---
У кофейного автомата в холле пусто; молочная пена сползает в бумажный стаканчик снежной шапкой. — Мне показалось, или Света была... не очень рада тебя видеть? Есть причина? — И если бы не измотанно-изможденный вид, Ира вполне могла бы сойти за заурядно-любопытную тетку, коротающую время в очереди за перемыванием косточек. — Скажем так, — Катя усмехается уголком губ; смотрит, как неровные кофейные потеки размазываются по бумажным стенкам осадками, — Светлана почему-то видит во мне угрозу своему семейному счастью. — Получает в ответ ироничное вздергивание бровей и с улыбкой кивает куда-то за спину: — А это к вам. Метким броском закидывает в урну опустевший стаканчик и скрывается в лестничном пролете, звонко цокая каблуками — такая отчаянно молодая, резкая, светлая, живая. — Че, новая подружка карповская, что ли? — без особого, впрочем, интереса мимоходом роняет Паша и галантно перехватывает у начальницы тяжелую сумку с документами. — Понравилась? — привычно-ехидно поддевает Ирина, тут же напарываясь на выразительный "ну и дура вы, товарищ полковник" взгляд. — Да подружка это громко сказано. Просто жизнь ему когда-то спасла. Ты ж знаешь, Стасик у нас всегда был такой железный, непобедимый, а тут какая-то баба его спасла... Представляю, что он тогда чувствовал...---
Безумие прогрессирует. Ира насквозь прокуривает легкие на холодном балконе и ненавидит себя за двоих. Паша давно спит — спокойно и мирно спит в ее постели, и это кажется настолько же диким, насколько естественными кажутся их ночные вспышки безумия. Пашу, похоже, не смущает совсем ничего — ни разница в возрасте, ни ее подбито-истерзанное состояние, ни то упорство, с каким она пытается избавиться от него, ни то, самое главное, о чем жутко даже подумать. А еще, оказывается, Ире страшно подумать еще об одном: о том, что Ткачева в ее жизни однажды может не стать — и это пугает похлеще всех застарелых пыльных кошмаров. Ира вспоминает. Чувствовать — это адски больно.