лечила раненое сердце, но всего лишь несколько слов, что пришли на телефон, вмиг разрушили её. Кёнхун-а: «Думаю, тебе пока что не стоит появляться на работе. Отдохни и приведи себя в порядок, а дня через два выходи» Возможно, это и выглядело как забота о своём работнике, но что-то подсказывало, что Мин пока не готов был видеться с юношей, и ему нужно было время, чтобы решить то, как же поступить с новой информацией. После ухода Минхёна, Кёнхун стал думать, правильно ли он поступил, что не стал поднимать тему о чувствах парня. Чем раньше они прояснят, что это невозможно, тем быстрее Хван отпустит его и перестанет страдать от неразделённых чувств. Но что-то, где-то там, в глубине души, не дало ему это сделать. И именно это «что-то» не позволяет просто взять и уволить юношу, тем самым ограничив их встречи.