Инициатива

      После полумрака, царившего в первой комнате, откуда во второй зал Отдела Тайн вошли подростки, свет люстр, низко висящих на золотых цепях в этом длинном прямоугольном помещении, показался им очень ярким. Комната была практически пуста, если не считать нескольких столов и двух стеклянных аквариумов, один из которых занимал самую ее середину, — наполненный темно-зеленой жидкостью, он был так велик, что все они свободно могли бы в нем искупаться. Приглядевшись, они заметили, что в аквариуме лениво плавают какие-то жемчужно-белые комья. — Что это за штуки? — прошептал Рон. — Не знаю, — сказал Гарри. — Может, рыбы? — предположила Джинни. — Вододышащие личинки! — возбужденно сказала Луна. — Папа говорил, что в Министерстве выращивают еще… — Нет, — сказала Гермиона каким-то странным голосом. Она подошла к аквариуму и всмотрелась внутрь через стекло. — Это мозги. — Мозги? — Да… Интересно, что они с ними делают?       Гарри тоже подошел и стал рядом с ней. Действительно, теперь, когда он глядел на них с близкого расстояния, ошибки быть не могло. Зловеще поблескивая, человеческие мозги то выплывали из глубин зеленой жидкости, то снова скрывались из виду, похожие на скользкие головки цветной капусты. — Пойдем отсюда, — сказал Гарри. — Это не та комната. Надо проверить другую дверь. — А это кто? — Рон остановился перед вторым аквариумом. Вертикальный, похожий на космический аппарат, который Гарри видел в фильме про исследование Вселенной, он был наполнен гораздо более светлой и густой жидкостью, сквозь которую они все, столпившись вокруг странного сосуда, смогли разглядеть силуэт человека.       Гарри шарахнулся назад. Острое отвращение пронзило его, его чуть не стошнило: зелье, в котором плавал странный человек, почему-то напомнило ему какой-то соус. Совершенно зеленая Гермиона присела рядом с ним. — Наверное, у него какая-то болезнь, — неуверенно сказала она. — Я читала про похожее зелье… оно как медицинское заклинание стазиса, блокирует все — и магию, и разложение, даже время останавливает. Наверное, лечение для него еще не нашли, вот и держат его… так.       Это хорошее объяснение, правильное объяснение, но Луна, с жалостью погладив стекло аквариума, нараспев проговорила: — А мне кажется, его так держат, чтобы не дать ему проснуться.       Почему-то именно так подумал и Гарри. — Нам надо дальше, — неуверенно сказал Рон, шагая спиной вперед прочь от странного сосуда с неизвестным. Он не мог отвести взгляд от прекрасного лица и окружающих голову золотым ореолом волос.       Они вошли в следующую дверь, пытаясь справиться с неясным стыдом, возникшим в сердцах, словно они бросили там, в аквариуме, своего доброго друга, не захотев ему помочь. — Ты видел это? — спросил Рон, стоя возле одного из стеллажей с запыленными стеклянными шариками, в которых словно плавал густой дым. — Что? — отозвался Гарри с жадным нетерпением. Сириус, надо спасти Сириуса, не думать о том спящем. Он подбежал к концу девяносто седьмого ряда огромного стеллажа, где были расставлены пророчества, и увидел там Рона, взгляд которого был прикован к одному из стеклянных шариков на полке. — Ну? — мрачно спросил Гарри. — Тут… тут твое имя, — сказал Рон. Гарри подошел ближе, и Рон указывал на маленький шарик, тускло светящийся изнутри и покрытый толстым слоем пыли, как будто никто не трогал его уже много лет. — Мое имя? — озадаченно переспросил Гарри. — Что это значит? Почему здесь стоит мое имя? — Гарри! По-моему, тебе лучше его не трогать, — резко сказала Гермиона, когда он протянул к шарику руку. — Почему? — спросил он. — Ведь это имеет ко мне отношение! — Не надо, Гарри, — внезапно сказал Невилл. Гарри посмотрел на него. Круглое лицо Невилла казалось осунувшимся, он вообще выглядел так, словно нервы у него были уже на пределе. — Но здесь мое имя, — сказал Гарри и, поддавшись неясному порыву, взял шарик в ладонь. И ничего не случилось, свет не померк, не повеяло ветром. Ни-че-го, что могло бы оправдать их поступок: они беззаконно проникли в Отдел Тайн, но ни Сириуса, ни чего-то стоящего не обнаружили. И тут прямо за спиной Гарри раздался голос. Кто-то сказал спокойно, чуть растягивая слова: — Очень хорошо, Поттер. А теперь повернись, медленно и без глупостей, и отдай его мне.       Черные силуэты обступили их, отрезав все пути к бегству, кроме дороги назад, в комнату с аквариумами. Серебряные маски, палочки наголо — нет шансов. Джинни ахнула от страха. — Дай. Его. Мне, — повторил голос, и его обладатель, Люциус Малфой, протянул руку ладонью вверх. — Где Сириус? — спросил Гарри. — Я хочу знать, где Сириус! — «Я хочу знать, где Сириус!» — передразнил его женский голос, и женщина разразилась безумным смехом. — Наш мальчик проснулся и решил, что его сон — это правда! — Надо видеть разницу между сном и явью, — Люциус покосился в сторону хохочущей Беллатрикс, и Гарри на миг почудилось, что он посмотрел на нее брезгливо. — Отдай мне пророчество, и никто не пострадает.       Гарри рассмеялся не хуже Беллатрикс, так его проняло, пара Пожирателей даже передернулась. — Ну конечно, еще и уйти дадите!       Руки Беллатрикс загорелись опасным красноватым светом; Гермиона охнула — она читала о таком, это свойство особо сильных магов, кому в принципе палочка нужна лишь для концентрации сил, для того, чтобы задать направление заклинанию, а так они способны и без нее обходиться. Но Люциус не только рявкнул на Беллу, чтобы прекратила, но и сам встал так, чтобы оказаться между женщиной и детьми, а когда та, не выдержав, что Гарри продолжает называть имя Темного Лорда, вспылила и ударила проклятием, отклонил его в сторону. Разбилось несколько пророчеств, и белые фигуры, говорящие о будущем, на миг заслонили противников друг от друга.       И Гарри понял, что это их шанс. — Разбей стеллажи, — шепнул он Гермионе, и под общий крик разрушающего заклятия они рванули назад. — Коллопортус! — задыхаясь, выпалила Гермиона, и дверь со странным чавкающим звуком запечаталась наглухо. — Где… где остальные? — еле вымолвил Гарри. Он думал, что Рон, Невилл и Джинни опередили их, что они уже дожидаются их в этой комнате, но здесь никого не было. — Наверное, они побежали не туда! — с ужасом прошептала Гермиона. — Слушайте! — воскликнула Луна. Из-за двери, которую они только что запечатали, доносились шаги и голоса. Крикнул Люциус Малфой: — Оставьте Нотта, оставьте его, слышите? Его раны — ничто для Темного Лорда по сравнению с утратой пророчества. Джагсон, вернись сюда, мы должны скоординироваться! Разобьемся на пары и будем искать — с Поттером обращаться осторожно, пока пророчество у него… Беллатрикс, Мальсибер, вы идете налево; Крэбб с Рабастаном — направо; Джагсон, Долохов — прямо вперед, в ту дверь; Макнейр, Эйвери, сюда; Руквуд, туда; Руди, со мной! — Что будем делать? — дрожа с головы до ног, спросила Геримона. Луна словно забыла обо всем и теперь стояла напротив сосуда с незнакомцем с золотыми волосами и глядела на него, приоткрыв рот. Было тихо. Гермиона нервно прошлась до аквариума с мозгами, потом вернулась. — Надо попасть в круглую комнату, надеюсь, они там.       Гарри кивнул, шагнул уже к Луне, чтобы увести ее за руку, утащить, если не послушает, как в дверь, которую заперла Гермиона, что-то тяжело ударило. Гарри не успел дойти до Лавгуд, Гермиона нырнула под стол и призвала его к себе банальным «Акцио, Гарри». Поттер влетел под стол, чудом не ударившись затылком о край. — Мерлин, Руди, мы же волшебники, — устало напомнил Люциус из-за двери. — Алохомора. Ну, иди уже. — Луна! — шепотом крикнул Гарри, но Гермиона зажала ему рот. Слишком поздно.       Люциус, видимо, был уверен, что здесь пусто, и при виде Луны, стоящей спиной к нему и смотрящей на сосуд, всполошился так смешно, что Гарри, несмотря на ужас, едва не рассмеялся. Малфой огляделся, никого не заметил и шагнул к Луне. — Мисс, поверьте, последнее, чего я хочу, это неприятностей, — сказал он настолько доброжелательно, что у Гарри на миг зародились сомнения, что до этого с ними говорил тот же Люциус. Малфой даже немного улыбался, а в голосе звучали интонации, словно он говорил с маленьким ребенком, уговаривая отдать опасную игрушку. — Это одна из детишек? Какая-то она странная, — за его спиной прошел Рудольфус, подошел к аквариуму с мозгами, с интересом наклонился над ним; Гермиона прямо перед своим лицом увидела его ботинки, начищенные и с крошечной металлической пластиной на каблуке, где изображалась защитная рунная цепочка. — Сейчас я наложу Силенцио на моего невоспитанного друга, если он сам не заткнется, — продолжил мурлыкать Малфой, встав рядом с аквариумом так, чтобы Луна посмотрела на него. — Не поймите меня неправильно, я ни в коем случае не желал обидеть ни вас, ни мистера Поттера… — Это неправда, — перебила его Луна, по-прежнему не глядя на него. Рудольфус заржал и резко смолк, видимо, Малфой исполнил свою угрозу. — Ладно. Говорю правду. Мне плевать на мистера Поттера, но ведь нечестно, что пророчество, сделанное о двоих, доступно лишь одному. Мистер Поттер может спросить у Дамблдора о пророчестве, но вы же не можете представить, что у Дамблдора что-то спросит Темный Лорд? — Вы мне так говорите, как будто я с Гриффиндора, — Луна наконец посмотрела на Люциуса совершенно спокойно. — И вы, как слизеринец, взываете к обостренному чувству справедливости и праведному гневу. Но мой факультет — Райвенкло. — А я не с вами говорю, мисс, — усмехнулся Малфой, сделал пару шагов в сторону стола, под которым прятались гриффиндорцы, и, наклонившись, заглянул под него. — Не разочарованы, мистер Поттер?       Гермиона ударила заклятием ему в лицо, Гарри даже не понял, каким именно, но Малфой отлетел назад, сбив с ног Луну, перевернулся, чтобы встать, схватился за металлическую трубку на боку аквариума и замер, глядя на лицо утонувшего в бурлящем зелье незнакомца.       Рудольфус одним движением перевернул стол, лишив Гарри и Гермиону защиты. Он стоял перед ними, худой, но рослый, красивый истинно мужской красотой, похожий на древнего воина, казалось, такой человек способен лишь на благородство, а все его битвы — дуэли чести. Но муж Беллатрикс оскалил странно белые и целые после Азкабана зубы и негромко зарычал, и Гермиона поняла, что он также безумен, как и его супруга. Гарри ударил первым, Гермиону загипнотизировал остановившийся взгляд Рудольфуса, но Лестрейндж легко отбил. Руки у него засветились также, как и у Беллатрикс, показывая громадный потенциал мага и то, что обезоруживающее заклинание только сделает разрушения масштабнее, и потому Гермиона, воспользовавшись тем, что Рудольфус отвлекся на Гарри, сконцентрировалась изо всех сил и ударила Лестрейнджа оглушающим.       И сама удивилась, когда тот упал. Не отлетел, как Малфой, а упал, ровно и на спину, ударившись головой о каменный пол. Гермиона даже подумала, что тот факт, что одинаковые заклятия по-разному воздействуют на разных магов, может послужить основой для научной работы.       Они с Гарри вскочили и повернулись к Луне как раз в тот момент, когда та накрыла своей ладонью руку Малфоя и доверительно проговорила: — Ему там плохо.       Люциус кивнул, отошел на шаг и ударил невербальным заклинанием по стеклу. Ничего не произошло. Гарри и Гермиона подошли ближе, схватили Луну за обе руки и оттащили, та удивленно и укоризненно на них посмотрела: — Мистер Малфой хочет помочь!       Это было так. Гарри вообще ничего не понимал: какого черта Пожиратель смерти, явившийся за пророчеством, сейчас просто тратит время, стоя возле того, кто это пророчество в руке держит, и исполняет просьбу Луны? Люциус вошел в азарт, даже сбросил мантию. Простые лучи сменялись все более сложными формулировками — Гарри глянул на Гермиону, которая почти в восторге слушала и во все глаза смотрела, запоминая движения — но стекло словно в насмешку поблескивало под заклинаниями, и вот Люциус в гневе засунул палочку в трость и замер, мучительно думая. — Никакая магия не помогает, — печально сказала Луна. — Мистер Малфой, не расстраивайтесь. — Я не могу его оставить, — сквозь зубы проговорил Люциус. Гарри снова удивился: его и самого тянуло к незнакомцу неведомой силой, но он вполне мог сопротивляться, а вот Малфой словно под заклятие попал. Но почему? И почему заперт этот человек? — Подожди… — Люциус вдруг словно очнулся, посмотрел на Луну. — Что ты сказала? — Чтобы вы не расстраивались, — повторила та. — Вы пытались. — Нет, до этого. — Что магия не помогает. — Ну конечно, — Люциус усмехнулся. — На них не действует магия! — он перехватил трость за другой конец и тяжелой рукояткой в виде оскаленной змеи ударил по стеклу. Оно треснуло, и зелье, закипая на воздухе, тонкой струйкой потекло наружу. Люциус размахнулся сильнее и ударил снова, напомнив Гарри игроков в гольф, которых он видел по телевизору. Стекло рассыпалось, и зелье потоком вылилось на самого Малфоя, а на каменный пол выпал покрытый зеленоватой пленкой человек. Его длинные волосы, пропитанные зельем, тяжело ударились, разбрызгав капли, но Гермиону, Гарри и Луну они не задели. Люциус чертыхнулся, вынул палочку и проговорил очищающее заклятие, направив ее на себя.       Ничего не произошло. — Кажется, это зелье, блокирующее магию, — неуверенно сказала Гермиона, отступая на шаг. Люциус даже без магии оставался взрослым сильным мужчиной, который двигается как мастера боевых искусств — это сказал дочери мистер Грейнджер, видевший Люциуса в магазине еще до начала второго курса. Он не знал об отношении Малфоя к маглам и потому искренне восхитился им как человеком, умеющим что-то делать. Он заметил, что Малфой двигается плавно и быстро, а еще что у него отменная реакция, правая и левая руки одинаково функционируют, а ловкости позавидуют даже циркачи: как он лавирует в толпе во время потасовки! Восхваления Малфоем-старшим продолжались до того момента, пока Гермиона не сказала, что драку начал он сам. Пусть это и не так, но он же спровоцировал. — Не составит ли вам труда применить очищающее заклятие? — ядовито спросил Люциус, с трудом поднимаясь на ноги. Вся его многослойная одежда пропиталась густым зельем и потяжелела. Гермиона мотнула головой. Конечно, она знала, что эффект от зелья длится еще сутки минимум, но не хотела рисковать. — Конечно, мистер Малфой, — улыбнулась Луна и вскинула палочку. Люциус встряхнул теперь чистыми волосами и с наслаждением повел плечами под сухой одеждой. — А к нему?       Луна применила очищающее и к незнакомцу, по-прежнему лежащему на полу, но тот остался покрыт зельем. Люциус, встав на колени, перевернул его лицом вверх. — Может быть, его можно смыть? — спросила Луна в пространство, и в следующий миг на Люциуса и бывшего утопленника обрушился поток воды. — Простите. Вы опять мокрый.       После магической сушки Люциус мало напоминал того лощеного аристократа, который выступил из темноты в зале пророчеств. Гарри с удивлением наблюдал за тем, как Малфой укладывает незнакомца головой себе на колени и начинает выжимать его волосы на пол, они такие длинные, что укрыли бы его до колен. Люциус только сейчас обратил внимание, что лежащий без сознания полностью обнажен, обернулся на свою лежащую на столе мантию, сделал пасс рукой, видимо, желая ее перенести, но он забыл, что лишился магии. Луна сама подобрала мантию и укрыла лежащего от колен до груди. — Вы знаете его? — спросил Гарри, решив, что это единственный приемлемый вариант объяснения абсурдности происходящего. — Вероятно, — отозвался Люциус. — Могу ошибаться.       Он словно забыл о пророчестве. — Он очень красивый, — сказала Луна, беззастенчиво разглядывая незнакомца. — Как его зовут?       Гарри чуть не поседел, когда Люциус, прижав к груди левую руку безжизненного утопленника, вдруг заговорил на непонятном языке. Почему-то Гарри понял с невероятной ясностью, что это не один из человеческих языков, а также то, что манера Люциуса и Драко растягивать слова — это не индивидуальная особенность манеры говорить, а самый настоящий акцент. — Проснись, прошу тебя, — проговорил Люциус, вглядываясь в лицо спасенного. — Во мне нет магии, я не могу забрать тебя. Если мы останемся здесь, тебя опять запрут, а меня не будет рядом, чтобы помочь снова.       Прекрасное лицо оставалось неподвижным, и детям казалось, что на коленях Люциуса лежит мертвое тело, но сам Малфой знал, что те, к кому он принадлежит, похожи на мраморные статуи, если не предаются веселью. Люциус не был уверен, что это именно тот, о ком он думает, но зато точно знал, что он жив. Но вдруг? И он позвал его: — Лаурэфин.       Неизвестный открыл глаза и сжал руку Люциуса, губы его шевельнулись, и он ответил, еще не осознав, что говорит с человеком: — Ты знаешь мое имя. — Я друг короля Трандуила, — Люциус помог ему сесть, забыв о школьниках, все еще стоявших неподалеку. Гарри и Гермиона пытались увести Луну, но та вырывалась, повторяя, что это не человек, и она хочет посмотреть. — Кто ты? — Melfole, — ответил Люциус, и Гарри узнал слово, так похожее на фамилию. — Ты можешь звать меня Люциус. Ты… мог слышать что-то о друге лесных эльфов. — Я никогда не слышал о том, что в лесном королевстве живет человек, — проговорил он. — Однажды таур взял ребенка в свой дворец и воспитал его как сына. Я его потомок, — не стал углубляться в родословную Люциус. — Я знаю тебя, Лаурэфин. Глорфиндель. — Так меня звали… — проговорил сидх. — Сколько прошло лет? — Сейчас кончается Третья эпоха, — подумав, проговорил Малфой. — Откройся мне, — Глорфиндель повернулся к Люциусу и обхватил его лицо ладонями. — О… осанвэ? — спросил Малфой, подумал, потом решил, что объяснять словами слишком долго, и открыл разум. — Он читает его мысли! — радостно констатировала Луна. — Мистер Малфой открыл свой разум. Это точно его друг.       Гарри теперь был точно не уверен, что освобождать неизвестного из аквариума было хорошей идеей. Его держали в зелье, блокирующем магию, он друг Малфоя… Один плюс, они оба теперь как сквибы, не способны даже на простенькое заклинание. — Бежим! — воскликнул Гарри и, пробегая мимо Рудольфуса, на всякий случай связал его заклинанием, подслушанным у Амбридж, когда та напала на кентавра. — Гермиона, запри дверь! — крикнул он, когда они вылетели из зала. Пусть теперь Отдел Тайн разбирается, кто там у них, пусть наказывают Малфоя сами за то, что тот выпустил их образец.       Нет, прервал он сам себя. Даже если это малфоевский друг, нельзя держать человека, как крысу подопытную, в лаборатории, не давая ему шанса проснуться! К тому же метки на нем точно не было.       Рон, Невилл и Джинни выпали прямо на них из другого зала. — Оно у меня, — быстро сказал Гарри, распахивая следующую дверь. — Надо дойти до каминов.       Больше он ничего не успел сказать. За дверью их уже поджидали Долохов и Беллатрикс, которая, в отличие от своего зятя, не имела ничего против убийства этих детей, что мешали ее господину.       Глорфиндель надел шелковую мантию, запахнул плотнее и застегнул на талии ремень, который снял с себя Люциус. Осанвэ позволило ему не только узнать, что происходит, кто такой Люциус, кем приходится в этом мире, кто он для сидхе и что вообще делал в Отделе Тайн, но и сделало так, что теперь он понимал английский язык. Он ничего не сказал Люциусу по поводу служения Темному Лорду, но тот все равно заметил в его взгляде сожаление. — Ты не хочешь этого, — тихо сказал сидх. — Нет, — согласился Люциус. — Но теперь я должен. — Ради меня ты провалил задание и лишился магии. — Ты дороже, — сразу сказал Люциус, надеясь, что все Пожиратели смерти и без него способны одолеть кучку школьников. Вообще он не хотел идти в Отдел Тайн. Темный Лорд прав, рождение ребенка сделало его сентиментальным. — Куда нам идти? — спросил Глорфиндель. — Надо выйти к каминам, — решил Люциус. — Уйдем в мэнор, потом я провожу тебя к королю Трандуилу. — Твой господин, — эльф произнес это слово с особой интонацией, — будет недоволен. — Я все равно лишен магии, — Люциус криво улыбнулся, живо представив себе, какой Круциатус его ждет. Впрочем, лезть в бой без сил даже с детьми — себе дороже. Он подошел к Рудольфусу, размотал волшебную веревку — та сразу исчезла, и похлопал его по щекам, магловским способом приводя в себя. Рудольфус застонал и открыл глаза. — Люци, ты бы меня еще водой окатил, — проговорил он. — За Энервейт теперь платить надо? — Я без магии, — отозвался Люциус. — На меня блокатор вылился, еще двадцать шесть часов я и Люмос не зажгу. Я в мэнор, ты за главного. — Лорд тебя выпотрошит, — заметил Лестрейндж, поднимаясь. — Его никто не тронет, — отрезал Глорфиндель, появляясь в поле зрения. — Это еще что? — совершенно без удивления проговорил Рудольфус, глядя на высокого золотоволосого эльфа, стоящего за спиной Люциуса. — И почему оно без штанов? — Долго объяснять, но не распространяйся, — махнул рукой Малфой и помог Лестрейнджу встать. — Я ему даже ничего трансфигурировать не могу, мантию свою отдал.       Лестрейндж вздохнул, вытащил из своего кармана перчатки и трансфигурировал их в сапоги, потом сдернул с шеи Люциуса платок, и тот стал шелковыми штанами на резинке, подозрительно напоминающими пижамные. — Это твой друг? — спросил Глорфиндель, когда Рудольфус открыл дверь, обернулся черным дымом и вылетел, чтобы разыскать остальных и сказать им, что случилось с Люциусом. — Родственник. Он будет молчать о тебе. — Почему ты так уверен? — Он молчит и обо мне, — просто сказал Люциус и вышел первым, пытаясь вспомнить, как попасть в холл с каминами. Как же непривычно без магии…       Он не успел додумать эту мысль: шагнув в следующий зал, он почти сразу нос к носу столкнулся с Сириусом Блэком, который, видимо, услышав от Поттера, что он сейчас не владеет магией, совершенно по-магловски размахнулся, и кулак направился Люциусу в лицо. Глорфиндель выбросил руку вперед над плечом Люциуса и поймал кулак Сириуса, сжал так, что хрустнули кости. — Люциус не нападал на тебя, — спокойно сказал он и разжал пальцы. — Уступи нам дорогу.       Рядом с ними приземлился Грюм, ударил посохом в пол — заклятие, в несколько раз более сильное, чем получилось бы при помощи палочки, ударило сидха в бок, но тот даже не пошатнулся, словно не почувствовал. Сириус глянул на Люциуса, но тот позорно спрятался за Глорфинделем, понимая, что с такого близкого расстояния его даже не смертельное заклятие может убить. — Идем, — пробормотал он, уводя сидха в сторону. — За этим залом холл.       Они шли через битву и вспышки заклятий. Глорфиндель даже не смотрел по сторонам: его держали здесь в плену, без мыслей и снов несколько веков. Сколько стоит Отдел Тайн, точнее, сколько существует общество колдунов-исследователей, столько он спал, погруженный в зелье. Сидх не жаждал мести, он хотел лишь свободы. Мысли Люциуса показались ему интересными: король Трандуил покровительствует человеческому роду, что может быть занятнее? А это — его любимое дитя из всего рода, которое обожает лесного короля, но в то же время умудрилось попасть в рабство. Глорфинделю понравился Люциус, он показался ему трогательным и смешным, как маленькие эльфы, которые отчаянно пытаются повторить царственных великих воинов, к числу которых принадлежит сам Глорфиндель.       Внезапно сидх заметил что-то знакомое в прозрачном ящике, тронул Люциуса за локоть и направился туда. Малфой наклонился над ящиком и увидел длинный меч с вязью по лезвию. — Золотой Цветок? — прочитал он и вскинул взгляд на Глорфинделя. — Это мой меч, — сказал эльф, и Люциус — все равно уже — разбил стеклянный ящик своей тростью. Глорфиндель сжал рукоять меча так сильно, что побелели пальцы, на лицо падал радужный блик от лезвия. «Идем», — Люциус снова повел его к выходу. Добраться до камина, потом кабинет, Хогвартс — забрать Драко. Зачем? Просто так. Видимо, ему все-таки придется отправиться в лес.       Пророчество разбилось о каменный уступ перед аркой, Гарри скатился вниз и шлепнулся на пол прямо перед открытой дверью, глядя на удаляющиеся силуэты Малфоя и незнакомца из аквариума: тот теперь одет в мантию и странные сапоги, волосы укрывают его золотым плащом.       На крик «я убила Сириуса Блэка!» Люциус обернулся резко, сбился с шага; они уже почти достигли каминов. Он бросил взгляд на спокойного Глорфинделя, держащего в опущенной руке меч; эльф чуть улыбнулся, встречая его взгляд. — Сириус — твой друг? — уточнил Глорфиндель. — Нет, — Люциус отвел глаза; ему стало тоскливо, пусть это и противник. Люциус не любит смерть, еще сильнее не любит боль. Беллатрикс кричала о смерти, а он слишком хорошо знает, что она не столь милосердна, чтобы убивать сразу. — Я Мэлфой, мы дружим только с сидхе.       Люциус не успел шагнуть в камин: в холле с разных сторон появились Гарри Поттер, Белла, Темный Лорд и Дамблдор. Глорфиндель скользнул за угол камина в тень так, что никто его не мог бы увидеть, кроме самого Люциуса и Гарри. — Люциус, — Лорд посмотрел прямо на него, словно не замечая прочих, даже Поттера. — Ты принес мое пророчество? — Оно разбилось! — крикнул Гарри, и Люциус попытался догадаться, хотел тот его спасти или окончательно погубить. Скорее, второе. Но это же Гриффиндор, они странные. — Я расстроен, Люциус-с…       Малфой знал, что за этим последует. Что главное при Круциатусе? Не прикусить язык и не удариться головой, если упадешь. А еще лучше его не допустить. — На меня вылился блокатор, мой Лорд.       Если бы это был тот Волдеморт, который когда-то очаровал Люциуса своей силой и харизмой, привлек на свою сторону умом, то он бы рассмеялся до слез и велел бы Люциусу убираться в поместье и сидеть там, пока окончательно не восстановится, а затем еще лет десять бы хохотал и измывался, припоминая. Потом, когда станет известно про крестражи, Люциус подумает, что вместе с частью души Том Реддл отсек и свое чувство юмора. — Круцио!       Рабастан Лестрейндж давным-давно, когда Люциусу было двадцать четыре, а Рабастану, соответственно, двадцать, говорил ему, сидя возле постели наследника рода Малфой, что если правильно настроиться, то эффект Круциатуса можно свести к нулю. Это же воздействие на мозг. Заклятие заставляет тело думать, что оно испытывает боль. То есть теоретически, если убедить себя, что тебе не больно, Круцио перестанет действовать. Люциус, впервые почувствовавший на себе второе непростительное, пытается улыбнуться. Им с Рабастаном страшно: куда делся многообещающий вождь, тот, кто создал Вальпургиевых рыцарей, кто был их героем все время обучения в школе? Ладно Рабастан, он второй сын, но Люциус — наследник рода, единственный наследник! Его… его нельзя пытать. То, что ему нельзя делать больно, Люциус знал практически с рождения.       Заклятие сбивает его с ног и заставляет извиваться на скользком полу, и Люциус уверен в том, что Рабастан не прав. От этой боли нет спасения.       Глорфиндель не ожидал, что на Люциуса нападут. Он ведь все объяснил! Почему? Он остерегался, что Люциуса не выслушают, но никак не того, что Лорд, все поняв, все равно накажет его. За что? Эльф не понимал и понимать не собирался. Все гораздо хуже, чем ему казалось по воспоминаниям Люциуса; вероятно причина в том, что Люциус — оптимист. Он вышел из тени и встал перед упавшим на гранитные плиты Малфоем. Гарри заметил, что Люциус перевернулся и прижался лбом к холодному полу; почему-то этот жест заставил его снова увидеть в Пожирателе смерти человека. — Ты не тронешь его больше, — констатировал сидх спокойно и звонко. — Ты кто? — Волдеморт чуть наклонил голову, глядя на нежданного защитника Малфоя. — Я друг, — просто ответил Глорфиндель. Зеленый луч ударил его в грудь, но не причинил ему никакого вреда. Сидх проследил взглядом от палочки Волдеморта до своей груди и медленно поднял голову. Глаза его загорелись нестерпимо ярким белым светом, который начал покрывать все его тело; полыхнул белым огнем эльфийский меч. Существуя сразу в двух мирах, величайший воин из сидхе за долю секунды преодолел расстояние до Темного Лорда. — Ты лишь часть, — брезгливо сказал сидх, вглядываясь в уродливую личинку. — Люди и так несовершенны, а ты еще и изуродовал себя.       Находясь еще в мире духов и материй, Глорфиндель обернулся к Люциусу и схватил его за руку, где метка — он видел ее отчетливо на полупрозрачном силуэте. Это печать на душе; и Глорфиндель вырвал ее вместе с отравленной частью души.       Гарри увидел, как сверкающий, словно состоящий из молний Глорфиндель наклонился над Малфоем, и тот вдруг закричал так, словно на него наложили в тысячу раз более сильный Круциатус. Это был крик, на который не способно живое существо; кричала сама душа Люциуса, страдая и освобождаясь. — Видишь, Гарри? — усмехнулся Темный Лорд, поняв, что Глорфиндель убивать его не собирается. — Я тоже совершаю ошибки, связываюсь не с теми людьми.       Он понял, кто это. Сказка оказалась былью, легенда, что Малфоям покровительствует дивный народ, обернулась настоящим защитником, вставшим между ним и Люциусом. Темный Лорд этого не предполагал, но приходилось играть по навязанным правилам. — Когда полагаешься на других, становишься… зависим, — заметил Волдеморт. — Я осознал. Я больше не промахнусь. — Пророчества больше нет! — крикнул Гарри. — Оно разбилось! Но теперь все, ты проиграл ни за что. Ты всех потерял и ничего не узнал. — Глупо было приходить сюда сегодня, Том, — Дамблдор выступил вперед, выйдя перед Гарри. — Авроры уже в пути. Гарри прав, ты проиграл.       Глорфиндель бережно опустил голову Люциуса на пол и выпрямился, оглядел зал. — Отчего же, — Волдеморт покрутил палочку между пальцами, как маглы крутят карандаши. — У меня как раз есть время, чтобы убить вас обоих.       Белла подхватила его смех и вдруг осеклась, обратив внимание на Люциуса. — Люци, — пропела она. — Люци, Люци, Люци. Где твоя метка? — Я снял ее, — ответил за Малфоя Глорфиндель. — Он один из нас. Мы не бываем рабами.       Женщина безумна, подумал сидх, следя за ней. Она подбиралась все ближе, заметно хромая, ей тоже досталось, когда на Нотта обрушился целый стеллаж с пророчествами. Глорфиндель удобнее перехватил рукоять меча; он убьет ее, если она попытается навредить. Но Белла не стала нападать, она подползла к Люциусу и заглянула ему в лицо. — Почему? — с неожиданной обидой спросила она. — Мы все решили, что это навсегда, а он уходит! — Отпусти его, — посоветовал эльф. — Так будет проще.       Огромная пылающая змея развернула кольца чудовищного хвоста и оскалилась в сторону директора и мальчика. Глорфиндель узнал этот огонь, тот, что стал причиной его первой смерти; но здесь не было демона, что в последний момент схватки схватил его за длинные волосы и утянул за собой в пропасть, а меч по-прежнему был в состоянии противодействовать адскому огню. Лезвие ударило по огненной шее, словно по прочной чешуе, но Глорфиндель был великим воином, и не ему может противостоять вызванный заклинанием слабый отголосок древнего зла. Огненный змей упал и погас, рассыпался — и через несколько мгновений угасло белое пламя эльфийского клинка.       То, что увидели министр магии, сотрудники Отдела тайн и авроры, прибывшие на место, слабо укладывалось в головах читателей «Ежедневного пророка». Волдеморт и Дамблдор друг против друга, между ними неизвестное лицо с мечом, укрытое золотой волной волос, а позади бесчувственный лорд Малфой, над которым склонилась Беллатрикс Лестрейндж. Гарри Поттер взирает на все это безобразие с выражением легкого шока на лице. — Она все опять переврала! — Гарри раздраженно отбросил газету в сторону. — Что значит «лорд Малфой случайно оказался в Отделе Тайн и лишился чувств при виде сбежавшей из Азкабана невестки»? — На нем не было ни мантии Пожирателя, ни маски, — заметил Рон. — А Приори Инкантатем с его палочки показало только отпирающие и фамильные заклятия, которые не подпадают под юрисдикцию департамента контроля и аврората. — Но все равно! Что ему надо было в Отделе Тайн именно в этот день, никого не интересует?! — Он сказал… что экспериментировал с алхимией и заблокировал себе магические потоки, хотел попросить помощи у Невыразимых, пришел, а не знал, что тут такой кипеш, — Рон вздохнул. — Слышал бы ты Снейпа. «Малфой и алхимия — это как Поттер и здравый смысл! Никогда не пересекались!» — Так и сказал? — возмутилась Гермиона. — Ага, — одновременно кивнули Джинни и Рон. — Мы слышали оба. — А что этот защитник его? Который с мечом. — Папа обещал попробовать разузнать, — протянул Уизли с сомнением в голосе. — Но это же Отдел Тайн. Они умеют хранить секреты. — Он не человек, — радостно сказала Луна. — Он друг мистера Малфоя. — Тогда точно не человек, — фыркнул Рон. — Невыразимые вроде как хотели потребовать от Малфоя возмещение, но в Отделе Тайн запрещено держать разумных существ против воли, поэтому он сам может подать в суд, — Гермиона закрыла книгу, поняв, что почитать точно не получится. — К тому же у него больше нет метки, даже следа не осталось, а последствия Круциатуса налицо. «Не будет же Тот-кого-нельзя-называть пытать своего соратника», — передразнила она Фаджа. — Как-то глупо со стороны Того-кого-нельзя-называть так разбрасываться… союзниками. Если бы он не стал наказывать Малфоя, тот уже сидел бы в Азкабане. — Такое чувство, что Малфои в детстве не молоко на ночь пьют, а Феликс Фелицис, — Рон уставился в окно. — Как у него так получается, после первой магической выкрутился, сейчас тоже, причем оба раза за счет Того-кого-нельзя-называть! В первый раз Империо, во второй Круцио, в третий раз он на луче Авады въедет прямиком в министерское кресло! И Скиттер напишет: «Тот-кого-нельзя-называть пытался его убить! Значит, он его враг! Он достоин быть нашим министром». — Тогда уж Гарри, — вздохнула Гермиона. — Уж сколько раз пытался. Хочешь быть министром, Гарри? — Уж лучше ты, — отмахнулся Поттер. — Даже не представляю, что будет в следующем году. — И все же, кого Малфой забрал из Отдела Тайн? Он… он так сиял, когда подошел тогда к Волдеморту, — Гарри отвернулся от окна и посмотрел на Гермиону. — Малфой точно узнал его, когда увидел, иначе не забыл бы про приказ. — Может, это какой-то его родственник, — с сомнением протянула Гермиона. — Или друг. — Хоть опять пей оборотное и допрашивай хорька, — вздохнул Рон. — Думаешь, он знает? — Гарри повернулся к нему. — Ну, куда Малфой-старший его денет, у него магии нет, международный портключ ему не выдадут. Значит, скорее всего, он в его доме. Не может же это оставаться в тайне от хорька.       Хогвартс-экспресс остановился, и школьники высыпали на платформу. Гарри огляделся и шагнул в сторону Тонкс, чьи волосы сразу заметил в толпе. Неподалеку от них стояла и ждала сына Нарцисса Малфой, а рядом с ней возвышался тот самый незнакомец из Отдела Тайн. Гарри наконец-то смог его рассмотреть.       Высокий, намного выше не только Нарциссы, но даже и Люциуса, он был стройным и каким-то на вид хрупким, если не помнить, как он сражается, то может показаться, что это какой-то изнеженный аристократ. Золотые волосы заплетены в простую косу, обернувшую шею дважды и спускающуюся на грудь. Он был одет в мантию Люциуса, подогнанную по размеру, под которой был виден его же камзол: только Малфой носил подобные вещи, остальные маги придерживались моды, на которую оказывал влияние мир маглов. Камзолы сменились пиджаками, даже Блэки носили брюки, в то время как Люциус упорно хранил верность штанам на шнуровке сложного пошива. Обувь у него была странная, Гарри бы сказал сказочная. Такое не носят. В таком дриады тихо ступают по мху, лесные феи беззвучно перебегают от поляны к поляне, но никак не люди ходят по вокзалам.       Драко подошел к Нарциссе, поцеловал руку, потом коснулся губами ее щеки и повернулся к незнакомцу и поклонился, прижав ладонь к груди. Тот ответил тем же. — Честь для меня, Глорфиндель, — от волнения по-английски сказал Драко. — Я хотел увидеть своими глазами наследника рода Мэлфой, — отозвался тот. — Я отправлюсь в путь скоро, но сохраню память о нашей встрече. — Надеюсь увидеть тебя за свой век, — Драко вгляделся в лицо сидха. — Леголас рассказывал мне о тебе. Я думал о встрече с тобой в Чертогах. — Если хочешь, я возьму тебя с собой к aen Straede, — предложил Глорфиндель, и Нарцисса, до того спокойно слушавшая беседу, встревоженно посмотрела на Драко. — Я рад оказанной мне чести, — осторожно начал тот. — Но я единственный наследник рода и не могу оставить свои обязанности. — Малфой, — вдруг перебил Аластор Грюм, останавливаясь за спиной Драко. Тот посмотрел на мать, понял, что та не собирается вступать в разговор, и медленно повернулся: в отсутствие Люциуса он отвечает за семью. Присутствие Глорфинделя за плечом вселяло уверенность, но в то же время заставляло тщательнее подбирать слова — не хотелось опозориться перед сидхом. — Чем обязан? — с сильным эльфийским акцентом спросил Драко. — Передай Люциусу, пусть не думает, что ему это сойдет с рук! — Что «это»? — Драко наклонил голову. — Насколько знаем я, министр магии, глава аврората и редактор «Ежедневного пророка», мой отец — жертва трагического стечения обстоятельств. — Отдел Тайн не простит, — усмехнулся Грюм, глянув на невозмутимого Глорфинделя. — Лучше иметь во врагах Волдеморта, чем Невыразимых. О-о, так у него теперь они все во врагах! — Рада, что вы открыто признаете, что мой супруг не на стороне Того-кого-нельзя-называть, — вступила Нарцисса, беря под руку Глорфинделя, тот удивленно посмотрел на нее, но позволил себя увести. — Идем, Драко, Люциус хочет видеть нас дома как можно скорее. — Почему просто нельзя предъявить воспоминания? — тоскливо сказал Гарри, наблюдая за тем, как Нарцисса призывает домовика, велит ему унести вещи Драко, а дальше все трое налегке уходят с платформы. И тут же думает, что нет, нельзя, чтобы кто-то видел, как Малфой разбивает аквариум и спасает Глорфинделя вместо того, чтобы следовать приказу Лорда. Странно, он был уверен, что Малфой — верный последователь, но он легко отказался от приказа, и Лорд так же легко применил к нему Круциатус. Может, верность Волдеморту — мера вынужденная? Ладно, Лестрейндж, ей терять нечего, у нее столько преступлений, что пожизненный Азкабан — это меньшее, что ей грозит, а тот же Нотт? Был представителем Британии на магической конференции, уважаемым и богатым человеком, пока его не сместил все тот же вездесущий Малфой… — Потому что есть закон, согласно которому воспоминания несовершеннолетних не рассматриваются в качестве доказательства, — отозвался Грюм. — А иначе почему, ты думаешь, мы не предъявили твои воспоминания в прошлом году как доказательство, что он вернулся? — Не знаю… — Гарри действительно не приходило в голову. — В магической Британии, как и в обычной, прецедентное право, — вмешалась в разговор Гермиона. — Однажды случилось так, что юная волшебница, дававшая в качестве доказательства свои воспоминания, обладала слишком живым воображением. Детским воображением, которое и корректировало ее воспоминания. С тех пор доказательства только с семнадцати лет, — она помолчала и добавила. — К тому же, что ты скажешь. Что Малфой плюнул на приказ Того-кого-нельзя-называть и ценой собственной магии полез освобождать полукровку? Он и скажет, что снова был под Империо, да и вообще, к нему применили второе непростительное. Крайним станет Отдел Тайн, который держал взаперти разумное существо против его воли и без соответственной документации, а если против тебя, Гарри, выступит Отдел Тайн… — Но ведь можно как-то выяснить, что вообще за роль играет Малфой? — отчаянно спросил Гарри. — Кто этот Глорфиндель? Откуда они знают друг друга? Малфои вообще на чьей стороне?! — На своей собственной, — со вздохом сказала Тонкс. — Мама рассказывала, они всегда были такие. Люциус впервые появился на людях в Хогвартсе, до этого его вообще никто не видел, хотя так не принято среди… аристократии. Абрахас… если бы они не входили в список священных семей, можно было бы подумать, что они вообще нелюди. В самом прямом смысле этого слова.       Гарри вспомнил, как Луна радостно проговорила: «Он не человек. Он друг мистера Малфоя». И почему всегда так оказывается, что Луна во всем права? Не человек, но тогда кто? Драко кичится своей кровью, в которой нет ни капли магловской, но ни с кем не сближается.       Стоп. Ни капли магловской. Он никогда не говорил, что там нет чьей-то еще.       Глорфиндель — длинные золотые волосы, синие глаза, высокий рост. Люциус — светлые волосы, серые глаза, рост ниже, другой овал лица. Не родственники точно, но двигаются одинаково. Мистер Грейнджер говорил, что Люциус похож на мастера боевых искусств. Акцент. Может, не акцент вовсе, а неспособность воспроизвести какие-то человеческие звуки? Может, какая-то особая раса, магический народ, как гоблины? — Мне… мне нужна самая полная книга магических сказок, — сказал Гарри перед тем, как разойтись с Гермионой и Роном, и не удивился, когда сова принесла ему толстый том.       Волшебные твари — нет, не то, вот, волшебные расы! Ах, это всего лишь полный список. А это что? Легендариум сидхе — раздел рассказов о вымышленном или вымершем и приукрашенном народе, который жил среди холмов. Гарри отложил ненадолго книгу и постарался не думать о том, насколько глупо пытаться найти ответы в книге сказок. Но ведь если отсечь все домыслы, именно это и остается в сухом остатке! Малфой — сидх. Может, на сотую долю, может, в нем одна капля крови свободного народа, но над ним никто не властен. И потому, освободив истинного сидха из заточения — вот почему Глорфинделя держали в Отделе Тайн — он с его помощью сразу же избавился от служения. Гарри решил не писать Гермионе об этом, сказать при встрече. Сидх! Хорек — сидх! Кто бы мог подумать.       Гарри лежал в постели, обдумывая свое предположение. Сидхе считаются вымершими, но кто сказал, что это действительно так? А если они маскируются, как Малфои, смешиваются с людьми, а истинные сидхе, такие как Глорфиндель, вполне способны противостоять Темному Лорду? Знание не давало Поттеру уснуть. Он знает, знает, что хорек не человек даже, что уж говорить о чистокровности, но что с этим знанием делать?       В первые же дни шестого курса Гарри припер Малфоя к стенке возле ванны старост. Мокрый и оттого беспомощный Малфой в халате, с полотенцем и зубной щеткой в руке вместо палочки выглядел несколько жалко, что не мешало ему смотреть на гриффиндорца свысока, но теперь того это не задевало. Он прочел, он узнал, что сидхе — самая гордая раса, помешанная на идее собственного превосходства; Малфой не может по-другому. — Я знаю, кто ты, — бесцеремонно заявил Гарри. — Поздравляю, Поттер, шести лет не прошло, ты смог запомнить кого-то, кроме себя, — отозвался Малфой. — Не переживай, еще пара десятков лет, и сможешь написать слово «Гриффиндор» без ошибок. Я в тебя верю. — Я знаю, кто ты на самом деле, — продолжил Гарри. — Выучил мои титулы? Верной дорогой идешь, это тебя тетя Белла так башкой приложила, что ты решил узнать что-то полезное? — Я знаю, что ты сидх, — торжествующе закончил Поттер. — Ну… частично. А твои чистокровные друзья в курсе, что ты не совсем человек?       Малфой уставился на него в полумраке своими прозрачными глазами, и только сейчас Гарри понял, что он совершенно не похож на Люциуса. Он Блэк, и если бы Нарцисса родилась мужчиной, она выглядела бы именно так, а если б Сириус был блондином, то их с Драко можно было бы принять за близнецов. — Как интересно… — протянул Малфой, глаза у него забегали. — С чего ты взял? — Я выяснил, кто такой Глорфиндель и сколько ему лет, — отозвался Гарри. — Скучные сказки, устаревшие уже в Средневековье, это ведь легенда о лорде Золотого Цветка. Даже странно, что в Отделе Тайн не догадались. Или догадались. А твой отец вовсе не мастер боевых искусств, как мы думали, он двигается не как человек, а как сидх. И ты тоже, только медленнее.       Малфой наклонился к лицу Гарри так низко, что ему вдруг на ум пришла шальная мысль, что хорек его сейчас поцелует, но Драко ухмыльнулся как можно паскуднее и шепнул: — Мимо, Поттер. Близко, но мимо. А пускать заведомо лживые слухи ты не умеешь. Любое заклятие и гоблинская проверка покажет, что я человек. Мой отец человек. А ты опять проиграл; все лето убил на сказочки? Сидхе не существует.       Гора рухнула с плеч Драко. Он испугался, что у Поттера настоящие доказательства дружбы рода Мэлфой и сидхе, но тот сделал ставку на кровь. Драко не боялся разоблачения; он думал, что если связь его семьи с тауром Трандуилом станет достоянием общественности, сидхе разорвут ее до появления новых потомков, более достойных. Эльфы могут ждать сотни и тысячи лет.       Но Поттер не знает. Не знает, не знает! И прекрасная тайна продолжает жить и давать силы жить. Глорфиндель после беседы с Трандуилом исчез, ушел искать aen Straede в Америке, в городах-призраках, в одном из которых раскинулся незримый людям прекрасный Ривендел. Леголас закрыл разум Драко от любого прочтения. Нет доказательств, и пусть Поттер оказался умнее, чем он всегда предполагал, и нашел сведения, он сделал неправильный вывод. Одно обвинение в адрес Малфоев — последует публичная демонстрация чистоты крови, восстановленная репутация, и Поттеру не поверит больше никто; такой клеветы не прощают. Драко велел себе запомнить и купить сказки о сидхе — он сам упустил этот момент, вдруг там есть что-то о приемном сыне лесного короля? Он уже знал, чем займется, точнее, какую идею подскажет матери: пусть напишет книгу сказок о сидхе, но переделает все так, чтобы это действительно были сказки, чтоб о дивном народе знали, но не могли сделать выводов.       Гарри подумал несколько мгновений и задал вопрос, который не только оставил за ним последнее слово, но и сделал победителем: — Раз так, то почему ты боишься?       Потому что они могут уйти. Скрыться и подождать, не обращая внимание на то, что проходит жизнь любящих их людей. Дружба с сидхе для рода Мэлфой — дар и проклятие. Они смертны. У Драко нет времени, поэтому он, щелчком пальцев выхватив из невидимого под чарами чехла палочку, направляет ее в лоб Гарри и тихо произносит: — Обливиэйт.       Малфои — отличные менталисты, Люциус, вдохновившись примером девочки, из-за которой приняли закон о запрете на использование воспоминаний несовершеннолетних, менял собственную память, при легиллименции подбирал наиболее подходящий вариант и демонстрировал именно его. До таких высот его сын, конечно, пока не добрался, но мог гораздо больше, чем многие мастера. Глорфиндель в воспоминаниях Гарри становится похожим на Люциуса, а книга сказок забывается, исчезает из его памяти. Поморщившись, Драко усиливает как может отвращение Поттера к своей персоне и к Люциусу, начисто уничтожая все сочувствие и понимание, которое только было в нем по отношению к его семье. Ему не хочется делать это, в конце концов, на первом курсе он искренне хотел подружиться, но когда на одной чаще весов Поттер, а на другой — Леголас, лес и звездные ночи в золотом дворце, у него не возникает сомнений.       Он пробуждает Поттера и шипит ему в лицо, закрепляя изменения: — Пошел ты, Поттер. И что, что моего отца опять вызвали в аврорат? Быть может, ты увидишься со своим обожаемым Сириусом раньше, чем я с отцом!       В глазах Гарри злость и боль — то, что нужно. Эти люди… вечно с ними все так неправильно и раздражающе. Драко перепрыгнул через провал начинающей отъезжать лестницы и скрылся в комнате старосты, запечатал дверь заклинанием и, усевшись за стол, принялся писать на пергаменте витиеватые буквы, похожие на арабскую вязь — письмо аранену лесного королевства, где расскажет о великом воине, легенде даже среди бессмертных.