Дороги сестер Блэк

2 сентября 1974 года       Стуки часов раздавались все громче, шум воды и звон посуды не мог заглушить нараставшее беспокойство. Дромеда поочередно поднимала из раковины столовые приборы, её взгляд цеплялся за их острые края. Лезвием кухонного ножа не перережешь горло, но при должной физической силе можно воткнуть прямо в вену. Зубья вилок не пробьют кожу глубоко, но способны задеть сосуды, не говоря уже о глазных яблоках. Ложка представляет наименьшую опасность, но умелые руки и извращенный ум способны пробить висок. Палочка задрожала, и чайная ложка с лязгом упала на пол. Дора закричала, пока Тед успокаивал её, Дромеда бросилась поднимать и прятать приборы. — Дромеда, что-то случилось? — Нет, — поспешила она ответить, выдавив беззаботную улыбку.       Тед недоверчиво хмыкнул, но не стал продолжать разговор. Перебрасываясь короткими фразами, супруги собирались выходить. Тед вышел первым, с палочкой наготове обошел сад, лишь затем дал знак, и Дромеда присоединилась к нему. Дора сидела на её руках привычно тихо, обхватив ножками мать и вцепившись пальцами за мантию, она прижалась лицом к груди, вздрагивая от каждого движения. Резкое перемещение в Аберфан она перенесла спокойно, но стоило поднести её бабушке, как она разразилась плачем. С трудом успокоив Дору, Дромеда с мужем трансгрессировала в Лондон, без того встревоженная душа болела. — Тед, — укоризненно произнесла она, увидев его, остановившегося возле уличного ларька, — ты же завтракал! — Это — на ланч, — наблюдая, как продавец кидал на горячую сковородку куски рыбы и картошку (1), Тед тише добавил, — Просто на нервах так аппетит разыгрался. Дромеда сглотнула слюну, ей напротив стало тошно. — Я не настаиваю, но ты такую нездоровую пищу ешь. — Да ладно, я много раз пробовал и ничего не случилось, — взяв газетный сверток с едой, Тед мягко сказал, — насчет своего деда не переживай, наверняка, его свяжут. Дромеда как могла сдерживала пыл. — Скажи, тебе приходилось следить за собственным дедом, чтобы вилкой никого не заколол? — Я обоих никогда не видел, про деда с материнской стороны толком не знаю, разве что его звали Джозефом или Йозефом на немецкий манер. Он рано умер, и мама толком не запомнила его. А возможно миссис Тонкс не особо желает рассказывать об отце-нацисте, в чем её трудно винить. — Все на что могу я надеяться, так на его скорую смерть. Хотя эта скотина пережила многих достойных волшебников. Воистину — Бессмертный близнец! Тед нежно обнял её за плечи. — Вот и воспринимай его как глупое животное, которого надо выдрессировать.       На перекрестке они разошлись, Тед отправился к ближайшей станции подземки (2), Дромеда — к входу лечебницы. Она успела отвыкнуть от суеты Мунго, от едких запахов снадобий и бесконечного бубнежа. Бегло надевая халат и косынку, она побежала по лестнице, казалось, что опоздай на секунду, и целительница Лесли тут же выпустит деда на волю. Двое Блэков побывало в Азкабане, напоминали родственники, и третьего не надо, вот только на печально известном пятом этаже побывало четверо, не считая Эллы Макс. И что хорошего в том, что попав в руки целителей, а не дементоров.       Лесли, миниатюрная и седая старушка, поджидала на лестничной пролете, быстро поздоровалась с ней и повела по коридорам. Её молчание не внушало покоя и дало богатую пищу для мрачного воображения. Неужели дедушка сбежал и убил еще кого-то, а теперь её ведут на допрос! Беспокойство усилилось, когда Лесли остановилась у палаты «Элеонора Кобэм (3) и заговорила. — Ты первый день работаешь, и я не могу оставить тебя наедине со столь буйным пациентом, пускай и с родным дедом. — Да, мэм. — Учти, ты сослужила нам дурную службу. У нас и раньше бывали проблемные больные и, чего скрывать, опасные. Но такую смесь агрессии и высокомерия мы не встречали. — В чем проявляется его поведение? Лесли презрительно выдохнула. — Он отказывается от еды и питья от отрепья, к которому причисляет нас, и принимает или от эльфов или от кого-то из чистокровных. Он готов уморить себя голодом, лишь бы не брать из рук у нас, простонародья. Дромеда удивилась по-настоящему, неужели дедушка отказался от чревоугодия. — Мыть его или переодевать не менее трудно, нам приходиться усыплять его, чтобы без того неприятный процесс не стал бы смертельно опасным. — У него же нет палочки, что он может сделать? Лесли внезапно посмеялась. — Мэм, спросите вашу бабушку! Дромеда опешила, спешно думая, что ответить. — Он разве не ослаб от недоедания? — Увы, ненависть питает его лучше любого супа. Дромеда сардонически усмехнулась. — Ваши исследования не помогают? — О них позже, — Лесли сухо отрезала, открывая дверь, — на сегодня наш план такой, до полудня вы в моем распоряжении, затем отправляетесь в отдел магических травм, куда вас распределил ваш куратор. Ваше присутствие, — она понизила голос, — негласное, я не хочу, чтобы кто-либо еще в Мунго знал о нашей сделке. Дромеда молча кивнула. — Сейчас займемся бытовыми вещами, кормлением, обработкой пролежней и сменой формы. Сначала тебе надо привыкнуть к его нынешнему состоянию.       Палата встретила их на редкость затхлым и душным запахом, Лесли не сразу зашла, сперва воздушным потоком распахнула дверь. Дромеда следовала за ней, словно прячась за её хрупкой спиной. Одноместная палата, в которую поместили деда, значительно уступала его прежним покоям в Рудбруке, скучная белая краска на стенах, обшарпанный пол с единственным ковриком, из мебели лишь постель с металлической рамой, столик для подноса, табуретка и умывальник. — Блэк, просыпайтесь! Стеганное одеяло упало на пол от резких движений, заскрипела кровать, когда с неё поднялся старик. Дромеде показалось, что она разом стала близорукой, она не узнала в нем деда. Сквозь полосатую форму выделялись дряблые складки на боках, брыластое лицо испещрили морщины, некогда смуглая кожа приобрела желтоватый оттенок, а прежние волнистые космы были сбриты. — Неужели вылезла из-под грязи! Смерти моей хочешь, шлюха? Дромеда поджала губы, её признали сразу. — Миссис Тонкс, не пускайтесь в ответные оскорбления. — Зачем обзывать, когда можно показать ему зеркало? — Ах, ты… — завыл он, пытаясь накинуться на неё, но магическая веревка устояла, и он упал на колени. Лесли направила палочку и подняла его на ноги. — Мистер Блэк, ведите себя достойно. — Только не с ней! — Вы неоднократно просили истинно чистокровного для ухода, вот я привела вашу внучку. Поллукс зло оскалился. — Тоже мне чистая! За милю воняет грязью! Дромеда ощущала столь привычный гнев при виде близкого родича. — Чтобы вы знали, дедуля, благодаря мне вы не сидите в Азкабане за убийство жены. — И что? В жопу поцеловать за спасение? Лесли поспешила вмешаться. — Не будем терять время, вам надо переодеться. Поллукс осклабился. — Давайте, рискнете! Лесли тут же наложила на него заклинание «Остолбеней», Поллукс плюхнулся спиной на кровать. — Раздевай, пока не очнулся. Дромеда с сомнением посмотрела на деда. — Вручную? — Нет, конечно. Разрежь рубашку на боках. Только аккуратно. Робко она провела палочкой по швам, серые от пота куски ткани упали на пол, обнажая бледные складки кожи. — Низ — тоже. К горлу подкатил неприятный комок, пальцы дрожали, и разрез по штанинам прошелся криво. — Тебе, как замужней женщине, я полагаю, незачем стесняться. Поднимай его. Дромеда зло хмыкнула, направив палочку, как часто приходилось Лесли смотреть на наготу родного деда! Особенно на столь неприятного! — Накинь халат, надо отвести его в душ.       Дромеда подняла со стула засаленный халат и принялась надевать на деда, рукава все сползали. Тогда Лесли подняла руки, и Дромеда быстро одела их, следом запахнула полы и так туго затянула пояс, что Поллукс захрипел. Обуть в тапочки пришлось вручную, целительница опасливо напомнила о временном ограничении заклинания, после чего вдвоем Лесли и Дромеда подняли его в воздух и аккуратно повернули в горизонтальное положение. Так они потащили по коридору, на любом другом этаже их появление сопровождалось бы смехом и остроумными замечаниями, но здесь встречавшиеся целители понимающе кивали, а пациенты вовсе не обращали внимание, лишь один безумец вжался в угол и завыл.       Душевая располагалась, не в конце коридора, как положено, а в центре, вероятно, для сокращения маршрута. Возле дверей дежурили санитары, они взяли Поллукса под руки и занесли внутрь, Лесли и Дромеда зашли за ними. Белый кафель влажно блестел из-за луж, кое-где в углах виднелась плесень, металлические трубы гудели от внутреннего напряжения. Но Дромеда заметила отличия, никаких перегородок и шторок, дабы закрыться, и небольших ванных, чтобы залезть, больные мылись непосредственно на полу под присмотром целителей. Санитары подтолкнули парившего Поллукса под кран и открыли воду, на пол полились сероватые струйки. — Тонкс, скажите, что замечаете? «Жабу в норке»(4), чуть не спошлила она. — На боках и на спине пролежни второй степени. Лесли увидела лопнувшие волдыри на коже. — Да, нам часто приходится усыплять его для «очищения разума». Дромеда нахмурилась, этой процедурой часто пугали во время обучения. — На сегодня она запланирована? — Нет, мы дадим его испытательную смесь, прежняя никак не действовала на него. — Почему? — Мы не сразу учли его давнее пристрастие к курению, а в предыдущем составе было небольшое количество перемолотого табака.       В душевой находилось еще двое больных, длинный костлявый старик со стеклянным взглядом и горбатый юноша, под присмотром двух целителей. Более Дромеда не стала их рассматривать, переведя взгляд на деда. Санитары обливали его жидким мылом, сбивали воздушными потоками, следом смывали грязную пену. Поллукс висел, как опустошенный мешок, руки и ноги не двигались даже под водным потоком, а глава запрокинулась. Дромеда подошла ближе, несмотря на касавшиеся её брызги, отчего-то приподнятые уголки рта ей не нравились. — Миссис Тонкс, отойдите. — Мисс Лесли, — она бегло заговорила, — сколько длится действие заклинания? Лесли разом поняла, направив палочку на Поллукса. — Поставите его на ноги! — приказала она санитарам.       Шум воды разом затих, влажный воздух душевой словно застыл, лишь редкие капли били о пол, и тихо сдувалась пена. Поллукс стоял неподвижно под прицелом четырех палочек и еще двух любопытных пар глаз. Душную тишину пронзил звон будильника в руках одного из целителя, потом раздался смех. Молодой горбун упал на колени и принялся кататься от хохота, булькая и хрюкая. — Данбар, — укоризненно произнес его целитель, — я упорно не вижу ничего смешного. Все опустили палочки, раздраженно вздыхая, Дромеда же вздрогнула, никогда не помня смеха, бывшего еще отвратительней. Через мгновение она резко ударилась затылком и спиной, то дед навалился на неё сверху. Правой рукой он сжал горло, и Дромеда, задыхаясь, ослабила хватку. — Назад, или я взорву ей башку! — выкрикнул он, левой рукой вырывая палочку. Целители обступили его кругом, но их остановила Лесли. — Только не Экспеллиармус! Дромеда металась, пока Поллукс поднимался на ноги, лишение палочки волновало в последний момент. — Что, не ожидали? Думали, я не замечу, что этот придурок ржет над будильником?! Шутовские колпаки вам надо! Целители все держали палочки, но не смели подойти ближе. — Побойтесь Бога, — взвыл один, — она — ваша внучка! В глазах потемнело от сильных пальцев Поллукса. — Ха! У меня еще выводок — два кобеля и две суки! — Чего вам нужно? — сдавлено произнесла Лесли. Дромеда захрипела, когда дед сдавил её. — Вы выпустите меня из Мунго! — Вы же больны! — Ничего подобного, да, Меда, — произнес Поллукс, мерзко изображая сюсюканье, — посмотри на себя в зеркало! А давай, посмотрим, — от резкого рывка послышался хруст позвонка, — разобью и засуну тебе в щелку! Устроим сюрприз твоему хахалю! Дромеда зашаталась, ватными ногами цепляясь за пол, пока целители возмущались, но не приближались на шаг ближе. Молодой горбун, невольно давший сигнал, тихо скулил, а долговязый старик неожиданно заговорил. — Полли, а чего ты за мной пошел в душ? Что говорила тётя Элла о склонности к мужеложству? Дромеда задышала, ощущая, как ослабла хватка. — Еще раз ты назовешь меня бабьим именем, Арти, … Вдох придал сил, и Дромеда быстро подняла ногу, зажав в колене, и ударила каблуком в пах. Поллукс завыл от боли, опустив внучку, и покатился по полу. Дромеда не теряла минуту и отобрала палочку, прежде чем на деда полетели заклятья. — Немедленно в палату! Оденьте и усыпите! И их отведите!       От влажного воздуха закружилась голова, шея застыла, как каменная, Дромеда с трудом удержалась на ногах. Лесли осторожно держала за локоть, ведя по коридору, и шла мелкими семенившими шагами, явно видя её посиневшее лицо. Она привела в кабинет и аккуратно усадила в мягкое пушистое кресло, пока Дромеда переводила дух, пытаясь уследить за кружившим потолком, целительница возилась с инструментами. Лесли извлекла маленький станок, надела его на шею Дромеды, прислонив вплотную сзади, и, повозившись со шкалой, приказала. — Вдохни поглубже и закрой глаза. В шейный позвонок вжалась палочка, в лоб уперлась ладонь, резкий рывок, и спину пронзила боль. Дромеда закричала, но хрупкая Лесли удержала её. — Все-все, спокойно, — прошептала, пальцами ощупывая шею, — так, все хорошо, но лучше тебе отлежаться.       Дромеда с трудом раскрыла слипавшиеся от слез глаза, сквозь пелену едва проглядывались очертания комнатки, куда отвела Лесли, кушетка, на которую её положили. Дыхание давалось с трудом, сдавленные связки болели от движений, глаза от напряжения налились кровью. Принесенное зелье успокоило горло, лед охладили глазные яблоки. Дромеда лежала, понемногу приходя в себя, жизнь научила не ждать ничего хорошего от родного деда. Даже в детстве, когда она полагала, что чистая кровь — единственное стоящее в волшебнике, к Поллуксу первой не подходила, до того пугало его красное лицо и дубовые кулаки. Она готова была выслушать сотню оскорблений, сравнений с подстилками и проститутками, воспоминаний о злополучной ночи в школьном туалете. Пальцы опасливо коснулись следов на шее, возможно, стоило отправить его в Азкабан. Благородный род Блэков снова подвергся бы публичному позору, но, сложись обстоятельства по-другому, то появился бы среди них первый убийца внуков. Стрелки часов достигли одиннадцати, когда раздался стук каблуков, то вошла Лесли. — Связки пришли в норму, — сказала она, светя в открытое горло палочкой, — попробуй что-то сказать. Дромеда прокашлялась. — Мне лучше. Лесли кивнула, постучав пальцами по палочке. — Твоего деда отныне мы моем только под усиленным конвоем. — Почему мы присутствуем в душевой? — Потому что каждый из наших пациентов по-своему безумен, и не можем гарантировать, что санитары с ним справятся. Малькольм Данбар, к примеру, очень боялся воды и мылся только под действием заклятья. Прежний страх прошел, однако его стали смешить будильники, — поднявшись, Лесли сказала, — что же не будем терять время, скоро обеденный перерыв.       Оставшийся час Дромеда следовала за Лесли, словно хвост за крысой, по пятому этажу. В обязанности целительницы, как главы отделы, входил контроль за уходом больных, и она проверяла каждую палату. Первой она посетила одноместные палаты, для особо буйных или особо важных, в «Жаккетте Люксембургской»(5) они навестили Арктуруса, неосознанно спасшего жизнь. Состояние за пять лет значительно ухудшилось, родич, обладавший астеническим сложением (6), отощал, а его серые волосы окончательно стали белыми. Карие глаза напомнили стеклянные бусинки, безжизненные и бездумные, правда, Арктурус при виде Дромеды немного оживился, силясь её вспомнить. Лесли, затаив дыханье, слушала его бормотание, но к её разочарованию, он принял родственницу за её прабабку Виолетту и начал извиняться за некие оскорбления, нанесенные его матерью. Следом они навести Дамокла Белби в «Марджери Джордемейн»(7), помещенного над надзор Штаба мракоборцев, в отличие от Арктуруса он пребывал в ясном уме и в скором времени должен был выписаться. Однако, едва завидев Дромеду, он дернулся. — Не обращай внимание, он от меня в шкафу первое время прятался.       Белби немедленно извинился, сославшись на помутнение рассудка, но что-то шевельнулось в душе. Следуя за Лесли, Дромеда записывала указания, касаемо самочувствия больных, кого — выписать, а кому назначить интенсивное лечение. Фиксировала она и замечания целительницы, в общей палате «Титуба из Салема»(8) не поменяли простыни, от чего пациенты покрывались чирьями, а в «Дейрдре»(9) — царила духота. После обеденного перерыва в столовой на шестом этаже Лесли отвела на первый, в кабинет лысого, как шар, целителя Магуайра. — Вам замена, Конн, — сказала она дружелюбно. — Благодарю, Пегги, — закрыв за ней дверь, он горестно вздохнул, прежде чем обратиться, — да, я помню не самые лучшие наши встречи, но вы можете поклясться, что воздержитесь от мести? Дромеда опешила. — Не надо делать такое невинное лицо, мэм, я имел несчастье учиться с вашим дедом на одном факультете и жить в одной комнате. Дромеда тут же опустила воротник мантии. — Вот что мне дедуля оставил сегодня, не похоже на радость от встречи с внучкой. Магуайр от удивления выпучил глаза. — Сэр, я заверяю вас, что не стану вам за что-то мстить, у меня есть противник посерьезней. — Какой ужас, напасть на родную внучку… ох, ладно, — Магуайр подозвал к себе, — мне нужно уходить, новые пострадавшие, и я оставляю кабинет на вас. Сейчас покажу, что где лежит.       Он раскрыл шкаф со стеклянными дверями, показывая содержимое, на срединной полке, чтобы сразу достать, лежали связки бинтов, жгутов и ножницы, сверху — склянки с зельями и порошками, снизу — ящик с инструментами. Магуайр поочередно вытаскивал заботливо подписанные бутылочки и расспрашивал Дромеду, также он показывал инструменты, пока не услышал ответы на вопросы, не отпустил. Потом он завел в процедурную, обязательную в кабинете целителя, указал на медицинскую кресло, на котором вправлял сломанные кости, и на сложенный вдвое станок для фиксации конечности. И напоследок он привел к письменному столу, в последнем ящике находились папки с отчетами, во втором — дополнительная канцелярия, в верхнем — листки с направлениями. — Когда услышишь стук, то звони в колокольчик, название кабинета зажжется зеленым цветом. Разговариваем с пациентами исключительно добро и вежливо, терпеливо отвечаем на все глупые вопросы и не поддаемся на провокации. В столь сумасшедшие времена мы должны остаться вменяемыми, хотя бы единственными. Все, я пошел.       Дромеда опустилась на стул, чувствуя непонятное смущение, будто она проказливая студентка, решившая в отсутствие профессора посидеть на его месте. Подобная мысль могла прийти старшей сестре или кузену Сириусу, но не ей. Запахи лекарств, пропитавшие стены кабинеты до самого основания, раздражали её, напоминали, что она здесь новая. Настойчивый стук отвлек Дромеду, дернувшись с непривычки, она взяла железный колокольчик и потрясла его. Вошел волшебник средних лет, обыкновенной наружности и в простой одежде, но стоило ей поднять лицо, как гость вдруг застыл на месте. — Простите, а где целитель Магуайр? — Его срочно вызвали, — деликатно она ответила, быстро вспоминая его фамилию. — А других нет? — К сожалению, нет, — совершенно спокойно она соврала, — увы, мистер … Люпин. Он схватился за грудь, неотрывно глядя на неё. — Я не шпионила за вами, просто вы когда-то очищали мой дом от богарта, и я запомнила вашу фамилию. Волчий боб (10), не так ли? Люпин опустил голову, чуть не плача, но обреченно закрыл за собой дверь и сел перед ней, старательно пряча лицо. — На что жалуйтесь, сэр? Вручив направление с медицинской карточкой, Люпин судорожно выдохнул. — Я вывихнул плечо. — Какое? — Правое, — Вы правша или левша? — Левша, — Люпин сказал с раздражением, — что не значит, что правая рука мне не нужна. Дромеда старательно пропустила его замечание мимо ушей, заполняя карточку. — Повреждение новое? — Нет, меня не в первый раз полтергейсты, богарты и прочая гадость швыряет о стену. Дромеда отложила перо и карточку в сторону, поднялась и подошла к шкафу. — Обнажите верх, пожалуйста, мне надо осмотреть вас. В её доме Люпин сопротивлялся, как мог, но в лечебнице он полностью в её власти. И ворча, он снял мантию, рубашку, правда, майку лишь опустил. Дромеда приблизилась к его бледной спине, рассматривая каждый шрам. — Тоже оставили духи? — Частично. — Выпрямитесь, пожалуйста, — сказала Дромеда, надевая станок, — просуньте сюда правую руку. Люпин безропотно слушался, зафиксировав на плече, Дромеда спросила, коснувшись нескольких шрамов. — Это вам тот же полтергейст нанес? — При чем здесь мои шрамы? — Простите, мистер Люпин, но в лечении все имеет значение. Люпин заговорил с неожиданной дерзостью. — То меня ранили осколки в Ковентри (11), когда я был ребенком. Видите ли, мэм, моя мать родом из магглов, из семьи мясника. Я приехал к ним на каникулы, ночью как раз бросили бомбы. Моя кровать стояла возле окна, и меня попросту вышвырнуло взрывом. К стыду Дромеда не совсем понимала его, Великие войны магглов Бинс обсуждал бегло, лишь основные факты. Но она вспомнила магический вечер в амфитеатре, в далекие времена до Хогвартса. Еще не преступник, а просто эксцентричный фокусник Волдеморт показывал сцену горящего причала. — Так, — задумчиво произнесла она, ощупав сустав, — я сейчас дам Рябиновый отвар. — Нет нужды, мэм, мне не привыкать к боли. Дромеда лишь развела руками, надеясь на его стойкость, иначе он пожалуется начальству. — Что же, крепитесь, вдохните поглубже. Упершись палочкой, она мысленно произнесла заклинание и одновременно резко впихнула сустав внутрь. Люпин не сумел сдержать стон и закачался от боли, но устоял, закованный в станок. Дромеда тут же подала ему стакан с заранее отмеренной дозой Костероста, всего несколько капель, дабы скрепить кость. — Подождите, когда действие заклятья подействует. Сняв станок, Дромеда помогла Люпину одеться и привела его в процедурную, усадив на стул с высокой спинкой. Он находился в ослабленном состоянии, бледный и уставший, задай ему любой вопрос, и он не стал бы увиливать. — Мистер Люпин, позвольте кое-чем поинтересоваться? — Знал ли я вашего отца? Но он не имеет отношения к моим травмам. Дромеда выпалила. — Я имею право знать о ваших отношениях. — Справедливо, — Люпин, как и предполагалось, не стал отпираться, — я дружил с ним, во всяком случае так считал. Дромеда присела рядом на табурет, внимательно слушая. — С другой стороны, разве не друг приглашает к себе домой, причем в совершенно пустой, дабы никто не мешал. Я не стану врать, если скажу, что это были лучшие выходные в моей жизни, хотя пришлось незаметно просачиваться в камин «Трех метел», а потом еще устанавливать колдоаппарат, чтобы осталось что-то на память. Дромеда вспоминала моменты из отцовского дневника, Люпину он посвятил мало строк, чтобы считать его другом, но с другой стороны несколько страниц было вырвано. — Как вы подружились? — Да, удивительно, но нас свели обстоятельства. Сначала мы были лишь однокурсниками первые два года, сталкиваясь на совместных занятьях Гриффиндора и Слизерина. Затем мы стали посещать уроки Ухода за магическими существами и постепенно разговорились. У нас оказалось немало общего, в том числе и враги, группа старшекурсников со Слизерина, Яксли, сейчас работающий в отделе магического правопорядка, и ваши дядья. Всадники Апокалипсиса, Жопомордый, Прыщ и Олух, так их назвал отец. — Мы делились сокровенными тайнами, такими как, маггловские родственники. Но не прошло и года, как он предал меня. Дромеда обратилась вся в слух. — Яксли подстерег нас и стал дразнить, назвал маггловскими выродками. Я яро защищался, но ваш отец столь же яро отпирался. Дромеда недоверчиво заморгала. — Я не оправдываю его, но что касается личных взаимоотношениях он был стойким. Люпин хмыкнул. — Возможно, вас, свою дочь, и вашу мать он защищал, но я оказался недостаточно важным. Дромеда чувствовала себя морально беспомощной, весь ум и накопленное остроумие не могли помочь. Попытка возразить выглядела бы как оправдание, а признание вины — как унижение. — Меня вызывает новый пациент, подождите меня здесь. — Что, — Люпин ехидно спросил, — нечего сказать? Послышался стук, и улыбка сползла с его лица. Дромеда тут же бросилась к колокольчику, не хватало еще двух недовольных больных.

***

      Мягкие пальцы мужа касались её кожи, его руки кругообразными движениями массировали плечи и шею. Дромеда лежала на двух сдвинутых кроватях в его бывшей детской, расстегнув пуговицы на спине, она не стала скрывать синяки на шее. Несмотря на оказанную Лесли помощь, шея еще ныла. — Чем его поят, раз такой злой? Она дернулась, когда Тед коснулся следов. — Он с рождения злой, не удивлюсь, если мать кусал во время кормления. Даже Азкабан не исправит. — Знаешь, Азкабан в принципе не может никого исправить, особенно с дементорами. Дромеда скривилась от разминания шеи. — Дементоры не предназначены для исправления, они обязаны охранять. — По правде говоря, из них и охранники такие себе. — Почему же? Никто еще не сбежал с начала 18-того века. — Об Америке тоже не знали, пока не доплыли. — Тед, ну ты сравнил, открытие континента и дементоров! Он раздумывал какое-то время, разглаживая зудевшую кожу. — Я тут о чем подумал, дементоры нам подчиняются потому, что по сути их кормим, сдаем тех, кого не жалко. А если Волдеморт предложит им тоже самое? Дромеда переложила голову с левой щеки на правую и теперь смотрела на дочь, возившейся с кошкой на ковре. — Поэтому мы и держим в узде, чтобы они не перешли на его сторону. — Знаешь, Меда, я как-то одну статью прочел в «Придире». — Я не слышала о такой газете. — Это новый журнал, Кингсли присутствовал на их презентации и взял парочку совершенно бесплатно. Скажу честно, большая часть статей — просто вариации на тему «А что если?». А что было бы, если у волшебников был собственный банк без гоблинов, а что если драконы разумны и так далее. Но про дементоров разумно написано. Могу принести с работы.       Дромеда слабо кивнула, пока Тед массировал, она продолжала наблюдение за дочерью. Дора толкала мяч к Ширли, но кошка лениво расположила пушистую тушку и не собиралась шевелиться, от чего игрушка застряла в её шерсти. Дромеда дотянулась до палочки и притянула мяч обратно к дочери, но Дора снова подтолкнула его к кошке. Ширли недовольно промяукала и, поднявшись, залезла на шкаф. — Дора, милая, — взяв плачущую дочь, Тед ласково сказал, — ну не хочет она с тобой играть. Тед неожиданно скривился и, посадив дочь на кровать, согнулся пополам. Дромеда быстро поднялась и подошла к нему. — Все порядке, — поспешил он отмахнуться, — просто прихватило, только и всего. Но она не стала оставлять его. — Сядь, давай осмотрю тебя, — муж неохотно опустился на постель, — Дора, подержи-ка папу. Дочь с радостно обхватила за руки, пока Дромеда задирала футболку. — Вот, хитрюга ты! Не зря тебя на Слизерин отправили! Дромеда только усмехнулась, ощупывая мягкий бок. — Что ты ел на работе? — Рыбу. — Ту, что купил? — Да, еще в столовой взял несколько булочек. — Понятно, — пробормотала она, чуть надавив на живот, — с виду обыкновенная тяжесть желудка, но твой вид не нравится. Бледный слишком. — Меда, любимая, я понимаю твою заботу… — Тед вдруг замолчал и зашатался, Дора, решившая, что папа с ней играет, радостно заверещала. — Ты весь горишь, — убрав ладонь с его лба, Дромеда как можно спокойней обратилась к дочери, — Дора, ляжь с папой, я сейчас подойду.       Дрожь колотила её по пути из лестницы, нет, он просто отравился, съел что-то несвежее, не следовало питаться на ходу. Дромеда пробежала мимо гостиной, где в продавленном кресле дремала миссис Тонкс, держа на коленях книгу, прямиком на кухню. Она опустошала ящики, методично проверяя каждую склянку, за суетой она скрывала волнение. Наконец-то Дромеда отыскала емкость марганцовки. Не теряя минуту, она наполнила большую кружку, насыпала порошок и растерла его ложкой, водная поверхность немедленно приобрела слегка розоватый оттенок. — Was ist los (что случилось)? — раздался сонный голос свекрови. Дромеда чуть не опрокинула кружку на себя. — Кому-то плохо? — Теду, у него температура. Миссис Тонкс, бывшая замедленной и растрепанной от сна, тут же выпрямилась. — Добавь еще, раствор для взрослого должен быть крепким. Миссис Тонкс достала сверток марли, отрезала кусок, обтянув им поверхность кастрюли, и Дромеда процедила через него раствор. Следом они заполнили кастрюлю водой и пронесли её наверх. Тед лежал в постели, побелевший и вспотевший, и поглаживал сопевшую Дору по спутанным волосам. — Она спит, — тяжело дыша, выговорил он. — Хорошо, — прошептала миссис Тонкс, — пойдем.       Они привели Теда в ванную, усадили на табуретку, прислонив спиной к стене. Миссис Тонкс положила на колени сына тазик, Дромеда зачерпнула кружкой раствор и протянула мужу. Пока он пил, они напряженно наблюдали, готовясь в худшем случае открывать рот и давить на язык. К счастью, их навыки не понадобились, Теда тут же с шумом вырвало. Дромеда не оставляла его, продолжая наполнять кружку. Её также мучила тошнота, вонь царила на редкость ужасная, даже открытая форточка мало помогала. Рвотные массы становились прозрачней и чище, после последней порции Тед откинулся назад и устало оперся об ванную. Пока миссис Тонкс помогла ему встать, чтобы умыть и прополоскать горло, Дромеда опорожнила тазик, не забыв заполнить пузырек для образца.       Напоив и уложив Теда, они спустились в гостиную, ни о каком возвращении домой не было и речи. Миссис Тонкс принесла флакон с виски и два стакана, не привыкшая к крепкому алкоголю, Дромеда разбавила свою порцию водой. Она пила маленькими глотками в то время, как свекровь залпом осушила стакан. — Теда отравили, — сказала она прямолинейно. Дромеда кивнула. — Да, я не сомневаюсь, утром отнесу образец в лабораторию. Миссис Тонкс замешкалась. — И у вас есть? — Да, мы еще не умеем от природы смотреть сквозь материю. — О, — разочарованно протянула миссис Тонкс, — как жаль, а то вычислили бы этого ублюдка. Слушая поток немецких ругательств, Дромеда задумалась. Мысли, сбитые горьким алкоголем, путались, в голове всплывали различные образы. — Знаешь, у меня еще остались враги в Дахау. — Разве их не посадили? Миссис Тонкс помотала головой. — Nein, Нюрнберг (12) со всеми не покончил. Nein, наверняка, кто-то выжил и хочет отомстить мне. Дромеда потерла виски, слова свекрови казались ей глупыми. — За что вам мстить? Миссис Тонкс прищурилась. — Что Тед тебе рассказал обо мне? Дромеда замялась. — Вы работали в Дахау санитаркой или что-то в этом роде… — Медсестрой. — Да, и так вы познакомились с мистером Тонксом. Миссис Тонкс выпила еще, прежде чем начать рассказ. — У меня был широкий круг об… как это по-английски. — Обязанностей. — Ja (да), я проверяла прибывающих, мы решали, кого — на работу, кого — на опыты, а кого — на вылет. Я как-то смух… короче, не тот возраст записала мальчику, и меня вызвала одна из старших фрау. Дромеда вдруг испугалась. — Она вас наказала? Миссис Тонкс засмеялась, напугав еще сильней. — Я бы тут не сидела. Хе-хе, нет, она завер… — Завербовала. — Ja-ja (да-да), мы обходили женщин, искали беременных. Когда они рожали, мы должны были детей утопить. Дромеда дрожайшей рукой пролила на себя часть виски. — Только не говорите, что вы… — Mein kind (мое дитя), чего ты пугаешься? Мы их ночью выносили из Дахау, в сумках прятали, фрау потом сама находила, кому отдать, — замявшись, она грустно сказала, — её вычислили и повесили за измену, я сумела оправдаться. Все наши сведения сожгла и утопила в уборной, никаких улик не нашли. Дромеда недоверчиво посмотрела на свекровь. — Неужели вас так просто отпустили? — Leider (к сожалению), нет. Выгонять не стали, но моей начальницей стала другая фрау. Она не пускала меня к женщинам и заставляла лишь убираться. Еще за мной постоянно следили. Я однажды пошла в кино, на «Женщину моей мечты»(13), за мной пришел парень из СС. Девушки завидовали, а я боялась. Он все спрашивал, верю я в превосходство арийской крови. Чистая кровь, Дромеда всполошилась, вспомнив знакомые слова. — А что если кто-то из моих любимых родственников решил отравить, — горячась, она лихо перечисляла имена, — Орион? Нет, он плох в Зельях. Вальбурга? Нет, слишком просто для неё. Дедуля Поллукс? Нет, для этой скотины слишком сложно. Миссис Тонкс вдруг заинтересованно спросила. — А как прошел день с ним? — Он чуть не убил меня, причем будучи голым. Урод! — Дромеда с вызовом посмотрела на свекровь и процедила, — Только не говорите, что нельзя так говорить о родном дедушке! Миссис Тонкс пожала плечами. — Не скажу. Großvater (дедушка), тот что от мамы, был хорошим, мы с ним поросят кормили. Тот, что от папы, как так сказать, — она возвела глаза к потолку, вспоминая слово, — он слишком любил молиться, но такой смерти, конечно, не заслужил, — вздохнув, она перевела тему, — а вот отца Кена не жалко, еще раз бы убила! Дромеда вздрогнула, надеясь, что ей послышалась. — Ja-ja, mein liebe (да-да, моя милая), я убила одного Эдварда Тонкса и родила другого, справедливый обмен. — Вы шутите? — Nein, старик Эдди был уродом, настоящим ублюдком. Он пил, как свинья, и бил жену с детьми. Дромеда слушала с напряжением, что-то она недоговаривает. — Он принял меня только с одним условием, никаких немецких выродков. Он еще умирал от рака, операцию сделать ему не решились, и давали морфин. Я вытирала ему задницу, мыла, кормила с ложки и делала уколы, его жена раньше умерла, а дочки не захотели за ним ухаживать, schweinehundes (суки). Однажды я поняла, что беременна, и старик Эдди отправился в ад. Дромеда сидела неподвижно, затуманенная голова разом прояснилась. — Никто не знает? — Nein. — Но как же ваша полиция? Миссис Тонкс засмеялась. — Ваш писатель (14) как-то сказал, что врач — самый страшный убийца, они хорошо прячут улики и выдают все за несчастный случай. И кому был нужен умирающий от рака шахтер? То, что у него в крови много морфина — так ему больно было! Она встала, качавшись, и подошла к Дромеду, дыша пьяным паром. — Передай это своему деду и тем, кто посмел отравить моего сына!       Дромеда подхватила изрядно пьяную свекровь и, пыхтя, понесла её грузное тело наверх. С трудом уложив на широкую постель и укрыв стеганным одеялом, она рядом упала и уткнулась лицом в подушку, в царство снов она впала быстро. В очередной кошмар, где она наносила удар за ударом дедушке.

***

3 сентября 1974 года       Утро началось с тяжелого похмелья, Дромеда, никогда не пившая ничего крепче рождественского пунша, страдала от головной боли, а тошнота грозила вывернуть её наизнанку. И целый час она пила рассол маленькими глотками, еще полчаса умывалась, чтобы отбить запах алкоголя. Миссис Тонкс, что была старше на двадцать восемь лет, пришлось хуже, от выпитого её вырвало, и все утро пролежала с холодным компрессом на лбу.       Похмелье прошло, но гадкое чувство соприкосновения с чем-то ужасным, осталось, его никаким рассолом не выгнать. Миссис Тонкс родилась и выросла в Германии времен Второй Великой войны магглов, трудно ожидать, что нравы страны не затронут её. Дромеда ожидала рассказа об участиях в погромах и готова была с облегчением выдохнуть, пока не зашла речь о свекре. Как сказала, врач — самый страшный убийца, только он может выдать преступление за естественную смерть. И правда, кому было дело до того, как умер тяжело больной шахтер в мелком городишке Южного Уэльса. Удивительно, что мистер Тонкс или его сестры не поинтересовались причиной смерти отца, или миссис Тонкс была убедительна, или они порядком устали от пьяных выходок родителя.       Мысли о свекрови не уходили от неё и в лечебнице, сидя в кабинете целителя Магуайра, где Дромеда заполняла журнал. Как бы она поступила, если бы мистер Тонкс поставил условие не рожать «английских выродков»? Стала бы ждать его смерти, ожидая, когда рак заберет его, и потерять годы или убила бы? Мистер Тонкс в первую встречу не вел себя, как радушный хозяин, а как он ехидно наблюдал за её неумением приспособиться к дымному воздуху Аберфана. А как он бурно отреагировал, увидев её полуодетую рядом с сыном. — Миссис Тонкс, — прозвучал голос Магуайра, — вы меня слушайте? — Да, — ответила она слегка испуганно. — Тогда повторите, что я сказал. Дромеда напряженно выдохнула. — Если лечение длится больше двух недель, мы оформляем целительскую комиссию и продлеваем отгул. — Хорошо, куда записываем? — Сведения об обычных отгулах в синюю папку, с комиссией — в красную. — А где они лежат? — Синяя — в правом, красная — в левом. Магуайр насмешливо помотал головой. — Миссис Тонкс, не забывайте, что я левша. Ладно, если лечение заканчивает, что мы делаем? — Ищем папку, находим справку, ставим конечную дату и выдаем пациенту. — Хорошо, итак, сейчас перепишите сведения о моих пациентах за август. Не успел он принести новую папку, как раздался легкий стук. Магуайр открыл дверь, и в кабинет влетел маленькая сложенная из листа птичка. Он развернул её и нахмурился при прочтении. — Миссис Тонкс, оставьте списки, вас вызывает целительница Лесли. Дромеда покачала головой, поднимаясь, лучше бы она оформляла больных по всей лечебнице, чем подошла бы к деду. — Скажу по секрету, но я не вижу смысла в вашем назначению. Когда моя матушка отравилась грибами, то ей желудок промывала целительница Гринграсс, ибо это её профиль. Дромеда лишь пожала плечами, не желая раскрывать карты. — Будьте начеку на встречах с родной кровью!       Скорее уж с родным чудовищем, думая она, бредя по лестнице, зажитые синяки вновь заболели, что если просто повезло. Поллукс не оставит попыток убить её, и без того он сожалел об юношеской похоти, привязавшей путами приличия и доброго имени к полукровке, а год назад он узнал о полукровке-правнучке. И его злоба требует выхода. Дромеду била крупная дрожь у входа на пятый этаж, неужели этот день станет последним. Лесли, как и вчера, встретила на лестничном пролете. — Я сразу скажу, что мы будем «очищать разум». Я хотела отложить столь сложную и личную процедуру, однако вчерашние события вынуждают поторопиться. Дромеда следовала за ней, отчаянно озираясь по сторонам, ей показалось или санитаров стало больше. — Ты знаешь заклинание «Легилименс»? — Да, нас учили. — Будем практиковаться, — Лесли заговорщически сказала, вытаскивая из-за пазухи чашу, — мы храним воспоминания больных в отдельном кабинете, и не каждому целителю дозволяем заходить. Вам сделаю исключение, но только для вашего деда, омуты памяти прочих не трогать! — Хорошо, мисс Лесли. Целительница замялась, держась за ручки двери. — Ох, если все получится, то брошу курить. В десятый раз.       Сначала за открытую дверь вошли двое крепких санитаров с палочками наготове, через несколько минут последовали Лесли и Дромеда. Поллукс мирно лежал на спине с закрытыми глазами, он тихо дышал, но Дромеда видела слабую улыбку. Лесли, также смотревшая пациенту в лицо, дала знак, и санитары сдернули одеяло и привязали Поллукса к кровати. Он тут же проснулся и, дергаясь, принялся орать во все горло и грязно ругаться, обещая Лесли самое жестокое изнасилование в её жизни. — Каждое ваше слово отражается в памяти, и мы можем показать воспоминания мракоборцам. Её слова подействовали, и Поллукс замолчал, яро буравя глазами. — Миссис Тонкс, готовьте палочку. Легилименс! Белая вспышка ударила по голове, и Поллукс заметался, громко крича. — Сам ты Бычья морда! Дромеда внимательно наблюдала, с кем мысленно сражался дед. — Мы извлекать воспоминание пока не станем. — Почему? — Если мы будем вытаскивать каждое воспоминание, то он потеряет память окончательно. Нет, мы его ослабим. Итак, — заговорила Лесли, упирая палочку Поллукс в голову, — Когда говорим «Легилименс», мы мысленно делим слово на «Легили» и «Менс», а сейчас последний слог заменяет на «Минор». Следи за мной, «Легили-Минор». Поллукс замер после резкого удара маленькой молнии, Дромеда пораженно наблюдала за его постепенным успокоением — Теперь твоя очередь. Дромеда аккуратно подходила к дедушке, его глаза не блестели зло, но плотно сжатые губы не внушали ничего хорошего. — Легилименс!       За вспышкой последовало видение, Дромеда видела просторное помещение, изумрудно-зеленые гобелены, серебристые диваны, жарко натопленный камин, она попала в гостиную Слизерина. За столом сидела девушка, пухлая и невысокая, и заполняла лист пергамента, в свете свечей виднелись две угольные-черные толстые косы, тяжелый подбородок и широкое лицо. При звуках шагов она подняла черные глаза, и Дромеда узнала бабушку. — Поллукс, что случилось? — Она не пошла со мной в Хогсмид, — Дромеда слышала дрожащий от ярости голос деда, — Еще один Хэллоуин дракону в пасть. — Какой ужас! — бабушка говорила с искренним сочувствием, таким щенячьим блеском засветились глаза, — Я всегда говорила, что хуже воображалы, чем Неллинда Нотт, на свете не бывает. Мерлинова мать, неужели она влюблена в него! — Ты можешь мне помочь? — прокряхтел Поллукс, намотав на руку косу Ирмы. — Миссис Тонкс, — прозвучал голос извне, — не медлите. Дромеда с трудом отвела взгляд. — Легили-Минор! Гостиная мигом пропала, Дромеда помотала головой, нынешний Поллукс, не юный похотливый идиот, лежал перед ней. Дедушка не улыбался, напротив, он дрожал при виде внучки. — Что ты узнала, чудовище? Лесли не дала Дромеде ответить. — Чаша для воспоминаний не понадобилась, оно и к лучшему. Дадим ему успокоительное.       Отсчитав дозу, Лесли поднесла зелье Поллуксу, уговаривать его не пришлось, не сводя испуганного взгляда с внучки, он принял снадобье и быстро заснул. Раздосадованная Дромеда вместе с Лесли покинула палату, вплоть до обеденного перерыва она следовала за целительницей. Лесли давала ей больше возможностей для действий, поручая ослаблять память. Навещая Белби, целительница показала, как извлекать воспоминания с помощью заклинания «Легили-экстратионем»(15). Вытащив серебристую линию памяти, Лесли подвела Дромеду к больному и внимательно наблюдала за её движениями. Уверенно она прикоснулась палочкой к виску и резко выдернула воспоминание. Бросив его в чашу, Дромеда мельком посмотрела внутрь и оторопела. — Что там, миссис Тонкс? Лесли растеряла прежнюю невозмутимость, перед ней простиралась невиданная ранее картина. Восемь волшебников стояли на морском берегу и поднимали из морской глубины корабль, как вдруг резкий удар все оборвал. — Мистер Белби, вы точно не помните нападавших? Он раздраженно помотал головой. — Сколько можно повторять, что нет? И когда вы меня выпишите? — На следующей неделе, не беспокойтесь, отдохните пока. Оказавшись в коридоре, Дромеда крепко сжала чашу. — Мисс Лесли, воспоминания необходимо показать мракоборцам. — Я много раз посылала их, но все без толку. Однако если считаешь нужным, то стоит попробовать, — посмотрев на настенные часы, Лесли добавила, — иди на перерыв, я как раз выпишу разрешение на вынос воспоминания.       Лестничный пролет наполнился шумом, а потолок пятого потолка зашелся ходуном, в столовую направились толпы народа, как посетителей, так и целителей. Дромеда с сомнением смотрела на образовавшуюся очередь, пройдет отпущенный на перерыв час, прежде чем дошла бы её очередь. Доставая из сумочки припасенную булочку, она направилась на третий этаж, пересекла извилистый коридор, соединявшего с лабораторией. Резкий запах здесь слышался особенно остро, а коридоры были полупусты. Пространство у входа дрожало, несомненно наложили магический щит. Дромеда дернула шнур от звонка, уже через минуту дверь вдали отдела открылась, и во всю прыть к ней прибежал плотный и коренастый волшебник. — Опа, Блэк! — с ехидной радостью воскликнул, — Жалования мужа не хватает или соскучилась по лечебнице? Дромеда закатила глаза, Коэн остался верен себе. — Я хочу узнать, что за яд содержался в образце, что я принесла. Коэн хмыкнул, но все же взмахнул палочкой, приняв лист с заключением. — Итак, в образце помимо непереваренной рыбы обнаружен белок рицина, что содержится в бобах клещевины. Дромеда недоверчиво посмотрела на него. — Клещевина растет в странах Средиземноморья, разве нет? — Мантикора тоже в наших краях не водится, но Пруэтта тем не менее её ядом траванули. Какие были симптомы? Дромеда потерла виски, вспоминая вчерашний вечер, те мгновения до пьянства с собственной свекровью. — Сильные боли в животе, высокая температура, судороги. — Кровоизлияния в глазах были? — Нет, — неуверенно ответила она, — во всяком случае я не заметила. Коэн пожал плечами. — В любом случае пронесло, ибо отравитель оказался полным идиотом! Я прям читаю его мысли, начитался всякой чуши и решил, что одного- двух бобов будет достаточно. Нет, если надо отравить старика или ребенка, то может и хватит. Но на здорового мужика явно мало. Память отправила её в Хогвартс, на шестой курс Травологии. — Клещевина не считается столь опасной из-за воздействия на её бобы света или воды. — Да, совершенно верно. Этот кретин еще наверняка хранил бобы на подоконнике или помыл их. Яда хватило только на расстройство желудка. Дромеда взяла лист из рук Коэна и задумчиво произнесла. — Не знаю, что сказать. Радоваться тому, что меня чуть не сделал вдовой идиот? — Да, а то бы марганцовкой не отделалась.       Дромеда снова пробежалась глазами по пергаменту, если судить по справкам целителя Магуйара, то Яксли никак не мог быть отравителем, ибо сломал ногу в двух местах. Но стоило бы разузнать у Альфарда об его способностях в Травологии.

***

      Городок Иствитч украшали ратуша с высоченной, как шпиль, башней и старинная церковь, сохранившаяся с тринадцатого века. Стратфорд-на-Эйвоне, соседствующий с Рудбруком, славился, как родина известного маггловского поэта (16). На перечисления достопримечательностей Лондона не хватит всей жизни. Аберфан, до поры неизвестный даже валлийцам, мог «похвастаться» лишь кладбищем. Среди зеленых холмов белели мраморные арки, в лучах солнца блестели гранитные покрытия могил. Куда бы Дромеда не посмотрела, то везде замечали букеты цветов, дары со всей Британии и Ирландии. Самые красивые и большие были присланы от королевы.       Миссис Тонкс возглавляла процессию, прижимая к груди цветы, она старалась оторваться от сына и невестки. Тед вез перед собой коляску, из которой Дора так и норовила вылезти, и внимательно слушал Дромеду. — Знаешь, Кингсли мне прислал письмо, — сказал он после её рассказа, — Гризельду Марчбэнкс из Визенгамота хотели отравить. Кинули ей в стакан с водой два боба клещевины. Разумеется, уже не опасны были. — Что насчет Яксли? Тед задумчиво почесал подбородок. — Я сам рад его поймать с поличным, но проблема даже не в его должности. — А в чем же? — Он никогда не пропускает работу по неуважительной причине. И проблема в том, что его отсутствие не всегда совпадает с нападениями. — Но все же совпадает? Тед пожал плечами. — В тот день, когда взорвали гавань в Белфасте и убили Фюрстенау, у меня был выходной. Кингсли тоже не пришел, ибо бабушку хоронил. Мы тоже попадаем под подозрение. Дромеда хмуро посмотрела в небо, Альфард подтвердил в письме её догадки, Яксли и правда ужасно выучил Травологию, и Зельеварение в свое время не сдал. Однако он не единственный чистокровный, плохо разбиравшийся в свойствах ядов, на шестой курс к Слагхорну попало от силы двадцати студентов. — Гад ползучий. — О чем и речь, Меда. Дора высунулась из коляски и, бросив тряпичную куклу на землю, потянулась за ней. Тед вовремя перехватил её и посадил на ноги. — Что ты делаешь? — Пусть походит сама. — Дора еще мала.       Тед не стал отвечать, просто отпустив дочь. И Дора быстро засеменила короткими ножками, догнала бабушку, с победным писком схватив её за подол. Дромеда с мужем присоединилась к ним, и всей семьей они следовали по кладбищу. Первый букет, десять хрупких подснежников, лег на могилу Питера Тонкса, мальчишку, так и не дождавшегося чуда от старшего брата. После долгого тягостного молчания они покинули мемориальный комплекс и направились к церковному кладбищу. Бродя между покрытыми мхом плитами, миссис Тонкс привела к могиле мужа, не дожившего месяц до полувекового юбилея. Тед и Дромеда разделили на троих красные гладиолусы, украсив землю и плиту. Недалеко были похоронены родители Кеннета Тонкса, Эдвард и Патриция, и процессия замедлилась. Миссис Тонкс неожиданно остановилась в ступоре, сославшись на немецкую кровь, не позволявшую отдать честь бывшему британскому солдату, она отдала сыну оставшиеся букеты. Тед почтил покойную бабушку, не дожившей год до победы, сиреневыми хризантемами, а дедушку-тезку — красными. Алые цветы ярко выделялись на фоне серого камня, казалось, будто сквозь землю проступала кровь.       Тед все удивлялся поступку матери, по его словам, прежде факт, что дедушка когда-то воевал против Германии её не смущал, а с бабушкой она и вовсе не виделась. Дромеда лишь кивала и поддакивала, мужу незачем знать, что он обязан рождением убийству. Миссис Тонкс по-прежнему молчала, вручив уставшую от ходьбы Дору сыну, она вышла вперед, значительно оторвавшись. Тед следовал за матерью, продолжая изумляться странностями её поступков, так, переговариваясь с женой, он дошел до здания подножий холмов. Руины начальной школы Пантглас, словно торчавшие ребра, торчали из земли. Стены первого этажа устояли, но покрылись глубокими трещинами, от второго этажа почти ничего не осталось, лишь чудом уцелевшие остатки крыши прикрывали здание. Ржавая от времени и дождя решетка была разломана, где прежде находились ворота, сияла внушительная брешь. — Здесь была спортивная площадка, — тихо говорил Тед, указывая на едва заметные белые линии на асфальтном покрытии, — вот — футбольные ворота, — он указал на красные от ржавчины трубы, сваренные между собой. — Не та игра, где бьют ногой мяч? — спросила Дромеда, взял коляску у мужа. — Да, а вот кольцо для баскетбола, сюда надо было мяч бросить, — он осекся, глядя на покосившийся столб с прибитой к ней деревянной табличкой, — а куда делось кольцо? — Может, отвалилось? — Вряд ли, я его видел недавно. Дромеда присмотрелась внимательней, судя по повреждениям, кольцо явно грубо выдрали. — Не мог кто-то из ваших украсть? — Исключено, — Тед ответил с явным возмущением, — кто бы стал осквернять место гибели родного ребенка!       Тишину прорезал чудовищный крик, из разрушенной школы выбежала миссис Тонкс, белая, как полотно. Пока Тед подбежал успокаивать мать, с разрушенного второго этажа выскочил приземистый коротышка с длинными, давно немытыми волосами. Он легко спрыгнул на землю, держа под подмышкой кирпичи, никаких сомнений в его волшебной силе. Дромеда тут же выбила из рук добычу, связала его, но он успел трансгрессировать. Миссис Тонкс вновь завопила, к ней приближался мужчина, белокурый и голубоглазый, в темной форме, украшенной фигуркой орла. Зло указывая пальцем, он прокричал: «Мишлинге (полукровка)!».       Тед и Дромеда вытащили палочки, и мужчина вдруг задрожал, он то пытался вытянуться, то наоборот уменьшался. Богарт, догадались они и бросили в него заклятья. Дух вновь менялся, одновременно покрываясь совиными перьями и кошачьей шерстью, и исчез. Миссис Тонкс перестала кричать, обмякнув на руках сына, так она дошла до дома. Вокруг неё царила суматоха, Дромеда отчитывала капли успокоительного, Тед делал из мокрой тряпки компресс, даже Дора пыталась успокоить бабушку, приставая к ней с играми. — Halt (стоп)! — выпив лекарство, миссис Тонкс заговорила спокойней, — Тед, лучше принеси мне фотоальбом. — Какой именно? — Старый, в черной обложке, лежит в моей спальне. Неси, я должна кое-что рассказать. Дромеда с ужасом переводила взгляд то на уходившего мужа, то сокрушенную свекровь. — Миссис Тонкс, вы же не собираетесь раскрывать свои тайны? — Именно что собираюсь! — Не стоит. Поверьте мне, нет ничего хуже, чем узнать нечто неприятное и ужасное о родителях. Миссис Тонкс усмехнулась, взяв на колени внучку. — Дромеда, не беспокойся, об Эдди он не узнает. Нет, у меня много трупов в подвале. — Может скелетов в шкафу? — Ах, забыла, у вас, англичан, другие выражения.       Топая и громыхая, Тед спустился с лестницы, вручив матери потрепанный альбом, он тяжело опустился рядом с ней. Дромеда заглянула через плечо, рассматривая многочисленные черно-белые фотографии, неподвижные, какие бывают у магглов. Малышка Сабрина, коей была когда-то была свекровь, сразу замечалась, то она с матерью, давшей ей золотистые волосы, то с дедушкой и бабушкой, то в окружении однокурсников, одетая в коричневую форму. На предпоследней странице оказалась фотография с матерью и неизвестным мужчиной, Дромеда отметила его темные волосы, узкое лицо и нос с горбинкой. — Твой дед, Тед, Йосеф Вайсман. — Вайсман? Разве немецкая фамилия? — Нет, евреям часто давали оскорбительные фамилии. Белый человек, то есть безумец, еще ничего, могло быть и хуже. Дромеда мысленно сравнивала. — Вы не похожи. — Мне повезло, иначе бы раскрыли. Тед взял фотографию в руки, пораженно рассматривала изображение деда. — Как его убили? Вполне разумный вывод, ничего другого еврея в те времена не ждало. — Забили насмерть, — миссис Тонкс ответила, потемнев лицом, — в первый год всего кошмара. Я все видела. Тяжело вздохнула, она добавила. — Он воевал на Первой войне, на Ипре, Вердене и Сомме. Вел себя как немец, не молился и правил не соблюдал, и потому поссорился со своим отцом-раввином. Но ничего не спасло от смерти. Тед удивленно спросил. — Мама, но как тебя не раскрыли? — Я же сказала, все только начиналось. Мы с мамой переехали к её родителям в пригород, мне немедленно поменяли родословную, через год записали в БДМ (17). Мама также сожгла свидетельство о браке и фотографии. Вот эта — единственное, что уцелело. Дромеда, как съежилась свекровь под грузом воспоминаний, но оставался один вопрос. — А что стало с семьей вашего отца? Миссис Тонкс хмыкнула, перевернув последнюю страницу. — А ты как думаешь? Дромеда ощутила холодок, глядя на фотографию пожилой четы в окружении внуков, среди черных головок выделялась светлая макушка. — По правде говоря, я их не любила, они постоянно мне все запрещали и заставляли читать молитвы. После гибели отца больше не обращалась с ними, последний раз я увидела их на вокзале, откуда их отправили в Польшу. Тед вздрогнул от слов матери. — Может кто-то выжил? — Nein, дедушке перевалило за семьдесят, бабушке было чуть меньше, столь пожилым евреям жизнь не сохраняли, так еще они — чересчур религиозны. А что до кузенов, то я пыталась писать письма в газеты, но никто не откликнулся. Нет, мы, Deutschen (немцы), всегда практичны, даже в вопросах уничтожения. Тягостные воспоминания поглотили их, сквозь давившую тишину слышались стук часов, капание воды из крана и бессмысленное бормотание Доры, не понимавшей хандру, настигшую взрослых. — Миссис Тонкс, — хрипло сказала Дромеда, — позвольте вам помочь. Она оторвала взгляд от фотографий. — Я могу убрать все ужасные воспоминания из вашей памяти. — Меда, — спросил Тед, — ты уверена? — Да, я уже проделывая подобное. Миссис Тонкс решительно покачала головой. — Nein. — Мама, тебе же будет лучше. — Сынок, не будет. Я предпочитаю жить с ясной головой. Дромеда поразилась. — Неужели вас не мучают кошмары? — Мучают. — Почему бы не избавиться от них — Кошмары — часть моей жизни, как и радостные мгновения. Дромеда наклонилась к ней. — Даже то самое? — Да, — сардонически ответила миссис Тонкс. Тед заметно удивился. — О чем вы? — О прошлом моем, сынок. 1. Фиш-энд-чипс — жаренные куски рыбы и картошки, популярный английский фаст-фуд; 2. С английского метро буквально переводится, как «подземное пространство» (underground); 3. Элеонора Кобэм (1400-1452) — английская аристократка, жена герцога Хамфри Глостерского, дяди короля Генриха VI. Весьма честолюбивая дама, мечтавшая стать королевой и увлекавшая магией. Была обвинена в колдовстве и наведении порчи на короля, после чего отправлена в пожизненное заключение, где и умерла; 4. Жаба в норке — еще один популярный английский фаст-фуд, запеченные в тесте сардельки; 5. Жакетта Люксембургская (1415-1472) — французская аристократка, в первом браке жена герцога Джона Бедфорта, еще одного дяди Генриха VI, а во втором — худородного помещика Ричарда Вудвилля, мать королевы Элизабет Вудвилль. Во время войны Алой и Белой розы Ланкастеры взяли в плен и обвинили в колдовстве, дескать она магией заставила короля Эдуарда IV Йорка жениться на её дочери. Ей грозил костер, но своевременная победа зятя спасла жизнь; 6. То есть высокий рост и при этом худощавое телосложение; 7. Марджери Джордемейн (1415-1441) — жена простого крестьянина, практиковавшая магию. Предоставляла Элеоноре Кобэм зелья для излечения бесплодия. Как и госпожа, была обвинена в колдовстве, но будучи простолюдинкой, отправилась на костер; 8. Титуба из Салема — чернокожая рабыня салемского пастора, одна из фигуранток Салемского процесса. Пыталась лечить дочерей хозяина древними африканскими обрядами, но девочки обвинили в наведении порчи. Как ни странно, но белые присяжные пощадили её и отправили в тюрьму, откуда её выкупил неизвестный; 9. Дейдре — героиня ирландских мифов, известная красавица, принесшая всем влюбленным в неё мужчинам несчастья; 10. Простонародное название растения люпин; 11. Ковентри — город на востоке графства Уэст-Мидлендс, славится оружейными заводами. 14 ноября 1940 год его разбомбила немецкая авиация, почти полностью разрушив его, в последующие два года авианалеты неоднократно продолжались, унеся жизни 1236 человек. После войны стал городом-побратимом Волгограда (Сталинграда); 12. Нюрнбергский процесс — судебный процесс над нацистскими преступниками, проходивший с 20 ноября 1945 по 1 октября 1946 гг.; 13. «Женщина моей мечты» — музыкальный немецкий фильм 1944 года, в главной роли Марика Рёкк, которую подозревали в советском шпионаже. Один из немногих фильмов Третьего Рейха, не затронутый пропагандой, отчего его неоднократно прокатывали после войны в СССР; 14. Похожую фразу высказал Конан Дойл в рассказе «Пестрая лента», где некий жестокий доктор пытался убить падчерицу, тайком науськивая на неё ядовитую змею; 15. Extrationem (лат.) — извлечение; 16. Родина Уильяма Шекспира; 17. БДМ — Союз немецких девушек, организация в Третьем Рейхе для девочек от 10 до 18 лет, фактически женский аналог гитлерюгенда, с одним заметным отличием, кроме физической подготовки девушки проходили рукоделие и домоводство, а также впитывали идеи о необходимости рожать, как можно больше немецких детей.