***
Гусиное перо дрожало, орошая чернильными пятнами пергамент, так капая, что закрыло огромным черным пятном написанный заголовок. Дромеда отбросила перо и отодвинула от себя пергамент, протирая зудевшие от слез глаза платком, она яростно пролистывала лежащий перед ней учебник Древних рун, однако царящая в голове каша не позволяла выучить руны. Захлопнув книгу, она чуть не скинула её со стола, поймав на себе тяжелый взгляд Пинс, хранительницы библиотеки. Тощая немолодая волшебница, крючковатым носом, худым лицом и тонкой шеей напоминающей стервятника, долго смотрела на неё, потирая палочку, и оставила её лишь, когда услышала звуки падения в дальнем углу библиотеки. Дромеда перевернула учебник и увидела пыльные очертания следа от туфли на шершавой зеленой поверхности. Сжав пальцы в кулаки, она легонько постучала по книге, черт подрал бы этого Крессвелла. Грязнокровка грязнокровкой, а сколько спеси в нем, не иначе, как от самого Мерлина род ведет! У Кричера родословная и то лучше! Дромеда разжала пальцы и принялась крутить учебник по столу, то и дело, ударяя по чернильнице. В следующий раз, когда она встретит на поле Крессвелла, она так его отделает битой, что весь семестр на костылях ходить будет. Тогда он убедится, что никакой Тонкс ей концентрацию не сбивал! Резко отпустив учебник, Дромеда сбила со стола чернильницу, к счастью, закупоренную. Почти пять лет дядя и тётя портят ей жизнь, но этот барсук всего за день сумел переплюнуть их. Под суровым взглядом подошедшей Пинс Дромеда подняла чернильницу и поставила её на место. Дождавшись, когда хранительница библиотеки покинет её, она ударила по столу. Еще джентльмена из себя строит неотесанный тупой хмырь! Вот встретит его еще раз на стадионе и вышибет ему мозги, если, конечно, имеются! Снова хлопнув по столу, Дромеда быстро задышала, пошли они все в зад великана! Крессвелл, Тонкс, его дружбан Макмиллан с идиотскими усиками, этот недоделанный староста Боунс, эта белорожая Брейкстоун, и этот предатель-слизеринец! И вместе с ними Бабблинг с её треклятыми рунами! Неудивительно, что её муж сбежал от неё в Азкабан! Еще пусть с ними идет тётя! Кто еще её надоумил взять столько предметов! Пинс подбежала к ней в третий раз, с размаху опустила узкие ладони с длинными ногтями, и сурово проговорила, словно шипя. — Или занимайтесь уроками, или убирайтесь вон из моей библиотеки. Я дважды предупреждать не буду. Дромеда сглотнула слюну и вытащила книгу из сумки с новым свитком пергамента, под пристальным наблюдением хранительницы она открыла учебник, оказавшийся Историей магии, откупорила чернильницу, обмакнула перо и принялась строчить на листе. Медленно отходя, Пинс покинула её, и Дромеда решилась вытащить дневник и посмотреть, что ей задали. Бинс, скучный еще при жизни, тем не менее выгодно отличался абсолютным равнодушием к тщательному исполнению заданной им домашней работы. Он даже не заметил то, что она опоздала на его урок, и если она просто перепишет из учебника, он не станет возражать. Посмотрев в дневник, Дромеда аккуратно пролистывала учебник в поисках нужного урока. Пропустив главы о харизматичном, но суровом министре магии Максимилиане Крауди, выпускника Хаффлпаффа, что неудивительно, об его приемниках, Портеусе Натчбулле, лечившего безумного короля Георга III(4), и Анктуоусе Осберте, якобы безвольной марионетке Септимуса Малфоя, она наконец-то нашла нужную. Черная Мария Ленорман (5), легендарная французская гадалка, предрекавшая гибель французской королеве Марии-Антуанетте, поражение императору Наполеону и позорную смерть на виселице русским лордам Пестелю и Муравьефф-Апостолу (6). Чертя пером, Дромеда писала, смотря периодически в учебник: «Мария Анна Аделаида Ленорман родилась 27 мая 1772 года во французском городе Алансон, в семье торговца тканями. С рождения она обладала дефектами, одна нога короче другой, плечи перекошены. Родители из-за уродств ребенка и непонятных способностей, которые их пугали, отдали маленькую дочь в приют при женском монастыре…» Дромеда неожиданно отложила перо, помотав головой, она поднялась со стула. Бабблинг определенно права, переписывать учебник совершенно никуда не годится. Если она хочет выгодно отличаться от грязнокровок, не принадлежащих к миру настоящей магии, то нужно добавить еще что-то. Дромеда подошла к стеллажам, заполнивших библиотеку, как соты улей, внимательно смотря на полки, заботливо обозначенные Пинс, она начала искать нужную книгу. Пройдя «Всемирную историю гадания», полную энциклопедию всех предсказателей, но представляющую из себя лишь краткие биографии, она остановилась перед небольшой книжкой в серебристом переплете. «Удивительные предсказания Черной Мари», блестящими буквами было написано на корешке. Воодушевленная Дромеда забрала книгу, следом она взяла «Корону и предсказателей», увесистый том с яркими картинками на обложке, и «Мистику и Наполеона», небольшую книжку, но с красивым портретом самого императора. Аккуратно держа в руках стопку, Дромеда собиралась выйти из просвета между стеллажами, но остановилась. Тонкс, этот здоровенный хмырь, шагая по библиотеке, остановился и, прищурившись, подошел к ней. — Андромеда Блэк? — глупо спросил он, Дромеда молча поджала губы, — Ты уж извини, я не просил их так себя вести, — он все продолжал оправдываться, опустив плохо расчёсанную голову, — Квиддич всего лишь игра, а они этого не хотят понимать, — Дромеда чуть не поперхнулась от такой наглости, — что насчет Крессвелла, то он и меня раздражает, вечно все разговоры сводит к тому, что мне только шахтером стать. А Эдди и Гэри — ребята хорошие, но ужасно злопамятные. Тонкс все выжидал, пока она что-то скажет, похлопывая рукой по ноге, но Дромеда, задрав нос, покрепче прижала к себе книги и обошла его, почти заполонившего весь проход, стараясь даже случайно не коснуться. Если хмырь думает, что просто извинившись за всех, он что-то решит, то пусть пойдет к Помфри голову дурную лечить. Не оглядываясь, Дромеда села за стол, раскладывая книги, она открыла «Корону и предсказателей». В поисках Наполеона, наткнулась на интересный эпизод с королем Швеции Карлом XIV, некогда последователя Наполеона, Жана Бернадота (7). Увлеченно Дромеда рассматривала черно-белую иллюстрацию, когда беседовавший с Ленорман в лодке Бернадот, узнав, что станет королем, вдруг поднялся и перевернул лодку. Как и более 150 лет назад Черная Мария беспомощно барахталась в воде в то время, как рослый и крепкий Бернадот благополучно приплыл к берегу. Чувствуя волнение, Дромеда перевернула страницу, чтобы увидеть картину, как Ленорман спаслась благодаря зацепившейся за её корсет коряге. Пока Дромеда, не отрывая глаз от книги, потянулась за испачканным чернильными пятнами пергаментом, послышались шаги, медленные и тяжелые. Дромеда все не поворачивалась, глядя в пергамент и обмакнув перо в чернила, она описывала эпизод с Бернадотом, он определенно заслуживал попадания в окончательный вариант. Однако за скрипом пера она слышала, как к ней подходят сзади. — Можно сесть? — от звука голоса Дромеда дрогнула, аккуратно написанная строчка покрылась чернильным пятном. С силой сжав перо, она резко повернулась и встретилась с Тонксом. Настырный барсук терпеливо ждал её ответа, но Дромеда демонстративно уставилась в книгу, если он не понимает, что не имеет права говорить с ней, чистокровной, то это исключительно его проблемы. — Ладно, постою, — Дромеда вновь сжала перо, поперхнувшись от такой наглости, — не гордый. Просто мне хочется прийти к определенному соглашению. Дромеда подняла лицо и тихо сказала. — Насчет чего? Раздался скрип туфель, приближалась Пинс, засучивая на ходу рукава пыльной мантии. Тонкс сразу сел под тяжелым взглядом Дромеды, снял с широкого плеча потрепанную мешковатую сумку с двумя лямками, не с одной, как положено у волшебников, и достал учебник по Трансфигурации. Пинс мрачно смотрела, как он вытаскивал пергамент и чернила, и оставила его. — Так и знал, что со Слизерином надо только соглашения заключать, — Тонкс улыбнулся ей, однако Дромеда сохраняла невозмутимое выражение лица. Она не Гибсон, чтобы вестись на его ухмылки. — И что это за соглашение? — Знаешь, мне бы не хотелось переносить вражду с поля в обычную жизнь, — Дромеда хмыкнула, но Тонкс невозмутимо продолжал, — в конце концов, еще вместе учиться. — Какая оценка по Нумерологии? — Дромеда неожиданно для себя перебила его. Тонкс удивленно почесал обросшую пушком щеку, прежде чем ответить. — Если брать СОВ, то «Выше ожидаемого», а что? — А то, что со счетом проблемы, — Дромеда гордо посмотрела на стушевавшегося Тонкса, — я учусь на четвертом курсе, ты — на шестом, какая тут совместная учеба? Тонкс тяжело вздохнул, скрестив пальцы, заговорил. — В любом случае оставшиеся два года мне бы хотелось провести без проблем, помимо подготовки к ЖАБА. И у тебя СОВ маячит впереди. — Мы отошли от темы, — Дромеда отпустила порядком помятое перо, — что за соглашение? Тонкс задумчиво поскреб острый подбородок, Дромеда заметила несколько светлых волосок и здесь. — Касаемо матчей, конечно, я понимаю, что квиддич — жесткая и грубая игра, но если совсем не соблюдать правила, то почему бы сразу не выйти в поле с топорами? Дромеда невольно улыбнулась, на самом первом матче по квиддичу несколько игроков так и поступили. — Если ты хочешь предложить условия, то я весь во внимание, — упершись руками о щеки, Тонкс внимательно посмотрел на Дромеду. Она с трудом удержалась, чтобы не покраснеть. — Раз сразу переходим к делу, то я начну, — важно проговорила она, — во-первых, мне бы хотелось, чтобы в меня не врезались всем телом. — Таран по правилам квиддича не запрещен. — Да, но при условии примерно равной весовой категории, — Дромеда потянулась за помятым пером. — Хорошо, не буду, отныне вышибаю только бладжером. Дромеда подняла бровь, подумать не могла, что хмырь так легко согласится. — И не посылать мне воздушные поцелуи и прочую чушь, — она не Гибсон, мысленно добавила Дромеда про себя. — Извини, я просто решил подразнить, — Дромеда, поджав губу, подняла перо острием вверх, и Тонкс примирительно развел руками, — хорошо, не буду. На этом все? Дромеда кратко кивнула. — Отлично, тогда мой черед, — Тонкс говорил, открывая заляпанную пятнами чернильницу, — правила квиддича позволяют нападать со спины, но только при условии расстояния не меньше трех футов. Дромеда нервно сглотнула, ей меньше удавалось не краснеть. — Я тогда хотела ударить по голове. — Не сомневаюсь. — Но я впередь не стану нападать со спины, будешь уворачиваться от моих бладжеров, — увидев кивок Тонкса, она спросила, — еще есть условия? — Да, одно, не особо по игре, но все-таки, — сказал Тонкс, вытерев черной от чернил салфеткой запачканный палец, — можно попросить своего друга не называть меня «хмырем поганым». У меня, конечно, зрение — минус два, но слышу я превосходно. Дромеда лишь усмехнулась, она не могла забыть, как покойный отец щурился в те редкие минуты, когда не носил свои круглые очки. Интересно, каким образом Тонксу удавалось замечать происходящее на поле. — Джаред мне не просто друг, — сказала она неожиданно тепло, — он мой двоюродный брат. — Тогда, тем более, прошу повлиять на него, меня и хуже называют, — неожиданно серьезно сказал Тонкс, и Дромеда помимо воли покраснела, — за глаза, в основном, но все равно неприятно. «Хмырь» помягче звучит, но тоже хорошего мало. Дромеда отвернулась, рассматривая наброски на пергаменте, она сказала. — Я поговорю с Джаредом, он — упрямый, но меня послушает. — Тогда по рукам, — Тонкс протянул ей руку, Дромеда бегло коснулась его, ощутив шершавую поверхность ладони. Вновь заскрипели туфли, Дромеда тут же начала переписывать эпизод в лодке, а Тонкс принялся за Трансфигурацию. Пинс, хищно глядя на них, прошипела. — Здесь вам не кафе мадам Паддифут! — Дромеда удивленно смотрела вслед хранительницы, она не могла понять, что она имеет в виду, но увидела, как Тонкс покраснел. Солнце высоко поднялось над Хогвартсом, освятив библиотеку, солнечный зайчик упал на пергамент, заполненный буквами, написанными мелким, но аккуратным почерком. Дромеда с облегчением закрыла «Мистику и Наполеона», её сочинение, составленное из трех разных трудов, не считая учебника, было готово. Дромеда, вытаскивая чистый пергамент, гордо отметила про себя, что она добавила свои мысли. Она заметила, что многим предсказателям свойствен фатализм, знаменитая Черная Мария, обещавшая смерть многим королям и императорам, ничуть не боясь их гнева, не сделала ничего, чтобы предотвратить свою гибель. Зная, что её задушат во сне, она не запирала дверей и окон, и всегда проверяла, на месте ли маленькая подушка в изголовье её кровати. Довольная собой, Дромеда расправила лист и начала строчить, до конца Большой перемены оставалось меньше 15 минут, но она успеет написать один абзац, прежде чем отправится на Заклинания, путь к которым весьма близок. Выводя слова, Дромеда погрузилась в написанное, стараясь не забыть ничего, о месте рождения, странных видениях с детства и увлечениях в монастыре магией, в самом неподходящем, казалось бы, месте. Закончив первый абзац, Дромеда отложила перо и решилась посмотреть на своего соседа, как бы она не погружалась в сочинение, она не могла не слышать скрипы пера, теперь она исподлобья наблюдала. Дромеда невольно ухмыльнулась, глядя на размашистый почерк и мелькавшие кляксы, она вспомнила мисс Забини, давнюю учительницу, она бы заставила переписать весь текст, просто увидев одну помарку. Но кто бы учил Тонкса таким тонкостям. Дромеда мельком услышала, что магглы своих детей отдают в какие-то школы, но каллиграфию им явно не преподают. Тонкс, воровато оглядевшись по сторонам, положил себе на колени сумку, всю заплатанную, как заметила Дромеда, и принялся что-то искать в нем, то и дело, гремя чем-то стеклянным. Дромеда, оперившись тяжелым подбородком о кулак, начала разглядывать соседа, она могла понять Гибсон, предпочетшей его Джареду, отпрыску одной из самых древних семьи и чистой линии крови. В определенной степени Тонкс симпатичен, правильный овал лица, который не портит острый подбородок, прямой нос и ямочки на щеках, многие его ровесники не отрастили усиков, а у него уже пробивается первая бородка. Дромеда слишком громко вздохнула, Тонкса не портят его плохо расчесанные волосы, светлые, почти такие же, как у ушедшей мамы. Но она не Гибсон, дочке безызвестных магглов простительно смотреть на смазливую мордашку такого же отпрыска магглов, но она — Блэк, она от чистой крови Нимфадоры Черновласой и её сына Сириуса Первородного. Её интересует нечто большее, чем внешность и улыбки. К тому же у Тонкса лицо, как сказала бы с презрением grandmaman, « à la Nordique (8)» (нордический). Тонкс, тайно жуя что-то, вытащил из многострадальной сумки атлас звездного неба и шумно начал листать его. Взгляд Дромеды упал на изображении созвездия Плеяды, на звезды Майя и Электра. Сердце упало, она вспомнила рассказ Арктуруса о «черных» овцах рода Блэк. О Майе Блэк-Йорк, происходившей от одного предателя крови Блэка, и сумевшей увести другого Блэка из семьи. Об Электре Блэк, сбежавшей из дома с каким-то ирландцем, чтобы вернуться к родителям с дочерью от него. И это она не говорит об Айоле, жене маггла и, по злой насмешке судьбы, её собственной прапрабабушки. И о ныне покойной миссис Уизли, матери того нескладного рыжего старосты с Гриффиндора шестого курса. Не сводя взгляда с атласа, Дромеда задумалась, о скольких предательниц крови среди своих предков она еще не знает. Она продолжала рассматривать звездную карту, пока Тонкс, склонившись, переводил её на пергамент. Почувствовав на себя пристальный взгляд, он поднял лицо, прищурившись. — Ты со всеми противниками договариваешься? — спросила Дромеда, не желая выглядеть глупо. — Ты, пока что, первая, — ответил Тонкс, вытерев, к ужасу Дромеды, перепачканный в крошках рот рукавом, — к тому же, мне кажется, что со Слизерином проще договориться. — В самом деле? — Рейвенкло считают себя слишком умными, а Гриффиндор слишком храбрый, чтобы договариваться. Дромеда недоверчиво хмыкнула, знал бы он, что Шляпа предлагала ей Рейвенкло. — Ты со многими из них знаком? — Дромеда надменно сказала, выпрямившись, но Тонкс со смешком посмотрел на неё сверху вниз. — О, да, шестой год тут учусь и ни разу ни с кем не познакомился, — Дромеда уничтожающе посмотрела на него, и Тонкс, вздрогнув, продолжал, — с Гриффиндора я знаю их старост, Молли и Артура. — Молли Пруэтт? — Дромеда знала, что Пруэтты на многие непозволительные вещи смотрели не так, как её семья, но чтобы свободно общаться с маггловским ребенком, она и помыслить не могла. — Да, она, такая серьезная и суровая на вид, учиться вязать на уроках этого зануды Бинса — Тонкс удивленно посмотрел на неё, — Погоди, ты знаешь Молли? Дромеда вновь приняла надменный вид. — Она моя четвероюродная сестра, мы, чистая кровь волшебного мира, все состоим в родстве, — задрав нос, Дромеда вдруг спросила, мигом растеряв важный вид, — Подожди, Молли вяжет на уроках Истории магии? Это невозможно, она бы никогда не стала нарушать правила, — вот её братья совсем другое дело. Тонкс весело улыбнулся. — Хорошо, приглашаю тебя в понедельник на второй урок, увидишь, как эта примерная староста на первой парте сидит и вяжет. — А что за Артур? Не Уизли? — Да, он, забавный малый, увидит у меня какую-нибудь вещь и начинает расспрашивать. Я ему как-то шариковую ручку показал, так он чуть не умер от счастья. Дромеда удивленно подняла бровь, в ответ Тонкс вытащил из сумки небольшой предмет, напоминающий короткую и тонкую палочку, но только синюю с облупившейся золотистой поверхностью. Подвинув к себе пергамент, Тонкс провел по нему несколько раз, пораженная Дромеда увидела темные, подобно чернильным, линиям. — А где у неё чернила? — изумленно спросила она. — Так они уже внутри, — Тонкс явно был доволен произведенным эффектом. — А если закончатся? — Так можно купить новый стержень, они совсем дешевые. Дромеда все смотрела на диковинный предмет, чего только не придумают магглы, и неожиданно спросила. — С Рейвенкло только Крессвелла знаешь? — Почему же, — неожиданно серьезно сказал Тонкс, — есть же знакомые. Ив Макклюр, его девушка, гордячка еще та, но нормальная в общении. Но да, Крессвелл особенно выделяется. Дромеда уперлась спиной в стул, одно дело, когда она не любит этого безродного выскочку, но когда так о нем говорит выходец из магглов. — Вы ведь оба, — замявшись, сказала она, — из магглов, вы, наоборот, должны держаться вместе. Тонкс невесело усмехнулся. — О, да, Крессвелл, чей род появился в 14 веке, будет дружить со мной, сыном шахтера, смешно! — про себя он прошептал, — И это он еще не знает о маминых корнях, тогда даже разговаривать не будет. Дромеда, напрягая уши, все равно услышала. Мамины корни, вздохнула она, как много они значат. Тонкс занялся звездной картой, пока Дромеда, потерев виски, невольно задумалась, она — дочь французской ведьмы, слышит оскорбления, но от какой матери родился Тонкс, что нельзя с ним говорить. Дверь с шумом раскрылась, скрипя туфлями, Пинс возмущенно обернулась на громкий звук, но вбежавший Боунс обошел хранительницу. — Тед, вот ты, белобрысый черт! — тяжело задышал он, — Ты прекрасно знаешь, как я бегаю, нерезво и неохотно! — Молодой человек, — Пинс сказала, цепкими руками с длинными ногтями схватив его, — либо занимайтесь, либо убирайтесь прочь из моей библиотеки. — Но, мэм, — слабо возразил Боунс, но под злым взглядом Пинс, он сел за стол, на весу расстегнул сумку с отделкой из драконьей кожи и извлек учебник Древних рун. Лишь тогда Пинс оставила его. — Тед, тут такое дело, — прошептал он, недоверчиво глядя в сторону Дромеды, — тебя Спраут ищет. И Дамблдор. Тонкс напряженно скрестил пальцы при упоминании директора. — Насчет чего? — Спраут так быстро говорила, что я мало чего понял, — виновато сказал Боунс, — что-то случилось в твоем городке, Эйберфан, кажется. — Аберфан, — тихо поправил Тонкс. — Да, Аберфан, — все виновато говорил Боунс, — там какая-то гора упала. — Может, террикон (9), — хрипя, спросил Тонкс. — Да, он, Спраут что-то еще про школу говорила какую-то, — Боунс отвел взгляд, — Пангласс. — Пантглас, — громче сказал Тонкс, вдруг он вскочил на ноги, резко опрокинув стул, и выбежал из библиотеки, пронзительно крикнув, — Питер! Дромеда удивленно посмотрела, гадая, о ком идет речь, но Пинс, разъяренно дыша, подбежала, стуча каблуками и поднимая палочку. — Вон из моей библиотеки!***
28 октября 1966 года Чугунный ящик, окутанный цепями, дрожал при каждом испуганном вздохе студента, магический замок с витиеватой руной посередине скрипел при каждом движении. Сколько бы заключенный дух не ярился, сотрясая стены своей тюрьмы, ящик не раскрывался, впрочем, четверокурсники все продолжали пугаться. И злить духа. — Кто скажет мне, что за существо заключено в ящике? Дромеда, отведя глаза от ящика, посмотрела на преподавательницу, Федру Роули. Вместо короткой юбки на маггловский манер она надела положенную ей по статусу длинную профессорскую мантию, но под полами виднелись голые лодыжки. Увидев, как мальчики, включая неудачного шутника Марвина Булстроуда, тайком смотрели на профессорские ноги, Дромеда с презрением фыркнула. — Боггарт, профессор, — ответила она. — Верно, мисс Блэк, пять очков Слизерину, — сказала Роули, наматывая темно-русый локон на тонкий палец, — а кто мне скажет, в чем разница между боггартом и полтергейстом? — Дромеда подняла руку, — кто-нибудь, кроме мисс Блэк? Дромеда сокрушенно опустила руку, вместо неё ответила Фалена. — Полтергейст обычно принимает одну форму, а боггарт её не имеет, он способен превращаться в разные объекты, в зависимости от того, чего волшебник боится. — Верно, мисс Фоули, пять очков Слизерину, — Роули шагала по классу, держась на почтительном расстоянии от качающегося ящика, — теперь, кто-нибудь, кроме мисс Блэк и Фоули, скажет, чем еще отличается боггарт от полтергейста? Кроме названия, — сурово она сказала, посмотрев на ухмыляющегося Джареда. Дромеда с благодарностью посмотрела на преподавательницу, она спешно вспоминала все, что знала о боггартах, и еще одного различия не находила. — Печально, что не знаете, вы боггартов должны были пройти еще на третьем курсе, а, по-хорошему, на втором. Нас незабвенная Галатея Мерритот именно тогда познакомила с ним. Дромеда перевела взгляд с ящика на профессорский стол, пустующий, за исключением лежащем на нем журнала. Альфард часто упоминал Галатею Мерритот, старую, но еще крепкую волшебницу, ругающуюся, как гоблин после обсчета, и при том неизменно заступающуюся даже за самых безнадежных студентов. Как, например, его и Ориона. Однако она увидела другую Галатею, юную и наглую, с длинной косой и брюками под мантией. Но никакое мастерство не победило старость и смерть, а достойный приемник уже десять лет не объявляется. Гадеса Шеклболта она не застала, но запомнился он лишь наличием внебрачного сына от неизвестной африканки. Первый курс Дромеда проучилась у Аарона Полсона, несомненного профессионала, но чрезмерного крикуна, второй курс — у стеснительной и вечно запинающейся Рене Монплезир, которую мальчишки, включая кузена, завалили любовными записками, и третий — у Ипполита Гиппокампуса, красавца и любимца однокурсниц, но с сильным греческим акцентом. — Что же, придется мне наверстывать упущенное. Итак, запомните, — Роули сняла с пояса палочку, подходя к ящику, — полтергейст обычно привязан к одному месту, ведь он является сгустком скопившейся энергии. Вот возьмите нашего забияку Пивза, почему бы ему не сменить место жительства? — Зачем лишаться дешевого удовольствия? — тихо сказал Джаред, но Роули перебила его. — Не только, мистер Розье, — по классу покатился смешок, — Пивз ведь неспроста живет в Хогвартсе с самого основания, он — результат детской магии, неконтролируемой и необученной. Тысяча лет сотни проказников и шалопаев баловались, и вот появляется Пивз. — Простите, профессор, — подняла руку Марта Вектор, — получается, что от Пивза никак не избавишься? — Можно, но это будет трудно, как смывать грязь возрастом в тысячу лет. А вот возьмем боггарта, — существо в ящике при звуке голоса профессора дернулось с большей силой, вызвав визг по классу, — он тоже любит прятаться в определенных местах, темных закоулках, старых шкафах и пустых ящиках. Но боггарт легко меняет одно убежище на другое, как только получает новый источник питания, — ящик зашевелился, и класс напряженно замер, — страх. Наступила напряженная тишина, руна на магическом замке ярко вспыхнула, но цепи надежно сдерживали натуру существа. — Не просто безобидного страха, а нечто глубинного, от чего вы не можете спать по ночам. — А если ничего не боишься? — раздался неприятный хрип Кэрроу, — Я вот ничего не боюсь. — Не считая зеркала, — тихо прошипела Дромеда Джареду. — Так не бывает, — напряженно возразила Роули, сжав палочку, — любое живое создание всегда чего-то да боится. Страх — основа нашего выживания в мире чудовищ. — Простите, профессор, — неуверенно прогнусавила Дромеда, поймав насмешливую гримасу Кэрроу, — если волшебник боялся в пять лет темноты, то боггарт станет темнотой? Кэрроу громко расхохоталась, но Роули резко вскинула палочку, призывая к молчанию. — Хороший вопрос, мисс Блэк, но я хочу кое-что прояснить. Если волшебник повстречает боггарта в пять лет, то он станет темнотой, но в 15 лет волшебник уже будет бояться не темноты, а чего-то другого, например, несданных экзаменов. А уж в 40 лет страх окажется гораздо серьезней, — проговорила Роули неожиданно сурово. Дромеда сжала полы мантии, чувствуя всеобщую нервозность, но Роули вновь подняла палочку. — Однако у нас есть два преимущества, во-первых, нас много, боггарт не сумеет определиться, чей бы страх ему воплотить, — класс напряженно загудел, — во-вторых, против него есть оружие — смех! — класс рассмеялся, но Роули в третий раз подняла палочку, — сначала повторите за мной: «Ридикулус!» — Ридикулус, — неуверенно произнесла Дромеда вместе со остальными студентами. — Громче. — Ридикулус! — Молодцы, теперь я вызываю добровольца, — Дромеда замолчала, а Роули обратила внимание на Джареда, — мистер Розье, подойдите ко мне. Джаред вжал голову в плечи, став еще ниже, но приблизился к преподавательнице. Роули, ободрительно взяв его за плечи, вкрадчиво сказала. — Мистер Розье, не бойтесь, просто представь что-то смешное. — Смешное? — переспросил Джаред, глядя на качающийся ящик, — Что угодно? — Да, — Роули убрала руку с плеча Джареда, — сконцентрируйся, когда я выпущу боггарта, действуй сразу. Не дай страху управлять тобой. Джаред нервно сглотнул, но поднял палочку, нервно шевеля губами. Роули произнесла какое-то заклинание на древнекельстком, руна ярко вспыхнула, замок раскрылся, и цепи с шумом спали. Ящик раскрылся, и из него вылетела огромный ворон, но не черный, а кроваво-красный. Джаред побледнел, а птица, растопырив громадные крылья, зычно каркнула. — Мистер Розье, без колебаний! Боггарт не ждет! — Ридикулус! — завопил он, прямо направив палочку, ворон вдруг съежился, кроваво-красные перья слетели с него, и вместо грозной птицы кудахтала общипанная курица. Дромеда не сдержала смех вместе с остальными. — Прекрасно! — Роули ободрительно похлопала по плечу Джареда, — Вы заслужили десять очков! — сияющий кузен зашел обратно в шеренгу, а Роули спросила, — Кто следующий? Однокурсники не смотрели со священным ужасом на кудахчущего боггарта, Гера вышла без малейшего страха следом. Ощипанная курица перевоплотилась в огромную крысу с зубами величиной в фут каждый и налитыми кровью глазами. Дрожа, Гера превратила её в забавно умывающегося хомяка, пока Роули усаживала её на стул, вышла Марта Вектор. Хомяк стал дряхлым дедом с длиннющей указкой в одной руке и здоровенным учебником Нумерологии в другой, при виде Марты он принялся орать на неё, последними словами ругая её кромешную тупость, но после взмаха палочки он стал Отцом Рождество (10), весело хохочущим и раскрывающим мешок с подарками. Фалена увидела саму себя, но полностью слепую, беспомощно разводящую руками в поисках пути, чуть не плача, она превратила себя в красавицу, вызвав хохот некоторых однокурсников. — Не пойму, что смешного? — Роули строго сказала, заслонив плачущую Фалену, — мисс Кэрроу, может вы выйдете? Дромеда зло смотрела, как Кэрроу, фыркнув, вышла к ящику с боггартом, красавица Фалена тут же стала ей самой, вот только в полосатой тюремной форме, на месте ребер сияли кровавые дыры, а с обритой головы стекали мозги. Кэрроу застыла на месте, так и не вытащив палочки, пока боггарт подходил к ней. — Мисс Кэрроу, вернитесь на место, — повелительно сказала ей Роули, — следующий! Торжествующе глядя на пристыженную Кэрроу, Дромеда выступила вперед, бесстрашно направив палочку на боггарта. Окровавленная Кэрроу исчезла, её тело вытянулось, полосатая форма сменилась белым платьем с широкими рукавами и шнуровкой на груди, бритая голова обросла длинными черными косами, укрытыми под белым покрывалом. Дромеда замерла, как громом пораженная, сомнений не было, эта она — Леди-ворон. Зловеще она подняла молочно-белое лицо с красными от слез глазами и тихо прошептала: «О горе тебе». — Мисс Блэк, используйте заклинание! — Ридикулус, — тихо и пискляво сказала она, — Ридикулус! — громче крикнула она. Магический луч ударил в грудь Леди-ворон, на мгновение она превратилась в мокрую от дождя ушастую сову, подобно Элли. Но стряхнув с крыльев воду, боггарт вновь стал вытягиваться. Роули цепко взяла сильными руками Дромеду за локти и отодвинула в сторону. Она с ужасом смотрела, как перевоплощается боггарт, но вместо Леди-ворона появился волк. Худой и костистый, с его выпирающих ребер слетела бурая шерсть, а с полной желтых зубов пасти стекала густая пена. — Ридикулус! — звонко крикнула Роули, и бешенный волк стал пекинесом, гоняющимся за своим хвостом. — На сегодня — предостаточно, — резко сказала Роули, — на следующий урок пишете эссе о сходствах и различиях боггартов и полтергейстов. Все свободны! Гудя, как встревоженный улей докси, четвертый курс Слизерина покидал класс, с жаром пересказывая увиденное. Чувствуя на себя липко любопытные взгляды, Дромеда поспешно уходила дальше в коридор. Она старалась держать голову прямо, однако спина предательски дрожала, когда слышала тяжелые шаги за собой. — Я думала, ты будешь бояться оценки «Тролль», — хрипло рассмеялась Кэрроу, — или своей собственной прыщавой морды. Дромеда продолжала идти, покрепче взявшись за лямку сумки, как вдруг ощутила толчок в спину. — Не смей поворачиваться ко мне, примесь! Стой, когда с тобой чистокровные говорят! Дромеда резко развернулась на туфлях, выставив палочку. — Еще раз назовешь меня «примесью», вонючая, ты, неряха, и ты пожалеешь, что не осталась в том свинарнике, где ты живешь! Кэрроу мерзко улыбнулась, обнажив плохо чищенные зубы, и уперла руки в заплатанную мантию. — А то кто ты! Мама училась на одном курсе с твоей тётей, и она мне рассказала, кто вы на самом деле. Моряцкие выродки! Дромеда не могла сдержать злости, и её лицо покрылось красными пятнами. — О, значит правда, примесь. И кого же ты боишься? Плохо одетую тощую уродку? Свою маггловскую прабабушку? Или кто она тебе? Кончик палочки заискрился, но Кэрроу ничуть не испугалась. — Знаешь, что, Кэрроу? — Дромеда зло начала говорить. — Называй меня по имени, прыщавая примесь! — Хорошо, Алекто, — Дромеда не опускала искрящуюся палочку, — у меня к тебе тоже вопрос, вот ты боишься оказаться в тюрьме, почему? Неужели кто-то сидел? Широкое лицо Алекто вспыхнуло, как спелый томат, поглядывая на палочку Дромеды, она грозно сказала. — Блэк, не зли меня! Дромеда ехидно улыбнулась — Нет уже, Алекто, терпи, ведь твоя родственница Геката Кэрроу терпела в Нурменгарде. Интересно, насколько близкая родственница? — Блэк! — крикнула Кэрроу, подходя сбоку, но Дромеда не спускала с неё палочки. — А как звали твою маму? Энги Кэрроу? — Ангборда! — Такое скандинавское имя, — расстояние между ней и Кэрроу опасно сокращалось, — интересно, кто мог её так назвать? Кто там был из Скандинавии в армии Гриндевальда? — ноздри Кэрроу раздувались, но Дромеду опьянил раж от унижений однокурсницы, — Ах да, Гуннар Гриммсон! Интересно, а как с ним была связана твоя родственница Геката? Кэрроу набросилась так быстро, что Дромеда выронила палочку, прижав всем телом её к полу. Дромеда перехватила тяжелые кулаки Кэрроу, направленные к её лицу, но тут же крикнула от боли, эта злюка прибила и руки к полу. Глядя сверху на искаженное в гримасе лицо Керроу, Дромеда со всей злобы плюнула и сразу почувствовала вкус крови, Кэрроу с размаху расшибла ей губу широким лбом. — Фурункулус! — прозвучал почти в унисон два голоса, и Кэрроу спрыгнула с Дромеды, схватившись за голову. Дромеда, со стоном потирая разбитую губу, поднялась и увидела огромные багровые угри на шее и щеках Кэрроу. — Дромеда, беги, — она обернулась и встретилась с Джаредом и Герой, опускающих палочки, — Беги, сейчас сюда старосты нагрянут! — Гера тут же указала лестничный пролет. Дромеда, схватив сумку, бросилась к лестнице, убегая, она краем уха услышала отрывок разговора. — Кто на неё порчу наслал?! — кричал Боунс — Отвечу, когда скажешь, как зовут твою сестру! — нагло ответил ему Джаред. По подбородку текла кровь, губа пульсировала и больно саднила, но Дромеда бежала по лестницам, не оглядываясь назад. Так она оставила позади три этажа и понеслась прямиком к выходу, пока Боунс разбирается с Джаредом и Герой, ей лучше там не находиться, Кэрроу такое наговорит ему, что неизвестно, кому он поверит. Однако на пути к выходу она остановилась, Принг, худой и небритой, ласково поглаживая узловатую палку, разглядывал студентов. Дромеда, пятясь, шмыгнула в ближайший закоулок, губу пронзила сильная боль. Ей надо бы в Больничное крыло, но туда уже, наверно, принесли покрытую фурункулами Кэрроу, и ей вновь не стоит появляться. Достав из сумки салфетку, она смочила её заклинанием и прислонила к губе, бредя по лестницам, долго думала, куда бы ей пойти. В гостиную Слизерина путь также заказан, еще должно пройти время, пока забудут её сокрушительное фиаско. Свернув направо, Дромеда твердо и решительно направилась в совятню. Боль не думала утихать, а салфетка из белой стала багровой, но Дромеда упрямо поднималась по лестнице, создавая гул в узком пролете с деревянными, а не каменными перилами. К гулу добавились пронзительные крики сов, доносящиеся сверху. Подходя к круглой башне, лишенной окон, Дромеда услышала настоящую какофонию птичьих воплей, шурша широкими крыльями, из совятни вылетела Элли. Сова, приземлившись на плечо, впилась в неё когтями, морщась, Дромеда вытащила из сумки перчатку из драконьей кожи и пересадила на руку птицу. — Ну, ваше пернатое величество, — весело улыбнулась Дромеда, скривись от боли в губе, — почему на сей раз гневайтесь? Элли громко гудела, не переставая махать крыльями, щелкала клювом и вертела головой. Дромеда нахмурилась, Элли, её любимая сова, в спокойном состоянии не отличалась дружелюбием, сейчас вовсе разгневанная. Она не первая зашла к совам, причем, опередивший её явно мальчик, Элли никогда не жаловала мужской пол, особенно взрослых, как-то укусив до крови дядей Ориона и Альфарда. Держа вопящую сову, Дромеда подходила к совятне, напряженно прислушавшись, она уловила среди птичьих криков слова, кто-то говорил сам с собой, наверно, даже пел. «Позволь взлететь к Тебе Пока вода еще течет, Пока буря бушует, Другого пристанища нет у меня, Вручаю Тебе свою беспомощную душу, Не оставь меня!» Элли издала крик, распушив дымчатые крылья, Дромеда, поглаживая совиные лапы, вытянулась, в самом дальнем углу, среди кучи перьев, помета и мышиных костей находился Тонкс. Дромеда немало удивилась, неделю она его не встречала в Большом зале, и теперь смотрела на него. Прислонившись к перепачканной стене, он распевал, хрипя и сипя, в одной руке размахивал бутылкой, издававшей резкий запах. Если не огневиски, подумала, сморщившись, Дромеда, то, что схожее по крепости. А другая рука была сжата. — Ты что здесь делаешь? — недовольно спросила Дромеда, сдерживая сову, — О Мерлин, ты что пьян? Тонкс поднял голову, без того не особо аккуратный, он напоминал бродягу, лохматый, краснолицый, рукава его мантии были перепачканы в чем-то черном и землистом. — Ну, пьян? И что? — с вызовом ответил он, — Или что мне за что будет?! Дромеду передернуло, от мягкого тона, каким он говорил в библиотеке, не осталось ни следа. — Если тебя поймает Прингл, то тебя выгонят из Хогвартса, — Дромеда смотрела ему прямо в красное лицо. — И я вернусь обратно в ту дыру, откуда вышел, да знаю я! — крикнул Тонкс. — Тебя лишат палочки, и ты не станешь волшебником, — надменно добавила Дромеда, поглаживая сову по крыльям. Тонкс вдруг швырнул бутылку в кучу перьев, она не разбилась, но по совятне разлетелся едкий запах спиртного. Обхватив лицо руками, он беспомощно опустился на пол. — Пусть выгоняют, — дрожащим голосом он сказал, — пусть отбирают палочку, пусть даже сломают её и засунут себе в задницу! — его плечи затряслись от плача. Дромеда опешила, сова на её руках замерла, вытянувшись, как струна. — Тебе не нужна магия? — Зачем она? Зачем, если я не могу никого спасти?! — в порыве плача Тонкс разжал ладонь и уронил на пол смятую бумажку. Воровато глядя, Дромеда посадила недовольную Элли на жердочку и подняла палочкой бумажку. Расправив её, Дромеда увидела двух мальчиков, старший, рослый и крепкий, держал на плечах младшего, тощего и низкорослого. Колдография, подобно той в Портсмуте, изображение не двигалось. Тонкс поднял опухшие близорукие глаза, Дромеда вздрогнула и уронила колдографию. У него голубые глаза, увидела она, чуть светлее, чем у мамы. — Мой брат, — вздохнув, сказал он, — Питер. Сегодня ему исполнилось бы 11. Дромеда сжала обеими руками палочку, горло сдавило, и она тихо спросила. — Вы дружили? Тонкс покачал головой. — Меня он бесил с самого рождения. Я вообще не хотел брата, когда его принесли из больницы, я точно помню, что начал кричать, чтобы его вернули обратно. Дромеда опустила глаза, Цисси появилась, когда ей было 2 года и 9 месяцев. Она не помнила, хотела ли еще кого-то после себя, и, по правде говоря, не хотела вспоминать. — На колдографии вы вполне дружите, — Дромеда сама застыдилась своих слов. — Редкий момент, когда я не хотел его прибить, — Тонкс скрестил пальцы с только что зажившими ранками на костяшках, — таскался за мной, как хвост. Я его даже связал колготками, чтобы он не шел за мной, но все равно выпутался и нашел меня, — Тонкс молчал какое-то время, прежде чем продолжил, — а еще Питер хотел, чтобы я показал какое-нибудь волшебство. — И нарушил бы Статут о секретности, — спокойно сказала Дромеда. — Питера можно понять, Аберфан — место унылое, шахты и террикон, вот и самое примечательное, что у нас есть. А тут у него брат оказался волшебником. — Он был магглом? — Дромеда почувствовала, как свело скулы от этого слова. — Питер ничем не обладал, если ты об этом, — Тонкс потер виски, — самый обыкновенный маггл, был бы таким, если выжил бы. Дромеда протянула руку к нему, но остановилась. — Что случилось? Тонкс с трудом поднялся, подпирая широкой спиной стену, прокашлявшись, он начал говорить. — Мы годами добываем уголь, вся моя семья работала на шахтах. Я тоже мог там оказаться, если не письмо в Хогвартс. Дромеда лишь опустила глаза, от порыва ветра, прошедшего сквозь окна, она задрожала. — После добычи угля остаются куча пустой породы, так появляется террикон, — Тонкс вдруг сжал кулаки, — мы сколько раз просили власти убрать этот террикон. Но им пофигу было, не на их же головы вся эта дрянь упадет! Дромеда снова захотела протянула ему руку, и снова остановила себя. — В прошлый четверг террикон размыли дожди, класс Питера как раз учил песню, они должны были спеть её на следующий день и отправиться на каникулы. Пит, конечно, ничего не выучил, — Тонкс невесело усмехнулся, — даже прислал письмо, просил, чтобы я ему урок сорвал. Дромеда от волнения не смогла спросить. — Конечно, вся эта гадость под дождем размокла и посыпалась. Прямо на школу. Дромеда лишь прерывисто выдохнула, не сказав ничего. — Дамблдор послал меня домой, когда узнал, через свой камин, — голос его дрогнул, — вместе с папой я откапывал Пита, сломал три лопаты и все ногти. Но из-за дождей земля размокла, все тракторы застряли в грязи. Дромеда решилась спросить. — Неужели никто не выжил? — Те, кого выкопали утром, — уныло ответил Тонкс, — те, чьи классы, выходили на улицу. Класс Питер находился рядом с терриконом, их первыми засыпали. Мы с папой, — он утер слезы, и Дромеда увидела, как потрескалась кожа на его ладонях, — нашли его только на третий день. Я опознал его по носкам, желтые с черными полосками. Как герб Хаффлпаффа. — Папа в тот день так кричал на меня, говорил, что я — бесполезный идиот. Я, конечно, сказал ему про Статут, но он меня не слушал, назвал бессердечным, сказал, что мне магия дороже родного брата. Дромеда все же коснулась его запястья, Тонкс удивленно на неё посмотрел, и она тут же убрала руку. — Мама начала меня защищать, она врач, целительница по-вашему, она сказала, что Пит сразу умер, ему в затылок ударил кусок породы, у него не было шансов. Но мне все равно неспокойно, мне все кажется, что он жил эти дни, он не пытался выкопаться, как другие дети, он все ждал, что придет старший брат-волшебник и спасет его. А я, как дурак, маялся с лопатой и не мог применить палочку. За окнами, лишенных стекол вновь завыл ветер, Дромеда не сдерживала дрожь. — В свидетельстве о смерти написали «асфиксия», но надо было написать другое. «Погребен заживо Национальным управлением угольной промышленности». Тонкс уже не плакал, напротив, он тихо и спокойно просипел последнее предложение. — Я ничего не скажу Принглу о бутылке, — как-то глупо заверила Дромеда, — и Спраут тоже. Тонкс закачался, отходя от стены. — Не надо, все равно учуят, — он махнул рукой, — спасибо тебе. — За что? — Дромеда неловко спросила. — За то, что выслушала мой пьяный рассказ, мне определенно не стоит прикладываться к бутылке, язык развязывает на раз, — вдруг он остановился, прищурившись, — что с губой? Это тебе за проигрыш влепили? Дромеда тут же тронула губу, утихшая боль снова проявилась. — Нет, Мерлин с тобой, это другое, — Дромеда сразу направилась к выходу, — мне надо в Больничное крыло, — обернувшись, она добавила, — тебе лучше со мной пойти. Всю дорогу Дромеда вела Тонкса, держа дистанцию и не оглядываясь. Нет, она не Гибсон, она не готова открыться и рассказать о Кэрроу. О том, как она ненавидит эту нищую и неумытую злюку. За то, что она в заплатанной мантии чище её, носящей мантии от «Твилфитт и Таттинг». 1. Слово «бутерброд» произошло от двух немецких слов, «butter» (масло) и «brot» (хлеб). Джаред, как истинный француз, последние буквы двух слов не произносит; 2. Пруссаками иронично называют рыжих тараканов, намекая, что именно немцы их по миру разносят; 3. Полный английский завтрак включает в себя бекон, колбасу, яйца и напиток, чай или кофе, также в разных регионах добавляются другие продукты; 4. Георг III (1738-1820) — король Великобритании в 1760–1820 гг., из-за наследственной болезни, порфирии, впал в безумие и не мог участвовать в правлении. Роулинг писала, что Портеус Натчбулл пытался лечить его, чем нарушил Статут о секретности и был вынужден подать в отставку; 5. Мария Ленорман (1772-1843) — знаменитая французская гадалка, прозванная Черной Марией за то, что чаще всего предсказывала несчастья; 6. Описывался случай, когда к Марии Ленорман зашли два будущих декабриста, Пестель и Муравьев-Апостол, услышав, что их повесят, они возмутились, ведь вешали простолюдинов, а они дворяне. На что Мария сказала, что им сделают исключение. К слову, титула «лорда» у русских дворян никогда не было; 7. Карл XIV Юхан (1763-1844), он же Шарль Бернадот, — наполеоновский генерал, ставший королем Швеции, что неудивительно, ведь Наполеон многих своих генералов делал монархами. Однако в отличие от многих, Бернадот сохранил власть, и его потомки поныне правят Швецией; 8. Нордической внешностью называют наличие светлых волос, голубых глаз, правильного овала лица, светлой кожи и высокого роста при крепком телосложении. Как правило, обладают ею народы Северной Европы и немцы; 9. Террикон — искусственная гора, образованная из остатков пустых пород на месте добычи полезных ископаемых; 10. Отец Рождество — британский аналог Деда Мороза или Санты-Клауса.