Карпентёр

Меригольд бодро шла впереди и болтала без умолку куда-то вперед себя. Ная иногда равнялась с ней и разговаривала, а потом снова замедлялась и плелась позади тенью вместе с Ламбертом. Она была мрачной, грустной и задумчивой, Ламберт, изучив ее за все это время, знал, что девчонка волнуется. Наверняка она боялась, что их находка не будет иметь смысла, а может, боялась как раз того, что будет. Как-то раз Ная честно призналась ему, что страшится уходить. Сам Ламберт не признался ей в этом. – Остановимся, – вдруг сказал он. – Что? Почему? – спросила рыжая чародейка, оборачиваясь. Ламберт не ответил и принялся прислушиваться к своему ведьмачьему чутью. Запахи были все те же, но как-то вдруг потемнело и стало тихо, и эта мертвая тишина заставляла все его чувства напрягаться до предела. Такое было с ним лишь один раз, когда Весемир только привел его, напуганного маленького мальчишку, прижимающего к груди мешок со скудными пожитками, в Крепость Старого Моря. Первые ночи в Каэр Морхене, холодные и бессонные, были наполнены этим чувством первобытного страха перед тьмой. Он ворочался на подстилке из сена, глядя в темноту, и почти кожей чувствовал, как из нее к нему тянутся ледяные призрачные руки. Был ли то сон, или обычный детский страх, или были ли это на самом деле призраки мертвых ведьмаков, Ламберт так и не узнал, но до сих пор считал тускло горящие голубоватым светом глаза мертвецов явью. – Ламберт? – позвала его Наиша. Он словно очнулся от звука ее голоса. Девчонка перед ним была реальнее призраков из детства и уж точно намного теплее и живее. Однако ощущение опасности никуда не делось. Ламберт знал это мерзкое чувство – будто за тобой следят десятки неживых глаз. Первые его дни на большаке после получения «почетного» звания ведьмака сопровождались этим же чувством. Тогда он, еще юнец, вдохновленный на подвиги, возненавидел свою сущность пуще прежнего. – Ничего. Идем, – сказал Ламберт и пошел первым. Меригольд проводила его недовольным взглядом, он же наградил ее презрительным. Это было для него абсолютно нормальным, а вот Ная устало вздыхала каждый раз, когда видела это. – К слову, Наиша, ты так и не сказала, как тут оказался Ламберт, – с язвительностью в голосе напомнила Трисс. – Лихим ветром занесло, – буркнул он. – Оно и видно, что лихим, – не уступала Меригольд. – Ламберт охотился здесь. На лешего. И был ранен. – Я не был ранен. – Ты чуть не помер. – Обязательно рассказывать об этом? – нахмурился ведьмак. – Неужели это задевает твое самолюбие, Ламберт? – вступила Трисс. – Ты так уверен в собственной неуязвимости? – А ты так уверена в своей? – резко остановился он, разворачиваясь. – Шрамы украшают мужчин, – робко вставила слово Ная. – Ему уже ничто не поможет. – Мужчин украшают – в отличие от женщин, – выплюнул он. Ламберт краем глаза заметил, как исказилось от ужаса милое лицо Наиши. Он и сам уже был готов защищаться от заклинаний чародейки Квеном, но та лишь громко вздохнула, едва заметно трепыхая крыльями носа. – Достаточно. Не будем терять время, – холодно сказала Трисс и пошла дальше. Захрустел снег под ее сапогами. «Проклятая баба, – думал он, сверля взглядом узкую спину чародейки, – приехала тут и начала наглеть. Как и все чародейки». Ламберт был счастлив, что из всех поганых черт невыносимых магичек Наиша не переняла ни одной. Разве что, стала слишком уж самостоятельной и как-то мало в нем нуждалась, что сильно его, Ламберта, угнетало. Самостоятельная она, видите ли, самодостаточная. Дурацкая девка с ее дурацкой независимостью, но какая же все-таки добрая и заботливая. – Вот пещера, – сказала Наиша, останавливаясь. Чувство, что за ними наблюдают, не оставило Ламберта. – Жутковато как-то, – тихо сказала Ная. – Ничего не бойся, я с тобой, – сказала ей Трисс, кладя руку на ее плечо. – В таких местах вечно чудится всякое. – А ты так часто бываешь в таких местах, Меригольд? – подал голос Ламберт. – Прекратите, – осадила Ная, пресекая Трисс в порыве ответить ведьмаку. – Мы здесь не за этим. Когда они вошли, обе женщины наколдовали себе по источнику света, и Ламберт не удержался от едкого комментария. Меригольд принялась осматривать неподвижную сферу, делая невероятно сосредоточенное лицо. Ламберт часто замечал, что чародейки любили напускать на себя побольше важности и иногда даже драматизма. Ная нервно топталась позади нее. – А что потом? – спросила она нетерпеливо. – Пока не знаю, Ная, – ответила ей Трисс. – Посмотрим, что получится найти. Надолго остаться я не смогу – королевские дела не ждут. – Королевские дела? – Я придворная чародейка короля Фольтеста, Ная, разве ты не знала? – Это ты выгнала с этого места Кейру Мец? – усмехнулся Ламберт. – Я не выгоняла ее, Кейра попала в немилость к королю, – нахмурилась Трисс, отвлекаясь от осмотра. – Геральт о ней столько рассказывал… – с хитрой ухмылкой сказал он. Конечно, ничего необычного Геральт про Кейру Мец не рассказывал – только упомянул, что та пыталась подбивать к нему клинья чуть ли не в присутствии Йеннифер, но бешенство, которым исказилось лицо Трисс, стоило этой маленькой лжи. Хотя Ламберт бы не удивился, если Геральт на самом деле о чем-то умолчал. В конце концов, его популярность среди чародеек вкупе с общим «кобелизмом», как любила говорить Найка, стабильно приводили к одному и тому же предсказуемому результату. Холера, да проще было бы завалить дракона, чем найти хотя бы одну известную чародейку, с которой Геральт бы не переспал. Меригольд все проводила какие-то манипуляции со сферой, читала заклинания, активно жестикулировала, и если поначалу Ламберту казалось это все смешным до коликов, то вскоре начало надоедать. Он уже было хотел прервать ее танцы с бубном, как вдруг, после одного ее жеста, внутри сферы загорелся синий огонь, а металлические пластины каркаса покрылись непонятными символами того же цвета. Волк на груди ведьмака бешено затрясся. – Что это за… – Отойдите! – сказала им Трисс, прервав Наю. Меригольд произнесла еще одно заклинание, затем достала из своей сумки какую-то коробочку. Символы пришли в движение и начали двигаться по окружности сферы, ускоряясь, пока не перестали быть различимыми. Затем огонь в центре начал притягивать их к себе, поглощая, после чего разбился на несколько маленьких огоньков, каждый из которых поочередно залетел в коробку в руках чародейки. Ламберт был уверен, что за свою долгую жизнь видел всякое дерьмо, но такую ерундистику он и представить не мог. С лица Наиши до сих пор не сходило удивленное выражение. – Здесь все. Теперь надо вернуться и поместить эту энергию на твою карту, Ная, – сказала Трисс и двинулась вперед. Не успела магичка сделать и двух шагов, как в пещере вдруг стало еще холоднее, а из земли прямо перед ней начала вырастать призрачная фигура, светящаяся зеленоватым светом. Ламберт машинально схватился за серебряный меч, резким движением вынул его из ножен и двинулся вперед, заводя рыжую магичку за спину. – Так и знал, что за нами кто-то следил, – ругнулся он. Призрак вдруг исчез и показался прямо за спиной Трисс. От атаки ее спас телекинетический импульс, посланный Наей, который толкнул и чародейку, и ведьмака вперед. – Ему нужен филактерий! Это страж! – сказала рыжая. Бой был быстрым и абсолютно нелепым. Страж был силен, а Ламберт был совершенно не готов к этому сражению, к тому же, ему постоянно мешали заклинания чародеек, которые искренне пытались ему помочь. Огненные шары летали по всей пещере, освещая ее со всех сторон, половина в призрака не попадала, другая половина либо, почти попав в стража, также едва не задевала ведьмака, либо разбивалась о стены. Зато внутри очень быстро стало тепло, влага начала испаряться, и земля под ногами перестала быть такой скользкой, делая бой хотя бы немного более удобным для Ламберта. Множество магического огня вокруг ослабило призрака, и Ламберт готов был поклясться, что страж, так же, как и он сам, дезориентирован летающими во все стороны сгустками огня, которые посылали горе-помощницы ведьмака. – Чтоб еще раз я поперся куда-то с чародейками, – ворчал он, убирая меч в ножны. – Чтоб я еще раз поперлась куда-то с ведьмаком, – в тон ему ответила Трисс. – Чтоб я еще раз куда-то поперлась, – флегматично закончила Ная. Все это казалось каким-то абсурдом. Таких призраков он еще не видел никогда: в целом, то был обычный призрак, которых он, Ламберт, хорошо умел уничтожать, но внешний вид его отличался тем, что одет он был в какие-то посеревшие лохмотья, напоминающие обмотанную вокруг всего тела простыню. Простыня осталась лежать на луже эктоплазмы. Ная заинтересованно на нее посмотрела, подошла, присела рядом и с некоторой брезгливостью приподняла ткань двумя пальцами. – Очень интересно, – сказала она, рассматривая обрывки. – Что? Ты такое уже видела? – спросила ее Трисс. – Не припомню, чтобы хоть в какой-нибудь стране носили вместо одежды полотенца, – добавил Ламберт. – Зато у нас носили. Правда, это было за пару тысяч лет до моего рождения. Или больше. Картина складывалась странная. Если сюда правда когда-то давно переместился какой-то несчастный из мира Наиши, который жил за тысячи лет до ее появления на свет, значит ли это, что она была не первой из своей цивилизации, кто попал Континент? Ламберту уже и самому стало интересно, что же тут на самом деле происходит. Никогда его не интересовали все эти Сопряжения, перемещения, Старшая кровь и прочие премудрости, за которыми так охотились чародеи, но тут происходило явно что-то очень любопытное. Сейчас Ная как никогда ранее вдруг показалась ему совершенно чуждой этому миру. Он вдруг осознал, что она пришла откуда-то издалека, родилась не здесь, на Континенте, а в месте, где все совершенно другое, неизвестное, и еще чуть больше года назад в этом мире ее вообще не существовало. Разобраться во всем можно было, только узнав, что передала им сфера. Они молча двинулись к выходу. Ламберт сильно не хотел лезть в это дело. Всю жизнь он держался за версту от магических делишек, все внутри него говорило ему, что это плохая затея. Он не хотел ввязываться в это, не хотел иметь дело с магией, не хотел иметь дело с чародейками, не хотел – но продолжал делать. И бросить все это он почему-то не мог. Это казалось неправильным, и он твердо знал где-то глубоко внутри себя, что он не уйдет, пока не доведет дело до конца. Его ведь даже никто и не просил помогать, а он все равно влез и чувствовал, что так надо, иначе нельзя. Что это было за странное чувство – когда ты делаешь то, что не хочешь, но все равно делаешь, потому что так нужно? Может, не такой уж он сукин сын, как все о нем думают? – Я, пожалуй, заварю чай, – сказала Ная, как только они вошли в дом. Она аккуратно расстегнула свое пальто, сняла сапожки, перчатки и медленным, каким-то потерянным шагом поплелась в сторону кухни. – Мне с медом, – сказал ей вслед Ламберт, провожая взглядом. – Я пойду в комнату Наи, попробую разобраться с этим, – подала голос Меригольд и кивнула на филактерий. – Времени у меня немного. Я к вам спущусь. Ламберт нахмурился, не понимая, почему чародейка решила отчитаться перед ним. – Делай, что хочешь, но не втягивай меня в свои магические дела, – ответил он и принялся снимать куртку. Будто бы он уже не втянулся. Трисс промолчала, лишь устало закатив глаза, затем резко развернулась и с гордым видом пошла к лестнице. Ламберт зашел на кухню, где Наиша сидела за столом, сверля взглядом пустоту перед собой. Он встал на месте, ожидая, что она заговорит, но Ная молчала сначала минуту, потом две, и ему показалось, что тишина как-то затянулась. – Хренотень какая-то, – вдруг сказала она, потирая переносицу. – Ничего не понимаю. Он не нашел, что ответить, и просто сел за стол перед ней. Он не знал, что она там не понимала, почему сидит такая загруженная, и разбираться в этом не хотел. Ламберт взял кружку и сделал большой глоток. Ромашковый. Весемир говорил, успокаивает нервы. Он вечно пытался напоить им еще маленького Ламберта, будто какие-то там цветочки могли спасти его от страха подохнуть в пещере Грота или на болоте среди утопцев. Мед она забыла. – Выше нос, Найка, – сказал он бодро. – Сейчас твоя подружка Меригольд покопается в своем филактерии, поколдует над картой и со всем разберется. – Странно, что ты не подвергаешь сомнению ее компетентность в таких вопросах. – Ну надо же, какими умными словами ты заговорила. «Подвергаешь сомнению», «компетентность»… Она тут всего пару часов, а уже плохо на тебя влияет. – Да. Ты прав, – резко сказала Ная и как-то внезапно взбодрилась. – Мы разберемся. Я просто много себя гружу. – Вот, слушай дядюшку Ламберта. Она усмехнулась, как всегда смеялась с его шутки про «дядюшку Ламберта», взяла кружку и отпила. Затем вздохнула, слабо улыбнулась и стала выглядеть гораздо веселее. Может, ромашка и вправду действует? Или Ная просто прикидывается, делает вид, что не нервничает? Он сморгнул, подумав о том, что и сам начал слишком много думать. Все ведь на самом деле намного проще: захочет – скажет, не захочет – ее дело. Острый слух ведьмака уловил шаги. Меригольд спускалась со второго этажа и направлялась к ним. – Кажется, я немного разобралась.