***
2 июня 1953 года Друэлла потрясала занывшие руки и потерла согнутую спину, двухлетняя Белла растет с каждым днем и тяжелеет также, не покачаешь теперь на руках без последствий. Взмахнув палочкой, она подняла с пола разбросанные игрушки, тряпичную куклу, плюшевого ниффлера и деревянного дракона с подвижными суставами. Поймав на лету куклу, Друэлла повертела её в руках, девочки опять её обслюнявили. Детская кроватка тихонько скрипнула, Друэлла тут же обернулась, все еще держа куклу, она подошла к старшей дочери. Стараясь ступать как можно тише, она одернула полупрозрачный полог кроватки и заглянула, девочка беспокойно вертелась во сне. Друэлла погладила девочку по спутанным кудрям, которые безуспешно расчёсывала, и улыбнулась, кудри — это единственное, что унаследовала дочь от неё. Почувствовав прикосновение материнской руки, Белла повернулась на правый бок и мирно засопела, облегченно вздохнув, Друэлла задернула полог и подошла к другой кроватке. Младшая Андромеда тоже не спала спокойно, обычно просыпаясь вслед за старшей сестрой. Друэлла аккуратно пальцем приподняла губу девочки, у неё появилась третий резец. Скрипнула дверь, послышались торопливые шаги, сглаживаемые мягким ковром. — Девочки спят? — Сигнус спросил, обнимая жену за плечи. — Да, не представляешь, с каким трудом я их уложила, — она тихо ответила, положив куклу под одеяло к дочери, — у Дромеды снова режется зуб, все игрушки в слюнях. Сигнус извлек из бокового кармана сложенный носовой платок и вытер рот дочери, он уже собирался снова положить обратно его в карман, но жена схватила за руку. — Подожди, — она заклинанием очистила платок и только тогда вернула его. Друэлла разгладила черное платье, смятое от детских прикосновений, как вдруг почувствовала режущую боль в низу живота, едва не застонав, она, согнувшись, подошла к креслу и упала на него. Сигнус в мгновение ока подбежал к ней, снял с себя плащ и обернул вокруг её талии. — Элли, — он растирал ей живот, — тебе лучше остаться дома, поверь мне, смотреть там не на что. — Сигнус, — она скривилась, — если я не приду, ты прекрасно знаешь, как они отреагируют на мое отсутствие. — Элли, ты еще не здорова, тебе не стоит себя так изводить ради моей семьи. — Сигнус, дорогой, — она прикрыла глаза, не в силах терпеть боль, — лучше принеси мне Рябиновый отвар. Мужчина нетерпеливо поманил к себе домовика, как только эльф с поклоном принес горячий от пара отвар, он выхватил из рук слуги бокал и трепетно поднес к губам жены. — Знаешь, я и сам не хочу там бывать, — заговорщическим тоном он произнес, — дядя Сириус, без сомнения, великий человек, квиддич его никогда не забудет, — он ухмыльнулся, — но, если честно, я не был с ним в хороших отношениях, боюсь, нашему сочувствию не поверят. Друэлла решительно отпрянула от мужа. — В тот день, когда я испугаюсь хоть одного из твоих родичей, я сломаю свою волшебную палочку, — она встала с кресла, — и даже твой отец не внушает такого ужаса, как один лишь немецкий маггловский солдат, уж не сомневайся. Элфи, — она отдала поклонившемуся ей эльфу бокал, — следи за моими детьми, чтобы ничего с ними не случилось, а то клянусь, шкуру сдеру. Супруги долго летели над многочисленными пашнями и пастбищами графства Суссекс, их сменили холмы и поля графства Суррей, пока на горизонте появились многочисленные каменные дома, церкви и руины старых аббатств, они приближались к пригородам Лондона. Сигнус, щурясь, смотрел сверху на оживленную улицу, что-то тут не так, Лондон, как и положено столице, всегда славился многолюдностью, но сейчас слишком много магглов и по меркам большого города. Сигнус нервно пролетал над многочисленными толпами, пытаясь найти какое-нибудь укромное место, однако тщетно, даже в последних подворотнях находился какой-нибудь маггл, радостно махавший британским флагом. — Дорогой, что здесь происходит? — Друэлла на метле приблизилась к нему. — Если бы я знал, — он обреченно вздохнул, — хорошо, что дезиллюминационные чары действуют. Ладно, добираемся до площади Гриммо, находим укромное место и снимаем заклинания, не везде же магглы толпятся. Однако и на площади сновали толпы, вопящие и неистово машущие флажками, Сигнус и Друэлла по мере снижения слышали одни и те же крики. — Боже, храни королеву? — Друэлла спустилась с метлы, — она разве уже не короновалась? — Нет, — Сигнус чуть не упал, столкнувшись с прохожим, — у нас какая-то странная система, вместо того сразу надеть на бесполезного монарха его бесполезную корону, год тянут. — Я бы никогда не подумала, что скажу подобное, — Друэлла с трудом пробивалась к мужу через толпу, — но какое счастье, что у нас — республика, даже Ориоля (3) так не приветствовали. Сигнус и Друэлла, крепко держась за руки, почти дошли до заветного номера 12, как вдруг в толпе раздался крик «Королева едет!». Магглы с радостным воплем понеслись к дороге, в столь жарком порыве патриотизма они не замечали друг друга, толкали, прижимали к ограждениям и проливали пиво на окружающих. Супруги с трудом спаслись от орущих масс. Сигнус, вставая с площади, отряхивал с мантии и черных брюк пыль и землю, Друэлла с ужасом рассматривала темное пятно от пива на измятом подоле платья. — Знаешь, Сигнус, я всегда говорила, что худшие магглы — это немецкие, и я не собираюсь отказываться от своих слов, но английские так страстно желают пасть еще ниже! Английские магглы не подозревали, что потеряли свою репутацию в глазах какой-то француженки, и что почти пали ниже некуда, прям как их недавние враги, они продолжали бурно махать флажками, распивать пиво из бутылок и неистово кричать «Боже, храни королеву!». Никто не увидел, что перед проемом между 11-м и 13-тым домами появились двое и так же неожиданно исчезли в пустоте. Дом на площади Гриммо не мог соперничать с Рудбруком, основной резиденцией рода Блэков, по масштабу, и Иствитчем, жилищем Сигнуса и Друэллы, по уюту, но превосходил их по роскоши. Входная дверь сияла позолоченной обивкой и ручками, многочисленные ступени закрученной лестницы, были сделаны из белоснежного мрамора, а перила из малахита, стены жилых комнат обтянули шелком, а коридоров и зала — покрашены золотыми красками. Однако дом встречал не радостно, скорбным лицами, сухими соболезнованиями и черными покрывалами на всех зеркалах. Столы из красного дерева, как и при жизни Сириуса Лео Блэка, ломились от яств, вот только подавались они на тарелках из черного стекла. Прибывших супругов встречал Арктурус, старший сын покойного и новоявленный глава семьи. Натянуто улыбаясь, он протянул узкую ладонь Сигнусу для пожатия. — Здравствуй, Альфард, — следом он поцеловал руку Друэллы, — здравствуй, Друэлла. — Здравствуй, дядя Арктурус, — Сигнус сухо ответил, — я соболезную твоему горю, вероятно, из-за него вы перепутали меня с моим братом. Долговязый Арктурус поник и вжал длинную шею в узкие плечи, его понурое лицо покрылось пятнами. — О, прошу прощения, — он нервно заморгал, — вы с Альфардом весьма похожи, не хотел оскорбить. Друэлла поспешила обнять опешившего родича. — Что вы мистер Блэк, мы с моим мужем ничуть не обиделись, просто, если не можете запомнить, отметьте у себя в записках, что из сыновей вашего кузена Поллукса младший женат. Арктурус, вопреки ожиданиям Друэллы, не оказался обнадежен. — Я приму к сведению ваш совет, — он спешно указал на лестницу, — п-проходите. Пара поспешила в зал на втором этаже (4), проходя мимо бегущей к мужу миссис Арктурус Блэк (5), дабы не встретиться с её укоряющим взглядом. Она обязательно найдет удобный момент и выскажет все, что думает, Сигнус и не сомневался в этом, в чем жена двоюродного дяди не знала равных себе, это в умении отчитывать. Войдя в пышный и великолепный зал, супруги отыскали себе укромное место — между черным роялем и старым креслом, с выцветшей парчовой обивкой. Сигнус уступил сидение жене, а сам прислонился к музыкальному инструменту. — Я все могу понять, — от возмущения у него дрожали руки, — мы и, правда, с Альфардом похожи в чертах лица, но не настолько, чтобы меня путать с этим оболтусом. — Любимый, не принимай так близко к сердцу, — она взяла с подноса, принесенного домовиком, два бокала, оба из черного стекла, — если переживать из-за каждого родственника, то никаких сил не останется, — с этими словами она отдала второй бокал мужу. — Могу ли я поинтересоваться, из-за каких именно родственников не стоит переживать? К ним, покачиваясь, подошел Орион, вальяжный и довольный собой в лучшие дни, он выглядел мрачнее тучи, под голубыми глазами появились синие круги, возле уголков тонких губ — морщины. Руки, которые, как правило, держали шахматы, сигары или бокал, сжимали черные кожаные перчатки. — Я не слышу ответа на свой вопрос, — с высоты 5 футов и 11 дюймов (6) Орион посмотрел на них, — или, может, я недостаточно громко говорю, и с вами, французами, надо криком общаться. Его пристальный взгляд пронизывал Друэллу. — Понятно, почему вы так быстро этому Итлеру сдались, — он нарочито стал картавить, — вот кто глотку надрывать умел! Сигнус сжал палочку, смуглое лицо потемнело. — Дорогой, не надо, — Друэлла мгновенно схватила мужа за руку и повернулась к Ориону, её умоляющий тон исчез, — во-первых, любимый мой родственник, фамилия этого маггловского изверга начинается с «Г» (7).Во-вторых, я не француженка по крови, если тебе интересно, да, я прожила большую часть своей жизни во Франции, и поэтому никогда не отрекусь от своей родины, но моя семья из Англии, как и вы. Орион похлопывал перчатками друг об друга, он в улыбке обнажил белые, даже чересчур, зубы. — Поздравляю тебя, дорогая моя невестушка, хоть у тебя есть смелость отвечать за свои слова, — он перехватил взгляд кузена, — не бойся, малыш Сигги, не стану тебя вызывать на дуэль. Победить тебя легко, но эта победа сравни победе над калекой — никакой чести! Сигнус пришлось задрать голову, когда говоришь с хамом Орионом, нужно всегда смотреть ему в бесстыжие глаза. — Не хочется тебя расстраивать, однако, затолкав девчонку Левинштейн в душ, и кинув первокурсников в Темное озеро, ты не стал превосходным бойцом! Как и подравшись с другими клиентами «Магии красоты»! Если ты запамятовал, то я любезно напомню тебе твои промахи, когда друзья нашего старосты тебя находили! Куда только девалась твоя смелость! Орион наклонил голову, его причесанные черные волосы качнулись, перчатки в руках яро завертелись. — Смотрю, малыш Сигги мужество отрастил? Удивительно, почему ты раньше ты молчал в тряпочку, когда те же друзья старосты тебя в унитаз головой вниз макали? Или стоило появиться, как бы так сказать мягче, благодетельнице, так ты сразу начал рот открывать? — вид разозленных кузена и его супруги его повеселил, он, хихикая, перестал вертеть перчатками, — Жаль, ново обретенная мужественность не помогает тебе завести сына. Сигнус густо покраснел, темно-карие глаза потемнели, руки сжались в кулаки, Друэлла, бегло посмотрев на мужа, тут же встала между мужчинами. — Прежде чем лезть в чужое грязное белье, постирал бы свое, — она гордо вздернула нос, — а то мне удивительно, почему ты, писаный красавец, наследник благородного рода, чистокровный и без примесей, все еще холост? Неужели при всех своих достоинствах ты не способен увлечь хотя бы одну волшебницу? Орион почесал дергающийся глаз. — Почему не способен? — он ногтем поцарапал перчатку, — просто у меня свои критерии к избраннице. Разумеется, её кровь должна быть чиста, без примесей, — он презрительно посмотрел на Сигнуса, — её семья должна происходить из старой доброй Англии, — он уничижительно бросил взор на Друэллу, — и самое главное она должна знать, когда ей следует открывать рот. Орион неожиданно вздрогнул, на его плечо легла ладонь его матери. — Что я вижу? Даже смерть твоего деда, что чрезмерно избаловал тебя, не останавливает тебя от разборок, — Орион сразу же заинтересовался расцветкой паркета, — я думала, что ты достаточно взрослый, чтобы перестать дергать своего кузена, как в детстве. Оставив поникшего сына, Мелани, не спеша, подошла к его собеседникам. — Сигнус, я полагала, что ты послушен и деликатен, и что ты не опустишься до угроз моему сыну в нашем доме на похоронах его деда и препирательств с моим мужем. А что касается вас, миссис Сигнус Блэк, — она не мигала, когда посмотрела на Друэллу, — то ваше поведение не соответствует облику матери двух детей. Мелани, посмотрев укоризненно на каждого, вдруг просветлела. — Раз мы затронули тему детей, то могу ли я поинтересоваться, мы можем рассчитывать на появление мальчика? Сигнус сконфуженно попятился к роялю, Друэлла покрылась пятнами, Орион, увидев, как смутилась пара, зашел за спину матери и глумливо пошевелил бровями. Пока Мелани все так же невозмутимо ждала ответа, её сын повернул голову назад и едва не вскрикнул, к ним приближался Поллукс со всем семейством. — Мерлиновые кальсоны, тролль, морская корова, коротышка и святоша, — он поспешил покинуть зал, — их только не хватало. — Орион, следи за языком, — Мелани перехватила сына, — здравствуй, Поллукс, — она протянула руку с коротко подстриженными ногтями для поцелуя, — здравствуй, Ирмелин, — она сдержанно чмокнула гостью в полную щеку, — приветствую, Вальбурга и Альфард, — она сухо кивнула им. Ирма бросилась обнимать Мелани, шумно целуя её. — О, Мерлин, какая ужасная новость, — Мелани еле удержалась под напором Ирмы, — я до сих пор не могу поверить, что это правда! Сириус всегда казался незыблемым, как утес! — Ты сама напоминаешь утес своими габаритами, — тихо прошипел Орион, когда тетя кинулась его обнимать. — Орион, милое ты дитя, — она стиснула его с такой силой, что молодой человек невольно охнул — не могу представить, как тяжело тебе сейчас! Поллукс бросился оттаскивать супругу от племянника, недовольно бурча под нос. — Успокойся, женщина, а то отправишь внука прямиком к его деду, — он сдержанно спросил Мелани, — соболезную, кузина, могу я узнать, где тетя Хеспер? — Матушке нездоровится, — она не обращала внимания на раздавшийся смешок Поллукса, — я не стала подвергать её излишней нагрузке. — Моему кузену тоже неможется? Почему он не встретил нас? — Смерть отца слишком подкосила его, ему нужно время, что оправиться, да, Поллукс, не все способны так быстро переживать потери близких людей. Незамеченные родителями Альфард и Вальбурга поманили к себе кузена, брата и невестку и увели их поближе к столу. Тарелки заметно опустели, но напитков различных сортов по-прежнему хватало, взяв каждый себе по бокалу, они начали свою беседу. — Орион, скажи, от чего умер дядя Сириус? — Вальбурга неспешно пригубила стакан с минеральной водой. Орион разом опустошил рюмку с огневиски, поморщившись, ответил. — Этот проклятый смог (8), будь я проклят! — он швырнул перчатки на пол, — Эти сучьи магглы! Не могут даже собственные дома отопить, не угробив при этом друг друга! — он потянулся за следующей рюмкой, но она оказалась пуста, — ладно, удушили кучу своего вонючего сброда этой гнусным дымом, но нет, надо им еще и нас с собой прихватить! Альфард палочкой приманил к себе внушительную бутылку с вином, умыкнув её прямо из-под носа очередного родственника. Не обращая внимания на доносящуюся ругань, он разлил поочередно всем темно-красную жидкость и только потом себе. — За Сириуса Лео Блэка, первенца Финеаса Найджелуса Блэка и Урсулы Блэк, урожденной Флинт, чистокровного и благородного волшебника, преданного старшего брата, верного мужа, любящего отца, деда и прадеда! — он высоко поднял наполненную до краев кружку. — За Сириуса Лео Блэка! — вторили ему остальные. Чокнувшись и осушив емкости, молодые волшебники долго молчали, уставившись на стол, пока Альфард не заговорил. — Жаль, нельзя пустить еще один такой дымок сегодня, может магглов поубавилось бы. Вальбурга залепила брату звонкую затрещину. — Думай наперед, что говоришь! — она принялась хватать его за накрахмаленный воротник, — еще жертв хочешь? — А что? — Альфард возмущенно потер затылок, — видела, какая на улицах толпа?! Разгоряченный Орион злобно засмеялся. — Я вижу, что у вашей линии деликатность отсутствует за ненадобностью, знала бы ты, Вэлли, что мне другой твой братец наговорил, а как ваша новая сестрица языком чесала! Сигнус гневно сжимал рукава мантии, Друэлла, раскрасневшись от вина, извлекла из своей расшитой мелким жемчугом сумочки, веер и принялась им яро обмахиваться. — Орион, между прочим, ты показал себя не с лучшей стороны, — она сдерживала икоту, — горе отнюдь не мешало тебе указывать нам на наши личные проблемы. — Опять приказывали вам принести мальчика! Ха! — Альфард осушал вторую кружку, — Как же хорошо, что я еще не женатый! Ох, Орион, знал бы, сколько раз папаша с мамашей требовали от них внука! Сигнус расстёгивая верхнюю пуговицу у горла, вмешался в разговор. — И нет ничего смешного, Альфард! — он взял со стола стакан с водой, — В конце концов, возмутительно, что только от нас ожидают продолжения рода, — жадно отпив, он продолжал, — так уж и быть, не будем терзать Ориона, у него высокие требования, но вы с Вальбургой почему отлыниваете? Не все мне добиваться успехов для нашей семьи. — У меня чемпионат мира на горизонте маячит, сам знаешь, — его брат пожал плечами, — некогда мне. — А ты, сестрица! — Сигнус принялся за сестру, — Ты постоянно твердишь, что ты старшая, вот и оправдывай свой статус! Вальбурга чуть не сломала свой бокал, с силой сжав его. — Сигнус, на твоем бы месте, я бы поменяла очки, ты явно хуже видеть стал, — она с шумом опустила бокал на стол, — не замечаешь, что женихов у меня не рать! Я бы с удовольствием пошла под венец, но за кого, не подскажешь? Друэлла, положив веер обратно в сумку, насмешливо улыбнулась. — Вэлли, дорогая, позволь дам совет, — она исподлобья посмотрела на золовку, — хочешь выйти замуж — сделай лицо проще. На лице Вальбурги проступили красные пятна, Альфард поспешил встать перед ней. — Давайте сменим тему и поговорим о более насущном, — он придал себе деловитый вид, — когда запланировано отпевание?***
10 августа 1954 года Чем дальше повозка уезжала от дома, тем больше менялось море, сначала светлое, как любимое платье мамы, затем темное, как её глаза, и сероватое, как …не понятно, наверно, как стены дедушкиного дома. Белла прижалась поближе к окну, море сменилось скалами и зелеными полями, далее простирался лес, такой обширный, что не облететь его за день на «Нимбусе». Порыв ветра качнул крытую повозку, девочка сползла с дверной подборки и упала прямиком на отца. Сигнус ловко подхватил дочь и посадил себе на колени. — Элли, смотри, даже не закричала, — он потрепал её по волосам, завязанными лентами в два хвостика. Друэлла, поправив рукой шляпу, нахмурилась. — Сигнус, я все утро Беллу причесывала, не порть мою кровопролитную работу. — Есть капитан! — он шутливо отдал честь. Друэлла укоризненно посмотрела на мужа, затем рассмеялась, при звуке её голоса сидящая на её коленях Дромеда испуганно спрятала лицо у матери на груди. Белла исподлобья посмотрела на сестру, какая же она трусливая. И так всю дорогу ноет! — Смотрите, девочки, Булонский лес — Друэлла восторженно воскликнула, — или, как говорят французы, «Le bois de Boulogne». — Да, — Сигнус подвинул Беллу поближе к окну, — погляди, сколько деревьев, даже больше, чем в Иствитче. Гнедые крылатые кони снижались, перед окнами мелькали зеленые кроны деревьев, крепкие ветви с птичьими гнездами, шершавые стволы и обстриженные верхушки кустов, колеса повозки закрутились по каменистым дорогам, и послышался цокот копыт. Следом мелькнула белая вспышка, — они пересекли магический барьер, и показались металлические розы на резном заборе, они добрались до Вале-де-Розье. Ворота распахнулись перед повозкой, и она, проехав мимо фонтана и ряда клумб, остановилась перед колоннадой из красного гранита. За колоннами раскрылась дверь, и оттуда вышел немолодой лысеющий мужчина в серо-желтой мантии, его туфли на толстом каблуке стучали по брусчатке, вслед за ним семенил домовый эльф с непомерно большими ушами. Домовик открыл дверцу повозки и подобострастно поклонился гостями. — Элли, моя девочка, — он жарко обнял дочь, — Сигнус, mon cher (мой дорогой), — он пожал руку зятю, — как же я рад, что вы добрались до нас! — Папа, mon cher, — она расцеловала отца в обе щеки, — мы не могли не прийти в такой день. Девочки, поздоровайтесь с grandpapa (дедушка), — она подтолкнула обеих дочерей к отцу. Белла нахально посмотрела на дедушку, сделала шаг вперед и поклонилась в реверансе с тем изяществом, какое оно было у трехлетнего ребенка. Дромеда стояла какое-то время, потупив глаза, взяла за полы свое платье и наклонилась. Месье Розье рассмеялся. — Присесть надо еще, la petite (малышка), — он ущипнул внучку за щеку, — а ты не из робкого десятка, la petit sighe (обезьянка), — он дернул за торчащий локон Беллу, — что я вас томлю возле входа, проходите! Белла и Дромеда, держась на руки родителей, зашли в зал, поразивший их взор, в Рудбруке, доме дедушки Поллукса и бабушки Ирмы, стены украсили узорчатыми обоями и картинами в позолоченных рамах, а на потолке цвели гипсовые цветы и летали гипсовые птицы. У дедушки Реджи и бабушки Донны потолок подбирали богато расписанные колонны, сверху на гостей взирали разодетые волшебники и волшебницы, духи и магические звери. Какие-то странные существа с козлиными ногами и рожками играли на дудках, скакали за леди в коротких платьях и распущенными волосами, заметив двух девочек, пристально смотревших на них, они побросали свои дудки и принялись корчить рожу. Дромеда испуганно схватилась за материнское платье, Белла же показала этим нахалам язык. — Белла, — Друэлла возмутилась не на шутку, — где твои манеры? Что за поведение à la Allemand (как немец)? Девочка густо покраснела и уткнулась в отцовскую ногу. — Твоя сестра тебя младше, но ведет себя взрослей. Дромеда важно задрала нос, невзирая на злое лицо сестры. Блэки поднялись по лестнице, каменной, не деревянной, как в Рудбруке и Иствитче, пока не оказались на третьем этаже, где Сигнус оставил жену и детей. Друэлла, цокая каблуками, шла по коридору, не проронив ни слова. Девочки, держась за материнские руки, смотрели по сторонам, стены оказались более блеклыми, чем внизу, потолок украшали лишь люстры с двумя свечками, пока они не зашли в просторную и угловую комнату. Перед окном за туалетным столиком в виде лебедя с распростертыми крыльями сидела молодая женщина в длинном белом пеньюаре с тонкими лямками и кружевами на груди. Её темно-каштановые волосы закалывала многочисленными заколками другая женщина, строгая и статная, в струящемся серебристом платье с длинными рукавами, её овальное лицо с острым подбородком обильно пудрила третья, с крупным носом и светло-русыми волосами. Около постели с тяжелыми бордовыми занавесками в воздухе парило белоснежное платье, мелкие жемчужины украшали пышные рукава, бисер — лиф с небольшим декольте, вышивка — юбку с пришитым шлейфом, возле этой красоты хлопотала эльфийка с острыми ушами. Женщина у столика все время лишь меланхолично разглядывала зеркало, увидев вошедших в комнату, резко повернулась, не закрепленная заколка слетела с её локонами, кисточка с пудрой случайно задела её шею. — Элли, petite sœur (младшая сестра), — она стремительно подбежала к Друэлле, — О, Notre Dame(9), как я же рада тебе! Les petites, — она обняла девочек, — помните свою tante (тетя) Летти? — Летиция Моник Розье! Веди себя подобающе чистокровной леди! — мадам Розье недовольно схватила её за руку, пока эльфийка поспешила подобрать уроненную заколку. — А моему брату ты также обрадуешься? — третья женщина отряхивала с её шеи пудру. Летиция понуро подошла к столику. — Мариэтта, не надо меня подначивать. В дверях снова появился ушастый эльф. — Мадам! — он бухнулся на колени, — Младший месье Резье вас просит! Вас насчет стола! Мадам Розье закатила глаза. — Ланнетт может хоть раз в жизни обойтись без моей помощи, — её голос звучал тихо, но женщины заметно напряглись, — Друэлла, помоги aîné sœur (старшая сестра), — она прошла мимо склонившихся внучек, эльф тут же побежал за ней. Летиция подперла рукой подбородок. — Мариэтта, будь добра, сходи за Джаредом, — она забрала пудреницу, — не бойся, мы не станем обсуждать твоего брата, есть дела важней. Мариэтта насмешливо цокнула, но вышла. — Ох, Летти, посмотрим, какая ты будешь языкастая, когда станешь миссис Яксли! — бросила она напоследок. Эльфийка, едва взглянув на хозяек, сразу захлопнула дверь, в тот момент Летиция протянула руку к сапфировому глазу лебедя и покрутила его по часовой стрелке, справа от постели стена раскрылась, открыв нишу. Там лежал небольшой лакированный ящик, который эльфийка извлекла, с поклоном поднесла юным Блэкам и открыла, перед девочками показались фарфоровые куклы, разодетые в шелк, бархат и атлас. — Что нужно сказать тете? — Друэлла строго спросила. — Мерси, — пролепетала Дромеда. — Спасибо, — прошептала Белла. Взгляд Друэллы потеплел, и девочки принялись играть, Летиция с умилением рассмеялась. — Неужели ты пожертвовала своей коллекцией? — Друэлла принялась закручивать её прядь, — ты от нас с Ланни всегда свои игрушки прятала. — И не зря, я вам мою лошадку не забуду! — она шутливо погрозила пальцем, и сестры рассмеялись. — Мариэтте надо что-то сделать с носом, — Друэлла брызнула беловатое зелье на волосы сестры, — она и так на медведя похожа. Летиция злобно хмыкнула. — Элли, я смотрю, ты не знакома с благородным и древним родом Яксли, — скрестив пальцы, она вздохнула и продолжила, — увидишь её брата и поймешь, как жутко над ними природа посмеялась. Друэлла приобняла сестру за плечи, и прижалась к ней щекой. — Лети, неужели ничего сделать нельзя? Летиция лишь вдохнула. — Hélas (увы)! Я не в том возрасте, чтобы сбегать со свадьбы, — она закрыла лицо руками, — когда тебе 30 лет, уже не получается со смехом отвергать женихов, бери, что предлагают, — пока сестра гладила её по спине, она шептала, — почему я так трусливая? Почему я не ушла с Раулем в Нурменгард? — Лети, не стоит так говорить, — Друэлла не на шутку испугалась. — А почему бы и нет? — Летиция убрал руки от лица, обе ладони оказались в пудре, — Если так оно и есть, мы — трусы, жидкая кровь, хрупкая кость, жалкое подобие величия. Наши предки всюду сеяли розы, управляли герцогами Бретани и убирали несогласных с ними, а мы, их потомки, заглядываем всему обществу в рот и киваем, как овцы. — Лети, ты пугаешь меня, ты говоришь, как… — Tante Винда? — её черные глаза покраснели, — Как я могу говорить, как она, если даже я её не встречала? Да, она — единственная из нас, кто пытался отстоять свое. Я и со свадьбы не могу сбежать, как она в свое время, какое там самоубийство. Друэлла резко отпрянула от сестры. — Лети! — её дочери испуганно на неё посмотрели, — Не смей так говорить! — Летиция также заробела, — Bien (ладно), ты злишься на papa et maman (папа и мама) за то, что заставили развестись, ты обижена на Ланни, что предложил тебе своего шурина, тебе претит мысль, что Мариэтта станет твоей сестрой, Корбан не мил тебе ни на грош, но ты подумала обо мне? — Друэлла скрестила руки на груди, — Как мне жить, зная, что моя сестра свела счеты с жизнью? Моя aîné sœur, на которую я все детство равнялась, мертва, раз она не смогла прижиться, то что делать мне? Летиция заморгала, следом снова закрыла лицо руками и разрыдалась, Друэлла испуганно обняла сестру. — Лети, — она прижала сестру к себе, — pardonne-moi (прости меня), pardonne. Дверь скрипнула, и Летиция тут же отпрянула от сестры, спешно вытерла лицо лежащим на столике платком, Друэлла взяла за пудреницу и принялась усиленно красить её. В комнату вошла мадам Розье и Мариэтта, на её руках сидел пухлый белокурый мальчик. — Джаред, хватить дрыгать ногами, — она отпустила его на пол, — чем пачкать мою мантию, иди лучше с кузинами поиграй. Белла и Дромеда, сидевшие тихо, как мыши, тут радостно закричали и бросились навстречу кузену. — Друэлла, выйди на минуту, нам с твоим отцом нужно обговорить один момент. Летиция обреченно посмотрела на уходящую Друэллу и также невесело отдала пудреницу невестке. Друэлла, выйдя в коридор, обнаружила там и своего отца, и своего мужа, первый, выпрямившись, пытался смотреться строго и почтительно, но и на каблуках он все равно был ниже жены, второй, сутулясь, смотрел в пол. — Donc (итак), дети мои, — месье Розье придал себя суровый вид, — вопрос, который мы зададим, весьма деликатен, но потому важен. Мы рассчитываем на кристальную честность с вашей стороны. Мадам, — он обратился к жене, — вам слово. — Merci, месье, — мадам Розье излучала добродушие, но дочь и зять все равно напряглись, — Друэлла, дочь моя, ты осознаешь важность брачного союза, его изначальную цель, ради которой и приносятся все жертвы? Друэлла старалась смотреть матери в глаза. — Vi, maman (да, мама). — Сигнус, раз ты стал нам с месье сыном, столь же любимым, сколь и наш Ланнетт, ты понимаешь, что надо сделать, что наша Друэлла также стала дочерью для твоей Famille (семья)? Сигнус поднял голову, губы его задрожали. — Если вы, мадам, о моем отце или сестре, то… — Non (нет), — резко его прервала мадам Розье, — мы о вас. Коль вы не понимаете, к чему мы клоним, то, — она тронула мужа за руку, — месье, покажите. Месье Розье извлек из кармана мантии крошечный пузырек. — Пуар обнаружил это, — он брезгливо потряс емкостью — на дне вашей повозки, когда я приказал ему убраться в ней, — он тут же спрятал пузырек, — неужели вы решили отмахнуться от главного дара в нашей жизни, который не всем доступен? От лица Сигнуса отхлынула кровь, а Друэлла, напротив, побагровела. — Мы решили не вмешиваться в сокровенные моменты вашей жизни, — мадам Розье скрестила руки, — так как полагали, что вы достаточно взрослые для семейной жизни, но в виду определенных обстоятельств мы вынуждены действовать. Итак, я спрашиваю напрямик, когда вы заведете сына? — Maman! — Друэлла от возмущения покраснела еще гуще. — Что ты кричишь, я 24 года твоя мать, и я надеялась, что в обмен на данную тебе жизнь мне не стоит краснеть за тебя. — Месье и мадам, — Сигнус ответил за супругу, — при всем уважении, что я испытываю к вам, вы слишком сильно напираете на нас. Вы заведем сына, но когда придет время. Вы, что, забыли рождение вашей младшей внучки? Мадам Розье принялась барабанить пальцами по рукавам платья, месье Розье тут же тронул её за локоть. — Non, мадам, здесь нужно быть хитрей, — он прошептал ей, — Друэлла, дочь моя, — он подошел к ней и взял за руки, — ты увидела, как le petite Джаред вырос с последней встречи? — Vi, papa, — Друэлла постепенно белела лицом. — Он такой bon garçon (хороший мальчик)! — Vi, — подтвердила она сокрушенно. — Белль и Меди так обрадовались ему! Друэлла лишь кивнула. — Неужели не хотите такого малыша себе? Играть с кузеном — c’est bon (это хорошо), но играть с братом — c’est mieux (еще лучше)! Пока супруги Блэк молчали, к супругам Розье неспешно шел по коридору молодой мужчина в приталенной короткой зеленой мантии и белых брюках. Его светло-русые волосы прилипли к массивному лбу, крупное лицо блестело от пота, и он сам старался дышать носом, из-за всех сил сжимая рот. — Бонжур, — сказал он с характерным английским акцентом, — месье и мадам Розье, могу я поинтересоваться состоянием моей нареченной? Мадам натянуто улыбнулась, ей никогда не нравилось, как англичане говорили по-французски. — Bonjour, месье Яксли, — она протянула руку для поцелуя, — вы рано прибыли. Сигнус, увидев Яксли, застыл на месте, месье Розье, смеясь, хлопнул зятя по плечу. — Mon fils (сын мой), ты как будто призрака увидел. — Можно сказать и так, — Сигнус по-прежнему не двигался. Тут Яксли ухмыльнулся. — Призрака прошлого? Я еще здравствую, чтобы становиться призраком, — он обратился к мадам Розье, — он не рассказывал вам, что мы учились вместе? Она помотала головой. — Нет, не говорил, — Сигнус ответил за неё прохладно, — мы действительно учились на одном факультете, на Слизерине, но он был на курс старше меня, сами понимаете, мадам, не так тесно обращались с месье Яксли. — Сегодня мы станет братьями, Сигнус, можешь называть меня Корбаном, — Яксли сам пожал ему руку, — миссис Блэк, — он поцеловал её руку, — чем я могу служить моей будущей сестре? Друэлла улыбнулась, обнажив десны. — Разумеется, можете, мой будущий брат, — она вытянула шею и прошептала ему на ухо, — примите душ, еще лучше ванну. Жених должен пахнуть свежестью. 1. Roodbrook — производное от двух слов «Rood» — крест или распятие, и «Brook» — ручей; 2. Тарталетка — небольшая тестяная чашечка с различной начинкой внутри, по правилам этикета, начинка съедается вместе с самой тарталеткой; 3. Венсан Ориоль (1884-1966) — президент Франции в 1947–1954 гг.; 4. В Великобритании первый этаж в нашем понимании считается цокольным, где располагаются нежилые помещения, первым этажом считается — второй, и т.д.; 5. В аристократических и богатых семьях дабы не путать многочисленных жен своих многочисленных представителей, после «миссис» и перед фамилией вставляют имя мужа; 6. 180 см; 7. Буква H (или Г в переводе) в французском языке не читается; 8. Великий Лондонский Смог — серьезное загрязнение воздуха с 5 по 9 декабря 1952 года, произошла оно из-за частых выбросов в атмосферу выхлопов заводов и тепловых электростанцией, работающих на угле. В течение 4 дней погибло 4 тысячи человек, еще 8 тысяч человек погибли позже от болезней дыхательной системы; 9. Notre Dame (Наша госпожа) — Дева Мария.