Потерянный во Тьме

            Осень уже вовсю развернулась в Хиратоне. Кроны деревьев пожухли, листья окрасились в яркие, желто-красные цвета и крутились в воздухе, опадая на землю и устилая ее своеобразным ковром. Дети подбирали их и носились с веселыми возгласами, резвясь по оживленным улицам. Иногда по утрам иней покрывал остатки вялой травы, делал ее серебристо-серой и хрупкой. Ветер становился все более холодным, в нем чувствовались нотки наступающей зимы. Совсем скоро на землю упадут первые снежинки, а вместе с ними придут затяжные метели и долгие морозные ночи.       Все чаще небо затягивалось тяжелыми темными тучами, но не всегда изливалось дождем. Пасмурные дни нагоняли усталость сильнее. Весь мир казался серым и застывшим в одночасье. Медленно проходили люди, медленно проезжали конные повозки, издавая тихое цоканье копыт о брусчатку, медленно шло само время.       — Ты слышал новость? Снор вернется через пару дней. Говорят, его сильно потрепали.       — Ходят слухи, что на самом деле там было столкновение с людьми из Оскибала…       Кэй повел плечом, невольно вслушиваясь в разговор двух инквизиторов неподалеку, и помрачнел. Ему было не в радость слышать о скором возвращении командира.       Прошло около месяца с тех пор, как Снор ушел на задание и назначил Контэ главным инквизитором, а Рэдкфил «уехал» к нему. Дни тянулись удручающе медленно. Ничего специфичного, кроме убийства Рэдкфила, не происходило. Кэй вполне хорошо справлялся со своими обязанностями, действовал по строгому порядку и уставу, хотя пару раз у него возникали разногласия с товарищами. Его замечания и резкие высказывания начинали надоедать инквизиторам. С некоторыми из них получились довольно серьезные конфликты. Он делал вид, что все в порядке, но в последнюю неделю боль рвала его тело на куски, Контэ еле как плелся по улицам и выдавливал из себя слова. Дома он часами лежал в кровати, сжавшись в один большой напряженный комок из нервов и стараясь утихомирить болезнь. Это мало помогало. Он стал еще более раздражительным, слабым и едва находил в себе силы, чтобы продолжать работать. С каждым днем силы таяли, а в горле стоял комок, не дающий нормально дышать.       Кэю не приносила облегчения новость о том, что Снор возвращался обратно. Это означало лишь одно: вскоре ложь о Рэдкфиле всплывет, а спрашивать начнут в первую очередь с Кэя, как с временного главного инквизитора. Он не представлял, как ему выбраться из сложившейся ситуации и найти силы на противостояние, но знал одно — сдаваться и проигрывать в этом деле нельзя. Он не для того бился за свою жизнь и шел на такой риск, убивая Рэдкфила. Он не для того преодолел так много всего, чтобы в конце с позором уйти на эшафот.       Мысли в затуманенной голове Контэ метались дикой птицей в клетке. То он хотел трусливо сбежать, спрятаться от всевидящих глаз Церкви, то с мрачной уверенностью смотрел вперед, готовый принять любой исход. В какие-то дни он задумчиво смотрел на манящее острое лезвие кинжала и всей душой хотел вспороть себе горло, чтобы больше не чувствовать боли, страха и бесконечной тяжести в груди. Но потом он отметал от себя эти постыдные, слабые мысли, зарывался пальцами в встрепанные волосы и сжимал покрепче зубы. «Умереть можно всегда, а жить надо уметь», — простая истина любого человека, кто хоть раз видел смерть.       Отряд инквизиторов во главе со Снором пересек границы города в плачевном состоянии. Большинство мужчин было тяжело ранено, они были наспех перевязаны первым, что попалось под руку — какими-то тряпками и кусками одежды, пропитанными кровью. Несколько из них не могли передвигаться самостоятельно, поэтому их сразу несли в лазарет. Процессия скорее была мрачной и подавленной, а не торжествующей и веселой от победы. Толпа людей встречала ее молча, тревожно провожая взглядом уцелевших. Многие инквизиторы не вернулись обратно. Площадь встречала их траурно. Такое случалось в первый раз, и все пребывали в смятении и ужасе. Вместо радостных криков и восхваления своих защитников, на улице стояла подавляющая тишина, прерываемая лишь шепотом и суетой лекарей.       Снор еле стоял на ногах, медленно направляясь в сторону храма, возле которого возвышалось специальное здание, отведенное под нужды инквизиторов. Он с трудом переставлял ноги, а его плечи поникли. Левая рука Снора была небрежно замотана в плотную ткань. За прошедший месяц он постарел на несколько лет, на лбу пролегли глубокие морщины, а в волосах появились несколько седых прядей.       Кэй, который не принимал участия в помощи товарищам, подошел к Снору и склонил голову. Он уже хотел было открыть рот и сказать что-то, но командир его перебил:       — Завтра поговорим. До того времени ты остаешься главным.       Голос Снора звучал хрипло и приглушенно, а потухшие темные глаза смотрели куда-то в пустоту. Снор Урсулгур выглядел так, будто не он являлся главой инквизиции Хиратона, а какой-то мелкой пешкой, провинившейся перед своим начальством.       — Э-э… Да, я понял, — Кэй удивленно захлопал глазами, остановившись и провожая взглядом сгорбленную фигуру Урсулгура. Поведение Снора вводило в замешательство. За все те года, что Кэй служил при церкви, он еще ни разу не видел его столь подавленным и поникшим.       «Что же на самом деле там произошло?.. — растерянно думал Контэ, распределяя инквизиторов по группам. — Не похоже на обычную зачистку от темных тварей.»       В последнее время все чаще происходили случаи прорыва купола. В каких-то местах он истончался, и темные твари с земель, на которые не распространялось благословление божье, могли попасть на территорию Центра и сеять хаос: убивать людей, уничтожать скот и отравлять плодородную землю. Некоторые из них сбивались в стаи и нападали на деревни. Это стало уже привычной ситуацией. Обычно отправляли несколько отрядов инквизиторов, и спустя некоторое время все налаживалось. Справиться с безмозглыми темными тварями в большинстве случаев было легче, чем даже искать Темных. Однако, в этот раз Снор поехал самостоятельно, не объявив никакой дельной информации ни о месте прорыва, ни о предполагаемом типе существ, еще и больше половины инквизиторов старшего ранга взял с собой, а вернулся с мизерным количеством выживших. Абсолютно все указывало на то, что это была далеко не зачистка, однако никто из вернувшихся не говорил что-то по этому поводу: то ли они были слишком напуганы, то ли вовсе у них не было сил на долгие разговоры.       Кэю оставалось лишь скрежетать зубами и хмуро поглядывать в сторону мрачного кирпичного здания с остроконечной крышей, где скрылся Урсулгур. Из-за внеплановой суеты и волнений в инквизиторских рядах, Контэ приходилось задействовать все оставшиеся силы на налаживание ситуации. Он лишь бессильно сжимал кулаки, превозмогая ломящую боль в суставах.       Вечером у него сильно кружилась голова в церкви. Он стоял, сгорбившись, в темном уголке храма, пока священник, прикрыв глаза, вновь и вновь очерчивал перед собой круг под мелодичный распев молитвы.       — …Да защит нас Бог всеведущий, и очистит сердца наши от скверны плоти. Не таите в душе покорной греха, откройте ее Отцу нашему, и будет вам даровано благословение Его. И прольется свет, и снизойдет на нас прощение божье. Да будет стоять вечно Церковь, оберегающая нас от зловонной гниющей Тьмы!       — Да будет стоять вечно Церковь, оберегающая нас от зловонной гниющей Тьмы… — пробормотал Кэй, едва шевеля губами. Он очертил вокруг своего лица круг против часовой стрелки, а после сложил три пальца и коснулся своего лба. Три пальца — народ, Церковь и Бог — были символом нерушимой связи и процветания. «Лишь объединившись вместе, они смогут противостоять и искоренить Тьму, отравляющую жизнь детей света. И пока они вместе, земли Континента будут неприкосновенны», — говорилось в Цисадее, священном писании Церкви. Кэй всего лишь делал то, что от него ожидали, но всей душой он ненавидел каменное изваяние Бога, раскинувшее четыре огромных трехпалых руки прямо над головой священнослужителя.       Горожане покорно склоняли головы и замирали, в мыслях раскаиваясь перед всевидящим Отцом, шепча мольбы помилования, снова и снова повторяя слова молитвы. Да вот только слышал ли их кто-нибудь, кроме них самих? Лишь безликие высокие своды собора, холодный деревянный пол и равнодушно смотрящее лицо Бога с фресок на белых стенах внимали их мольбам о пощаде. Церковь поглощала их целиком и полностью, но ничего не отдавала взамен.       Когда молитвенный час прошел, люди стали медленно подниматься со скамей и проходить к выходу. Их лица светились неизмеримой радостью, будто они действительно сбросили с себя груз немыслимых грехов, накопившихся за день.       — Не забывайте жертвовать деньги Церкви! Всего пара монет, дети мои, и мы будем молиться за вашу душу и души ваших родственников… — выкрикивал грузный священник с чашей для пожертвований, едва сдерживая самодовольную ухмылку, когда серебряные и редкие золотые монеты, позвякивая, падали в чашу. Люди тянули руки и с благовением касались его одежд, пока он с хитрым прищуром обещал, что Бог обязательно снизойдет до них.       Люди верили лживым речам, ослепленные своей жаждой быть защищенными кем-то. Люди надеялись, что болезни их детей уйдут, мертвые родственники найдут успокоение, а в их жизни, наконец, засияет благой луч света. Да вот только лишь служители Церкви и инквизиторы знали горькую правду. Церковь проводила связь между Богом и людьми, это верно. Но никто не обещал, что кто-то услышит мольбы людей. И безутешные матери отправлялись на виселицу, стоило им усомниться в влиянии Церкви после смерти детей.       Двери храма глухо захлопнулись за спиной Кэя. Его голова разрывалась на части, словно кто-то колотил ее кузнечным молотом. В глазах все двоилось и плыло. Кэй не мог сориентироваться в пространстве, его заносило в сторону. Он, словно слепой, судорожно пытался найти опору, медленно переставлял ноги и пытался нащупать руками что-то надежное, но не получалось. От круговорота перед глазами Контэ стало тошнить, он дернулся, и в эту же секунду потерял равновесие. Нога соскользнула со ступеньки, и его тело, напряженное и скованное спазмом, полетело вниз по лестнице. Резкая боль пронзила ребра и грудь. Кэй плюхнулся, как мешок с картошкой, на брусчатку перед лестницей и сжал зубы, чтобы не заскулить и не опозориться еще сильнее. Словно откуда-то издалека он слышал чей-то обеспокоенный возглас, но никак не мог понять, кому он мог бы принадлежать.       Кэй попробовал подняться и зашипел от боли. Внезапно он почувствовал неестественный жар, подкативший к лицу. Бледная кожа покраснела, щеки пылали нездоровым румянцем, а на лбу вздулась пульсирующая вена. Через пару секунд на землю капнуло что-то темное. Еще. И еще. Кэй поднес руку к лицу и тыльной стороной небрежно вытер нос. На руке осталась кровь. Через пару секунд до него дошло осознание того, что из его носа текла кровь. Контэ неосознанно провел ладонью еще раз, но на этот раз на ней осталось еще больше темно-алой жидкости.       Его руки задрожали. Он в панике принялся пытаться вытереть кровь рукавом и стряхнуть ее с себя. В двоящейся и размытой картинке он видел, как его руки становились красными. Рот наполнился слизью и тошнотворным металлическим привкусом. По коже лица текли горячие струйки жидкости. Пальцы слипались. Его исхудавшее белое лицо было перемазано кровью. Виски запульсировали, а уши наполнились звоном.       Кто-то схватил Кэя за плечо и тряхнул, но тот никак не отреагировал, лишь безвольно упал обратно на землю. Улица, деревья, дорога, безоблачное вечернее небо — все это слилось в один сплошной размытый круговорот, а после взорвалось сотнями разноцветных искр, перед тем как окончательно потухло. Последним, что уловило сознание Контэ прежде, чем он отключился, был громкий крик над головой, и ощущение стекающей по горлу густой солоноватой жидкости.

***

      Кэй очнулся в просторной теплой комнате, освещенной несколькими свечами на близстоящем столе. С первым же вдохом в легкие хлынул воздух, наполненный резким ароматом трав. Где-то за стеной слышались чьи-то стоны и недовольное ворчание.       «Где я?», — Кэй слегка приподнялся, обводя взглядом помещение, а после громко охнул от саднящей боли в ребрах. Пространство вокруг продолжало слегка двоиться, а голова оставалась тяжелой. Мысли прокручивались с трудом, как заржавевшие шестеренки в старых часах.       Вскоре Контэ понял, где он находился: церковный госпиталь. Только здесь покосившиеся деревянные стены пропахли какими-то настойками, травами и болезнью. Казалось, что даже пламя свечей горело как-то по-другому, неприятно, колко.       Обычно все пациенты лежали в одном просторном зале, рядом друг с другом, на узких жестких койках. Кэй сел на поскрипывающей кровати и тяжело вздохнул. Возможно, его просто огородили от других инквизиторов, а может, не было других мест, но комнатушка скорее напоминала маленькую лекарскую коморку, чем полноценное место для больного человека. Вокруг в идеальном порядке были разложены лекарства, высушенные травы, какие-то стеклянные колбочки и деревянные ступки.       Кэй ненавидел госпиталь. За последние пару лет он стал постоянным гостем этого места, и от одного резкого запаха трав становилось дурно. Он устал пить лекарства, устал слушать причитания лекарей, устал от бесконечной боли, которая не отпускала ни на миг. Даже сейчас она не останавливалась. Ее слабые отголоски чувствовались сквозь действие обезболивающих настоек.       За дверью раздались шаги, а после в комнату зашла девушка, тряхнув копной коротких каштановых волос. Она удивленно распахнула глаза, увидев сидящего на койке Кэя.       — Кэйташи, Вы очнулись! Я так рада, мы уж думали, что… — она резко прервала свою фразу и кашлянула. Неуверенно она подошла ближе и села рядом.       — Как Вы себя чувствуете? — с жалостью спросила она, от чего Кэй дернулся и скривил губы.       «Я не настолько безнадежен, чтобы даже ты смотрела на меня так.»       — Сиона, ради всего святого, я же просил не обращаться ко мне на «Вы», — огрызнулся он и потер виски. — Голова болит, да и только. Как я здесь оказался?       — Господин Сонан и несколько других инквизиторов принесли тебя сюда. Нам пришлось потратить много сил, чтобы остановить твое кровотечение из носа, — Сиона слегка улыбнулась и отвела взгляд. Было видно, что ей неловко разговаривать на равных с Кэем. Она была младше него лет на восемь, а может и больше. Она только начинала расцветать, теряя детскую неуклюжесть и угловатость. Красивая, юная девушка в легком желтом платье с пышными рукавами. За ней гонялись многие молодые парнишки.       Кэй же до сих пор воспринимал ее как ребенка. Глупого, наивного ребенка. Он помнил Сиону с тех пор, как она впервые появилась у лекарей, как впервые помогала ему после очередного приступа. Маленькая девочка с огромными голубыми глазами, которая смотрела с трепетом на инквизитора. С тех пор ничего не поменялось.       — Ирин значит… — Кэй дернул плечом и вздохнул. В последнее время он часто чувствовал на себе взгляд Сонана или замечал, как он трется рядом. Это сильно раздражало. Ирин постоянно находился в зоне видимости Кэя, смотрел своими стеклянными светлыми глазами и заискивающе улыбался. Его навязчивость вызывала недовольство Кэя, и злость начинала бурлить в крови.       — Он сказал, что ты упал с лестницы, а потом у тебя полилась кровь из носа. Это все твоя болезнь, да? — тихо проговорила Сиона, нахмурив тонкие брови.       — Да, просто очередной приступ случился, — без промедления ответил Кэй заученную фразу и безразлично посмотрел в глаза девушки. Она вздрогнула.       — Мне жаль, правда. Даже моя мама не знает, как тебе помочь, а уж она многое повидала…       Контэ лишь пожал плечами и выпрямился, чувствуя, как головокружение и тошнота медленно исчезают.       — Я надеюсь, что твоя боль не усиливается, а то наши запасы снадобий и трав почти закончились, — тихо сказала Сиона, смотря куда-то в пол.       — Хм, и почему же?       — Вернувшиеся инквизиторы. Мы не рассчитывали, что ситуация будет настолько серьезной. Нас даже никто не предупредил! Вдобавок, некоторые раны мало того, что загноились, так еще и были нанесены очень странным образом. Они очень плохо поддаются лечению. Я думаю, что это все из-за оружия оскибальцев…       — Подожди, ты сказала, что это из-за людей Оскибала? — живо отреагировал Кэй, тут же помрачнев и наклонившись ближе.       — Д-да, ты разве не знал? — со страхом промямлила Сиона, захлопав глазами и отодвинувшись. — Ой, попадет мне от матушки и господина Урсулгура…       — Почему же? — Контэ изогнул бровь, буквально прожигая взглядом девушку и жадно вслушиваясь в ее рассказ.       — Ох… На самом деле, это должно оставаться в секрете. Я не знаю подробностей, но таков был указ господина Урсулгура. Он сказал, что спустит шкуру с любого, кто расскажет об этом, — Сиона сжалась, а ее губы задрожали.       Кэй промолчал, задумчиво прищурившись. Он не обратил внимание на переживания девушки и на ее полный мольбы взгляд. В конце концов, ее никто не тянул за язык. Зато она прояснила немного ситуацию, и теперь картинка стала складываться в единое целое.       «Значит, мои догадки оказались верны. Снор явно хочет замять это дело и сделать вид, что ничего не произошло. Трясется о своей репутации, сукин сын.»       Орден Оскибала. Так называлась военная организация людей Запада, которые уже много лет вели ожесточенную борьбу против Континента. Кэй не особо много знал об этом, ведь ими занимались специально обученные войска, а обычных инквизиторов не пускали к местам битв. Это было опасно и поставило бы под угрозу безопасность жителей Континента. Он знал лишь то, что большинство солдат, ушедших на войну, не возвращались, а некоторые и вовсе пропадали без вести. Грандосс страдал от войны больше всего, ведь именно на его границах разворачивались ожесточенные бои. Правда, происходило это далеко, гораздо дальше, чем находился Хиратон. Кэй лишь изредка видел красные плащи воинов, колоннами проезжавших мимо города.       «Но почему в этот раз призвали обычных инквизиторов?..»       — Ох, я совсем забыла, ты же упал с лестницы. Мне стоит осмотреть тебя на наличие повреждений… — вырвал Кэя из раздумий робкий голос Сионы. Она потянулась было к нему, но Контэ резко повернулся и ударил ее по рукам.       — Не смей! — рявкнул он. Девушка испуганно вскрикнула, она отдернулась и подскочила, сделав пару шагов назад. Она вся съежилась и побледнела, смотря на внезапно рассвирепевшего Кэя. Он с потаенной угрозой смотрел на нее немигающим взглядом.       «Дура, мне не хватало еще твой труп куда-нибудь выбрасывать», — проскользнуло в голове у него.       — У меня все в порядке. Просто не трогай меня, ясно? — процедил Кэй сквозь зубы и поднялся. Голова снова закружилась, и он согнулся, вцепившись пальцами в маленький прикроватный столик с лекарствами, чтобы не упасть опять.       — Вам следует остаться в лазарете на ночь, Кэйташи, — Сиона нахмурила тонкие брови и поджала губы, но не подошла, все также боязливо стоя в стороне. — Я скажу матери, чтобы она приготовила Вам еще обезболивающих лекарств, — и с этими словами она покинула комнату, ни разу не взглянув на Кэя, а ее нежные ладони сжались в кулаки.       Контэ обессиленно упал обратно на кровать, зажмурившись и обхватив голову руками. Его снова начало тошнить, и он осторожно лег на бок, вытянувшись во весь рост.       «Что обычно люди делают в таких ситуациях? Извиняются? Но я не виноват. Это она полезла ко мне. Раз я не жаловался на боль, то и нечего было пытаться что-то сделать. Безмозглая девчонка, — спутанные мысли жужжали внутри черепа, раздражая еще больше, — Ненавижу таких навязчивых людей. Зачем они все лезут ко мне? Я хочу быть один. Один.»       В помещении стало невыносимо душно. Тяжелый запах болезни, которым был пропитан весь лазарет, смешивался с резкими нотками высушенных трав. Дышать было тяжело. За стеной кто-то с надрывом закашлял.       Кэй лежал некоторое время с закрытыми глазами, ведь даже смотря на тусклое пламя свечи тошнота начинала усиливаться. Огонек дергался, двигаясь то в одну, то в другую сторону. Наблюдать за ним было невыносимо. Тошно.       Собрав остатки сил в кулак, Контэ медленно поднялся. Он осторожно пошел в сторону окна. Пол противно поскрипывал, а старые деревянные доски немного прогибались под весом мужчины. Комната была совсем маленькой, поэтому спустя пару шагов Кэй уже оказался около окна и открыл его. Ночной воздух дунул в лицо. На улице было тихо, лишь легкий ветерок качал ветки деревьев и пригибал сухую траву. Кэй прикрыл глаза, оперся руками о подоконник и слегка наклонился вперед, с наслаждением вдыхая чистый воздух. Тошнота постепенно уходила, а голова прояснялась. Исчезала спутанность мыслей.       Дышать полной грудью и идти вперед — вот что нужно было делать.

***

      Кэй бодро шагал по оживленной улице, гордо подняв голову и расправив плечи. Прошлой ночью он все-таки ушел с прицерковного госпиталя к себе домой. Вернее, он просто вылез через окно и еле как дополз до своего дома, после чего рухнул на кровать и моментально уснул. Он не мог находиться в давящей маленькой комнатушке и слушать хрипы и кашель раненых инквизиторов. Хотелось спрятаться от них, и единственным безопасным местом во всем городе был дом. Спал он долго и очнулся только к полудню. Никто даже не пришел к нему с претензиями, почему он не посетил утреннюю службу. Впрочем, это мало волновало Кэя. Впервые за долгое время он чувствовал себя действительно отдохнувшим, даже привычная боль была намного слабее.       Впереди уже виднелись массивные, красивые двери из красного дерева, высокие арки и уходящая в небо остроконечная крыша инквизиторского здания. Обычно, Снор проводил все время там, перебирая какие-то бумаги, подписывая приговоры и проводя встречи с высшими чинами священнослужителей. Кэй не вникал в это. У Снора были отдельные помощники, которые во время его отсутствия занимались всей этой работой. От Контэ, пока он замещал главу инквизиции, требовалось лишь иногда ставить роспись в приговорах и писать отчеты о проделанной работе. Он порой пробегался глазами по принесенным бумагам, но ничего интересного не находил. В более глубокие дела его не посвящали, как и остальных инквизиторов.       В этом же краснокирпичном здании проходили и собрания, на которых сообщались важные новости. Обычно они созывались пару раз в неделю. Хиратон был большим торговым городом, и на его контролирование уходило много сил. Городская стража неплохо справлялась со своими обязанностями и предотвращала драки и грабежи, ловила преступников, но зачастую приходилось задействовать и инквизиторов. Ночные дежурства и охрана наиболее важных мест Хиратона — ратуши, городских ворот и храма — всегда сопровождались хотя бы одним инквизитором. Пока Кэй был заместителем Снора, он не проводил собрания и предпочитал распределять обязанности на утреннем богослужении. Под его руководительством насчитывалось не больше десятка опытных инквизиторов, и горстка юнцов. Какой смысл отдельно собирать их где-то?       Внутри здания, прямо по парадному входу, был длинный коридор, ведущий прямо в зал для собраний: темное просторное помещение, освещаемое лишь светом от горящих факелов. Оно не было украшено витиеватыми орнаментами или высокими колоннами. По сравнению с остальной частью здания, зал казался крайне простым и блеклым. Рядом располагались две лестницы, поднимающиеся наверх, на второй этаж. На стенах висели факелы и фрески с Богом. Его лик и раскинутые в стороны руки как бы вопрошали: поведай мне, что тревожит твою душу? Кэй никогда всерьез не изливал свои чувства кому-либо, ему было не понять людей, которые судорожно шептали слова покаяния перед иконами. Возможно, он не любил раскрывать свою душу перед кем-то, а может, ему просто не внушала доверия мысль излагать неизвестному существу или человеку (священники часто принимали исповеди и направляли людей на правильный путь) свои проблемы. Но, не стоит отрицать, кому-то это действительно помогало разобраться в жизни.       На втором этаже располагалось несколько кабинетов и периодически слышалась чья-то ругань. То и дело между дверьми суетливо шмыгали гонцы с кучей свитков.        А вот на третьем этаже находилась лишь одна единственная большая комната — кабинет Урсулгура. Он был отделан дорогим материалом, а мебель соответствовала последней моде: массивные деревянные кресла с бархатной обивкой и ручной росписью, широкие шкафы с кучей полок и заваленные какими-то отчетами и заметками, и аккуратные тумбочки возле дубового стола. Все, все в кабинете кричало о высоком статусе и состоянии, о котором не снилось простым людям. Комната была идеальной и нарочито прилизанной, чтобы любой клирик, градоначальник или граф могли ощутить, в чьем кабинете они находятся.       Возле двери стояли два охранника, безмолвно и напряженно всматриваясь вперед. Увидев Кэя, они поклонились и отошли, разрешая пройти, но их взгляды так и остались жесткими и неприветливыми. От этого становилось некомфортно, и по спине невольно пробежал рой мурашек.       Снор сидел в кресле и внимательно изучал карту, иногда что-то выписывая на бумагу чернилами. По правде говоря, Урсулгур был не самым привлекательным мужчиной в городе — грубые черты лица, широкий большой нос, колючая и небрежно торчащая борода. Ко всему этому добавлялось грузное тело и вечно хмурое выражение. Даже на переносице образовалась глубокая морщина. Теперь Снор выглядел еще хуже, чем раньше. Он сгорбился, поджимая к себе поврежденную руку. Лицо печально осунулось. Глаза впали в глазницы, вымученно всматриваясь в бумаги. Он поднял голову, скользнул по фигуре Кэя оценивающим взглядом и кивнул на кресло, стоящее напротив стола:       — Здравствуй, Контэ, присаживайся.       Кэй прищурился и подошел, сев в кресло и нагло закинув ногу на ногу.       — Командир, о чем же Вы хотели поговорить со мной? Неужели отчетов о моей работе недостаточно?       — Гм, я хотел поговорить с тобой лично, — Урсулгур отложил бумаги, сложив руки на столе и смотря в глаза Кэя. Тот никак не реагировал, спокойно отвечая на его взгляд.       — Все обнаруженные Темные пойманы, мы их давно допросили и приговорили к сожжению. Половина из заключенных уже мертва. Было несколько нарушений устава, виновники наказаны. Так что от меня еще требуется, м? — Кэй сложил руки на груди. — Мне гораздо интереснее послушать Вас.       — Ты рассказал не все. На тебя поступило несколько серьезных жалоб, и ты пропустил сегодняшнее утреннее богослужение. Как ты можешь объяснить это?       Кэй тяжело вздохнул и нервно закусил губу.       «Главное — сохранять спокойствие.»       — Вчера у меня случился приступ, я пролежал в церковном госпитале долгое время, — Контэ дернул плечом и откинулся на спинку кресла. — Что же касается моих товарищей… У нас действительно возникли разногласия. Но мне казалось, что мы все уладили.       — Это не оправдание тому, что ты оскорбил и задел их честь. И один раз ты препятствовал отряду забрать подозреваемого Темного.       — Я что, не имею права убедиться в том, что задержали нужного человека, а не просто бедного торговца, не угодившего кому-то? Не вам ли знать, командир, какие последствия могут быть у такой ошибки? — вспылил Кэй и с вызовом посмотрел в глаза Снора. — Я выполнял свою работу. В отличие от некоторых, я ответственно отношусь к ней.       Последние слова, казалось, задели Урсулгура. Его лицо ожесточилось, а глаза сверкнули сталью. Кэй выпрямился и вздернул подбородок. Он не собирался унижаться и пресмыкаться перед кем-либо, даже перед главой инквизиции.       Снор напрягся, он усиленно крутил в руках тоненькое письменное перо, но старался говорить спокойным тоном, как и всегда:       — Мне доложили, что Рэдкфил отправился к северным предгорьям. Но ни я, ни кто-то из моих подчиненных не встретили его в пути, как ты…       — Ах, Вы об этом старике, — без всякого уважения перебил командира Кэй, махнув рукой. — Действительно, он ушел на следующий день после того, как Вы уехали. Я не придал этому значения.       — Не придал значения, что один из старших инквизиторов пропал?! — с едва сдерживаемой яростью прорычал Снор, скрипнув зубами.       — Я не знал, что он пропал. Мы все думали, что он находится в предгорьях.       — Твоей обязанностью было проследить за тем, чтобы он доехал в целости до моей группы! Какого хрена ты этого не сделал?! — повысил голос Урсулгур, уже не тая своего негодования. Его ноздри широко раздувались, а толстые грубые пальцы сжали перо, сломав его напополам.       — Я не обязан следить… — хотел было возразить Кэй, раздраженно скрестив руки на груди, но его перебили.       — Нет, Контэ, ты был обязан! Я назначил тебя временным своим заместителем, понадеялся на твой опыт и благоразумие, но из-за тебя один из наших инквизиторов пропал! — Снор внезапно поднялся со своего кресла, уперевшись руками об стол. — Ты — безответственный сопляк! Это было ошибкой — поручать тебе такую работу!       Кэй, уязвленный словами Урсулгура, моментально подскочил, приблизившись нос к носу к нему. В крови забурлила обида, смешанная с разрастающейся злостью.       — Я — безответственный?! А вы, командир, ничего не хотите мне сказать? Например, что делали обычные инквизиторы рядом с орденом Оскибала? Или почему с вашей миссии вернулось лишь парочка полуживых человек, а? — зашипел Кэй, с бешенством смотря на слегка растерянного Снора, явно не ожидавшего такого отпора.       — Не переводи тему!..       — Нет, позвольте! — Кэй начал огибать стол, приближаясь к отступающему Снору. — Почему внезапно Церковь посылает обычных инквизиторов на войну, а? Не так уж она ценит жизни даже своих верных псов, — оскал исказил бледное лицо, — Почему это такая тайна? Великий Снор Урсулгур, властитель Хиратона, боится, что о его провале узнают в городе? Что он потеряет свой высокий статус и репутацию?       — Не смей разговаривать со мной в таком тоне, Контэ!       — А то что? Убьете меня?       Тело Кэя трясло от смеси страха и возбуждения. Он снова ходил по грани. Контэ задел самую больную тему Урсулгура — его репутацию. Однажды он уже падал лицом в грязь, запятнав свое имя. Теперь, после столь печального возвращения с севера, он наверняка боялся вновь потерять все.       Среди инквизиторов и так начали ползти неприятные слухи. И командир, безусловно, уже знал об этом.       Кэй приблизился к Снору и выпрямился, с презрением смотря на него сверху вниз. В кабинете воцарилась тишина. Звенящая тишина с искрами напряжения. Казалось, что вот-вот они вытащат клинки из ножен и сойдутся в битве, но этого не происходило. Они молча смотрели друг на друга. Лицо Урсулгура помрачнело.       В коридоре послышались торопливые шаги, а затем дверь со скрипом распахнулась. На пороге стоял растрепанный Ирин, держа в руках какой-то свиток. Он удивленно вскинул брови, увидев, как Снор и Кэй стоят и испепеляют друг друга взглядами, но тут же склонил голову в знак уважения и кашлянул.       — Господин Урсулгур, к нам поступило сообщение о Темном в округе Зиоран. К западу от деревни Норд были обнаружены следы жертвоприношений местными жителями. Они испуганы и просят помощи. Подозревают местного лекаря, Амилин Фрейч. Он живет неподалеку от Норда.       «Фрейч? Знакомая фамилия. Я где-то слышал ее, но где?..»       Снор нехотя отвел взгляд от Кэя и подошел к Ирину, грубо выхватив из его рук свиток и спешно пробегаясь глазами по тексту.       — Откуда это?       — В город прибыл молодой мальчишка, гонец из Норда. Сказал, что дело срочное, и все мне рассказал. А это письмо от главы деревни.       — Можешь идти. В следующий раз стучись, Сонан, — Снор отвернулся от инквизитора. Он подождал, пока Ирин откланяется и выйдет из кабинета, а затем вновь обратил свое внимание на Кэя. Теперь маленькие черные глаза Урсулгура горели зловещим огнем.       — Теперь это твое дело. Ты же такой ответственный и мудрый, так докажи это. Думаю, ты сможешь справиться и в одиночку, — мужчина рыкнул и небрежно отдал Кэю сверток, слегка оттолкнув его.       — Вчера я пролежал в прицерковных палатах до поздней ночи, я не чувствую себя хорошо в последнее время, — проговорил Кэй сдержанно, пытаясь выровнять голос, но в глубине души его трясло от вновь нарастающего гнева.       — Раз ты такой больной — замечательно! Я отстраняю тебя от работы до завтрашнего дня, а с рассветом отправляйся на задание, — Урсулгур сел обратно в свое кресло и даже не посмотрел на Контэ. — Разговор окончен.       Кэй до боли сжал зубы. Он поколебался пару мгновений, борясь с безумным желанием растерзать Снора, вогнать ему нож под ребра и выпотрошить его, но здравый рассудок одернул его. Не говоря ни слова, Кэй вышел из кабинета, хлопнув увесистой дверью так, что стены задрожали, а стражники поморщились и боязливо отступили на пару шагов назад.       «Ненавижу, ненавижу, ненавижу», — крутились мысли в голове, распаляя и без того заведенного Контэ. Он даже не заметил, как за ним увязался знакомый белокурый инквизитор.       — Все в порядке? Кажется, вы с Урсулгуром повздорили… — неуверенно подал голос Ирин, когда Кэй нервно спускался по лестнице на второй этаж, сжимая до побеления костяшек перила. Тот остановился и обернулся, оскалившись.       — Ты подслушивал?       — Да не то, чтобы подслушивал, — мужчина замялся и почесал голову. — Просто вашу перепалку еще в коридоре было слышно. И потом Снор тебя отправил на это задание одного. Это же опасно!       — Тебя это не касается, — огрызнулся Кэй.       — Почему это? Ты болен, я вчера сам тебя тащил к нашим лекарям! Тем более этот Фрейч, он же сын предателя, кто знает, что у него на уме…       — Сын предателя? — Контэ слегка успокоился, задумчиво прищурившись. Интерес взял верх над гневом, и Кэй невольно встряхнулся, сбрасывая с себя напряженность.       — Ты разве не знаешь? Я думал, что ты застал то событие. Его отца, графа Фрейч, обвинили в сговоре против Церковной власти и убили его, лет эдак десять назад, — Ирин засунул руки в карманы и поежился. — У него было двое детей, они исчезли вскоре после казни графа.       «Так вот почему мне знакома эта фамилия. Я действительно помню ту казнь, я только-только тогда стал учеником при инквизиции. Странно, что я не вспомнил сразу», — Кэй повел плечом и вздохнул, прикоснувшись рукой к голове, которая вновь начинала болеть. Его злость слегка утихла.       — Я понял. Спасибо за информацию, — с трудом буркнул он и отвернулся, продолжая спускаться по лестнице. Но шаги за спиной не прекратились, а лишь ускорились, и через пару секунд рука Ирина одернула плечо Контэ.       — Слушай, Кэй, может, мне поехать с тобой? Так будет безопаснее.       — Отвали, — предупреждающе отозвался Кэй и грубо столкнул с себя руку Ирина.       — А если что-то случится? Если там не один Темный? Жертвоприношения — дурной знак.       — Это не твое дело.       — Нет, это мое дело! — резко возразил Ирин, нахмурившись. — Ты мой друг, я должен беспокоиться о тебе! Тем более в нынешней ситуации!       — Мы не друзья.       — Но я думал…       — Мне неинтересно, что ты там подумал, Сонан! Хватит крутиться вокруг меня! — внезапно с надрывом рявкнул Кэй, повернувшись уже всем телом к Ирину. — Мне плевать на тебя, на твои чувства, на твои секреты, на твою семью! Оставь меня в покое, никчемный кусок дерьма!       Сонан замер, в ступоре уставившись на Кэя. Добродушие и искренность, светящиеся в прозрачных серых глазах, погасли. От мужчины повеяло холодом и чужеродной враждебностью. Вместо открытого и непринужденного человека над Контэ возвышалась угрюмая тень. И ни капли былого дружелюбия.       — Да пошел ты, — сплюнул Ирин и прошел мимо Кэя, толкнув его плечом. Кэй покачнулся и проводил его взглядом. На мгновение он пожалел, что выплеснул всю свою злость на Сонана — последнего, чего ему хотелось бы, так это окончательно ухудшить отношения со своими товарищами. Однако, он тут же отогнал от себя эти мысли. Какое ему дело до того, что какой-то полоумный возомнил себя другом Кэя? У Кэя не было друзей. И не будет.       Настроение стремительно ухудшалось. Контэ хотелось сбросить напряжение где-то, и он собирался проскользнуть в пыточные, чтобы спустить пар, но его не пустили — оказывается, Снор уже успел отдать приказ не пускать Кэя ни в одно служебное помещение, кроме конюшен. Урсулгур всерьез решил отстранить его от работы. В кругах инквизиции подобный поступок считался почти оскорблением.       Всепоглощающая злоба кипела в крови, текла по венам, пропитывала ненавистью каждую клеточку тела. Кэй наматывал круги по городу, обходил каждую улочку, цеплялся хищным взглядом за прохожих, терпел изматывающую боль в суставах. Ему хотелось кого-нибудь придушить собственными руками. Вырвать горло. Убить, в конце концов!       «Как это старое трепло посмело так со мной поступить? Отстранить от работы, как какого-то безмозглого юнца! Я что, хуже других? Я в его глазах ничтожество?», — Кэй резко остановился посреди улицы, ослепленный догадкой.       «Ну конечно. Я ведь всегда был хуже других. Я же просто какой-то дрянной мальчишка с улицы, не так ли, Урсулгур? Отстранить меня, опытного, взрослого мужчину, от работы, унизить перед всеми, так теперь ты хочешь поиздеваться надо мной?!», — руки судорожно сжались в кулаки. Кэй резко продолжил идти, разворачиваясь в сторону дома.       «Я ненавижу вас всех. Я хочу, чтобы каждый из вас сдох. Чтоб вы все сгорели, уроды. И Церковь, и вся инквизиция, и ваш сраный Бог!»       Кэй ненавидел до глубины души, когда к нему проявляли наигранную жалость и сочувствие. Еще больше он ненавидел, когда кто-то оскорблял его гордость и считал его хуже других. Он рвал жилы, чтобы выбраться из грязи, не жалел своего здоровья, чтобы жить в достатке и не есть черствые куски хлеба, ворованные у невнимательных торговцев. И даже если его тошнило от самого себя, даже если он все видел и испытывал отвращение от Церкви, он все еще вкладывал всего себя в работу — лишь бы не помереть где-нибудь в подворотне, как крыса.       Контэ с пинка открыл дверь в дом. Его глаза сверкали безумным огнем. Весь день прошел ужасно. Подавленная злость, наконец, взяла верх. Отвратительный разговор со Снором. Ссора с Сонаном. Впервые за много лет его посмели так задеть. И это было непростительно. Кэй не контролировал себя. Сначала он кружил по комнате, но, случайно наткнувшись на столик с лекарствами, не глядя схватил первое попавшееся под руку и швырнул куда-то в стену. В комнате сразу же почувствовался мерзкий запах снадобья. Но на этом Кэй не остановился. Он одним движением руки смел все бутыльки с поверхности стола, они с тихим бряканьем упали на пол. Затем и сам столик был откинут куда подальше.       Прошло немало времени, прежде чем Кэй смог успокоиться. В доме царил беспорядок, словно шайка разбойников похозяйничала там. Мебель была опрокинута, посуда и стеклянные бутылки разбиты, на полу что-то размазалось, и лежали осколки битой утвари. Какие-то тряпки валялись разорванными кусками. Ни одна вещь не осталась целой. Кэй со стоном рухнул на кровать и обхватил голову руками. Костяшки пальцев кровоточили — он сбил их, когда в приступе необъяснимого гнева бил стену, полностью игнорируя боль и жжение.       Впервые за много лет он дал волю своим эмоциям. В последнее время все шло под откос. Он чувствовал себя хуже. Видел, как сжигают и пытают невинных людей, и убивал сам. Проклятый Рэдкфил и его убийство. Теперь еще и полностью выбившее из равновесия происшествие днем. Все это копилось годами, но внезапно свалилось на голову и вылилось… в это.       Кэй устал. Безумно устал. Руки, судорожно сжимавшие черные пряди волос, дрожали. Ему хотелось забыться вечным сном. Потихоньку он сходил с ума, не видя иного выхода, кроме как умереть. Работа убивала его. Церковь убивала его. Не было сил больше ни на что, даже чтобы подняться с кровати. После такого спонтанного всплеска агрессии, он чувствовал себя опустошенным. До позднего вечера он так и просидел, скорчившись, на кровати, бездумно смотря в пол, усыпанный мелкими осколками тарелок и глиняных чашек.       Попытки заснуть не увенчались успехом. Контэ лежал на жесткой койке и смотрел в потолок. Голова нещадно болела. Он все чаще мучался от бессонницы. Время снова застыло.       Кэй ворочался с бока на бок еще несколько часов, перебирал в голове события последних дней, думал о предстоящем задании, но ничего не могло погрузить его в спокойный сон. Тогда он, не выдержав, подскочил с кровати, наскоро надел инквизиторский плащ, и поспешно вышел из дома. Взглянув на маленький покосившийся домик в последний раз, Кэй уверенно пошел к конюшням.       Он не будет дожидаться утра, чтобы покинуть этот проклятый город. И никто не посмеет его остановить.