The Pull of the Tide

Девушка выглядит так, будто вышла прямо из рекламы чего-то провокационного, Кельвина Кляйна или что там подростки носят в наше время. Но все же под слоями косметики в ней есть что-то смутно знакомое, и ему требуется минутка, чтобы нащупать ответ. — Ты была у Стайлза на праздновании одиннадцатилетия, — говорит он, и это самая странная фраза, которую он использовал для начала допроса. Впрочем, она приносит свои плоды. Он застал ее врасплох, даже если не пытался. — Я помню, потому что ты сделала ему открытку, со всеми этими блестками… — Да, я помню, — кривится Эрика, и ее глаза вспыхивают, пока она откидывается на стул, закидывая одну руку на спинку. — Я помню, потому что Стайлз всю вечеринку проныл, что Лидия не пришла. В ее словах чувствуется затаенная ревность, и ему интересно, знает ли Стайлз, сколько есть людей, которым он небезразличен. — Да, это была веселая вечеринка, — невозмутимо кивает он. Стайлз совершенно обезумел и орал: «Это моя вечеринка, и я буду плакать, если захочу»*, — все время. Скотт из чувства солидарности мужественно пытался мычать в такт. Тогда он спрашивал себя, почему Стайлз не может быть как все остальные дети, которые даже не знают, кто такая Лесли Гор. Теперь он знает, что ему все равно, каким будет Стайлз, если он будет в безопасности. — Мы особо не общались после того раза. Долгое время, — продолжает Эрика, и на мгновение ее голос звучит действительно обиженно. — Он больше не приглашал меня на свои вечеринки. — Это потому, что больше не было вечеринок, — говорит шериф, сглотнув комок в горле, не давая себе отвернуться. — Его мама умерла за месяц до того, как ему исполнилось двенадцать. Он отказался устраивать вечеринку, и это вроде как стало новой традицией. Разрешить Стайлзу отменить свой день рождения было одной из многих вещей, о которых он сожалел. Он всегда думал, что однажды Стайлз передумает, вдруг опять захочет свой праздник. Но этого так никогда и не случилось. Так что у них больше не было тортов и мороженого или колпаков на голову, но на свой шестнадцатый день рождения Стайлз проснулся с ключами на его тумбочке. Для них это работало. Во всяком случае, он думал, что это так. Но Стайлз скрытный, когда что-то не так, и шумный во всех остальных случаях. Эрика Риз проходит через переходной возраст по-своему, и шериф получил уже далеко не один истеричный звонок от ее матери за последние месяцы. Эрика молчит, выглядя немного побледневшей, осознавая. Таковы подростки, припоминает шериф. Большинство из них нуждаются в напоминании, что не у них одних в жизни есть проблемы. — Твоя мать говорит, что это большая удача, если ты вообще приходишь ночевать домой, — говорит он, пытаясь, чтобы это не было обвинением. — Это что… — он запинается, пытаясь подобрать нужное слово, и выбирает то, что ближе всего к его пониманию. — Вы что, в каком-то культе? Эрика откидывает голову назад и смеется, громко и звонко, будто она пробуется на роль, где это требуется. — Это что-то новенькое, — все еще посмеиваясь, заявляет она, смотря на него. — Нет, это не культ. Нет, мы не принимаем наркотики. Нет, я не сплю с Дереком. Или со Стайлзом, к слову. И я не знаю, спят ли они друг с другом, хотя это многое бы объясняло. — Объяснишь мне это? — требует он. Эрика хитро улыбается. — Я пошутила, конечно, — отмахивается она. — Тем более, все знают, что Стайлз влюблен в Лидию Мартин, и вам бы стоило побеспокоиться на ее счет. Я приходила проведать Стайлза, и она выбежала из его палаты, и явно не в печали, а в ярости. Что-то вывело ее из себя. — Она сказала мне, что они со Стайлзом даже не друзья. — Я уверена, что так она и сказала, — кивает Эрика многозначительно. — У нее вроде как любовь всей жизни с Джексоном, да? Только почему-то каждый раз, когда он разбивает ей сердце «ради ее же пользы», она бежит к Стайлзу. Она его использует. — Лидии даже не было там той ночью, — замечает он. — Значит, вы уже все для себя решили, — говорит Эрика, отталкиваясь от стола, — и мне нечего добавить. Так что, я могу идти, или как? Шериф хмурится, когда свет падает на ожерелье на ее шее. — Подожди, — говорит он и указывает ей на стул, с которого она поднялась, — сядь на место. Эрика плюхается на стул с раздраженным фырканьем. — Что еще? — спрашивает она. — Откуда это у тебя? — спрашивает он, указывая на украшение. Вопрос слегка встряхивает ее, но она быстро берет себя в руки. — Забавно, что вы спросили, — говорит она, — потому что это подарок от Стайлза. — Стайлз дал тебе это? — взволновано спрашивает он. — Он сказал, что это значит? — Только то, что это защитный символ, настолько старый, что его корни даже нельзя отследить. Он дал мне его много месяцев назад, после особо неприятного припадка. — Я хочу, чтобы ты повторила мне все, что он тогда сказал тебе, — потребовал шериф. — Вы уверены? Потому что он практически пересказал мне всю историю эпилепсии. Он об этом знал больше, чем я. — А если только ключевые моменты? — Он сказал мне, что люди верили — эпилептики одержимы злыми духами, — сказала она с кривой ухмылкой, откидываясь на стуле. — Только некоторые из них обращали это себе на пользу. Становились шаманами, их уважали, потому что верили, что они способны на невероятные вещи: путешествовать в другие миры, например. Даже называли это священной болезнью. Ну и мне это нравилось, меня уже тошнило от больниц и научных терминов, а это звучит получше, чем просто болезнь мозга, правда? А потом Стайлз дал мне это — защиту от злых духов. Шериф полностью сбит с толку, хотя он не удивлен, что Стайлз интересовался оккультизмом. Он всегда играл в странноватые онлайн-игры и имел жилку исследователя. — Он сказал что-то еще? — Ну, — тянет она, — он также упоминал, что эпилепсию считали связанной с лунными циклами, — она усмехается, будто это секрет, и она расскажет ему только половину. — Судя по всему, они называли нас лунатиками. Стайлз думал, что это особенно забавно. — Звучит не очень забавно, как по мне. — Это инсайдерская шутка, — смеется она. Шериф вздыхает, потому что он знает, что она рассказала ему не все, но сомневается, что она добавит еще что-то. — Спасибо, Эрика, — говорит он запуская руку в волосы, — на этом пока все. Она выглядит немного обиженной, хотя сама пыталась выбраться отсюда с тех пор, как переступила порог. Она резко подымается и выходит за дверь, не попрощавшись. Шериф берет папку с делом Стайлза и открывает ее. Он вытягивает фотографии символов, нарисованных на груди его сына, и кладет их на стол перед собой. Это точно те же символы, которые Эрика носит на шее. * Lesley Gore — Itʼs My Party популярная песня 1963 года. Послушать можно например тут http://www.youtube.com/watch? v=_PXIui8sa2U