Вы столь близки, и это так опасно, Но разум, верно, утонул в дурной крови. Вы ненавидите меня так страстно, В полшаге стоя от любви. Канцлер Ги «Вы ненавидите меня так страстно»
ЧАСТЬ ПЯТАЯ I. За океан
— Наконец-то нашёлся настоящий мужик, не побоявшийся поставить его на место, – одобрительно произнёс Маркус, ставя стакан из толстого картона, в котором был кофе, на стол. – Жаль только, что морду не набил, но, как мне кажется, это ещё впереди… Шарлотта пожала плечами, не зная, как реагировать. Вскоре сборная должна была вылететь в Мюнхен, соединиться с ещё несколькими командами и отправиться в олимпийское путешествие, для многих – первое. Последним барьером был предолимпийский этап в Кэнморе, куда они и направлялись. Привычная программа из классического спринта и пары коньковых «разделок», повторяющих олимпийские гонки – и очередная дорога приведёт их в Ванкувер. Маркус и Шарлотта, путешествующие с севера, приехали в стокгольмский аэропорт первыми и ждали остальных, добирающихся из более близких уголков страны. — Что теперь? – спросил он, пытаясь выудить из подруги ещё хоть немного информации. – Мы с Андерсом пересекались, я даже помню его визуально, но ни разу не общались. — Ну, я оставила ему свой номер телефона, – протянула Шарлотта. – И его номер себе сохранила. Мы переписываемся – на общие темы. Он говорит, ему неловко тревожить меня перед Олимпиадой. Маркус хмыкнул. — Неудивительно. Я бы на его месте рассуждал так же. — Не сомневаюсь! – с энтузиазмом подтвердила Шарлотта. – Знаешь, чем-то он очень похож на тебя: я поняла это с первого взгляда. Даже не взгляда – я тогда ещё и не успела толком его рассмотреть. Когда Ингессон провоцировал, он сказал, что не любит драться, хотя был готов к этому. Помнишь, на третьем курсе – твоём третьем курсе – ты говорил так же Петтеру Викстрёму? Правда, тебе тогда всё же пришлось с ним подраться… — Я не забыл Петтера Викстрёма, – Хелльнер ухмыльнулся. – Хорошее имя, – едко добавил он. – Ну да ладно, нечего о Петтерах, когда их нет в поле зрения. Все без исключения параллели были издевательскими, но Шарлотту они отчего-то забавляли. — Кстати, с Ингессоном мы с тех пор почти не пересекались, – сообщила она. – Даже когда я выиграла в воскресенье «разделку». То есть, мы с тобой выиграли, – она уточнила, улыбнувшись Маркусу. – Потом только созванивались – я диктовала тренировочные показатели. Маркус по-прежнему сомневался в порядочности Магнуса Ингессона, видя в нём собственника с переменчивым властным характером. Он был доволен появлением Андерса Сванебо – ведь сам не мог предотвратить это нежелательное сотрудничество, не понравившееся ему задолго до начала. Шарлотта выбрала его посредником, и – парадокс лежал на парадоксе – как один из самых близких к ней людей, он не мог ничего предпринять. Нужен был сторонний человек, чтобы с этим покончить. Высказать свои умозаключения Хелльнеру не удалось. Со стороны послышался звук, который нельзя было спутать ни с чем: прибыл внутренний рейс из Эстерсунда, и пассажиры спешили в пересадочный терминал. Громовой смех Эмиля иллюстрировал происходящее лучше всего. Багажа было много – на континент предстояло вернуться только через месяц. Первые партии инвентаря улетели несколькими днями раньше с тренерами и сервисменами, которые уже находились в Канаде; некоторая часть летела сейчас, третья должна была прибыть с оставшимися – теми, кто попал в олимпийский состав, но не планировал участвовать в последнем перед Играми этапе Кубка мира. У Анны даже не было повода обидеться, что Эмиль ей не помогает – тот сам нёс и вёз на тележке своё лыжное оборудование, чемодан и рюкзак. Правда, на взгляд Анны, вещей у него было непозволительно много. — Ты обычно возишь гораздо меньше! – остановившись неподалёку от Шарлотты и Маркуса, но ещё не видя их, она перевела дух. — Женщина, я уезжаю на месяц, – проворчал Эмиль, подтягивая сползающие лямки рюкзака. – Даже я понимаю, что иногда, например, нужно менять носки. — Судя по запаху – не понимаешь, – насмешливо заявила Анна. – Или тебе Тео свой чемодан подложил, чтобы самому не везти?! — При чём здесь Тео?! – он начинал заводиться. – Тео сам дотащит свои восемь чемоданов, где даже трусы разложены по цвету! Анна тихонько хихикала, решив на этом закончить маленькую провокацию, хотя могла бы зацепиться за то, как много Эмиль знает о личных вещах Теодора. Она, наконец, заметила Маркуса с Шарлоттой и пошла в их сторону, а когда поравнялась, расцеловала обоих в щёки. Эмиль пожал Хелльнеру руку, Шарлотте просто кивнув. — А где Дани? – спросил Маркус после приветствий. – Вообще, где все? — Из-за кучи наших вещей лента тормозит, – объяснил Эмиль. – Только мы проскочить успели. Но сейчас все будут! Они взяли ещё по стакану кофе – до отлёта оставалось целых два часа, и никаких волнений по поводу того, что кто-то не успеет пройти досмотр, не было. — Как в первый раз, – вдруг вспомнила Шарлотта. – Этот аэропорт и мы вчетвером. Помните? Когда мы впервые летели в сборную… Трасса поворачивала на новый круг. Каждый думал о своём, проигрывая в памяти самые важные воспоминания. Эмиль расплылся в улыбке, глядя на Анну – в тот летний день они разве что не дрались в общественных местах, а называли друг друга исключительно по фамилии. Шарлотта вдруг разом вспомнила фразы, пророненные ими за все четыре года, которые могли бы стать судьбоносными. «У меня будет первая олимпийская медаль, – произнесла она в тот день, когда Эмиль первым из них распечатал подиум Кубка мира. – Золотая!» Действительно, расписание ванкуверской Олимпиады составили так, что самой первой гонкой значилась её любимая дистанция – коньковая «разделка» на десять километров. «Может быть, нас начнут ставить на четвёртые этапы вместо третьих, – сквозь слёзы говорила она Маркусу после неудачной эстафеты в Саппоро. – Ты привезёшь золото для Ричи, мне передаст эстафету Анна… Наша Анна – Ханссон!» Что-то из этого шло к тому, чтобы сбыться, что-то сбудется обязательно, но случиться этому суждено не в Ванкувере. Маркус, напротив, изо всех сил старался не думать о результате, не будучи материалистом. Эти три сезона, проведённые в команде, заставили его вырасти, прежде всего, как личность. Он встретил свою первую любовь и, как хотелось надеяться, судьбу, но сосредоточиться на успокаивающих мыслях об этом не получалось. Думать об Олимпиаде тоже было страшно – перед глазами вставал отнюдь не образ Дани, который сейчас входил в нужный терминал, катя тележку с багажом. Маркуса мучил фантом Петтера Нортуга, которого он во что бы то ни стало должен обыграть на Олимпиаде. Они поспорили – правда, в пылу не условились, что должен сделать оказавшийся неудачником… Финиши проигранных Нортугу эстафет тревожили по ночам, и, казалось, только Дани знал, как его обыграть, будучи совершенно спокойным, хотя на финишной прямой у него не было никаких шансов. А ещё им всё-таки предстояло пробежать всю дистанционную программу вчетвером – больше достойных кандидатов не было. Результаты Маттиаса Фредрикссона с возрастом стремительно поползли вниз. А путь за океан начинался на той же взлётной полосе, где в своё время началась их дорога в основную сборную. После длительного перелёта всем хотелось спать. Многие подремали в самолёте, но это нельзя было назвать полноценным сном. Даже те, кто вышли бодрыми и весёлыми, хотели если не уснуть, то просто протянуть ноги на горизонтальной поверхности. Эмиль первым влетел в их с Тео номер и сразу завалился вниз лицом на двуспальной кровати, прямо по диагонали, бросив свои вещи у входа. Теодор затащил свой чемодан за шкаф, чтобы не мешался под ногами, достал всё необходимое и, с неодобрением поглядывая на не шевелящееся тело соседа, отправился в душ. Выйдя, он нашёл Эмиля лежащим на спине, распластавшимся по всей поверхности постели в позе звезды. Тот уже начал похрапывать. — Эй, – натянув просторную футболку для сна, Тео потряс его за плечо. – Поднимайся, – ноль внимания: Йонссон продолжал предаваться долгожданным снам. – Ну, хотя бы подвинься, я тоже хочу спать! А лучше всё же встань и сходи помыться, – он повёл носом, учуяв отнюдь не запах парфюма. – Эмиль Йонссон, вставай сейчас же! Он собирался прибегнуть к крайним мерам, не сомневаясь, что если вкрадчивым мурлыкающим голосом произнести те же слова прямо над его ухом, почти касаясь губами кожи, Эмиль проснётся невероятно быстро, вдобавок наверняка подпрыгнув до потолка. Но, к собственному счастью, тот разлепил глаза сам. — Что тебе от меня надо? – недовольно пробормотал он. — Чтобы ты освободил мне место и шёл помыться, – ответил Теодор. – И не смей спать в этой футболке! Лучше вообще спрячь её подальше. — Ты хуже Анны, – Эмиль поморщился, неохотно спуская ноги на пол. – Ей не нравятся только мои носки… Так, подожди, – он почесал затылок, впервые осматривая помещение осмысленным взглядом. – Здесь одна кровать. — Да, я в курсе, – коротко кивнул Тео, забирая одно из одеял и расправляя его. — Я не буду спать с тобой на одной кровати! – в голосе Эмиля слышались панические нотки. На Кубке мира и прочих соревнованиях спортсменов часто селили в номера с одной двуспальной кроватью, и это давно перестало смущать даже таких консерваторов, как Эмиль Йонссон. Однако с Тео он поверхность постели ещё не делил, и это предприятие казалось ему опасным. — Я тебя не трону, – пообещал тот, уже завернувшись в одеяло наподобие кокона. – Но учти, что если всё будет наоборот, я откликнусь. — Наоборот?! Ты с ума сошёл?! – Йонссон начинал закипать. – Я не буду спать с тобой на одной кровати! – повторил он. — Спи на полу, мне без разницы, – Тео повернулся к нему спиной, принимая удобную позу для сна. – Да мне ещё и лучше! Ты храпишь. Эмиль показал его затылку язык и, сходив в душ, действительно стал мастерить себе место на полу: переложил с кресла подушки, сложил вдвое покрывало и забрал свои постельные принадлежности. К его изумлению, уснуть получилось сразу, но посреди ночи напомнила о себе природа, и он побрёл в туалет, шевеля затёкшими от жёсткой поверхности конечностями. А возвращаясь, Эмиль забыл о том, где спал: перешагнул свою постель, больше напоминающую разворошенное гнездо, и улёгся рядом с Тео на свободную половину, свернувшись без одеяла в позе эмбриона. Когда через некоторое время от громкого звука пришедшего смс (не все люди могли сопоставить разницу часовых поясов) проснулся Тео, он в недоумении поднял бровь, узрев данную картину. Приподнявшись на локте, он прищурился, привыкая к темноте, и смог увидеть импровизированную лежанку, которая сейчас пустовала. Одеяло валялось рядом с ней на полу. Первым порывом было мстительно растолкать Эмиля и предложить вернуться на выбранное изначально место, но тёмная сторона проиграла, уступив жалости, когда Эмиль «свернулся» сильнее: ещё немного – и, пожалуй, начал бы дрожать от холода. Зевнув, Тео выбрался из постели и поднял второе одеяло, накинув на спящего. Он не успел даже расправить его или подоткнуть – Эмиль быстро сгрёб плотную ткань и закутался так, как ему было удобно. Кивнув, Теодор вновь улёгся на свою половину и уснул, а проснулся под утро от того, чего не ожидал больше всего. Эмилю снился какой-то праздник. Звучала весёлая музыка, кругом были развешаны разноцветные шарики, а базовый тон оформления сверкал всеми оттенками золотого. Длинные столы, заставленные изысканными яствами, были сдвинуты в стороны. Он продирался между танцующими парами, которые смеялись и веселились в своих самых нарядных костюмах, а у тех, кто остался за столами, рекой текло шампанское. В начале длинного зала Эмиль заметил возвышение и, плечами расталкивая веселящихся, направился туда. Вскоре он увидел сидящую на высоком кресле Шарлотту, одетую в сложный золотистый наряд, сверкающий блёстками. На ступенях, у изножья, устроился Маркус, и он был единственным тёмным пятном во всём этом великолепии. Об этом кричала и его невзрачная одежда – серый свитер и такого же тона брюки, да выражение лица неопределившегося человека: будто он не знал, разделить с Шарлоттой её чашу или же сосредоточиться на собственных ощущениях. — Что происходит? – Эмиль в отчаянии обратился к незнакомому мужчине, который проходил мимо с бокалом игристого напитка. – По какому поводу праздник?! — Вы ничего не знаете? – тот удивился. – Благодаря выдающейся стратегии нашей госпожи мы выиграли войну. — А почему Хе… То есть, вон тот молодой человек возле трона, – он торопливо поправился, – так недоволен? — О, фаворит королевы потерял в этом сражении братьев и отца, – был ответ. Эмиль решительно двинулся вперёд и уже вышел на свободное пространство возле возвышения, когда услышал сдавленные рыдания. Ему навстречу неслась Анна в запачканном белом платье с порванным подолом. Неконтролируемым потоком по лицу девушки текли слёзы, и она крепко прижалась к нему, сразу обняв. — Что… что случилось?.. – пытался спросить он, гладя Анну по волосам. — Они все погибли! – ревела та. – Мой отец, братья… Мы выиграли, но что это дало мне?! — Но это ведь только сон, правда?.. – Эмиль встряхнул её, заглядывая в глаза и обрамляя заплаканное лицо ладонями. – Так ведь?.. Анна не прекращала рыдать, а он прижимал её к себе сильнее и сильнее, и сожаление, попытки утешить и успокоить от тесных прикосновений переходили в нечто иное, разливаясь знакомым тянущим чувством внизу живота. Всхлипы Анны становились тише и реже, а он, забыв о толпе счастливых празднующих, уже пытался задрать на ней платье: в мозгу как будто что-то перещёлкнуло. Сон странно мешался с явью. — Анна, любимая… Тео проснулся в плотном кольце горячих рук, слыша обрывок фразы. Он инстинктивно улёгся поудобнее, раскрываясь навстречу манящим объятьям. — Анна… – ещё раз прошептали над ухом. Он распахнул глаза. Потребовалось несколько секунд, чтобы обозреть ситуацию. Было нетрудно догадаться, что Эмилю снился сон, в котором он видел свою любимую девушку, и, с одной стороны, стоило ретироваться, чтобы не накалить обстановку. Но Теодор не был бы собой, если бы не разыграл сцену в лицах. Он принял комфортную позу и принялся дожидаться, пока Эмиль проснётся. Быть терпеливым оказалось трудно из-за определённой утренней специфики мужского организма, но губы тронула улыбка – то ли провокационная, то ли довольная. Он смежил веки, опуская длинные тёмные ресницы. А через некоторое время послышался вопль. Эмиль взирал на него с претензией и ужасом во взгляде, и, разумеется, тут же убрал руки, но не торопился выбираться из кокона двух одеял, которые за ночь сплелись так, что разъединить их можно было только с большим трудом. — Ты… – гневно начал он. — Нет, ты, – мгновенно отреагировал Тео. – Это ты проснулся, обнимая меня, а не наоборот. — И почему ты меня не разбудил?! — Зачем было отказывать себе в удовольствии?.. – Тео пожал плечами: расстояние между ними по-прежнему являлось минимальным, а точнее, его не было совсем. – Только в следующий раз не называй меня Анной, хорошо? По лицу Эмиля пробежала тень, видимо вызванная воспоминанием об участии Анны в этом нелепом сне, – и он, наконец, отодвинулся, рывком садясь на постели. — Если об этом кто-то узнает, я тебя прикончу! – воскликнул он. Не возьми Тео изначально словесную инициативу в свои руки, реакция была бы куда более заметной. – Всё равно виноват ты! Живи я с кем угодно другим, этого бы не было! Тео расценил это, как комплимент, самодовольно хмыкнув. — Естественно, никто не узнает, – протянул он. – Я никому не рассказываю о своих маленьких достижениях. Хватает того, что я знаю об этом сам. Но, может, продолжим? – он завлекающе подмигнул, в душе откровенно потешаясь. Он не боялся возможной драки, так как вполне бы мог дать сдачи. – Об этом тоже никто не узнает, – Тео разжал пальцы, удерживающие край одеяла, и оно поползло вниз, обнажая торс. Эмиль мгновенно вскочил на ноги, отпрыгивая от кровати на добрых два метра. — Стой! – заорал он, стараясь смотреть куда угодно, но только не на него. – Не смей мне ничего показывать! — Забавно, что ты так реагируешь, – пропел Тео, за неимением соседа растягиваясь на постели во весь рост – повернувшись набок и просунув руку под подушку. – Ничего нового ты не увидишь – у меня там всё то же самое, что и у тебя, – он бросил красноречивый взгляд, и Эмиль послушно опустил глаза, чтобы посмотреть, и тут же покрылся румянцем. – Тебе помочь, кстати? От такой наглости Йонссон сперва опешил и не сразу повернулся к нему спиной. Потом, спохватившись, он помчался в ванную, на ходу крича: — Чтоб тебя одновременно отымело трое чернокожих, Теодор Петерсон! Тео рассмеялся, глядя, как спустя некоторое время из-за двери высунулась рука с оттопыренным средним пальцем. Через десять минут, успешно справившись со всеми делами, Йонссон неожиданно пришёл оправдываться. — Мне приснилась Анна, – забормотал он. – Ну, я и… Только ещё раз – никому! Никому-никому-никому! — Даже не знаю, кому должно быть более обидно – мне или Анне, – протянул Тео, пока так и не выбравшийся из постели. — Да ну тебя, – раздосадованно бросил Эмиль. – Ты можешь хоть когда-нибудь поговорить нормально, без своих шуточек? Я хотел рассказать про свой сон, а ты… — Меня не совсем привлекает традиционное порно, – Тео тонко улыбнулся, – но для тебя я, так и быть, сделаю исключение. Слушаю. — И думать ты ни о чём, кроме порно, не можешь, – повторно уколол Йонссон. – Может, и не буду рассказывать, ты же всё равно испохабишь. — Ну, извини, – Теодор присел, укрываясь наброшенным на плечи одеялом и даже опуская взгляд. – Правда, извини. Давай поговорим. С Эмилем он надевал свою эффектно-эпатажную маску, думая, что и тот действует так же, специально представая перед ним неотёсанным беспринципным мужланом. В отдалённом идеале ему бы хотелось видеть в Эмиле друга, но тот, казалось, не воспринимал его ни в одной из ипостасей. Поэтому и приходилось защищаться так, как он мог. Но сейчас Йонссон, похоже, не обижался, а наоборот, стремился разрушить стену, вызванную непохожей жизненной философией и произошедшей между ними сценой, о которой знать будут только они оба. — …что это может быть?! – Эмиль всплеснул руками, пересказав свой сон. – Кругом веселье в честь Шарлотты, а Анна… — Никогда бы не подумал, что тебе могут сниться вещие сны, – проговорил Тео. – Так как скоро Олимпиада, вероятно, Шарлотта выиграет одну из гонок, а у Анны она не получится… — А при чём здесь Маркус?! – Эмиль не заканчивал расспросы. – Ведь и причины у него были те же, что и у Анны… — Ну, может, места одинаковые займут, – Тео пожал плечами. – А меня в твоём сне не было?! — Не дождёшься! – Эмиль не заставил себя долго ждать с ответом. — А вообще, я же не сонник и не ведьма… – проговорил Теодор. – Хотя родился в Вальпургиеву ночь, и Санна постоянно мне это припоминает, – он криво усмехнулся. – Ой, я опять сбился на себя… — Ты родился в Вальпургиеву ночь?! – Эмиль, напротив, почему-то оказался заинтригован. – Это первого мая, что ли? — Да, – Теодор кивнул. – Первого мая. — А вдруг ты и вправду что-то можешь?! — Ты ещё предложи устроить спиритический сеанс, – Тео хихикнул. – Вызвать чей-нибудь дух и спросить, что ждёт нас на Олимпиаде. — Давай! – воодушевился Йонссон. – Как думаешь, может, позвать всю команду?! — Эмиль, хватит, - терпеливо проговорил он. – Перестань быть суеверным, тебе это не идёт. Повторюсь: я самый обычный человек, пусть даже родился первого мая. — Нет, – тот покачал головой. – Несмотря на всё это… – он неопределённо махнул рукой, видимо, имея в виду все их непохожести. – Ты самый необычный из всех моих друзей. Это правда.***
Этап, стоящий в расписании за неделю до главного старта, всегда угнетал и нервировал. Кому-то хотелось посмотреть на себя и соперников перед Олимпиадой, более впечатлительные желали оставаться в неведении до самых Игр. Некоторые сборные попросту пропускали этот этап, прибывая сразу в олимпийскую деревню, но шведский тренерский штаб решил, что сильнейшие пройдут проверку боем. Они прилетели за несколько дней до этапа, чтобы акклиматизироваться. В Кэнморе стояла тёплая плюсовая погода, снег лежал только на трассах. Небольшой отель освещало полуденное солнце, и многие собрались на небольшом балконе в раскладных креслах, подставляя лица согревающим лучам. Шарлотта устроилась в затемнённой части, сидя с ноутбуком на коленях. — Кристель прислала какую-то статистику, – сообщила она, откусывая от яблока и просматривая входящие. – Как раз про предолимпийский этап. Посмотрим… Маркус, Анна и Эмиль подвинулись ближе, но раздосадованно выдохнули и отсели обратно: солнечные блики мешали им увидеть написанное на экране, который под определённым углом должным образом могла разглядеть только Шарлотта. Дани не отреагировал никак, а Тео с ними не было. «Видимо, солнце вредит его аристократической бледности», – скалясь, пошутил Эмиль. — Лотта, что там? – нетерпеливо поинтересовался Маркус. — Как всегда занятно, – протянула та, щёлкая кнопкой тачпада. – Как всегда факты и ничего кроме фактов, но всё интерпретировать можно по-разному. — Ну, а всё же? – спросила Анна. – Какие факты-то? — В Турине только один победитель предолимпийского этапа стал чемпионом, – проговорила Шарлотта, – и это плохо. Ответом ей явился дружный вздох – все были заряжены на борьбу и здесь, и на Играх; мотивация была запредельной, и статистические предрассудки были сейчас совершенно ни к чему. — Но есть и хорошее, – напомнила о себе Шарлотта. – Этим победителем был Бьорн Линд. — То, что это спринт, ничего не меняет, – отрезал Эмиль. – Пожалуй, я в воскресенье не стану побеждать. Если выйду в финал – просто прокачусь в своё удовольствие. А то если не выиграю семнадцатого…* Анна нахмурила брови. — С каких пор ты стал суеверным? — К Олимпиаде сам бог велел становиться суеверным. — Ты ещё бороду не брей до самого последнего дня, – фыркнула Шарлотта. – Тогда точно всё золото будет нашим! — Нет, – отозвался Эмиль, инстинктивно почесав подбородок. – Если я отращу бороду, мне придётся ночевать в коридоре. Тео не пустит меня в номер. — И будет совершенно прав, – подхватила Анна, хихикнув. – Я тоже не стану торопиться, чтобы тебя приютить. Он показательно надулся, оскорбившись, а Шарлотта высказала свою точку зрения по вопросу, обсуждаемому ранее. — Если у меня получится выиграть на этом этапе – я выиграю, – сказала она. – И если я потом проиграю в Ванкувере – вина будет лежать исключительно на мне. — Разумеется! – хохотнул Эмиль. – Потому что ты выиграла сейчас! — Приметы – это надуманное, – примиряюще произнёс Маркус, и Анна закивала, хотя в душе уже успела представить, как провалила Олимпиаду из-за успешного выступления в Кэнморе. – Болельщики могут просчитывать статистику – им больше ничего не остаётся в ожидании – но мы не должны придавать ей сакральное значение. Своё мнение высказали все присутствующие, кроме одного: Дани успел надеть наушники, и теперь с его стороны слышалась тяжёлая ударная партия какой-то рок-композиции. Глаза были закрыты. Маркус потянулся к нему, чтобы убрать проводок и вовлечь в разговор, но Анна замахала руками, останавливая. — Не надо! – заявила она. – Я тебе и так скажу, что он об этом думает! – Шарлотта, услышав это, засмеялась, и девушки закончили хором: – Если нам суждено провалить Олимпиаду, то мы её провалим! — Хорошая философия, – протянул Маркус, щурясь на солнце и закидывая руки за голову. – Работает в обе стороны. Ведь если нам суждено выиграть… Позже они с Шарлоттой всё же растормошили Дани, услышав и его высказывание. Тот повторил почти слово в слово сказанное ранее, объединив реплики. — Суждено проиграть – проиграем, – он пожал плечами. – Суждено выиграть – выиграем… Было до ужаса сюрреалистично и непривычно соглашаться с философией Дани, но Шарлотта не оставила в голове никаких предрассудков, которые могла бы поселить там сводная таблица от младшей сестры. Она выходила бороться за победу на любимой дистанции и не сомневалась, что если небеса прочат ей победу и сейчас, и чуть больше, чем через неделю в Ванкувере, то… — Всё нормально, – сказал Эмиль, когда они с Тео прокатывались на одной из петель трассы, не задействованной в гонке, и голос диктора со стадиона разносили динамики. – Вторая идёт – самое то! И не провал, и не первое место. На промежуточных отсечках Шарлотта уступала Юстине Ковальчик, а Анна шла пятой-шестой, претендуя на достойное место, но не на подиум. «Последний круг нужно пройти быстрее», – подумала Шарлотта, узнав свои показатели. Она уже тестировала модель олимпийской раскладки, где согласно плану должна была ускориться на последнем круге. Основные соперницы – Ковальчик и российская лыжница – стартовали позади, и ей приходилось ориентироваться лишь на собственное время. Финишировав, она упала на кресло лидера, пытаясь отдышаться. По ощущениям задумка удалась, но получилась ли она фактически, можно было сказать только после завершения гонки остальными лыжницами. — Очень зря, – комментировал Эмиль, выкатываясь из лесной части трассы и видя табло, на котором демонстрировалась телевизионная картинка. — Хватит, – поморщился Тео, возвышающийся позади. – Ещё чесноком обвешайся. — Зачем чесноком? – не понял тот. — От вампиров, – пояснили ему. – У Дани упаднические настроения всё равно получаются лучше. — Но ему не снился такой сон, как мне... На последней отсечке перед финишем, меньше, чем за километр, Шарлотте проигрывала облачённая в жёлтую майку Юстина Ковальчик. Она до последнего надеялась превзойти время шведки на финише, но секунды нещадно убывали. Шарлотта выиграла последнюю предолимпийскую прикидку, и её сёстры отреагировали на это по-разному. Сесилия беззаботно скакала по комнате, а Кристель качала головой – как на другом конце света качал головой Эмиль, из-за своего загадочного сна, который принесла приближающаяся на крыльях Олимпиада, в одночасье ставший суеверным. — Это всего лишь квалификация, – бормотал он, пытаясь убедить себя, когда в спринте все стартовавшие шведы попали в тридцать лучших, а он проделал это с первым временем. – Квалификация же не влияет?.. — Это надо спрашивать у Шарлотты – пусть позвонит сестре, – протянул раскачивающийся на стуле Тео. — Статистика – это чудесно, – своим грубым голосом припечатала Ида. – Очень люблю статистику, но не когда она перерастает в бред. Помимо них троих, четвертьфинальных забегов в трейлере ожидали Магдалена Пайяла, Анна Олссон и Бьорн Линд. Эмиль, сложив руки на груди, неторопливо расхаживал по небольшому помещению, когда его голову посетила занятная мысль. — А где Хаттестад? – поинтересовался он, постучав пальцем по распечатанному стартлисту четвертьфиналов, который принесли из пресс-центра тренеры. – Здесь я его не вижу. Неужели не прошёл? Но я вообще его не замечал… — Норвежцы не привезли сюда сильнейших, – терпеливо объяснила Анна. – Думаешь, почему вчера с ними не конкурировала Шарлотта? Главные претенденты на золотые медали едут сразу в Ванкувер. Ула Вигена Хаттестада Эмиль вспомнил не случайно: тот был лидером спринтерского зачёта, а сам он шёл вторым. Йонссон не помнил точное количество очков. Когда он посмотрел рейтинг после своей победы в Отепяя, у норвежца, кажется было что-то около трёхсот, а у него – двести с чем-то. Было достаточно сложить в голове нехитрый пример, чтобы понять: победные сто очков наверняка принесут ему красную майку лидера. — Так значит, я возглавлю малый зачёт, если выиграю? – проговорил он, делая после этой фразы паузу. – И да, я выиграю, чёрт возьми! Почему я не должен этого делать?! – несвойственная растерянность, царящая на лице в последние дни, пропала, уступив место задорному оскалу. Увидев, что Эмиль стал прежним, Ида захлопнула рот, уже почти сообщив, что ему будет достаточно даже седьмого места. На стартовой линии финала они стояли втроём, вновь преодолев все стадии без потерь. Только что заняла второе место Ида, не сумев переиграть Юстину Ковальчик, и они должны были как минимум повторить этот результат. — В сущности, что такое олимпийская медаль? – рассуждал новоиспечённый лидер спринтерского зачёта, конечно же, выигравший гонку. – Тем более, олимпийская медаль в спринте? Это одна-единственная гонка, выиграть которую можно, не пробежав больше ничего. В этой гонке может приключиться полно случайностей – кто-то упадёт, кому-то не хватит сотой доли из-за плохо готовых лыж. С этой стороны, Кубок весомее… Для этого нужно держать форму весь сезон. На арендованном автобусе сборная Швеции ехала в Ванкувер, чтобы заселиться в олимпийскую деревню и наутро опробовать трассы Уистлера. Эмиль выиграл три последние спринтерские гонки и выглядел суперфаворитом. Шарлотта имела в активе победу и два вторых места, Маркус ехал на Игры, находясь в тройке сильнейших лыжников своего поколения. По-настоящему обрела себя Анна, обосновавшаяся на призовых местах в том числе и в гонках с масс-старта. В женском спринте несколько побед и подиумов также принадлежали шведкам. Со стороны сборная Швеции казалась грозной силой, только вот абсолютные фавориты не могли чувствовать себя уверенными на все сто процентов – они ехали на свою первую в жизни Олимпиаду. — Мне страшно, – жалобно произнесла Анна и перевела растерянный взгляд на остальных. Шарлотта, Маркус, Дани, Эмиль – все как один смотрели на подсвеченные неоном олимпийские кольца, сверкающие над лежащим вдали главным стадионом Игр. Это был тот случай, когда страх мешался с благоговением. А Андерс Сёдергрен, занявший место в передней части автобуса, вспоминал слова Инге Бротена, переданные ему Томасом перед Турином. «Они смогут побеждать, но позже. И, непременно, сплотившись». _____________________________ *Семнадцатого февраля на Олимпиаде в Ванкувере проводился спринт.