Дороги сестер Блэк

24 декабря 1965 года Снег валил с утра, приближаясь к вечеру, он окружил Хогвартс непроходимыми сугробами, чем ближе к Запретному лесу, тем выше. Но в теплицах царило тепло, сколько бы ветер не выл, ни одна снежинка не проникала через толстые стекла. Между грядок со стеблями смоквы ходила профессор Спраут, низкорослая полная волшебница с круглым носом, смуглой кожей и вечно спутанными черными волосами. — Хаффлпафф, Слизерин, подойдите поближе, — говорила она, стряхивая с рукава мантии остатки удобрений. Бири был чистоплотней. Дромеда приблизилась к гладким стеблям смоквы так близко, что она чувствовала его запах, сладкий и навязчивый. — Прежде чем мы приступим к пересадке саженцев, расскажите мне, какой подвид смоковницы перед вами? Дромеда тут же подняла руку. — Да, мисс Блэк? — Абиссинская смоква, — четко проговорила Дромеда, — растет в Абиссинии… — Пфф, — Дромеда повернулась вправо, Кэрроу, выпячивая обкусанные губы, мерзко ухмылялась, — тоже мне ответ. По колонне однокурсников прокатился смешок, к недовольству Дромеду, смеялись не только хаффлпаффцы, но и некоторые слизеринцы. — Не перебивайте, мисс Кэрроу, — резко повысила голос Спраут, обратившись к Дромеде, смягчилась, — продолжайте. Дромеда тяжело посмотрела на Кэрроу, но однокурсница лишь фыркнула. — Мисс Блэк, продолжайте. — Да, профессор, — Кэрроу скорчила за спиной рожу, но Дромеда отвернулась от неё, задрав нос, — Кора абиссинской смоквы гладкая, поэтому её перемалывают и используют, как приправу. Её плоды обладают целебными свойствами, например, их используют для лечения простуды, бронхитов, запора и болезней сосудов. — Ага, запора мыслей и поноса слов, — слева послышались смешки, голос принадлежал Марвину Булстроуду, крепко сбитому и курносому мальчику, Кэрроу гортанно расхохоталась, и вместе с ней — половина Слизерина и Хаффлпаффа. Дромеда сжала губы, на лице проступали красные пятна. — Хаффлпафф, Слизерин, тише, — Спраут решительно выступила вперед, — мистер Булстроуд, не стыдно вам такое говорить про девочку! К тому же вашу однокурсницу! Дромеда держалась спокойно, но чувствовала, как горит её лицо. — Это все, мисс Блэк? — Еще сушенные плоды абиссинской смоквы используют для приготовления Уменьшающего зелья. — Отлично, 10 очков Слизерину! — Спраут не думала отходить, — Кто мне расскажет про след Айолы? Дромеда чуть не пискнула, Джаред весьма цепко сжал её запястье. — Да, мисс Гибсон! — из шеренги хаффлпаффцев вышла конопатая белокурая девочка и бойко затараторила. — Так называется реакция зелья, когда в него добавляешь сок абиссинской смоквы. Если в зелье добавлен яд, то сверху появится полоска. Дромеда хмуро смотрела, как Спраут причисляет Гибсон 10 очков, хотя её ответ тянул только на пять. Она не перечислила, какого цвета становится полоска на поверхности зелья, яд докси красит сок смоквы в темно-зеленый, акромантула — в черный, а тентакулы — в пурпурный. — А кто мне расскажет о волшебнице, открывшей эти свойства смоквы? — Спраут внимательно оглядела студентов, прищурив маленькие глазки. Дромеда опешила, тут же опустив поднятую руку, под недовольными взглядами однокурсников, она вспомнила, что в учебнике отсутствовала информация об этой наблюдательной колдунье. Недаром книга называется «Тысяча магических растений и грибов». — На грядущих рождественских каникулах выясните, — Спраут проковыляла вдоль грядок, негромко, но четко говоря, — теперь приступаем к пересадке саженцев. Так как, смоква — теплолюбива, копайте глубже на 2 дюйма, чем обычно положено, и не забудьте присыпать почву толченной корой для питательности. Облачив руки в перчатки, жесткие и негнущиеся, Дромеда встала в очередь к рядам смокв, где Спраут раздавала саженцы с обернутыми тряпками корнями. Дромеда заняла очередь за кузеном, угрюмо смотря сверху на его белобрысую макушку. — Дромеда, ты взглядом хочешь меня прожечь? — не поворачиваясь, обратился он, — Не корчи мину, maman постоянно на меня так смотрит, особенно, когда мой табель с оценками видит. — Тебе бы не помешало уделять время учебе, — проворчала Дромеда, обхватив себя руками, стекла задрожали от сильного порыва ветра, — а то ты только подтверждаешь стереотип о недалеких французах. — Дромеда, не нуди, — недовольно протянул Джаред, — ты сейчас, как grandpapa, хотя он родился в Англии и в Бобатоне оказался по прихоти родителей. Гибсон, получив саженец, прошла мимо, с улыбкой посмотрев на Джареда. — Джаред, не переводи тему. Не слушая её, кузен повернулся и тихо свистнул, глядя на Гибсон. — Розье, — Джаред вздрогнул, но Дромеда все наседала, — не отвлекайся. — Слушай, Меди, — он тяжело вздохнул, — я не против твоего занудства, особенно, перед экзаменом, — хитро подмигнув, продолжил, — но остальным оно не по нутру. Длинноногая Марта Вектор чуть не опрокинула горшки с саженцами под общий хохот, пока подходила к Спраут. — Я зарабатываю очки для факультета, чтобы кубок Школы остался еще на год у нас. — Спасибо, конечно, но умников никто не любит, даже тех, кто приносит очки. Никогда не думала, почему все без ума от игроков в квиддич, но не от ученых? Или от лучших учеников факультета? Булстроуд с шумом уронил свой саженец, вызвав еще больший хохот. — Что ты предлагаешь, кузен, — Дромеда презрительно поджала губы, наблюдая, как Спраут распекает Бустроуда, — уподобится ему или Кэрроу? — Notre-Dame! Их одних хватает! — Джаред подошел к Спраут и тихо прошептал, — Просто будь проще. Дромеда злобно провожала кузена взглядом, пока не ощутила прикосновение шершавой руки. — Мисс Блэк, держите саженец, — Спраут быстро сунула гладкий ствол прямо её в руки, от резкого движения рукав мантии задрался, и Дромеда увидела странные линии на левом предплечье. Присмотревшись, она разглядела две цифры, 5 и 8. — Мисс Блэк, не задерживайте очередь, — сказала Спраут строго, торопливо закатывая рукав. Очередь не успела завершиться, когда Дромеда подошла к грядкам, раскопав рыхлую почву, она взяла у Вектор линейку и принялась измерять глубину ямки. — Туннель в Ад копаешь? — прозвучал под ухом басовитый голос Булстроуда. Дромеда не думала поднимать голову, все копая ямку поглубже. — Тебе что-то надо, Булстроуд? — О, умеешь говорить не только, как профессор спрашивает! Лопата с лязгом ударилась о камень, Дромеда, все еще сжимая её в руках, повернулась к Булстроуду. — Ты сколько хочешь прожить? — Я? — немного удивившись, он ответил, — Хотелось бы до старости дожить. — Если не отстанешь от меня, — снова раздался удар о камень, — не доживешь! Вместо удобрения будешь! Фыркнув, Булстроуд отправился к грядке и принялся раскапывать её, да так усердно, что комья земли полетели во все стороны, перепачкав соседей. Дромеда выкопала мешавший ей камень, посадила черенок и, плотно утрамбовав почву, засыпала земляную поверхность перетертой корой. Когда все закончили, Спраут начала проверять состояние саженцев. — Мисс Кэрроу, посадили криво, не годится, — Спраут каждый раз укоризненно качала головой, проходя мимо студента, — Стеббинс, не надо было так много коры ссыпать, смокве надо чем-то дышать, — как и Бири, Спраут не делала различий между факультетами, для неё студенты делились на два типа, способных и опасных. — Профессор Спраут, — робко обратилась Фоули, потирая запачканную землей щеку, — нельзя у вас умыться? — Увы, рукомойник сломан, — сказала Спраут, указав на дальний угол теплицы, — сколько уже прошу Прингла починить его. — Профессор, а нет ли душа? — спросил кто-то из хаффлпаффцев. Смуглое лицо Спраут оказалось белее молока, её полные щеки затряслись. — Что вы сказали? — Душ! — крикнула Джонс, — Здесь же есть душ? Дромеда удивленно смотрела, как Спраут задрожала. — Нет, — прошептала она, когда дар речи вернулся, — в нем нет нужды, урок закончен. Дромеда невольно поежилась, покидая теплицы, зимний ветер дул со всех сторон. Зябко дрожа, она побежала со всех ног внутрь, только она начала отогреваться, как вдруг кто-то со всего размаха хлопнул её по плечу. — Ну что, кузина, — Джаред еле доставал ей до плеча, но вопил хуже любого великана, — настоящая «La Belle Dame sans merci» (Прекрасная дама, не знающая милосердия), у Марвина аж пятки засверкали. Дромеда лишь повела плечом, стряхивая снежинки. — Мне нисколько его не жаль. — Я думал, что злюка у нас только Белла. — Что поделать, — Дромеда усмехнулась, спускаясь в подземелье, — черное имя, черная кровь и черная душа, как сказал бы Бири, будь он жив. — А Марвин хотел тебя пригласить в Хогсмид, — весело говорил кузен, махая рукой пролетающему мимо привидению, — все утро говорил о тебе. Дромеда сморщила нос, она вспомнила Булстроуда, его угри на широком лице и плечи, густо усыпанные перхотью, а как он мерзко шутит. — О, да, какого кавалера я упустила, не знаю, кто лучше его — Прингл, Пивз или гигантский кальмар. — Кальмар, он хотя бы убить тебя не пытается. Дромеда и Джаред рассмеялись, ступая по холодным коридорам, эхо от шагов гулко отражалось от покрытых мхом стен. — А ты кого хочешь пригласить? — Дромеда хитро улыбнулась, — Неужели Гибсон? Джаред опасливо посмотрел назад. — Да, я в курсе, что она из магглов, еще из деревни, если верить Скиттер. Но она симпатична несмотря на веснушки. — Ты не ответил на вопрос. — Ох, ты сейчас как моя мама! — Джаред тяжело вздохнул, — Но я все равно с ней не пойду, какой-то хмырь со старших курсов пригласил её раньше! Я бы мог отвести в «Сладкое королевство», а он лишь прогулку предложил, нищеброд! — Так отомсти ему! Любой Розье поступил бы именно так. Джаред уставился с ужасом на неё. — Сама ему и мсти за меня! Я не самоубийца! — Неужели гроза загонщиков кого-то боится? «Гордость и честь», — пока стена раскрывалась, Дромеда ожидала ответа кузена. — Там такая громила, просто поверь мне на слово. Старые камни расступались, образовав проход, гостиная встретила их криками. — Знаешь, я и не выбирал себе предков! Этот говнюк и меня заколебал! Расталкивая смеющихся однокурсников, Дромеда хмуро посмотрела в центр гостиной, Кингсли и Белла стояли друг напротив друга и от души орали. — Ты сам ничуть не лучше! Предатель! Мог бы сказать! — Чтобы меня дрючили за каждый штрафной балл! Спасибо! И так весь Хогвартс ржет над мной, — развернувшись, Кингсли толкнул нескольких однокурсников, попутно поливая их отборными ругательствами. Белла, красная и сконфуженная, покинула гостиную, но смешки не умолкали, Селвин катался по полу, стуча кулаками от смеха, белесая Паркинсон и курчавая Роули свистящим шепотом переговаривались, указывая пальцами на сестру, а прыщавая и очкастая девочка, Скиттер, кажется, внимательно слушала их, словно запоминая наизусть каждое слово. — Меда, пойдем отсюда, — Джаред решительно потащил за рукав. — Но Белла же… — Дромеда неуверенно направилась вперед, но кузен крепко схватил за локоть. — Она не мелкота, как Эван, как-нибудь справится без нас. Дромеда хотела бы возразить, но смешки переходили в улюлюканье, опустив голову, она позволила кузену вывести из подземелья Слизерина и повести к Хогсмиду. Ветер утих, укрыв деревушку пушистым белым одеялом и украсив крыши, лестницы и мосты снежными узорами. Студенты, от вертлявых третьекурсников до кажущимися взрослыми семикурсников, сновали по многочисленными магазинами и кафе. Малыши передвигались, в основном, группами, старшекурсники — парами и даже поодиночке. Попадались и преподаватели, Макгонагалл выходила из «Сладкого королевства» с большим пакетом имбирного печенья, Слагхорн, перекатываясь, увлеченно беседовал с низкорослым Флитвиком, стоя возле «Трех метел». Навстречу им скакали две женщины, Спраут, повеселевшая после урока, и Бабблинг, учившая Дромеду, Фоули и еще 17 человек Древним рунам. Низкая и круглая Спраут и высокая и худая Бабблинг, взявшись за руки, распевали какую-то песню, единственное, что с улыбкой услышала Дромеда, были слова «Хава Нагила»(1). К ним присоединился Хагрид, взяв под локти обеих женщин, он принялся подпевать, ни разу не попав в такт и постоянно топая. Однако ни Спраут, ни Бабблинг не выразили малейшего неудовольствия. — Интересно откуда они? — со смехом спросил Джаред. — Из «Кабаньей головы», наверно, — Дромеда сказала, потирая перчатками покрасневшие щеки, — Альфард рассказывал про этот бар, он на дальнем конце Хогсмида, и детям туда лучше не соваться. — Хорошо, что мы не дети, — хитро подмигнул Джаред. По улице раздался крик, следом последовала отборная брань, и полетели вспышки. Дромеда едва успела отойти в сторону и схватить кузена за воротник мантии, чуть не задушив его. Через Хогсмид бежал парень, тощий и нескладный, легко одетый, зимнюю мантию, наверняка бросил по дороге, за ним несся пожилой мужчина, швыряя в него искры. Парнишка, неловко уворачиваясь, достиг моста, перепрыгнул через перила и бросился спасаться по льду, неуклюже скользя и падая. — Так, мистер Дюпон, — Хагрид, отпустив Спраут и Бабблинг, решительно надвигался на нападавшего мужчину, — так не ведите себя, как пьяный тролль. — Этот мелкий… — Месье Дюпон, — семеня короткими ногами, бежал Слагхорн, — не выражайтесь при наших юных студентов. — Он лизался с моей Розмертой! — Успокойтесь, а то мы подумаем, стоит ли идти в «Три метлы» после вашего представления, — Дюпон смачно плюнул, но отступил и побрел к своему бару. Хагрид, бросив грозный взгляд на трактирщика, побежал по речному берегу спасать злосчастного парня. Подбегая к мосту, Дромеда заметила нечто мелькающее на заснеженном мосту, протянув руку, она извлекла черно-желтый шарф. — Хаффлпафф? — Джаред положил голову ей на плечо и принялся хохотать, — Все понятно, кто еще будет лезть к Розмерте, зная об её папаше. — Может влюбился? — Пфф, ну дебил, — откинувшись, Джаред прочистил горло и запел, — Кто тупее всех на свете? — Хаффлпафф, — тихо подпевала Дромеда. — Кто косячит больше всех? — Хаффлпафф. — Кто не годен ни на что? — Кто не умеет ничего? — Это все Хаффлпафф! — хором произнесли Джаред и Дромеда и хлопнули друг другу в ладоши. На душе стало весело и легко, Дромеда и думать забыла о глумящихся однокурсниках, но грянул порыв ветра. Закутавшись в мантию, Дромеда вновь посмотрела на шарф. — Его надо вернуть, — решительно сказала она. Джаред хмыкнул. — Зачем? Ты не обязана возвращать вещи всяким идиотам. — А если бы я потеряла шарф, — Дромеда посмотрела на Джареда цепким взглядом, — или ты? — Нам никто не стал возвращать, мы ведь слизеринцы, гадкие змеюки, позор Хогвартса. В тебе, тем более, черная кровь, все дела. Дромеда поджала губы, сжав шарф, она отвернулась и стремительно отходила от кузена. — Да ладно тебе! — кричал он вслед, — Ну поищи Эдгара Боунса, если тебе так надо вернуть этому кретину шарф! Эдгар Боунс, староста Хаффлпаффа с 6-того курса, Дромеда точно знала его, как не запомнить того, кто чаще всех штрафовал Джареда. Но сколько она не всматривалась в лица студентов, не находила Боунса, его приплюснутого носа и вечно торчащих светлых волос. Среди радостных и хохочущих студентов мелькнули красно-рыжие волосы, и Дромеду осенило. Зачем искать Боунса, с которым она особо не общается, когда есть кузина. Она ведь тоже староста, хоть и с Гриффиндора, почему бы ей и не поискать владельца, или не отдать старостам Хаффлпаффа шарф.       Следуя за Молли, Дромеда обошла «Три метлы», «Зонко», «Кафе мадам Паддифут» и очутилась возле ржавой решетки, окружающей ветхий и запустелый дом. Деревянные ставни с пыльными окнами хлопали по осыпающимся стенам дома, дырявые занавески надувались пузырями под порывами ветра, ржавый флюгер сиротливо скрипел на заснеженной крыше. Молли, укутанная в плотную шубку, подходила к какому-то долговязому парню в добротном, хоть и простом, пальто. Хлюпая носом, он прислонился к решетке запустелого дома и смотрел под ноги, на покрытую сугробами дорогу. — Артур, — обратилась Молли к нему, — что случилось? Он не поднимал головы. — Она умерла, — он задрожал под порывом ветра, спрятав руки в дырявых перчатках в рукава, — от Исчезательной болезни. Дромеда сама затряслась от холода, но не выдала себя, прячась за толстый ствол сосны. Оттуда она видела, как Молли аккуратно коснулась ладонью в бархатной варежке локтя Артура. — Я ничего не знал, понимаешь, — по худому лицу текли слезы, — она ничего не говорила о себе. Я не понимаю, почему? Почему она молчала? Дромеда поскребла пальцами по коре дерева, воспоминания нахлынули. Розовое платье, перепачканное кровью, всепоглощающий соленый запах. — Артур, ты не должен винить себя, — Молли обхватила дрожащего Артура, — ты ведь не при чем. — Не при чем?! — Артур вырвался из объятий, — Я должен был заботиться о ней, кто если не я! — прокашлявшись, он заголосил, — Папа вечно на работе, этот скот Бил вечно в «Котле» сидит, а Рей все в Лютном переулке торчит! А я… — снова всхлипнув, заплакал, упав на снег и прижавшись к решетке. Дромеда вышла из-за дерева и хотела подбежать к парню, но Молли опередила, опустившись на колени, она бережно обняла его, вязанная шапка упала с его головы, и морковно-рыжие волосы покрылись снежинками. — Она просто не хотела тебя ранить, поэтому и не говорила, — говорила она, поглаживая по голове, — она оберегала тебя. Дромеда неловко потопталась и попятилась назад, но ветка предательски хрустнула. Молли крикнула, вскочив на ноги, Артур, поднявшись, утер грязное лицо. — Что тебе надо? — от холода и плача его лицо покраснело ярче волос. — Дромеда, ты не вовремя, — Молли заслонила собой Артура, — он ведь потерял… — Мать, — выдохнув, Дромеда протянула шарф, — я просто хотела отдать шарф, его потерял кто-то из Хаффлпаффа, но я никого из их не знаю. — Еще бы, — фыркнул Артур, но Молли примирительно положила руку ему на плечо. — Артур, не надо, она не расскажет, — взяв шарф, она тут же уставилась, — ты ведь не расскажешь? Дромеда молча кивнула.

***

25 декабря 1965 года Скребя ногтем шершавую обложку, Дромеда захлопнула книгу, подняв клубы пыли. «Кто есть кто в магической Британии», прямиком из библиотеки Хогвартса, но толку от неё немного. Айолы встречались нередко, в основном, чьи-то жены и дочери, светские дамы, украшения высшего общества, примерные чистокровные волшебницы. Среди них выделялась некая Айола Эйвери, ученая колдунья, написавшая множество трудов по астрономии, также она ассистировала Найджелу Максу в его экспериментах с перемещением во времени. Но закончила жизнь, как и положено порядочной даме начала 19 века, вышла замуж за Макса и через год умерла, родив единственную дочь. Однако она не открывала никаких реакций на яды, слишком низкая тема для неё. Отодвинув от себя тяжелый фолиант, Дромеда потянулась и завела руки за голову, уставшая спина заныла, а голова загудела. Она медленно растирала лицо, пока поднималась с кровати, хватит с неё учебы, еще все каникулы впереди. Загадочная Айола никуда не денется, к тому же она давно мертва, где-то должна быть записана. Спускаясь по мраморным ступеням, Дромеда раздумывала, не пойти ей на кухню, после рождественского банкета остались половинки плам-пудинга (2) и утиные ножки, еще где-то Кричер прячет Вустерский соус (3). Вальбурга говорит, что на кухне проводят время либо домовики, что им и положено, либо нищие, а миссис Арктурус Блэк добавляла, что мешать домовикам в приготовлении пищи допустимо лишь в одном случае — в случае отмены приготовлений. Но Вальбурга отправилась нанести визит тёте Кассиопее, а её свекровь слегла с воспалением легких, жуткий храп миссис Арктурус Блэк доносился с третьего этажа, где находилась её с мужем спальня. Дойдя до второго этажа, Дромеда напряглась, из гостиной доносились сердитые голоса. Навострив уши, она тяжело вздохнула, снова Белла нашла с кем поссориться. Дромеда торопливо подходила к гостиной, её раздражение нарастало по мере приближения. Белла не просто ссорилась, она кричала так громко, что перебудила бы весь Лондон. — Ты — никчемная дура! Никакой пользы от тебя! Мало того, что несешь пургу, еще и маму убила! Ногти больно впились в ладони, Дромеда зло и решительно подходила к двери. Из гостиной выбежала Цисси, красная и заплаканная, всхлипывая, она чуть не сбила сестру с ног. — Он-на… — голос Цисси дрожал, — м-меня обижает. Я никого не убивала. Не убивала, слышишь! Дромеда прижала к себе белокурую макушку сестры и нежно провела по её волосам, но со скрипом двери в коридоре появилась Белла. Цисси с визгом вырвалась из объятий и убежала. — Ну и беги, идиотка! Чтобы тебя… — Белла тут же пошатнулась, светло-смуглая щека в мгновение ока стала багровой, — Ты что творишь?! Дромеда дрожала, разжимая кулаки, но кровь взыграла и, не думая ни о чем, она наседала на сестру. — Хватит орать! Уже голова от твоих воплей болит! Надоела! Дромеда упала на пол, больно ударившись затылком, Белла насела на неё и принялась лупцевать кулаками. Отплевывая кровь, Дромеда обеими руками вцепилась в лохматые волосы сестры и потянула на себя. Девочки катались по полу, словно клубок дерущихся котов. Вдруг их обеих окутала синяя вспышка, руки и ноги одеревенели, когда дым рассеялась, послышались шаркающие шаги. — Я думал, что хуже вашего деда или моего брата при жизни никто вести не может, но нет, меня вновь неприятно удивляют. Шея закаменела, Дромеда отчаянно вращала глазами, но никак не могла увидеть Арктуруса. — Нарцисса мне не жаловалась, — кряхтя, он говорил, — я специально это подчеркиваю, что ты, Беллатрикс, не пошла её наказывать, когда я сниму чары. Просто вы, милочки, так кричите, что если бы королева узнала о ваших дрязгах, я бы не удивился. Скажите спасибо, моя жена приняла Усыпляющее зелье, и её даже драконий рев не разбудит. А то вы узнаете, насколько тяжела её рука. Спросите у Ориона, если он соизволит оставить своих дружбанов, конечно. Последнее предложение Арктурус проговорил слишком уж резко, будто сплюнул. — Оставила бы родную сестру в покое, кого и стоит винить в вашем сиротстве, так это вашего отца, надо быть полнейшим трусом, чтобы бросать детей одних. Видет Бог, — его голос дрогнул, — я последний, кто будет осуждать его за излишний траур по жене, но он забыл, что он не только муж, но и отец. Вновь окутала дымка, только светлее, руки размягчились, Дромеда поднялась, хрустя закоченевшей шеей. Белла, ругаясь, растирала спину, пока к ней подходил Арктурус, протягивая руку. — Поднимайся, — Белла зло отвернулась, и Арктурус предложил помощь Дромеде, но и она не подала руки, — как хотите, мое дело — предложить, ваше — отказаться. Колени заныли, пока Дромеда поднималась, перед глазами мелькали мушки, пока она потирала ушибленный затылок. — Беллатрикс, рассказывай, из-за чего ты накинулась на сестру. Белла, облизывая рассеченную губу, угрюмо ответила. — Из-за гобелена, якобы, он потемнел, а на самом деле… Арктурус вдруг поднял палочку, призывая к молчанию. — Кричер, очки мне, — взяв у домовика футляр и вытащил очки, он решительно направился в гостиную, — Белла, показывай, где именно потемнело, — сказав, он схватил её за руку и повел за собой. Дромеде не оставалось ничего другого, как последовать. Глядя на освещенный зажженной палочкой гобелен, Дромеда удивленно растирала глаза, ничего такого она не замечала, тусклые золотые нити и тусклые портреты давно умерших волшебников в старомодных одеждах. Лишь черные пятна выделялись, словно угли среди галлеонов. Именно на одно из пятен, то что между миссис Лонгботтом и миссис Крауч, и указала Белла. — Релла, — грустно произнес Арктурус, — все-таки ты ушла. Мариус, Регулус, теперь и ты, сколько нас, внуков великого Финеаса осталось. Взяв из дрожащих рук Кричера кусок смоченного в Рябиновом отваре бинта, Дромеда напряженно наблюдала, таким растерянным она родича давно не видела. Белла также притихла, протирая бинтом разбитую губу. — Цедрелла — предательница семьи, сомнений нет, но понять её можно, кто бы еще, кроме нищего Уизли, чье семейство может похвастаться лишь родословной, взял бы в жены калеку? Резкий запах Рябинового отвара ударил в нос, взбудоражив мысли, Дромеда никогда не слышала, чтобы кто-то говорил о Цедрелле. — Вы шутите? — до чего нелепый вопрос. — Увы, — Арктурус повел сутулыми плечами. — Но дядя Тури ничего не говорил о ней, — встряла Белла, — ни он, ни миссис Лонгботтом, ни миссис Крауч. — О чем им говорить? О том, как мой дядюшка выгнал дочь-калеку на улицу, когда узнал, что она получает любовные письма от бывшего учителя Истории Магии? Или как Кэлли сначала приняла сестру, а потом выгнала её, когда получила письмо от отца? Или как Чарис даже не открыла дверь? Губы дрожали, а мысли лихорадочно проносились в голове, Дромеда прерывисто задышала. — Отец вам не рассказывал, — Арктурус хитро улыбнулся, — так я и думал, Сигнус, конечно, любил все скрывать. Как и свои планы покинуть этот бренный мир. Но от него, — он дотронулся до гобелена, — ничего не скроешь. Пуритус! — произнес он. Дромеда обомлела, у Беллы от удивления задрожала губа, прозрачная вспышка коснулась гобелена, сквозь черное пятно проглядывала белизна, когда нитки гобелена избавились от следов огня, на золотой нити появилось новое лицо. Женщина с грустным взглядом черных глаз, чьи волосы напоминали спелую рожь, а крупное лицо — звериную морду. — Вылитая Лонгботтом! — выпалила Белла, — Мы видели её в лечебнице, Фрэнк аж струхнул. — Еще бы не заробеть, — Арктурус вел палочкой по гобелену, — увидеть близнеца своей бабки. Удивительное это явление — время, казалось бы такой по-смешному малый промежуток — полчаса, но меняется жизнь. Когда они были младенцами, мы путали их, но уже с двух лет проявлялись различия, Релла всегда была ниже и тоньше Кэлли, и левая ступня с рождения не росла. Кэлли был уготован Хогвартс и блестящий брак, а Релле — домашняя учеба и одиночество. Золотая нить от портрета Цедреллы соединилась с портретом немолодого мужчины с волосами и усами морковно-рыжего цвета, подписанного как «Септимус Уизли». От них шли три линии, три сына, Билиус, Реймон и Артур. Он ровесник Молли, подумала Дромеда, увидев дату его рождения, такой же рыжий, как отец, и носит очки. Она их видела раньше, рыжее семейство, выходящее из магазина подержанных метел, еще в тот день, когда выбирала волшебную палочку. — Вы удивлены, признайтесь, — Арктурус сделал знак Кричеру, и он, сгибаясь, подвинул к гобелену три стула, — что же, присаживайтесь. Ваш отец многое вам рассказал на церемонии знакомства с семьей, но многое и умолчал. Я не претендую на звание самого умного в семье, и вечно путаюсь, как говорит мой зять-мамонт, решето вместо мозгов, однако и мне есть, что рассказать. Дромеда опустилась на мягкое сидение, обхватив обивку стула, предстоящий разговор не предвещал ничего хорошего. — Началось все, разумеется, с Ариеса Блэка, первого предателя крови в нашем роду. Забавно, как встречали его приход в наш мир, и с какими проклятьями провожали. Долгожданный сын через семь лет после двух дочерей, одна из которых умерла в малолетстве, должно быть Кэприконус и Оливия Оливандер были на седьмом небе от радости. К счастью, Кэприконус не дожил до того момента, когда Ариес повел под венец магглу, Мэри из Йорка. — Повелся на красивую мордашку, — фыркнула Белла. Арктурус в ответ лишь покачал головой. — Насколько может красивой крестьянка, с младых ногтей копающаяся в земле и моющаяся раз в месяц. Я полагаю, он просто хотел насолить сестре. Вирго прочила ему в жены их двоюродную сестру Писцес, дочь дяди Гемини и покойной Розамунды Гриндур. Она стала женой её брата Тауруса, волшебника столь же сильного, сколь и податливого, и хотела скрепить свою семью и семью дяди еще крепче, но Ариес заартачился. Разумеется, Писцес нашли другого мужа, благородного и чистокровного Аурелиуса Эйвери, если не ошибаюсь, но его родичи пребывали в ужасном гневе. Вирго выжгла его с гобелена, наложила Непреложный обет на собственную мать, дабы она не виделась с ним. Много позже, когда король дрался с мужем своей сестры (4) кузены встретились на поле боя. Таурус без труда сразил Ариеса боевым молотом, но сам пал от раны, нанесенной его мечом. Бой Тельца и Овна, так этот поединок назвали. Дромеда провела языком пересохшие губы. — Они убили друг друга? Они ведь родственники! — Да, Таурус и Ариес пролили родную кровь, — невозмутимо ответил Арктурус, — мы взяли символом своего рода воронов, а они своих сородичей склюют, если понадобится. Но прежде чем Ариес убил родича и погиб от его рук, весьма прытко завел со своей магглой детей. Не меньше десяти, если верить старым домовикам. — Но наши предки их всех убили? — лихорадочно спросила Белла. — Не могу знать, возможно, но семью так просто не искоренить, вырвешь сорняк, оставив в земле корень, и вскоре вырастет новый. Блэк-Йорки, как они себя называли, плодились, как кролики, и не давали покоя Блэкам, чтобы не случилось, они всегда принимали противоположную сторону. Они не знали, как насолить нам посильней, пока одна из них решилась на нечто необычное. Арктурус поднял палочку и указал на середину гобелену, свет упал на портрет женщины. — Мерлиновы кальсоны, — сморщила нос Белла, — ну и уродина. Дромеда хмыкнула, та волшебница, действительно, на редкость непривлекательна, чего стоят длинный нос и выпирающие зубы. — Следи за словами, Беллатрикс, не в обществе завсегдатаев «Дырявого котла» находишься, — Белла обиженно нахмурилась, а Арктурус продолжил, — перед вами, милочки, Майя Блэк-Йорк. Лицом не вышла, что ни говори, Блэк-Йорки не чтили чистоту крови. Было бы глупо отрицать, что английская нация не самая прекрасная на лица. Однако хитрости ей было не занимать, иначе как она обратила на себя внимания Цефея Блэка, внука Аквариуса Блэка. По морям он не бороздил, корабли не грабил, но в остальных аспектах — истинный внук своего деда. Слишком был падок на женщин, приносящих несчастья. Аквариус лишился жизни на дуэли от рук отца любимой его испанки, а Цефей ради отпрыска предателя крови отрекся от семьи и перешел в другую веру. Дромеда мельком бросила взгляд на Цефея, миловидный с черными остриженными кудрями и аккуратными усами, представить его в паре с Майей, все равно, что представить вместе пышно цветущую розу и чахлую травку. — Может она его околдовала? — Дромеда робко предложила. — Я не могу исключить такую возможность, в любом случае, Цефей потерял голову, забыл честь рода и потерял всяческий стыд. Майя была пуританкой (5), религиозной фанатичкой и полностью умалишенной, она хотела по примеру своих пасторов очистить туманный Альбион от нечисти, от скверны, к которой причисляла магию. Цефей полностью перенял её взгляды и пожелал отправить всех волшебников на костер, в том числе и родных. Дромеда почувствовала, как её обдало холодом, недавно проходила на Истории магии правление пуритан, их жажду очищения через кровь врагов. По количеству убитых волшебников они могли потягаться с испанской инквизицией. — Майя разве сама не была волшебницей? — недоверчиво спросила Белла. — Да, она тоже колдовала, но натура святош весьма противоречива, — Арктурус вновь говорил непринужденно, словно анекдот рассказывает, — чем больше приличной кажешься, тем чаще лицемеришь. Настоящей лисой она была, что ни говори, Цефей, к своему несчастью, долго с ней не прожил. Когда король воевал с парламентом, он погиб, сражаясь на стороне последних. Впрочем, у него с этой святошей подрастал маленький сын Оливер, которому предстояло, по мнению родителей, жить в чудесном мире истинной веры. — Сагиттариус, — неожиданно выпалила Дромеда, — его звали Сагиттариус. Белла удивленно уставилась на сестру, но Арктурус спокойно ответил ей. — Да, это он, — от Цефея и Майи шла нить с портретом Сагиттариуса, бледного и носатого, как мать, еще густо усыпанного угрями, — он родился под знаком Стрельца, но первые 16 лет жизни он звался Оливером. К горю святоши, он оказался упрямым и не желал бить поклоны в церкви. Когда сын казненного короля (6) вернулся в Англию, дабы вернуть престол отца, Оливер сорвал с себя пуританскую шляпу, швырнул молитвенник, куда подальше, и вернулся в родные пенаты. — И его приняли? — удивлению Беллы, как и Дромеды, не было предела. — Конечно, Оливер желал стать полноправным Блэком, и отрекся от своей прежней жизни, принял новое имя и в подтверждение преданности идеалов рода сжег маггловскую деревушку. Похожа и история его супруги, Либры Блэк. Дромеда вновь устремила взгляд на гобелен, портрет Сагиттариуса соединялся с огненно-рыжей волшебницей с россыпью веснушек на узком лице. — Её не звали при рождении Либрой? — спросила она. — И она не так чиста, как требуется? — добавила Белла. — Какие молодцы, — Арктурус, не повышая голоса, сказал, — сразу уловили суть истории. Разумеется, Либра, отнюдь, не Либра, и не Блэк. — Но она разве не праправнучка Скорпиуса Блэка? — за этот вечер Дромеда узнала столько непозволительного, что не считала нужным соблюдать приличия. — Андромеда, скажи мне, твоему отцу доставляло удовольствие, когда его перебивали? Я что-то запамятовал. К щекам прилила кровь, та самая, в которой были капельки крови от Майи Блэк-Йорк и её пращуров, Ариеса и Мэри. — Нет, — поразмыслив, она смущенно сказала, — я буду молчать. — Молодец, — Арктурус спокойно смотрел на неё, улыбаясь светло-карими глазами, — Беллатрикс, я надеюсь, ты последуешь её примеру, — Белла лишь кивнула, и он продолжил, — да, Либра, действительно, праправнучка Скорпиуса, славного морехода и картографа, без которого порывистый Аквариус не прожил бы и дня в море. Но кто сказал, что она в девичестве была Блэком? Нет, её отцом был грязнокровка, ирландец Дональд О’Брайен, себя низкого рода не считал, ведь он принадлежал к какому-то важному клану, но для нас его родословная кната фальшивого не стоит. А вот её матушка чего-то стоила, Электра Блэк, дочь Кастора Блэка и его кузины Меропы Блэк. Скорпиус при жизни не отличался открытым характером, такова и его правнучка, зная, что её благородные родители скорее наложат на себя руки, но не дадут благословение на такой союз, она сразу после окончания Хогвартса сбежала со своим ирландцем. В Дроэде, славном и красивом некогда городе, она думала, что никто не помешает её, так называемую, счастью, и первое время её надежды сбывались. Новорожденной её супруг дал имя Грайне, в честь пиратки, бывшей ему предком (7). Однако глупо полагать, что море не помешает завоевателям, Оливер Кромвель (8), «очистив» Англию от еретиков и ведьм, пересек пролив, и Ирландия истекла кровью. Что продолжает делать до сих пор. Когда «железнобокие» взяли Дроэду, О’Брайен погиб от рук тех волшебников, что перешли в армию Кромвеля, и его вдове пришлось бежать. Взяв четырехлетнюю дочь, она вернулась в отчий дом, бросилась им в ноги и умоляла принять её обратно, если не ради неё, то хотя бы ради её ребенка. Кастор не забыл причиненного позора и хотел выгнать блудную дочь, но Меропа остановила его. Она напомнила супругу об их общих сыновьях, по юности и глупости решивших свергнуть пуритан, и как пуритане наградили их галстуками из пеньки, Кричер, — Арктурус обратился к домовику, — покажи. Кричер завязал воображаемую веревку вокруг шеи и затянул её, изображая удушающий звук. — Электру приняли, но с условиями, она оставит дочь родителям, которые взрастят её по собственному усмотрению, а сама выйдет замуж за чистокровного волшебника по их желанию. Не имея другого выбора, она согласилась, оставив ребенка, и через год стала женой одного из Гонтов, уже запамятовал, как его звали, и даже принесла сына, если не ошибаюсь. В любом случае с дочерью она виделась реже, Грайне стала Либрой, в честь созвездия Весов, и выросла, как одна из нас. Магглов и их отпрысков, она не выносила, хотя родилась от одного из них. Ей быстро объяснили, что магглы беспощадны и к своим, даже к таким, как её отец. И никого из них щадить она не собиралась. Они встретились, Сагиттариус и Либра, две полукровки, ненавидившие одного родителя за неподобающие корни, другого — за неподобающее поведение. Их свадьба состоялась в жуткий 1665 год, год чумы, унесшей множество жизней, в том числе и Кастора с Меропой. Следующий год, 1666 год, оказался страшней, год Великого Лондонского пожара. Дромеда нервно облизнула губы, недавно профессор Бинс, бубня в своей манере, рассказывал о нем. Некий мальчишка-обскурий сжег отчий дом и пекарню, пламя перекинулось на старый Лондонский мост, где он с семьей проживал, и оттуда на весь город. Лондон в те времена был, в основном, деревянным, неудивительно, он вспыхнул, как спичка. — Пламя было магическое, сколько его магглы не поливали водой, оно не гасло, и нам пришлось вмешаться, жизни волшебников также были под угрозой. Многие вызвались помочь справиться с пожаром, но Сагиттариус не собирался лишь тушить огонь. Он знал, что в Лондоне проживали его родичи по матери, Блэк-Йорки, Либра согласилась с тем, что если эти сорняки не вырвать с корнем, то о покое мечтать не стоит. И никто никогда не узнает истинной причины, пожар уничтожит все следы. Дромеда застыла, как вкопанная, Белла резко выпрямилась, ударившись спиной о стул. — Да, милочки, они не пощадили никого, даже малых детей, лишь матери Сагиттариус сохранил жизнь, кем бы она не была, но она привела его в мир. Впрочем, долго она не протянула, не могла смириться с тем, что породила конец своего рода. Дромеда поперхнулась, казалось, что горло сдавила чья-то холодная жестокая рука, рука Стрельца. — Чтобы сорняки более не запускались, Либра предложила особые чары, дабы можно было проследить, насколько глубоко запущены корни. И потом выкорчевать их без особого труда. Первым делом, она восстановила портреты своих родителей и свекров, чтобы линия благородного семейства Блэков шла, не прерываясь, — Арктурус поднялся, поправив скомканные штанины, и жестом подозвал к себе, — поднимайтесь, сейчас нужно напрячь глаза. Подходя на ватных ногах к гобелену, Дромеда равнодушно следила за палочкой Арктуруса, он «очищал» черное пятно рядом с давним предком, Ликорусом Блэком, вот появился Эдуардус, предпочитавший волшебников гоблинам, что ничем хорошим для него не закончилось. Дромеда все же немного поразилась, увидев брата предка, он явно был привлекательней, волосы гуще, и лицо не такое круглое, еще дожил до 94 лет, в то время как Ликорусу до 70 не хватило двух лет. И удивилась, узнав, что Эдуардус был женат. — Клементина Маккиннон, ох, как любят шотландцы это имя, — тихо сказал Арктурус, — но бездетным был их союз, не знаю, порадоваться ли этому или посочувствовать. Следующим проявился портрет на месте пятна между прадедушкой Сигнусом и его старшим братом Сириусом. Финеас, второй сын легендарного директора Хогвартса, носящий его имя, оказался полной копией отца, тот же тяжелый лоб, крупный подбородок и черные волосы и глаза, лишь бороды он не носил, как и усов. — Отец мне говорил, что его мятежный брат никогда не проявлял интереса к девушкам, — со смешком сказал Арктурус, — но чтобы за 83 года жизни не жениться? Как надо любить свою работу? Настал черед последнего пятна, Айола оказалась весьма схожей со старшим братом Финеасом, такая же крупная, с угольно-черными волосами и черными глазами. И никакой брак с магглом не усмирил её горделивую натуру, подумала Дромеда, заметив её надменный взгляд. Появился и Роберт Хитченс, кряжистый и загорелый от постоянного солнцепека на палубе, с тяжелыми веками и густыми светло-каштановыми бакенбардами. От них шло шесть ветвей, два сына и четыре дочери, если старший сын Эллиот покинул мир в возрасте 25 лет, будучи неженатым, а его младший брат Энтони и вовсе не дожил до года, то их сестры устроились лучше, все четверо вышли замуж. Мэри, в замужестве мадам Жан Бернард Мелифлуа, Беатрис — миссис Нейтан Голдштейн, Александра — миссис Абрахам Поттер, … — Так и знала, что с этими Поттерами что-то нечисто, — шепнула сестре Белла. Дромеда кивнула, понятно, в чем именно давно почивший преподаватель зельеварения провинился перед её прапрадедом. Вот появилась последняя дочь, Виктория, миссис Джордж Крэбб. — Нет! — Белла крикнула, топнув ногой, — Нет! Этого не может быть! — Нет! — Дромеда хотела крикнуть, но горло пересохло, и она издала хрип, — Гобелен лжет! Арктурус, усмехаюсь, посмотрел на них с высоты своего роста. — Гобелен не лжет, ничто, созданное человеческими руками, не может лгать. Когда Вирго закончила работу над гобеленом, Таурус рассек кинжалом ладонь и провел ею по ткани, и отныне все, кто по крови родственен ему, исправно появлялись. Так от их имен начала появляться слабая нить, то Вирго ожидала первенца, хотя сама еще не ощущала никаких признаков. Не доверяйте вашему деду с бабкой, вашей тёте и дяди, они не признаются даже под пытками. Ступайте к себе. Кричер, — домовик подбежал к нему, — приниси мне пергамент, перо и чернила, нужно написать три письма, если сейчас Кэлли не мечется по Лонгтри, не понимая, почему ей так не спокойно, то тогда я — валлийский зеленый дракон. И приготовь «мавра в рубашке»(9), завтра прибудет Шмидгард прямиком из Австрии. Белла и Дромеда не стали задерживаться, поднимаясь на третий этаж, они увлеченно обсуждали слова родича. — Арти совсем сошел с ума, — Дромеда говорила тише, еще не хватало, чтобы его жена все услышала, — этот Шмидгард умер 12 лет, а он был комендантом Нурменгарда. — Он просто подгадить хочет, — Белла совсем осмелела, проходя мимо спальни миссис Арктурус Блэк, — он нас тоже ненавидит, как Орион с Вальбургой, вот и придумал все эту чушь. — Как он только все это запомнил? — Может его шотландская гадина надоумила, не понимаю, что он в ней нашел. — Влюбился до беспамятства. Белла и Дромеда посмеялись, переглянувшись между собой, подходя к двери спальни, Дромеда вдруг остановилась. — Белла, но Арти тоже ведь не чистокровный. — Чего? — Ладно, что Айола якобы связана с бабушкой, тут он мог заколдовать гобелен, если это возможно, чтобы нам насолить. Но если то, что он говорил, про Сагиттариуса и Либру — правда, то и в нем кровь всех этих Блэк-Йорков и ирландцев. — И что? — Как и что, не только сам Арктурус, получается, не чистокровный, еще его дети и внуки, например, его любимая Молли. Белла нахмурилась, отодвинув сестру, и мрачно вошла в спальню, Дромеда, помедлив, зашла за ней. Фолиант еще лежал на кровати, напоминая о задании Спраут. След Айолы, одна капля крови, и все секреты вышли наружу. Вдруг она застыла, как громом пораженная. — Белла, матерью Финеаса Найджелуса была Элла Макс? — Ну да, — снимая тапочки, промямлила сестра. — Дочь Найджела Макса и Айолы Эйвери? — Может быть, — принявшись возиться с пуговицами, Белла неохотно ответила, — если так интересно, спроси у неё самой, её портрет висит возле чердака. Тяжело опустившись на кровать, Дромеда бросила взгляд на книгу. След Айолы, но не Эйвери, а Блэк. 1. Хава Нагила (евр. давайте возрадуемся) — традиционная еврейская песня; 2. Плам-пудинг — традиционный английский десерт на Рождество, делается из околопочечного говяжьего жира, орехов и сухофруктов, поливается сладким кремом из яиц и молока, иногда с добавлением бренди; 3. Вустерский соус — английский соус из графства Вустершир, кисло-сладкий, делается из уксуса, сахара и множества пряностей; 4. Имеется в виду вторая баронская война, произошедшая в 1264–1267 гг., между Генрихом III и Симоном де Монфором, мужем сестры короля; 5. Пуритане (от лат. «puritas» — «чистота») — приверженцы радикального религиозного движения, ставящее целью очистить английскую церковь от католического влияния, а именно полностью упростить богослужение, отменить назначение епископов, церковного землевладения. Также они выступали за отмену всех праздников и требовали от себя и других тяжелого труда и молитвы, дабы не вводить себе в искушение. После казни короля Карла I 11 лет правили Англией. 6. Карл II (1630-1685), король Англии в 1660–1685 гг., сын казненного Карла I, в 1660 году торжественно вернулся в недовольную пуританами Англию и восстановил монархию; 7. Грайне (на английский манер, Грейс) О’Мэлли (1530-1603) — ирландская пиратка знатных кровей, грабила английские корабли в течении многих лет, но на старости лет оставила морской разбой и передала «семейный бизнес» сыновьям; 8. Оливер Кромвель (1599-1658) — в 1653–1658 гг. фактический правитель Англии, погрузивший её в пуританство, во главе своей армии «железнобоких» принял активное участие в свержении и казни короля, и завоевании Ирландии. Однако его режим не просуществовал долго после его смерти; 9. Мавр в рубашке — австрийский десерт, представляет из себя пирожное из дрожжевого теста, облитое шоколадным соусом и взбитыми сливками.