Дороги сестер Блэк

16 января 1959 года — Раз! — пока Белла начинала счет, Цисси, крепко схватив за руку Дромеду, побежала из детской, — Два! — сестры оказались в коридоре, спешно соображая, куда пойти, — Три! — недолго подумав, направились направо, — Четыре! — расцепив руки, девочки бросились в разные стороны, — Пять! Я иду искать! Кто не спрятался, тому крышка! Цисси, не смотря по сторонам, неслась вперед, как только могла. В висках стучало, сердце колотилось, лишь бы Белла не поймала. Мельком заметив раскрытую дверь, она мигом помчалась туда, вбежав внутрь, забившись под занавеску и зажав обеими руками рот, она старалась не дышать. Слышались торопливые шаги, в ужасе Цисси зажмурилась и закрыла голову руками, дрожа всем телом. Скрипнула дверь, девочка чуть не крикнула, но последующие шаги не последовали, напротив, сестра потопталась на месте и, развернувшись, ушла. Наступила давящая тишина, не в силах сдерживать дыхание, Цисси убрала руки ото рта, открыла глаза, крадучись и припадая к полу, она выползала из-под занавески и принялась осматриваться. Она никогда не бывала здесь прежде, никогда не видела ни огромной кровати с резными ножками и тяжелым шерстяным покрывалом, ни громоздкого шкафа с лакированными дверцами, ни бархатных занавесок, за которыми пряталась, и ни изящного столика с зеркалом. Ступая по пушистому ковру, она завороженно шла к столику, блестящие бронзовые ручки на ящиках притягивали её внимание. Встав на цыпочки, она потянула за ручку, ящик с шумом открылся. Потянув ящик на себя, Цисси заглянула внутрь, её взору предстали множество удивительных коробочек, одни были раскрашены яркими красками, другие — украшены камнями и бисером. Особенно девочке приглянулась самая большая, в форме сердца, с небольшой жемчужиной вместо замочка, открыв её, она поразилась, на бархатной поверхности аккуратно лежали бусы, аккуратно растянутые по всей длине. Жемчуг, бриллианты, сапфиры, рубины, изумруды, опалы не висели на грубой веревке, а были вправлены в золотые и серебряные цветки. Цисси восхищенно провела рукой по украшениям, она не знала, какое надеть на себя, то она тянулась к бусам, сочетающим черные и белые жемчужины, то её привлекали ожерелья с изумрудами в обрамлении серебряных листьев. Вдруг ей на глаза попалось колье, на золотой цепочке висел чудный цветок, каждый лепесток его сделан из драгоценного камня, а в середине красовался сиреневый аметист в форме сердца. Бережно достав колье, Цисси накинула на шею и, забравшись на стул, она посмотрела в зеркало, откуда на неё взглянула белокурая девочка с дурацкими круглыми щечками и длинными ресницами, даже в колье смотрелась глупо. Разочарованно вздохнув, она захотела снять это злополучное украшение, но колье, едва до его застежки дотронулась её рука, с шумом упало с девичьей шеи на стол, падая, оно задело полупрозрачный пузырек и колдографию в блестящей рамке. Испуганно Цисси подняла украшение и тут же положила его в ящик, закрыв его, она принялась поднимать упавшие предметы. Взяв в руки колдографию, она собиралась класть на место, однако, посмотрев на неё, застыла на месте. С рамки на неё посмотрели двое, юноша в зимнем плаще и девушка в теплом пальто, недовольно отряхнувшись, они взялись за руки и стали кружиться на катке. Цисси внимательно рассматривали влюбленную парочку, кого-то они ей напоминали. Парень обладал смуглой кожей, широкими скулами, тяжелым подбородком и угольно-черными волосами, глядя на него, она подумала о Белле и о Дромеде. Цисси, налюбовавшись юношей, обратила внимание на девушку, на овал её лица, очерченные скулы, на светло-золотистые волосы, струящиеся по спине. Девушка повернула к Цисси лицо и заливисто засмеялась, сердце девочки екнуло. Цисси посмотрела снова на себя в зеркало, она тронула волосы, заплетенные в косы, того же оттенка, что и у неё. Она завороженно пощупала щеки и мягкий подбородок, когда она вырастет, её лицо станет прекрасным, таким, как у неё. У мамы. Ей всего четыре, но она уже умеет считать по пальцам, различает цвета и знает название некоторых животных. Знает, что Белла и Дромеда ей сестры, Альфард и Ланнетт — дяди, Летти и Вальбурга — тети. Знает, что мистер Блэк и месье Розье — дедушки, а миссис Блэк и мадам Розье — бабушки, она даже придумала, как их различать, Блэков она называет «дедушкой» и «бабушкой», а Розье — «грандпапа» и «грандмаман». И что этого хмурого и никогда не смеющегося человека в нелепых круглых очках надо называть «папой». Однако значение слова «мама» всегда оставалось загадкой, хотя она слышала, как папа, тётя Вальбурга и дядя Альфард называют бабушку «мамой», и как тётя Летти и дядя Ланни называют грандмаман просто «маман». А она мучилась в догадках, кого ей называть «мамой»? Теперь, смотря на эту чудную девушку, она радостно сияла, вот кого надо называть! Но только где она? — Не знаю, где она шастает! — за дверью послышался знакомый вечно недовольный голос, — Эта мелкая шкодница может быть, где угодно! Хоть на чердаке! — Что ты за отец такой, раз за детьми уследить не можешь? — насмешливо спросил его собеседник, — Ладно у нас, в Вале-де-Розье, но у тебя и жилище гораздо меньше. Дверь раскрылась, и в комнате оказались Сигнус и Ланнетт, шумно между собой споря. Цисси тут же отлипла от зеркала и спрыгнула со стула, отец, внешне помятый и раздражённый, сразу посмотрел на неё злобно. — Кто тебе позволил сюда заходить?! — Цисси испуганно молчала, чем и взбесила отца, — Вон отсюда! Ланнетт, упрекающим взглядом смотря на зятя, торопливо схватил дрожащую племянницу на руки, укачивая её, он спросил. — Ты все еще принимаешь «Лавандовую усладу»? — не дав ему ответить, продолжил, — Мой тебе совет, либо не кури после неё, либо возьми что-нибудь покрепче. Сигнус опешил. — Откуда ты знаешь? — развернувшись, он увидел упавший пузырек, — Мелкая дура! Нигде от неё нет покоя! Цисси не плакала, вися на плече дяди, если бы она каждый раз тратила слезы, когда папа кричал на неё, их бы не осталось. Нет, она просто думала, почему у неё такая замечательная мама, и такой ужасный папа?

***

Стоящая перед ними колыбель покачивалась и вздрагивала, доносящиеся оттуда крики пугали. Белла, Дромеда, Цисси и Джаред переглядывались между собой, первым подойти не решался никто. Взрослые, месье и мадам Розье, Ланнетт и Мариэтта нетерпеливо поглядывали на детвору, дедушка постукивал тростью с золотым набалдашником в виде розы, бабушка то и дело теребила золотистые волосы. Мариэтта не спускала озабоченного взгляда с сына, постоянно поправляя складки мантии вокруг обвисающего живота, а Ланнетт щелкал суставами, ловя раздраженные взгляды семьи. — Джаред, иди ты первый, — пихнула Белла кузена в бок, — твой ведь брат. — Тебе надо, ты и иди, — пихнул в ответ Джаред кузину, — ты же самая старшая! Их препирательства особенно не нравились гостям, весьма занятному семейству, пожилому мужчине, рослому и кряжистому с седеющими черными волосами, его жене, хрупкой светло-рыжей красавице, по возрасту годящейся ему в дочери, и их сыне, вертлявом юноше, постоянно поправляющим жесткий воротник мантии. Именно он встал и раздраженно подтолкнул всю детвору к колыбели. — Рабастан, — одернула его мать, — не будь так груб с кузенами (1), они еще дети! И сядь на место! Юноша недовольно поморщился, но повиновался. — Рольф, твой petite fils (младший сын) весьма послушен, — нарочито равнодушным тоном сказала мадам Розье своему гостю, — чего не скажешь об aîné (старшем). — Увы, сестра, — ответил он, качая ногой, — мне бы хотелось поговорить о нем tête-à-tête (наедине). Детвора тем временем неуверенно подходила к кровати, откинув полог, они заглянули внутрь. — Вылитая мандрагора, — брезгливо сказал Джаред, поморщив нос, — маленький, красный и орет. — Как раз на тебя похож, — весело хихикнула Белла. — Эй! — крикнул Джаред и получил в ответ толчок в бок. Цисси подумала, что кузен как нельзя точно описал брата, сморщенное лицо, красная кожа, маленькие и хилые ручки и ножки, жидкие светлые волосики, беспрерывно плача, младенец показывал слюнявый и беззубый рот. — Дромеда, — она потянула сестру за рукав, — а я такая была? — Нет, Цисси, — заверила Дромеда её. — Ты была еще страшней! — брякнула Белла и рассмеялась. Кузен Джаред хохотал вместе с ней, Цисси обиженно насупилась, отвернувшись, она заметила, что её к себе манит тётя Летти. — Не слушай их, chérie (дорогая), — ворковала она, ласково касаясь волос племянниц, — они просто дразнятся. Тётя Летти всегда рада ей, хотя в первый раз она напугала Цисси, выглядела она жутко, худая, как спичка, при этом — высоченная, как сосна, кожа — серая, под тон мантии, а жидкие темно-каштановые волосы так туго стянули на затылке, что казалось, что дерни их, и они выпадут. Возле неё стояла девочка, её маленькая тщедушная копия, за исключением светло-русых волос, с дрожащим лицом и вечно слезливыми глазами. — Пуар, — мадам Розье властно обратилась к эльфу, — уведи enfants (детей) в детскую комнату, не забудь и мадемуазель Теодору, — она указала на дочку Летти, — и месье Эвана, — и младенца в колыбели, — предстоящий разговор не предназначен для их ушей. Вопреки желаниям грандмаман, дети не отправились послушно в детскую, подождав, когда домовик, ведя перед собой парящую колыбель, скрылся в коридоре, Джаред резко остановился и свернул вправо, его кузины последовали за ним, обежав зал, они нырнули в полузакрытую дверь, ведущей в маленькую каморку. Протиснувшись среди обилия швабр, веников и ведер, разложенных в комнате, они заползли под скамейку возле угла, плотно прижавшись друг к другу. — Пустите, — тихонько пискнула Цисси, — мне ничего не видно. — Эй, подождите меня, — сзади раздался жалобный голос кузины Теодоры, — я тоже посмотреть хочу! — Тея, — шикнула на неё Белла, — быстрей, шевели задницей. — Белла, какие слова знаем, — насмешливо на неё посмотрел Джаред, и тут же его улыбка поникла из-за резкого удара по затылку. — Тихо! — крикнула на всех Дромеда, — я слушаю. Дромеда прижалась правым ухом к щели в стене, однако вскоре отползла и уступила свое место Джареду. — Я не могу понять, о чем они говорят, — отходила она от стены и остановилась между Теей и Цисси, — они слишком быстро говорят. — Хорошо, что я француз, — самодовольно произнес Джаред, припав к щели, некоторое время он лежал неподвижно, затем с важным видом произнес, — наши взрослые говорят сейчас о сыне дяди Рольфа. — А что он сделал? — Белла навострила уши, — если взрослые говорят о детях, то обязательно из-за того, что они что-то натворили. — Цыц! — зашипел Джаред и снова замолчал, — Я не понимаю ничего, — сокрушенно произнес он, — они говорят о каком-то Роди! — Сына дяди Рольфа зовут Рабастан, — недоуменно сказала Дромеда, — я сама слышала. Джареду не пришлось затыкать кузин, он так долго лежал безмолвно, что девочки побоялись его о чем-либо спрашивать. Протомив в ожидании по меньшей мере полчаса, Джаред, пятясь выполз из-под скамейки. — Я ничего не понял, — сказал он, не дожидаясь, когда все кузины вылезут, — то они ругали этого Роди, то говорили какое-то странное слово, «адюльтер» (2), кажется. — За что они ругали Роди? — спросила Цисси, отряхиваясь. — Не знаю, дядя Рольф сказал, что он что-то сделал с какой-то старушкой, что-то ужасное, бабушка даже шикнула на него, а потом дедушка сказал, что хуже его поступка только свадьба с грязнокровкой. В коридоре неожиданно раздался гул тяжелых шагов, затем удар по стене от распахнутой двери. — Bonjour, oncle et tante (здравствуйте, дядя и тётя), — басовитый голос незваного гостя оказался настолько громким, что подслушивать не было нужды, — Bonjour, cousins (кузены), — он все здоровался, но ему никто не отвечал, — Bonjour, père (отец). Стояла звенящая тишина, пока подчеркнуто спокойный голос мадам Розье не нарушил её. — Bonjour, Родольфус, присаживайся. Стул, на который он опустился, жалобно заскрипел. — Родольфус, — заговорил Рольф, — почему ты не поздоровался с матерью и братом? — Она не мать мне! — несчастный стул едва не треснул, — не ей я обязан жизнью, вы прекрасно об этом знаете! — Но ты все равно обязан относиться к ней с уважением! Не говоря о том, что Рабастан по-прежнему остается тебе братом! — Единокровным, — Родольфус злобно ответил. Завизжали ножки стульев, натирая пол, кто-то резко и гневно встал. — Не смей меня принижать, — завопил Рабастан, — я такой же чистокровный волшебник из рода Лестрейндж, как и ты. — Ох, братец, какой-то ты смелый! — раздался такой жуткий хохот, что дети приняли бы его за карканье, — А слабо сказать мне tête-à-tête, а? Не прячась за мамину юбку? Зацокали каблучки, и зашуршала накрахмаленная юбка. — Нечего обращаться со мной, как с последней маггловской девкой! — заверещала мадам Лестрейндж, — Я из благородного и старинного рода Эйвери, и я никому не позволю глумиться надо мной и моим сыном. — Мда? — Родольфус снова громко рассмеялся, — Не похоже ваше поведение, мадам, на поведение чистокровной волшебницы. Мадам Лестрейндж замолчала, и за неё вступился её муж. — Странно слышать упреки в неподобающем поведении от тебя, — от его гневного возгласа задрожали стены, — позора нашей древней и уважаемой семьи! — Прекратите ссориться, s'il vous plaît (пожалуйста), — умоляюще произнес месье Розье, — мы все-таки родственники, через кровные связи и брачные узы, и сейчас такой знаменательный день! — заскрипели стулья, Лестрейнджи уселись на свои места, — Лучше расскажи, племянник, как ты добрался? Как дорога? Родольфус долго и скрупулёзно прочищал горло, заставив родственников ждать ответа пять минут, казавшимися им вечностью. — Horriblement (ужасно)! У меня был выбор между порталом и кораблем, но корабль до Кале (3) уже уплыл, оставалось судно до Марселя, а ждать эту треклятую посудину, которая прибудет только через три дня, не пожелал, еще к порту пробираться через Альпы, чтоб их! А еще с Марселя до Парижа на поезде добираться! Нет, подумал, что легче воспользоваться порталом, и я никогда так не ошибался! Это maudit (проклятый) портал, какой урод эту дрянь заколдовывал! Я-то добрался из Австрии до старушки Франции за 10 минут, но как меня штормило! Я даже начал вспоминать все свои грехи, к счастью, у меня их так много, что не успел и половины перечислить, и тут приземлился! Tout juste (как раз) в Сену (4) ！ Джаред услышал нервный смешок, так напоминающий смех его отца, но тут же он умолк. — Il est intéressant! (Это интересно), — гаркнул Рольф, — Я присылал тебе денег, притом достаточно, чтобы хватило и на поездку, и на проживание в течение тех трех дней ожидания. Неужели ты их промотал? — Что вы, papa! Они в целости и сохранности, хе-хе, все до последнего кната. Решил в кои-то веки стать бережливым. Снова скрип ножек стульев о паркет, шуршание юбок, кто-то из женщин поднималась с места. — Месье и мадам, — мерно и не повышая голоса, говорила мадам Розье, — я беру на себя смелость прекратить нашу, без сомнения, занимательную беседу и пройти к столу, нас ждет великолепный обед. Один за другим взрослые покидали гостиный зал, их шаги гулко раздавались по коридору и возле каморки со швабрами. Дети не решались выйти из укрытия, на цыпочках они сгрудились у двери, не дыша, припали к дверной щели. Джаред, положив ладонь на дверную ручку, но его перехватила Белла, помешкав несколько минут, она отпустила кузена, и он открыл дверь. — Почему нас не пригласили к столу? — возмущался Джаред, ступая по коридору, — Я тоже есть хочу! — Джаред, нам нельзя со взрослыми, — Дромеда заумно осадила его, — неужели ты не понимаешь? — А почему? — Джаред все не унимался, — мы уже умеем читать, ну, я точно умею, — самодовольно он провел по своим белокурым волосам и в третий раз за день получил от Беллы. — Не вой, малявка, — злобно толкнула она мальчишку вперед себя, — и шевелись, давай! Цисси и Тея шли последние, держась за руки, робко оглядываясь назад, они жарко обсуждали все, что узнали от взрослых. — Роди — ужасный, — пищала Цисси, — он громко говорит. — Да, — кивала Тея, — он — хам, нельзя так с папой разговаривать. — Да, но дядя Рольф сам виноват. Тея уставилась на кузину, её большие черные глаза стали еще больше от изумления. — Ты что! Он же папа Роди, он не может быть виноватым, папа всегда прав! — Все равно сам виноват, — Цисси настаивала на своем, — некоторые папы так ужасны, что на них можно кричать. Тея в ужасе отпустила руку. — Ты говоришь ужасные вещи, Цисси, тебя же накажут! На её крики кузены обернулись, Белла свирепо топнула. — А ну тихо! — Тея тут же спряталась за Цисси, — Сейчас нас поймают и накажут всех! — Кто там упомянул наказание?! Джаред в испуге прижался спиной к стене, Дромеда поступила также, закрыв лицо руками, а Цисси и Теей с визгом побежали к ней, перед ним стоял ужасный хам Родольфус, закатывая рукав на правой руке, обнажив запястье с тонкими, как паутина, царапинами на нем. Цисси, цепляясь за сестрину юбку, во все глаза смотрела на него, ранее незнакомый родич действительно принадлежал к роду Лестрейндж. Цисси, хоть и мала, но знала, что каждая благородная и чистокровная семья выглядит по-разному. Блэки — смуглые и черноволосые, почти все высокие, а Розье напротив — светлей и ниже их. Лестрейнджи обладали огромным ростом, крепкими телами и спутанными волосами, все, кроме грандмаман, были брюнетами. Родольфус больше, чем его тощий брат, походил на члена своей семьи во всем, почему же его не любят? — Не твое дело, Роди! — Белла, единственная не двинулась с места, — Мы с позором семьи не разговариваем! Цисси закрыла глаза, она не могла смотреть на громадного и страшного кузена и сестру, не достававшую ему даже до пояса. — Но, тем не менее, ты со мной сейчас говоришь! — Родольфуса наглость Беллы только развеселила, — Позор семьи! Какие слова знаем! Но ты хотя бы смелая! — он заграбастал своими ручищами девочку и растрепал ей волосы, — Не то, что вы, мелочь пузатая! — от его окрика детвора плотней прижались друг к другу, — Слушай, ты — чья дочка? Неужели милашки Элли от труса Сигги? — Не твое дело, — зашипела Белла, пытаясь вырваться из медвежьих объятий двоюродного дяди, — и не называй так маму и папу! И то тресну по носу! — Ой, я аж обосрался от страха! — смеялся он, но все же отпустил девочку. Пока она недовольно поправляла волосы, Родольфус направился к выходу и неожиданно остановился на полдороге. — Кузены мои, запомните этот день, — заговорил он торжественно, — с этого дня, я, Родольфус Лестрейндж, паршивая овца, собираюсь принести славу и известность благородному и чистокровному семейству Лестрейндж, да такую славу, что нас будет помнить веками! Безумие — лишь грань гениальности, как говорил наш предок, Хильдегард Странный! Дети, осмелев, отходили от стены и наблюдали за ним, постепенно огромная фигура Родольфуса пропала с виду, хлопнула дверь, и он покинул Вале-де-Розье. — Он — псих! — задрожал от испуга Джаред, — Еще и страшный! Кузены закивали в знак согласия, Белла по-прежнему отряхивалась. — Урод! Слышали бы вы, как от него воняет сигаретами! — А ты видела царапины? — Цисси легонько тронула сестру за рукав, — Откуда они у него? — Я разве знаю? — Белла отмахнулась от неё, — Может кошка цапнула. 1. В зарубежных странах в понятие «Кузен» или «Кузина» вкладывают не только значение «двоюродный брат или сестра», так могут еще называть и более дальних родственников; 2. Адюльтер — супружеская измена, неверность; 3. Кале и Марсель — портовые города Франции, первый город расположен на север страны, второй — на юге; 4. Сена — река, протекающая через Париж.