***
Она не похожа на них, подумала Ирма, заглядывая в колыбель, нисколько. Сколько малышей выросло перед её глазами, её собственные трое ребятишек, её единственный племянник и множество троюродных и четвероюродных племянников. Не успеваешь потрепать их за пухлые щечки и погладить по спутанным кудряшкам, как вдруг щеки вытягиваются и волосики выпрямляются. Она умиленно провела пальцем по лицу внучки, сколько бы ни говорили, что младенцы все на одно лицо, но свои черты всегда угадывались. Щечки превратятся в высокие скулы, круглый подбородок сузится, а кожа так и останется белоснежной. Она бережно убрала прядь с закрытого века девочки, её светло-золотистые волосы никогда не почернеют, а глаза, синие, как сапфиры, не станут темно-карими. Малышка зевнула во сне и повернулась на бок, бабушка накрыла её одеялом. Она многое взяла от родни матери, цвет волос и глаз — от бабушки Лестрейндж, черты лица — от дедушки Розье, а вот от отца унаследовала почти ничего, разве что, прямые волосы. — Бедная моя девочка, — Ирма шептала, отходя от колыбельки, — ой, трудно тебе будет, не признают тебя. Смахнув украдкой слезу возле уголков глаз, она покинула детскую, в гостиной её встретил сын и старшие внучки. — Мама, — Сигнус нетерпеливо хрустел суставами пальцев, — вы сами меня торопили, а сейчас нас задерживаете. Ирма лишь молча кивнула, швырнув в камин щепотку порошка, она вошла первая, чтобы сын не увидел её слез. Тяжело ступая по ступеням, она поднималась на второй этаж. Вслед за ней бежали внучки, лихо прыгая по ступеням, они догоняли бабушку. Белла, раскрасневшись, с разбегу схватила бабку за руку. — А я тебя поймала, — она пискнула. — Да-да, конечно, солнышко, — Ирма поспешно заверила, — только не тяни меня, — вытянув руку из цепкой хватки девочки, она обратилась к средней девочке, — Дромеда, поспеши. У красной двери спальни, располагающейся в конце коридора, стояла женщина, высотой почти 6 футов (4), с столь тонкой талией, что её можно было обхватить руками, свои черные длинные волосы она уложила в сеточку, украшенную мелким жемчугом, веки глубоко посаженных карих глаз подкрасила тенями шоколадного оттенка. Её длинное черное платье скрывало ноги до пят, спускающаяся с костлявых плеч черная накидка придавала ей сходство с летучей мышью. Куря сигарету с мундштуком, она задумчиво пускала дымные колечки, увидев миссис Блэк с внучками, моментально собралась и вышла им навстречу. — Ирмелин, — она подставила щеку для поцелуя, — рада встретить тебя на торжественном событии. — Кассиопея, — Ирма шумно расцеловала гостью, — мы всегда рады тебе, особенно сейчас. Гостья вытянула губы в улыбке, не обнажая зубов. — Я не сомневаюсь, правда, твой муж и мой брат не выразил большой радости, — она пожала плечами, — но удивляться тут нечему. Белла и Дромеда, весело бежавшие по коридору, робко цеплялись за бабушкино платье, незнакомая тетя их пугала. — Девочки, вы не узнаете тётю Кэсси? — Ирма тут же выставила их вперед, — ну же, поздоровайтесь! Девочки задрали головки, насколько могли, и присели в реверансе, Кассиопея взяла тонкими пальцами за их подбородки. — По правде говоря, двоюродная бабка, но и «тётя» сойдет, — она усмехнулась, — если бы я не присутствовала на их крестинах, то приняла бы за близнецов, — внимательно осмотрев девочек, она отпустила их и открыла дверь перед ними, — не буду вас задерживать, время на исходе, а многое еще не сделано. В спальне царила суета, Кричер бегал из стороны в сторону, неся то коробочки с косметикой, то шпильки, Вальбурга вертелась у зеркала, капризно что-то бормоча. Возле неё хлопотали две помощницы, сухощавая женщина, едва достававшая невесте до плеча, и полная девочка, постоянно подававшая женщинам заколки. — Вальбурга, — Кассиопея произнесла отчетливо, словно приказ, — к тебе новые цветочницы. Вальбурга поджала губы. — Обязательно меня нужно оставлять в компании детей? — она нервно выдернула косо закрепленную заколку, — почему нельзя пойти к алтарю с кем-нибудь из взрослых? — Вэлли, — невысокая женщина методично принялась закалывать выпавший локон, — свадебные обычаи устанавливались не одно столетие, и не нам их менять, — она повернулась к Ирме и её внучкам, — о, дочки Сигнуса, — подойдя к девочкам, она наклонилась и аккуратно провела рукой по волосам, — как они похожи на отца в детстве, особенно старшая. Белла тут же выставила грудь, с переполняемой важностью посмотрев на младшую сестру, Дромеда, недовольно скривившись, тут же присела в реверансе перед женщиной. — А младшая пошла в него манерами, — женщина улыбнулась, — мне стоит представиться, миссис Лукреция Пруэтт, ваш новый дядя Орион — мой младший брат, — она потрепала недоуменных маленьких гостей по голове, — мы не встречались часто, но сейчас есть шанс исправить это недоразумение. Молли, оставь заколки, — не оборачиваясь, она позвала девочку, — Иди лучше поздоровайся со своими четвероюродными сестрами. Если бы Ирма не знала Лукрецию с ранних лет, застав многие события в её жизни, в том числе и свадьбу с Игнатиусом, она бы ни за что не признала в юной Пруэтт её дочь. Миссис Пруэтт всегда отличалась стройностью, и сейчас, после рождения детей, не раздалась в талии, а вот мисс Пруэтт пухлая, как младенец, притом, что ей 6 лет. У миссис Пруэтт волосы истинной Блэк, а у мисс Пруэтт — темно-рыжие, и даже отливали немного краснотой. Лицо миссис Пруэтт воистину изящное, благородный овал, узкий подбородок, прямой нос и миндалевидные глаза, насчет лица мисс Пруэтт трудно сказать, какую форму оно примет, но глаза маловаты, щеки полные и подбородок уж слишком круглый. Единственное, что взяла Молли от матери, её карие глаза и маленький рост, еще от прабабки Хеспер — веснушки. Ирма покачала головой, наслушается она злых слов в свой адрес. Орион скажет их Молли один из первых, на правах родного дяди. Белла и Дромеда внимательно оглядывали кузину, она не выше их ни на дюйм, но какая ловкая и расторопная. Как она ловко подает булавки своей матери, как умело крахмалит платье, как быстро приносит украшения, и ни разу не вызвала недовольства тети Вэлли, что почти невозможно! С их помощью Вальбурга приобрела облик настоящей невесты, в ослепительно белом платье с невероятно длинным шлейфом, в усыпанной бриллиантами фате и жемчужной диадеме. Единственное, что не хватало, так это жениха. — Молли, — Дромеда спросила украдкой, — твой дядя хочется жениться на нашей тёте? Молли, поправляя подол платья невесты, заговорщически посмотрела по сторонам и ответила. — Нет, но бабушка Мелани и прабабушка Хеспер пообещали заколдовать его, если он не женится, а моя мама с радостью поможет им. Девочки переглянулись и захихикали, но увидев пристальный взгляд тети Кассиопеи, замолчали и послушно взялись за шлейф платья. — Услышу хоть один смешок от вас, и пеняйте на себя, — Кассиопея хлопнула в ладоши, — что же приступаем! Ирма, Кассиопея и Лукреция поочередно покинули невесту, впустив к ней отца, Поллукс выглядел на удивление официально и торжественно, в парадной черной мантии, с красным галстуком, завязанном вокруг бычьей шеи, и с веточкой розы в петлице, его седеющие черные волосы были зачесаны назад, а скуластое лицо — гладко выбрито. Подав крупную руку в белой перчатке дочери, он повел её с собой по коридору, по закрученной лестнице, застеленной алым ковром, залу, украшенному парящими святящимися шариками, и вывел в сад. Куда бы они ни шли, всюду они слышали ликование от картин, портреты давно почивших волшебников из благородного рода Блэков, изображения легендарных персонажей и дивных животных на фресках, все они радовались и поздравляли. В саду их встретили с не меньшим почетом живые и здравствующие, чистая кровь волшебного мира, не успевала невеста дойти до ряда скамей, как сразу гости вскакивали и рукоплескали, и продолжали стоять и после того, как девушка проходила мимо. Кто-то лишь сухо рукоплескал, кто-то, засунув пальцы в рот, свистел, а кто-то жарко кричал «Браво», но равнодушных не оказалось. Молли, Белла и Дромеда шли последние, как-никак им доверили невероятно почетную миссию, — они несли шлейф платья! Наряд, сшитый из атласа и украшенный узорами из серебряных нитей, поражал, но пронесся его полпути, девочки утомилась, тяжелый подол так и норовил выскользнуть из рук, еще и берестяные корзинки, данные им предварительно миссис Пруэтт, стянули их плечи. Когда невеста приблизилась к алтарю, они облегченно опустили шлейф. Устало дыша, они окружили тетку, сейчас отдыхать им еще рано, начнется церемония. Орион, прекрасный, как никогда, в черном фраке, стоял неподвижно и не спускал глаз с прибывшей Вальбурги. Поллукс, раскрасневшийся от ходьбы, отпустил руку дочери, отходя боком на ближайшую скамью, он оставил её наедине с будущим мужем. Жених и невеста повернулись к алтарю, опустились на колени на приготовленные бархатные подушки и склонили головы. У алтаря находился невысокий пожилой священник, поправив мантию, не уступающую белизной наряду невесты, он вскинул руки в пышных рукавах. — Леди и джентльмены, волшебники и волшебницы, мы собрались здесь и сейчас, чтобы стать свидетелями рождения новой семьи! Вступая в священный союз брака, мы совершаем таинство рождения новой жизни, и поэтому совершать сие следует не из-за сиюминутной страсти, а из-за благоверных и обдуманных причин! Есть ли среди вас, — он внимательно оглядывал гостей, — кто-то желающей выступить против этого союза? Наступило долгое молчание, ветер колыхал полы мантий и подолы платьев, богато украшенные шляпы и цилиндры, мишуру, висящее между скамеек. Священник, прочистив горло, продолжил. Сначала он произнес молитву, долгую и торжественную, затем обратился к паре. — Орион Финеас Блэк, согласен ли ты взять в законные жены Вальбургу Ирмелин Блэк и жить с ней в богатстве и бедности, здравии и болезни, радости и несчастье, пока смерть не разлучит вас? Жених неловко поднял голову, прокашлялся, и сказал. — Согласен. Священник улыбнулся ему. — Вальбурга Ирмелин Блэк, согласна ли ты взять в законные мужья Ориона Финеаса Блэка и жить с ним в богатстве и бедности, здравии и болезни, радости и несчастье, пока смерть не разлучит вас? Невеста решительно вздернула подбородок, ответила, повысив голос. — Согласна! Священник хлопнул в ладоши, Орион и Вальбурга поднялись с колен и встали друг напротив друга. — Теперь обменяйтесь кольцами в знак вашей любви и верности клятвам! Молли подбежала первая, из корзинки она достала маленькую красную подушку, на ней лежало золотое кольцо с бриллиантом, размером с голубиное яйцо. Орион, поджав губы, плавным движением забрал поднесенное кольцо, взял руку невесты и медленно окольцевал её. Вальбурге же кольцо поднесла Белла, простое, без камней, хоть и из золота высшей пробы, его она схватила резко и быстро надела на протянутый палец жениха. Священник соединил их руки и крикнул, занеся их над собой. — Властью, данной мне Богом, объявляю вас мужем и женой! Жених может поцеловать невесту, — сказал он последнюю фразу украдкой. Орион кратко кивнул, не спеша поднимал фату с лица Вальбурги, бегло взглянув ей в глаза, он наклонился и поцеловал в губы, предварительно зажмурившись. Дромеда подбежала к новобрачной паре последняя, обеими руками она зачерпнула горсть лепестков белых роз и осыпала их с ног до головы, насколько сильно могла высоко кинуть. Первыми встали отец невесты и мать жениха, Поллукс и Мелани, вслед постепенно поднимались прочие родичи, братья невесты и сестра жениха, многочисленные кузены, двоюродные дяди и тетки, и просто друзья семьи. Аплодисменты зазвучали как рокот, возгласы напоминали шум моря, от свиста закладывало в ушах, перекрикивала веселье, священник воздел руки к небу. — Представляю вам мистера и миссис Блэк!***
Белла не могла поверить своему счастью, тётя Кэсси пригласила гостей к столу! Весь день она ждала, когда начнут пир, но каждый раз находился повод отложить его. То Орион с Вальбургой фотографировались с каждым прибывшим волшебником, то постоянно принимали чьи-то поздравления, то вдруг останавливались поболтать. А ей за ними таскаться, тащить этот проклятый подол, тут еще и сестра раскидала повсюду эти лепестки. Вот кто самая счастливая, сияет ярче жениха и невесты, несется впереди всех и швыряет лепестки. На ватных ногах шла Белла, охая и вздыхая, и трясся гудящими от усталости руками, Молли плелась вслед за ней и бормотала. — Когда я выйду замуж, надену штаны, никаких платьев, никаких шлейфов. — А твоя мама разрешит? — Белла засмеялась, жених и невеста, и оба в брюках, вот это будет умора! Молли злобно на неё посмотрела, её пухлые щеки надулись пуще прежнего. — Я её заколдую! — Молли Веста Пруэтт! — раздался сзади высокий голос, — Могу я поинтересоваться, какого рода порчу ты собираешься наложить на родную мать! Молли взвизгнула от неожиданности, Белла даже подпрыгнула, повернувшись, они увидели миссис Пруэтт. Такая приветливая утром, она нависала над девочками, уперев руки в бока. — Что же, язык проглотила? — она сурово отчеканила, — Еще одна подобная выходка, юная леди, и ты никогда не будешь нигде присутствовать, я ясно выразилась? Не слышу ответа! Молли неловко потоптавшись, пискнула. — Да, мама. Миссис Пруэтт молча буравила взглядом дочь, повернувшись на каблуках, она поманила за собой и дочь, и племянниц в дом. Дабы уместить всех гостей, столы расставили по всей столовой по отдельности, двери в зал оказались широко распахнуты, дабы не мешать последующим танцам. Ведя девочек между многочисленных гостей, миссис Пруэтт завела их в дальний угол. Возле раскрытого окна стоял маленький круглый стол, застеленный голубой льняной скатертью, на нем стояла хрустальная вазочка с маргаритками, окруженная тарелками с нарисованными розами. Усаживая детей, она забрала у них корзинки, положила каждой на колени тканевые салфетки. — Вам скоро подадут еду и напитки, столько, сколько пожелаете, со стола вставать не придется, — она говорила, закрывая окно, — и без глупостей, юные леди, особенно, ты, — Молли невольно поежилась, — не думайте, что скроете от меня свои проказы, со своего места я все увижу. Пока миссис Пруэтт покидала их, Молли, отвернувшись, скорчила рожу. — Достала, — она недовольно стучала серебряной ложкой по столу, — даже Гайда и Фаба так не гоняет. Белла и Дромеда переглянулись. — Молли, нельзя так говорить о маме! — прошептала Дромеда, опасливо поглядывая на миссис Пруэтт, она действительно сидела недалеко. Молли побагровела. — Не учи меня, малявка! У Беллы от возмущения не хватало слов, она схватилась за ложку и замахнулась, но неожиданно тарелки заполнились, ростбифы, стейки, жареная картошка, запеканки и пироги, все самое вкусное. Белла успокаивалась, пока накладывала себе любимой картошки и большой кусок говядины, что же, расправа над кузиной подождет. Сестры уплетали за обе щеки, а Молли в то время вяло ковыряла вилкой, надкусив кусок стейка, она заговорила. — Я люблю маму, — извиняющимся тоном она сказала, — люблю больше всех на свете, но она все равно меня достает, мои братья ведут себя хуже, но достается мне. Дромеда на минуту отложила вилку. — У тебя есть братья? — Да, — Молли ковыряла стейк ножом, — их зовут Гидеон и Фабиан, но я их зову Гайд и Фаб, — помолчав какое-то время, продолжила, — они постоянно все ломают, Гайд вечно садится на свои игрушки, а Фаб любит швырять их в нашего домовика. — У нас есть сестра, её зовут Цисси, — Дромеда накладывала себе кусок пирога, — она вот ничего не ломает, но обожает все слюнявить. — Еще и таскается за нами, — Белла злобно стукнула вилкой по столу, заляпав скатерть, — неотвязная, как чесотка! Дромеда укоризненно посмотрела на сестру. — Папа сказал, не повторять все за дедушкой. Белла злобно посмотрела на сестру, но промолчала и продолжила есть. Праздник шел своим чередом, супы и мясные пироги сменились десертом, начались тосты за здравие молодых. Первым начал отец жениха, Арктурус, сначала принялся перечислять союзы прошлого, начиная с давних времен, остановившись на свадьбе своей дочери Лукреции, он неожиданно запнулся и замолчал. Мелани тут же усадила мужа, сама встала и просто пожелала молодым, своему сыну и новоиспеченной невестке, семейного счастья и многочисленных детей. Следом встал Поллукс, раскрепощенный от выпитого, он громко и повелительно потребовал от дочери и новоявленного зятя чистокровного внука на следующий год. Один за другим волшебники сулили мистеру и миссис Блэк счастья, долгих совместных лет и, разумеется, детей, будущих великих волшебников. Под конец поднялся один пожилой родственник, долговязый и плешивый, трясущейся рукой он поднял бокал и воскликнул. — Благородный и древний род Блэков насчитывает 8 веков истории, и что мы, одна из чистейших кровей Англии, не пережили. Славу и позор, богатство и бедность, триумфы и падения. В наши дни наше положение на грани, мы все еще богаты, могущественны и уважаемы. «Всегда чисты», такими остаемся и поныне, но нет среди нас такого волшебника, что заставил бы трепать мир. Нас много, но это лишь старцы, нет молодой крови, что сменит нас. И сейчас я желаю нашим новобрачным принести в этот мир такого волшебника, эту молодую кровь, что восславит наш род снова, как в старые времена! Выпьем! — Выпьем! — вторили ему. Посреди звона бокалов слышались шепотки возмущения, Белла увидела в толпе отца, он стоял, как вкопанный, его фужер так и оставался возле него, дядя Альфард сидел возле него и барабанил пальцами по столу. — Белла, — Молли дернула её за рукав, — а что этот дядя хотел сказать? Вы, — она указала на Дромеду, — же тоже Блэки. — Не знаю, — Белла угрюмо уставилась на пирожное на её тарелке, — взрослые так странно говорят. Постепенно взрослые вставали и принимались танцевать, первым дали выступить молодым и их родителям. Вальбурга недовольно морщилась, покачиваясь с отцом, постоянно наступавшим на её платье, Орион, напротив, с удовольствием кружил с матерью. Девочки с тоской смотрели на них, Молли хотела встать, но встретив строгий взгляд матери, уселась обратно. — Что грустите? — к их далекому от всеобщего веселья столу подошел Альфард, — не дают танцевать? — Да, — тоскливо заныла Молли, — нельзя нам. — Ну и пожалуйста, — недовольно насупилась Белла, — все равно не умеем. — Эта свадьба мне не нравится, — вторила ей Дромеда, — свадьба тети Лети лучше, нас там веселили! Альфард ехидно посмотрел на них, держа в руках граммофон, он поставил его на свободное место и извлек из кармана мантии небольшой круглый предмет. — А вот сейчас и повеселимся! Хотите, сыграем в одну игру? — он взмахнул палочкой, в его руках возник большой круглый диск. Миссис Пруэтт, неусыпно следящая за детьми, мгновенно встала и спешно, насколько могла на высоких каблуках, подбежала. — Альфард, — она вцепилась за его плечо, — если хочешь испортить праздник, то, пожалуйста, но не смей вовлекать в свою авантюру детей. — Лу, ты что ли? — он, как ни в чем не бывало, крепко обнял её и шумно чмокнул в обе щеки, видя её покрасневшее от возмущения лицо, заговорщически шепнул, — Игнатиус не узнает. Миссис Пруэтт уперла руки в бока, Молли невольно поежилась, увидев мать такой. — Альфард, не уходи от темы, ты знаешь, как я это не люблю. — Лу, во имя Мерлина и его бороды, мы не в Хогвартсе, и ты не староста, — он продолжал возиться с граммофоном, несмотря на буравящий взгляд кузины. — Альфард, — миссис Пруэтт потрясла его за плечо, — не знаю, что ты затеял, но, обещаю, если кто-то из детей пострадает, ты пожалеешь об этом. Альфард лишь махнул рукой. Дромеда, внимательно наблюдая за дядиной возней, спросила. — Ал, а что сейчас будет? Альфард, крутя ручку граммофона, весело засмеялся. — Сейчас мы сыграем в одну игру, — перехватив взгляд миссис Пруэтт, принялся заверять, — не бойся, Лу, ничего страшного, просто наблюдательная разминка. Итак, малышки, — он снова обратился к племянницам, — сейчас включу эту замечательную песенку, а вы напрягите глазки и считайте. — А что считать? — спросила Молли, все еще опасливо глядя на мать. — Не что, а кого. А считать надо дяденек, Молли, тех, у кого лицо дрогнет, — он посмотрел в центр танцующих, сейчас там вальсировали новобрачные, — так-с, начинаем. Он отпустил ручку граммофона, пластинка закрутилась, из трубы послышалась музыка, мелодичная, грустная. Следом зазвучал женский голос, низкий, но красивый. «Тебе было шесть, а мне — пять, Мы могли на метлах весь день летать, Я была быстра, но ты — сильней, И день наш проходил веселей. Кап-кап, звучат колокола, Кап-кап, звучат, но лишь для тебя, Кап-кап, ты слишком хорош для меня, Кап-кап, для такой, как я» Песня была такой красивой, что под нее плясать бы, но гости вдруг застыли. Белла насчитала двух волшебников, чьи лица застыли, того плешивого, что произносил тост, и еще одного, с большими ушами. Дромеда посчитала еще одного, их дедушку, а Молли указала на своего дядю. «Тебе 18, а мне на год меньше, Теперь ты обнимаешь крепче, Любимым я тебя звала, Как счастлива была тогда. Кап-кап, звучат колокола, Кап-кап, звучат, но лишь для тебя, Кап-кап, ты слишком хорош для меня, Кап-кап, для такой, как я» Вальбурга застыла, как вкопанная, Поллукс принялся сотрясать кулаками, а девочки считали сконфуженных мужчин, уже больше десяти. «Моя постель — холодная вода, Рыбачья сеть — моя фата, А мое дитя умрет со мной, А ты другую зовешь женой. Кап-кап, звучат колокола, Кап-кап, звучат, но лишь для тебя, Кап-кап, ты слишком хорош для меня, Кап-кап, для такой, как я» Девочки вволю хохотали, мужчин оказалось столь много, что не хватало пальцев на руках. Рассматривая гостей, Белла вздрогнула, на них смотрела какая-то родственница, немолодая светло-рыжая волшебница, она установилась в их сторону с таким ужасом, что самой девочке стало страшно. Тётя Кэсси, возвышаясь над многими гостями, шла сквозь толпу. — Кто включил эту песню? — некогда спокойная, она свирепо расспрашивала гостей, — Только попадись мне ты, чертов поганец! Альфард испуганно схватил миссис Пруэтт под локти. — Лу, если что, ты меня не видела, — повернувшись к девочкам, он бросил, — девчонки, бегите. Девочки разбежались кто куда, Дромеда, залезая под стол, к своему удивлению, увидела, что миссис Пруэтт трясла головой, когда тетя Кэсси принялась её допрашивать, пока песня звучала, она закрыла свое лицо руками, как будто смахивала слезы. Кассиопея так и расхаживала по залу, бросая злые взгляды, пока к ней не подбежал какой-то юноша. — Мисс Блэк, — Дромеда услышала его голос, так правильно звучащий, что стало тошно, — эту ужасную провокацию совершил мистер Альфард Блэк. Он в данный момент позорно сбежал в коридор. Тут же послышался возмущенный вопль её дяди. — Бартемиус Крауч! — кричал он, пока тетя Кэсси тащила за воротник, — тебе не стыдно в 16 лет быть такой задницей?!***
Белла бежала, куда глаза глядят, Молли уже спряталась, убежав на второй этаж, но она направилась в сад. Укрывшись за толстым стволом дуба, она устало отдышалась, эта страшная тетя, похожая на летучую мышь не поймает, и та леди, рыжая, не найдет, — деревья Рудбрука защитят её, истинную Блэк, чтобы этот противный дядя не говорил бы! Подождав немного, она весело отряхнула платье от кусочков коры и принялась расхаживать по саду, тут гораздо лучше, никто не скажет, что она что-то делает неправильно. Вдруг зашуршали ветки, Белла упала на землю, неужели её нашли? Снова треск ветвей, вот шелестит трава, Белла, прищурившись, вытянула руки, пусть только попробует взять. Закрыв глаза, она напрягла ладони, от запястий до кончиков ногтей прошла невидимая волна, неожиданно руки стянула судорога. Девочка завыла от боли, вскочив на ноги, она принялась трясти руками, они горели от непонятного жара. — Белла, ты что ли? — она услышала насмешливый голос, такой мягкий и тихий, — Я все мучаюсь в раздумьях, кто же меня сжечь захотел? Шурша, к ней пробирался отец, сбивая полами мантии прожженную штанину, он смеялся. Белла отвернулась, стыдливо комкая платье, она мучительно соображала, что сказать. Отцовские руки, тонкие, но ласковые, обняли её, присев на корточки и прижав дочь к щуплой груди, Сигнус поцеловал её в макушку. — Знаешь, я также впервые применил магию против своего отца, — гладкой щекой он прижался к волосам девочки, — я был в твоем возрасте, когда решил украсить дверь в свою комнату. В пять лет мы все покидаем детскую и получаем собственные помещения в свое владения, было от чего потерять голову! Еще я узнал значение своего имени, лебедем был я, и память о таком событие захотел запечатлеть, но, увы, твой дед, увидев меня с ножиком, схватился за розгу. И представь себе, лежу я, маленький и слабый даже для пяти лет, надо мной возвышается мой отец, казавшийся мне огромным и страшным, и тут розга в его руках взорвалась! Белла повернула побелевшее лицо к нему. — Правда? — Да, — он рассмеялся, — я думал, что умру от страха, но и мой отец испугался не меньше, и отложил наказание на время, благо, повод высечь меня он умел отыскивать. Белла схватилась за отцовскую мантию. — Почему он бил тебя? Это же ужасно! Сигнус встал, взял дочь на руки, неспешно бродя, он дошел до ручья, присев на камень, он усадил девочку и сел сам рядом, уперся спиной об установленное распятие. — Он — мой отец, и потому полагал, что имеет право распоряжаться моей жизнью. Знаешь, твой дедушка еще не худший в нашей семье, — он вдруг остановился, затем злобно сжал кулаки, — он в своей горячности, по крайней мере, честен, всегда прямо говорил мне, что я дурак и неудачник. Что они говорили, — он снял очки, нервно вертя их в руках, шикнул, — «Молодая кровь»! Что они несли? Как будто первый раз кто-то женится! «Новый волшебник, что сотрясет мир»! Идиоты! Сигнус резко развернулся спиной к Белле, нагнувшись, он зачерпнул в ладонь холодную воду струящегося ручья и разом плеснул себе в лицо. Белла, обняв руками колени, поглядывала на отца, внимательно она смотрела, как он вел влажными руками по волосам. Продолжив держать в руках очки, он смотрел на темнеющее небо, близоруко щурясь. — Беллатрикс, — девочка вздрогнула, отец никогда не называл её полным именем, — ты знаешь, почему тебе дали такое имя? Неуверенно глядя в отцовскую спину, она ответила. — Да, в честь звезды. — Не просто звезды, а одной из самых ярких, — Сигнус говорил, пылко и страстно, — и ни где-нибудь, а в созвездие Ориона, легендарного охотника, чье имя теперь носит наш жених, — усмехнувшись, он спросил, — Знаешь, почему называем мы, Блэки, детей в честь звезд? Белла покачала головой, Сигнус развернулся к ней, снова прижав к себе, он принялся рассказывать. — Крест, на котором мы сидим, не прост, совсем не прост. Здесь, под этим камнем лежат две волшебницы, не бойся, — он перехватил испуганный взгляд дочери, — они не тронут нас, мертвые не могут повредить живым, даже будучи призраками. Когда-то на свете жил один волшебник, он был так могуществен, что со всей Англии к нему шли за помощью, он был так красив, что прекрасные цветы сохли от зависти, и все волшебницы мечтали о нем. Но он был одинок, он никого не любил, кроме дочери своей. Её матерью была прекрасная нимфа, повелевавшая водами и реками, но дав жизнь дочери, она истощила свои силы и испустила дух, нимфы не уходят, как мы, у них нет могил, нет гробниц, она, как дух воды, сама стала водой, ручьем, вот он течет и сейчас. Но волшебника это не утешало, он никогда больше не женился, и каждый день шел к ручью и умолял жену вернуться, но все тщетно. И поэтому он всю любовь отдал дочери, и дал ей имя, Нимфадора, Дар Нимфы. Это волшебница была столь прекрасна, что затмевала красоту отца и матери, она была могущественней их обоих, она не просто колдовала, о нет, она могла принимать облик любого животного, какого пожелает. Она не варила особых зелий, не совершала особых обрядов, она просто меняла облик так же легко, как меняла платье. Но лишь один недостаток был в её силе, все животные имели черное обличье, ибо волосы у Нимфадоры чернели, как ночь. Ни один волшебник не мог так сделать после неё. Как-то прогуливаясь, она встретила мужчину, рыцаря без страха и упрека, могучего и храброго. Она полюбила его с первого взгляда, и в порыве любви она пожелала помогать на турнирах, но он все отвергал её помощь. Он сказал ей, что лучше проиграть с честью, чем победить с позором. Нимфадора еще больше возлюбила его, и они сыграли свадьбу. И через год у них появился сын, столь же сильный, как отец, и столь прекрасный, как мать. Однако не все радовались этому мальчику, соседи-магглы, узнав, что с ними живет ведьма, и эта ведьма принесла нового волшебника, решили погубить их. Они, злые и жестокие, шли в их дом с факелами и вилами. Супруг Нимфадоры отважно вышел им навстречу с мечом в руках, но как бы он не сражался умело и яростно, он в одиночку не мог выстоять против разъяренной толпы. Нимфадора, слабая и больная, не сумела спасти мужа, отдавшего за неё жизнь, но защитила сына. Из последних сил она обратилась в ворона, схватила лапами ребенка и улетела, и путь её освещала звезда Сириус, самая яркая звезда на небе. Она вернулась в дом отца и прожила здесь до конца дней, она больше не вышла замуж и всю любовь отдала сыну, как когда-то отдал отец ей. И здесь она и похоронена. Мальчику дали имя Сириус в честь звезды, и Сириус Первородный, как его прозвали, стал первым Блэком, первым из многих. Сигнус замолчал, пока Белла восхищенно смотрела то на него, то на крест. Вздохнув, он надел очки, взял лицо дочери в руки и обратился к ней. — Да, ты лишь девочка, когда ты вырастешь, то выйдешь замуж за чистокровного волшебника и продолжишь его род. Но запомни мои слова, если у дяди Ориона и тёти Вальбурги не будет детей, ты можешь возродить линию нашей семьи. Мы, Блэки, происходим от женщины, и кто знает, может ты станешь предком новых Блэков? 1. Фут — 30, 48 см.; 2. Волосы для кукол или махер производится из шерсти ангорской козы, так как шерсть по структуре напоминает человеческий волос, а также не вызывает аллергии. Куклы с волосами из махера стоят весьма недешево; 3. По английской свадебной традиции невесту к алтарю провожают дети, мальчики-пажи и девочки-цветочницы, во избежание курьез, связанных с неспособностью детей выдержать церемонию, над ними надзирает мать одного из детей; 4. Примерно 183 см.