Иногда дом — это место, где лежит твоё сердце
.Стивен Кинг «Газонокосильщик»
Перси
Прежде я и не замечаю, насколько она красива. То есть, я всегда считал Аннабет чертовски привлекательной, но сегодня она по-особенному сияет. Было что-то прекрасное в её золотых, сверкающих лоском на солнце кудрях, двигающихся в такт рванным движениям. Было что-то завораживающее в горящих уверенностью стальных глазах, смотрящих на окруживших нас монстров. Было что-то в ней такое, отчего моё сердце пускается в пляс, лихо ударяясь о реберную клетку. Я ловлю себя на мысли, что вовсю пялюсь на свою девушку, точно вижу её впервые, и надвигающаяся опасность уходит на второй план. Ровно до того момента, пока до моих ушей не доносится возмущенный тон воображалы. — Рыбьи мозги, приём. Так и будешь смотреть на меня, или, может, достанешь свой меч? — она вооружается своим недавно найденным оружием, вставая в оборонительную стойку, пока стоящие в тридцати футах разноногие эмпусы скалятся в нашу сторону. Меня словно окатывает ледяной водой, и я решаю, что полюбуюсь Аннабет в другую, более спокойную минуту. Рука привычно тянется в карман толстовки, где я нащупываю её, — с виду обыкновенную шариковую ручку. Но, когда я снимаю с неё колпачок, она превращается в Анаклузмос — мой меч, разрубивший не один десяток монстров. Тяжесть меча в руке придает уверенности в том, что и из этой передряги мы с Аннабет выберемся живыми. Эмпусы склабятся не предвещающей ничего хорошего улыбкой и медленно, словно играя с нами в игру на выживание, подходят. Я удобнее хватаю меч, пока одна из тварей, подойдя ближе, замахивается на меня своей ручонкой, рассекая воздух рядом с моим ухом. Вовремя дергаюсь в сторону. Монстру явно не нравится, что её ужин пытается от неё сбежать, и она кидается вперёд, своими когтями стараясь выколоть мне глаза. Делаю выпад, но попадаю лезвием меча по бронзовому бедру эмпусы, отчего искры вспыхивают золотом и вереницей кружатся у наших ног. Мы движемся в безумном танце боя, изворачиваясь от атак друг друга и нанося не такие уж серьезные увечья. С её клыков капает слюна, а волосы, кажется, горят адским пламенем в уходящих лучах солнца. Я отскакиваю как раз в тот момент, когда эмпуса пытается вцепиться пальцами в мою толстовку, и наверняка как следует поджарить, потому что в следующую секунду мимо меня пролетает огненный шар размером с пушечное ядро. Я едва успеваю пригнуться, но волосы на макушке всё же успевает подпалить. Краем глаза я наблюдаю за Аннабет — её волосы сияющим вихрем двигаются вслед за своей хозяйкой, пока девушка уверенно отбивает атаки накинувшихся на неё монстров. Кажется, что всё идёт, как по маслу, но ровно до того момента, пока Аннабет негромко вскрикивает, и я отвлекаюсь на неё, пропуская удар. Три глубокие полосы, оставленные на моей шее когтями монстра, взрываются огнем головокружительной боли, я едва слышно взвываю и в следующую секунду срываюсь с места, останавливаюсь перед раненной, лежавшей на земле Аннабет, отбивая атаку эмпусы, которая готовилась прикончить её огненным шаром. — Перси! — я слышу голос девушки, когда шар уже летит мне прямо в грудь. Привычное ощущение завязанного в морской узел желудка и тяжесть, склоняющая меня к земле, появляются как раз тогда, когда из текущего неподалеку ручейка вырывается мощная струя пресной воды, потушившая летевший шар смерти прямо в воздухе. От него остается лишь теплый пар, на несколько секунд окутавший пространство. Это дарит такое необходимое мне время, и одним взмахом меча я отсекаю голову эмпусе, взорвавшейся огненным вихрем и разлетевшейся золотой пылью. Блеклая дымка быстро рассеивается, и перед нами возникают ещё трое демониц. Тяжесть в животе постепенно слабеет, и я понимаю, что на этом запас моих сил иссяк, а значит фокусы с водой мне провернуть больше не удастся. Несколько секунд уходит у меня на раздумья, пока я решаю, на кого из троих монстров замахнуться сперва, но они решают всё за меня, — самая молодая на вид эмпуса, ощетинившись, кидается на нас с Аннабет, но из-за явной неопытности в деле пожирания полукровок демоница открывает участок своего тела, куда я всаживаю меч по самый эфес. Она сгорает в вихре пламени, и лица оставшихся двух перекашивает гримаса настоящей адской злобы, — древней и кровожадной. — Ну? Кто кого? Они кидаются одновременно, схватив меня в кольцо, словно заключив в свои смертоносные объятия. Вместе целятся мне в грудь, наверняка желая вырвать сердце, и преподнести в качестве трофея Гее. Одновременно вонзают свои когти, от которых я не успеваю увернуться, в моё тело, исполосовав кожу, и я чувствую, как кровь пропитывает тонкую футболку теплом. Слышу, как надрывно, на последних аккордах самообладания, кричит Аннабет, но я не в силах пошевелиться, — тело сковывает цепкая боль, а ноги отрываются от земли, когда эмпусы, насадив меня на свои когти, как кусок говядины на вилку, поднимают в воздух. Я не в силах даже закричать. — Ты покойник, Персей Джексон, — говорит одна из них. — Госпожа Гея будет очень довольна, — вторит ей другая, пока я чувствую, как медленно теряю сознание. Я хочу посмотреть на Аннабет в последний раз и улыбнуться, словно заверяя девушку в том, что мы с ней ещё встретимся, но перед глазами расплывается мутная пелена, смывая все очертания. Когда мне кажется, что я уже окончательно и бесповоротно мёртв, я внезапно падаю на землю, больно ударившись черепушкой. На последних крупицах сознания чувствую, что в рот попадает что-то приторно-сладкое, похожее на мамино шоколадное печенье, ощущая, как кровь перестает течь по торсу, как боль медленно, словно крадучись, отступает, а нектар возвращает меня к жизни, буквально вытащив с того света. Я приоткрываю глаза, пытаясь сфокусировать взгляд на золотом пятне волос Аннабет, которая, склонившись надо мной, дает напиться божественного напитка. Она так торопится меня спасти, что я едва ли не захлебываюсь сладкой жидкостью из пузырька. — Всё, Аннабет, я в порядке, — мягко беру её за руку, отодвигая нектар подальше от рта, беспокоясь, что ещё одна капля испепелит меня на месте. Аннабет опускает руку и горбится, взгляд девушки падает на измазанные в крови ноги. Шмыгает носом и закусывает нижнюю губу, пытаясь сдержать поток подступающих слёз. — Эй, Аннабет, — я привстаю на локтях, делая вид, что не чувствую, как тяжесть в груди клонит меня обратно к пыльной земле, и кладу ладонь на её щеку, ощущая, насколько горяча кожа девушки. — Всё в порядке, — заверяю я её, пока потемневшие глаза Аннабет, наполнившись слезами, смотрят прямо в мои, прошибая всего своим невероятным взглядом. — Не в порядке, Перси. Всё совсем не в порядке, — она судорожно вздыхает, отпивает последние капли из пузырька с нектаром и выкидывает опустевший сосуд в растущие рядом кусты. Гордо прямит спину, как делает всегда, когда храбрится, и утирает покатившиеся по грязным щекам слёзы. Мне кажется, что в эти слова она вкладывает куда более глубокий смысл, чем может осознать мой умишко. — Нам нужно вернуться в Нью-Йорк, — изрекает Аннабет спустя несколько долгих секунд. — Ты сейчас серьезно? — я сажусь по-турецки, облокотившись спиной на обуглившийся ствол дерева, пытаюсь отдышаться и перевести дух после очередного покушения на наши жизни. Она кивает. — Там тысячи монстров, Аннабет. Как ты собралась в одиночку с ними сражаться? — Точно так же, как и здесь. Перси, Нью-Йорк — наш дом. — Ты родилась в Сан-Франциско, — вставляю свои пять копеек, на что Аннабет фыркает и закатывает глаза. — Перси, я уверена, что в Нью-Йорке мы найдем ответы на все вопросы и сможем, наконец, победить Гею, — глаза девушки загораются живым блеском, и клянусь, я бы всё отдал, чтобы они сверкали так всегда, но в этот раз мне придется осадить пыл Аннабет. — Аннабет, послушай, — я набираю в лёгкие побольше воздуха, собираясь с мыслями. — Нам нужно залечь на дно и пожить ещё денёк-другой, надеясь, что Гея нас не достанет. Мы слишком лакомые для неё кусочки, которые, окажись в Нью-Йорке, станут мертвецами. Аннабет хмурит брови, сжимает руки в кулаки, и мне кажется, что в следующую секунду она меня ударит, — настолько у неё недобрый взгляд. Но она лишь говорит то, отчего моё сердце сжимается в болезненном спазме. - Значит, я вернусь туда одна. Мне плевать, что ты сдался. Плевать, что сдались Джейсон с Пайпер. Плевать, что Лео погиб. Плевать, что ди Анджело сбежал. Я вернусь туда, и плевать с тобой или без тебя! — последние слова она яростно выкрикивает, а по её лицу обжигающие моё истлевшее сердце слёзы струятся с новой силой. Аннабет порывается встать, но я оказываюсь проворнее. Схватив её за талию, я прижимаю трясущуюся в истерике девушку к себе, поглаживая Аннабет по голове. Она плачет, содрогаясь всем телом, и я чувствую, как её слёзы пропитывают мою видавшую виды футболку. Я впервые вижу, чтобы Аннабет рыдала навзрыд, и не знаю, как её успокоить. Поэтому начинаю говорить всё, что взбредет в голову, шепча ей на ухо слова о том, что никуда не отпущу. Я не знаю сколько проходит времени, прежде чем она сжимает кулаки и отстраняется, найдя в себе силы успокоиться. Отворачивается, собирая наши разбросанные по округе пожитки, и молчит. Я и сам не тороплюсь говорить, понимая, что любое моё слово может приняться Аннабет в штыки. Меня откровенно пугает её затея. Последние два месяца я делаю всё возможное, чтобы не дать нам подохнуть, а она решает отправиться в увеселительное путешествие с билетом в один конец. Возвращение в Нью-Йорк подобно повторному спуску в Тартар, где Гея ни за что не упустит возможности прихлопнуть нас, как мух прихлопывают свернутой газеткой. Я судорожно прокручиваю в голове варианты, в красках представляя, что произойдет с нами, вернись мы в черту Большого Яблока. И что-то мне подсказывает, что встреча с Ахлис и Араями в Тартаре покажется нам детским лепетом, и всё самое страшное в наших жизнях только впереди. Аннабет складывает в порванный рюкзак оставшиеся нетронутые огнем вещи и протягивает мне чистую футболку, которую я тут же надеваю, стянув старую, превратившуюся в исполосованную тряпицу. Я выдыхаю, откинув голову назад, и упираюсь затылком в обугленный ствол дерева. Руки наливаются горячим свинцом, а ноги наверняка не удержат меня и минуты, попробуй я встать. Аннабет присаживается рядом, доставая из глубины рюкзака жестяную банку с какой-то очередной дрянью, которой мы питаемся вот уже несколько месяцев утром, днем и вечером, если повезет. В этот раз банка остается всего одна. Воображала уверенно вскрывает её ножом, протягивая мне пластиковую ложку. — Я не голоден. Ешь, — было сложно не заметить, как Аннабет похудела на этой постапокалиптической диете. Как и не заметить, что её тёмные глаза сверкают настоящим голодом. Она хмурит брови, упрямо продолжая держать ложку на уровне моей груди. Я хватаю прибор за пластиковый кончик, едва не переломав его пополам, и набираю из банки консервированный горошек, не имея сил спорить. Аннабет повторят за мной. — Нам нужно наведаться в магазин, — начинает девушка, закинув ещё одну ложку в рот. — У нас не осталось даже воды. — Там недалеко протекает пресный ручей. Наберем воды в нём. — У тебя сегодня получилось подчинить ненадолго воду. Ты что-то чувствуешь? — спрашивает Аннабет, заглядывая мне в глаза. — Очень слабо, — признаю я, откладывая ложку в банку, — свою порцию я сегодня уже съел. — Что именно? — Я всего на мгновение почувствовал, что там, за скалами, ручей. Это первое, что я ощутил за эти месяцы. Не понимаю, как так получилось. — Возможно, к твоему отцу на миг вернулось сознание. Может, богам становится лучше? — я пожимаю плечами, не будучи в этом уверенным. — Как мы доберемся до Нью-Йорка? — Аннабет несколько удивленно смотрит на меня, а затем улыбается уставшей, но благодарной улыбкой. — Я собиралась попросить Нико по старой дружбе перенести нас, — я хмыкаю, не ожидая другого ответа. — Он никого из нас не считал другом, — девушка шумно выдыхает, когда я произношу эти слова. — И тем не менее, я думаю, что он сможет нам помочь. — Как собираешься с ним связаться? — Аннабет несколько секунд роется в кармашках рюкзака и достает из них несколько сверкающих драхм, улыбнувшись коварной улыбкой, словно бы говоря, что у дочери Афины всегда есть план.***
Ирида была единственной богиней, чей разум после объявления войны не помутился, и безумие, нашедшее на богов, никак не коснулось её сил. Именно поэтому мы с Аннабет добрые полчаса рыщем по острову, в надежде найти заброшенную автомойку и проделать трюк с распылителем ещё раз. Итака выглядит плачевно: от большинства некогда стоящих у кромки Ионического моря домиков остается лишь фундамент, а те, которым удается выстоять после устроенного Геей землетрясения планетарного масштаба, густо увиты глубокими трещинами. Повсюду валяющиеся куски кровли и стен, торчащие водопроводные трубы, арматуры и изрядно попахивающий мусор полностью топят собой дороги острова. Оставшиеся магазины разрушены вандалами, которыми после наступления апокалипсиса Земля просто кишит. Кажется, будто сама природа греческого острова блекнет: листья не выкорчеванных катаклизмом деревьев и кустов заметно тусклее, не имеющие воскового блеска, а приятный и дурманящий аромат цветущих садов сейчас совершенно не чувствуется. Солнце едва выходит из-за тяжелых, чернильных туч, и сегодня нам сказочно везет, ведь светило, прыгая лучами по развалинам острова, появляется намного чаще, чем несколько дней назад. Я постоянно оглядываюсь, прислушиваясь к звенящей тишине Итаки, и держу усеянный золотой пылью Анаклузмос перед собой. Аннабет, несколько недель назад раздобыв путеводитель острова в одной из вылазок за провиантом, идёт, уткнувшись взглядом в потрепанные страницы книжки в мягком переплете, и выискивает такую нужную нам автомойку. — Нашла! — восклицает Аннабет, ткнув пальцем в глянцевую страничку путеводителя. — Нам нужно свернуть к этим жилым районам. — Там может быть толпа монстров. Если мы на них наткнемся, то нам крышка. — Постараемся быть аккуратными, — произносит девушка, потащив меня за собой. Жилые районы Итаки, до апокалипсиса населенные местными, сейчас абсолютно пустуют. Отрезанный водой остров стал бы для все могилой, когда закончились бы продукты, потому все выжившие после землетрясения люди эвакуировались на большую землю, оставив позади себя долгие годы жизни и едва заметное напоминание о том, что остров не был безлюдным. Этот район города разрушен до основания, потому я совершенно не уверен, что от автомойки что-то осталось, но я решаю не говорить о своих догадках Аннабет. Наверняка она сама это понимает. Мы идём аккуратно, продолжая постоянно прислушиваться и оглядываться, но кроме шепота сухого ветра, обдуваемого нас со всех сторон, ничего не слышим. Когда мы наконец доходим до автомойки, то видим только покореженный металл и порванные, свисающие с пробитого потолка провода. Зеленые шланги валяются резиновой грудой, заклубившись, словно сотни змей, а подъездная дорожка полностью забита камнями, засыпавшими тысячи трещин-лент. — Ты думаешь, здесь ещё остался рабочий распылитель? — спрашиваю я, пока Аннабет хмурит брови и движется вперед, обходя глубокие трещины в земле и перепрыгивая валяющиеся куски металла. Я бреду за ней, отодвигая рукой свисающие ветви иссохшего поваленного дерева, упавшего прямо на одну из сторон автомойки и пробившего собой её хлипкие стены. Аннабет оказывается у стойки с распылителями, подзывая меня к себе. — В этом ещё есть немного воды. Хватит примерно минуты на полторы, — она рыщет рукой в своем рюкзачке, накинутом на одно плечо, и достает оттуда четверть доллара. Девушка дает мне распылитель, и я принимаюсь давить на кнопку, когда Аннабет вкидывает монетку в приемник. Из распылителя с гулким звуком выливается вода, поэтому я поворачиваю насадку, превращая струю в распыленную водяную дымку. Создавшуюся радугу отлично видно невооруженным глазом, а значит связь будет хорошей. Аннабет кидает драхму в радугу, и та пропадает в красном цвете. Девушка просит показать Нико ди Анджело, а изображение, послушно замерцав, меняется, показывая нам парня, сидящего на берегу Стикса и чистящего свой сверкающий онихионом меч. — Нико! — зовет Аннабет, пока он, встрепенувшись точно воробей от воды, вертит головой из стороны в стороны, ища источник звука. А когда натыкается взглядом чёрных глаз на парившую над Стиксом радугу и лучезарно светящиеся лицо Аннабет, а после и моё, Нико весь напрягается, сдвинув брови к самой переносице. Только я открываю рот, чтобы поздороваться с ди Анджело, как он обрывает меня: — Что нужно? — я чувствую, как Аннабет вся вытягивается в струночку, стоя рядом, и сжимает пальцы в кулаки, когда слышит абсолютно безжизненный голос Нико. То есть, я имею в виду, что его голос стал ещё более холодным и пустым, чем был до этого. Кажется, что результатом того, что кто-то дотронется до ди Анджело, будет обморожение последней стадии. — Нам нужна твоя помощь, — признаюсь я, втянув в легкие побольше воздуха, чувствуя, что разговор будет не из приятных. Нико вопросительно изгибает дугой правую бровь, и Аннабет принимается рассказывать ему свой план, который, по правде, и планом-то назвать сложно. Скорее стратегия того, как умереть в кратчайшие сроки. — То есть, вы хотите, чтобы я перенес вас из Итаки в логово тварей? В Нью-Йорк? — спрашивает Нико, на что мы с воображалой одновременно киваем. — Вы рехнулись. — констатирует он, спрятав почищенный меч в ножны на поясе. — Нико, только ты можешь нам помочь. — Не дави на жалость, Перси, — раздраженно кидает ди Анджело, в очередной раз хмуря брови. — После заточения богов я ослаб, поэтому вероятность того, что мы долетим живыми, крайне мала. — Мы должны рискнуть, — горячо восклицает Аннабет. — То, во что превратилась наша жизнь, это уже не жизнь. Я уверена, что именно в Нью-Йорке мы найдем решение и сможем одолеть Гею. — Ты слишком самонадеянна, Аннабет. Мы проиграли. Прими это, как должное, — мне стыдно признаться, но я согласен с Нико. Мы действительно проиграли. Но никто из нас так и не смог принять это полностью. Аннабет складывает руки на груди, опуская голову, и, кажется, вот-вот снова даст слабину. Я притягиваю дочь Афины к себе, отчего Нико на том конце радуги явно чувствует себя неуютно, пока время нашего разговора подходит к концу. — Помоги нам, — кидаю я, когда дымка от распылителя начинает рассеиваться, а радуга уже рябит помехами. Аннабет, отстранившись и вывернувшись из моих успокаивающих объятий, присаживается на треснувший бордюр. — Он не поможет, — изрекает девушка, сцепив ладони в замок. Её голос абсолютно лишен эмоций, и такая метаморфоза Аннабет пугает меня. Я потерял слишком многое, чтобы позволить мойрам отобрать ещё и её. Я не успеваю что-либо ответить, потому что в следующую секунду позади нас, в чаще блеклых деревьев, раздается чье-то тяжелое дыхание, что в стоящей тишине слышится очень отчетливо. Аннабет кладет руку на рукоятку меча, готовясь в любую секунду сразиться с его помощью, а я нащупываю свою ручку, и уже собираюсь снять колпачок, как из полумрака леса выходят около дюжины самых разномастных монстров. И циклопы — самые безобидные из них. — Бежим! — кричит Аннабет, когда несколько гарпий, спикировав, нацеливают свои лапы с огромными когтями прямо на нас. Я хватаю Аннабет за руку, и вместе мы бежим, перескакивая валяющийся мусор на дорогах. Монстры пускаются за нами, и, обернувшись, я замечаю нашу верную смерть. Огромная двуглавая собака со змеей вместо хвоста, кинувшаяся за нами, создает грохот такой силы, что у меня закладывает уши, а мусор подскакивает над асфальтом на добрых несколько дюймов. — Чёрт, это Орф! — озадаченно произносит Аннабет, заворачивая на разрушенную до основания улицу, от которой ни осталось и камня на камне. За грохотом я едва слышу девушку. Я пытаюсь вспомнить что-нибудь из мифов об Орфе, но припоминается только, что это именно он охранял коров Гериона. Но тогда собачка была куда более дружелюбна, чем сейчас. — Как нам его одолеть?! — кричу я Аннабет, пока помогаю ей увернуться от летящего в нас валуна, запущенного одним из циклопов. — Он слишком сильный, Перси. После эмпус нам с ним не справиться. Ни с кем из них, — слова девушки звучат, как самый настоящий смертный приговор. Мы бежим несколько быстрее неповоротливых циклопов, но гораздо медленнее летающих над нашими головами гарпий и дышащего ароматом «Педигри» пса. Орф рычит, и я буквально чувствую, как напрягается каждая мышца его двух пастей, готовясь в любую удобную секунду сомкнуть их на наших шеях. Гарпии пикируют, подобно истребителям, и оставляют своими когтями на коже глубокие кровоточащие царапины, пока мы с Аннабет пытаемся отбиться от этих птиц-переростков, вырывая им мечами перья. Заворачивая на одну из бесконечно одинаковых улиц, мы видим ещё несколько монстров, понимая, что эти жилые районы кишат чудовищами. Тельхины, около полусотни морских тварей, стоят перед нами, будучи готовыми бросится на нас и разорвать в клочья. Я, больше не в силах бежать, упираюсь ладонями в колени и пытаюсь не грохнуться в обморок после пробежки в несколько миль. Аннабет тянет меня за руку, но я в прострации машу головой, на задворках сознания понимая, что это конец. И на этот раз настоящий. Краем глаза я вижу, как Орф уже несется со всех лап на нас, открывая свои пасти. Вижу, как они оказывается в полусотни дюймов от наших голов. И тогда, когда я уже чувствую зловонный запах его не чищенных зубов, меня внезапно окатывает пробирающим до костей холодом чужого прикосновения, и Нико, буквально схватив нас с Аннабет за шкирку, проваливается в чернильную тьму. Нас вышвыривает из тени невысокого коттеджа. Я плашмя падаю на треснутый асфальт, Аннабет приземляется рядом. — Добро пожаловать домой, — говорит Нико, почти сливаясь с тенями.