Любимец своих маньяков

За окном лило так, что из-за хаотично вздрагивавшего, под тяжёлыми каплями, стекла, Блэк практически не слышал свою собеседницу. Вернее, он её слышал, но сознание его занимали дребезжание окон и свои мысли. Подняв взгляд от холодного кофе на лицо девушки, ему всё же пришлось вернуться в реальность. Дэннил выглядела устало. Сразу можно было сказать, что она перестала за собой следить: волосы больше не вились, а тонкими и ломкими прядями свисали с головы, даже мытыми выглядя жалко. Возможно, в этом была виновата погода. Или же, это место как-то отрицательно сказывалось на человеческой шевелюре. Лак на ногтях облез, лицо выглядело чуть припухшим, с неестественными оттенками на щеках. Из косметики на ней, разве что, гигиеническая помада на потрескавшихся и обкусанных ею губах. Плечи опущены, спина чуть ссутулена. Даже голова склонена в расслабленной позе. От прошлого вида остались янтарные волосы да блестящие глаза, хотя, не исключено, что вскоре девушка потеряет и эти свои черты красоты. Она пришла лишь несколько минут назад, но, за это время, кофе, любезно заваренный Блэком, успел остыть, вероятно, по причине температуры помещения. Он с обречённостью смотрел в свою чашку и вспоминал времена, когда заваривал в ней крепкий чай. Но сейчас, в нём словно совсем не осталось сил, чтобы смотреть на эти уставшие лица, окружающие его. Врач был в шаге от того, чтобы разбавлять свой заварной кофе виски и всего в двух, чтобы снова взяться за сигареты. Последний её визит, кажется, неделю назад увенчался тем, что её вышвырнули из этого заведения. И он не сильно горит желанием начинать разговор, однако, сейчас она у него на приёме, а время, как говорится, — деньги. Блэк скучающе глянул на настенные часы. Бегло облизнувшись, он вздохнул, уже вознамерившись начать беседу, но был тут же перебит: — Мне нужна помощь, — голос её прозвучал тихо, а раздражение и цепкие мысли, словно и не были никогда в этой рыжеватой, с молочно-белой кожей, головушке. Блэк выдержал недолгую паузу. Он не был удивлён. Когда пустоту занимает всепожирающее чувство, будь то ненависть, вина, страх, любовь или что-то другое, оно постепенно начинает утомлять, теряться. И человек, пусть и не сразу, но поймёт, что яростно метаться слишком глупо и бессмысленно. После этого, его наконец поглощает спокойствие, усталость и отрешённость. Дэннил была на пороге депрессии или, как мог бы выразиться Блэк, понимания. Осознания своей беспомощности в данной ситуации и осознание своей утраты. Люди по-разному справляются с потерей близкого им человека. Иногда это злость, несправедливое чувство обиды, ненависть, а в другом случае — чувство вины, боль и одиночество. Но несмотря на то, что люди всегда справляются с этим по-своему, первое время невозможно понять или же принять произошедшее. Они не верят, да и не хотят верить. Отрицают, бесятся, рвут на себе волосы и рыдают в подушку. Но когда-то им предстоит с эти смириться и это довольно-таки длинный путь. Удивляло то, что Дэн пришла к этому довольно-таки быстро, словно перегоревшая лампочка. И, сейчас, ей определённо нужна помощь. Люди, в общем-то, редко могут справиться со всем в одиночку. Не находя опоры в человеке, они начинают искать её в чём-то другом: цели, какой-то вещи, постоянного желания. Они выстраивают в своей голове опору. Или, как это сделал Дженс, найдя постоянную потребность, которая бы не смогла его утомить. Недостижимое, значившее для него всё. Последняя причина, чтобы не сорваться в пропасть. Вероятно, Дженсен был для неё всем, а когда что-то одно имеет такую большую ценность, всё остальное не значит ничего. Потеряв его, она словно потеряла всю свою суть, оставшись болезненно-пустой, одинокой. Новой целью её жизни стала ненависть. И месть. Сейчас же, она находится как раз на той грани, когда ей следует попросить о помощи, не пренебрегая собой. Не опускаться до уровня безумия, прямо вслед за Эклзом. Блэк видел её боль. Он знал, как ей сейчас тяжело и как она нуждается в помощи. Как врач и как человек, он охотно подаст ей руку. Но со стороны… это невероятно раздражает. В такие моменты ты не чувствуешь свою важность. Хоть для кого-то. Это чувство ничтожности, когда ты годен лишь на то, чтобы тебя использовали. Когда люди приходят только тогда, когда им плохо. А в оставшееся время его словно не существует. Вероятно, людям сложно понять, что все чувствуют боль. И тяжело не только им. Блэк вздыхает, но возвращается от своих философских размышлений к обязанностям врача. — Вы заполняли анкету на входе? — А… я, — Дэннил отвечает ему не сразу, отвлечённая монотонным и быстрым тоном, — я оставила полное имя, номер телефона и дату рождения. На её ответ Блэк кивнул, подняв телефон и нажимая клавишу быстрого набора. Приложив телефон к уху, он ждёт пару секунд, говоря в неё: — Алло, Аманда, занесите анкету Мисс Эльф Даннил Граул в восьмой кабинет после её сеанса. Да, спасибо, — Блэк сразу кладёт трубку, достав из второго ящика пустую папку и щёлкнув чёрной ручкой. С минуту они сидят в молчании, вслушиваясь в неугомонный шум дождя, пока Блэк заполняет пустые ячейки. Отложив ручку, он поднимает на неё взгляд: — Сколько часов в сутки вы спите? — Засыпаю как обычно к часу, а просыпаюсь в девять, но, последнее время, сплю дольше. Может, до одиннадцати, — девушка не врала и говорила открыто, собственно, она здесь за помощью. — Часто видитесь с друзьями, коллегами? — Блэк заполнил новую ячейку, — родителями? — Последнее время почти ни с кем не общаюсь. С момента, как вернулась от родителей, два раза звонила мама, я отвечала, — пальцем она стала неосознанно царапать свою коленку через ткань. Кивнув, Блэк продолжил опрос: — Злоупотребляете алкоголем? Может, курите? Употребляете какие-то вещества? — Красное вино. Могу выпить бокал вечером или во время еды. — Сколько приёмов пищи? — Обычно один утром и один вечером. Но сейчас у меня нет точного расписания, могу делать множество перекусов. Телефон на столе зазвонил. Блэк поднял трубку и опустил её обратно, не отвлекаясь от сеанса. — У вас есть домашние животные? — Нет. Никаких животных, — она проследила за движением Блэка и, словно под её взглядом, он снова подал голос. Вздохнув, Блэк поднял взгляд на часы. До конца сеанса оставалось всего пятнадцать минут. — Я отвечу, вы не возражаете? Дэн кивнула. Подняв трубку к лицу, Блэк немного помолчал, ожидая, когда Аманда переведёт звонок. На линии послышался негромкий женский голос. — Алло? Да? Я слушаю вас, — он намотал провод от телефона на палец, — на приём к Дженсену Эклзу? Сегодня? Дэннил не особо слушала их разговор, она заметно клевала носом. Не будь она такой измождённой, Дэн бы несомненно узнала этот голос на другом конце провода. — Вас устроит через пол часа? Да. Женевьев, так? Я вас встречу, давно хотел кое-что с вами обсудить, — положив трубку, Блэк досадливо посмотрел на папку и снова на часы. Сделав ещё пару пометок на листе, Блэк вернулся к разговору, но его снова прервали. На этот раз стук в дверь. — Аманда! Я просил занести папку после сеанса, — он раздражённо закатил глаза. В комнату зашла девушка со светлыми русыми волосами, положив папку на стол и осмотрев чашку с кофе на краю стола. — Простите, — она неловко улыбнулась, — я сварю вам свежий кофе, — дождавшись кивка Блэка, она вышла за дверь. — Дэннил, простите за неудобства. В персонале одни пополнение студентов. Я назначу наш следующий сеанс в четверг, на два часа, вам подойдёт? Она коротко кивнула, намотав прядь волос на палец. — Послушайте… — он придвинулся в кресле ближе к столу, — рекомендую вам установить порядок дня. Вы не будете чувствовать сонливость, если перестанете пить на ночь и перенесёте режим сна на час назад, ложась в одиннадцать или хотя бы в двенадцать. Также трёхразовое питание. Уделяйте время себе в течении дня. Я советую сходить в кино, кафе или, если вы не любительница компаний, прогуляться утром в парке. Они немного помолчали, пока Дэннил не кивнула, поднявшись из кресла со скрипом кожаной обивки. — У вас есть зонт? — для приличия спросил Блэк. — Да. Спасибо, что уделили время. Она вышла, прикрыв дверь. Блэк устало откинулся на спинку собственного кресла, слегка раскачиваясь. За окном заметно громыхнуло. Он прикрыл глаза, глубоко вздохнув и полностью расслабившись. Ему бы тоже не мешало поспать пару часов. * * * — Восемьдесят четыре… восемьдеся-ат пять… Он зажмуривается, судорожно выдыхая. Джейк облизывает пересохшие губы, хмурясь и ощущая, как по его щеке стекает капелька пота, а футболка заметно увлажнилась. Низ живота бьёт судорогой, но он всеми силами старается опуститься ещё ниже. Снова поднимаясь и ощущая, как сводит руки. — Ещё! Отжиматься натощак с самого утра — то ещё удовольствие. Глотка пересохла так, что ещё пара минут таких усилий и он вполне может упиться кровью санитара. — Восемьдесят… девять… Но этого мало. Этого всё ещё чертовски мало. Джейк считал, что он находится в превосходном теле, сильном, с крепким торсом и ловкими навыками. И ему совсем не нравилось, что он начинал терять вес. Скулы вырисовывались сильнее, а с лопаток сходили рельефные мышцы. Он чувствовал себя уязвлённым. А слабее, значит — беспомощней. В конце концов это не тюрьма и, если его никто не собирается выпускать на пробежку, то это никак не отменяет тот факт, что он не готов превратить эту идеальную точёную форму тела Дженсена в тощее безвольное тельце. Сейчас — это его собственное тело и он не станет им пренебрегать. Он взаперти? Пусть. Просто нужно представить, что это оздоровительный санаторий и пользоваться всеми удобствами. Интересно, кто оплачивает его пребывание в этих стенах. — Девяносто… Он неосторожно склоняется в одну из сторон и падает на холодный пол, тяжело дыша. Руки дрожат и на запястьях вены выступили ещё сильнее, словно перчатками оплетая его руки. Дыхание сбилось, но он задерживает его и делает глубокий вдох, сразу восстанавливая. Поднявшись, он сразу потягивается, хрустя костями. Джейк слышит стук и окошко в железной двери открывается. И, вот, через него виден край подноса, который он берёт и садится на кровать. Из-за чего точно он готов бороться, так это из-за чёртового диетического питания. Чтобы сохранять массу, ему определённо не хватает большого жирного, жареного в собственном соку стейка. Но сейчас перед ним только картофельное пюре, салат из ростков гороха, какая-то зелень и два варёных всмятку яйца. Этой порцией можно накормить, разве что, пятнадцатилетнюю девочку, но не накаченного парня с ростом в почти метр девяносто. Он будет жаловаться! Взяв бутылку воды, он отрывает горлышко, сразу делая несколько больших глотков. Перед приёмом пищи пить таблетки не рекомендуют. Хотя, по сути, не сильно то его ими и пичкают. Единственное, что там может быть — это ферменты, дополнительные минералы, витамины и транквилизаторы. Как он знает, раздвоение личности не лечится таблетками. Так что, он не привередничает и кладёт их все в рот, запивая водой. Отложив пустой поднос, он сразу падает на пол, чтобы отжаться, но от этого невероятно занимательного занятия его отвлекают не менее занимательные ощущения. Приподнявшись на локтях, Джейк смотрит вниз. Как давно у него не встаёт на тренировках? Он отводит ногу в сторону и штаны облипают сильнее, вызывая сдавленный выдох. Если честно, он не помнит, когда у него вставал последний раз вообще. Лязг дверей так отвлекает, особенно, когда это твои двери и нависшая сверху тень явно не понаблюдать объявилась. — Добрейший вечерочек, — Джейк поднимает голову, расплываясь в клыкастой улыбке, пропитанной доброжелательностью, — хотя, может сейчас пять утра или полдень. Обделён окнами и часами, господа. С тяжёлым вздохом он поднимается, заводя руки назад и хрустя суставами. Мышцы натягиваются и не перестают жечь и это именно то, что ему нужно. — К тебе посетитель, — мужчина демонстративно звенит наручниками и сковывает ему запястья. Джейк более внимательно вскидывает брови и, возможно, он рад? — Тот лапушка? Ох, неужели он всё же объявился, — он мечтательно мычит и прибавляет шагу, но санитар не даёт значительно ускориться. Он тянется рукой вниз и Джейк с интересом наблюдает за загорелой кистью руки, опускающейся все ниже. — Уважаемый, если вы решили облегчить мои страдания, уверяю вас, вы не в моем вкусе. Санитар мельком осматривает невозмутимое лицо Джейка и дёргает заправленную рубашку наружу, вытягивая из штанов и оставляя болтаться ниже зада. — Ох, да брось, боишься травмировать кого то моими прелестями? — Джейк попытался заправить рубашку обратно, но его руки потянули вверх и он, как самый упрямый из упрямцев, даже не подумал раздать пальцы. Из-за чего рубашка задралась, оголяя живот. Санитар обречённо цокнул, подёргав рубашку и его руки, на что Джейк упрямо поджал губы и оскорблённо отвернулся. — Ты серьезно? — мужчина закатывает глаза и позволяет и дальше держать рубашку на желаемом уровне. Женевьев поднимает голову, убирая от лица платочек и рефлекторно поправляя волосы. Перед ней сковывают такого же знакомого и совершенно чужого человека, что это сбивает с толку. Хотя, она отлично понимает, что перед ней не Дженсен. Совсем не тот, кого она знала и, возможно, совсем немного недолюбливала. В голове не происходит то самое грандиозное противостояние мыслей о несоответствии внешности и сознания. Перед ней совершенно чужой человек, которого она встретила впервые и, она надеется, единожды. Всего-то оболочка знакомая, но для неё это, скорее, как видеть актера в разных фильмах. Другой персонаж, другая история, словом — совсем другой человек. — Моя прошла встреча с представительницей женского пола закончилась печально, — Джейк осматривает её без интереса, но с целью за что то зацепиться. — Это угроза? В прочем, не важно, — Жен обращает его, когда он уже открыл рот и вдохнул, что бы ответить, так что, ему не осталось ничего, как закрыть рот обратно и сделать совершенно беспрестанное выражение лица. — Вы не представились, — что он придирчиво подмечает. — Именно, а ты уже вошел в комнату, предоставив мне полный обзор, — Жен многозначительно повела головой. — Я никогда не предоставлял обзор кому либо, — он предпочитает не упоминать пару досмотров в полиции. — Да, но ты сейчас это делаешь! — она повышает тон и проводит руками по лицу. Ей надо успокоиться, иначе, будет труднее изложить желаемое. Джейк неторопливо отпустил края рубашки и дал ей соскользнуть со стола ему на ноги, делая вид, что не расслышал пронзительного восклицания. — Ты не помнишь меня? Я Женевьев, девушка Джареда. Джейк хмыкнул и откинулся на спинку стула, натянув цепь на себя и заметно меняясь в лице. Теперь его выражение источало больше презрение, чем скуку. — Что-то не так? — Жен прервалась, даже не пытаясь сделать вид, что упустила столь резкие изменения. — Если не обращать внимания абсолютно на все, — он пожал плечами и звякнул цепью. — Ослепнуть там, оглохнуть. Отбить себе всю память и думать, что это рай, то — да. Все просто чудесно. Прищурившись, Женевьев осмотрела его лицо и приоткрыла рот за пару секунд до того, как что то сказать. Джейк нетерпеливо наблюдал за тем, как ее губы медленно отклеиваются друг от друга, прежде слипшиеся из-за помады. Они бы не разлепились так просто, если бы вместо помады она использовала суперклей. Ей пришлось бы отдирать их с кожей, всё её лицо было бы в крови. В горячей тёмной крови, струящейся из открытых ран по оторванным лоскуткам губ. По сухим стертым участкам, увлажняя их. Она бы орала, как резаная свинья, которую бьют раскалённой кочергой, склей он ей губы суперклеем. А лучше — всё изнутри. Заставить выпить его, чтобы горло слиплось и разодралось в кровавое месиво. Он знает, что, скорее всего, это физически невозможно, но почему бы не попробовать? — Мы должны поговорить о Джареде, — она устало выдыхает. Джейк кусает щеку изнутри, хмурясь. Если что-то случилось с его милым мальчиком, он должен знать. Он одобрительно кивает, обозная свое согласие на обсуждение. — Он умирает, Дженс. Он умирает… Да, он умирает. Но что еще можно было ожидать от его нынешнего состояния? Что-то идёт не так… Вероятно, Джейк упустил какую-то важную деталь. Он вздыхает, склоняя голову и полностью погружаясь в свои мысли, которые, если вывести на бумагу, станут настоящим пособием для начинающих маньяков. План по достижению его цели шёл насмарку. Но это не было для него неожиданностью. Он умирает. Это правда. Значит, что-то нужно менять. При чём быстро. Быстро, иначе всё будет испорчено. Не просто же так он просиживает зад на этом железном стуле. Хотя, возможно, это не его вина. Но исправлять всё равно прийдётся самому. Это всё давление. Давление со стороны этой дамы, Блэка или остальных личностей. Они мешают. И остальных он просто не может держать в узде. Точнее, не знает как. Каким образом контролировать личностей? Ведь, все они его соперники и, определённо, всё испортят. Все старания. Весь его план. Они всё уничтожат. Нет, они просто не знают, во что вмешиваются. Они мешают ему этим воздействием на Джея. Соплежуйвом и жалостью. Выпускать их рано, очень рано. Тогда… ему просто нужен другой способ. Другой план. Джейк старается не фыркнуть и абстрагироваться от всего этого, порывшись в своей скромной библиотеке. По сути, при особо сильном желании, он бы мог выпутаться из этой ситуации. Нет, не сбежать. Вариант побега из психушки сразу отпадал. Да и вообще, выходить слишком рано. Ну выйдет он, хорошо, будет проводить время с Джаредом и в, итоге загонит, его в постель, но всё это не то… И, кажется, ему не хватает времени. Его план чрезмерно прост. Для человека с мозгами. Не так то просто заставить тебя любить. Загвоздка всех манипуляций в том, что заставить людей что-то делать можно только под давлением страха. Это самый, что ни на есть, тупой вариант из всех имеющихся. Даже тупее, чем просто подкупить человека. Ведь, рано, да, очень рано, человек найдёт для себя выгодную позицию и манипулятор попадёт под удар. Всё делается не так. Первое правило манипулятора, которое стоит даже перед тем особым правилом: никогда не разглашать правила манипулятора. Заставляя людей что-то делать, они должны думать, что манипулируют вами, ну или же помогают. Убедите их в том, что поводок в их руках. Никогда не используйте методы запугивания в том, чтобы манипулировать людьми. Вы обязательно должны выглядеть безвредно, или, как он сейчас и выглядел — беспомощно. В цепях, в белом халате, связанный и лишённый способности причинить вред. О да, именно за этим он здесь и сидит, смирившись со всеми неудобствами. Цели должны оправдывать средства, иначе всё будет бессмысленным. Он болен. Болен и нуждается в помощи. Именно отсюда, с железного трона, он и будет идти к своим целям, не сдвинувшись при этом с места. Вот так просто. Ведь, ему всего-то нужна помощь. Незаметно, словно, мягко вгрызаясь в его душу и нежно ломая кости соперников в руках. Она права. Джей умирает. Возможно, ему стоит отпустить его. Позаботиться о нём. Уберечь его от новой боли. Но не сейчас, нет. Пока слишком рано. Всё будет испорчено, если Джей так просто вернётся в обычную жизнь. Пока он может. Джейк уверен, пока у него ещё есть шанс. И эта женщина перед ним совсем не дура. Чрезмерно чувствительная, правда… Иногда это очень мешает. Он почти не слушает её, но какие-то куски всё же долетают до ушей. Он видит, она на грани срыва, но это не сильно отвлекает. Ему нужно подумать. Его плану не хватает каких-то важных деталей. Жен тяжело вздохнула, опустив голову и, видимо, ожидая какого-то ответа. Но, просидев в молчании с минуту, продолжила: — И я не знаю, это потому, что ты промыл ему мозги или он лично этого хочет. Он действительно делает всё для тебя и не собирается прекращать. Джейк прикусывает изрядно пострадавшую губу от собственных зубов, стараясь отмахнуться от назойливых речей Женевьев. Джей должен верить в его слабость. Он должен верить в то, что Джейк в нём нуждается, что он его любит. Тогда и только тогда, когда Джейк уже будет уверен, когда он будет видеть в его глазах любовь, можно будет приступить ко второй стадии. Джей не был идеальным. Словно недоработанный проект. И Джейк намерен это исправить. Но для того, чтобы что-то построить, нужно что-то сломать. Он вздыхает, но не поднимает взгляд на девушку. Он не знает, нет, не помнит её имени. Но это и не важно. Приподняв взгляд от своих коленок, она осмотрела сосредоточенное лицо напротив. Он так ничего и не сказал, но, по его виду, она уверена, что он осознаёт всё, сказанное ею. — Но все его действия… Они убивают его. Иссушают. Изничтожают изнутри. Как будто, он перекачивает жизнь тебе из себя, — Женевьев подалась вперёд, положив руки на стол. — Дженс, он совсем не ест, не спит. Он полностью погружен в то, чем занимается, и он верит, что может помочь. Я этого не понимаю, но он так на этом зациклился… Но он не заводная игрушка. Он человек, который убивает себя, может, даже прямо сейчас. Она замолкает, осмысливая, что уже сказала и, что сказать теперь. Действительно ли всё так, как она видит? Джаред может слечь в любую минуту и оказаться за стенкой в этом же здании. Или, ещё хуже, уже быть не в силах оказаться хоть где то. — Он… Сегодня он упал в обморок на лестнице. Я даже не уверена, цел ли он. Наверное, я должна была поехать в больницу или вызвать скорую… — сбито выдохнув, Жен понимает, что все это время отчаянно жестикулировала. Нет, она все сделала правильно. Это именно то, что нужно было сделать ещё давно. — Пожалуйста. Прошел не один месяц. За всё это время он не нашёл ничего. Абсолютно ничего, он убивает себя и не получает взамен ничего. Сначала я думала, что это потому, что он мог быть потенциально влюблен в тебя и по этому так рвался помогать. Точнее, он хочет помочь. Очень хочет, он готов на всё, это даже самый тупой понять сможет. На самом деле, такая мысль проскочила у неё совсем быстро, ибо не всё же держаться на любви, так ведь? Любовь есть разная и Дженсена он любит, как друга. Как самого лучшего и близкого друга, с которым они через столькое прошли. Он просто не смог оставить Дженсена в таком месте одного и ничего не делать. — Джаред не сможет помочь тебе. Но он не понимает этого и продолжает убивать себя впустую. Дженс, ты единственный, кого он послушает. Жен закусывает губу, царапая свою ладонь. Почему он все это время молчал? Почему он не скажет ей, что готов спасти Джея? — Пожалуйста, ты же понимаешь, о чем я. Он не выдержит столько, это слишком. Просто скажи ему, чтобы больше ничего не делал. Скажи, чтобы остановился. Скажи ему, что это бессмысленно. Тебе ведь и так оказывают тут посильную помощь, а он даже не знает ничего о таких вещах. Спаси его, Дженс. Спасти… Конечно, он спасёт его. Разумеется, спасёт. Спасёт, но не сейчас. Слишком рано. Сломить Джея. Заставить его рухнуть в гроб. Лишить всех близких и друзей, оставив в полном одиночестве и темноте. Опустошить его. Выдрать из него все чувства и старые привязанности, уничтожить. Вынести из его сознания весь ненужный хлам. И все желания. Мечты. До пустоты. Чтобы в нём осталось лишь нужда, потребность. Чтобы он плакал, стоя над обломками своей жизни. О нет, это не месть. Всего лишь достижение единой цели. Вот тогда можно будет подать ему руку. Взять его личико в горячие ладони. И создать идеальную. Послушную куклу. Но пока рано, нет. Ещё слишком рано. Только так и можно отрезать его от прежней жизни и сомнений. Тех мыслей и отголосков здравого смысла, мешающих ему. Всё это мешает. Все они. Всё вокруг не просто не имеет смысла, оно под угрозой. Все эти люди могут помешать ему. Помешать Джею идти прямо в его объятия. Эта мысль вспыхивает острой болью где-то глубоко внутри, словно чужой. Словно открытая, гниющая рана. Ошибка прежнего себя. Молчание всё сильнее выводит её. Почему этот подонок ничего не говорит? Он, своим молчанием, убивает совершенно невинного человека, который, по несчастливой случайности, оказался в такой ситуации. — Почему ты молчишь?! Откажись от него! Отпусти его! Дай ему спокойно жить! Верни ему жизнь! Если сам не можешь, так дай ему жить без мыслей о том, что надо тебя спасти! Он не может! — Женевьев падает на стол, заходясь рыданиями, но сразу встаёт и поджимает губы. Джейк медленно поднимает взгляд на заплаканное лицо девушки, чьи волосы растрепались, а глаза опухли и покраснели. Она выглядит так жалко. Слабо. Беспомощно. Нуждающееся, жаждущая помощи. Поддержки. Любви. И, где-то там, за бездушием и безразличием, через слой пустоты, минуя глубокую пропасть, этот огонёк боли, страха, ненависти, ревности. Любви. Разжигался, расползался. Так быстро, что вся спина покрылась мурашками, а дышать стало тяжело, словно рёбра внезапно сдавили грудную клетку. И внутри всё жжёт. И жжёт. Невыносимым жаром, выжигающим все сомнения. Пока эта пустая оболочка не будет гореть огнём. И на это невозможно не обращать внимание. Голос начинает дрожать и она говорит уже не так размеренно, как в начале. Женевьев почти что плачет, она пытается донести такую важную информацию и получить одобрение, но получает молчание. — Почему ты молчишь? Ты думаешь? Думаешь, как лучше и мягче отказать ему? Просто скажи, что всё, что тебе нужно, у тебя и так тут есть, а спасти он тебя не сможет. Пожалуйста, ответь мне. Ты должен спасти его, иначе в следующий раз все мы увидим его истощенное, с переломанными костями и обескровленной кожей, тело в гробу. На его похоронах. Потому, что он не смог помочь ни тебе, ни себе, — она встаёт и наклоняется через стол к Джейку, заглядывая ему в глаза, — но если ты просто откажешь ему, просто скажешь, что всё хорошо и ему не нужно ничего делать… — Жен всхлипнула, опираясь на стол, — он вернётся к нормальной жизни. Он вылечится, будет нормальным, как и раньше. Не она одна начинает чувствовать раздражение от этой ситуации. Джейк сжимает зубы, стараясь глотнуть густую слюну. И эта боль, нет, жгучая, невыносимая ярость. Которая, словно льётся через край. И её невозможно сдержать. Он не хочет с ней бороться. Расслабившись. Отдавшись этому всепоглощающему чувству, от которого загораются глаза и рвётся судорожный смех. От которого все мысли, порядочно разложенные на полочки, сыпались вниз. И всё снова превращалось в кашу из кусочков, лиц, обрывков воспоминаний, сливающихся в какой-то непрерывный поток вместе с чужими голосами. Которые кричат, рвутся наружу, словно дети из горящего дома. Нужно что-то сделать. Немедленно. Выпустить этот жар и слить жгучую кислоту. Джейк сжимает руки, ощущая, как его трясёт. Как плечи содрогаются, а низ живота бьёт судорогой. А она всё продолжает говорить. Умоляет, глухо всхлипывая и убирая волосы с лица, что липнут к щекам. Она старается заставить его помочь Джею. Она старается его спасти. Она мешает. И все они мешают. — Закрой свой напомаженный рот, грязная сука. Его голос звучит ровно. Даже как-то спокойно не смотря на то, что весь он дрожит так, что звенят цепи о ножки железного стула. Ведь он не позволит себе сорваться. Он их не выпустит. Ему лишь нужно сохранять контроль. Ту малую часть, которая не даёт ему самому же испортить все свои старания для поставленной цели. Но от этого монотонного низкого тона у Женевьев слова застряют в глотке. Она открывает рот, судорожно выдыхая и стараясь не сорваться. Вот только, именно это Джейку и нужно. Как это было с этой… как там её. Рыжей ведьмой. Ох, люди такие эмоциональные. — Да как ты… — ощущение, словно она сорвалась со ступеньки, но она всё ещё старается держать себя в руках, — что? — она переспрашивает осипше, высоким тоном. Джейк ухмыляется, наклонившись к столу и смотря прямо ей в лицо. Он чувствует, как у него дёргается щека и левый глаз, но он всё ещё остаётся спокойным, говоря таким же монотонным, словно заводским тоном, наперекор истерически срывающемуся тону Женевьев. — Я сказал. Закрой рот, шлюха. Твой мерзкий высокий голос вызывает во мне отвращение. Уж боюсь, что больше не вынесу его. Прийдётся лишить тебя твоих связок. Джейк вспоминает о том, что он знает, точнее, Дженсен, эту девушку. Да и вообще она думает что говорит, нет, умоляет, именно его. И он улыбается шире, наклоняясь ещё ближе, пока в запястья не врезаются ремни. Ведь, действительно, не нужно пустой болтовни, достаточно одного чёткого выстрела для того чтобы убить человека. Ведь он знает, как убить человека, не убивая его. Достаточно найти слабое место. Ведь, она зачем-то пришла к нему. Что она там мямлила? Раз Джей слушает только его, пусть отвергнет его лично. Вот оно. И внутри становится как-то тепло. Словно опасность миновала и огонь внутри стал медленно гаснуть до состояния свечи. И Джейк облизывает губы, растянутые в широкой улыбке, так, что виднеются передние зубы. И он выдыхает, убивая её с удовольствием, даже не так, облегчением. С лёгкостью избавляясь от очередной помехи на пути к Джареду. И это так просто, что даже смешно. — Он никогда тебя не любил, — последнее слово он выделяет тягучей усмешкой, словно допевая победный куплет. Он недостаточно спокоен, чтобы сказать это монотонно, но так даже лучше. От его слов Женевьев вздрагивает, съёживаясь в маленький комочек. И слёзы подступают к намокшим глазам. Вот и всё. Это было так просто. Необязательно убивать человека вручную. Достаточно пары слов, и люди сами совершают самоубийство. Сломав себя, убив. Не желая чувствовать эту невыносимую боль. Одиночество. Страх. Ведь никто им не поможет. И это доставляет такую эйфорию. Ломкие. Хрупкие. Не идеальные. Боготворящие какой-то мусор. Не в состоянии здраво мыслить. Такова природа людей. Эта девушка, как и все остальные, была лишь очередной жертвой. Помехой, но, не то, чтобы большой. И теперь она не имеет ни малейшей ценности. Поломанная, изувеченная игрушка. Ведь, всё это не важно. Всё было назойливой помехой. Люди, словно хрупкие конструкторы, из которых можно построить всё, что угодно. Прекрасные, удивительно прекрасные, сложные конструкторы. Ими приятно обладать, но любить в них нечего. Все они лишь временное удовольствие, а, в основном, обычный хлам. И не было ничего в том, чтобы сломать ещё одну куклу. И это так утомляет. До изнеможения и пустоты. Ведь он так нуждается в постоянной цели. Постоянной, превосходной игрушке. Созданной его руками. Без изъянов. Только это и даёт причину для жизни. Любящая. Идеальная. Послушная кукла. Которая бы не смогла ему надоесть. Способная переубедить его. Заставить хоть что-то почувствовать. И он будет искать её, оставляя за собой тропу из трупов. Связующую тропу. Его обжигает болью. Она неожиданно бьёт его по уязвимому, в такой неподходящий момент, сознанию. Звонкий шлепок разносится по комнате, не выходя за её пределы. На щеке Джейка начинает проявляться яркий след ладони, сопровождаясь покалыванием и жжением. Женевьев широкими шагами идёт к двери, не намереваясь находится здесь больше ни единой лишней минуты. Но, вопреки боли, улыбка не сходит с его лица. Ведь, он снова добился своей цели. И сделает это снова. Ничто не сможет остановить его. Да и кто его остановит? Ведь он болен. Ведь он слаб. Он так беспомощен. И ему всего лишь нужна помощь. Любой ценой. Ведь цель должна оправдывать средства. Он не имеет право на ошибку. Его план идеален. До малейших деталей. Не хватает лишь немного времени. И Джейк только подливает масла в огонь. Свистяще выдыхая и заходясь глубоким, низким хохотом. Без перебоев и истеричных ноток. Улыбаясь всё шире, пока челюсть не начинает сводить и, с удовольствием замечая, как Женевьев останавливается у самой двери. — Никогда! Слышишь? — его голос сквозит насмешкой, дёргая руками в цепях и дёргаясь на железном стуле, — Джей умрёт! Он сгниёт в собственном теле! Женевьев не вздрагивает от его крика, она лишь опускает глаза, из которых по щекам струятся слёзы. Её рука дрожит, из-за чего невозможно схватиться за скользкую металическую ручку двери. — Я не отпущу его. И он умрёт! Медленно, прямо на твоих глазах. Пока ты будешь смотреть, как он страдает! И ты не сможешь ему помочь. Никто из вас не сможет! Женевьев распахивает дверь и, стараясь не споткнуться, выбегает. Сил не хватает захлопнуть её. И она бежит по коридору, пока ноги подкашиваются на каблуках, стук которых отражается от бетонных стен. Пока в голове звенит насмешливый хохот, а голову наполняет грохот цепей. Но громче, громче всего этого, она слышит в голове его голос. Снова и снова, из-за чего внутри жжёт от обиды и боли, словно всё в один момент стало неважным. И вся её жизнь никогда не имела смысла. « — Он никогда тебя не любил »