***
Банкет по случаю выборов на площади Гриммо не думали отменять, родичи и не собирались провести оставшийся день у себя дома, но изменения все же коснулись, Кричер и Элфи впопыхах снимали все гирлянды и унесли стулья и приборы, предназначенные для Малфоев. Дромеде и Цисси было дозволено присутствовать на вечере взрослых, но с условиями, сидеть лишь в укромном углу рядом с роялем и не докучать разговорами. Сестры беспрекословно согласились, лишь бы не находиться в детской, слушая вопли активного Сириуса и плач Регулуса, пытавшегося научиться ходить. Однако Цисси начинала жалеть о своем решении, от напряженных разговоров ей становилось неуютно, не внушала спокойствия и сестра. Дромеда держала на коленях раскрытую книгу, но её глаза не выражали ничего. — Почему победил Нобби Лич? Почему проголосовали за грязнокровку? Цисси вздрогнула, она аккуратно дотронулась до плеча сестры. — Может он заколдовал их? Дромеда столь резко повернулась к ней, что книга слетела с её колен и громко захлопнулась. Под строгие взгляды взрослых она, краснея, подхватила книгу и, повернувшись к сестре, сурово сказала. — Не говори глупостей! Нельзя заколдовать всех! Цисси отвернулась, в глазах поплыло из-за слез. — Цисси, извини, — Дромеда ласково тронула сестру за плечо, — я не хотела обидеть тебя. — Но ты это сделала! — Цисси тихо завыла от обиды, но на неё никто не обращал внимания, даже бабушка, которая, стоя в дальнем углу, пылко распекала дядю Альфарда. Поэтому она позволила себя успокоить. Хотя взрослые не замечали их, но отрывки их разговора доносились до них, разумеется, они говорили о выборах. Особенно рьяно рассуждали Кассиопея и Ликорис, одна невозмутимо потягивала сигарету в мундштуке, а другая осушала бокал за бокалом. — Понимаешь, Кэсси, душа моя, Абраксасу не хватает артистизма, какого-то внутреннего обаяния, на него смотришь, и душа в пятки уходит. — Корра, по правде говоря, ты ошибаешься, просчет Малфоя в том, что он не составил грамотную программу, решив, что голосов чистокровных хватит с лихвой. — Программу какую угодно можно составить, но если ты не внушаешь любви и доверия, то никто её не оценит. — Выражаясь твоими словами, Игнатию Тафту хватало артистизма и внутреннего обаяния, но напомнить, чем закончилось его правление? — Кэсси, ты совсем не поняла, главное, хорошо начать, закончим все мы плохо. А Абраксас даже начать хорошо не сумел. Цисси захлопала ресницами, в поисках ответа она обратилась к сестре. — О чем они? — О программе, — Дромеда старалась отвечать терпеливо, — наверно, этот план, по которому министр будет править. Между тем подходила Хеспер, елозя тростью по паркету, тяжело опустилась она на кресло и обратилась к дочери и племяннице. — До чего дожили, две старые девы обсуждают политику! — веснушчатое лицо Хеспер исказилось в неприятной улыбке, — Однако, девы ли? Кассиопея поджала губы, стуча мундштуком по столу, а Ликорис, красная от выпитого вина, зашаталась. — Мама, не начинайте… — А почему бы и не начать, Корра, — Цисси аж передернуло от того, каким тоном Хеспер заговорила, — я никак не могу понять истоки твоей натуры, твоего стремления к разгульному образу жизни и паясничеству. С тобой, Кассиопея, все ясно, твой почивший отец никогда не отличался примерным поведением, как до женитьбы на твоей матери, так и после, сколько бы Финеас не гонял его. Но что пошло не так с тобой, Ликорис? — А что со мной не так, мама? У меня с головой нет проблем, как у Арти, и в Азкабане не бывала, как Рег. — Однако ты принесла нам с отцом больше проблем, особенно, тогда 30 лет назад, — губы Хеспер задрожали, она судорожно прокашлялась, прежде чем заговорила, — ты и представить себе не можешь, сколько ты горя нам причинила. Ликорис грустно поникла, сняла с пальца кольцо и принялась катать его по столу. — Так, скажи мне на милость, что произошло с тобой? — Хеспер неумолимо смотрела на дочь, — Как ты из примерной дочери выросла в позор семьи? Чья кровь в тебе взыграла? — Чья кровь? — Ликорис резко отпустила кольцо, и оно со звоном упало со стола, — Вот даже не знаю, чья? Может быть бабушки с вашей стороны, мама, из-за которой есть сомнения, что вы из рода Гэмпов? Хеспер побледнела, из-за чего её лицо походило на пятнистый гриб. — Как ты смеешь! — Миссис Блэк, позвольте смешаться, — Кассиопея, отложив мундштук в сторону, резво заговорила, — вы не знакомы с Эдрианом Донованом? Хеспер лишь фыркнула. — Он сейчас занимает пост главного редактора «Ежедневного пророка», однако на момент знакомства он был рядовым журналистом, но весьма амбициозным. — Мне не интересно, с кем ты путаешься! — Жаль, вот Эдриану будет весьма интересно узнать о вашей матери, как-никак, вы, как дочь, точно расскажите всю правду. Хеспер в ужасе отпрянула от Кассиопеи, дрожащими губами она спросила. — Ты мне угрожаешь? — Я не угрожаю, миссис Блэк, я предпочитаю предупреждать. Хеспер с трудом поднялась со стула, шаркая слабыми ногами, она стремительно уходила от племянницы и дочери. К дамам подходил Альфард, по пути отмахиваясь от матери, как от надоедливой мухи, Цисси удобно устроилась на стуле, Дромеда закрыла книгу и отложила её от себя, разговор обещал стать весьма занимательным. — Чего вы удивляетесь выборам, Абраксас, или как мы его называли «Фея», неуч еще тот, сколько себя помню, всегда у Сигнуса списывал. — Альфард, успеваемость еще не показатель ума, — поучительным тоном сказала Кассиопея. — На себя намекаешь, тётя Кэсси? — хихикнул Альфард и потянулся за бутылкой огневиски, но получил по рукам мундштуком. — Полно тебе издеваться, Ал, — Ликорис мягко обхватила ладонь кузины, — Кэсси весьма прилично сдала С.О.В. и Ж.А.Б.А, а вот мне дались только четыре предмета. Но, как говорит Кэсси, оценки не демонстрация ума, — далее она что-то тихо прошептала, но Цисси отчетливо услышала слово «песня». — О, у меня есть эта пластинка, — Альфард мгновенно повеселел, — может поставить её, разрядим обстановку, — и тут же он крикнул от боли, потирая руку. — Альфард, только попробуй, — сурово отчеканила Кассиопея, — и, я клянусь бородой Мерлина, отцовская порка покажется тебе небольшой неприятностью. — Кэсси, не надо, не подражай старшему брату… Вдруг с треском упал стул, Цисси обернулась на звук и испуганно пискнула, вцепившись за сестру, к ним приближался Поллукс. — Кэсси, сестренка, — брякнул он, с размаху кинув полную руку на костлявое плечо сестры, — не отнимай мой работу. — Папа, тётя неплохо сама справляется, — Альфард, увидев отца, неловко съёжился. — Помолчи, идиота кусок, — от крика Поллукса вздрогнули и сам Альфард, и Цисси с Дромедой, — я еще с тобой по поводу твоей личной жизни поговорю. — Поллукс, ты чем-то занят был? — как бы невзначай спросила Ликорис. Поллукс столь резво развернулся, что чуть не сбил полной фигурой кузину. — Дела? — Цисси прыснула от смеха, до чего глупо дедушка выглядел, почесывая непослушные волосы, — Вроде были. — Так займись ими, Полли. Цисси и Дромеда закрыли рты руками, дабы не расхохотаться, от чего разболелись ребра, Альфард и не сдерживался, глядя на густо покрасневшего отца. — Поллукс, будь добр, не дыши на меня, а то я так упьюсь насмерть, — Кассиопея брезгливо отодвинулась от брата. — Тихо, бестолочь, — рявкнул Поллукс, толкнув сына в бок, — что до вас, дамочки, — Кассиопея и Ликорис возмущенно покачали головами, — то лучше помогите мне этого идиота переубедить, Флим! — крикнул он, повернув голову, — Подойди сюда, братец! От раскрытого окна торопливо отходил мистер Поттер, залпом осушив бокал. Подходя к Поллуксу, он недовольно пробурчал. — Поллукс, знаете, скольких своих однокурсников я одолел в магической дуэли, когда они начинали мое имя коверкать? — Тоже мне достижение, победил нескольких детишек-неумех. — Я сам тогда был ребенком. — Не важно, — отмахнулся Поллукс, — ты лучше объясни нам, почему ты признаешь выбор этого грязнокровки? Кассиопея постучала тонкими пальцами по столу, сурово оглядывая мистера Поттера, она сказала. — Флимонт, поясни, почему ты, сын чистокровных родителей, решил поддержать грязнокровку? Мистер Поттер ответил не сразу, усмехнувшись, он наполнил свой бокал, отпил из него и наконец-то сказал. — Забавно, но ни Поттеров, ни Скамандеров не включили в список «Священных 28», при том мои предки весьма знатны. — Если бы твой папаша не засуживал всех подряд — пробурчал Поллукс, — а двоюродный дядя Ньют не таскал бы опасное зверье в чемодане, глядишь, и оказались бы в списке. Мистер Поттер поставил бокал на стол и потянулся за палочкой, но Кассиопея остановила его. — Оставим обсуждения прошлого, лучше ответь на вопрос, почему ты решил поддержать выбранного министра? — Кэсси, ты действительно хочешь знать? — уловив кивок, мистер Поттер продолжил, — Хорошо скажу, только не обижайтесь уж сильно. Во-первых, хотите вы этого или нет, но назначение Нобби Лича — это глас народа, надо было что-то делать раньше, а сейчас нет смысла отрицать выбор. После драки кулаками не машут, как говорится. — Флимонт, ты увиливаешь от ответа. — Во-вторых, я поддерживаю выбор народа ради сына. Не знаю, каким образом вы, Блэки, заработали свое золото, но мы, Поттеры, получили свое непосильным трудом. Все галлеоны, сикли, кнаты, все фамильные драгоценности и старинные артефакты мы заработали сами, придумывая зелья. Вы не представляете, сколько бессонных ночей я провел, пока доводил состав «Простоблеска» до совершенства. И если я начну кривить нос и плеваться на нового министра, то я отпугну большую часть своих покупателей. А мне хочется оставить Джиму хоть что-то кроме прежней славы предков! Поллукс презрительно хмыкнул, Кассиопея пронзала зятя суровым взглядом, а Ликорис, тяжело вздохнув, выпила. Дромеда и Цисси с ужасом смотрели на мистера Поттера, как можно деньги ставить выше чистоты крови! Лишь Альфард никак не реагировал, разглядывая паркет. — Флимонт, — Поллукс говорил так жестко, что Альфард отсел от него, — ты в курсе, что ты находишься в одном шаге от того, чтобы стать предателем крови, как Уизли? Мистер Поттер лишь усмехнулся. — Флимонт, послушай меня, — Кассиопея поднялась, её черная накидка встрепенулась, как крылья летучей мыши, — лучшее, что ты можешь сделать для своего сына, это не ставить его в щекотливое положение. Потому что ты ступаешь по тонкому льду и рискуешь не только собой, но моей сестрой. Если из-за тебя Дорея окажется в рядах предателей крови, то знай, я тебе этого не прощу. — Флимонт, — Ликорис аккуратно схватила мистера Поттера за локоть, — поверь мне, оно того не стоит, подумай о Дори. Дромеда замерла на месте, Цисси в порыве чувств схватила сестру за руку, напряженно наблюдая за семейной сценой. Мистер Поттер, посмотрев на родичей, угрюмо убрал палочку и вышел из зала под тяжелые взгляды шурина и свояченицы. — Поттер так и напрашивается на взбучку, — сказал Поллукс, наливая огневиски по бокалам, — еще одна выходка с его стороны, и я лично выжгу его с гобелена. — Вместе с Дори? — спросила Кассиопея, зажигая сигарету, — Поллукс, ты слишком часто рубишь с плеча, принимая решение, — Корра, будешь? — спросила она, подвигая бокал к кузине. Ликорис протяжно икнула, шатаясь, она поднималась со стула, неловко задев стол. — Нет, мне уже хватит, как бы до дома дойти, Ал, помоги, — повиснув на плече племянника, она завела песню, растягивая слова, — О, Джонни, поднимай якоря! О, Джонни, не расстанемся, любя! Лицо Дромеды напряглось в раздумье, Цисси потерла виски, её сестра определенно что-то услышала знакомое. Она не заметила, как навстречу Ликорис и Альфарду шла Элфи, дрожа всем хрупким телом, и несла огромное блюдо с чашками и горячим чайником. Раздался резкий звук удара, Цисси обернулась и обмерла, на дорогом паркете красовалась огромная бурая лужа, на ковре сияли острые осколки. Альфард, ругаясь, дул на обожжённые руки, Элфи билась головой о пол, а Ликорис равнодушно разглядывала пятна на платье. — Мда, я бы очень удивилась, если бы со мной не случилась какая-нибудь неприятность. Ни о каком продолжении банкета не могло быть и речи, взрослые один за другим бросали свои дела и подходили к месту происшествия. Кассиопея, усадив Ликорис, принялась оттирать её платье, Ирма, не обращая внимания на возмущение Альфарда, внимательно рассматривала его ожоги, а Поллукс, засучивая рукава, приблизился к эльфийке. — Хозяин, я подвела вас. Глаза заслезились, горло сжалось от ужаса, Цисси вжалась спиной в стул, Дромеда тут же соскочила со стула и потащила сестру за собой, но, увы, дедушка их заметил. — Ну, уж нет, мелкота, вы остаетесь, — схватив внучек за руки, он притянул их к себе, — смотрите и учитесь.***
Кромешная тьма окутывала подземное помещение, ни один луч солнца не достигал закупоренных бутылок, запечатанных бочек и заколоченных ящиков. Стоило спуститься Поллуксу, так свечи на закопченной люстре зажглись, осветив неприметный закуток, в котором стоял грубо высеченный пень. Подходя к пню, Цисси почувствовала, как к горлу подкатывал комок, его поверхность оказалась темно-багровой. Над пнем на темной холодной стене висел портрет старой женщины, хрупкой и тонкокостной, окутанной в пуховой плед, её худое лицо с впалыми щеками обрамляли кружева белой косынки. — Неужели обо мне вспомнили потомки моего достопочтенного брата? — прокряхтела она, поднимаясь с написанного темно-алого кресла. — Помолчи, старая кошелка! — крикнул на неё Поллукс, толкая вперед пень, — Мы здесь не ради тебя собрались! — Не будь я Элладорой Блэк, если спущу тебе подобную наглость, — плед упал с её плеч, и Цисси увидела, что её правое плечо выступало вперед. — Не будь ты Элладорой Блэк, ты была бы замужем, тупоголовая потастуха! — заорав, Поллукс швырнул в портрет повертевшуюся под руку бутылку, — Замолчи, и так тошно! Пыхтя и ругаясь, Поллукс дотащил до середины подвала пень, к нему подходил Кричер, подобострастно глядя, и нес хозяину топор. Пока Поллукс точил острие топора об края пня, родные обступали его, Дромеда и Цисси, держась за Альфарда, встали возле портрета Элладоры, Орион прислонился к стойке с бутылками, и Вальбурга, принеся с собой Сириуса, остановилась у двери. Последней пришла виновница происшествия, Элфи, Цисси ожидала, что эльфийка будет трястись от страха, но нет, престарелая служанка шла спокойно и с достоинством, невозмутимо кладя голову на пень, она ожидала свою участь. — Поллукс, ты в кого такой неумелый, в бабку Флинт или в мать Булстроуд? — сказала Элладора, — Что ты так долго точишь? — Замолчи! — Элфи помрет от старости прежде, чем ты закончишь! — Заткнись! — Альфард! — Элладора указала кривым пальцем на Ориона. Орион поежился, недовольно кривя губы. — Я — Орион. — Не важно, — отмахнулась Элладора, — кто-нибудь, отберите у него топор, даже я слышу винные пары от него, еще промахнется. — Да закрой ты свой рот, — в портрет Элладоры полетела вторая бутылка, — я никогда не промахиваюсь, слышишь ты, старая сука! Элладора, укутавшись в плед, мерзко пробрюзжала. — О, а то я не знаю о твоей феноменальной меткости, Поллукс, вот стоит среди нас живое свидетельство твоих способностей. Полумрак быстро рассеялся, Вальбурга вышла вперед с ярко зажженной палочкой и направила её прямо на Элладору. — Хоть раз откроешь свой поганый рот, тётушка Элла, и я сожгу твой портрет, но сначала расскажу всему миру, за что твои брат и дядя наказали тебя! Элладора качнулась, когда резко встала с кресла, и покинула портрет. Скрип прекратился, Поллукс поднял топор и занес его над эльфийкой. Цисси в ужасе прильнула к дяде, смотреть было невыносимо. — Не переживай, пупсик, — Альфард погладил её по голове, — Элфи уже старая, 500 лет ей, даже для эльфов это слишком долго. Раздался громкий звук удара, но топор застрял в дереве, в дюйме от головы эльфийки. Сириус заревел, сидя на материнских руках, а Поллукс, грязно выругавшись, с трудом оторвал топор от пня и нанес второй удар. Он попал, но не по голове. — Стой, куда ты?! Сириус прытко выскочил из рук матери и убежал из подвала так быстро, как только мог. Дромеда, закрыв испачканное серебристой кровью лицо, упала на колени, несколько раз содрогнулась, но выдержала, в отличие от Цисси, с шумом изрыгнувшей съеденный обед в заботливо предложенный Кричером таз. Альфард, откупорив одну из бутылок, сначала сам вдохнул её запах, затем поочередно дал понюхать племянницам. Орион, зеленый от омерзения, зажал рот и вцепился за стойку. — Покончите с ней уже, отец! — произнес он слабым голосом. — Не называй меня так, слабак! — Поллукс, упершись ногой в пень, пытался вытащить топор из спины эльфийки, — Не я оприходовал твою мамашу! — Отец, не выражайтесь при детях! — Вальбурга, белая, как мел, отходила как можно дальше от плахи. — Да завались ты, иди лучше своего выродка лови! Альфард, скинув на ходу пиджак прямо на стойку с бутылками, подошел к отцу, Дромеда и Цисси, все еще чувствующие себя дурно, без поддержки дяди разом упали на грязный пол. — Папа, позвольте мне. Поллукс свирепо посмотрел на сына, однако, выдернув топор, вручил его. Цисси и Дромеда отвернулись при виде деда, но он цепко схватил их головы и с силой повернул их. — Нечего хныкать, давайте смотрите, а то хлипкие, как мамаша, вырастите! — схватил за волосы внучек, Поллукс крикнул на путавшегося под ногами домовика, — Кричер, не вертись, тащи, давай постамент, да покрасивей, как-никак твою мамашу приколотим к нему! Дедушка так стянул волосы на затылке, что Цисси пискнула. От безнадежности она посмотрела на Элфи, её большие безжизненные глаза казались стеклянными, из разрубленной спины торчал позвонок. Альфард подкинул на весу топор, прищурив правый глаз, он занес руку. Ему хватило одного удара. 1. Выражение «льет как из ведра» на английский язык переводится как «raining cats and dogs»; 2. Партер, бельэтаж и галерка — категории мест в театре, партер — первые ряды, одни из самых дорогих, бельэтаж — срединные места, более дешевые, и галерка — задние ряды, самые дешевые.