Карпентёр

Дорога была утоптанной, плотной и вела прямо в очередную деревеньку. Сколько таких деревень уже Ламберт обошел на своем веку – он не помнил, да и не считал. Как и не помнил и не считал, сколько таких дорог прошел. Он вышел из крохотного бора, который и бором-то было назвать трудно, и запах хвои начал смешиваться с запахами сена, навоза, дыма и мочи. Пахли все деревни тоже одинаково. Хотя не только деревни – подобным шлейфом мог похвастаться и Новиград. Жизнь тут кипела: топились печи, дым валил из труб особо богатых домов, крестьяне сновали туда-сюда с корзинками, наполненными ягодами, грибами, травами, мимо проехала повозка, везущая первые урожаи. Никто не обращал внимания на бродягу с двумя мечами, ведущего под уздцы лошадь. Ламберт по звуку мордобоя отыскал таверну, удивляясь ее размерам. Привязал кобылу, проходя мимо раздетых по пояс дерущихся мужиков, и столкнулся лицом к лицу с букмекером. – Ведьмак, значится? – спросил он, мужчина среднего роста, среднего возраста, среднего телосложения и с лицом таким обычным, что нельзя было запомнить с первого взгляда, а то и со второго и с третьего. Качество одежды и обуви у него было тоже, как ни странно, средним. Ламберту почудилось, что у этого мужика средним было вообще все. – Ну, – кивнул Ламберт. – Поучаствовать не желаешь? Он не желал. Он устал, хотел есть и спать, но поразительно, что могла творить с ним жажда наживы. Из них всех лучшим в кулачных боях был Эскель, Ламберт в таком участвовал нечасто, несмотря на свое фантастическое умение встревать в драку даже там, где ее быть не могло. Весемир вечно ворчал, что если бы деревья умели говорить, он бы и с ними подрался. – Сейчас пожру и вернусь. – Э, боя-то два осталось. – Ради безопасности остальных бойцов – им лучше не драться с голодным ведьмаком. Слухи в таверне слышались разные. Он сидел в углу, как всегда, ел наваристую похлебку, густую от сыра и гренок, внимательно оглядывал полупустой зал и слушал местных. – Соньку-то так и не отыскали? – Да куда ж там, ее ж эти мордовороты разукрашенные с собой поди утащили. – Правда ль? Говор-то ты их слышал? Как херовы поэты языками чесали, точно ли бандиты? – Точно, как пить дать. Поэты поэтами, а угроз и матов столько отсыпали – хоть жопой жри. – Вот тебе и рыцари. – Да какие ж эти петухи рыцари-то? Ну, да, камзолы цветастые, да и только. В Туссенте все так наряжаются, что бароны, что бомжи. – А куда намылились-то они? Поищем, может, Соньку-то? Хорошая девка была, добрая… – Не найдем мы ее, ни живой, ни мертвой – это я тебе талдычу. Наиграются с ней ироды эти да тварям лесным на съедение бросят. Не те ли это были бандиты, которые за Наишей ехали? Ламберт зажмурился, прогоняя навязчивые мысли, – это больше не его дело. Не его дело, не его работа, не его проблемы. Он с самого утра, как ушел от нее, боролся с внутренним голосом, на чем свет стоит сыплющего упреками. Совести у Ламберта не было отродясь, и он все пытался понять, чего это она вдруг проснулась сейчас. Бой он, конечно, выиграл, получил легкую сотню крон и от следующих боев отказался. Кметы были разочарованы – больно уж хотели поглядеть на то, как дерется настоящий ведьмак. Их жизнь была сплошной рутиной, серой и скучной, и редкий гость в лице ведьмака, принявшего участие в кулачном бою, был для них настоящим зрелищем. – Вернулись! Вернулись бандиты, прячься! – кричал бежавший со стороны бора мужик. Ламберт проследил за ним: бежал он так испугано, что запинался на каждом шагу. В паре десятков шагов за ним показалось четверо всадников. Доспехов на них не было, только легкие камзолы желтых, красных, синих и серых цветов. Кони у всех поголовно были гнедые. Ламберт путаться с ними не хотел, поэтому просто вернулся в корчму и сел обратно в свой угол, взяв кружку пива. Всадники зашли следом через пару минут после него. В зале сразу стало тихо, мужики заметно напряглись. Ламберт выжидал. Они подошли к корчмарю, один из них, одетый в синее, приказным тоном сказал подать им «лучшее, что есть в этой грязной дыре». – К ночи засада будет готова, как раз вернемся к этому времени к Фолану и остальным, – сказал синий. – Габриэль с его индюками даже на привал не останавливались, – сказал другой, одетый в желтое с красным. – Нам же лучше – легче будет их перебить. – Девчонка точно с ними? – Точно. Я эту синюю ведьму ни с кем не перепутаю. Полуголая в синих перьях она смотрелась лучше. Отец знал толк в развлечениях. Ламберт слегка отодвинул кружку и напрягся, попутно недоумевая, где местные мужики в их речи услыхали слова поэта. Он был готов в любой момент схватить меч. Значит, худощавый мужик в синем камзоле и с рыжими патлами и был Микелем. И его банда готовит засаду для рыцарей. Ная все-таки пошла с ними. Хотя что еще ей было делать после того, как ведьмак от нее ушел? Если он сейчас поскачет в лес, то может успеть встретить их и предупредить о засаде. Если сам в нее не попадется. – А ведьмак? Тоже с ними? – Какой еще ведьмак? – Информатор сказал, что ведьму видели в Метинне вместе с ведьмаком, а потом на дороге в Мак Тургу. Он ее сопровождает. – Херовая, видать, жизнь у ведьмаков нынче, что ведьмам в провожатые нанимаются. – Может, она его околдовала? – Не было с ней ведьмака. Надо узнать, где он – если он вернется к ним, то тут же засаду почует. Знаете же этих выродков: нюх лучше, чем у собак, слух лучше, чем у летучих мышей, и зрение кошачье. И дерутся, как дюжина скеллигских варваров. Не надо нам такой проблемы, надо его убрать, чтобы не попортил все. Я слишком долго выслеживал эту подлую суку. Ламберт понял, что пришло время брать мечи и уходить, пока его не заметили в тени залы. Но стоило ему двинуться, как бандиты обернулись в его сторону, желая сесть за стол, и заметили его. – Смотрите-ка, ведьмак! – Может, не тот? – Срать, тот или нет, любой из этих мутантов может быть тем! Хватай ублюдка! – выкрикнул Мигель. Ламберт был быстрее. Он резво перевернул стол, привалив им разбойника в сером, молниеносно вынул меч и одним ударом снес голову желто-красному. Перед Мигелем он замер, заметив направленный на себя арбалет. Как же он ненавидел арбалеты! Арбалетчик ждал: острие ведьмачьего меча прижималось к горлу Мигеля. Ламберт ухмыльнулся, сложил пальцы левой руки в Аксий и приказал арбалетчику застрелить бастарда, а затем перерезать себе глотку. Полезный знак, он всегда его любил. Ни кметов, ни корчмаря внутри уже не было видно. Ламберт пнул стол, придавивший еще живого серого, и поднял его за грудки одной рукой. Тот был в сознании, но, видимо, получил удар по голове, и его откровенно контузило. Ведьмак влепил ему слабую пощечину. – Э-э… ч-что… – кряхтел мужик. – На меня смотри! – рявкнул Ламберт. – Где засада? – Не… не скажу… Ламберт едва не закатил глаза: вечно так с этими тупорылыми героями – выпендриваются, строят из себя храбрецов, пока не начнешь им пальцы ломать. Ведьмак дал ему еще пощечину, посильнее, воздерживаясь от более агрессивных мер – не хватало еще, чтобы этот контуженный окончательно отрубился. – В лесу, в лесу! – протрезвел тот. – Ну ясное дело, что не на Ард Скеллиге! – выплюнул ведьмак. – Где – в лесу? Точнее! – Восточнее от главной дороги! – Блять, да ты издеваешься. Точнее, я сказал! Иначе я тебе хер отрежу! Говори, мать твою! – Две сотни шагов от начала тропы с этой стороны, потом на восток… – он попытался вырваться и получил удар под дых. – Сколько там человек? – Восемь, восемь! Нет, я же все сказал, все, пожалуйста!.. Ламберт вогнал ему меч под ребра, откинул от себя тело и быстрым шагом вышел к своей лошади. Вскочил на нее, не убирая меч, и погнал в лес. Примерно прикинув двести шагов, он остановился и отвел кобылу немного вглубь чащи, наспех привязывая к дереву. Голосов не было слышно, но проглядеть следы сапог, оставшихся после восьмерых мужиков, было почти невозможно. Главное, успеть, главное, успеть. Плевать ему было, простит его Ная или нет, главное, чтобы жива осталась, жива и невредима. Может хоть наорать на него, хоть накинуться с кулаками, лишь бы жива, лишь бы жива. Она, конечно, хороша, но и он, Ламберт, не лучше: вспылил на пустом месте, да и мог бы сам догадаться, что за ней кто-нибудь да отправит погоню, но нет, все его вспыльчивость и чрезмерная эмоциональность. Весемир ему всегда говорил, что это его в могилу сведет. И ведь как в воду глядел: если сейчас его не убьют бандиты, то сожрет заживо обиженная брошенная женщина. Весемир всегда оказывался прав, будь он неладен. До начала нападения Ламберт не успел. Бой уже вовсю шел, это он понял по звукам встречающихся друг с другом мечей, ругани, боевых кличей и криков боли. Ламберт рванул на звуки, выходя на поляну, через которую проходила дорога. Видать, бандиты решили проявить инициативу и напасть в другом месте, да еще и без приказа уже покойного Мигеля. Из рыцарей на ногах стоял один только Габриэль, его товарищи уже лежали ниц, мертвые или нет – Ламберт не знал. Против него осталось трое, один из которых обошел его со спины и кинулся к бледной от страха Нае. Девчонка отскочила от него, упала, и мужик бросился на нее, собираясь схватить за ноги, но та со всей дури пнула его в лицо. Он разозлился от этого еще сильнее, зарычал и снова полез к ней, махая мечом. – Не трогай меня, мразь! Отвали, я сказала, отвали, поганый ублюдок! – кричала Ная, срывая голос. Она была в звериной ярости, свойственной лишь тому редкому типу людей, которые, когда кто-то хотел причинить им вред, не ссались от испуга, а впадали в бешенство. Ламберт был уверен, что будь у нее в руках хоть что-то, что можно было использовать как оружие, то у бандита не было бы ни единого шанса. Он почти добрался до нее, но она вскинула руку в защитном жесте, и разбойника откинуло неведомой силой на добрых футов двадцать. Ведьмак пронзил спину замахнувшегося на Габриэля мужика, отопнул его тело, перекатился к следующему и встретил его клинок своим. Ламберт осыпал его градом атак, тот хорошо защищался, но против скорости и искусности ведьмака выстоять не мог и слег, крича от боли, от удара поперек живота. Хлынула кровь, и его кишки наверняка повываливались наружу, но Ламберт этого уже не видел. Оставив последнего противника Габриэля ему самому, он резво подскочил к бандиту, который уже поднялся и снова оказался возле Наи, схватил его за шкирку, кинул на землю, ногой выбивая меч из рук, и пронзил прямо там, где было сердце. Бой был окончен. Противник Габриэля лежал с отрубленной головой. Ная смотрела на него взволнованным взглядом, в котором, кроме волнения, было еще что-то странное, чего Ламберт понять не мог. Кровь еще стучала в его ушах. Давно его бои с людьми не были такими простыми – видать, девчонка приносила ему удачу. Он подошел к ней и протянул ей руку. Ная не реагировала, продолжая сидеть на земле, но глаз не отводила. Ламберт устало вздохнул, подошел к ней – она начала отползать – и, не церемонясь, за подмышки поднял ее на ноги. – Ведьмак? – окликнул его Габриэль. – Зачем ты вернулся? – Да вот в деревню, где я был, заявились какие-то цветастые мудаки и принялись засаду обсуждать, я и подумал, дай присоединюсь, вдруг весело будет? – съязвил Ламберт. – Микель, надо думать, был в их числе? – Рыжий такой урод? Да. Я с ним разобрался. Габриэль больше ничего ему не сказал и пошел к телам своих павших товарищей. Ламберт не стал ему мешать. Возможно, он даже сделает рыцарю одолжение и поможет ему их закопать – неплохие были ребята, только, видать, дрались не очень, иначе бы сидели тут живые. Ная молча отряхнула одежду, выискала глазами свою застреленную лошадь и направилась к ней. Ламберт пошел за ней, не зная, что говорить. Вид у нее был какой-то странный: взгляд был встревоженный, брови нахмурены, но она будто пыталась показать, что с ней все в порядке. Она сняла с лошади свою сумку и осталась сидеть возле ее трупа. Девчонке явно было жаль животину. Одной из причин, почему Ламберт путешествовал на своих двоих, была привязанность, которую он испытывал ко всем тем лошадям, что с ним были. Он давал им имена, разговаривал с ними, потом они погибали от зубов какого-нибудь чудовища, и Ламберт снова оставался один, чувствуя грусть от потери четвероного друга. Поэтому он не называл свою нынешнюю кобылу и не слишком о ней пекся. Последний его конь умер лет тридцать назад, и больше Ламберт не брал лошадей на долгий срок. До этого раза. – Ты так и не дала ей имя? – спросил он, чувствуя, что напряжение между ними уже можно соскребать с деревьев. – Нет. – Правильно: так меньше привязываешься. Она не ответила. Ламберт занервничал. Он догадывался, что она не кинется ему на шею после всего произошедшего, но надеялся, что хотя бы дружелюбие проявит. Она же всегда так делала, какие бы гадости он ей ни говорил, всегда была с ним вежлива и приветлива, никогда не повышала на него голос и, кажется, даже не обижалась, но вот не сейчас. – Я хотел бы сложить костер для моих павших друзей, – сказал им Габриэль. Лицо у него было до невозможности печальное, он и так был сед, а теперь, казалось бы, постарел еще лет на тридцать. Ная кивнула. – Мне… жаль, что это случилось с ними. Они были хорошими людьми. Наверное, в этом убогом мире нет места хорошим людям, – сказала она. Ламберт по глазам рыцаря видел, что он чувствовал себя обязанным сказать что-то противоположно-оптимистичное, что-то светлое и доброе, но просто не мог это сделать, когда в шаге лежали два остывающих трупа его друзей. – Я многих товарищей потерял, – сказал он. – Когда тебя постоянно окружает смерть, казалось бы, привыкаешь. К смерти врагов привыкнуть можно. Но к смерти друзей… не привыкнешь никогда. Ламберт даже почти проникся. Он молча помог Габриэлю собрать погребальный костер. Место было не очень хорошим, но казалось, что никому здесь нет дела до сохранности природы. Ламберт не знал, что значит хоронить товарищей. Почти все его братья-ведьмаки сгинули на большаках, он даже сам вытаскивал нескольких из канав и пещер, случайно найдя их по следу – Весемир учил их не бросать бесславно погибших коллег по цеху вот так, неприкаянными. Но ни одного из них Ламберт не знал достаточно близко, чтобы чувствовать какую-то тоску, когда сжигал их тела. – Что ты теперь будешь делать, ведьмак? – окликнул его Габриэль. Пламя поднялось почти до деревьев, запахло паленой плотью. – Продолжу то, что начал, – спокойно ответил Ламберт, украдкой поглядывая на Наю. Та не шелохнулась. – Я не могу тебе этого позволить. Миледи согласилась поехать в Туссент. – Чтобы сгинуть от рук еще каких-нибудь ублюдков? – нахмурился Ламберт. – Вы втроем не смогли ее защитить, а теперь, когда ты один, у вас вообще нет шансов. – Так это или нет, но это ты бросил ее одну. Как я могу быть уверен, что ты снова этого не сделаешь и не оставишь миледи Наю без защиты? – Это не твое дело, старик. Странно было называть Габриэля стариком, он был младше Ламберта лет на тридцать точно. – Полагаю, нам следует спросить мнение Наиши. Он отвернулся наконец от костра. Ная посмотрела сначала на него, затем на Ламберта, и ее взгляд на ведьмака был таким долгим, что он думал, будто она читает его мысли. Она поморщилась от неприятного запаха. – Доедем вместе до Туссента. Там посмотрим, – коротко, резко и холодно ответила она и отошла от костра подальше. Ведьмак нервно сглотнул. Он почему-то был уверен, что Ная преспокойно решит снова поехать с ним в Каэр Морхен и что вообще все будет, как раньше, а в итоге оказался на испытательном сроке. Не этого он ждал, не этого. Ламберт вообще не сильно задумывался о сложившейся ситуации, а пока дрался, бежал через лес и снова дрался, думать было некогда. Они расстались всего на один день, а ему вдруг почудилось, что минуло десятилетие. Из лошадей живыми остались только конь Габриэля и кобыла Ламберта, которая верно его дожидалась в лесу. Он и не надеялся снова ее увидеть, думал, что ее задерут волки или эндриаги. Ная привязала к кобыле сумку и неохотно забралась на нее, Ламберт уселся позади, боясь трогать девчонку. От нее веяло таким холодом, что ему казалось, будто от одного неверного его движения, слова или взгляда она превратит его в ледышку. Дожил, уже баб бояться начал. Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал бы Ламберту, что извиняться настолько тяжело, он бы не поверил. Что недостаточно просто сказать «извини», или «я виноват», или даже «я так больше не буду», что чувство вины, оказывается, после этих слов никуда не денется. Что есть она, которую он подвел, и ей плохо, и больно, и страшно, и все – отчасти из-за него. Но только отчасти, потому что она же тоже виновата, не может же он один быть виноват во всем, и вообще это так тяжело – думать, что виноват лишь ты. Ему не хватало смелости признаться самому себе, что вина полностью лежит на нем, а когда он смотрел на Наю, бледную, молчащую и такую холодную, этой самой смелости становилось еще меньше. В деревне их встретили сначала с криками и визгами страха, но потом корчмарь узнал ведьмака, который поубивал терроризировавших их бандитов и даже дал им комнаты. Разумеется, не бесплатно. – А вы там девицу не видели, рыженькую такую? – спросил корчмарь. – Нет, простите, – ответила ему Ная, наливая себе полную кружку вина. – Какая жалость… А вас, милсдарыня, мастер ведьмак спас? Это ведь он тут бандитов поубивал, а потом рванул сразу куда-то, и теперь вот вернулся, с вами. – Ага, – равнодушно сказала она. – А ведь говорят, что нет у ведьмаков сердца! – восхитился мужик. – Может, и нет. Ламберт нахмурился. Давно он не чувствовал себя настолько некомфортно, даже когда в мокрой канаве ночевал. Корчмарь слегка опешил от равнодушных ответов Наи и ушел наконец. Габриэля с ними не было. – Зачем ты вернулся? – вдруг заговорила она. – Как это – «зачем»? – искренне удивился ведьмак. – Ты на меня наорал, обвинил, что я не сказала тебе того, чего и сама не знала, ушел, оставив одну, зная, что за мной охотятся какие-то херовы мстители, а потом вдруг решил вернуться. Вот я и спрашиваю – зачем? – Ты с самого начала могла мне сказать, что убила дворянина и сбежала из его поместья, – начал защищаться Ламберт. – О таких вещах, Ламберт, не говорят первому встречному! – агрессивно прошептала она. – Я должен был знать все, от начала до конца, прежде чем соглашаться, я должен был знать, на что иду и кого берусь сопровождать! – Я не могла об этом говорить! Просто не могла! Ламберт начинал злиться. Надо было срочно что-то делать, пока они снова не разругались в хламину, но он просто злился на нее, не думая. – Не дави на жалость, подумаешь, убила кого-то, – сплюнул он. Ная посмотрела на него уставшим взглядом – таким, каким смотрят на тупых идиотов, – взяла свою кружку, бутыль с вином и ушла к себе. Ламберт прикрыл лицо рукой, едва удерживаясь от желания врезать самому себе и разнести корчму – опять он все испортил. Он думал, что его внезапно проснувшаяся совесть успокоится, когда он увидит живую и здоровую Наю, но она начала пилить его изнутри еще сильнее. Видимо, придется извиняться, иначе он помрет от бесконечного чувства вины. Ламберт застыл, вспомнив, как во время боя Ная откинула от себя мужика самым что ни на есть телекенетическим ударом. Похоже, из-за всех этих событий она об этом подзабыла. Ведьмак едва слышно мучительно простонал – кажется, он приютил под боком будущую чародейку. Пропади все пропадом.