Ничто человеческое

Даниэлла с тяжёлым сердцем подходила к кабинету Клариссы. Доминик сонным ужиком висел на её шее. Девочка постучалась и, услышав короткое «Входи», толкнула дверь. Дожидаться профессора Снейпа ей придётся в кабинете Майклсон. — Уже собралась? — Кларисса придирчиво оглядела Мэтьюс с головы до ног. Болтающиеся джинсы, расстёгнутая ветровка, из-под которой едва ли не до середины бедра выглядывает длинная футболка, на ногах изношенные кроссовки и неизменный чёрный рюкзак за плечами. — Уже час как собралась. — А где же твои вещи? — Всё тут, — девочка сняла рюкзак и пристроила его у ног. — Даниэлла, ты едешь на полгода, если я правильно поняла твоего профессора. Ты что, не взяла тёплой одежды? — Взяла, я ж не совсем идиот. Просто рюкзак очень вместительный, поэтому чемодан мне и не понадобился. — Ты хочешь сказать, что все твои учебные принадлежности, вещи и прочее поместились в одном рюкзаке? — Угу. Кларисса недоверчиво посмотрела на ранец. При довольно большом количестве отделений он всё же не тянул на сумку для отъезда на шесть месяцев. — Ты не возражаешь, если я всё-таки посмотрю? — Ну… смотрите, почему бы нет? Даниэлла присела на корточки и расстегнула первый карман. — Тут вот учебники, тетради и всё такое. А здесь одежда. Ну что вы так удивляетесь? Шмоток у меня немного, всё необходимое и влезло. Тут мыльно-рыльное, а здесь — еда. Хотите батончик? — Воздержусь. Никогда бы не подумала, что он такой вместительный. Скажи, ты попрощалась со своими работодателями? — Ну да. — И что ты им сказала? — Уезжаю, мол, в школу с гуманитарным уклоном. Обучение выиграла в национальной образовательной телевикторине. — Хорошо. Даниэлла, я хочу попросить тебя быть очень осторожной. Ты можешь оказаться в не самой благоприятной среде. — Ещё менее благоприятной, чем здесь? Да вы не парьтесь, разберусь, не маленькая. Доминик приоткрыл глаз. — Дэн, ну и чего ты хамишь? Она беспокоится. Да, утро у нас — коту под хвост пошло, да, мы проводили зарёванную Еву в школу, но это же было неизбежно. На ней защита, профессор обеспечил нам парные амулеты для связи. Чего ты дёргаешься? Даниэлла прикусила губу, хамить директору и впрямь не стоило. К тому же, если она такой перекошенной мордой встретит профессора, это будет просто свинством, после всего, что он сделал. — Простите, мисс Майклсон. Просто я из-за мелкой бешусь. Не откажешься от обучения, шанс и все дела. И Еву оставлять не хочу. Рик, ну, Джексон, конечно, неплохой и обещал за ней приглядывать, но всё равно, муторно. Получается, я тоже её оставила. — Даниэлла, ты едешь учиться. И ты совершенно права, говоря, что это шанс. Я понимаю, что тебе не хочется оставлять малышку, но, может быть, это шанс для вас обеих. — То есть? — Мэтьюс приподняла бровь. — Возможно, у тебя получится поддержать Еву в будущем, когда сама встанешь на ноги. — С этой стороны я не думала. — А ты подумай и выдохни. Оставшись здесь… В общем, тут у вас точно перспектив никаких. — Тут ни у кого перспектив нет, включая вас, уж простите. Как вы вообще застряли в приюте святого Варфоломея? — Так получилось. Но ты права, у меня тоже перспектив никаких. — Простите, это был тупой вопрос. — Ты, наконец, можешь присесть, — Кларисса кивнула на стул, и Дэн поняла, что всё ещё подпирает спиной стену. — Спасибо. — Где вообще находится эта твоя школа? Профессор не говорил? — Шотландия. Точнее не скажу, а что? — Ну, то есть добираться вам часа три, не меньше. — Думаю, да. Майклсон достала из ящика стола бумажный свёрток. — Возьми, тут несколько бутербродов, воды по дороге купишь. Деньги — вот. Даниэлла удивлённо посмотрела на женщину. — За бутерброды спасибо. А денег я ваших не возьму, у меня немного своих есть, а зарплата учителя не то чтобы вау. Со мной и так в последнее время носятся, Саид, вон, силком денег впихнул, почти две зарплаты вместо одной положенной. Не хочу чувствовать себя иждивенкой. — Хорошо, что ты у них денег взяла, он бы обиделся, если б нет. — А кто б у него не взял? Они же со Стефанией — тяжелая артиллерия. Она со своим «Бери-бери, ребёнок, у нас своих нет, так хоть тебя побалуем». И Саид, чуть что, усы раздувает, делает эти свои страшные глаза и грозно «Женщина, ты что, меня обидеть хочешь, да?» — Дэн очень похоже сымитировала восточный акцент. — И ведь впрямь обижается, если я рыпнуться пытаюсь. А мне хоть сквозь землю провались. Для молчаливой Мэтьюс, какой Кларисса привыкла её наблюдать, тирада вышла невероятно длинной. — Надо же, Филипп, — женщина обратилась к альму, сидевшему на спинке её кресла, — Снейпу за одну встречу удалось то, что много лет не получалось у воспитателей. Интересно, как он её разговорил? — Жаль, что мы не смогли, но, думаю, отъезд ей на пользу. — Это не мои деньги, Даниэлла, — Майклсон вернулась к разговору с воспитанницей. — Это сумма заложена на твоё содержание на следующие три месяца, вернее то, что должно было тратиться на еду. — А… Ну, если вам это ничего не стоит, то ладно. — Нет, по моему карману это не бьёт. И вовсе не обязательно девочке знать, сколько временя она потратила, добиваясь разрешения на «нецелевые расходы». Спрятав бутерброды и деньги в рюкзак, Даниэлла посмотрела на Клариссу и замялась. — Я это… попросить, в общем, хотела. — Слушаю тебя. — Если можно, присмотрите за Евой, ладно? — выпалила девочка и тише добавила. — Она вроде тянется к вам. — Постараюсь. В дверь кабинета постучали. Если у директора Майклсон и оставались какие-то сомнения относительно отъезда Мэтьюс, то широкая улыбка девочки, адресованная вошедшему Снейпу, их развеяла. *** Драко волновался. Волновался так сильно, что поднялся в шесть утра и уже два часа испытывал на себе прелести чемоданного настроения. Элла, обернувшаяся щенком далматинцем, бегала по комнате, обнюхивая вещи и то и дело норовя залезть во вместительный чемодан. Вроде бы они ничего не забыли и сложили всё из списка, заботливо составленного мамой. Сложили — это, конечно, громко сказано, скорее, запихнули и утрамбовали. И всё бы хорошо, но теперь чемодан не закрывался. Вообще никак. Даже после того, как Элла легла на крышку. — Может, на нём попрыгать? — безнадёжно предложил Драко. — По-моему, мы не очень удачно всё сложили, — отозвалась Элла. — Надо было соглашаться на мамину помощь. — Нет, это дело принципа. В школу еду я, значит, мне и складывать. — Мы из-за твоих принципов, Дракоша, на поезд опоздаем, потому что, кажется, он захлопываться не собирается. Вместо ответа, мальчик в очередной раз опустил крышку и улёгся на неё животом. Чемодан закрылся, одна беда — змейка застёгиваться не желала. — Элла, — пропыхтел младший Малфой, — превращайся в обезьянку и помоги! — По-моему, племянничек, эта змейка не сдвинется, даже если вы атакуйте чемодан двойным весом. Появившаяся в дверях Беллатриса наблюдала за страданиями Драко с выражением вселенского скепсиса на лице. Джим подбежал к малышам и, боднув Эллу головой, сбросил щенка с чемодана. — А вот и застегну, — пропыхтел ребёнок. — Не-а. — Тётя Белла, почему ты в меня не веришь? — Солнышко, в тебя я верю, но законы физики никто не отменял. — А при чём здесь физика? — А физика при том, что я отсюда вижу застрявший в молнии рукав твоей рубашки. Так что ты, конечно, духом силён, но физика неумолима. — Вот блин! А я и не заметил, — Драко сполз на ковёр, раскрыл чемодан, вытянул оттуда скомканную рубашку и критически осмотрел рукав. — Отлично. Это остаётся дома. — Племянничек, ты вещи ногами трамбовал или с дальних дистанций метал? -А какая разница? Зато ничего не забыл. — Ты, главное, перед первым уроком зельеварения носки разномастные из котла вытащи, а то крёстный не оценит таких модификаций. — Зато они не рассыпаны по чемодану. — Солнышко, один из них белый, другой — синий. В любом случае, чтобы найти к ним пару, тебе придётся перерыть весь чемодан. И по закону подлости нужный носок окажется на самом дне. Поверь моему опыту. — Что, всё совсем плохо, да? — юный маг плюхнулся на кровать. Элла пристроилась рядом. — Для первого раза сойдёт, — Белла села на пол и скрестила ноги по-турецки. — Хочешь, я тебе покажу пару хитростей по укладке чемодана? — Покажи. Всё равно я ужасно справился. — Ты справился ничуть не хуже, чем я и твоя мама в свои одиннадцать, — женщина вытряхнула содержимое чемодана на пол. — А вам с мамой кто показывал? — Тётя Андромеда, сначала мне, потом — Нарциссе. Она у нас всегда была большая аккуратистка, всё вещичка к вещичке складывала одним движением палочки. У меня так совсем не получалось. В конце концов, я плюнула и научилась собираться по-магловски, обнаружила, что это успокаивает. А Нарцисса освоила заклинание, хотя мастерства Андромеды не достигла. Смотри, начинаешь с самого тёплого — зимняя мантия, свитера. Они тебе еще с месяц не понадобятся. Потом — джинсы, можешь их свернуть валиком или сложить. Мальчик молча наблюдал за Беллатрисой, не зная, как подступиться к вопросу, который беспокоил его уже месяц. — Тётя, можно спросить? — наконец не выдержал он. Белла подняла голову и внимательно посмотрела на ребёнка. — Дракоша, ты же никогда не спрашиваешь, можно ли. Или это что-то, что тебя смущает? Мальчик залился краской. — Ну, да, я знаю, что с тобой можно обо всём поговорить. Но это… оно как бы личное. Белла хотела в шутку спросить племянника, уж не собирается ли он позвать на свидание Панси, которая гостила у них неделю назад, но, вглядевшись в серьёзное лицо мальчишки, сдержалась. — Спрашивай, солнышко. — Тётя, а как так получилось, что тебя отпустили из Азкабана? Я… я читал старые газеты, вам же с дядями дали пожизненное. Женщина побледнела, Джим настороженно замер, не донеся лапу до книги, которую хотел пододвинуть ближе к своему человеку. — Ты можешь не отвечать, если это неприятный для тебя разговор, — поспешно добавил Драко. — А почему тебя это заинтересовало именно сейчас? — Когда мы ходили в Косой переулок, мы встретили там Гарри и Дэн. Они — сироты. — Ну да, ты рассказывал. — Я не к тому. Мама с папой говорят, со мной на курсе Лонгботтом будет учиться. Я должен знать, как реагировать, если он будет задираться. Я долго прикидывал, как тебя об этом спросить. Даже думал написать из Хогвартса, чтобы ты могла не отвечать, если не захочешь. Но потом решил, что спросить — честнее. Пока племянник говорил, Беллатриса методично складывала вещи. — Ты прав, честнее. Понимаешь, Дракоша, там длинная история. Давай начнём с Лонгботтома-младшего. Ты ничего не обязан ему говорить. Ни ему, ни другим, если будут спрашивать. Это не твоя ответственность. Если будет задираться, можешь его заклясть. Твоя мама правильно говорит, что конфликты нужно решать на словах, хотя бы пытаться. Но если он явно перейдёт границы, например, будет тебе пакости делать, то в твоём арсенале уже достаточно заклинаний, чтобы отбить у него всякую охоту даже смотреть на тебя. А если всё примет совсем серьёзный оборот, вроде травли, смело иди к папе или крёстному. Ты понял меня? Драко, если над тобой или твоим одноклассником издеваются или с кем-то приключилась беда, не стыдно искать помощи у кого-то, кто сильнее, умнее, взрослее и опытнее. Стыдно другое. Стыдно отказать в помощи, стыдно травить слабого, стыдно бить вдвоём или втроём одного. Вот это всё очень стыдно. Ты понимаешь? — Да я и не собирался ни с кем ссориться. — Иногда от наших намерений зависит не всё. В школе будут разные люди. Вряд ли ты столкнёшься с агрессией на Слизерине, там ты многих знаешь, ребята знают тебя. К тому же слизеринцы всегда стоят друг за друга, у нас нет иного выхода. Но есть другие факультеты. В особенности Гриффиндор. — Гриффиндорцы нас не любят, да? — Драко, пойми меня правильно, гриффиндорцы обычные дети, такие же, как ты, Панси или сын мистера Крэба. Но в семьях потомственных гриффиндорцев много предрассудков, справедливости ради, в этом мы с ними похожи. Кроме того, некоторые учителя, не все, конечно, но некоторые, планомерно стравливают гриффов и учеников Слизерина. Этой тактике много веков. Одни директора не поощряли или игнорировали её. Другие — наоборот — подливали масла в огонь. Альбус Дамблдор в этом отношении старается особенно. Запомни, Драко, ему доверять нельзя ни в коем случае. А ещё имей в виду, что от твоих миролюбивых мотивов может зависеть очень мало. Если что-то случится, связывайся с нами или иди к крёстному. Ты меня понял? Тётя часто разговаривала с ним серьёзно, как с равным, гораздо чаще, чем это делали родители. Но такой мальчик Беллу ещё не видел. Она словно не в школу его отправляла, а на войну. — Мне лучше избегать гриффиндорцев? — Малыш, школа — не минное поле. Никто не знает, с кем у тебя сложатся дружеские отношения, а с кем — не очень. Я скорее к тому тебе говорю, чтобы ты отличал ябедничество из серии «А Панси списывает!» от поиска поддержки и защиты. А ещё затем, чтоб, столкнувшись с несправедливостью со стороны Дамблдора, ты не особенно удивлялся. Драко кивнул. — Я буду присматриваться. — Вот и молодец. Кстати, твой чемодан уже закрывается. Даже место осталось. — Спасибо, тётя, ты у меня самая замечательная! — широко улыбнулся мальчик. — А что касается твоего непростого вопроса, я не думала, что мне придётся рассказывать тебе об этом так скоро. Всё-таки одиннадцать это ещё маловато, чтобы… Но раз уж ты спросил, я попробую объяснить. Белла поднялась и пересела на кровать. Джим устроился рядом с Эллой. Драко свернулся калачиком, а голову пристроил к Беллатрисе на колени. Запустив пальцы племяннику в волосы, женщина начала рассказ. — Когда тётя Андромеда сбежала, едва дождавшись своего совершеннолетия, мне было почти пятнадцать. После её побега я оказалась старшей, и родители усилили натиск разговорами о долге, чистоте крови, о том, что я должна преумножить величие рода Блэк. Не то чтобы раньше я не слышала ничего подобного, эти речи вместо сказок и колыбельных звучали в доме Друэллы и Сигнуса. Драко теснее прижался к любимой тёте. — Но после ухода Дромеды ситуация крайне осложнилась. Родители были весьма лояльны к Тёмному Лорду и дочь, сбежавшая с грязнокровым мальчишкой, стала серьёзным пятном на безупречной репутации семьи. Конечно, с оставшихся детей начали требовать в десять раз больше. Особенно с меня, я, впрочем, нарочно оттягивала большую часть внимания на себя, хотела, чтобы у Цыссы остался кусочек детства. — Ты злишься на тётю Андромеду? — Злилась. Но сложно было удержаться от желания сбежать из дома наших родителей. К тому же она просто выбрала любимого человека. Конечно, моё мнение о нем не изменилось и было бы лучше, если бы сестра предпочла чистокровного волшебника. В общем, когда мне исполнилось шестнадцать, меня представили Лорду. Он не испытывал особенного восторга от надутой от гордости, но бесполезной малолетки, пока не вызвал меня к барьеру. — У вас была дуэль? — Тренировочная скорее, такой контроль материала на входе. Я показала всё, на что способна, а уже тогда могла многое. Даже выбила у него палочку, она, конечно, почти сразу прыгнула в ладонь хозяина, но его лицо в те две секунды я никогда не забуду. Разумеется, исход был не в мою пользу, но Тёмный лорд заинтересовался мной и сам занялся моим обучением. Как я была горда и счастлива, словами не описать. Тёмный лорд восхищал меня. Тогда он восхищал многих, но меня — особенно. В день своего семнадцатилетия я приняла метку и совершила большую глупость. — Ты жалеешь, что приняла Метку? — Дракоша, не то чтоб у меня был выбор. Но нет, я не жалею. Я стала той, кем являюсь сейчас. Глупость моя не в том. Я прекрасно понимала принцип связующего ритуала. В каждого из последователей Милорд вливал малую толику своей силы. И, нанося метку, он открывался встречному магическому потоку. — Ты решила взять больше? — Что ты, малыш, я бы не посмела. Я связала себя с ним таким образом, чтобы в случае смертельной опасности моя магия, мой резерв перетекал в него. Причём не нужно было даже его участия. — Ты любила его, да? Или … любишь? — В свои экзальтированные семнадцать… — Какие? — Экзальтированный, Дракоша, — это крайне восторженный. До фанатизма. Так вот, тогда мне казалось, что я люблю его как мужчину. Но потом я повзрослела и поняла, что увидела в Тёмном Лорде — моём наставнике, который охотно делился знаниями, слушал меня, хвалил за успехи, — скорее отцовскую фигуру, какой холодный, властный Сигнус не был никогда. — Когда он исчез, твоя магия тоже пропала? — Драко всегда с большой грустью думал о том, что родители, он, последний домашний эльф могут колдовать, а тёте, сколько он себя помнил, недоступны простейшие вещи. Она даже свет зажечь не может, поэтому в Мэноре появилось магловское освещение. — Ты поэтому думаешь, что он вернётся, он тебя высушил, чтобы самому выжить? — Не совсем так. Я действительно уверенна, что он вернётся. И как я уже сказала, качать магию из меня не было его решением. Это был мой непрошенный дар. Тёмный Лорд не мог прервать ритуал, иначе мы бы оба погибли. Но выход из положения он нашел, Лестрейнджи — очень сильный род, к тому же отец братьев был Повелителю другом. Меня выдали за Рудольфуса, чтобы в случае чего я могла подпитываться не только магией Блэков, но и тем, что даст род супруга. Разумеется, Лорд не посвящал Рудольфуса в подоплёку нашего брака. — Но дядя умер в первые месяцы в Азкабане, и ваша связь разорвалась, потому что детей у вас не было. Я читал, что это так работает. — Мой умный малыш. Да, это работает так, но детей от Рудольфуса я и не хотела. Магия моя пропала несколько позже. — Когда? — На следующий день после исчезновения Лорда. Слабость я почувствовала в ночь, когда он отправился к Поттерам. Ваш семейный колдомедик диагностировал магическое истощение и деформацию магъядра. Какие-то крохи остались, но использовать их было категорически нельзя. Полагалось, что именно из этих крупиц вырастет моя сила. Ждать, по самым оптимистичным прогнозам, нужно было год. И то при условии, что первые шесть месяцев я проведу в родительском доме, не выходя никуда. А вторые — в поместье Лестрейнджей. И я бы так и сделала, но пришли Руди, Басти, Барти Крауч-младший. Последний почти обезумел, по нему исчезновение Повелителя ударило даже сильнее, чем по мне. Ведь у меня были вы с мамой и папой, а у Барти — никого, кем бы он дорожил больше, чем Лордом. — Подожди, разве у мистера Крауча… Это же министерский работник, да? Разве у него был сын? — Да, единственный сын. Но Крауч-старший, насколько я понимаю, не был хорошим отцом. Барти, как и я, видел в Повелителе нечто вроде отцовской фигуры, был одержим тем, чтобы заслужить его одобрение. — И куда он делся? — Ты же читал. — Про тебя и дядю, а имени Крауч не видел. Судью так звали, это заметил, да. Женщина фыркнула. — Ясно, зачистили, значит, репортажи из уважения к отцу. Никогда, знаешь ли, не шерстила подшивки, не в курсе, как и что освещали, мне воспоминаний хватает. — Прости, тётя, — виновато пробормотал Драко. — Тебе не за что просить прощения, мой хороший. — А где его сын сейчас? Наверное, ему пришлось уехать? — Нет, Барти отправился в Азкабан вместе с нами. — Крауч отдал собственного сына дементорам? Он что, совсем его не любил? Или так хотел… заслужить уважение противников Лорда? — Гм… Драко, не могу точно сказать, что им двигало, мы с ним не очень хорошо знакомы. Возможно, сын его разочаровал, возможно, на Крауча давило мнение других, а может быть, он настолько верил в свои светлые идеалы. Не знаю. Но Барти в Азкабане. -По-моему, он предал своего ребёнка. Это мерзко. Я бы на его месте защищал тебя, или папу, или маму. Семья ведь это самое важное! — Не для всех, малыш. Иногда у людей иные приоритеты. Но вернёмся к истории, — тяжело вздохнула Беллатриса. — Руди и компания сказали, что будут искать Лорда. Они не знали, что силы у меня больше нет, и предложили пойти с ними. Я согласилась, потому что мне, двадцатипятилетней идиотке, гордость не позволила сказать, что я почти сквиб. — Но, тётя, ты же не… — Да, Дракоша. Почти сквиб. Мне семь лет понадобилось, чтобы снова увидеть магический фон артефактов, да и то от напряжения кровь носом идёт, ты же знаешь. К тому же я боялась, что расскажи я мужчинам об этом… В общем, кто знает, как бы они среагировали. Да и исчезновение Лорда меня так потрясло, что было всё равно, куда идти и что делать. Мы знали, что Лорд собирался посетить Поттеров и Лонгботтомов. О том, что Поттеров нашли мёртвыми, трубили все газеты, о Лонгботтомах не было известно ничего. Мы надеялись обнаружить хоть какие-то следы, возможно, узнать что-нибудь. Убивать мужчины не думали, конечно, с мертвеца много не спросишь. Барти первый применил Круциатус, и… в общем, они потеряли контроль, настолько, что даже не заметили, что сама я так и не вытащила палочку. Драко мелко затрясло. — Т-ш-ш… Если хочешь, мы закончим разговор. — Нет, я хочу знать, почему тебе всё это пришлось пережить. — Когда Лонгботтом отключился, я подняла его палочку, просто, чтоб чем-то руки занять. И услышала слабый писк откуда-то сверху. И внезапно вспомнила, что у Лонгботтомов есть сын. Знаешь, очень испугалась. Надо тебе сказать, что дети для Повелителя всегда были — табу. Знаешь, что это значит? — Под запретом, — прошептал мальчик. — Верно. Пока у человека меняется альм, Лорд считает его ребёнком и никогда не тронет. — А Гарри? — Там другое. Может, когда-нибудь ты узнаешь. Но пока просто прими как факт — Лорд считал, что с Поттерами и Лонгботтомами у него выбора нет. Ребёнок кивнул. — В общем, я испугалась, что в этом состоянии они и младенца убьют, не заметят даже. Надела самую зверскую маску на лицо, объявила, что пойду, найду мальчишку и разберусь с ним. Даже захохотала для достоверности. На мгновение они в себя пришли. Такого священного ужаса и отвращения на лице Рудольфуса я не видела никогда. Сама на секунду поверила, что законченная садистка. Потом подумала, что, может, зря испугалась, но Рабастан сказал: «А я думал оставить спиногрыза на сладкое». И я поняла, что маньячку надо отыгрывать до конца и убедительно. Ответила: «Ну же, Басти, жадничать нехорошо». Драко застыл, одновременно ужасаясь тому, что слышит, и восхищаясь самообладанием тёти. — Я вышла из комнаты, поднялась на второй этаж… Господи, они же ведь даже его не прятали, как сейчас помню — третья дверь слева. За порогом детской половица ещё поскрипывала. Вся комната в игрушках и пацан в манеже зарёванный. Меня увидел и давай визжать. Представляю, чего Рудольфус там нафантазировал. — А ты? — А что я? Швырнула в него Силенцио и Петрификус для верности, чтоб если кто поднимется следом, увидели неподвижное тело. Кто бы приглядываться стал, дышит он или нет. И всё. Сделала и осела, круги перед глазами считала. Выронила палочку Лонгботтома и та откатилась под колыбель. — А потом? — А потом пришли авроры. Нашли нас, в частности меня, в окровавленной мантии. Петрификус вызвал носовое кровотечение. На младенца, как я и думала, даже не посмотрели. Потом мою палочку проверили на использованные заклинания, увидели Круциатус — связку отрабатывала с Лордом утром того дня, когда он ушел. Вот и решили, что я принимала активное участие… — Но Невилл же был живой! — Да. Решили, что Фрэнк его пытался спрятать, а я поднялась в детскую, чтобы убить, но не успела. Басти и Рудольфус любезно подтвердили, что да, мол, собиралась прикончить выродка. Да ещё и палочка Лонгботтома-старшего отразила маскирующую комбинацию. — Но ты же… Ты же спасла его! — Драко был потрясён. — Получается, если б ты тогда не колдовала, твоя магия уже восстановилась бы. — Если б я не колдовала, мальчика убили бы. — Это несправедливо! — Ну, Дракоша, как сказать. Сам факт попадания в Азкабан вполне справедлив. Я… — на несколько секунд она замолчала, Джим ткнулся в ладонь своего человека. — Джим, я же сейчас скажу то, что должна, и малыш нас возненавидит. — Скорее всего, — Джим лизнул Эллу в нос, как бы прощаясь. — Но и промолчать нельзя. — Ну что ж, наверное, это как прыжок веры. Пока Белла переговаривалась с альмом, Драко утирал слёзы краем тётиной блузки и прижимался к женщине всё теснее. — Драко, я не хочу, чтобы ты меня идеализировал, — наконец заговорила Беллатриса. — Я действительно не пытала Лонгботтомов, но я участвовала в рейдах против грязнокровок и маглов. И если говорить о непростительных заклятиях, применяла их все. Не единожды. И, если бы сейчас всё повторилось, наверное, я выбрала бы менее радикальные пути к, в общем-то, здравым реформам, которых когда-то, в самом начале своего становления, хотел добиться Повелитель. Но тогда сила казалась мне единственным способом установить нужный миропорядок. Ну и хотелось бравировать перед Милордом своей решительностью и преданностью. — Но… это же ты. Ты ведь даже на наших эльфов ни разу голоса не повысила. — Дракоша, повышать голос на тех, кто от тебя зависит, — ужасный моветон. — Что? — Дурной тон. Это роняет твоё собственное достоинство. Вообще, запомни, человека узнают не по взаимодействию с равными, а по тому, как он обращается с теми, кто ниже его. И не важно, в социальном статусе заключается разница или в физических возможностях. — То есть, когда я кричу на Грэми, я делаю плохо? — Не знала, что ты на неё кричишь, но да, Драко, это низко по многим причинам. Во-первых, эта эльфийка тебя вынянчила, как и нас с девочками. Она тебя любит, она много старше тебя, она предана нашей семье. Но главное — она зависит от нас, от тебя, в частности, и из-за чар, связывающих волшебников и домовиков, не может ничего противопоставить твоему гневу, даже когда он беспричинен. — Я никогда об этом не думал, — уши мальчика покраснели. — Просто запомни это. И моя сдержанность в отношении домовых эльфов говорит только о том, что меня хорошо воспитали… Хотя скорее выдрессировали. — И всё равно, ты — моя тётя и я тебя люблю. Беллатриса крепче прижала племянника к себе и тихо выдохнула. — Я тоже люблю тебя, счастье моё. После нескольких минут умиротворенной тишины волшебница заговорила снова. — В Азкабане я провела три года. Причем последние восемнадцать месяцев Люциус потратил на то, что всеми правдами и неправдами добивался пересмотра дела. Они с Нарциссой знали, конечно, что навредить Лонгботтомам я физически не могла. Люциус надеялся меня вытащить, потому что доказать моё участие в других преступлениях Пожирателей Смерти было почти невозможно. Метка была, конечно, но сама по себе она не доказывает ничего, кроме лояльности Лорду и его идеям. Понятия не имею, сколько твой папа заплатил и кому. Знаю, что на это ушли фамильные драгоценности Друэллы, но, может, не только они, Люц молчит, а когда я особенно настойчиво спрашиваю, рявкает, что это не моего ума дела и что, если бы было нужно, они с Нарциссой и Мэнор продали бы. — И правильно бы сделали. Зачем нам поместье, если бы тебя не было? — Малыш, это родовое поместье Малфоев, оно пропитано магией от фундамента до верхушки последнего флюгера. А я… всего лишь я. — Ты важнее, чем вся магия мира, — продолжал настаивать Драко. — Ты — семья. — Как бы там ни было, однажды дверь моей одиночки открылась и меня увели на очередное заседание. Закрытое и малым составом Визенгамота. — Почему закрытое? Дело-то было громкое. — Вот потому, малыш, и закрытое, чтобы не допустить разговоров о том, что следственный отдел аврората спустя рукава изучал не просто громкое преступление, а наплевал на круговую поруку и солидарность. Ведь оба Лонгботтома были аврорами. Неопытными, но аврорами. — И что было на этом слушанье? — Меня вывернули наизнанку. Ментально я имею в виду. Прошерстили воспоминания за три дня до преступления — максимально допустимый временной охват для применённого обряда, — просканировали, подробно допросили и очень неохотно отпустили. Вышла, насколько я знаю, коротенькая заметка о том, что справедливость восстановлена и невиновный обрёл свободу, но имя и преступление журналистам упоминать запретили. Позже слухи, конечно, расползлись, но до нас репортёры не добрались, мы уехали в дальнее поместье. — А почему ты только тогда решила всё рассказать, а не на первом заседании? Или тебя без спросу вывернули? — Вывернуть без спросу нельзя, это не легилименция. Невыразимцы применяют магию другого порядка. Это как воспоминания в омуте памяти, только с трансляцией на всеобщее обозрение. Говорить на первом слушанье я не хотела. Меня всегда учили, что потеря магической силы — позор, который я предпочла спрятать в тюрьме. К тому же Милорд исчез, но я уже тогда думала, что он вернётся. И решила попытаться обезопасить вас, как бы события ни повернулись. На первом заседании я сказала, что мы и в Азкабане останемся ему преданы, он вернётся и осыплет нас милостями. С одной стороны, если он действительно вернётся, он обязательно узнает об этом заявлении. Если меня не будет в живых к тому моменту, Нарцисса всегда сможет ему напомнить, как предана была её сестра. А если Лорд не вернётся, то какая разница, в Азкабане я или на свободе? Логика, конечно, всё ещё юной, восторженной идиотки. Но мне и впрямь казалось, что я героически перенесу ужасы Азкабана — вопреки и во имя. Но годы в тюрьме либо добивают твой рассудок, либо ставят мозги на место. Мне повезло. На втором слушанье я всё рассказывала и показывала охотно. В Азкабане очень страшно, Дракоша. Дементоры — твари, которые выкачивают из тебя всё светлое, всю надежду. Но самое ужасное — видеть страх альма и самой бояться, что однажды его сожрут. Пока Белла говорила всё это, Джим, забившийся под одеяло, крупно дрожал. Элла нырнула в убежище медоеда и начала его облизывать. — Джимом пожертвовать я не могла. — Но ведь, если Альма не станет, человек тоже умирает. — Это, мальчик, если его убьют. Задушат там или что-то в этом роде. Дементоры действуют иначе. Человек остаётся существовать, но ничего человеческого в нем нет, кроме мысли о поиске альма и тоски по нему, тоски такой безысходной, что он медленно сходит с ума и умирает. Беллатриса не сказала племяннику, что два месяца кряду слушала бормотание Рудольфуса в соседней камере. Однажды дементор просто не удержался и альма Руди Айрин не стало. Элла вынырнула из-под одеяла и забралась Драко на руки. Оба — щенок и мальчик — глядели на Беллу глазами полными ужаса. — Но это же хуже смерти! Дементоров не должно быть в Азкабане! — пролепетал Драко, зубы мальчика стучали, а язык едва слушался. — Даже убийца такого не заслуживает. Альмы же не виноваты в том, что мы делаем. Они же не убивают. Женщина обняла племянника, проклиная себя и свой длинный язык. Но нельзя было ограничиться полуправдой. Вопрос был слишком спонтанным, откровенным и выбивающим почву из-под ног. К тому же у них с Драко давний уговор — не врать друг другу. Если бы не сейчас, если бы хотя бы через лет пять. Она бы смогла быть спокойнее, сгладить информацию, не солгать, но выдать менее болезненный вариант. — Прости-прости-прости, малыш, я не должна была рассказывать тебе всё это. Поток слёз, бежавших по бледному лицу мальчика, внезапно прекратился. — Нет. Это ты. Это всё — тоже ты, часть твоей жизни. Я бы все, что моё, отдал, чтобы с тобой этого не случилось. Но спасибо, что рассказала. — Малыш, пожалуйста, не расти так быстро… — Белла разомкнула объятия и неловко пригладила племяннику волосы. Невыносимо хотелось занять руки хоть чем-нибудь, она даже полезла в карман за сигаретами. Пачки там не оказалось, видимо, осталась на кухне. И к лучшему — в детской не закуришь. Зато пальцы нащупали холодную металлическую цепочку. Из-за неё-то женщина и шла в комнату ребёнка. — У меня есть подарок для тебя, Дракоша. Мальчик удивлённо посмотрел на тётю. — Собственно, я и шла его отдать, — женщина вытащила из кармана платиновую цепочку с кулоном-дракончиком. — Вау! Красивый какой. Ни у кого такого нет! Элла обернулась синичкой и подлетела к Белле, чтобы рассмотреть украшение получше. Беллатриса шумно выдохнула. Альм их мальчика всё ещё меняется, слава Богу! Значит, её история не лишила Дракошу детства. Она надела цепочку племяннику на шею. — Это необычный кулон, он — наше личное средство связи. На случай, если чем-то ты захочешь поделиться только со мной, например, спросить совета, что дарить папе, маме, девочке, — Белла хитро ему подмигнула. — Тётя, фу! Зачем они мне, девчонки скучные! С ними не полетаешь, квиддич не обсудишь, с Панс, по крайней мере, точно. Она нормальная, но у нас разные интересы. — Посмотрим, что ты через пару лет запоёшь, — женщина ткнула мальчишку в бок. — О, так это когда будет, — беззаботно откликнулся Драко. — Я вон вообще влюбляться не собираюсь. Кровь-любовь — это вот всё. Глупости какие. — Почему глупости? Ты ведь ещё не влюблялся даже. — Зато старшая сестра Тео — уже. Ходит такая восторженно-печальная, на месяц ясный вздыхает, как оборотень в ожидании полнолуния. Чуть что — ревёт. Тео говорит, дура дурой. Белла рассмеялась и чмокнула племянника в макушку. — Но медальон замечательный. А у тебя что? Волшебница продемонстрировала серебряный кленовый лист на браслете. — Достаточно притронуться палочкой и назвать моё имя. Браслет завибрирует, и я приму вызов. — Но ты же… тебе проблематично будет вызвать меня. — А у меня датчик приближения к лицу. — Класс! Спасибо. А кто их зачаровывал? — Пожалуйста, солнышко. Крёстный твой, кто же ещё. — Тётя, вот почему вы с крёстным всегда друг на друга — фыр-фыр-фыр, но помогаете? — Ну, это Снейп, с ним невозможно без фыр-фыр-фыр! Он язва, а иногда и хам. И вообще, мы друг друга недолюбливаем. — А почему? — Потому что он всегда был язва и хам. Благодаря Люциусу и Нарциссе немного пообтесался, но знаешь, парня из магловского района вывезли, а вот магловский район из парня — забыли. — Он классный. И ты классная. — Главное — не смешивать, — фыркнула Белла и поднялась с кровати. — Что? — Драко приподнял бровь. — Я тебе годика через три объясню. — Тётя, ты со мной на платформу не пойдёшь, да? — мальчик понимал, какой ответ услышит и заметно загрустил. Женщина ездила с ними в другие владения Малфоев, но на люди не выходила ни разу с момента освобождения. Беллатриса застыла, секунд через десять резко выдохнула. — Я не могу пропустить первый отъезд племянника в Хогвартс. Драко с победным воплем повис на её шее. — Я буду держать тебя за руку, — доверительно шепнул ребёнок. — Дракоша, если ты меня задушишь, нам и ехать никуда не придётся, склеп недалеко, — прохрипела женщина. — Ой, прости, пожалуйста, — мальчик ослабил хватку. — Пойду оденусь и, прости господи, накрашусь. Уже и разучилась, наверное, — Белла направилась к двери. — Если что, не пугайся. — А зачем тебе краситься? Ты же и так красивая. — А ты — маленький льстец и подлиза. — Я честен и искренен, между прочим! — Драко, я старая тридцатипятилетняя женщина, отмотавшая срок, как говорил Долохов. Без грима мной только детей пугать, — рассмеялась колдунья. Племянник серьёзно на неё посмотрел. — Ты красивая. У нас в семье вообще некрасивых нет, мне повезло. Хочешь, я помогу тебе накраситься? — он подмигнул тёте. — В пять лет у меня неплохо получалось. — О, да! Но вряд ли на Кингс-Кросс оценят боевой раскрас из фломастеров и гуаши. Драко засмеялся. — И даже с ним ты была красивая. — Ты просто меня любишь, — улыбнулась Белла и вышла из детской. С души у неё свалился огромный камень.