Жизнь и честь

В потоке лунного света мертвец приближался. На его животе зияла багровая рана с мерзлыми кишками наружу. В запавших глазницах горели два голубых огня. Позади них послышался хруст замерзшей травы под ногами. С губ Даллы сорвалась едва слышная молитва, и Манс заставил себя посмотреть через плечо. Мать и сын из первого дома ковыляли за ними. Из других домов стали появляться еще упыри. Манс со свистом втянул воздух. Холод обжег его легкие огнем. Он слышал, что упыри горят, но факел Даллы был просто веткой, на которую была намотана пропитанная жиром ткань, ненадежное оружие. Нам нужно уходить, хотел сказать Манс, но мертвец, который был ближе всех, бросился на них. Манс рубанул его коротким мечом, сталь отсекла запястье так легко, словно это не была плоть и кость. Пахнуло смрадом зимы, смерти и гниения. Заметив краем глаза движение у своих ног, он успел пронзить клинком отделенную руку до того, как она сомкнулась на его лодыжке, но выпустил при этом из виду упыря. Тот бросился на него — и вспыхнул. Манс отпрянул и едва не упал. Далла, в одной руке сжимавшая факел, поддержала его. — Рука, — напомнила она, и он пнул ногой отсеченную конечность в горящего упыря. Бежим, подумал Манс, но мертвая женщина уже была тут. Он вогнал меч ей в живот, а Далла ударила ее факелом по спине. Одежда на упырице загорелась, и Манс толкнул ее на ребенка. Но прежде, чем он успел обернуться, еще один упырь вломился ему в бок. Манс не удержался на ногах, упал на одно колено. Холодные пальцы тянулись к его горлу, разрывая куртку, сдирая шарф. Длинные ногти вонзились в лицо, раздирая щеку. Рука на шее сомкнулась и сдавила. Меч был бесполезен в этом положении. Левая рука Манса вцепилась в волосы упыря, беспомощно дергая. Он не мог кричать. Не мог вздохнуть. На этот раз огонь вспыхнул так ярко, так горячо и так близко, что его собственная одежда лишь чудом не загорелась. Задыхаясь, Манс сбросил с себя упыря и увидел, что их стало еще больше. Кое-как поднявшись на ноги, он выхватил у Даллы факел, швырнул его в ближайшего к ним мертвеца, схватил ее за руку и потянул в лес, они побежали. Как только они оказались под сенью деревьев, темнота поглотила их, заставив замедлить шаг. Но упыри передвигались неуклюже, и густой подлесок должен был задержать их. Далла шла первой, раздвигая ветви и обходя завалы, Манс, задыхаясь, пытался не отставать. Казалось, вечность прошла, прежде чем она остановилась. — Я их не слышу, — сказала она. Манс рухнул на землю, жадно глотая воздух. Далла присела рядом с ним. Он чувствовал ее дыхание на своей щеке. — Я тебя обожгла? — Нет, я успел его скинуть, — он не узнал своего голоса. Далла пошевелилась. Наверное, перчатку снимала. Прохладные пальцы коснулись его лица, но она убрала руку, обнаружив кровь. — Манс. Он попытался сделать глубокий вдох, но закашлялся, ледяной воздух обжигал. — Нам нужен огонь. Потом… Мягкое свечение рассеяло тьму, на лице Даллы и в ее глазах появился голубой отблеск. Рваные раны на шее и лице Манса, оставленные ногтями упыря, казалось, в один миг обледенели, кожа болезненно натянулась. Трясясь, он поднял глаза. Призрачная фигура Иного, бледная и холодная, словно свет далекой звезды, беззвучно появилась из-за деревьев. Его доспехи при движении играли и переливались цветами отраженного в них ночного леса. Свечение исходило от меча, сделанного то ли изо льда, то ли из хрусталя, такого тонкого, что он казался хрупким. — Что тебе нужно? — спросила Далла. Голос ее прозвучал так внезапно, что Манс вздрогнул. Иной не ответил. Далла задала тот же вопрос на Старом Наречии, но безрезультатно. На расстоянии двух ярдов существо остановилось, смотря на них свысока. Его черты были холодными и прекрасными, словно зимняя ночь, но во взгляде его читались презрение и уверенность в собственном превосходстве — выражение слишком хорошо знакомое Мансу. Он много раз видел его в глазах лордиков на Стене Выбора у него не было, и он встал на ноги и вынул из ножен свой короткий меч, который показался ему слишком грубым и тяжелым. Далла тоже встала и зачем-то поправила на нем куртку. Этот жест перед лицом скорой и неминуемой смерти удивил его. Манс взглянул на нее и увидел, что она прижимает руки к груди. До него дошло. Поймав его взгляд, она кивком указала на Иного. Иной не спешил, он ждал, и хрустальный меч мерцал в его руке. — Мы точно не договоримся? — прохрипел Манс. Взгляд Иного лениво скользнул по его лицу. Потом он издал странный звук, похожий на треск ломающегося льда. Манс понял, что это смех, и осознание было ему как ножом по сердцу. Сказав что-то голосом столь же ужасным, как и смех, Иной поднял меч и нанес удар. Манс успел подставить свой клинок. Когда лед и сталь скрестились, раздался звук, похожий на крик умирающего зверя. Сила удара болезненно отдалась в руку и плечо. Иной нападал, не давая ему времени опомниться, Манс парировал, защищался, и каждый раз этот ужасный визг заставлял его содрогаться всем телом. Он отступал, Иной наступал. Что-то в его глазах говорило Мансу о том, что он сражается вполсилы, играючи, но даже так он был лучше, чем Джейме, когда у него еще была рука. Каждый его удар был безупречно точным, мясник мог бы так разделывать тушу. Клинок Манса уже почти весь заиндевел и побелел. Собрав всю свою храбрость, Манс уперся ногами в землю и попытался удержать следующий блок так долго, как только мог. Внезапный треск так испугал его, что он упал спиной на мерзлую землю, выронив меч. Но это уже не имело значения. Клинок Иного исчез в воздухе, растворился. Потом существо издало ужасный высокий вопль, заставивший Манса зажать уши. Там, где Далла вонзила ему кинжал в шею, доспехи начали плавиться, смешиваясь с бледной голубой кровью, которая шипела и дымилась, касаясь драконьего стекла. Постепенно все растаяло, словно снег под языками пламени. Далла опустилась на колени рядом с Мансом. Она держала его, пока они вместе смотрели, как плоть тает и обнажает блестящие белые кости. Потом и кости растаяли, и остался только кинжал. В повисшей тишине Манс сказал. — Костер. — Да, костер. Далла принялась разводить большой костер. Пока она работала, Манс пытался отдышаться, стараясь не обращать внимания на мучительную боль в шее и щеке. Собрав хворост в кучу, Далла вернула Мансу кинжал, любезно умолчав о том, что он в панике вообще про него позабыл. С лезвия струился холод, который обжигал даже сквозь перчатку, когда Манс убирал его обратно на пояс. Манс вспомнил про свой собственный меч, который он выронил, и подполз к нему. Лезвие было покрыто инеем, и он попытался воткнуть его в землю, чтобы проверить на прочность. Клинок разлетелся на мелкие осколки, словно был из стекла. Далла в это время ставила котелок на огонь, но обернулась на шум. Она смотрела на Манса, глаза ее на посеревшем лице были круглыми, а взгляд остекленевшим. — Ничего страшного, — сказал Манс, но его севший голос говорил об обратном. — У нас есть кора ивы. Если пожевать, боль немного утихнет. Я знаю, как действует кора ивы, подумал он, но не сказал вслух. — И нужно приложить снег, чтобы горло не отекло, — продолжала она. Ее руки трепетали, пока она пыталась придумать, как еще можно помочь. — Стоит кровь смыть, — сказал Манс. — Я уже поставила топить снег, — махнув на котелок, Далла нахмурилась. Вид у нее был растерянный. — Сначала кору ивы, — наконец решила она. Манс молча позволил ей делать то, что она считала нужным. Перевязав его, она хотела пойти набрать снега, но он обнял ее и прижался лицом к ее шее. Далла обмякла в его объятьях, ее всю трясло. — Манс, он играл с тобой. Торегг говорит, что не встречал никого, кто владел бы мечом лучше тебя, но это все равно ничего бы не изменило. — Я знаю. — Он был разумный. Он говорил. Смеялся. В легендах они совсем другие. В легендах это просто мертвые создания, которые ненавидят все живое. — Манс подумал, что она плачет, но он не мог видеть ее лица. — Он не был мертвым, и он не испытывал к нам ненависти. Мы были ее недостойны. Мы были как букашки у него под ногами. — Я знаю, — повторил Манс. Он не хотел больше ничего говорить. У него слишком болело горло. — Зачем ему было нападать на нас? — спросила Далла. — Упырей так далеко на юге раньше не видели. И я не слышала, чтобы хоть кто-то вообще видел Иного. Манс задумался, мог ли Иной искать именно его. Если они умели говорить и смеяться, если у них были волшебные мечи и броня, возможно, у них тоже были свои зеленовидцы? Или это было всего лишь совпадение? — Он мог зарубить нас, не сходя с места, — продолжала Далла, — но он позволил тебе сразиться с ним. У них есть свои представления о чести? Или это было испытание? — она нахмурилась, — Что, если я нарушила какое-то правило боя, напав на него со спины? — Теперь уже неважно, — прохрипел Манс. С ее губ сорвался едва слышный смешок. — Мне страшно. Я просто пытаюсь понять. — У меня нет ответов, — сказал Манс, которому было так же страшно, как и ей. Он поцеловал ее в шею, потом в щеку, чувствуя ее холодные слезы на губах. — Но ты убила его. Это уже кое-что. Далла вытерла глаза, но больше ничего не сказала. Высвободившись из его объятий, она встала. Манс отчаянно пытался найти подходящие слова утешения, но все, что приходило ему на ум, звучало фальшиво, и он все равно сейчас толком говорить не мог. Поэтому он просто стал смотреть, как она собирает снег в свете костра. Постепенно ее движения становились все более уверенными. Этой ночью они не спали, просто сидели, обнявшись, до рассвета. В Северных Горах дорог не было, и на подходах к Сумеречной Башне, силясь удержать новобранцев в строю, Джейме ощущал себя овчаркой, пасущей стадо. Нелегкое это было дело, но зато он сразу вспомнил, что был Первым Разведчиком, и к нему вернулись сдержанность и серьезность, которые он растерял в Утесе. И он был рад этому. Как ни приятно ему было вновь обнаружить в себе толику былой беспечности, он уже привык к своей роли, привык быть Первым Разведчиком Ночного Дозора. Признаться, он был не слишком расстроен, когда пришло время возвращаться. Его отношения с Тирионом уже были не те, что прежде. Они общались на дружеской ноте, но Тирион был слишком серьезен и часто уходил в себя. Лорда Тайвина после их разговора у чардрева Джейме перестал понимать, а Серсея попрощалась с ним так, словно он был ей чужим. Еще был Селми с его десятью тысячами драконов и тупым печальным взглядом коровьих глаз, были двоюродные братья и сестры, которых ему теперь будет недоставать. Была его тетушка. Она осыпала его подарками, а во время последнего разговора наедине так надолго заключила в свои крепкие объятия, что и вспоминать об этом было неловко. Спустя две недели Джейме с болью в сердце расставался с Герионом. Он чувствовал растерянность, горечь, он совсем запутался, ему отчаянно хотелось развернуться и бежать обратно. Но к следующему утру этот ураган эмоций улегся, осталась тупая боль, и еще через несколько часов он вспомнил, где был его настоящий дом. Встречи и расставания остались в прошлом, и с ними разговоры, в которых каждое слово скрывало дюжину смыслов. Теперь ему предстояло, как прежде, ругаться с Торне, докучать дряхлому Таргариену, изводить Старого Медведя. Эдд будет будить его по утрам и ворчать, что они не успеют переделать все дела за день, Малыш Паул будет приносить ему овсянку…. И жизнь пойдет своим чередом. Только теперь все будет лучше, потому что сир Барристан дал десять тысяч драконов. Даже недели спустя Джейме переполняли эмоции и идеи. Они со Старком все обратное плавание обсуждали, на что можно потратить деньги, и, к изумлению Джейме, нередко приходили к соглашению. Это давало ему надежду. Последние мили до Сумеречной Башни, скрашенные предвкушением, пролетели почти незаметно. День был прохладным и ясным, небо — ярким и синим. Стена тоже отсвечивала синим, и когда они проходили мимо крайних строений Сумеречной Башни, Малыш Лео, которому еще не было и десяти, вцепился в руку Джейме. — Стена такая красивая, сир, и так близко. Я здесь буду жить? Рябой Дамон — он был из Ланнеттов и стал калекой после нападения железнорожденных — неодобрительно хмыкнул. — Подожди, пока настанет зима. Старк говорит, что зимой невозможно согреться, и люди днями на улицу носа не показывают. — Я бы на вашем месте больше боялся людоедов, чем холода, — заявил Маленький Волк, из ниоткуда появившийся в толпе новобранцев. — Джейме, это выглядит так мило. Ты похож на недавно ощенившуюся суку с малыми кутятами. Старк расхохотался, и несколько новобранцев, кто был посмелее, к нему присоединились. Остальные были не слишком довольны таким сравнением. Лео открыл было рот, собираясь протестовать, но, смерив взглядом Маленького Волка, который был в три раза больше него, передумал. — Или на утку с утятами, — добавил Блейн, который появился вслед за Маленьким Волком. — Да хранят нас Семеро, вы только поглядите на них! — А тут правда есть людоеды? — отважился спросить один из новобранцев помладше. — О да, — ответил Маленький Волк. — К северо-западу, на берегах Ледяной реки. Настоящие чудовища…. Ты что-то хотел сказать, маленький Старк? Блейн перебил Бенджена, не дав ему ответить. — Старк, помоги мне управиться с этой толпой. — Он бросил многозначительный взгляд на Маленького Волк. — Или лучше мне… — Я поговорю с Джейме, — Маленький Волк пробрался к Джейме. Лео по-прежнему держался за руку Джейме, и одичалый подхватил его и переставил. — Давай пройдемся. Что-то в его голосе заставило улыбку Джейме померкнуть. — Что-то случилось? — спросил Бенджен. — Сир Блейн тебе расскажет, — бросил ему на ходу Маленький Волк. Джейме зашагал рядом с ним. — Это насчет вашей вылазки? — И да, и нет. Но все живы и здоровы, не бойся. — Губы Маленького Волка шевельнулись, словно примеряя разные слова, но потом он сказал. — Поговорим на Стене. Там никого. Простор. Хорошее место. Вместе они подошли к лебедкам. Люк трусил позади. Зайдя в клетку, Джейме дернул за веревку, и клетка, раскачиваясь, поползла вверх. Хвост Люка ритмично и монотонно ударялся об клетку с тупым звуком. — Как все прошло? — спросил Маленький Волк. — Лучше, чем можно было ожидать, — Джейме глубоко вздохнул. — Вернувшись к истокам, я вспомнил, что мне было дорого и почему. О многом я успел позабыть. — Это значит, что с тобой снова сладу не будет? Джейме не удержался от смеха. — Не знаю, возможно. Может, мне придется вернуться к Серебряной Волчице, чтобы она все исправила. Маленький Волк бросил взгляд на замок у них под ногами. — Ты сейчас шутишь, но я бы хотел этого. Я бы отправился с тобой. Пусть всего на несколько дней, но я бы хотел снова услышать родную речь. — Что-то стряслось? — Это я и собираюсь объяснить. Клетка, дернувшись, остановилась. Далбридж и Нед вытянули их, но при виде Джейме, вместо того, чтобы поздороваться, отвели взгляды. — Многообещающее начало, — пробормотал Джейме, обращаясь к Маленькому Волку, но тот только молча зашагал на восток. Джейме последовал за ним. Они миновали первого дозорного, потом второго. Ветер был холодный, и Джейме привычным жестом натянул капюшон. К холоду невозможно было привыкнуть, но он проникал в кровь. Теперь Джейме уже не представлял, как он мог жить где-то еще. Когда они остановились, лицо Маленького Волка было непроницаемым, словно вырубленным из камня, но в осанке чувствовалось напряжение, возможно, гнев. — Объяснись, — сказал Джейме, и тогда Маленький Волк рассказал ему, чем кончилась их вылазка в Красные Палаты. Маллистер все неправильно понял, добавил он. Это было опасно для Манса, и положение самого Маленького Волка в Дозоре было не из приятных — если нельзя было доверять даже одичалому, которого Дозор вырастил с пеленок, что говорить о выходце со Стылого Берега. — Они не хотят понимать, — сказал Маленький Волк. — Он никого не предавал. Он собирается вернуться. Он говорил о тебе и о выборе, с которым придется жить дальше. Сравнил это с тем, как ты убил короля. Эти его слова положили конец мучительным сомнениям. После Серсеи Джейме уже готов был поверить в то, что он опять сглупил, что…. Но ничто не указывало на то, что Манс бросил его. Не было оснований полагать, что Джейме видел в их дружбе то, чего на самом деле не было. — Его лютня у Блейна, — добавил Маленький Волк. — Манс всегда оставлял ее на виду, никто бы не стал трогать его вещи. Но люди злились, и Блейн решил, что лучше ее спрятать. Теперь ты здесь, и он отдаст ее тебе. — Куорен…. — Все еще в Черном Замке. Не знаю, как он. Джейме кивнул. — Манс велел мне вернуться, — сказал Маленький Волк. — Я правильно поступил? Мне кажется, лучше было бы перерезать сиру Биаму глотку. Он не подчинился приказу. Это измена. — Почему ты этого не сделал? — Манс сказал, он не заслуживал смерти. Сказал, что он хороший человек. — В его взгляде Джейме прочел тревогу. — Я правильно поступил? Джейме не сразу ответил. Если бы Манс убил этого дурака или позволил бы Маленькому Волку сделать это, было бы лучше. На месте Маленького Волка Джейме и глазом бы не моргнул. Он не терпел таких людей и не терпел неподчинения. — Ты поступил правильно, — заставил он себя ответить. — А ты бы поступил иначе, — понял Маленький Волк. Джейме открыл рот, но Маленький Волк перебил его. — На Стылом Берегу так же. Сначала семья. — Он постучал костяшками пальцев по груди Джейме, где под черной одеждой висело ожерелье, подаренное Серебряной Волчицей. Джейме отвернулся. — Иди. Мне надо подумать. — Вспомнив гнев Маленького Волка, его тоску по дому, он заставил себя спросить. — Как ты? Если хочешь, я отправлю вас с Блейном в долгую вылазку. — Нет, — ответил Маленький Волк. — Я останусь, буду стойким и никому не дам повода жаловаться. Если что и случится, то не по моей вине. — В его голосе Джейме услышал желание досадить, словно он собирался вести себя достойно лишь потому, что никто от него этого не ждал. Не худшая мотивация, и Джейме не сложно было в нее поверить. Проще, чем в заверения в благих намерениях. Удовлетворившись этим ответом, он отпустил Маленького Волка, а когда удостоверился, что уже владеет собой, подошел к ближайшему дозорному и вызвался сменить его. Дозорный только недавно заступил, ему оставались еще часы, но Джейме того и надо было. Вскоре его нашел сир Денис. Его взгляд был исполнен печали и тревоги, и жест, которым он положил руку на плечо Джейме, был почти отеческим. Но его слова, каким бы мягким тоном они ни были произнесены, жгли, словно яд. — Мы все знали, — сказал он. — Мы все этого боялись. Его кровь тянула его на север, ты не можешь этого отрицать. Но я…. Должно быть, я забыл. Почти все забыли. — Он не дезертир. Сир Денис грустно покачал головой. — Люди Дозора не должны принимать ничьей стороны. Манс отправился сражаться в войне одичалых за короля одичалых по просьбе одичалой женщины. Он сделал это, несмотря на то, что сир Биам пытался остановить его. Он нарушил обет. — Как нарушил его я, убив Эйриса. — И понес за это справедливое наказание. — Если бы Манс вернулся, смогли бы вы, глядя ему в глаза, самолично осуществить то справедливое наказание, которое задумали? — Мы все должны исполнять свой долг, — сказал сир Денис, — даже, если это нам не по нраву. А ты, будешь ли ты исполнять свой? — Буду. Всегда. — Как сочту нужным. — Пойдем в трапезную, Джейме. Дарл готовит твою любимую похлебку. — Мне нужно подумать. Побыть одному. Чтобы меня никто не беспокоил. — Разумеется, — сказал сир Денис и ушел. Джейме оставался на Стене до заката. Когда стемнело, явился Старк. — Твой дозор уже час назад окончился. — Я не знал, — соврал Джейме. Дозорного, который приходил сменить его, он прогнал. Он собирался отослать прочь и Бенджена, но, только раскрыв рот, встретил такой до нелепости упрямый взгляд, что вместо этого сказал: — Я все равно уже проголодался. Пойдем, Старк. Они вместе подошли к клетке и вошли внутрь. — Ты хочешь…. — начал Старк, но Джейме перебил его. — Поговорить об этом? Не с тобой. Ты мне уже почти начал нравиться, не хочу все портить. Клетка медленно качалась из стороны в сторону. — Ты же не последуешь за ним? — спросил Старк. — Не дезертируешь? — он усмехнулся. — Я понимаю, что ты не стал бы мне говорить, если бы и собирался, но… — Ты знаешь, как часто одичалые моются? Видел, что им приходится на себя напяливать? Я не создан для такой жизни. — Это прозвучало не слишком убедительно, и Джейме добавил, с большей искренностью. — Старк, если бы я ушел, тебя бы назначили Первым Разведчиком. Думаешь, я позволю тебе так легко от меня отделаться? Белые зубы Бенджена Старка блеснули в темноте, он рассмеялся. — Хорошо, убедил. Поверю тебе. Убывающая луна озаряла их мягким светом сквозь решетки клетки. В морозном воздухе дыхание клубилось на губах. Люк стоял неподвижно, его хвост молчал. Бенджен больше не смеялся. Посерьезнев, он тихо, почти шепотом, он сказал. — Я тебе верю. Когда три дня спустя их отряд добрался до Черного замка, лорд Мормонт вызвал Джейме в свой солярий. Выслушав рассказ Джейме о турнире, он перешел к расспросам насчет Манса, пока Джейме прямо не сказал ему, что не собирается пускаться в бега. — Отлично, — сказал Мормонт, даже не пытаясь искать в его словах двойное дно, — можешь идти. Джейме уже повернулся, чтобы уходить, но у самой двери голос Мормонта остановил его. — Главы орденов завтра собираются за завтраком в моем солярии. Ты тоже должен быть. Перспектива отведать лошадиного дерьма обрадовала бы Джейме больше. — Чем я заслужил эту пытку? — Нам нужно обсудить новобранцев и что делать с золотом. Джейме вспомнил возбуждение и радость, которые владели им на подходах к Сумеречной Башне, и улыбнулся. — Ну конечно, я приду. У меня полно чудесных идей. Вы же не забудете, благодаря кому у нас вообще появились эти десять тысяч драконов? — Сгинь. — Надеюсь, вы учтете, что ваша племянница по-прежнему пишет мне письма… — Ланнистер! — …в благодарность за то, что я спас ее от злобного короля одичалых… — Пять секунд! — … ценой своей правой руки, — закончил Джейме и поспешил ретироваться, захлопнув за собой дверь, на случай, если лорд-командующий вздумает швырнуть что-нибудь ему вслед. Ворон Старого Медведя дремал, но, спускаясь по лестнице, Джейме услышал его карканье, больше похожее на смех, и проклятия и ругань Мормонта, поносившего птицу последними словами. Выяснив, что Куорен тренируется с Тореном Смоллвудом на площадке для учебных боев, Джейме направился туда. Один из новобранцев помог ему надеть броню в оружейной. Поединок был окончен, Смоллвуд уже куда-то улизнул. Куорен с закрытыми глазами пытался отдышаться. Джейме подошел к нему. Куорен открыл глаза, и его черты смягчились. Они молча смотрели друг на друга, и их взгляды говорили лучше всяких слов. Мне больно. Я знаю. Как ты? Это несправедливо, это нечестно. Я зол. Если бы я только был там. Хорошо, что ты вернулся. Куорен поднял меч, Джейме кивнул. Положение Джейме не позволяло ему высказать вслух и половины того, что было у него в мыслях, а Куорен по своей природе был молчалив. Поэтому вместо них говорили мечи. Под лязг металла они осыпали друг друга градом жестоких ударов. Куорен намеренно целился в правый бок Джейме, но Джейме превосходил Куорена в скорости и пользовался этим. Небо затянули облака, стало пасмурно. Они сходились снова и снова, пока с Джейме не слетел шлем и Куорен не заехал ему рукоятью в глаз. Джейме упал на колено, в глазах у него потемнело. Куорен присел рядом и потрогал ушиб грубыми пальцами. — Крови не видно. Поболит и перестанет, разве что опухнет. — Он встал. — На сегодня, пожалуй, хватит. — Да уж, пожалуй, — сказал Джейме. Сняв броню, они решили пройтись. При виде теплицы Джейме не удержался от улыбки. Каркас и одна стена уже были готовы. Нужно было бы спросить про стекольщиков, но сейчас ему было не до этого. Дойдя до Королевского Тракта, Джейме и Куорен переглянулись и пошли по нему. Холодный ветер доносил до них запах дыма из замка, морщил рябь на лужах, которые остались после вчерашнего ливня. Уже смеркалось, и все вокруг было серым. Джейме пнул лежавший на дороге камень. — Что ты думаешь? Куорен рассмеялся, его смех резал, как бритва. — Двадцать лет я его знаю, и я с самого начала был готов к тому, что он рано или поздно сделает ноги. В последние годы все изменилось, Манс наконец начал вести себя как разведчик, а не как одичалый в черных тряпках, и я перестал в нем сомневаться. Теперь я молюсь о том, чтобы он не возвращался. — Многие считают его предателем, — пробормотал Джейме. — Потому что благородный рыцарь прибежал на Стену, поджав хвост, и начал скулить. С самого начала дерьмом запахло. Манс сделал сомнительный выбор, но Дозору это никак не вредило, тут было, о чем поспорить. Он заслужил выволочку, а не плети и веревку. Пока они шли, Куорен рассказал Джейме, что происходило в его отсутствие, а Джейме Куорену — о турнире и о десяти тысячах драконов, заодно заручился его одобрением для своих планов. О Мансе они больше не говорили, но к моменту, когда они расстались, в голове у Джейме прояснилось. Эдд разбудил его рано утром. — А ты загорел, — сказал он. Встряхнув дублет, он положил его на постель Джейме в ноги. — И волосы выгорели. Я и забыл, каково это — так долго быть на солнце. — Поверх дублета легли штаны. — Принести лед для глаза? — После тренировки. Эймон еще дал мне мазь, вон в той банке. Неси ее сюда. Эдд подал ему мазь, и Джейме зажал банку между колен и снял крышку. Люк тут же сунул в нее нос, и Джейме отпихнул его культей. — Когда пойдешь за льдом, отведи его к Малышу Паулу, — сказал он. — У меня встреча с главами орденов, ему там будут не рады. — Как скажешь, — ответил Эдд, продолжив заниматься одеждой. Джейме закрыл глаз и начал размазывать мазь. Опухоль почти спала, но вчера глаз выглядел так плохо, что Джейме решил показаться Эймону. Впрочем, это того стоило. Мейстер угостил Джейме пирогом, потом начал расспрашивать его про дела одичалых, явно пытаясь понять, что стояло за решением Манса. Он уже почти нравился Джейме… если, конечно, забыть о том, что старик днями напролет оплакивал печальную участь своего дома и надеялся на возрождение династии Таргариенов. Эдд тем временем достал из сундука Джейме рубашку и положил ее на стопку одежды. — Куорен собирался отправиться в путь с самого утра. Лучше тебе сначала с ним попрощаться. И держать его подальше отсюда. Хоть бы раз он дал мне вздремнуть после обеда, а в моем возрасте без этого никуда. — Так и я тоже не даю тебе возможности вздремнуть после обеда. — И правда. Даже не знаю, почему это у меня вылетело из головы. Ни единого разочка, с тех пор, как я у тебя в стюардах. Джейме оделся и поспешил в конюшню. Куорен ждал снаружи, его лошадь уже была готова. — Надеюсь, все обойдется, — сказал Джейме. — Я вижу, юг вернул тебе чуточку лета, — сказал Куорен с теплотой в голосе. — Может быть, — Джейме обнял его, не обращая внимания на ворчание Куорена. — Не позволяй никому цепляться к Маленькому Волку…. и, может, мы как-нибудь еще отправимся в вылазку вместе. Сто лет уже прошло. Он думал, что Куорен ответит, что это неразумно, но Куорен только улыбнулся. — Ты только вернулся. Пару месяцев держись поближе к Стене. А там посмотрим, может, и подвернется что-нибудь. Джейме улыбнулся в ответ, и эта улыбка не померкла даже тогда, когда Куорен совсем скрылся из виду. В солярий Мормонта Джейме явился, когда все уже собрались. Единственное свободное место оставалось по левую руку от Мормонта. Торне сидел напротив, Марш — напротив Мормонта. Оставшиеся два места занимали Ярвик и Эймон. Когда он вошел, разговоры стихли. Насвистывая В чем мать родила, Джейме с громким скрежетом отодвинул тяжелый дубовый стул, сел на него и начал не менее громко задвигать его обратно, каждый раз продвигаясь лишь самую малость. Четыре пары глаз буравили его. Эймон едва заметно улыбался, сложив руки на коленях. Джейме прекратил насвистывать. — Ну что, приступим? Мормонт прочистил горло и подал знак стюарду подавать на стол. Пока они ждали, Старый Медведь сказал. — Торне, Ланнистер, первый, кто проявит неучтивость, будет неделю чистить конюшни. Его ворон сидел на шкафу. Когда Мормонт заговорил, он слетел, сел ему на плечо и со значением посмотрел на Джейме. Джейме даже не стал говорить, что однорукий чистить конюшни все равно не сможет. Мормонт мог сколько угодно грозиться, но он и новобранцев благородных редко наказывал, так что вряд ли он всерьез заставил бы своего Первого Разведчика или мастера-над-оружием грести навоз. Торне, похоже, был того же мнения, потому что в ответ на это предупреждение только пожал плечами, словно муху сгонял. Стюард закончил расставлять еду. Джейме потыкал вилкой в кусок окорока, лежащий на тарелке. Нарезать его одной рукой ему было не под силу. Заметив усмешку Торне, он подцепил на вилку весь кусок и аккуратно откусил от него. Встретившись глазами с Торне, он ухмыльнулся. Марш прокашлялся. — Мы собирались обсудить наших новых людей. Торне оторвал взгляд от Джейме. — Людей? — переспросил он. — Ланнистер не привел нам людей. Жалкий сброд, который не стоит даже тех денег, которые уходят на то, чтобы его прокормить. — Если подумать, — сказал Джейме, — а сколько же вы сами стоите, сир, учитывая, что в девяти случаях из десяти от вашего учения вреда больше, чем пользы? — Ланнистер, — предупредил Мормонт. — Ланнистер, — закаркал ворон, — Ланнистер. — Я очень учтиво спросил. Мой вежливый вопрос был вызван исключительно любопытством. Торне с остервенением набросился на гарнир. — Да что можно выжать из этой мрази? Уж моей вины тут точно нет. — Печально, что вам не удается расти над собой, но я говорил про обучение наших будущих названых братьев. — Заметив, что Мормонт мрачно уставился на него, Джейме лучезарно улыбнулся. — Если серьезно, мы ведь обсуждаем это… потому, что сир Аллисер не горит желанием обучать еще девятнадцать новобранцев вдобавок к тем, что еще не готовы принести обеты? — Верно, — сказал Марш, намазывая масло на кусок хлеба. — Сир Джейме, вам нужна помощь с этим окороком? Джейме оторвал зубами еще кусок, прожевал и проглотил. — Я прекрасно справляюсь сам. Почему вы спрашиваете? — Просто так, ничего особенного. — Ваше природное великодушие в вас заговорило, должно быть, — сказал Джейме дружелюбно. Повернувшись к Мормонту, он спросил. — Почему бы не распределить нынешних новобранцев по орденам пораньше? Мы могли бы доучить новичков уже по ходу. — Они не готовы, — возразил Торне, хотя он с восторгом отнесся бы к этой идее, исходи она от кого-то еще. — Поэтому я и предлагаю доучить их по ходу, — ответил Джейме, — давайте решим большинством голосов. Торне скривился. — Мы толком не… — Я согласен, — сказал первым Марш, и остальные присоединились. Поймав взгляд Торне, Джейме оторвал зубами от окорока еще кусок и начал усердно его жевать. Расправившись с ним, он сказал. — Теперь о золоте. — Часть золота, конечно, нужно отложить, — заявил Марш. Это вызвало вал вопросов. Была ли необходимость приберечь золото на потом? Разумно ли это? Как его следует потратить? Не принимая участия в обсуждении, Джейме закончил расправляться с куском окорока и взял себе гранат с блюда с фруктами. Как ни в чем не бывало, он достал свой кинжал и, придирчиво осмотрев гранат со всех сторон, одним быстрым и беззвучным движением отсек верхушку. Боуэн Марш замолчал и мрачно посмотрел на него. — Продолжайте, — сказал Джейме, сделав жест рукой, все еще державшей кинжал, лезвие которого было красным от сока. Марш снова заговорил. Джейме рассеянно прислушивался, разглядывая гранат. Придерживая его на месте культей, он сделал шесть точных надрезов по бокам. Одной рукой делать это было неудобно, и за это время все остальные успели высказаться. Когда Марш начал приводить цифры, доказывающие, что предложения Мормонта были нецелесообразны, Джейме как раз очистил от кожуры первую дольку. Несколько семечек упали на тарелку. Марш замолчал, чтобы взять дыхание, и мейстер Эймон перебил его. — Сир Джейме еще не говорил. — Я так понял, что ему нечего добавить, — сказал Марш. Торне фыркнул. — Когда это он упускал возможность вставить свое слово? — Слово! Слово! — прокричал ворон. Джейме очистил следующую дольку. — Я ждал, пока все выскажутся, чтобы с должным тщанием обдумать ваши предложения, — сказал он. — Так мы и поверили, — возмутился Торне, — Да он просто… — Все и так понимают, что он язвит, — проворчал Ярвик, — Ты не один такой умный, Аллисер. Джейме подобрал несколько упавших гранатовых зерен и бросил их в рот. — Обижаете. Я сидел и слушал без всякой задней мысли. Но… пока обсуждение выходит чудовищно скучным. Конечно, без экономии не обойтись, но…. — Об экономии мы должны думать в первую очередь, — поправил его Марш. — Дозор еле сводит концы с концами. — Кинжал Джейме снова вошел в мякоть граната, и уголки рта Марша опустились. — Ну продолжайте же, — сказал Джейме, отделяя третью дольку. Чтобы фрукт не укатился, он пришпилил его кинжалом. — Что вы там говорили насчёт концов? Марш стал мрачнее тучи. — Я все сказал, — пробормотал он еле слышно, — можете говорить. Убрав кинжал, Джейме принялся аккуратно чистить четвертую дольку пальцами. — Мы должны быть практичными, но это не значит, что мы должны стоять на месте. Все ваши предложения нацелены не на то, чтобы развиваться, а лишь на то, чтобы продолжать делать то, что делалось веками. К чему? Очевидно же, что это не работает. — Ланнистер, да какой смысл пытаться улучшать что-то, тратить на это время и ресурсы, когда все сводится к тому, чтобы противостоять дюжине одичалых, которые за год попытаются перебраться за Стену? — спросил Торне. — Если так рассуждать, какой смысл в тренировках, в патрулях, разведках? — возразил Джейме. — Согласен, наше положение сейчас не из лучших, но почему бы не попытаться изменить это? — Перемены недешево обходятся, сир, — заявил Марш. Джейме разделил последние две дольки граната. — Поэтому я до сих пор ни на чем и не настаивал. Но теперь у нас есть на это деньги. Десяти тысяч драконов хватит на то, чтобы прилично одеть и вооружить людей. — Три года назад, когда Роберт прислал им новое обмундирование, лишь немногие захотели обновить снаряжение, но с этим Джейме разберется. — Ярвик и его люди могли бы привести в порядок те замки, которые мы сейчас занимаем. Улучшить их вид и удобства. — Вид и удобства, — с сомнением проговорил Ярвик. — Мы могли бы восстановить четвертый замок, — сказал Мормонт. — Зачем браться за четвертый замок, когда и те три, что у нас есть, в таком плачевном состоянии? Я сейчас не говорю о защите. Речь о том, какое впечатление мы производим. — Ланнистер…. — начал Торне, одновременно с ним Ярвик закатил глаза и сказал: — Храните нас Семеро! Джейме собирался на этом остановиться, но не сдержался: — Мы могли бы приобрести доспехи и хороших лошадей и обучить часть людей, чтобы они участвовали в турнирах под личиной таинственных рыцарей… Тут все заговорили разом, но Джейме гнул свое. — Я за неделю в Ланниспорте раздобыл больше, чем Дозору доставалось за годы. Если бы мы раз или два в год могли отправлять человека на турнир, это помогло бы нам привлечь новобранцев, мы бы заработали денег, а у братьев была бы причина совершенствоваться во владении оружием. На лбу у Марша выступил пот. — Вы слишком долго пробыли на юге, — сказал он. — Мы не турнирные рыцари, — согласился с Маршем Ярвик. — Мы не должны добиваться славы, — добавил Марш. Джейме набил рот гранатовыми зернами. За него ответил Эймон. — Думаю, именно поэтому сир Джейме предложил состязаться под личиной таинственных рыцарей. — Это все, Ланнистер? — спросил Мормонт, явно не веря своим ушам. — Раз уж вы спросили, — ответил Джейме, — я еще хочу восстановить Щитовой Чертог. Возможно, это нужно сделать в первую очередь. Только он должен быть не только для рыцарей. Торне расхохотался, но Джейме проигнорировал его. — Те братья, у которых нет гербов, могут придумать свои собственные, что-нибудь из их прошлой жизни. Наверняка у нас найдется пара ворон, которые умеют рисовать. Не все, конечно, будут в этом участвовать, но есть и те, для кого это будет много значить. Мы могли бы устраивать там особые трапезы, проводить распределение. У Бенджена была мысль повесить там гобелены, которые изображали бы сцены из истории Дозора. — Гобелены, — повторил Торне. — Мы тут всерьез обсуждаем гобелены? К изумлению Джейме, за него снова вступился Эймон. — Учитывая наше плачевное настоящее, идея подчеркнуть славное прошлое звучит весьма мудро. Вы знаете, как сир Джейме набрал добровольцев? — ответа он не стал дожидаться. — Один из новобранцев, который пришел ко мне вчера с болями в животе, утверждает, что он рассказывал легенды из истории Дозора. В этом что-то есть. Никто не стал с этим спорить. От слов Эймона было сложнее отмахнуться, чем от Джейме. Отпив разбавленного вина, Джейме заставил себя держать язык за зубами, сознавая, что он и так уже увлекся. Кое о чем из перечисленного он раздумывал еще со своей первой встречи с Тормундом. Время от времени он пробовал почву, но его положение не давало ему возможности что-то менять. Когда он потерял руку, ему было не до этого. Потом, став Первым Разведчиком, он бросил все силы на то, чтобы укрепиться. Но теперь у него было золото. И у него был стимул, отчаянное желание привнести в Дозор хотя бы часть той легкости бытия, которую он снова обрел на турнире. Особенно теперь, в отсутствие Манса, ему так нужно было опереться на что-то хорошее, разогнать мрак. — Из твоих слов следует, что Бенджен знает обо всем об этом, — прервал молчание Мормонт. — Я обсуждал эти планы и с Бендженом, и с Куореном. — И Куорен согласен с тобой насчет…. гобеленов? — Он предложил сцены из легенды о последнем герое. Ворон закаркал и забил крыльями, явно выражая согласие, после чего взлетел с плеча Мормонта и умостился на шкафу. Проводив птицу недоверчивым взглядом, Марш сказал. — Десять тысяч драконов это все не покроют. — Этого хватит, чтобы начать, — сказал Джейме. — Мой отец со временем согласится помочь. Лорд Старк тоже, когда узнает, что мы затеяли. С тоской взглянув на дверь, Мормонт откинулся на спинку стула. — Давайте для начала прикинем конкретные траты. Обсуждение растянулось на несколько часов. Время от времени они вызывали кого-нибудь из дозорных, чтобы узнать его мнение, потом отсылали обратно. Явился Бенджен, который торговался не хуже какой-нибудь торговки рыбой, ни на шаг не сдавая позиции. Когда он начинал слабеть, на помощь ему приходил Джейме. В конце концов Ярвик, воздев руки, заявил, что согласен на все. Следующим сдался Марш, хоть он и продолжал настаивать на том, что они рискуют слишком многим. После этого Торне в бешенстве захлопнул за собой дверь, и на этом обсуждение закончилось. Постепенно все остальные разошлись, в солярии Мормонта остались только Джейме и Бенджен. У Джиора Мормонта было лицо человека, которого терзала чудовищная мигрень, и его взгляд не оставлял никаких сомнений в том, кого он винит в этом. — Сразу видно Ланнистера. Мы годами таких денег и в глаза не видели, а теперь все улетит за несколько месяцев. Ты хоть представляешь, сколько всего ляжет на мою шею? — Ну, учитывая, что шея у вас совсем короткая… — Нам нужно обсудить еще одно дело, — перебил его Бенджен. Старый Медведь встал на ноги и начал расхаживать по комнате. — Мало мне Цареубийцы, теперь и ты меня будешь изводить? Ну давай, выкладывай. И мне чертовски нужно выпить. — Ивар Золотой Лук, король одичалых, создает Дозору проблемы, — сказал Бенджен. — Нам нужна ваша поддержка, чтобы начать предпринимать что-то. — У нас есть пара мыслей на этот счет, — сказал Джейме. — Так, по мелочам. Мормонт выругался и махнул рукой. — Делайте, что хотите. Я слишком устал, чтобы спорить. — Но прежде, чем они ушли, он спохватился: — Вы двое, расскажите хоть, что за женщину мой сын выбрал себе в жены. — Мы с ней не говорили, — ответил Бенджен, и это не было ложью. — Она красивая, — добавил Джейме. Красивая, надменная и совсем юная. Джейме, как ни силился, не мог представить ее на Медвежьем острове вместе с Али и ее сестрами. Но что он мог знать? Леди Кейтилин цвела на Севере, да и собственный опыт Джейме говорил о том, что все возможно. Джиор Мормонт нахмурился, но не стал продолжать расспросы и кивнул. — Ну хорошо. Идите, пока не выдумали мне еще какую-нибудь головную боль. Когда они вышли из Башни лорда-командующего, из трапезной уже доносился запах мяса и свежевыпеченного хлеба. Время близилось к ужину. Почти весь день они провели, торгуясь со стариками из-за золота. Но им удалось добиться столь многого, что это беспокоило Джейме даже больше, чем проигранные крохи. Куорен предупреждал его, что среди дозорных найдутся те, кому его идеи будут не по нраву. Худородные братья сочтут, что он пытается поднять Дозор на недостижимую для них высоту. Ленивые будут возражать против любых попыток задрать планку. Те, кто происходил из хороших семей, будут не в восторге от того, что выходцы из народа станут ближе к ним. Даже если все сложится идеально, от этого никуда не деться. Что будет, если что-то пойдет не так, он даже боялся себе представить. Может, ему еще придется самому пуститься в бега. Но прежде, чем страхи Джейме успели развеять его радость от одержанной победы, Бенджен схватил его за плечо и встряхнул. — Ну и что это было? Речь шла о том, чтобы двигаться шаг за шагом, а не о том, чтобы потратить все сразу. — Так вышло. — Ты же знаешь, что на это уйдет больше денег, чем мы расписали. Расходы всегда оказываются больше. — Бенджен выглядел слегка напуганным, но в то же время он улыбался, его просто распирало от восторга. — Не могу поверить, что я это поддержал. Это просто…. Мне о многом придется подумать. — У меня все получится, — сказал Джейме. Он положил руку на плечо Бенджена, и посмотрел ему в глаза. — У меня получится. Клянусь. Пальцы упыря оставили глубокие борозды на левой щеке и шее Манса. Несмотря на все усилия Даллы, раны воспалились, у него началась лихорадка. Когда они добрались до Красных Палат, он был еще в сознании и на ногах, но уже мало что соображал и даже не заметил, как они прошли в ворота. Он никак не мог согреться и постоянно спрашивал Даллу, не вернулся ли Иной. Перед ними замелькали какие-то размытые фигуры, но Далла прошла мимо них, не останавливаясь. Манс слышал голос Вель, которая о чем-то спрашивала, но не мог разобрать слов. Его привели в крохотную хибарку, уложили на кучу меховых шкур, и он забылся беспокойным лихорадочным сном. В забытьи ему мерещились упыри, Иной, и даже ненадолго приходя в сознание, он не мог не думать о них. Не мог выкинуть из головы издевательский смех и ленивую грацию Иного, этот образ так живо стоял перед глазами, что Манс переставал понимать, бредит он или видит его наяву. К счастью, лихорадка постепенно отступила. Прошло еще немного времени, и Манс начал вставать, ходить по деревне, помогать по мере возможности. Если Далла и рассказала кому-то о встрече с Иным, ему никто об этом и словом не обмолвился, и Манс этому был только рад. Вскоре он поправился настолько, что в хижине знахарки ему уже не было нужды оставаться. Он стал ночевать на верхнем этаже Красных Палат, где спали Далла, Вель и дети Тормунда. Далла делила с ним постель, хотя поначалу он был слишком слаб, чтобы предпринимать что-то. Но, когда спустя несколько ночей он потянулся к ней, она с готовностью ответила на его ласки. Дни шли, и по мере выздоровления Манс начал задаваться вопросом, не пришло ли время возвращаться на Стену. Причин задерживаться становилось все меньше. Поймав себя однажды на том, что он просто ищет предлог остаться, он отправился в большой зал и, обнаружив там Вель, сказал ей, что уходит завтра утром. После того, как слова прозвучали, он опустился на скамью, сознавая, что теперь обратного хода нет. Вель работала за ткацким станком. Она стояла лицом к туго натянутым в ряд, словно струны арфы, нитям, и пропускала сквозь них челнок с белой шерстяной ниткой. Закончив ряд, она повернулась к Мансу. — Если ты вернешься, они с тебя голову снимут. — Не снимут. Вель вернулась к работе. Челнок в ее руках медленно двигался сначала в одну сторону, потом в другую. Должно быть, Далла тоже ткала. Мансу вдруг захотелось увидеть, как она это делает, полюбоваться ловкими и отточенными движениями ее рук. Он любил ее руки. — Далла была бы рада, если бы ты остался, — сказала Вель. — Это она тебе сказала? — Она сказала, что у тебя есть свои причины, чтобы вернуться на юг, и что я не должна докучать тебе этим. На самом деле у тебя больше причин остаться. Далла не стала бы возражать, если бы ты ее выкрал. — Это ее слова? — Она сказала, что ты уже все решил, и что ты упрямый, как козел. Но это не мешает мне сказать тебе, что ты совершаешь ошибку. — Если бы я остался, я бы тоже совершил ошибку, — сказал Манс. — Какой бы выбор я ни сделал, я все равно буду жалеть, что не поступил иначе. Дойдя до конца ряда, Вель подбила уток и придирчиво осмотрела свою работу, прежде чем менять направление. — Если людям вольного народа не нравится выбор, который приходится делать, они ищут другие пути. — Она бросила взляд в его сторону. — Впрочем, ты же не из вольного народа. — Нет? — Если я пущу тебе кровь, она будет черной. — Ее голос смягчился. — Я не пытаюсь тебя оскорбить. Я думаю, ты хороший человек, и ты бы не понравился Далле, если бы был совсем уж никчемным. Но ты жил среди них…. — Вель посмотрела на него, пытаясь на глаз определить его возраст, — очень долго… — Не настолько долго, — возразил Манс. — … и это часть тебя. — Она провела рукой по готовому полотну в верхней части станка. — Ты весь соткан из черных нитей, лишь кое-где проглядывают цветные. И если ты сейчас бросишь своих ворон, возьмешь какой-то другой цвет, это не изменит того, какой ты есть. Но ты даже этого не хочешь делать. Тебе предстоит начать новый ряд, но ты снова берешь черный, хоть и знаешь, что заканчивать придется красным. — Мудрые слова… из уст ребенка, — сказал Манс. Вель покраснела, но в остальном, к его разочарованию, прекрасно владела собой. Он встал. — Мне нужно поговорить с Даллой. Вель пробурчала что-то себе под нос, но Манс сделал вид, что не расслышал. Когда он нашел Даллу, она препиралась с охотниками по поводу того, какая часть добычи должна уйти в общий котел, а какая достаться им. В итоге обе стороны остались недовольны исходом, но, по мнению Манса, Далла оказалась в выигрыше. Заметив его, Далла подошла к нему, поплотнее запахнувшись от холодного северного ветра. На ее осунувшемся лице выделялись тонкие скулы, а глаза казались большими и уставшими. Ее снедал тот же страх, что преследовал Манса. Они говорили друг другу, что со временем это пройдет, нужно просто подождать немного. Возможно, несколько недель. Манс раскрыл руки, и Далла, рассмеявшись, шагнула в его объятия. На ней была ушанка из кроличьего меха, и когда он поцеловал ее в щеку, ворсинки защекотали ему нос. Далла потянулась, чтобы поцеловать его как следует, но, встретившись с ним взглядом, отстранилась. — Я вижу грусть в твоих глазах. Ты все-таки уходишь? — Завтра. На ее лице не отразилось удивления, она давно смирилась с его решением. Далла слабо улыбнулась. — Ты не хочешь, чтобы кто-нибудь отправился с тобой? Не она. У нее было слишком много других дел, чтобы водить его по лесу, который он и сам прекрасно знал. — Нет, — ответил Манс, — я сам доберусь. Они медленно зашагали по тропинке, которая вела мимо домов. — Тебе нужно надавить на Тормунда, — сказал Манс. — Он должен быть амбициознее. Должен привлечь на свою сторону именитых вождей, добиться, чтобы они отправили ему воинов… — Мало кто хочет, — перебила его Далла. — Он уже пытался. — Потому что он поддерживает Джейме. — Манс задвинул эту мысль в сторону. — Ему нужно расставить связных на севере — всадников, которые смогут сообщить ему, как только Тенны снова сдвинутся с места. И ему нет необходимости одерживать решительную победу в следующей битве. Магнар отступится, если цена окажется непомерно высокой. — Тормунд об этом знает. Вопрос, как этого добиться. — Смотреть во все глаза и ждать удачного момента. Далла кивнула, соглашаясь. Еще через несколько шагов она спросила. — Что ты теперь будешь делать? Отправлюсь на Стену, разумеется. Что будет дальше, он не мог сказать. — Я правда хочу остаться, — сказал он. Она взяла его за руку. — Я знаю. И понимаю, почему ты не останешься. — Ее тон изменился. — Мы с Вель уйдем отсюда, когда Тормунд вернется. Мы пойдем на восток. — На восток, — повторил Манс. Он прикусил язык так сильно, что ощутил привкус крови во рту. — Маловероятно, что Ивар разделается с нами, как только увидит. Манс не удержался. — Вы собираетесь заявиться прямо к нему? Ты не слишком-то хорошо скрывала все это время, что поддерживаешь Тормунда… — Мы всего лишь навсего выступили на стороне Тормунда в войне против Теннов. Я хочу своими глазами увидеть, что происходит, узнать, что люди думают об Иваре, насколько крепко он держится. — Далла слишком хорошо читала по лицу, чтобы не понять, что Манс думает об этом, но она продолжала, как ни в чем не бывало. — Если тебе вдруг понадобится пристанище, рано или поздно мы вернемся в Красные Палаты. Надеюсь, до того, как Магнар снова двинется на юг. — Пожалуйста, перемени свое решение. — Ивар Золотой Лук не владеет лесом. У нас нет никаких причин избегать его земель, если, конечно, мы не хотим открыто выказать ему свое пренебрежение. — Она перевернула его ладонь и переплела с ним пальцы. — Ты же знаешь, что я не поступаю безрассудно. И знаешь, что я никогда не подвергла бы Вель опасности. — Знаю, — заставил он себя сказать. — Это далеко не так опасно, как то, что ты задумал, — добавила она. Ему было неприятно, что в ее глазах его братья были большей угрозой, чем одичалый, который продавал своих врагов работорговцам и который объявил награду за голову Джейме. Но он промолчал, и их разговор постепенно перешел на другую тему. На рассвете следующего дня Манс отправился в путь. Вель холодно попрощалась с ним, но взгляд Даллы был мягким и искренним. Она не скрывала своей грусти, когда в последний раз поцеловала его. — Мы еще встретимся, — сказал Манс, словно слова что-то могли изменить. Вель фыркнула. Далла дернула ее за косу и убежденно сказала Мансу. — Конечно, встретимся. Своего гаррона Манс оставил в деревне, когда они отправлялись на север. Теперь, снова оказавшись в седле, он опять ощутил себя разведчиком. Ему почти удалось убедить себя в том, что он вернется на Стену так же просто, как и всегда возвращался В последний раз Манс взглянул на Даллу, пытаясь запечатлеть в памяти ее лицо, и повернул на юг. Большую часть пути в Красные Палаты после встречи с Иным Манс проделал в полузабытьи из-за лихорадки, не замечая ничего вокруг. Теперь он мыслил вполне ясно, и очень скоро обнаружил, что лес стал для него чужим и враждебным. На любой шорох его рука хваталась за кинжал из драконьего стекла. Он останавливался на ночлег еще засветло, разводил непомерно большие костры, и если раньше он частенько пел, чтобы разогнать скуку, теперь он и помыслить об этом не мог. Когда до Стены оставалась неделя, ему уже было почти все равно, снимет ему Маллистер голову с плеч или нет. Он мечтал лишь о том, чтобы пройти через ворота, чтобы наконец оказаться по ту сторону Стены, построенной для защиты от Иных. Эту местность он знал как свои пять пальцев, так что решил заночевать под хорошо ему знакомым большим сердце-древом. Поблизости было маленькое озерцо. Манс сводил туда лошадь на водопой, а когда вернулся, обнаружил на дереве стаю ворон. Они расселись по веткам, словно серые тени среди багряной листвы. Он беспокойно поглядывал в их сторону, пока привязывал лошадь, потом, плюнув на них, отправился расставлять силки. После этого он развел костер, сел под сердце-древом и начал молиться. Небо быстро темнело. Манс задремал было, но холодное дыхание на лице и ледяные пальцы вокруг шеи вырвали его из сна. Он упал на колени, поперхнувшись холодным ночным воздухам, и начал срывать с себя шарф и плащ. Только потом, отдышавшись, он понял, что пошел снег, и что он запаниковал из-за тающих на лице снежинок. Всего лишь капли воды, которые сползали вниз по щеке. Он истерически засмеялся над собственной глупостью, запахнулся обратно в плащ и подсел ближе к огню. Вороны по-прежнему наблюдали за ним блестящими умными глазами, и Манс хмуро косился на них до рассвета. В одном из его силков кричал и бился заяц. Когда Манс добил его и, сняв остальные силки, вернулся в лагерь, его крик еще стоял у него в ушах. Манс уселся у костра, снял перчатки и уставился на тушку зайца. Наверное, минута прошла, прежде чем он заставил себя сделать надрез на спине. Тяжело вздохнув, он принялся обдирать его, начав с задних лап. При звуке шагов, он вздрогнул и схватился за нож, подобрав под себя ногу для рывка. Не Иной, сказал он себе. Иной двигался беззвучно. Не упырь, от упыря было бы гораздо больше шума. Из зарослей к нему медленно, не скрываясь, вышел человек. Одежда на нем когда-то была черной, но выцвела и поблекла от времени, лицо его под шарфом и капюшоном было скрыто. За ним следовал здоровый лось. — Кто… — начал Манс. Заметив руки странного дозорного, он поправился. — Что ты такое? — Я брат Ночного Дозора, — голос его из-под шарфа звучал глухо. — Ты возвращаешься на Стену. — Возвращаюсь, — выдавил Манс. Дозорный вышел на поляну. Несколько воронов взлетели с ветвей, и один сел ему на плечо. Остановившись перед Мансом, дозорный посмотрел на него. — Твои названые братья считают, что ты нарушил обеты. Прошло слишком много времени, они свыклись с этой мыслью, и их уже не переубедить. Ты не можешь этого знать, подумал Манс. Но потом он вспомнил, что писал ему Эймон. Дети Леса когда-то использовали воронов, чтобы передавать с ними послания. Что, если они умели и вселяться в них? Могли видеть их глазами? Уж чего-чего, а воронов на Стене было в избытке. — Тебя послали Дети Леса? — спросил Манс. — Можно так сказать. Манс издал изумленный смешок и снова уселся перед тушкой зайца. Он мало знал о Детях Леса, еще меньше об этом разведчике, но черный плащ внушал ему доверие. Вряд ли мертвец стал бы носить черное и зваться вороной без веских на то причин. — Не имеет значения, как меня встретят на Стене, — сказал Манс, решив говорить начистоту. — Джейме ждет моего возвращения. Ты его знаешь? — Мы встречались. — Дозорный наклонил голову набок. — Если тебе так необходимо идти, я покажу безопасный путь. — К Стене? — Сквозь Стену. — Дозорный опустился на землю. В тени капюшона его глаза казались черными. — Когда ты окажешься по ту сторону Стены, остальное будет зависеть от тебя. Манс начал разделывать зайца. Внешне он был спокоен, но провозился дольше обычного и дважды едва не порезался. Закончив с лапами, он снова посмотрел на дозорного. — Ты знаешь Кроворона? — Нет. — Бриндена Риверса, — снова попытался Манс. — У него один глаз и родимое пятно на лице. Лет двадцать назад должен был объявиться. — Последний зеленовидец, — сказал дозорный. — Мы поддерживаем связь. Манс начал отрезать зайцу голову. Смотреть на него он не мог и косился в сторону. Мертвец наблюдал за ним. Соберись, выругал себя Манс. Наконец есть возможность узнать что-то. — Ты знаешь Кроворона и Детей Леса, — подытожил Манс, копаясь в памяти в поисках того, что было действительно важно. — Ты привел к ним Джейме? — Дозорный удостоил его едва заметным кивком, и Манс продолжал. — Если ты знал, что он ранен и знал, где найти его, почему ты не пришел за ним до того, как он лишился руки? Ты мог бы… — Я пришел за ним тогда, когда мне было велено, — прервал его дозорный. — Больше мне ничего неизвестно. Руки Манса зависли над тушкой зайца. — Зачем Кроворон отдал Джейме Темную Сестру? Можешь мне сказать? — А ты не знаешь? — У меня есть догадки, но я бы предпочел знать. — Знать не так важно, как тебе кажется. Что знает лес? И все же каждый зверь в лесу делает то, что должен. — Я не зверь, — огрызнулся Манс, но дозорный не ответил. Манс стиснул зубы и вспорол зайцу брюхо. Чудом он не задел при этом внутренности и не испортил мясо. Потроша зайца, он думал о том, что и дозорный настаивал на том, что ему нельзя возвращаться в Сумеречную Башню. Далла, Вель и Маленький Волк говорили ему о том же. Дрожащими руками он вынул внутренности. — Ты предлагаешь мне пройти через Стену, найти Джейме и удрать? — Это было бы разумно. Кроворону зачем-то нужно, чтобы я не возвращался, поэтому он кормит меня сказками. Манс мог бы вернуться потихоньку, как предлагает мертвая ворона, и поговорить с Джейме. Джейме все прояснит. И если окажется… если вдруг окажется, что это не вранье… Манс подумал о Далле, но тут же выбросил эту мысль из головы. Сбежав с женщиной и сразу примкнув к Тормунду, он бы только подтвердил, что они все были правы на его счет. Если дозорный говорил правду, он не доставит им такой радости. Только отложив нож, он обнаружил, что превратил тушку в кровавое месиво. К горлу подступила тошнота. Разведчик никогда не выбрасывал хорошее мясо, но у него руки чесались зашвырнуть злосчастного зайца в кусты. Представив себе, что сказала бы на это Далла, Манс вместо этого сложил все в котелок, добавив кусочек сала. Когда мясо начало жариться, он пошел к озерцу мыть руки. У воды, глядя на свое отражение, он вспомнил случай в Черном замке. Ему было лет девять-десять, и он тогда по дурости еще верил, что когда-нибудь станет Первым Разведчиком или лордом-командующим. Уже тогда он был слишком горд для того, чтобы притворяться, что он не был наполовину одичалым, но он старался сделать так, чтобы другие об этом не вспоминали. Он был вежливым, послушным, везде таскался за офицерами, подражая им. И ему всерьез казалось, что у него все прекрасно получается, пока он не сдружился с мальчишкой, который был чуть старше. Этот засранец умудрился затеять драку с бывалым разведчиком, рыцарем вдобавок, и тот так ему врезал, что зубы вышиб. Манс попытался вступиться, а когда рыцарь, удерживая его своей огромной ручищей, попытался заткнуть ему рот, со всей силы укусил его, едва не отхватив ему пару пальцев. Потом рыцарь заявил, что Манс взбесился и напал на него. Люди, которые при этом присутствовали и все видели, с ним согласились, все до единого, включая мальчишку, которого он пытался защитить. И это при том, что он тогда в глаза не видел ни одного одичалого с тех пор, как оказался на Стене, и так старался быть хорошей вороной. Он смутно помнил, как изливал потом свое горе Эймону, как суетился и охал Клидас, но этого утешения было мало. После этого он так глубоко ушел в себя, что не мог вспомнить ни друзей, ни разговоров, вообще ничего — с тех пор и до своей первой разведки три года спустя. Ту стычку он тоже забыл и вспомнил только сейчас. Уставившись на воду, пытаясь разглядеть в ней свои глаза, Манс уже не был уверен, было ли это на самом деле. Возможно, он все выдумал под влиянием сказанного мертвым разведчиком? Возможно, его разум таким образом просто пытался убедить его, что глупо было надеяться, что его братья поймут его поступок? На него вдруг нахлынул животный ужас при мысли, что Джейме отвернется от него так же, как отвернулся тот мальчишка. Он всегда был уверен в Джейме, но Маллистер или Биам могли представить все в таком свете, что Джейме решит, что Манс предал его, бросил. Что тогда? Захочет ли он понять? Когда Манс вернулся, мясо уже сгорело, но он все равно заставил себя его проглотить. Дозорный протянул ему мешочек с ягодами и орехами, и Манс рассеянно взял предложенное угощение. — Как ты собираешься провести меня сквозь Стену? — спросил Манс. — Нет открытых врат, которые бы не охранялись. — Известных тебе нет, — ответил дозорный. Манс мог бы поклясться, что это не так. Он мог бы поклясться, что знает замки на Стене не хуже других, но он уже ни в чем не был уверен. Да и терять ему было нечего. Больше он ни о чем не спрашивал. Последние лучи солнца догорали на закатном небе, и на Черный замок уже спустилась вечерняя прохлада, когда Джейме твердо сказал Фалку: — Хватит на сегодня. Фалк весь раскраснелся и тяжело дышал. Джейме уже не раз предлагал ему остановиться, но тот всякий раз отнекивался, уверяя, что просто немного запыхался. Джейме не настаивал. С утра выпало много снега, потом выглянуло солнце, и хорошая погода выгнала во двор самых юных ворон, и даже кое-кого постарше. Они строили снежные крепости, устраивали битвы снежками, весь замок стоял на ушах от смеха, криков и ругани, и сама мыль о том, чтобы запереться в такой день в солярии была Джейме невыносима. Но Фалк настолько устал, что продолжать тренировку не было никакого смысла, да и у Джейме в животе уже урчало добрые полчаса. Зайдя в арсенал, они потом вместе направились в трапезную. Фалк выглядел довольным, но молчал. Он, впрочем, вообще был тихоней. На Джейме он смотрел так, как когда-то оруженосцы смотрели на сира Барристана. Когда Джейме с ним занимался, ему нередко хотелось обернуться и проверить, кто там еще у него за спиной. В трапезную они вошли вместе, но там Джейме сразу направился к помосту. С учетом того, как много всего уже делалось и еще предстояло сделать, он теперь почти все время ел с офицерами, чтобы быть в курсе происходящего. Мормонта за столом не было, и Джейме подсел к Эймону. Старик сегодня был на редкость разговорчив. Как раз накануне прилетел ворон с письмом из Восточного Дозора. Мормонт отправил Эйрона Грейджоя к Коттеру Пайку, как только тот оказался на Стене, и теперь мейстер Хармун жаловался на Грейджоя, кляня его на чем свет стоит и обзывая ленивой и бесполезной пьянью. С учетом того, что это писал Хармун, который сам воплощал все три столь порицаемых им недостатка, Джейме уже готов был рассмеяться, но задумчивый вид Эймона его остановил. — Вы думаете, Хармун несправедлив к нему? — спросил Джейме. — Я не настолько хорошо успел узнать этого юношу, чтобы судить, — ответил мягко мейстер. — Жаль, что у тебя не было возможности поговорить с ним, прежде чем он отправился в Восточный Дозор. Он выглядел…. потерянным. Возможно, ты бы и смог помочь ему. — Юношу? — Ему семнадцать, если я не ошибаюсь, — сказал Эймон, и Джейме нахмурился. Исходя из того, что по всем рассказам Грейджой пил, не просыхая, Джейме предполагал, что он уже в летах. Но Джейме очень хорошо помнил, какой горькой жизнь может казаться в семнадцать лет. — Лорд Мормонт надеялся, что возле моря дела у него пойдут лучше. Возможно, потому что у него перед глазами был твой пример. Но, по-видимому, он не нашел там той поддержки, которую обрел ты в Сумеречной Башне. Джейме не было бы так больно, если бы Эймон его ударил по лицу. Несколько минут он вяло возил ложкой в супе, потом все же собрался и спросил, не написал ли Хармун что-нибудь насчет патрулей, которые он велел отправить в Тюлений залив. — Пока это не принесло никаких плодов, — сказал Эймон. — Коттер Пайк считает, что ты зря тратишь их время. Он надеется, что я смогу переубедить тебя. — И что вы ответили? — Я предложил им не спешить с выводами. — Мой ответ был бы не таким вежливым, — сказал Джейме, — но годится. Примите мою благодарность. — Ему не нравилось принимать помощь старика, но Эймон оказался весьма полезным союзником. Доев суп, Джейме не стал больше задерживаться. Провозившись весь вечер с Фалком, он не успел закончить дела на сегодня, так что, пожелав Эймону доброй ночи, свистнул Люка и ушел к себе. Старк был в разведке, Эдд на ужине, так что в его покоях царила тишина. Пока Джейме разжигал огонь в очаге, Люк уютно устроился на перине. Благодаря щедрому взносу Селми, весь стол Джейме теперь был завален письмами, и Джейме готов был поклясться, что они множатся на глазах. Он зажег светильник, сел в кресло, поплотнее запахнувшись в плащ, и стал смотреть, как пляшет язычок пламени, бросая грозные тени на кучу бумаг. Если бы люди могли просто делать дело, вместо того, чтобы постоянно обмениваться письмами и составлять списки, насколько дешевле обходились бы подобные затеи! Пергамент тоже стоил денег. Мне просто нужна хорошая вылазка, подумал он с тоской. Что-нибудь интересное, вроде того, как он искал Али. И, может, еще какая-нибудь копьеносица его выкрадет. А может, ему удастся вернуться на Стылый Берег и разыскать Серебряную Волчицу. Учитывая, чем все кончилось с Серсеей, он уже жалел, что так строго держался за свои обеты… Это была слишком заманчивая мысль. Пальцы Джейме забарабанили по крышке стола. Он снова взглянул на ворох писем и попытался убедить себя, что до завтра с ними ничего не случится, но потом тяжело вздохнул. Если он и дальше будет их откладывать, срочные дела только будут накапливаться. С показным смирением — впрочем, его все равно никто не видел — Джейме подцепил письмо от лорда Старка. Эта короткая записка меньше всего пугала его, и он решил начать с нее. Это было уже второе письмо от Старка. В первом он призывал Джейме тщательнее все обдумать, но в целом выражал интерес и одобрение, за исключением того, что касалось турниров. Турниры, по его мнению, не отвечали духу Ночного Дозора. Ответ Джейме начинался словами «Если какой-то северный болван не умеет получать удовольствие от жизни….». Судя по тону второго письма, Старк счел это за шутку. Письмо было кратким и заканчивалось пожеланиями, чтобы все прошло гладко. Старк отдельно написал Мормонту, так что Джейме мог бы спокойно сжечь оба письма, вместо этого он боролся с желанием убрать их к письмам, которые хранил. Видимо, от постоянной тревоги за Манса у него мозги размягчились, не иначе. После этого Джейме уже проще было сосредоточиться, и он всерьез приступил к работе. Отложив в сторону послание от Маллистера, он начал разбираться с расписанием патрулей и предстоящими вылазками. Внеся правки, он нацарапал записку для Эдда, после чего достал из кучи письмо от одного из тех торговцев, к которым по совету Дженны обратился за тканью для плащей. Читая его, он ощутил, как на мгновение вдруг потянуло сквозняком. Джейме замер. Он услышал, что Люк спрыгнул с кровати, но при этом собака даже не зарычала. Джейме загасил лампу и бесшумно подошел к двери. Огонь в очаге в его спальне почти потух, поэтому он не сразу узнал человека, который, присев, ласкал Люка и что-то шептал ему. Потом он понял. — Манс? Манс поднял голову. Лицо его было в тени, черные провалы скрывали его глаза. — Я не мог вернуться раньше, — тихо произнес он, в его голосе прозвучало незнакомое Джейме отчаяние. — Мы несколько недель добирались из Красных Палат на север, и потом разведка еще заняла время, и…. За три шага Джейме пересек комнату и обнял его так крепко, что чуть все ребра не переломал. Теперь, когда Манс был так близко, Джейме разглядел безобразные отметины у него на щеке, похожие на следы пальцев. — Что случилось? Манс… Манс прижал ладонь к щеке Джейме, от его кожаной перчатки пахло хвоей и мерзлой кровью. Его глаза лихорадочно искали что-то в лице Джейме. Казалось, прошла вечность, прежде чем он смог обрести видимость спокойствия и опустил руку. — Я потом расскажу, — ответил он. — Я цел, а эти раны мне вылечили в Красных Палатах. Мы заставили Теннов отступить. Я помог. Все было не зря. Манс всегда любил хвастаться своими подвигами, но теперь, судя по голосу, он был сам не рад. Джейме попытался прервать его. Он не знал, что случилось, но ему хотелось все исправить. Но мысль о том, что дело было не в ранах, напугала его. Это Джейме всегда требовалась поддержка, а не Мансу. На долю Манса выпадало предлагать помощь и злиться, если Джейме отбрыкивался. Но Манс словно не замечал неумелых попыток Джейме и продолжал говорить. — Я пробрался сюда тайком. Никто не знает, что я вернулся. Что будет, если узнают? Джейме оторопел. — Ты перелез через Стену? — Скажи мне, прошу тебя. Джейме понял, что Манс не просто собирался вернуться. Он отчаянно хотел вернуться. В глубине души Джейме полагал, что Манс был бы счастливее за Стеной, что на стене его удерживали только его друзья, возможно, он еще чувствовал себя обязанным Дозору, вырастившему его. Он думал, что если Манс и вернется, то только из-за этого. Но теперь он вспомнил, как Манс рассказывал страшную историю в ночь перед тем, как Джейме отправился на юг, как его слушали все, собравшиеся в трапезной. Тогда он был в своей стихии, и он был счастлив. Манс прочел ответ в его глазах. — Насколько все плохо? — «Ночной Дозор не принимает участия в междоусобных войнах», — с горечью процитировал Джейме. — Они считают, что ты совершил клятвопреступление. Всерьез. Это тебе не то же самое, что к шлюхам в Кротовый городок наведываться. — И я не смогу ничего объяснить? — Блейн и Куорен тебя услышат, — пробормотал Джейме. — Эймон. Может, еще кто-то. Но их слишком мало. Маленький Волк должен был ослушаться тебя и убить сира Биама, если бы я…. Пальцы Манса с силой впились в его руку, и он дернулся от неожиданности. — Не нужно желать смерти хорошему человеку, чтобы прикрыть мой зад. Убийство Флинта покрыло бы меня позором. — Он предал тебя. — Он предал меня, но доказал, что верен Дозору. Зато теперь ты знаешь, что у тебя есть разведчик, который даже перед страхом смерти сдержит свои клятвы. Используй это. — Но… — Он этого не заслуживает. Тебя это недостойно. — Ты так думаешь? Манс не ответил. — Что сказал Маллистер? — Ничего хорошего. Я перестал читать его письма. Он повел себя как последний дурак. Он убит горем из-за твоей измены, но если бы он сам первый не назвал это изменой и не твердил бы об этом через слово, все дело яйца бы выеденного не стоило. Ему достаточно было заявить, что ничего такого не случилось, что нам всем нужно ждать твоего скорого возвращения, и никто бы и бровью не повел. Глаза Манса блестели в свете очага. Он плачет. Джейме никогда не видел слез Манса. Со злостью Джейме добавил: — Он ведет себя как человек, который сначала поджег дом, а потом взялся оплакивать тех, кто в нем сгорел. Забудь о нем. Он этого не стоит. Но это не помогло. Манс выглядел все таким же убитым. Тогда Джейме, вспомнив, бросился к своему сундуку с одеждой и достал оттуда футляр с лютней. — Смотри, что у меня есть. Блейн ее спас. Он еще даже не успел повернуться, но Манс уже выхватил лютню у него из рук и вцепился в нее, баюкая, словно ребенка. — Тебе нужно уходить, — сказал Джейме. Подальше отсюда. Подальше от Стены. Туда, где ты будешь в безопасности. — Сначала нам надо поговорить. О многом поговорить. — Манс уселся на кровать, продолжая прижимать к себе лютню. — Расскажи, как прошел твой визит. — Но… — У нас есть время, — сказал Манс, и его тон не оставлял места для споров. Джейме рассказал ему обо всем — о том, что стал лучше ладить с Бендженом, о разговоре с Селми, о десяти тысячах драконов и о девятнадцати новобранцев, о том, как его приняли родные, заодно и о том, чего ему удалось добиться после возвращения. Когда он замолчал, Манс улыбнулся. — Я горжусь тобой. Джейме смутился. — Старк считает, что нам не хватит денег. Наверное, он прав. Мне придется просить отца, и это поставит меня в ужасное положение. И от Роберта мы так и не добились никакой помощи насчет Ивара, но… я веду себя как осел. Спасибо тебе. На самом деле, я это собирался сказать. — Ты больше не выглядишь таким несчастным, как раньше. Джейме задумался. — Мне кажется, я снова обрел себя. Манс улыбнулся, но его улыбка показалась Джейме вымученной. — Ты об этом хотел со мной поговорить? — спросил Джейме. — Не только. Я надеялся, что до этого дойдет еще не скоро, но… — Ты что-то скрывал от меня? Он просто так спросил, но Манс заметно помрачнел. — Я ждал подходящего момента, вот и все. Можно было бы выбрать время и получше, но я не знаю, когда мы снова сможем поговорить. Эти слова ранили Джейме, напомнили ему, что этот разговор может быть и последним. Неизвестно, когда теперь они встретятся. Но Манс тем временем продолжал: — Эта идея у меня возникла после того, как ты вернулся с Али Мормонт. Я пытался обсудить ее с Куореном, но он велел мне подождать, пока ты снова не встанешь на ноги, и я поклялся. — Я так до конца и не оправился. — Не говори так. Ты справился куда лучше, чем можно было ожидать. Но ты выглядел таким измученным и уставшим, что мне не хотелось добавлять тебе забот. — О, боги, какое многообещающее начало. — Помнишь, ты показывал мне письмо от Дэйна? Мне тогда в глаза бросилось кое-что. — Только не говори, что и ты туда же. Манс, ты не Рейгар Таргариен. Я уверен, что все это… — взглянув на лицо Манса, он закрыл рот. — Ну хорошо. Я помню. Ты из-за этого потом еще отправился к Эймону и зарылся в книги. Луна, заглянувшая в комнату через оконце, высеребрила шрамы на лице Манса. — Ты помнишь, почему я пришел к выводу, что легенда об Азоре Ахае и легенда о последнем герое — это одна и та же история? Их разговор принял такой неожиданный оборот, что Джейме на мгновение испугался, что ему все это только снится. Собственное дыхание шумело у него в ушах. — Последний герой создал Ночной Дозор, — пробормотал он, — а наши обеты напоминают меч Светозарный. Свет, который приносит зарю. Меч во тьме…. Огонь, который разгоняет холод. — Еще было три меча, — подсказал Манс. — Меч из обычной стали, меч из драконьей стали. И Ночной Дозор. — А теперь вспомни свою вылазку. На что я первым делом обратил внимание, когда ты вернулся? Джейме не пришлось долго вспоминать. — Ты спятил? Как бы мне это не льстило…. — Я вовсе не думаю, что в тебе возродился последний герой, — сухо оборвал его Манс, и Джейме гневно сверкнул на него глазами. — Это же просто легенда. Не пророчество. Может, этого никогда и не было вовсе. — Но все же сходится, — не удержался Джейме. — У меня был золотой меч, а теперь у меня есть Темная Сестра…. И Дозор, в каком-то смысле. — Внезапно интерес Кроворона, сны Джейме — все это начало иметь смысл, складываться в единое целое, и он ощутил, как его подхватывает этой волной. — Манс, у меня есть лошадь… — Не у тебя одного есть лошадь. — И собака! — У меня есть кое-какие мысли на этот счет. Ты дашь мне сказать? — Но это же не может быть простым совпадением. Дети Леса дали мне плащ! То есть, те дети, которые были в лесу и… проклятье! — Осознав, что все-таки проболтался, Джейме выругался. — Я и так знал, что это были Дети Леса. Я с самого начала был в этом уверен, помнишь? А после встречи с Даллой, которая рассказала мне свой сон, я знал, что в этом замешан Кроворон. Тем более, что ты даже не пытался меня в чем-то разубедить, тебя хватало лишь на то, чтобы громко отнекиваться. Джейме возбужденно заходил по комнате, не в силах усидеть на одном месте. — Этот разговор состоялся сразу после того, как я лишился руки. Уж конечно, я тогда не блистал умом, мне было не до того. — Он взмахнул культей. — Продолжай, если не хочешь, чтобы я делал скоропалительные выводы. Манс тепло взглянул на него. — Я думаю, что Кроворону известна легенда о последнем герое. Вероятно, что и Детям Леса тоже. И это подражание не случайность. Джейме вспомнился последний урок Кроворона, его прощальные слова. Видимость не менее важна, чем действительность. Иногда именно видимость и создает действительность. Тогда Джейме подумал, что эти слова касаются его руки. Но что, если зеленовидец упомянул его увечье лишь для примера? — По-твоему, они хотят, чтобы я во всем походил на последнего героя? Поэтому дали мне плащ? Манс кивнул. — Предположим, они рассчитывают, что тебе предстоит сыграть ту же роль. — Но почему мне? Зачем идти таким сложным путем? — Возможно у Кроворона и Детей Леса было несколько вариантов, но ты пока оказался лучшим. — Манс отложил футляр с лютней в сторону. Следующие слова он подбирал с осторожностью. — Что касается того, как ты вообще оказался во всем этом замешан — наверное, все зависит от того, насколько могущественны эти силы. Путь, который привел тебя на Стену, твоя встреча с Тормундом, Люк — что из этого было им подвластно? Могли ли они тебя где-то подтолкнуть? — Я вовсе не хочу, чтобы оленьи люди меня куда-то толкали. В глазах Манса снова промелькнуло что-то, словно он пытался запечатлеть в памяти каждое слово Джейме, его манеру. — Я не верю, что они способны вертеть нами, как им вздумается. Может, они где-то в будущем углядели дозорного с необычной собакой и решили, что это знак. Джейме с сомнением взглянул на него, и Манс добавил. — Никто не заставлял Роберта отправлять тебя на Стену, а Серебряную Волчицу — дарить тебе собаку. Все свои решения ты принимал сам, кому как не тебе это знать. Что-то из этого определенно судьба. Ну или случай, если тебе так больше нравится. Джейме, мерявший шагами комнату, остановился возле Люка и подтолкнул его мыском, словно пытаясь стребовать с него ответы. Но когда это не принесло плодов, он решил пойти от противного. — Между прочим, у Маленького Волка целых две необычных собаки, — заметил он. — И иногда бывает лошадь. А с тех пор, как он в Дозоре, у него есть и меч. Кроворон мог бы найти способ передать ему Темную Сестру. Если рассуждать, как ты рассуждаешь, он тоже прекрасно подходит. — Если бы ты его разочаровал при встрече, может, он и продолжил бы поиски. Но раз он уже нашел, что искал, к чему утруждаться? — А если бы меня не сослали на Стену? Здесь не было бы ни меня, ни Маленького Волка. — Тогда он бы еще что-нибудь придумал. Люди с мозгами не лезут из кожи вон, пытаясь следовать намеченному плану, а ищут обходные пути и пользуются возможностью, когда она представится. Ты оказался в нужном месте в нужное время. — Это если я соглашусь плясать под их дудку. — Почему бы нет? Теперь ты знаешь, чего они добиваются, и можешь использовать это в своих целях. Джейме уселся на пол, скрестив ноги, и Люк тут же подошел к нему и положил ему голову на колени. Почесав его за ухом, Джейме подумал, не отослать ли ему собаку на Стылый Берег. Если в том, что говорил Манс, была хоть капля смысла, это могло бы избавить его от множества проблем. Но Джейме был не из тех, кто ищет легких путей. — Объясни, будь добр, про какие мои цели ты ведешь речь. Мне о них ничего не известно. — Я говорю про то, чтобы навести мосты между Дозором и вольным народом, — сказал Манс. — И про то, чтобы добиться более ощутимой поддержки Дозора от южан. — Ты предлагаешь мне объявить во всеуслышание, что я новый последний герой и что все должны встать на мою сторону, раз уж я такая невероятно важная персона, и надеяться, что люди не надорвут животы от смеха? — Джейме зарылся рукой в густой мех Люка. — Никто этому не поверит. Манс бросил на него раздраженный взгляд. — Я думал, это очевидно, что действовать надо исподволь. Слухи, домыслы, намеки…. что-то вроде того, как складывалась репутация твоего отца. Еще одна деталь встала на свое место. — Тут бы и песня пригодилась? Раздражение Манса уступило место смущению. — В беседе с Эймоном я упомянул лед и пламя. Это привлекло его внимание, но я только потом вспомнил, что в письма Дэйна тоже это было. Песня в самом деле важна. Когда люди о чем-то шепчутся, это просто сплетни. Слова, положенные на музыку, имеют куда больше силы. — Ты просто выхватываешь из пророчества отдельные куски, которые кажутся тебе подходящими. Ты же даже не знаешь, откуда Рейгар взял эти слова насчет песни льда и пламени… — Первые люди так говорят, — перебил его Манс. — Вольный народ клянется льдом и пламенем, этими словами они скрепляют нерушимые обеты. Они говорят, клянусь землей и водой, бронзой и железом, льдом и пламенем. Понимаешь? Песнь льда и пламени может быть таким обетом, который скрепит договор между тобой и вольным народом. Тебе нравится мотив? Джейме беспомощно рассмеялся. — Я так и не слышал окончательный вариант. То, что я слышал, мне нравится. Так значит она про лед и пламя? — Лед и пламя — это ее суть. Она о тебе. Этого-то Джейме и опасался. — Ты не мог сочинить про меня что-нибудь более героичное? Манс прыснул в ладонь, в его глазах заплясали искорки. Наконец-то он повеселел. — Далла сказала, что она красивая. Джейме не ответил, и Манс наклонился ближе к нему, чтобы лучше видеть его глаза. — Это хвалебная песня. Я два года над ней бился. — Впечатляет, — пробормотал неуверенно Джейме, и Манс, расслышав в его голосе искренние нотки, расслабился. Какое-то время Джейме молча гладил Люка, пытаясь уложить все это в голове. У него были опасения, что Манс был вовлечен в замыслы Детей Леса куда сильнее, чем он полагал. А еще он не мог не задаваться вопросом, не ошибся ли Манс, и не был ли Джейме в самом деле избранным. Конечно, ему хотелось быть избранным. Избранный мог надеяться на то, что рано или поздно у него появится волшебный плащ и огненный меч. Но если героем он станет лишь потому, что Манс и Кроворон обманом заставят людей в это поверить, он все равно ничего не сможет противопоставить Иным. Но он доверял Мансу. И если тот уже два года лелеял эту мысль, наверное, что-то в этом было. — Что я должен, по-твоему, с этим делать? — спросил он наконец. Манс пожал плечами. — Ничего. Глупо будет, если проболтаешься, что считаешь себя последним героем. Помнишь, что было, когда ты сравнил себя с Воином? — Мне было восемнадцать лет, — пробурчал Джейме. Он тогда разделался с Гремучей Рубашкой, и его немного занесло. В Сумеречной Башне ему до сих пор это припоминали. — Продолжай делать то, что делал, и люди сами об этом задумаются, — сказал Манс уже серьезно. Его слова звучали так искренне, что Джейме не знал, смеяться ему или плакать. Может, Манс и не шутил насчет хвалебной песни. — Если я совершил ошибку, заговорив с тобой об этом, просто скажи, — добавил Манс, — и я больше никогда об этом и словом не обмолвлюсь. Я не хочу расставаться на плохой ноте. — Что будет, когда нам придется сражаться с Иными, и люди поймут, что всему этому грош цена? — Джейме должен был задать этот вопрос. — Ты вполне способен на то, чтобы собирать и воодушевлять людей, как это делал последний герой, разве нет? Пока тебя не зовут Азором Ахаем, никто не будет ждать, что ты пронзишь пламенным мечом пышную грудь своей рыдающей возлюбленной. Весьма кстати, так как ни пышных грудей, ни рыдающих возлюбленных я что-то поблизости не наблюдаю. Джейме вытянул перед собой ноги. — Вспомни, последний герой потерял лошадь, собаку и двенадцать близких друзей, а после войны свел счеты с жизнью, потому что…. — Это сказка. Ты не он. С тобой этого не случится. Джейме задумался. Он вовсе не был в этом уверен, но ему было любопытно, справится ли Манс с тем, что берет на себя. Даже если и справится, результаты дадут о себе знать лишь в очень отдаленном будущем. И любопытство пересилило страх перед возможными последствиями. — Делай, как знаешь, — сказал он, молясь, чтобы это решение не было ужасной ошибкой. Силясь разглядеть выражение на лице Манса, он вспомнил, что Манс так и не ответил на его вопрос. — Ты так и не объяснил, что с твоим лицом. И как ты сюда пробрался. Манс помрачнел. Огонь в очаге потух, только лунный свет проникал в комнату через оконце. Сколько времени уже прошло? Сколько времени у них еще оставалось? Когда Манс начал рассказывать про упырей, Джейме забыл о времени. Они проговорили до рассвета — про Иных, про Даллу, Тормунда и битву с Теннами. Про мертвого разведчика и врата в Твердыне Ночи. Манс в общих чертах посвятил Джейме в свои дальнейшие планы. Джейме ожидал чего угодно, но не этого, но пообещал помочь, по возможности. Когда Манс встал, собираясь уходить, Джейме снял кольцо с мизинца и протянул его Мансу. — Чтобы Тормунд знал, что мы с тобой расстались друзьями, и… — он попытался найти нужные слова, — и чтобы ты всегда помнил, что я доверяю тебе. Даже если мы нескоро теперь увидимся. Манс кивнул и взял кольцо. Он снова стал сам на себя не похож, выглядел печальным и словно потерянным. Джейме захотелось в очередной раз повторить, что сир Биам заслуживал смерти, но он подумал, что Манса это только разозлит. И с его тревогой насчет Иных Джейме тоже ничего не мог поделать. Не зная, что еще сказать, он обнял Манса. Не уходи, думал Джейме, по-детски цепляясь за Манса. Ты спас меня. Я перестал надеяться, перестал верить, это ты вернул меня к жизни. Ты привел меня к вольному народу. Ты научил меня быть разведчиком. Моя жизнь была разбита, и ты протянул мне руку и вытащил меня из-под груды обломков. — Отпусти меня, — сказал Манс. — Прошу тебя. Иначе я не смогу уйти. Джейме опустил руки, но не двинулся с места. Я не хочу, чтобы ты уходил. Если бы он произнес эти слова вслух, Манс остался бы — и поплатился бы за это. Это могло стоить ему жизни. Почувствовав, что Джейме больше не удерживает его, Манс сделал шаг назад. Тяжелой поступью он подошел к кровати, взял лютню и погладил Люка. Потом подошел к Джейме и положил руку ему на плечо. — Это еще не конец, Цареубийца, — голос его звучал хрипло, на лице залегли печальные складки. — Скажи Куорену, я не хотел, чтобы так все вышло. — Он знает, что ты не дезертировал. — Все равно скажи ему. — Манс убрал руку и взглянул Джейме в глаза. — Бывай, брат. И потом он ушел. Джейме упал на кровать, слезы жгли ему глаза. До этого он еще мог надеяться, что Манс вернется, все объяснит, и все будет как прежде. Может, так оно и было бы. Может, Джейме сглупил, услав его прочь. Но Манс доверился его суждению, и теперь дело было сделано. Постепенно все свыкнутся с мыслью, что Манс уже не вернется. Люди будут говорить, что он и не собирался возвращаться. Все будут считать его дезертиром. Это было так нечестно, так несправедливо, что Джейме хотелось кричать от обиды, вместо этого он уткнулся лицом в мех Люка. Когда Эдд пришел будить Джейме, он не спал. — Веселенькая, должно быть, выдалась ночка, — заметил угрюмо Эдд. — Я-то сам тоже частенько во сне разговариваю. Мамаша моя до колик пугалась, как услышит. Вот дерьмо. — Думаешь, лорд Мормонт тоже слышал, как я говорил во сне? — спросил задумчиво Джейме. — Вряд ли, — пожал плечами Эдд. — Но ты меня вчера до первых петухов заставил работать, да еще и трындел без умолку. Будь уверен, я обязательно кому-нибудь на это пожалуюсь вблизи от его чутких ушей. Джейме выдохнул. — Спасибо, Эдд. — Ты что-то сам сегодня, похоже, не здоров, — добавил Эдд, присмотревшись к нему. — Уверен, Ульмер не прочь будет с утра пораньше поучить новобранцев стрельбе из лука. — Я у тебя в долгу. — Ну уж нет. Пока ты не принялся выплачивать свои долги, я жил спокойно и горя не знал. — Просто буду и дальше закрывать глаза на то, что ты дрыхнешь после обеда. — Вот это дело. — Эдд, помолчав, добавил. — Ты же не станешь снова хандрить? В последнее время ты глядел повеселее, обидно будет, если все пойдет насмарку. Это я должен ходить с кислой миной, а не ты, не зря же меня зовут Скорбным Эддом. Двое унылых угрюмцев — это уже перебор. — Не тревожься за меня, — Джейме через силу улыбнулся. — Кажется, все веселье только начинается.