***
Дромеда, прикусив губу, расчесывала волосы как можно аккуратней, подаренный мистером Поттером «Простоблеск» заканчивался, но прическа никак не получалась, пучок рассыпался, распущенные волосы торчали во все стороны, а хвосты уже надоели. Аккуратно вытащив расческу, Дромеда задумалась, не сплести ей косу, разделяя волосы, она вдруг решила, что сделает не одну, как обычно, а четыре. — Дромеда, — робко сказала Цисси, — последняя пуговица не застегивается. Дромеда тяжело вздохнула, заплетая первую косу, вместо того, чтобы подготовиться к Хэллоуину и купить вовремя костюм, она зубрила параграфы, отрабатывала заклинания и отбивала бладжеры. И сейчас приходилось с помощью Джареда вызывать Пуара и приказывать принести ему старые мамины платья. — Может так и оставим? — Цисси, ты хочешь, чтобы весь Хогвартс, от Прингла до Пивза, узнал, какого цвета у меня бюстгальтер? — Но если я застегну, — тихо прошептала Цисси, глядя на соседок, — платье порвется. Завязывая ленту на второй косе, Дромеда раздраженно прикусила губу, на ней был наряд, в котором мама была подружкой невесты на свадьбе старшей сестре. Зная, чем закончился первый брак тёти Летти, не особо хотелось надевать платье, но Дромеда выбрала его, узнав, что она в 15 лет такого роста, что и что мама в её возрасте. Однако прояснилась и другое, у мамы явно талия была тоньше, а бедра — уже, и прямой силуэт платья облегал её фигуру. — Цисси, — обратилась Дромеда, — помоги мне снять бюстгальтер. Сестра, выпучив глаза, посмотрела на неё с ужасом. — Ты что? Неприлично же! — Знаю, Цисси — повысила голос Дромеда, заплетая третью косу, — но сейчас так надо. Цисси поджала губы, но расстегнула все пуговицы и, просунув тонкую ручку, принялась снимать белье. Дромеда невольно задрожала, какие же у сестры холодные руки. — Хорошо быть старшей сестрой, — ворчала она, застегнув все пуговицы, — и домовик не нужен. — Если тебе понадобится надеть мантию, можешь попросить Сириуса и Регулуса, — насмешливо ответила ей Дромеда. — Если мне захочется, чтобы мои наряды либо пожевали, либо порвали, — сморщила нос Цисси, — тогда может быть и обращусь к малышне. Надо было вызвать Кричера, подумала Дромеда, управляясь с последней косой, он бы быстро помог с переодеванием, не задавая лишних вопросов. Однако она правильно сделала, что не приказала ему явиться, он — слишком предан взрослым и ничего не утаит от тёти. Не хотелось бы ей объяснять, зачем она идет на вечеринку вместо того, чтобы учиться. — А кем ты будешь? — спросила Цисси, глядя, как сестра завязывает вокруг головы тесемку. Дромеда задумчиво раскрыла пудреницу, в голове мелькали варианты один глупее другого. — Не знаю, — честно сказала она, — я не думала, чтобы кем-то быть. Цисси всплеснула руками. — Дромеда, сегодня — Хэллоуин! Ты обязательно должна кем-то быть! — Буду привидением, — хмуро проговорила она, старательно замазывая прыщи. — Недостаточно бледная ты для привидения. — Зато гораздо страшней! Цисси примирительно развела руками, поправила мантию и направилась к выходу. — А ты кем будешь? — успела спросить её Дромеда. Цисси остановилась у двери и нехотя ответила. — Я никуда не пойду. — Почему так? — Для Хогсмида я еще маленькая, — вздохнула она, — и для вечеринки в «клубе Слизней» тоже. Буду вместе с Теей учить Марику и Габику играть в «Гуся». — Удачи, — махнув уходящей сестре, Дромеда закрыла пудреницу и аккуратно села на стул, на платье образовались складки, но швы устояли. Завязывая пояс вокруг талии, Дромеда посмотрела на соседок. С завистью она отметила, что они успели подготовиться. Марта в мантии со змеиной расцветкой накидывала на приколотые заколками волосы капюшон, а Фалена в изумрудно-зеленом одеянии тщательно прикрепляла накладную седую бороду. — Ты будешь Салазаром Слизерином? — спросила она, резко выдохнув, уж слишком туго завязала пояс. — Да, — неловко ответила Фалена, — просто костюмы остальных Основателей раскупили. — Ладно тебе, — Марта весело хлопнула подругу по плечу, — Слизерин тоже участвовал в строительстве школы! — Ты — её ручной змей? — догадывалась Дромеда, надевая на руки золотые браслеты. — Конечно, — гордо расправила змеиный плащ Марта, — против нас никто не устроит. Ты тоже собираешься собирать конфеты? Дромеда помотала головой, решив не говорить о «клубе Слизней». — Я с Герой пойду на вечер в одном из кафе, нас пригласили, — в принципе она не совсем соврала. Накинув на шею медальон, Фалена поднялась, расправляя складки. — Я советую тебе накинуть что-то теплое, в Хогсмиде такой ветер бушует, просто ужас! Ладно, — повернулась она к Марте, — мой верный слуга, пойдем сеять страх! — С-слушаюс-сь, — высунув язык, прошипела Марта. Дромеда все же улыбнулась, ей определенно повезло с соседками, не считая Кэрроу, хорошие девочки, лишних вопросов не задают и подолгу не обижаются. Теперь, когда Кэрроу переселили после второго курса, обстановка в общей спальни совсем наладилась, можно не опасаться, чтобы тебя задушат во сне за неосторожное слово. Накинув теплый плащ, Дромеда поднялась и вышла из спальни, оказавшись в гостиной, она остановилась в ожидании Геры, она что-то долго не появлялась. Поежившись от прохладных стен, Дромеда принялась разглядывать студентов. Хэллоуин, старинный праздник, призванный умилостивить суровых богов кельтов, нужный, дабы скрыться среди разнаряженных магглов, сейчас просто веселил. Что только не надели на себя, обычные маски чудовищ, самодельные костюмы из кусков тканей и клочков пергамента, она даже увидела мальчика в рыцарских доспехах. — О, Дромеда, — забрало шлема поднялось, и она разглядела кузена, — тоже идешь на охоту за конфетами? Она определенно где-то видела красные перья на шлеме. — Нет, а ты? — О, — Джаред подошел к ней, гремя старыми доспехами, — я не просто пойду на охоту, я буду защищать двух прекрасных дам! Дромеда страдальчески вздохнула, как она надеялась, что одной из «дам» не окажется Гибсон! — Рыцарь, вот где! — Фалена и Марта, Слизерин и его змей, окружили его, — Пошли, а то сейчас все самые вкусные конфеты разберут. — Не бойся, Дромеда, — весело крикнула Марта, — мы вернем его в целости и сохранности! Джаред с деланной обидой нахмурился и потопал, наполняя гостиную громом доспех, Дромеда нахмурила лоб, облачение кузена сильно напомнило ей о сэре Неудачливом в исполнении Дамблдора, семикурсника, а не мудрого мага. — Кого ждешь? — Дромеда вздрогнула от неожиданности, на плечо опустилась тяжелая и сильная рука, а в лицо смотрел огромный птичий клюв, выглядывающий из-под плаща. Жуткий незнакомец вдруг снял воронье лицо, и Дромеда увидела старшую сестру. — Белла, — сестра громко рассмеялась, — зачем пугаешь? — Ой, да ладно, подумаешь, ты сейчас, как Цисси, дуешься! — Дромеда придала себе беспристрастное лицо, и Белла спросила, — Так, кого ждешь? — Геру, — незамедлительно ответила она, — мы идем в Хогсмид. — Несвежие конфеты и засохшие кексы выманивать у бедных жителей, — хмыкнула Белла, — ладно, занимайся ребячеством, а я спешу — важные дела! Дромеда, глядя вслед удаляющейся сестре, вытянулась, почувствовав, как натирают пуговицы голую спину. Она надеялась, что «важное дело» не носит фамилию Руквуд, покачав головой, горестно подумала. Её сестра определенно не хочет понимать, что вокруг её имени начинают складываться дурные слухи. Мало того, что она два раза появлялась во время гибели преподавателя по ЗОТИ, что уже достаточно для сплетен, так она еще упорно не хочет мириться с тем, что её избранник явно ей не по статусу. — Дромеда, — Гера наконец-то соизволила появиться, — как тебе мой костюм? Сама сделала! Дромеда не сомневалась, её наряд представлял из себя нанизанные на проволоку осенние листья, ярко-красный клён, темно-коричневый дуб, бледно-желтая осина и белесая ива. Темные курчавые волосы также украшали листья, искусно сплетенные в виде венка. Из-под самодельного великолепия виднелось белое трико и штаны, вероятно, взятые от формы квиддича. — Отлично, — улыбнулась Дромеда, — а кого ты изображаешь? — Я — Пак (2), — загадочно произнесла Гера, — «Болотный фонарик», — она позаботилась и о фонаре, сплетенного из проволоки, — А ты? Дромеда посмотрела на платье, ей показалось, что изначально его хотели покрасить в черный цвет, дабы вышитые на подоле красные розы с зелеными стеблями символизировали герб Розье. Но в процессе посчитали, что черный цвет не подходит для свадебного торжества, и перекрасили в желтый. — Ожившая ваза, — брякнула Дромеда. Она надеялась, что с grandmaman не содрали приличную сумму за такой результат. — Да? — Гера оглядывала её, — Разве есть такой образ? — Я буду первой, — решительно отрезала Дромеда, — пойдем? Гера кивнула, и вдвоем, приятельницы отправились в путь. От промозглых стен подземелья исходила стужа, и даже теплый мех, которым был подбит плащ, не спасал. Вздрагивая, Дромеда смотрела на Геру, укутанная опавшими листьями, она дрожала от холода. — Гера, — участливо спросила Дромеда, — может я отдам свой плащ? — Не надо, — махнула она рукой, — все равно наверху теплей будет. Она оказалась права, чем выше они поднимались, тем жарче становилось. По цокольному и первым этажам еще гуляли холодные ветра, хотя не такие морозящие, как в подземельях, на втором и третьем — царствовала прохлада, а четвертый — немного отогревал. Однако Дромеда не снимала плащ, лишь перестав кутаться в него, по коридорам сновали толпы студентов, всех возрастов и факультетов, не хотелось бы отвечать на глупые вопросы. Воздух согревался не только теплом, на каждом углу царил праздник, с потолков свисали тыквы с вырезанными затейливыми рожицами, на каждом шагу взрывались хлопушки, из которых под общий хохот вылетали то летучие мыши, то обыкновенные земные. На четвертом этаже Дромеда увидела, как в драке за добычу сошлись черно-рыжий терьер и трехцветная кошка. Гав и мяв смешались с улюлюканием наблюдавших студентов, среди множества голов Дромеда заметила две знакомые красновато-рыжие макушки. — Фабиан, — услышала она знакомый голос, — уж не кузина Андромеда к нам пожаловала? — Вы совершенно правы, Гидеон, необходимо оказать ей визит. Гидеон и Фабиан, учившиеся на третьем курсе, отделились из общей толпы и приблизились к Дромеде, они явно переросли мать и сестру, решила она, но до отца им не дотянуться. Близнецы хоть смотрели ей прямо в глаза, однако не возвышались над всеми. — Гера, это мои четвероюродные братья, — представила их Дромеда, — Гидеон и Фабиан Пруэтты. Одновременно поправив стоячие воротники на чистых и опрятных мантиях, вопиющая редкость для них обоих, близнецы поклонились Гере. — Мы рады познакомиться с вами, мисс, — в унисон сказали. Гера невольно прыснула, но близнецы совершенно не расстроились. — Я тоже, — весело она спросила, — вы кого изображаете? — Существ, никогда не встречающихся в природе, — чопорно ответил Гидеон. — Примерных детей, — вторил ему Фабиан. Дромеда засмеялась, однако взяла Геру за руку и повела дальше, помахав кузенам. Они не вышли из образа, одновременно поклонившись ей. — У тебя чудные родственники. — О, они на самом деле те еще шалуны. — Так замечательно! Дромеда кивнула, жаль, что она не может так сказать обо всей родне. Приближаясь к нужному кабинету, она отчетливо слышали скрипы стульев, звоны бокалов и веселый смех. Но не музыку. Дромеда поспешила, они не опоздали, но задерживаться не стоит. По мере того, как громче раздавались голоса, Дромеда не могла не заметить, как растягивается улыбка на лице приятельницы. — Гера, ты почему такая радостная? — Это секрет, — загадочно произнесла она. Как положено, Дромеда посещала «клуб Слизней», начиная с четвертого курса, но всего четыре раза, если находилось свободное время. И все они прошли в удобном, но недостаточно просторном кабинете Слагхорна. Жарко натопленный камин согревал подземелье, но стульев вечно не хватало, и приходилось трансфигурировать пустые склянки. Подходя к дверям, Дромеда прочла слова на табличке, составленные из мелких деталей каких-то непонятных машин. «Профессор Мэтью Чамберс, Маггловедение». — Гера, скажи, — спросила Дромеда, потоптавшись на месте, — у Чамберса насколько большой класс? Все поместятся? — Сейчас сама увидишь, — Гера, вновь темня, подтолкнула её. Класс, действительно, превосходил размерами кабинет Слагхорна, однако впечатляли вовсе не размеры. Наряду с резными тыквами свисали дивные машины, поезда, напоминавшие «Хогвартс-экспресс», корабли, те огромные железные чудовища из маггловских портов, и металлические подобия птиц. Стены украшали разные картины, плакаты и колдографии, красочные и интересные, но неживые. — Как тебе? — с придыханием спросила Гера. — Убранство весьма запоминающее, — ответила Дромеда, — видно, какой предмет здесь преподают. Гера широко улыбнулась, показав зубы. — Я же говорила, что тебе понравится, — потянув Дромеду за рукав, Гера решительно потащила её к преподавательскому столу, — сейчас познакомлю с Чамберсом. Дромеда с трудом устояла на ногах, Гера достигала ей всего до плеча, притом что тонкая, как тростинка, однако она цепко держала за локоть и вела, проталкиваясь через набирающую в количестве толпу. Глядя по сторонам, Дромеда замечала знакомые лица. Выпускница Рейвенкло Ив Макклюр в красивом сапфиро-синем платье и с распущенными черными волосами, украшенными простым обручем. Семикурсницу с Хаффлпаффа Хелен Аббот она не сразу признала, увидев её в желтом платье с черными руками и золотой чашей в руках, но вместо привычно узнаваемой косы — сложная прическа с множеством сплетенных кудрей. С ней неотступно находился её низкорослый брат Хорас, изображавший менестреля. Возле портрета загадочно улыбающейся дамы, прям как Гера, стояли Крессвелл и Макмиллан, рьяно споря. Напыщенный выходец из магглов и злопамятный чистокровный оделись в килты, такие как Дромеда увидела на показанной Молли колдографии со свадьбы Арктуруса и Мелани. Отличались цвета, зеленый и желтый у Макмиллана, синий и красный — у Крессвелла. Стоило ей только пройти мимо них, как оба гордых сына Шотландии оставили спор и прошипели ей вслед. — Черная змеюка! Эдгар Боунс в белом одеянии друида и дубовом венке также посмотрел на неё сурово, однако счел возможным промолчать и заняться тыквенным пирожком в форме паука. Призмия Паркинсон, заклятый враг старшей сестры, в роскошном парчовой платье и с увесистой короной на белесых волосах, не иначе, как в образе королевы Гвиневры, скривила губы, теребя значок старосты на лифе. — Кинг, Блэк разве приглашали? Кингсли в замысловатом уборе из птичьих перьев и накинутой пятнистой шкуре на плечи поверх мантии лишь усмехнулся. — Да, Блэк, но не та сестра, — его покрашенное в белые пятна лицо жутко исказилось. — Ой, и правда, — Паркинсон неожиданно подобрела, — бедняжка, вот уж не повезло с сестрой. Дромеда только раздраженно посмотрела ей вслед. — Я не настолько похожа на Беллу, — ворчала она под нос, — она выше меня, у неё волосы темней и глаза меньше. А еще я на людей не кидаюсь, в отличие от неё! — Ладно, — Гера ободрительно похлопала по плечу, — Паркинсон тебя просто не знает, я вот вас никогда не путаю. Дромеду ждало новое открытие, преподавательский стол не примыкал к доске, что следовало ожидать, а расположился в центре класса. Если все ученические парты были устланы скатертями и заполнены блюдами и напитками, то перед Слагхорном в зеленом бархатном жилете и незнакомым ей волшебником не лежало ничего кроме красного покрывала. — Магия должна состоять из поверий, но не из суеверий, во имя Мерлина! — Слагхорн натужно покраснел, Дромеда еле сдержала смешок, не хватало только бивней для образа моржа. — Сэр, я поражаюсь вашей смелости, — насмешливо улыбаясь, сказал незнакомец, — но я бы не хотел находиться в кабинете, где Мерритот Богу душу отдала. Слагхорн только возмущенно потер усы. — Тогда, голубчик, не преподавайте в своем кабинете, вы разве первый профессор Маггловедения? Вы думайте, что в вашем кабинете никто не умирал? Мне предшествовали Абрахам Поттер и Куорен Эйвери, и оба скончались. Поттер, непрерывно болея 20 лет, и Эйвери, получив мантикору от одного из врагов. И как видите, я продолжаю жить и здравствовать! Дромеда многозначительно кашлянула, Слагхорн, неловко развернувшись, поднял голову и радостно воскликнул. — Дромеда, девочка моя, вы все-таки решили нас почтить своим присутствием, — притворно грозя маленьким пальцем, сказал Слагхорн, — я рад вашей усидчивости, однако юность — одна, и проводить её только за учебой — настоящее преступление. Вот так сядете в 40 лет, задумайтесь, а вспомнить нечего. Дромеда с силой улыбнулась декану, она была бы рада ничего не вспоминать, облитые кипящим зельем ноги, Омут Памяти и грехи предков, grandpapa и le élan. — Меня привела Гера, — смущенно ответила она. — Правда, мисс Джонс? — Гера напротив победоносно выпрямилась, — Что ж, вы заслужили пяти очков. Гера радостно закружилась, вертя фонариком. Дромеда с определенной завистью посмотрела на приятельницу, снимала с вспотевших плеч плащ и передавая его услужливому домовику. Ей и правда стоит развлекаться, иначе превратится в Вабластки, глядящей на всех волком, ведь слишком много знает. — Мэтью Чамберс, — услышала Дромеда певучий баритон, — я определенно знаю вашу фамилию, вы слышали о Финеасе Найджелусе Блэке? Дромеда сухо посмотрела на незнакомца. Ростом чуть выше среднего, широкий в плечах и тонкий в талии, он лукаво ухмылялся, растирая длинные волосы. В черной бородке мелькала седина, в зеленых глазах сиял хитрый блеск, ни дать, ни взять кот, добравшийся до сливок. — Он — мой прапрадед, сэр, — вежливо ответила она, Гера, перестав вертеться, чуть не раскрыла рот, глядя на профессора. — Конечно, я не мог его знать, однако я могу считать себя одним из его приемников, — поднявшись с места, он снова лукаво подмигнул, — вы знали, что он преподавал Маггловедение? Дромеда неожиданно уставилась на него во все глаза под хихиканье Геры. — Да, его труд о Франко-прусской войне (3) в свое время произвел сенсацию, как и очерки о англо-бурской. Понятно, сейчас они устарели, но все со временем устаревает. Дромеда недоверчиво смотрела на Чамберса, она скорее поверит, что Финеас отрастил крылья, как у птицы, чем в его изучения магглов. — К слову о магглах, мой образ, — он жестом указал на свои одежды, легкую рубашку, надетую прямо на голое тело, с цветочным узором и расклешенные брюки грубого покроя, — хиппи, ныне популярное движение. Любите, а не воюйте! Чамберс подходил все ближе, вгоняя Дромеду в дрожь, его липкий взгляд, как он ей не нравится. — Мисс Джонс, я так понимаю, Пак? — Гера тут же закивала, — А вы кем будете? — Андромедой, — неожиданно выпалила она, Чамберс нахмурил лоб, пока она говорила, — дочь Цефея и Кассиопеи, отданная чудовищу на растерзание в наказание за гордыню матери. Однако герой Персей спас её. Чамберс в задумчивости потер подбородок, разглядывая её платье. — Обычно для образа древнегреческих мифов используют классический период (4), но я первый раз вижу, чтобы кто-то прибегал к архаичному периоду. Прямой силуэт одеяния, рукава до локтей, яркие краски и орнамент на подоле, — Дромеда поежилась от его внимательных глаз, — конечно, гречанки времен архаики носили шесть кос, пуговицы немного не к месту. И тем не менее, вы очень похожи на Кору (5). Кора, вздрогнула, так кратко называли Ликорис. Её не выжигали с гобелена, все-таки волшебник, с которым она согрешила, был чистокровен, но никогда при жизни не уважали. — Сэр, — услышала Дромеда знакомый мягкий голос, — можно я покажу мисс Блэк и мисс Джонс их места? Слагхорн, перекатываясь, поднялся и, хлопнув по спину Чамберса, ласково сказал. — Тед, мой мальчик, я на вас и рассчитываю, — Чамберс внезапно посуровел, но кивнул. Дромеда повернулась и встретилась с Тонксом, он улыбался профессору Маггловедения, но ей показалось, что его глаза смотрели как-то жестко. — Гера, пойдем, — Дромеда протянула руку, но тщетно, Гера ускользнула, будто «болотный фонарик», и подошла поближе к Чамберсу. Ей однозначно не понравилось и блестящее лицо приятельницы. — Твою подругу лучше бы держать подальше от старины Мэтью, — тихо и серьезно Тонкс прошептал, — я не буду разносить всякие слушки, свечку-то не держал, но хорошо, что еще не предлагал посмотреть на его коллекцию музыки. Он её предлагает оценить только девушкам. Что не может не пугать, мысленно подумала Дромеда. Она вспомнила похожий липкий взгляд, от вдовца родной тёти. Не успела Летти остыть, как Яксли вдруг заговорил с девчонкой, которую сам когда-то отказался взять на воспитание. — Ты у него учишься? — обеспокоенно спросила Дромеда, глядя в поисках Геры, но тщетно, венок из листьев потонул в потоке масок и корон. — Нет, я ведь сам из магглов, но я хожу на его кружок. Мэтью хороший учитель, но временами пугает. Дромеда лишь кивнула, она снова посмотрела назад, но Гера исчезла, словно след простыл. Вот как удачно выбрала себе костюм! Тонкс, неотступно ступая, привел её в срединные ряды, не так далеко от центра, где должен состояться вечер музыки, но и не слишком близко, дабы не оглохнуть. Дромеда села, как можно спокойной, стараясь не поддаваться тревоге, она далеко не маленькая девочка, она начинает понимать истинный смысл некоторых слов и видеть, что таится в душе мальчишек. Он видела, как провожали взглядами еще живую мисс Роули, хотя она студентам в матери годилась, как иногда смотрят на строгую, но молодую Макгонагалл, пока она диктует заклинания для трансфигурации. И конечно, наблюдала, как пожирают глазами школьных красавиц, Клаудию Монтегю и Ив Макклюр. Также смотрят и на просто симпатичных Мэри-Энн Гибсон и Реджину Роули. Но то мальчишки, совсем другое дело — зрелый мужчина, неужели преподаватель может опуститься до такого? — Я её потеряла, — сказала Дромеда сама себе. — Сейчас вряд ли что-то произойдет, — Тонкс подвинул поближе блюда, — но после вечера лучше бы найти. Будешь? Дромеда кивнула, и Тонкс щедро наложил ей в тарелку отбивных, политых томатным соусом, фаршированной тыквы и салата из ярко-красной, словно кровь, свеклы, не забыл он заполнить до краев кружку клюквенным соком. — Спасибо, — вежливо сказала она. Тонкс и в свою тарелку набрал еды, опустившись на стул, принялся поглощать пищу. Дромеда, брезгливо поморщившись, пригубила соку и подцепила вилкой кусок свеклы. Grandmaman как-то говорила, что женщине прилично накидываться на еду лишь в двух случаях, или если её морили голодом или если она должна стать матерью. В остальных случаях подобное поведение просто омерзительно, особенно перед лицом мужчины. Однако под ложечкой засосало, и Дромеда вцепилась зубами в отбивную, проклиная аппетиты своего растущего тела. — Ты увлекаешься Древней Грецией? — едва услышав обращенный к ней вопрос, Дромеда оставила мясо, вытирая губы салфеткой, она спешно соображала, как бы ответить по-умному. Однако она призналась. — Нет, на самом деле это платье моей матери, — растерев губы, дабы не краснеть, Дромеда продолжала, — она в нем была подружкой невесты на свадьбе сестры. — Свадьба, как в Греции времен архаики? — Тонкс с интересом посмотрел на неё, — Любопытно. Дромеда не стала переубеждать, она принялась разглядывать своего соседа. За лето Тонкс умудрился вырасти еще больше, теперь он был выше дяди Ориона и тёти Кэсси, хотя до Арктуруса и его зятя Пруэтта ему не достать. Его щеки и подбородок, прежде покрытые светлым, как его волосы, пушком, были гладко выбриты, правда, Дромеда рассмотрела над губой порез. Альфард как-то сказал, что легче постричь бороду Дамблдора, чем сбрить усики, губы больше всего чувствуют боль. — Кого ты изображаешь? — оделся Тонкс просто, явно по-маггловски, темные брюки, не из грубой хлопчатобумажной ткани, как у Чамберса, а как у магглов в Иствитче, да вязаный свитер поверх рубашки. Однако на плечах красовалась тяжелая, подбитая овчиной, куртка, не закрывавшая запястья, а на голове — кожаная шапка с нелепо огромными очками на ней. — Летчик, — Дромеда вопросительно посмотрела, и Тонкс указал на модель металлической птицы, свисающей с потолка, — это штука называется «самолет» или «аэроплан», на нем можно летать, как на метле, только она вмещается гораздо больше людей. — А летчик им управляет, — продолжила за него Дромеда. Тонкс кивнул. — Да. Самолеты бывают разные, есть пассажирские, — Дромеда хмыкнула, он слишком легко произнес столько заковыристое слово, — для перемещения обычных людей, они самые огромные. Есть грузовые — для разных товаров, тоже очень впечатляющие. А я — летчик военный. — У них какие, — Дромеда замялась, прежде чем выговорить, — само-леты? — Совсем мелкие, — к её удивлению, Тонкс отложил тарелку, хотя на ней еще оставались сардины, — много и не надо, главное — найти цель и поразить, — усмехнувшись, он добавил, — честно говоря, я придумал образ в самую последнюю очередь. Пришел, как обычно хожу, просто попросил маму принести с совой папину куртку, и она привезла его форму. Он снял шапку, пригладив волосы, Дромеда с усмешкой заметила, что он явно провел время с расческой гораздо дольше обычного. — Он сначала воевал в пехоте, но после Дюнкерка (6) выучился на летчика. Присматриваясь к шапке, Дромеда решила, что мистер Тонкс отличался отчаянностью, стекла очков все в трещинах, и повсюду дырки. Также он ниже сына, длинные концы шапки должны были полностью закрывать шею. Дромеда снова пробежалась глазами по заполненному классу, но вместо заветного яркого венка из листьев к ней приближалась зеленая морда с разверзнутой пастью. Дромеда вытянулась, прижавшись спиной к стулу, когда она подошла к ней и принялась снимать голову. Неужели Белла её нашла? — Тед, — появилась красновато-рыжая копна и полное добродушное лицо, и Дромеда облегченно узнала кузину Молли, — Мэтью зовет тебя, готовься. Тонкс деланно пожал плечами. — Ладно, потопал я, — он поднялся, нахлобучив шапку. — Не упаришься? — вместе с Молли прибыл рыжий парень, такой же рослый, как Тонкс, но в отличие от него худой и узкоплечий. — Я должен остаться в образе, — утерев пот со лба, Тонкс направился в центр класса. — Мы можем присесть? — Дромеда кратко кивнула, и Молли и её спутник расположились рядом. Пока кузина накладывала в тарелку закусок, Дромеда осушила чашу с соком, от острого соуса сушило горло, и вежливо сказала. — Красивый костюм, Молли. — Спасибо, — Молли мило улыбнулась, — я долго думала, в кого мне перевоплотиться, и решил взять дракона. Зеленый валлийский, прям как у нас на гербе. А ты кого изображаешь? Дромеда налила себе еще соку, отпив, пересказала все, что наговорил Чамберс. Молли внимательно слушала, ни разу не перебив, а её спутник и вовсе открыл рот от удивления. — Как тебя зовут? — Дромеда спросила его. — Не помнишь? — подозрительно прищурился он, не иначе как от близорукости. — Артур, откуда ей тебя знать, она ведь со Слизерина! — укоризненно сказала Молли. — А, тогда ладно, — парень тут же подобрел, — Артур Уизли, — надкусив фаршированной тыквы, он добавил, — меня знать надо, я ведь староста. — Артур! — снова укоризненно крикнула Молли, но с улыбкой на пухлых губах. Уизли, значит. Дромеда сидела прямо, чувствуя, как желудок стал колом. Уизли, предатель крови. И её кузен. До чего тесен волшебный мир! — У тебя какой костюм? — спросила она, придав себе вежливости, интересно, понял ли Уизли, что на самом деле она испытывает. Уизли гордо раскинул длинные руки, показывая красную рубаху с кривыми узорами в виде львов на воротнике и рукавах. — Годрик Гриффиндор! Храбрейший из храбрейших! — сняв с пояса, сделанного из веревки, меч, он довольно сказал, — Сам сшил вот этими руками. Дромеда не сомневалась, правый рукав оказался длинней левого, а со швов торчали нитки. Однако Молли смотрела на его одеяние с гордостью, Дромеда снова почувствовала, как сводит желудок. — Кажется, вечер начинается, — Дромеда указала пальцем на шорох в центре классе, Молли, тронув Уизли за локоть, повернулась, расправляя длинную зеленую мантию и пришитый к подолу хвост. Чамберс приставил к горлу палочку и заговорил. — Ребята и девчата! — Дромеда хмыкнула, услышав столь простое обращение. — Прошу занять места, начинается вечер! Дромеда в который раз вытянула шею в поисках Геры, когда макушки студентов в масках и коронах опустились, она увидела заветный венок. Гера сидела по правую руку от Слагхорна, расположившегося ближе всех, может он глуховат стал на старости лет, но Гере явно такая близость к сцене повредит. По левую руку от декана Слизерина оказались двое с Рейвенкло, семикурсник Крессвелл и выпускница Макклюр. Не чувствуя никакого смущения, двое выходцев из магглов вели непринужденную беседу с чистокровным. Притом Слагхорн внимал каждому их слову, довольно поглаживая усы. — До чего мерзкий тип, — прошипел Уизли, Дромеда недовольно посмотрела на него, как вдруг ему вторила Молли. — А то, сидит и думает, кому бы прислать бутылку медовухи, чтобы Крессвелла приняли в обществе также, как его подружку. — Молли! — Дромеда укоризненно шикнула. — Дромеда, я знаю, о чем говорю, он моему отцу приходится двоюродным братом и часто у нас бывает. Как сядут они, папа и Слагхорн, за медовухой, так до утра трещат и вспоминают молодость. — Зачем тогда ты пришла? — Дромеда барабанила пальцами по вилке. — Иначе бы он папе нажаловался. — А я пришел, чтобы составить компанию, — добавил Уизли, угрюмо играясь с мечом, явно игрушечным, — по приглашению Молли, ведь Морж меня не звал. Дромеда, сжав вилку в руке, шикнула на них обоих, Чамберс, оглядев класс, снова поднес палочку к горлу. — Итак, у нас вечер музыки, — лукаво улыбался Чамберс, пока по рядам прокатились томные возгласы, — не просто мы споем вам замечательные песни, нет, мы покажем истинный смысл вечера. «Любите, а не воюете». От Дромеды не укрылось то, с каким обожанием уставилась на Чамберса Гера, когда начнет играть музыка, она уведет её с вечера. К её же благу! — Итак, честь начать вечер я отдаю Эдварду Тонксу, — Тонкс, чуть не сбив широким плечом преподавателя, поднялся на помост, неся в руках гитару. Под аплодисменты, к которым присоединилась Дромеда, он склонил голову, едва не уронил отцовскую шапку, и с размаху сел на заранее приготовленный стул. — Никогда не слышали о ландскнехтах (7)? — прокатился смешок, Тонкс, на удивление невозмутимо продолжил, — Жаль, веселые ребята были! Их можно назвать солдатами, однако солдат сражается за страну, а они за деньги. Но они и обычными наемниками не были, дисциплина была железная, даже грабеж города подчинялся правилам. Жили они недолго, 3-4 года, не больше, и песни у них все о смерти, никаких бравад, все просто: «Мы все умрем», — смех становился громче, и Дромеда тихо хихикнула, как легко люди думали о неизбежном и страшном. — Я не буду вас томить, — настроив гитару, Тонкс легонько тронул ногтем струну, — песня «Der tot reitet»(8), — Дромеда нахмурилась, как он легко произнес слова на этом языке Allemands, — «По Фландрии скачет смерть», наш совместный с профессором Чамберсом перевод с немецкого, — ловко он водил пальцами на струнах, в кратких перерывах постукивая по гитаре. «Вот Смерть на вороном по полю скачет Под капюшон облезлый череп прячет. Когда ландскнехты в поле маршируют, Она за ними следует, ликуя. Раскинув сеть, По Фландрии скачет смерть! По Фландрии скачет смерть!» Дромеда напрягла уши, мальчишки и девчонки, чего скрывать, обменивались смешками и подпевали. Она, прямая как струна, выжидала, на неё никто не смотрел. «Красива на коне смертельно бледном, Как херувим в сиянии победном. Как дева в платье, вышитом багрянцем, Она идет, кружась в безумном танце. Фа-ла-ла! Фа-ла-ла! Смерть барабанит, аж земля трясется, Тот гром в солдатском сердце отзовется. Все не смолкают барабаны дроби — То кожа, что натянута на гробе! Раскинув сеть, По Фландрии скачет смерть! По Фландрии скачет смерть! Вот первой дроби грозные раскаты, Остановилось сердце у солдата. Вторая дробь — и стих вороний крик, Ландскнехт в могилу — раз, два, три! Фа-ла-ла! Фа-ла-ла!» Класс увлеченно слушал, даже Крессвелл задумчиво попирал изящное лицо, внимая словам. Дромеда мельком посмотрела на кузину и её друга, на что она надеялась, те не обращали внимания на неё, глядя в центр. Дромеда тихо поднималась, готовясь покинуть их, как вдруг Тонкс замедлил ритм песни и пропел тихо и меланхолично. «А третья дробь светла и бесконечна, Ландскнехта Бог ведет за руку в вечность. Стихает дробь, над Фландрией летя, Как будто мать баюкает дитя. Раскинув сеть, По Фландрии скачет смерть! По Фландрии скачет смерть! Смерть то гремит и факелом мерцает, То в танце нежным смехом утешает. То громче барабан её, то тише. Ты мертв, мертв, мертв — и Судный день все ближе!» Едва он убрал пальцы от струн, класс сотрясался от аплодисментов, даже надменный Крессвелл сухо похлопал несколько раз. Дромеда опустилась на место, чувствуя, как приливает кровь к щекам, ей показалось, что Тонкс явно видит её, несмотря на плохое зрение. — Теперь надо что-нибудь ближе к нашим дням, — непринужденно он сказал, — и конечно веселее, — Дромеда сама невольно улыбнулась, — Итак, не знаете о хиппи? Популярное движение в маггловских Штатах, пока их правительство воюет с Вьетнамом, и все никак не может победить маленькую и бедную страну, мальчишки и девчонки надевают расклешенные штаны, цветастые рубашки и поют песни. Любите, а не воюете! — вновь взявшись за гитару, он произнес, — Скотт Маккензи, «Сан-Франциско»(9). По залу пронеслись легкие звуки, гул и шепот прекратился, и вновь Дромеда слушала мягкий голос Тонкса. «Если ты едешь в Сан-Франциско, То влети в волосы пару цветов. Если ты едешь в Сан-Франциско, То обязательно встретишь милых людей» Гера, она должна сейчас вывести её, Дромеда привстала, но лишь для того, чтобы продолжать смотреть в центр зала. «Все, кто приезжает в Сан-Франциско, Лето для них становится временем любви. На улицах Сан-Франциско Милые люди с цветами в волосах» Молли, пользуясь случаем, вдруг чмокнула Уизли в щеку, а он её — легонько в губы. Дромеда все не сводила взгляда с Тонкса. «Все нации смешались в странной вибрации, Люди в движении. Целое поколение с новым движением, Люди в движении, люди в волнении» Его пальцы ловко перебирали струны, Дромеда мечтательно вдруг закачалась в такт музыки, глядя на них. «Все, кто приезжает в Сан-Франциско, Всегда вплетают в волосы цветы. Если ты приедешь в Сан-Франциско, Лето станет для тебя временем любви. Если ты приедешь в Сан-Франциско, Лето станет для тебя временем любви». Ладони вспотели, когда Тонкс поднял глаза. Дромеда встретилась с ним взглядом, дрожа, она чувствовала исходящую искру. Тонкс, не спеша раскланялся с аплодирующей публикой, пока довольный Чамберс вызывал Сиршу Макдугал с Гриффиндора, он, передав гитару, возвращался на место. Дромеда с размаху села на стул, чуть не порвав платье, лицо пылало, когда Тонкс здоровался с Молли и Уизли. — Так здорово, — Молли раскраснелась в тон волос, — ты так играешь! — Спасибо, — от звука его голоса, Дромеда обхватила дрожащие ладони. — А ты был в Сан-Франциско? — восхищенно спросил Уизли, поправляя сползшую с худого плеча рубаху. — Нет, к сожалению, хотя хочется. Дромеда глубоко вдохнула, она определенно должна что-то сказать. — Красивые песни, — она решилась и повернулась к нему лицом, надеясь, что смуглость кожи скроет темные пятна. — Благодарю, — у Тонкса самого на щеках проступил румянец от её слов. Вечер продолжался, но происходящее напоминало сон, как нарочно, что песня, то о любви. Сирша Макдугал сначала исполнила балладу о Тристане и Изольде, затем современную маггловскую песню от некой группе, «Шокирующий синий»(10), предостерегающей от брака с железнодорожником. Сменившие её двойняшки Аббот спели на чистой латыне песню «В таверне», во время которой Слагхорн смотрел на них с неким укором, затем завели толпу, провокационно спрашивая устами некого аэроплана Джефферсона «Можешь ты кого-то полюбить?»(11). Дромеда все глядела на Тонкса со спины, пока он слушал, она восхищенно рассматривала его крепкие плечи, его широкую спину, но стоило ему повернуться, как тут же она интересовалась содержимым тарелки. Голова гудела от переполняемого смущения, и последующие песни прошли мимо её ушей. Дромеда царапала вилкой пустую тарелку, нетерпеливо ерзая на месте, она должна поскорее убежать, пока себя не выдала. — Теперь, — важно проговорил Слагхорн, величаво поднимаясь с стула, — раз уж ваши питомцы, Мэтью, — Чамберс усмехнулся от такого обращения, — выступили, и выступили великолепно, то тогда я предлагаю обязательную часть моего вечера, — зал напряженно замер в ожиданию, пока Слагхорн, пригладил усы, изрек, — Танцы! Класс наполнился шумными возгласами, мальчики и девочки наперебой приглашали друг друга, то и дело, хлопая стульями, и роняя тарелки. Молли тут же вышла под руку с Уизли, Эдгар Боунс держал за локоть Хелен Аббот, еле достигая её плеч. Чамберс жестом взмахнул палочкой, и под всеобщий ах стол превратился в рояль, величаво сел за него, Чамберс длинными пальцами принялся водить по клавишам. Звуки вальса наполнили зал, первыми танец начали Крессвелл и Макклюр, вслед за ними кружились прочие пары. Дромеда вцепилась ногтями в подол без того узкого платья, в голове проносилась шальная мысль, ей срочно нужно бежать. — Я не умею танцевать, — тараторила она, — меня учили, но мне на тролли на оба уха наступили. Она лукавила, напротив она недурно вальсировала, конечно, у Цисси музыкальный слух развит лучше, но она могла протанцевать менуэт и контрданс, на многочисленных семейных праздниках кружилась с многочисленными кузенами. С Джаредом, Фрэнки, близнецами Пруэтт, Люциусом, и даже с малышами Сириусом и Эваном. — Я тоже плохо танцую, — неожиданно Дромеда услышала обращенного к ней Тонкса, — вечно кому-нибудь на ноги наступаю. Дромеда, не таясь, покраснела. — Ты хочешь прогуляться? — Я надеюсь, ты не предложишь Запретный лес? — Дромеда придала себе надменности, но Тонкс дернулся, ответив ей. — Нет, конечно, у меня в мыслях не было ничего подобного, — наклонившись, он весело прошептал, — хочешь выйти за пределы Хогсмида?***
Фалена не соврала, подумала Дромеда, зябко кутаясь, плащ, подбитый шерстью, надувался пузырем, и по спине прошлись мурашки. Хватая края плаща, она закрыла поясницу, но сдавалась под напором ветра. Тонкс, ступая рядом, напротив не испытывал холода, внимательно глядя на Дромеду, он принялся снимать с себя куртку. — Тебе холодно? Может возьмешь? Дромеда надменно поджала нос, но новый порыв ветра чуть не сорвал плащ. Потирая покрытые «гусиной кожей» руки, она взяла куртку и накинула на плечи. Рукава укрыли ладони, края достигали середины бедра, отогреваясь под теплой овчиной, Дромеда спросила. — А ты не замерзнешь? — под светом фонаря она видела, как покраснели щеки и нос Тонкса. — Нет, — беззаботно он поправил шапку, чьи концы не закрывали ему шею, — на мне свитер и рубашка, не замерзну. Дромеда недоверчиво хмыкнула. — Я бы так не сказала. — Не переживай, — потирая руки, небрежно сказал он, — я не мерзлявый. Подожди, — вдруг он остановил Дромеду, — ты не застегнулась. Дромеда рассмотрела края куртку, никаких пуговиц, лишь темные зубчатые ряды, Тонкс, наклонившись, взялся за крошечную металлическую ручку, соединявшие ряды, и потянул наверх. Дромеда удивленно обнаружила, что зубчики намертво сцепились между собой. — Удобно, не правда? — весело выдохнул Тонкс, — Никакой возни с пуговицами. — Я бы не хотела напоминать, — Дромеда заговорила, нагло посмотрев ему в глаза, — но ты обещал кое-что показать. — Тогда не будем терять время. Хэллоуин, или Самайн, как называли его древние кельты, царство ночи и волшебства, вместо обычных фонарей сияли огромные тыквы, жутко скалясь, «Три метлы» и «Сладкое королевство» гудели от переполняемого шума, в любом здании, будь то магазин, кафе или обычный жилой дом, горел свет. Дромеда постоянно слышала одни и те же слова, «Сладость или гадость», с легкой грустью она наблюдала, как в раскрытые двери заглядывали звериные морды или феи в коронах, после чего слышалась стук, так сыпались в ведра конфеты. В Иствитче они были единственные волшебниками, на площади Гриммо поблизости обитали лишь магглы, а Рудбрук от города, Стратфорда-на-Эйвоне, разделяла огромная река. Чем дальше они шли, тем реже встречались дома, Дромеда увидела «Чайный пакетик Розы Ли», заведение более предпочитаемое взрослыми, Хогсмидское отделение совиной почты, сотрясаемое от птичьих криков. Далее среди валунов и зарослей чертополоха возвышалось двухэтажное здание, бар «Кабанья голова», откуда исходили пьяные крики и грязные ругательства. Дромеда брезгливо оглядела грязь на окнах и пыль на подоконниках, неужели мистер Пруэтт, гроза всего магического мира, от министра Магии до двух незадачливых сквибов, любил сие заведение посещать. Отвернувшись, Дромеда продолжала идти за Тонксом, он провел её мимо старого нежилого дома на окраине и свернул с аккуратно выложенной дороги. Ступая по густо усеянной мелкими камешками земле, Дромеда подошла к краю обрыва, заглянув вниз, с шумом выдохнула, горный склон резко обрывался. — Вот тут аккуратно, — сказал Тонкс, осторожно обходя края обрыва, — я как-то с него чуть не упал. Дромеда шла мелкими шагами, внимательно смотря под ноги, росшая в доме на холме, окруженном лесом, она не понаслышке знала о коварстве неровной местности. Широко расставив руки, Дромеда сохраняла равновесие, пока спускалась вниз, порыв ветра качнул её, но она устояла. Тонкс, уроженец горного Уэльса, аккуратно ступал по краю, ни разу не оступившись. Обогнув склон, они очутились в низменной долине, Дромеда с удивлением посмотрела по сторонам, она отчетливо рассмотрела отдаленные огоньки. — Если дальше идти, то мы попадем в маггловский городок, — сказал Тонкс, выдохнул пар, — но это не самое интересное. Дромеда с насмешкой посмотрела на него, он знает, как разбудить в неё любопытство. — Надеюсь, оно стоило того, чтобы проходить мимо пьяных мужиков и карабкаться по склону. Тонкс ничего не ответил, с улыбкой он показал на воткнутую в землю табличку. Дромеда подошла ближе, освящаемая лунным светом виднелась надпись. «Вход воспрещен», гласила она. — То, что видят магглы, когда подходят к Хогвартсу, — пояснил Тонкс, подходя ближе, — я как-то заходил в тот маггловский городок, так вот меня местные жители предостерегали. Якобы в горах руины, и ходить там опасно. Дромеда снова посмотрела на скользкий склон, на его рыхлые от камней края, даже если руины оттуда не видны, дорога в любом случае не сулила ничего хорошего. — В принципе, здравая мысль, лечебница святого Мунго для магглов выглядит, как разрушенный завод, дабы они не интересовались им, а дом, где я сейчас живу, и вовсе не существует для магглов. — Правда? — Тонкс с интересом спросил, — Это как? — Есть дома 11 и 13, а между ними должен быть дом 12, но магглы видят лишь табличку на пустом месте и думают, что давным-давно допустили ошибку, — поясняя, Дромеда вдруг зацепилась ногой о торчащий корень. Пытаясь удержаться, она схватила Тонкса за локоть, чуть не растянув ему свитер. — Извини, — прохрипела от смущения Дромеда, — я тут на ногах не держусь. Тонкс не собирался упрекать, пока она поправляла ему рукав, он вдруг обхватил её руку и поднес к губам. Дромеда ощутила кожей горячее дыхание, щеки запылали, в висках стучало от волнения. Она посмотрела на Тонкса, на его зарумянившие от холодного ветра щеки, на его полураскрытые губы. — Тед, — тихо шептала она. — Да, Дромеда? Поцелуй меня, звучало в голове, целуй сильней, с трудом дыша, она сказала. — Давай вернемся обратно, — пряча глаза и убирая руку, пролепетала она, — а то поздно уже. Лучше завтра вернемся, я как раз сделаю фото. Пришлю его кузену, у него скоро день рождения. — Хорошо, — Дромеда уловила грусть в его голосе, — и потом пойдем в маггловский городок.***
1 ноября 1967 года Хэллоуин прошел, духи вернулись в потусторонний мир, маски сброшены, вновь надо садиться за парту и учить 11 предметов на СОВ, а потом идти в поле готовиться к матчу с Гриффиндором. Дромеда понуро шла по коридору, пока Прингл, чертыхаясь на каждом шагу, вместе с Хагридом снимал тыквы. Копченные от свечей, они сиротливо валялись на заполненной тележке, сияя вырезанными оскалами. Но без света внутри уже не пугали. Дромеда шла, водя пальцами по овчине, как она не хотела просыпаться. В городе Сан-Франциско, в городе любви, Тед вплетал ей в волосы цветы. Почему она не поцеловала его? Неожиданно раздался свист, Дромеда чуть не уронила куртку, что бережно несла, сквозь стену проникли два привидения, призрак из башни Гриффиндора, Почти Безголовый Ник, гордый и чванливый господин, которого палач не сумел достойно казнить, и Толстый Монах, обитатель гостиной Хаффлпаффа. — Не смейте меня умолять простить Пивза! — гневно вертел еле держащейся головой Ник, — Я бы спустил ему с рук обычную шалость, но испортить мне смертенины! Еще и в круглую дату! Это просто вверх безобразия и бесстыдства! — Друг мой, — елейно говорил Монах, — как учил нас Иисус, сын Божий, прощайте врагов своих, благословляете проклинающих вас… — Если вам так охота благословлять ваших братьев по ордену, что сожгли вас, ой, простите, освободили вашу грешную душу, то ваше право! Но меня не вовлекайте, сэр Николас де Мимси-Порпингтон, — приведение гордо расправило воротник, — еще ни одного врага не оставил без мести. — Как вы полны гнева, — укоризненно покачав обритой головой Монах, — вредно для души. Дромеда раздраженно смотрела на перепалку привидений, хорошо быть мертвым, бренные дела живых и здравствующих никак не интересует, и можно выяснить отношения, где угодно. — Простите, что прерываю вашу беседу, — высокомерно процедила она, — однако дайте мне пройти. Почти Безголовый Ник перестал дергать голову и глубоко поклонился, Толстый Монах, оставив собеседника, подлетел ближе. — Простите грешника, не увидел вас, — Дромеду немного передернуло от елейного тона привидения, — скажите на милость, вас зовут Андромедой Блэк? Дромеда ближе прижала к себе куртку, задрав голову. — Да, а кто спрашивает? — Некий юноша с моего факультета просил меня об одной услуге, он нижайше просит прощения, что не сможет сегодня никуда вас повести. Дело в том, что его утром свалила лихоманка (12). Дромеда подняла бровь. — Простите? — Лихоманка, — вмешался Ник, подлетая ближе, — неужели не слышали о таком недуге? Когда меня в Босворте (13) ранил Ричард, что никогда не был горбуном, лишь кособоким, хотя сражался, как сущий дьявол, я до самой коронации Генриха Тюдора лежал с лихоманкой. — Также беднягу, — скорбно произнес Монах, — мучает перхуй. — Мерлинова борода, — Дромеда снова ничего не поняла, лишь то, что болезнь весьма серьезна, — и где же он? — В Больничном крыле, дитя, — перекрестившись, Толстый Монах, — ваш возлюбленный также просил меня запомнить, что ваши волосы цвета жженного каштана, а не угля. — Спасибо, — Дромеда вдруг нахмурилась, — он не возлюбленный, просто друг. — Простите, дитя, нам, ушедшим, не всегда удается понять эти мгновения юности. Что же, мой друг, отправимся и мы. Почти Безголовый Ник и Толстый Монах, величаво откланявшись, поплыли по коридорам, обсуждая вопиющее поведение Пивза. Дромеда тут же помчалась, обегая толпы студентов и едва не сбивая с ног преподавателей, она сильней прижимала куртку к груди, стараясь не думать об его обладателе. Он наверняка заболел после прогулки, отдал ей теплую куртку, а сам слег. Дромеда добежала до лестницы, отдышавшись, она спокойно поднялась по ступеням. Она просто отдаст ему куртку и уйдет, и больше не пойдет с ним гулять. Она от чистой крови Блэков и Розье, а он — из магглов, притом не из самых важных. Лихоманка, если она правильно услышала, после прогулки на морозе, станет самой меньшей из бед, что постигнут Тонкса, если её родственники узнает об их выходке. Септимус Уизли, муж покойной троюродной бабки Цедреллы, еще здравствует, но прапрадеда Боба Хитченса уже нет в живых, становилось понятно, зачем Айоле понадобилось выявлять реакцию на яды. Другой далекий предок с нечистой кровью, Дональд О’Брайен, также расстался с жизнью, когда в Ирландию вторглись англичане, Дромеде казалось, что его дом не случайно обнаружили. Дромеда все шла, лихорадочно комкая овчину на куртке, мимо неё проходили парочками студенты, влюбленно перешептываясь. Нет, побег из дома с возлюбленным красиво смотрится лишь в книгах и в историях для «Ведьминого досуга», в жизни ничего хорошее обычно не следует. Ариес, первый из предателей крови, погиб в битве от руки собственного кузена за то, что отверг его сестру ради магглы. Цефей Блэк, приняв веру волшебницы из побочной линии, также лишился жизни на поле боя. В то же время его кузина Электра будет вынуждена выйти вторым браком за нелюбимого чистокровного, лишь бы обеспечить будущее дочери от любимого грязнокровки. Как умерла прапрабабка Айола, она не знала, но троюродная бабка Цедрелла скончалась в жутких муках от тяжелой болезни, не имея средств на достойное лечение. Никогда не выходи за железнодорожника, звучала песня на прошлом вечере. Никогда не выходи за неравного себе, девиз всех чистокровных волшебниц. Тяжелые двери Больничного крыла близились с каждым шагом, Дромеда нервно поглядывала на них, подходя, осень не только пора Хэллоуина, но и простуд. Папа при жизни никогда не любил праздновать день рождения, родившей в ноябре, он сталкивался с дождями, грязью и повально чихающими родственниками. Больничное крыло должно быть заполнено сверх меры, её визит к Теду, нет, то есть к Тонксу, спешно поправила себя Дромеда, не останется незаметным. Однако её рука коснулась дверей, и они распахнулись. Дромеда с облегчением увидела почти пустое Больничное крыло, всего две заполненные койки, возле одной из которых стояла ширма. Но возле койки Тонкса уже стоял посетитель. — Подобное поведение нормально для кошки, — Дромеда с отвращением услышала полный презрения голос Крессвелла, — а не для дьяволицы, что у тебя! — Ширли хотя бы похожа на свой вид, — раскашлявшись, прохрипел Тонкс, — а твоя животина — на крысу-переростка. — Уоллес — чистопородный йоркширский терьер, а не подзаборная приблуда. — Крессвелл, на будущее, когда слышишь слово «чистопородный», то знай, что тот, о ком так говорят, родился в результате инцеста. Дромеда хихикнула, увидев, как изменился в лице Крессвелл, задрав изящный подбородок, он с гордым видом удалился. Встретившись с Дромедой у входа, Крессвелл вдруг глумливо улыбнулся. — Шатенка в этот раз пришла, — Дромеда потянулась было за палочкой, но Крессвелл исчез за скрипом двери. Лицо покрылось пятнами, он обо всем догадался. Однако отступать было в высшей степени не вежливо, Тед, нет, Тонкс, наверняка увидел её. — Тед, я принесла твою куртку, — Дромеда смотрела на деревянный паркет Больничного крыла, пока подходила, — извини, я не думала, что так все закончится. Тонкс зашелся в приступе сильного кашля, хрипя, он взял куртку из её рук и положил под подушку. — Ничего страшного, — упав на постель, он натянул одеяло на себя, укрывая замотанное горло, — не рак легких, и на том спасибо. У нас в Аберфане половина мужиков, включая папу, после 40 лет отплевывает куски легких. Я еще легко отделался. Дромеда дернулась, столь невинный тон о таком жутком её пугал. — Что здесь делал Крессвелл? — спросила она, садясь на стул. — Этот сын Шотландских гор с них же сброшенный вниз головой? Моя кошка подралась с его псом, хотя называть эту крысу псом, значит оскорбить всех собак. Подумаешь, поцарапала пару раз, — кашлянув в подушку, он тихо продолжил, — вот он ей лапу прокусил, я хотел понести её к Хагриду, а он чихать начал и выгнал нас. А ведь Крессвелла пустил с его псиной! — Можно отнести к профессору Кеттлбёрну, — сказала Дромеда, поправив задравшуюся простынь, — он ведь в животных разбирается. Раз справлялся с драконами, что-нибудь придумает и с обычной кошкой. Тонкс слабо улыбнулся, пока не зашелся в кашле. — Мне от Бодроперцового зелья что-то легче не становится, — прошептал он, кивая на бордовую бутылку на тумбочке, — только сильнее кашлять начал. — Пар из ушей не шел? — спросила Дромеда, внимательно глядя на него. — Еще как шел, — выдохнул Тонкс, проведя рукой по побелевшему лицу, — я даже головой ударился об ширму из-за этого пара. — У тебя, наверно, не простуда, — умно произнесла Дромеда, -а что-то посерьезней. Тонкс хрипло рассмеялся. — Что, два призрачных лекаря своими диагнозами делились? — Дромеда кивнула, и он продолжил, — Они еще способы лечения предлагали. Ник советовал пиявок и побольше, а Монах — настой из толченного речного жемчуга собственного приготовления. — Жаль, пиявки и жемчуг не спасают от топора и костра. Дромеда и Тед рассмеялись, как вдруг послышался сердитый голос Помфри. — Кровь при первом разе не всегда появляется, это ужасное заблуждение, — отчитывала она из-за закрытой ширмы, — но более так ночь проводить не советую, если не знаете способов защиты. Не забывайте, юная леди, что детей даруют не феи, и не Мерлин приносит болезни! Я ничего не скажу вашему декану, но от родителей я не смогу ничего скрыть. Дромеда внимательно повернула голову, из-за ширмы выходила девочка, пристыженно опустив голову, мадам Помфри выскочила следом, держа юбки. — Так, молодой человек, — говорила она ласковей, — продолжаем лечение. Раз кашель не проходит, придется добавить еще зелья. Притянув палочкой увесистую бутылку в виде змеи, Помфри подошла к койке Тонкса, откупорив снадобье, она смешала его кисло пахнущее содержимое с Бодроперцовым зельем. — Так, молодой человек, не капризничаем, не надо было гулять на улице налегке, — строго отчеканила Помфри, услышав страдальческий вздох Тонкса, — Юная леди, — обратилась она к Дромеде, заполняя смесью кружку, — пока покиньте крыло, вашему другу, — зло произнесла она это слово, — еще предстоит протирание. Дромеда спешно посмотрела на вздыхающего Теда, поднялась со стула и сказала. — Я лучше завтра приду, мне еще надо к матчу готовиться, — коснувшись его руки, она тихо проговорила, — спасибо за вечер. — Удачи, — помахал Тед ей на прощанье, стараясь не смотреть на целительницу с дурно пахнущей кружкой. — Молодой человек, открывай рот, чем скорее выпьешь, тем лучше будет. Покидая крыло, Дромеда все рассматривала пол, зачем она только пообещала, что придет, Тед теперь станет ждать её. Не придет, прослывет обманщицей, придет, прослывет предательницей крови. Ни один вариант не лучше другого! Может попросить Кровавого Барона сказать, что она тоже заболела? Нет, Дромеда тяжело прислонилась к холодной стене, гордый Арнульф из Эссекса не станет врать ради какой-то глупой влюбленной девчонки, тем более, что Тед поинтересуется, почему же она не в Больничном крыле. Дромеда вдруг ощутила резкую хватку за локоть, обернувшись, она увидела Геру, её застывшее в ужасе лицо. — Дромеда, — с трудом она выговаривала слова, — ты что делала в Больничном крыле? — Я, — Дромеда сама тихо говорила, — я одного, — она не могла сказать «друга», Гера как никто другая знает, что никаких друзей, кроме Джареда, у неё нет, — знакомого. Ему надо было одну вещь отдать. — А, — смело выдохнула Гера, — слушай, не говори никому, что я была у Помфри, ну, пожалуйста! — Хорошо, не скажу, — Дромеда обернулась, никто из проходящих по коридорам студентов и преподавателей не обращал внимания на двух секретничающих девочек, — а ты зачем к ней шла? — Ты не поймешь, — напряженно выговорила Гера. Дромеда резко выпрямилась. — Погоди, Гера, ты что с Чамберсом, — она долго выбирала хотя бы одно приличное слово, пока Гера резко не крикнула. — Да, я с Мэтом спала! Трахалась! — Дромеда отпрянула, пока Гера наседала, — Достаточно ясно я выразилась?! — Ах, он теперь — Мэт, — помотав головой, Дромеда процедила, — ты в курсе, что он — твой учитель? И что он тебя старше? — Я как бы у него Маггловедение учу, — ехидно парировала Гера, — мне, наверно, лучше знать. — Ты нарываешься на неприятности, весьма серьезные. Гера презрительно фыркнула. — Ой, тоже мне примерная благородная девица нашлась, ты сама где всю ночь пропадала? Дромеда сжала в кулаке подол мантии, глядя на однокурсницу. — Не всю вечере, а только вечер, это во-первых, — сузив глаза, она зло продолжала, — и я с Тедом даже не целовалась, это во-вторых. Гера издала хрюкающий звук. — Ах, он теперь — Тед, — смеявшись, она ехидно спросила, — в качестве подружки невесты позовешь? Дромеда опешила от наглости, прямо держа голову, она ответила. — Не заслужила. — А на крестины? — Дромеда покрылась пятнами, и Гера тут же сказала, — Ладно, не хочешь — не приглашай, в любом случае ты тоже нарываешься на серьезные неприятности. — Я с ним спать не собираюсь! И я в него не влюблена! — Ой, не ври мне, иначе, зачем ты пришла в его куртке? Еще жалеешь, небось, что не в его рубашке! Дромеда грозно насупилась, надвигаясь на Геру. — Так, Гера Джонс, не зли меня! — Так, Андромеда Блэк, — Гера, невысокая и худая, грозно засучила рукава, — давай договоримся, ты не копаешься в моем грязном, как дерьмо дракона, белье, а я не копаюсь в твоем чистом, как слезы феи, белье. Дромеда опешила, вновь воровато оглянувшись, зло сказала. — Хорошо, но ты, Гера, нарываешься. — Но это уже не твоя забота, дуэнья. Гордо встряхнув кудряшками, Гера развернулась и побежала по коридору во всю прыть. Злобно смотря ей вслед, Дромеда вспомнила песню вечера. Можешь ты кого-нибудь полюбить, вопрошали двойняшки Аббот. Нет, не могла бы, понуро думала Дромеда, бредя по этажу. Нужна смелость, а вся смелость, какой обладал отец, женившись против воли на француженке, досталась Белле. 1. Имеется в виду Кишинев, нынешняя столица Молдовы, но тогда бывшая центром Бессарабской области, позже губернии, Российской империи. Печально прославился город крупным еврейским погромом в 1903 году; 2. Пак — персонаж германской мифологии, аналог домового, но у Шекспира он стал лесным духом; 3. Франко-прусская война — война между Францией, бывшей империей, и Пруссией, произошла в 1870–1871 гг., привела к падению французской империи и объединению Германии под гегемонией Пруссии; Англо-бурская война — война между Великобританией и голландскими переселенцами, бурами, в Южной Африке, произошла в 1899–1902 гг. привела к победе англичан; 4. Архаичный период в истории Древней Греции датируется 8-5 веками до нашей эры, классический — 5-4 веками до нашей эры; 5. Кора (греч. девушка) — так называли статуи в виде девушек, характерные для архаичного периода, статично стоящие девы украшали храмы, символизируя юность и чистоту; 6. Дюнкерк — французский город, в котором с 26 мая по 4 июня 1940 года проходила эвакуация британских, французских и бельгийских частей после нанесенного немцами поражения; 7. Ландскнехт (нем. слуга страны) — немецкий наемный пехотинец 14-16 веков; 8. «Der tot reitet» (по Фландрии скачет смерть) — немецкая народная песня, правда, придумана не во времена ландскнехтов, а гораздо позже в начале 20 века. Рекомендуется слушать в оригинале в исполнении хора Бото Лукаса; 9. «San-Francisco» Скотта Маккензи — популярная песня 1967 года, неофициально считается гимном хиппи; 10. Shocking Blue — популярная группа 60-х, и их песня «Never marry a railroad man»; 11. Jefferson Airplane — американская рок-группа, пионеры психоделического рока, и их песня «Somebody to love»; 12. Лихоманка и перхуй — средневековые обозначения лихорадки и кашля; 13. Битва при Босворте — произошла 22 августа 1485 года между королем Ричардом III и его политическим соперником Генрихом Тюдором. Завершилась поражением и гибелью Ричарда, воцарением Генриха и окончанием гражданской войны, названной Войной Алой и Белой Розы.