***
31 октября 1973 года Первое впечатление от Парижа осталось смазанным, Цисси запомнила шумные улицы и гам толпы, город не показался ей особо красивым, как о нем говорили. Большая часть достопримечательностей покрылась копотью от маггловских машин, а расхваленный собор Парижской Богоматери представлял из себя нагромождение витражей и уродливых статуй. Однако вечером город преображался, зажигались разноцветные огни, из каждого кафе доносилась чарующая музыка, а потемневшие здания приобретали суровый вид. Лишь высоченная Эйфелева башня портила вид. — Grandmaman, почему она существует? Мадам Розье презрительно усмехнулась. — C’est le cauchemar (кошмар) построили еще до моего рождения, как нечто временное к одной выставке (3), однако по окончанию разбирать не стали несмотря на многочисленные просьбы, — подходя к статуе ангела, она добавила, — меня не покидает ощущение, что с каждым веком так называемого прогресса вкус магглов ухудшается. От Нотр-Дама де Пари к Эйфелевой башни! Крылья статуи распахнулись, Цисси взяла за руку grandmaman и запрыгнула в образовавшуюся расщелину, не забыв наслать «Конфундус» на магглов. Авеню-де-Магик, тайное прибежище французских волшебников, встретил их шумно, здания магазинов соединялись между собой гирляндами со свисавшими тыквами, на каждом шаге взрывались петарды, заполняя переулки конфетти. Неслись многочисленные дети, как заметила Цисси, мелковаты для студентов Бобатона, и клянчили у прохожих конфеты, но её с grandmaman обходили стороной. Улица наполнилась сладкими парами, фонтаны, встречавшиеся через каждый сто метров, заполнились розовым вином и шампанским. Мадам Розье презрительно фыркнула при виде столпившихся магов, старательно уводя внучку подальше. Вынужденная идти по тротуару, Цисси разглядывала магазины, через украшенные летучими мышами и тыквами витрины она видела то же, что и предлагали англичанам. Книги и письменные принадлежности — в «Велин де Дюбуа», пошитые с иголки мантии и шляпы от «Нуар и Руж», начищенные туфли — от «Серебряных каблуков», и банки с засушенными тушками лягушек и насекомых в «Дарах Парацельса». Нашелся и собственный производитель волшебных палочек, «Леруа и сыновья». Не удивилась Цисси, увидев в ассортименте «конфет мадам Борболета» засахаренные крылья бабочек, неоднократно пробовав их, как и богатый выбор вкусов, от темного шоколада до экзотических фруктов. Обходя образовавшую толпу у фонтанов, мадам Розье привела Цисси к величественному зданию театра, чей огромный купол возвышался на шестьдесят пять футов (4) над самыми высокими магазинами. Каждую из четырех сторон украшал резный барельеф, подпираемые мраморными колоннами, входные двери прятались за скульптурами ангелов. Мадам Розье положила в раскрытую ладонь несколько золотых луидоров, и белокаменные крылья раскрылись, пропуская внутрь. После посещения гардероба grandmaman повела по прямому коридору, мимо картин и статуй, следом по массивной лестнице. Цисси доводилось бывать в театре, помня два его зала, большой — для балета и оперы, и малый — для драмы. Но входы в партер всегда располагались на первом этаже. — Grandmaman, мы не ошиблись дорогой? Так мы попадем на бельэтаж или на галерку. — Я заняла ложу в большом зале, — довольно сказала она, подводя к позолоченным дверям, — возможно, обзор не будет столь хорош, но мы избавимся от общества хамов. — Хамы? В партере? — Hélas (увы), не все, располагающие деньгами, получили хорошее воспитание. Попав в приятный полумрак ложи, Цисси опустилась в мягкое бархатное кресло, раздумывая над словами grandmaman. Школьный опыт подсказывал прямо противоположное, именно выходцы не из чистокровной среды вел себя отвратительно. Амбридж пыталась казаться той, кой никогда не была, а Кэрроу, даром, что из благородных, игнорировал такое замечательное изобретение человечества, как душ. С высоты третьего этажа простиралась вид на зал, Цисси видела, как сотряслась от шума галерка, как волшебники на бельэтаже чуть ли не дрались за омнинокли. Её взгляд пал на партер, где гости в большинстве вели себя прилично, неспешно усаживаясь и в ожидании смотря в закрытый зал. Однако компания из молодых и хорошо одетых колдунов громко смеялись над похабными шутками одного из своих. Недовольно поправив боа на полуобнаженных плечах, Цисси обратилась к семейному опыту, к неприличным байкам Альфарда, к ругательствам дедушки Поллукса и гадким намекам Ориона. И к Родольфусу, кузену и зятю, с чьим поведением приходится мириться. Увы, происхождение не подразумевает хорошего поведения. Прозвенел третий звонок, двери в зал с шумом захлопнулись, и одновременно вышел конферансье, намеренно заискивающим голосом он объявил, что знаменитая труппа «Грация и магия» представляют балет «Нарцисс или болезнь самолюбия». Под аплодисменты раскрылся алый занавес, и на сцену вплыли две танцовщицы, обе в туниках. Высокая брюнетка, украшенная павлиньими перьями и золотой короной, играла царицу богов Геру, а миниатюрная блондинка в одеяниях с мелкими камешками — нимфу Эхо, что отвлекала госпожу. Их окружил магический купол, вокруг которого закружил кордебалет из молодых ведьм в цветочных венках и полупрозрачных накидках. Цисси вытащила омнинокль, заметив знакомые серебристые волосы, когда танцовщик в роли Зевса входил в круг кордебалета, она посмотрела в застывшее изображение. Поморщившись, она вспомнила Аполлин Трембли, дальнюю родственницу, обязанную красотой вейле-матери. Неожиданно купол исчез, нимфы в ужасе разбежались при виде разгневанной Геры, и между божественными супругами разразилась ссора, показанная быстрым и яростным танцем. Следом была наказана Эхо, Гера насылает на неё черную дымку, и нимфа лишается дара речи, отныне она может лишь повторять за другими. Несчастная Эхо погружается в горе и не замечает, как её окружают юноши и девушки, под веселую и стремительную музыку совершавшие танцы любви. И вновь там промелькнула Аполлин. Однако все замерли, стоило появится красавцу Нарциссу, невысокий и жилистый танцовщик царствовал на сцене, паря и порхая в порыве самолюбования. Но Цисси заинтересовало обилие грима. — Grandmaman, — тихо она спросила, — не староват ли Нарцисс? — Pas du tout (отнюдь), Цисси, главные роли никогда не доверяют молодым. На моей памяти ведущие примы часто были матерями ровесниц своих юных героинь. Балерине, что играет Эхо, сейчас исполняется сорок лет. Цисси продолжала следить за действием, смотря, как Нарцисс отвергает девушек, что кружат возле него. Неожиданно присоединяется Эхо, поначалу она с восхищением наблюдает за Нарциссом, затем решается подойти к нему. Не способная самостоятельно показать свои чувства, она повторяет за ним, Цисси с удивлением смотрела, как два танцора одновременно совершали движения, ни разу не сбившись. Магия продлилась недолго, Нарцисс обнаружил присутствие Эхо и беззастенчиво отверг её. Несчастная нимфа принялась метаться на сцене, демонстрируя тридцать два фуэтэ (5). Её страдания заметила Афродита, белокожая красавица в тунике, обшитой голубиными перьями, богиня любви пришла в неописуемый гнев от того, что самовлюбленный нахал отвергал столь светлые чувства. И на Нарцисса наслали черный дым, который он не заметил. Раздался звонок, оркестровая яма затихла, а сцену закрыл занавес, начался антракт. Большой зал за несколько минут почти полностью опустел, одновременно коридоры загудели от быстрых шагов и громких разговоров. Мадам Розье оставалась на месте, притянув листок пергамента, лежавший на столике, и принялась быстро записывать. — Я закажу бланманже (6) и кофе, что насчет тебя? — Парфе (7) и горячий шоколад, — следом Цисси немного стыдливо добавила, — grandmaman, я могу отойти? Мадам Розье молча кивнула, и Цисси вышла в коридор. Ей не составило труда найти туалетную комнату, обнаружив немаленькую очередь к ней. Переминаясь с ноги на ногу, она погрузилась в размышления, нет, вовсе не о балете, действие оказалось на редкость замечательным, чтобы его разбирать. Ей не давала покоя Аполлин, её ровесница, и вскоре после школы оказалась в труппе, притом известной. В чем дело, в таланте, известности её семьи или сверхъестественной красоте, однако не было желания узнавать правду. Покидая уборную, Цисси вдруг застыла на месте, прямо к ней направлялась Аполлин. Осознав неизбежную встречу, она радушно улыбнулась и поприветствовала. — Recevez mes compliments (примите мои поздравления). — Tu êtes très gentil (ты очень добра). Цисси с раздражением отметила добродушный тон Аполлин, как не хотелось чувствовать стыд от своего недовольства. — Сколько ты играешь в труппе? — Je suis une débutante (я-дебютантка). — Но как ты попала? «Грация и магия» — известна во всем мире, к ним не так просто попасть. — Я заниматься балет давно, — Аполлин попыталась поговорить по-английски, — в шесть лет. Цисси еле сдержала зависть. — А как же твои родители? — Они поддержать меня. Отпустив Аполлин, Цисси побрела по коридорам, зависть в её душе распустилась пышным цветком. Кто-то в шесть лет начинает занимать любимым делом, а кто-то становится круглой сиротой, кого-то родители поддерживают во всех начинаниях, а кого-то — оставляют на растерзание своей сестре. Цисси зло пнула завернувшийся ковер, легко посвятить себе развитию таланту, когда являешься единственным в семье, и тебя не затмевают старшие сестры. А если она и продолжит занятия музыкой, то блистательная карьера не суждена, после того, как «отличились» на работе сестры, её никто не отпустит. Мадам Розье с нетерпением ожидала её в ложе, светло-миндальный десерт и чашка с дымящимся кофе оставались нетронутыми. — Цисси, ты себя хорошо чувствуешь? Цисси невольно дернулась, услышав заботу в голосе. — Tout va bien (все в порядке), grandmaman, — сказала она, взял пиалу с парфе, — я просто встретила мадемуазель Трембли. Мадам Розье презрительно скривилась. — О, юная служительница Терпсихоры (8), я заметила её, как и её родителей, — указав на ложу ниже, она добавила, — я бы не стала завидовать ей, она, как и её мать, всему обязана лишь внешностью. Без крови вейлы никто бы не посмотрел на неё, будь она хоть в стократно талантлива. Цисси внимательно посмотрела на grandmaman, ожидая откровения, однако мадам Розье неторопливо отломила от бланманже, отпила кофе, и затем ответила. — Я не стану утверждать, что все сказанное мной истина, но многое похоже на правду. Ты же знаешь, что мадам Трембли родом из Сербии. — Где-то на Балканах? — Qui (да), её отцом был маггл, что погиб от рук хорватов во время Второй великой войны магглов, а его вдову-вейлу и их дочерей отправили в тюрьму, названный Жесеновац (9). Магглы во всей красе показали свою любовь к пыткам и убийствам, за четыре года отправили к праотцам несколько сотен тысяч. Однако семейство мадам Трембли невероятным образом сумело выжить, и спрашивается, как? Цисси, сделав глоток, задумалась. — Их магия затуманила разум захватчиков? — Совершенно верно, жена notre bien-aimé (нашего любимого) Ансельма пользовалась большим успехом у своих мучителей, но они поплатились жизнями за свидания с ней. Цисси гадко усмехнулась, наблюдая за четой Трембли, воистину la belle et la bête (красавица и чудовище). — Он знает о прошлом своей супруге? — Ансельм отвратительный проныра, но не дурак, с таким увечьем он не мог рассчитывать на женское внимание, а поэтому нашел ту, кто будет благодарна за путевку в наше общество. И он не высказывает ей претензии, — снова сделал глоток, мадам Розье ехидно сказала, — я не хочу знать, кому оказала милость их дочь. Антракт завершился, вновь погасли огромные люстры большого зала, зазвучала музыка, и действие возобновилось. Цисси смотрела на Аполлин в рядах кордебалета без малейшей зависти, лишь с отвращением, как бы ей не нравилась музыка, но она не стала бы торговать телом ради успеха. Её внимание вновь привлек Нарцисс, некогда уверенный, он одиноко слонялся, вид влюбленных его угнетал. Он оказался на берегу наколдованного на сцене озера, меланхолично бродя по берегу. Гладкая поверхность покрылась рябью, по ней шла загадочная фигура в серебристом плаще, скрывающем плечи, и маске. Нарцисс завороженно смотрел, чуть дыша, он простер руки, и, о, чудо, прекрасный незнакомец простер свои. Сначала робко, потом уверенно Нарцисс совершал па, незнакомец повторял за ним в зеркальном отражении. Будучи разгоряченными, они протянули ладони, однако не сдвинулись с места. В еще большей печали Нарцисс присоединился к празднику любви, не чувствуя никакой радости, он пытается веселиться вместе со всеми. И вновь он возвращается к озеру, не заметив, как за ним увязалась Эхо. Новый восхитительный танец с незнакомцем, Эхо отчаянно старалась вклиниться между ними, но Нарцисс каждый раз ускользал. Наконец-то он дотронулся до маски и сорвал затем, чтобы замереть от ужаса, это его отражение! Нарцисс в отчаянии схватился за голову, снизошла осознание наказания Афродиты, любить и страдать от недоступности! Он не покидал берег озера, не сводя глаз с отражения, но движения становились медленней. Нарцисс, ослабленный и истощенный, опустился на колени, возвел руки наверх, взывая к мольбе, затем упал замертво. Эхо, наблюдавшая за страданиями возлюбленного, принялась метаться, показывая горе. Её танец боли завершился поистину красиво, она накрылась накидкой с ног до головы, направленный из-за сцены туман окружил её, превратив в камень. Преобразования не закончились, когда сбежались нимфы, тело Нарцисса воспарило, освященное светом, а там, где он лежал, появился цветок. Цисси закрыла рот рукой, наблюдая, как поднимался гибкий зеленый стебель и раскрывались белые лепестки с желтой сердцевиной. Её тезка!***
Две пары рук нажимали на черно-белые клавиши белого рояля, морщинистые бледные пальцы grandmaman занимались низкими нотами, а гибкие и изящные ладони Цисси — высокими. Музыка доносилась нестройная, смесь опыта и новой крови, однако единственные зрители слушали внимательно. Мариэтта наблюдала, отложив на время вязанье, а Ланнетт притоптывал в такт. — У тебя есть талант, Цисси, — сказала Мариэтта по окончанию игры, — меня в детстве пытались обучить, но безуспешно. — А что насчет твоего брата? — Он упорно сопротивлялся, — неловко кашлянув, она добавила, — он сегодня прислал сову с известием, что его новая жена ожидает ребенка. Мадам Розье повела плечами. — Этот ребенок не будет мне внуком, так что мне все равно. Лучше бы написал пару строчек о моей внучке Теи. — Она в добром здравии, — поспешила сказать Мариэтта, — и прекрасно ладит с мачехой. — C’est très bien (очень хорошо). Цисси опустила глаза, её мысли обратились к кузине. Мистера Яксли нельзя было упрекнуть в плохом обращении с дочерью, Тею хорошо одевали и в случае болезни, что случалось часто, показывали целителям. Однако создавалось ощущение, что Яксли проявлял заботу о дочери лишь из-за репутации семьи. Не положено, если благородная ведьма ходила бы в обносках! Повлияли ли сложные отношения с тётей Летти или все дело в том, что она лишь дочь? И как изменится положение Теи в семье, если родится сын? — Как прошел балет? — вмешался Ланнетт. — C’est très bien, — ответила мадам Розье, — но другого нельзя ожидать от «Грации и магии», они знают свое дело с времен Короля-Солнце (10). — Но мне кажется, что у Эхо больше времени, чем у Нарцисса. Ланнетт посмеялся. — C’est très drôle (забавно), но Элли также сказала, когда мы вернулись с балета. Она заявила, что лучше назвать «Эхо и Нарцисс». Цисси вновь опустила глаза, мадам Розье, заметив её хандру, сказала. — Ma petite (моя девочка), найти мне ноты баллады «Во власти моря», они находятся в Белой спальне на третьем этаже. Цисси понеслась по лестницам, наплевав на приличия, она затоптала подол платья и стерла подошвы туфель. Быстрые движения отвлекали от горестных мыслей, ей не хотелось в который раз задумываться о том, что стала невольной причиной смерти матери. Цисси бегло заглядывала в каждую комнату, Валле-де-Розье, превосходивший Рудбрук и Иствитч размерами, оказался на проверку пустынней. Насколько она знала, что домом прежде владело семейство Лемаршан, к которому принадлежала до замужества прабабка Моник Лестрейндж. Grandpapa, получив его в дар от тещи, затеял масштабный ремонт. На что он рассчитывал, на многочисленных потомков или их гостеприимство? В любом случае больше половины комнат оставались необжитыми. Достигнув конца коридора, Цисси оказалась в просторной и угловой спальне, проведя пальцем по стене, обтянутой шелком, она с удивлением не обнаружила пыли. Однако комната не выглядела жилой, матрас и подушки на широкой кровати не накрыты, стулья были задвинуты, а зеркало туалетного столика — закрыто. Цисси, подойдя к столу, принялась раскрывать его ящики, однако обнаружила лишь гребень и полупустую коробочку с румянами. — Если что-то ищешь, то поверни глаз. Цисси вскрикнула от неожиданности и, повернувшись на голос, снова крикнула. — Я настолько ужасна? Цисси помотала головой, напротив, её собеседница с холста оказалась самой прекрасной из всех, кого она видела. Благородный овал лица, белая кожа, как мрамор, большие сапфирно-синие глаза и золотистые волосы, спускавшиеся волной. — Ничуточки, вы просто так неожиданно подкрались. Девушка тихо засмеялась, показав десны, Цисси дернулась, увидев в её волосах что-то темное. — И что ты ищешь? — Ноты. — Ох, какой пустяк! — поправив белые перчатки, она сказала, указывая веером, — присмотрись к зеркалу, никого не напоминает? Цисси раскрыла створки зеркала и изумилась. — Лебедь! — Верно, а теперь поверни правый глаз на полную часовую стрелку Цисси недоверчиво глядела на выступавшую над зеркалом голову, она хотела было дотронуться до сапфира, но постоянно себя одергивала. Богатый опыт общения с достопочтенными предками не сулил ничего хорошего. — Зачем вам открывать секреты своей комнаты? — Во-первых, здесь жила моя сестра, а во-вторых, она лично мне раскрыла тайну, и я не вижу смысла скрывать её. Еще недоверчиво Цисси дотронулась до камня, раздался щелчок, то справа от кровати появился выдвижной ящик, до верха наполненный различным хламом. Подбежав к нему, она вытащила фарфоровых кукол, обрывки лент и кружев, пару томиков сентиментальных романов пера мадам Лафайетт, и на самом дне обнаружила небольшую кипу листов, стянутых нитками. Цисси вытащила их и внимательно рассмотрела, на черных линиях пестрели знаки. — У меня не было в мыслях обманывать тебя! Цисси перевела взгляд на картину, откуда звучал голос, и вновь разглядела собеседницу. Синее платье с пришитыми розовыми розами, золотое колье с цветком из хризолита, и темно-каштановая прядь в светлых волосах, все казалось знакомым по колдографиям. И у grandmaman никогда не было сестер. — Ты узнаешь меня? — Да, — девушка тихо прошептала, — мне рассказывали, как я умерла. Слезы предательски закипали, и Цисси тяжело вздохнула, пытаясь их унять. — Сколько тебе лет? — Восемнадцать, я как раз окончила Бобатон. Цисси нервно хихикнула, сейчас они — ровесницы! — И я познакомилась с Сигнусом на Чемпионате по квиддичу. Цисси дернулась, в памяти всплыл невысокий некрасивый мужчина со скуластым лицом, не подходящим тощей фигуре, и нелепыми круглыми очками. И воспоминания шли не из колдографий. — Родди стал задевать его, и мне пришлось показать себя не с лучшей стороны. Я такие чары на него наслала, что он долго со мной говорить боялся, еще и к целителям ходил. Цисси нерешительно переминалась с ноги на ногу, столько вопросов накопилось за восемнадцать лет. — Почему ты выбрала его? — в её устах будто прозвучало обвинение, — Чем он пленил тебя? Друэлла замялась, ощутив скрытый гнев. — Ты не представляешь, как трудно живется красавицам. Девушки завидуют и заранее ненавидят, а парни не видят ничего кроме внешности. А он, — её голос задрожал, — он увидел во мне нечто большее. Пальцы смяли ноты, Цисси, не слыша себя, выпалила. — Тогда почему он не увидел во мне нечто большего? Свою родную дочь, а не убийцу жены?! Друэлла невольно отшатнулась от громкого крика, растерянно она принялась оправдывать. — Он не мог бы так относиться к тебе, ты так похожа на меня. — Не мог? Я по-твоему все придумала?! — Нет, наверно, он просто был вне себя от горя. — Целых шесть лет?! Цисси отвернулась, не в силах сдержать слезы. Свинцовой тяжестью навалилось детство, жестокие слова старшей сестры, равнодушие средней и раздражение отца. — Мне жаль, что получилось именно так, а не иначе, но поверь мне, твоей вины нет, — Друэлла сокрушенно продолжала, — нас, Розье, испокон веков мучила «дьявольская отметина», которого одарили Амуэ. Цисси повернулась, вытираясь рукавом, будто маггловская девчонка, она внимательно прислушалась. — Разве он не был ранен? — Тогда бы страдал только он, но не его потомки. Нет, он таким появился. — Почему? — Не могу сказать, есть легенда, что его мать так отчаялась родить ребенка, что обратилась к языческим богам далеких предков. И небеса покарали её, наградив сына таким увечьем. Цисси насторожилась, отчего-то зудели ноги. — Такая деформация у всех Розье была? — Не у всех, у моей тетки Винды не было, но отца она не обошла. Впрочем, будучи мужчиной, он не замечал. Конечно, зло подумала Цисси, легко жить с деформацией бедра, когда детей приносит жена! — Отец знал? — Не могу сказать, я ведь еще не вышла замуж! Цисси стояла безмолвно, не зная, что еще бы спросить. — Мама, — она, дрожа, говорила, — ты любила бы меня, зная, что из-за меня умрешь? — Конечно. — Даже если я не долгожданный сын? Друэлла тяжело вздохнула, словно обдумывала ответ. — Какое это имеет значение? Цисси резко развернулась и выскочила из спальни, слезы не душили её, но гнев вновь вскипел. Мать так наивно рассуждала, будто маггловская девчонка, не знакомая с нравами высшего общества! Неужели никогда не сталкивалась с пренебрежением, касаемо пола! Сменяя коридоры, Цисси не мешала своим мыслям, в глубине души она осознавала, что маму в детстве любили. Grandpapa никогда не кричал на неё, grandmaman — не игнорировала, тётя Летти явно не называла «малявкой» или «дурехой» по любому поводу, а дядя Ланнетт не устраивал злых розыгрышей. Цисси была уверена, что дедушки и бабушки также обожали её, и Розье, и Лестрейнджи. Столь сильная любовь хорошо защищала её, конечно, мама застала Вторую Великую войну магглов, но вряд ли она ощутила на себе трудности. Враждебное отношение свекра и золовки, приставания Ориона и смерть от кровотечения стали для неё единственными трудностями. К её приходу гостиная почти опустела, Ланнетт и Мариэтта отошли по собственным делам, а мадам Розье дремала в кресле. Цисси шла на цыпочках и, чуть дыша, тронула её за плечо. Grandmaman неловко наклонила голову, приоткрыла сонные глаза и прохрипела. — Ellie. К горлу подступил ком, сокрушенная Цисси упала на диван, бросив рядом ноты, и закрыла лицо руками. Она не оплакивала мать каждый день в жизни, но в определенные моменты ощущала её отсутствие. Три ошибки в слове «мама» на уроке грамматики мисс Забини. Зависть и недоумение при виде однокурсников, которых провожали матери. И воспоминания сестер. Белла обожала хвастаться небывалым родством с мамой, однако выяснилось, что все ограничивались совместными визитами на свадьбы родственников и чтением сказок на ночь. Что насчет Андромеды, то она честно признавалась, что мало помнит, лишь редкие отрывки сцен. В семье отец больше всех сохранил в памяти воспоминаний, но стерег их, как скряга, и унес в могилу. Однако и он не мог знать её лучше всего, как-никак встретил будущую жену в восемнадцать лет. Цисси убрала руки и откинулась назад, она мысленно обратилась к родичам матери. Помнил ли Ланнетт, как его, трехлетнего, ведут к колыбели с маленькой сестрой? Замечала ли шестилетняя Летти изменения материнской фигуры? Когда grandpapa понял, что снова станет отцом? Цисси перевела взгляд на grandmaman, мирно спавшей в кресле. Несомненно, никто лучше не знал Друэллу, чем она, родная мать. И оттого велико горе. Снилось ли ей ожидавшее будущее, осознавала ли она, держа новорожденную дочь, что ждет? Что пройдет время, и ей придется вместо пеленок подбирать гроб? И сколько душевных сил истратила на сдерживание своих чувств? Цисси поднялась на ватных ногах, направляясь к себе. Нет никаких сомнений, что она нежеланный ребенок. Для отца — убийца жены, для старших сестер — убийца матери, для дедушки — очередное полу-французское отродье, для тёти — напоминание о красивой невестке. Сама мама утверждает, что любила бы несмотря ни на что, но о ком она молилась до родов, не просила ли сына, дабы смерть не стала напрасной? Семейство Розье относилось к ней прямо противоположно, однако кто она для них? Нарцисса Друэлла Блэк со всеми достоинствами и недостатками? Или напоминание об обожаемой малышке Элли? Цисси опустилась на заправленную постель, скинув жавшие в носках туфли и расстегнув пуговицы мантии. Одни родственники не любят из-за сходства с матерью, другие любят лишь за сходство с ней. Долгое время надеялась на среднюю сестру, однако худородный грязнокровка оказался ей ближе. С какой надеждой она приняла приглашение Люциуса, казалось, что фортуна наконец-то благоволит ей, но кузен предпочел почетную, но опасную службу Волдеморту. Что делать, если никому не нужна! Цисси повернулась на бок, так она встретилась с отражением в зеркале, юной прелестницей с золотистыми прямыми волосами и синими глазами. Её осенила внезапная радость, если никто не желает любить её, то почему не сделать это самой! Раз ей дали имя в честь цветка, выросшего на месте гибели самовлюбленного красавца, то следует соответствовать. Торжественно Цисси поднялась с кровати, подошла к туалетному столику, опустив мантию, она обнажила белые плечи и принялась любоваться. Определенно, она взяла лучшее у родителей, почти полностью скопировав мать, а у неказистого отца унаследовала единственную красивую черту — послушные волосы. 1. Кисея — легкая хлопчатобумажная ткань, популярная в 19-том веке, но опасная из-за легко-воспламеняемости; 2. Инициация — обряд в туземных народах, обозначающий переход человека на новую ступень развития, чаще всего посвящение юноши в взрослые мужи; 3. Эйфелева башня была построена в 1889 году к Всемирной выставке того же года, как торжество инженерной мысли. Башню, действительно, не принимали, Ги де Мопассан даже писал петиции с требованием снести её, что, правда, не мешало ему посещать ресторан на первом этаже башни; 4. Примерно 20 метров; 5. Фуэте — балетное движение, вращение вокруг своей оси на одной ноге с закидыванием другой. 32 фуэте получили известность после исполнения Матильды Кшесинской; 6. Бланманже — сладкое желе из рисовой муки или крахмала, а также цукатов, фруктов и орехов, подается холодным; 7. Парфе — десерт из взбитых сливок, фруктов и орехов; 8. Терпсихора — одна из девятых муз, дочерей Зевса и богини памяти Мнемозины, покровительница танца; 9. Имеется в виду Ясеновац, лагерь смерти, созданный хорватскими коллаборационистами для евреев, цыган и сербов, с 1941 по 1945 годы за её стенами погибло 400 тысяч человек; 10. Прозвище французского короля Людовика XIV (1638-1715), славившегося любовью к танцам и заложившего основа классического балета.