Любимец своих маньяков

Запах крови, пожалуй, единственный запах, от которого нельзя отмыться. Однажды ощутив его — никогда не сможешь забыть. Дело не в металлическом вкусе и не в том, что за ним следует. Запах крови — единственный запах, будоражащий всё внутри, словно кислота, попавшая на оголёную кожу и разъедающая плоть. Зрения можно лишиться. Вкусы можно забыть. Кровь же узнать возможно из всей палитры существующих запахов. Она не сравнима ни с чем. И невозможно определить, что она вызывает. Отвращение? Тошноту? Или невыносимый голод, от которого во рту собирается слюна, а под лёгкими всё сжимается узлом. В этот момент можно почувствовать себя зверьём. Чем-то тёмным, скребущимся в темноте. И, скорее всего, их целая куча. Это похоже на жажду. Похоже на возбуждение и отторжение одновременно. Такой запах чужд людям, ведь, как говорится, людей от животных, всё же, отличает сознание. Но так званная человечность разом обращается в ничто, когда слюна стекает между зубов и стаёт тяжёлый вкус металла с серебром, как будто рот полон крови. Стынущей, вязкой, от которой на языке остаётся налёт. Но запах… Его передать сложно. Вы когда-либо чувствовали его? Кажется, когда-то все мы купались в крови. Этот запах узнаваем из тысячи. Он похож на плач ребёнка. Приедающийся, идущий из собственного желудка. Срочно вынуждает выделяться яд. Невозможно отбросить его, невозможно понять… Что это? Паника? Или жажда, от которой невыносимо хочется пить? Запах может сказать о многом. Странно сравнивать кровь с чем-то прекрасным. Как цветы на снегу, капли небрежно впитываются в стужу незримо. Неужели это красиво? Неужто это так страшно, видеть кровь на руках любимых? Так похожа горечь на сахар, это вы хотите сказать? Кровь не кажется тёплой на ощупь, от неё ведь немеет кожа. И внутри всё стынет от страха. Почему она так пугает, разве вы с ней не знакомы? Ведь она течёт у нас в жилах, ведь она так сердцу близка. Сколько раз вы задумывались над этим? Возможно ли определить то, что в действительности вызывает кровь? Это похоже на инстинкт. Пропитывающий язык и нёбо, он наполняет лёгкие. Что скажешь? Без него тебе было лучше? Это так странно, как будто раньше всё было не таким ярким, словно тебя до этого и не было вовсе. Однажды вкусив, он будет мерещиться повсюду: в кисловатом привкусе кофе, во вкусе жареного мяса. Кажется, ты в безумии ищешь его, хоть и знаешь, как он близко на самом деле. Странно слышать выражение «по локоть в крови», ведь намного больше роли имеет её запах. Он не чёрствый, не сладкий на языке, он не похож на пот или слёзы. Это что-то слишком другое, слишком близкое. Словно наконец можешь почувствовать из чего состоишь сам. Плоть, кровь… Ты смотришь на руки, чистые, вымытые с мылом, но запах крови… он повсюду. И неясно, ищешь ли ты его. Или же просто никак не можешь отмыться. Томас Ханигер задавался этим простым вопросом так долго, что, казалось, когда-то знал на него ответ, и всего-навсего не может вспомнить нужных слов. Ему чудится, будто когда-то он чувствовал его часто. Но сейчас лишь слабый остаток, призраком витающий в воздухе. Что это? Желание или отвращение. Это так странно… задавать вопросы, без возможности на них ответить. Что он чувствует? Внутри слышен звон его голоса, но затем ничего. Такое чувство, будто ему было что-то нужно. На что похожа тоска? Возможно, это похоже на запах крови. Странно чувствовать отсутствие чего-то. И ещё сложнее не знать, чего именно. Он медленно моргает, смотря прямо перед собой, но ему не кажется, что ответ где-то рядом. Есть ли он вообще? Есть ли хоть кто-то, кто способен ему ответить? Но внутри такое чувство, словно ему было что-то очень важно. В горле сухо, будто он не пил на протяжении многих часов, а глаза больно открывать снова. Когда он спал? Что было до этого момента? Но в голове такое странное ощущение, словно чего-то не хватает. Томас медленно вдыхает воздух, лёгкие наполняются, но он старается вдохнуть ещё глубже. Он ищет, ищет запах, словно принадлежащий его дичи. Но внутри такое чувство, словно он что-то упускает. Где его человечность? На какой-то момент он сомневается… смотрит на свои руки, на пол… Ищет источник резкого запаха железа. Однако, он практически повсюду. Он чувствует его во рту, а вся его одежда провонялась запахом запёкшейся крови. Когда кровь, свернувшаяся тёмными сгустками, собирающимися комками, начинает гнить, её запах почему-то становится сладким. Словно чёрствая выпечка. Гниль, вызывающая тошноту. Но такое чувство, будто за ним всё время тянется тропа из свежей крови. Кровь проникает в голову. Как привычный телу яд, она разливается по жилам. Так почему кровь всегда является предвестником боли, если она так нам привычна? Осторожность внутри него пытается оттолкнуть его подальше от этого, однако, ему не удаётся понять куда нужно идти. Какие вопросы ему нужно задать, чтобы получить ответ? Но это что-то слишком другое, слишком близкое. Словно наконец можешь почувствовать из чего состоишь. Он поднимает голову и смотрит на человека, находящегося в метре от него. Он кажется ему маленьким. Хрупкий. Что он чувствует к нему? Однако, в голове лишь каша. Словно множество разрушенных жизней. Так много, так бессмысленно. Но чего-то не хватает. Как будто ему что-то было важно. Запах выедает его изнутри. Неужели, он так близко? Так близко, что можно почувствовать вкус. В комнате царит полумрак. Ему очень холодно, но руки не дрожат. Томас слишком свыкся с холодом снаружи, но отнюдь не внутри. Это похоже на тоску. Он смотрит, но не видит того, чего бы ему хотелось. Томас склоняет голову, вдыхая холодный воздух ртом. Он пристально смотрит на него, прикусывая губу, словно намеренно стараясь добраться до крови. Он слегка дрожит, казалось, от прикосновения. Или же просто от сырости. Он не один. Спит ли он? Но ответа не последовало, не удивительно. Джаред, неподвижно, словно побитая кукла, сполз от стены, на которую опирался спиной, к полу. В сумраке кожа отдаёт сияющей голубизной. Из-за неестественного положения головы, волосы падают на лицо, скрывая его тёмными прядями. Они в комнате одни. Он выглядит живым. Особенно, по сравнению с тем, что с ним происходило парой месяцев ранее. Словом, ничего хорошего, но это закончилось, так ведь? Щеки по-прежнему впалые, хоть теперь это и выглядит естественно. Здорового цвета кожа, несколько морщин, хотя, наверное, это из-за поворота головы. Где он видео этого человека? Волосы явно не стригли давно, а стоило бы, если он хотел поддерживать классическую короткую стрижку. Короткую... Что-то ему подсказывает, длинные волосы куда лучше очерчивали бы бледное лицо. Измученное. Истощенное лицо. Вот, что не так с этим умиротворением, спокойствием. Оно вынужденное. Парень страдал и устал от своей жизни. Он и сейчас не отдыхает, всего лишь отключился. В нависающей тишине Томас едва может различать его слабое, прерывистое дыхание, в частности, по лёгкому колыханию кончиков волос. Его одежда смята и слегка испачкана, однако, в темноте невозможно понять природу пятен на ткани. А из-за отсутствия отопления всё слабое тело содрогается, то ли от страха, то ли от пронизывающего тело холода, который пробирался даже сквозь сон. Томас касается рукой предплечья чужой руки, но его собственная кожа едва ли теплее. Словно обжёгшись, он отдёргивает руку, судорожно вдыхая воздух, льдом сползающий в глотку. Густой, насквозь пропитанный кровью и грязью. Как вообще возможно таким дышать? Хочется быть ближе. Чувствовать его живое тепло. Его слабость. Кажется, он потерял что-то важное… «— Сколько можно повторять? Это не поможет тебе вспомнить!», — в голову врывается резкий посторонний голос. Игнорируя мысли, Томас наклоняется ниже, глубоко вдыхая. Это похоже на запах крови. Ищет ли он его? Или избегает, закрывая глаза? Он одновременно повсюду и нигде. Но ответа так и нет. Так и нет. Словно пересмешница раз за разом повторяет это в его голове. Нет… хватит. Достаточно. От непрерывно повторяющихся мыслей становится тошно. Он чувствует себя больным. Словно что-то в нём сломалось и он никак не может вернуться в реальность. Нужно… что-нибудь сделать. Нужно… Он невольно цепляется взглядом за отражение себя в окне. Там темно. Он проводит руками по своему лицу. Изображение нечёткое, искажённое. Он касается пальцами колючих щёк, грязных волос, губ. Словно знакомится с чем-то новым и непривычным, постепенно… Томас поднимает взгляд выше, прямо к своим глазам, но они настолько прозрачны, что невольно он цепляется взглядом за снег, сыплющийся в ночной темноте. Ощущение, словно он в чёртовом аквариуме или же на экране, представший перед зрителями. Кровавой поступью он идёт сквозь смазанную серость, почему-то не замечая ничего вокруг. Судорожно выдохнув, он лихорадочно водит руками по лицу, словно стараясь убедить себя в собственной реальности. Но такое чувство, словно он вглядывается во что-то пустое. Что-то несуществующее. Кто он? Из чего он состоит. Он смотрит на свои руки. Где тот незримо витающий запах, заставляющий его существовать? Томас резко, возможно даже чрезмерно грубо хватает холодные чужие руки. Однако, почти сразу он ослабляет хватку, перестав впиваться ногтями в кожу. Он чувствует, что дрожит. Он ли? Собственные тяжёлые выдохи, напоминающие всхлипы, разносятся по пустой комнате. Вокруг слишком пусто. Пусто. Столь пусто, как будто ничего вокруг и нет. Он словно и не чувствует вовсе, лишь насквозь проводит руками сквозь прозрачную дымку, туманившую разум. Томас проводит по рукам к предплечьям. Не было нужды связывать их. Он не чувствовал ни малейшего сопротивления. Возможно, он спит? Но спит ли? Стенания, отражающиеся от стен, всё больше напоминают звериные. Он обхватывает руками неподвижное, холодное тело, опускаясь ниже к полу. Томас ложится лицом ему на живот, лёжа на холодном пыльном полу. Он хочет успокоиться, не может определиться… Но продолжает плакать, рыча и тяжело дыша. В голове такая каша, что невозможно разобрать, что, всё же, не так. В миг на него накатывает такой голод, что приходится сглатывать ком из слюны. Он вовсе не тактильный, возможно. Но уж точно не иллюзорный, тяжестью придавливая его к реальности. Боль в желудке отрезвляет. Сколько он не ел? И что же способно унять рвущийся голод, зверем засевший в его человеческой личине? В лицо ударяет забивающийся в сознание кровавый смрад, будто он изо всех сил обнимает труп. Холодный, болезненно безжизненный. В голову ударяет грусть. Глубокая, прозрачная печаль. Словно он никак не может что-то в себе исправить. Закрыв глаза, Томас расслабляется, прикасаясь руками к чужому телу. Он задыхается. Давится слюной. Его тошнит, а тело дрожит, то ли от невыносимого холода, то ли от спазма, сковавшего тело. Пока в голове набатом продолжает бить — ёщё… ещё… Как будто ему не хватает воздуха. Чего? Чего ему не хватает… Чего ему недостаёт... В окна со всей силы врезается ветер. Со звоном дребезжат стёкла. Темно. Мрачно. Холодно. Но внутри него так жарко… Как будто кипит кровь. Кажется, до него медленно начинает доходить мысли, прорвавшиеся в голову словно сквозняк, они заполняли голову. Крики, отчаяние, желания. Их так много, что они словно чужды… Словно и не его. Их столько, что они похожи на голоса в голове. Много. Их так много. Они ссорятся, сражаются друг с другом. Словно в его теле одновременно несколько душ. Чрезмерно много. До дрожи, до смятения. Словно он не может разобраться в собственной сути. Его давят, вздёргивая из реальности на острую, холодную боль. И его тело заливает горячая, пропитывающая память кровь. Она будто бы смывает всё, что было ранее. И, закрывая глаза, он видит только шершавую стену, красную от крови. Она будто кислота, капает где-то в голове, выжирает его собственные мысли. А чужих так много. Так много, он и не знает, что из них — он сам. На языке крутятся одни из последних слов, которые в тишине пустой головы он продолжает повторять, перекрывая чужие голоса, которые рвут остатки его сознания. Ещё. Ещё. Ещё...