Этот праздник не для всех, Эх! Не для этих не для тех, Эх! Господи ты лучше всех!.. Эх! Господи ты лучше всех!.. Сплин «Праздник»
В ночь перед дуатлоном Анна Хааг упала с кровати. На поднявшийся грохот тут же вскочила Шарлотта, включила лампу на стене и, щурясь, пыталась понять, что происходит. Анна, тоже стараясь привыкнуть к свету, потирала ушибленный локоть, сидя на полу. — Ты жива? – спросила Шарлотта, едва сдерживая смех, но при этом не зная, спускать ей ноги на пол или Анна справится сама. — Да-а… – протянула та, и ответ перешёл в широкий зевок, который она поторопилась прикрыть рукой. – Я такая неуклюжая… Анна не могла ничего объяснить и утром – по её словам, она крепко спала и даже не помнила, что ей снится, а потом оказалась на полу, совершенно ничего не понимая. Спустя секунду Шарлотта зажгла свет. — Я просто уснула, наверное, на самом краю постели, – оправдывалась она. – А во сне решила перекатиться на другой бок, ну и… Эмиль поспешно отодвинул дымящуюся чашку – «ну и» иллюстрировалось энергичным взмахом руки. Стараясь не унывать от собственной неудачи, как и перед «разделкой» он встал пораньше, на этот раз надеясь не попасть под горячую руку Анны. Вновь рассказав о падении с кровати, она приуныла. — И какие мне олимпийские медали?.. – протянула девушка. – Если я даже ночью, даже в горизонтальном положении удержаться на поверхности не могу! — Совсем наоборот! – горячо перебил Эмиль, могучим глотательным движением отправляя внутрь свой бутерброд. – Ну-ка, вспомни свой первый подиум! Ты целенаправленно к нему шла, не позволяя себе улыбнуться, и вела себя как никогда серьёзно? — Не-ет, – лицо Анны на мгновение просветлело. – Я проспала… Потом… Потом я перепутала шаттлы… — Всё было не так, – вмешалась Шарлотта, размешивая в кружке сахар. – Ты проспала, стала собираться, но потом уснула опять, и я обнаружила тебя, только когда пришла с завтрака! — Этого она мне не рассказывала! – Эмиль возмущённо стрельнул глазами в сторону Анны. – Я в курсе только про «проспала» и про шаттлы! Кстати, я до сих пор не знаю, как она в итоге добралась до стадиона! — На снегоходе, – Анна устремила взгляд вниз. – Мне… — Ей помог какой-то доброй души волонтёр, – торопливо вставила Шарлотта, сообразив, что иных подробностей Эмилю знать не стоит во избежание бури. — Да! – Анна радостно покивала. – А уже возле стадиона я встретила Йохана, он велел отдавать ему все вещи и бежать прямо на старт. Я и помчалась! И ведь успела! – она смеялась в голос, уже почти лёжа на столе, а Шарлотта прыснула, вспомнив лицо Магнуса Ингессона в момент, когда он увидел Анну. Она не успела проглотить свой чай, и брызги попали на деревянную столешницу. Извиняясь, девушка стала промокать их бумажной салфеткой. — Вот, я же говорил, – подытожил Эмиль почти менторским тоном. – Чем больше нелепостей с тобой случится накануне – тем лучше ты пробежишь! Со стороны лестницы показался растрёпанный взъерошенный Маркус, и взгляды как по команде обратились на него. — Ты чего так рано встал? – спросила Шарлотта. – Тебе ещё спать и спать! — Проснулся, и больше не уснуть, – угрюмо протянул тот. – Ведь уже завтра… — Знаем-знаем, – спешно проговорил Эмиль. – Великая очная ставка. — Садись лучше завтракать, – Шарлотта выдвинула стул рядом с собой. Маркус послушно двинулся вперёд, но спустя буквально полсекунды из его уст послышалась нецензурная брань: он наступил на чересчур длинную штанину и чудом не упал – успел схватиться за стол. Остальным присутствующим было сложно удержаться от смеха – настроение до сих пор было приподнятым, и подобные случайности казались, скорее, забавными. Хелльнер, окинув друзей суровым взглядом, наклонился и подвернул обе штанины, не задумываясь о том, что вся одежда изначально подобрана по индивидуальным меркам. — Похоже, кто-то… – Шарлотта едва сдерживалась и прикрывалась ладонью, – надел не свои штаны… Маркус перевёл взгляд себе на ноги, и тут до него дошло: он откинулся назад на стуле, куда успел присесть, и засмеялся вместе со всеми. — Тебе полезно, – назидательно говорил Эмиль. – А то скоро начнёт казаться, что Нортуг поджидает тебя за каждым поворотом… Позавчера Анне Олссон удалось разрядить атмосферу, сделав её хотя бы не похоронной. Поэтому остаток суток после безмедальных спринтов и день отдыха прошли пусть не в приподнятом настроении, но и не во всеобщем унынии. Шарлотта, как и всегда, просматривала свежую прессу – она часто говорила, что врага нужно знать в лицо, к тому же, опасалась провокаций со стороны Магнуса Ингессона. Но бывший личный тренер молчал – зато после завоевания первой олимпийской медали заговорил Петтер Нортуг. Конечно, он не мог напрямую сказать, что рад бронзе, и выкрутился довольно оригинальным образом, заявив, что победа над лидером спринтерского зачёта Эмилем Йонссоном – куда дороже золота. Шарлотта, к сожалению, не успела закрыть вкладку – через её плечо громкий заголовок считал Маркус. «Победа над Эмилем? – недоумённо переспросил он. – Что же это получается, теперь он за Эмиля принялся?» Шарлотта озабоченно посмотрела на него и прикусила нижнюю губу. «И за Эмиля, и за всех остальных, – тихо произнесла она. – Пойми же, наконец, что он соревнуется со всеми, а не только с тобой. И ты соревнуешься со всеми, а не с ним. Ты сам придумал себе соперника». «Нет! – выкрикнул Маркус чуть громче, чем требовали того приличия. Довольно большая группа собралась возле стола для пинг-понга, стоящего в углу комнаты для отдыха, и от его звонкого окрика Дани запустил шариком Иде прямо в очки и теперь судорожно извинялся, хотя очки не пострадали. – Я ничего не придумывал, – Хелльнер понизил голос. – Ты сама всё видишь – он не даёт мне прохода. Как я должен реагировать? Я и так едва сдерживаюсь, чтобы не полезть в драку! Или ты опять скажешь, что Тео вчера был прав?!» «Нет, не скажу, – Шарлотта медленно покачала головой. – Тео говорил, что ты его ревнуешь… Но ты его не ревнуешь. Ты его боготворишь». «Что?! – Маркус захлебнулся от негодования. – Я… Да я… Нет, ты всё не так понимаешь!..» У него не было ни сил, ни аргументов, чтобы опровергать. Просто Шарлотта зрила в корень, хоть и преувеличивая. «Его могу обыгрывать только я. Никто больше. Это только мой враг». — …так что сходи переоденься, – слышал он её голос уже в реальности, а не в воспоминаниях, – а то твои штаны на Дани явно не налезут. Потом возвращайся и, действительно, посмейся с нами! И попробуй дожить до завтра. — Лучше бы гонка была сегодня, – прохрипел он, стягивая из-под руки Эмиля булочку. – Вам больше повезло. — Ну, это ещё как сказать, – хмыкнула Анна.***
Через несколько часов она уже стояла на старте – во втором ряду, за Шарлоттой. Волнение перехлёстывало, хотя контактные гонки она любила больше. Дожидаясь выстрела специального пистолета, Анна успокаивала себя: сегодня даже погода словно подчинилась её персональному заказу – на голубом небе ярко светило солнце, отражаясь на снегу сверкающими бликами. «Эмиль прав, – подумала она. – Я же действительно впервые попала на подиум, вляпавшись сразу в несколько историй. А чемпионкой Швеции стала, вдруг решив убежать на самом не подходящем для этого отрезке…» Гонка началась, и Анна встала за Шарлоттой, решив, что держаться за её спиной будет наиболее взвешенным решением. Шарлотта, лучшая в Швеции и уже выигравшая здесь золотую медаль, казалась Анне правильным ориентиром, и она уверенно покатила следом попеременным двушажным ходом. Через пару-тройку километров Анна не заметила, как оказалась в гуще цветных комбинезонов: красных, синих… Она в панике обернулась – Шарлотта ехала позади, за ещё двумя соперницами. Первой мыслью было подождать – это на чемпионате Швеции они были соперницами, здесь они – в одной лодке! – но, к счастью, динамика гонки увела её вперёд, оставив в лидирующей группе. Позже Шарлотта всё же подобралась к ним, и обе шведки катили рядом, параллельно друг дружке. Анна чудом подавила вскрик, когда Шарлотта вдруг запнулась, не удержавшись на ногах, и упала, а она снова откатилась вперёд. Сегодня победительница «разделки» находилась явно не в лучших кондициях, и следующие несколько километров Анна отработала на автомате, думая только о том, что ей очень страшно. Она ехала в череде норвежек, финок и прочих лыжниц, и совершенно не представляла, что с ними делать. — Используй свои сильные стороны! – подсказал с бровки чей-то голос, в котором Анна узнала Магнуса Ингессона, дававшего указания из тренерской зоны, мимо которой проехал их караван. Они с наставником женской сборной не сошлись характерами, однако прислушиваться к его советам определённо стоило. «Сильные стороны, сильные стороны, – прикидывала Анна. – Какие у меня могут быть сильные стороны?..» Было логично подумать о том, что она любила длинные дистанции и классический стиль передвижения, а ещё неплохо проводила гонки с общего старта. Именно это должно было придать дополнительную уверенность, но Анна рассуждала вовсе не об этом. «Перед своим первым подиумом я проспала, села не в тот шаттл и чуть не опоздала на гонку, – как мантру, повторяла она. – А сейчас… А сегодня ночью я упала с кровати! Точно!» – это воспоминание словно придало сил, и Анна вышла на первую-вторую позицию параллельными курсами с Юстиной Ковальчик. Теперь, находясь в лидирующей группе, она не чувствовала себя незваной гостьей. На смену лыж они приехали в отрыве от связки, в которой находилась Шарлотта. На первых коньковых метрах Анна ещё думала подождать подругу по команде, как-то притормозив попутчиц, но потом от этой идеи не осталось и следа: она мечтала только о том, чтобы не откатиться к Шарлотте самой. Их группа редела, и ко второй половине коньковой части сражаться за медали остались только четыре лыжницы. Марит Бьорген улетела вперёд, а они с Юстиной Ковальчик и Кристин Стёрмер Штейрой тщетно пытались догонять. Порой, вгрызаясь в очередной подъём, Анна думала о том, как бы не забыть своё имя. В совсем кризисные моменты она напоминала себе, что упала с кровати, и силы чудесным образом возвращались. Гонка была тяжёлой, но Анне крайне не хотелось приближаться к финишу: это означало развязку и неизбежный делёж медалей, теперь уже серебряной и бронзовой – сбежавшую Бьорген им было не достать. Но гул стадиона слышался всё отчётливее, а от финишных разборок было не скрыться. Анна шла за спинами польки и норвежки, но после какого-то крутого виража удачно выкатилась первой, по инерции проскочив на внутренний радиус. Трибуны уже встречали будущих медалисток радостным предвкушающим рёвом. «Это то самое место, где замешкался Эмиль, – поняла Анна. – Я об этом даже не вспомнила, и у меня получилось!» Ковальчик и Штейра видели только её спину, и Анна не сбавляла взятого темпа. Сейчас её совершенно не беспокоило то, что первая была действующей королевой лыж и обладательницей Кубка мира, а вторая – чемпионкой мира и многократной медалисткой. «Это я упала с кровати, – мысленно произносила она. – Я, а не вы! Я больше не останусь четвёртой!» А вот и прямая. Почти незаметный поворот под спуск и… Ещё, ещё немного. Впереди замаячил красный – это Марит Бьорген неторопливо закончила свою золотую гонку. Ещё чуть-чуть… Серебро. Окружающий пейзаж был неестественно ярким, скулы сводило от улыбки, но вид у неё при этом был абсолютно измученным – трудовые пятнадцать километров дались очень нелегко. Казалось, что на части разорвёт либо восторг, либо усталость, но бежать на цветочную церемонию Анна была готова хоть со скоростью звука. «Так вот что такое победа», – подумалось ей. Пусть результат был вторым, она не ставила максимальных целей изначально и за успех посчитала бы медаль любого достоинства. С восьмым результатом финишировала Шарлотта – первым делом она крепко обняла Анну, уже увидев итог на табло. Эта весёлая беззаботность передалась всем членам команды: шутки вперемешку со смехом слышались и на главной площади, где Анне вручали медаль, и на обязательном фуршете с традиционным тортом. Расчувствовавшись, Анна рассказала Шарлотте, что после смены лыж на коньковые хотела чуть притормозить пелотон, подождав её, но соперницы были слишком сильны. И почему-то именно это Шарлотта вспомнила, когда следующим утром желала Маркусу удачи перед его гонкой. — Нортуг Нортугом, – произнесла она, чуть запнувшись. – Но помни, что у тебя есть команда.***
Голова не стала бы трезвой, не произнеси Шарлотта этих слов. «Команда, – повторял про себя Маркус, стоя на стартовой линии. – У меня есть команда». К счастью, он вовремя вспомнил то, что лишился медали в первой гонке именно из-за излишней зацикленности на Нортуге. Забыв о нём, он увидел, что яркий солнечный свет заливает стадион, а на трибунах есть целый сине-жёлтый сектор. Красное пятно справа было досадной помехой на пути к победе, а не главным раздражителем. Впереди – тридцать километров, и пятнадцать из них – нелюбимая классика. «У Шарлотты вчера не получилось на классике», – это была не самая удачная мысль, с которой стоило начинать гонку. Маркус заметался между несколькими лыжниками, пытаясь приноровиться к заданному ими темпу. Скорость была высокой, и все тактические наброски почему-то вылетели из головы. Держать ритм вместе с ними? Выгрызать то, что не добрал здесь, на коньке? Его метания словно услышал Дани, стартовавший со второй линии. Маркусу стало морально легче, когда тот скользнул мимо него и встал впереди, будто говоря: «Держись за мной, и всё будет хорошо». Ему классика была чужеродна, Дани же шагал так плавно, будто родился с классическими лыжами на ногах. Рикардссон проверил скорость в начале пелотона, а Маркус старался пока не выходить вперёд. Он предпринял первую попытку осмотреться – обернулся и тут же упёрся взглядом в Петтера Нортуга, который работал прямо у него за спиной. Маркус выругался, но быстро вспомнил данную себе предстартовую установку и продолжил оценивать ситуацию. Впереди старались Дарио и Лукаш Бауэр, там же иногда мелькал Йохан. Йохан Олссон проводил гонку на Олимпийских играх, но думал о дуатлоне на чемпионате Швеции двухлетней давности, стремясь воплотить в жизнь тот расклад. Тогда он предпринял отрыв, подхватить который смог лишь Маттиас Фредрикссон – и вспомнил об этой гонке, смотря спринт в исполнении Анны. Получилось так, что её неудача вдохновила его – и теперь Йохан задумывал повторить ту тактику, но уже на глазах у всего мира, на Олимпиаде, крупнейшем спортивном форуме. Они прошли половину классической части, но он по-прежнему сомневался в успехе этой затеи, считая себя крайне неподходящей на роль смельчака кандидатурой. «В этом амплуа смотрелся бы кто-то более яркий. Этот Нортуг, например. Кто-нибудь из русских… Хотя когда я чтил каноны?» Йохан действительно делал всё наоборот и впоследствии преуспевал. Его «наоборот» было не таким, как у Анны Хааг, а продуманным до последней мелочи, но всё же оставалось «наоборот». В лидирующей части пелотона уже не было Дани, Андерс тоже откатился назад – только Маркус сосредоточенно шёл в первой группе, явно воюя с классическим стилем. На спину ему «прицепился» Нортуг. По истечении последнего круга классикой Йохан обвёл взглядом своих попутчиков: чеха, швейцарца, немца, россиянина. Угрозу в себе нёс каждый, но как они отреагируют на неожиданность?.. И он решился, вспомнив данное Анне обещание доказать, что они достойны большего. Выиграть время можно было на переобувании лыж, и он этим воспользовался, не замешкавшись ни на долю секунды. У некоторых бывало, что лыжа укатывалась вперёд, отказывались работать крепления или упорно падали палки, но в этот раз всё прошло, как по маслу. Из транзитной зоны Йохан выехал первым и ускорил частоту движений. После классики все размеренно врабатывались в коньковый стиль передвижения, а он лишил себя этой привилегии, потому что сейчас было лучшее время для неожиданной атаки. Когда никто не ждал и никто бы не поверил в серьёзность этого предприятия. «Может, и хорошо, что я не Нортуг, – мелькнуло в голове. – Нортуга бы не отпустили». Маркус заметил его побег одним из первых и поначалу тоже не воспринял всерьёз. Они проигрывали Йохану около десяти секунд, что являлось мизером для столь длинной гонки. Если рвануть сейчас, он отыграет это и поравняется с Олссоном, но… подвезёт к нему с полдюжины сильных гонщиков, в том числе и финишёров. «Ты должен выиграть эту гонку, – шептал надтреснутый голос откуда-то слева. – Вспомни, кто твой настоящий враг». «Нортуг Нортугом, – повторила Шарлотта лёгким дуновением ветра. – Помни, что у тебя есть команда». Маркус в отчаянии закрутил головой в поисках Дани или Андерса. Втроём они могли что-то придумать, пока остальные не опомнились. Сёдергрен появился слева, и Маркус торопливо прикинул в уме, как будет выглядеть их разговор. Норвежцев поблизости не наблюдалось – Нортуг чуть отъехал вдаль – а больше их речь никто не поймёт. — Что будем делать?! – крикнул он Андерсу. — Держать! – уверенно отвечал тот. – Тормозить! В его голосе не было ни ноты сомнения. Пусть на груди Андерса был всего лишь тридцать четвёртый номер, а биб Маркуса украшала гордая двойка, означающая его текущее место в дистанционном зачёте, именно сейчас Хелльнер ощущал себя согласно не официальному рангу, а более неформальному. Он – дебютант Олимпиад, и не ему перечить тому, кто прошёл с этой сборной огонь и воду, не ему рушить устои многолетних взаимоотношений. Иллюстрируя собственные слова, Андерс подал пример. Его темп был совсем не соревновательным – будто они с Лизой катались на любительской трассе неподалёку от своего коттеджа в Эстерсунде. Он, определённо, поставит все свои возможности на победу Йохана, которому был во многом обязан медалью на прошлом чемпионате мира. Он не чувствовал в себе сил догонять, но сделать так, чтобы не догнали другие, был обязан. Хотя бы попытаться. А если в их группе найдётся тот, кто рискнёт преодолеть этот отрыв, с ним уйдёт Маркус и постарается приумножить число шведских медалей. И где же Дани?.. Андерс видел, как тот менял палку ещё на классике – неужели так и не смог полноценно вернуться в гонку после поломки? Им бы сейчас очень пригодился третий. Маркус впервые принимал участие в такой странной гонке. Он не был уверен, что их с Андерсом затея увенчается успехом: в конце концов, их соперники не идиоты! Они способны сложить два и два! Понять, что если один швед ушёл в отрыв, а второй возглавляет группу преследования, эта группа будет делать что угодно, но не догонять! Тем не менее, глаза его не обманывали: все дисциплинированно шли за никуда не торопящимся Андерсом, как выводок утят за мамой-уткой. Он попробовал сам, сменив напарника во главе пелотона, но всё было по-прежнему. Отрыв Йохана ощутимо рос – теперь его спины совсем не было видно. Маркус замедлялся, как мог, и продолжал недоумевать, почему их соперники позволяют этому фарсу претворяться в жизнь. Их командная тактика была проста, как его тапок, но никто в упор не видел её или не воспринимал. «Они нам не верят, – понял Маркус. – Не верят, что мы можем поступиться собственными интересами». Только что он сам не был уверен в правильности своих действий, а сейчас его со всех сторон охватила гордость. Все приехали в Ванкувер завоёвывать титулы и устанавливать личные рекорды. А они приехали сюда командой, и они не виноваты, что у остальных нет таких, казалось бы, простейших ресурсов, как дружба и взаимоуважение. — Отлично, Маркус, отлично! – кричали с бровки. – Здорово идёшь! Кажется, их замысел поняли и тренеры, задачей которых также было создавать видимость борьбы. Он опустил руки, расслабляя их, но быстро спохватился, подумав, что уж этот явный жест таки может навести соперников на правильные мысли. Идти ещё медленнее Маркус не мог, тем более, совсем рядом активно жестикулировал Легков, обращаясь к Бауэру и, видимо, предлагая тому сокращать отрыв. Чех не реагировал, а Маркус не придумал ничего лучшего, кроме как смачно высморкаться, выкроив для Йохана ещё пару секунд. Потом он тщательно прочистил ухо, снова опустил повязку и сдал смену Андерсу. Какое-то время они стояли впереди оба, монолитной белой стеной, которую никто не собирался крушить. Их действия явно не были напрасными, но очень хотелось узнать точное время преимущества Йохана. Оставалось где-то три километра, и Маркус успешно забыл о существовании Петтера Нортуга. Сейчас они писали бессмертную историю, в которой ему не было места: великую шведскую оду, золотыми чернилами по белому снегу. Эту гонку в любом случае забудут нескоро, как бы она ни закончилась. Вскоре смелый всё же нашёлся. Легков вышел вперёд и ускорился, явно работая на сокращение отрыва. За ним рванул немец Тобиас Ангерер, следом – как из пращи – вылетел Петтер Нортуг: у всех с глаз словно слетела пелена. «Ага, проснулся», – подумал Маркус почти торжествующе, снова возвращаясь в игру. Они переглянулись с Андерсом, и тот едва заметно кивнул. На этот раз именно он примерил личину хищника. Это его соперникам надо было догонять, Нортугу надо было догонять, а он не пошевелит и пальцем, так как проявил достаточно изобретательности для того, чтобы золотая медаль досталась именно его сборной. А если попутчики привезут к раздаче призовых мест и его – он скажет им сердечное спасибо. А потом Петтер Нортуг выключился из борьбы. Маркус объехал его, чтобы встать третьим, а обернувшись через некоторое время, увидел норвежца на просвете, безуспешно пытающимся вернуться в их группу. «Вот ты и проиграл». Они догнали Йохана, и только в этот момент гонка началась по-настоящему. «Вправо. Надо держаться справа», – Маркус отлично помнил спуск-поворот, который нужно было проходить по внутреннему радиусу. Организм в этот момент мог использовать абсолютно все ресурсы. Йохан был измотан изнурительной работой в одиночестве, Ангерер был слишком тяжёл для этих трасс, а Легков просто очень устал. Обрывком мысли Маркус совестливо подумал, что на его месте убил бы Маркуса Хелльнера, и ринулся вперёд белым тонко огранённым камнем, выпущенным из катапульты. Он ни разу не выигрывал контактные гонки на взрослом международном уровне. Он никогда не преуспевал на столь длинной дистанции – любимой была «пятнашка». Но сейчас Маркусу казалось, что за его спиной выросла пара крыльев, взмахами которых он уничтожает плотно собравшиеся вокруг сгустки тени, олицетворяющей Петтера Нортуга. Пока первый. Нужно только додержать. Не доехав до финишной черты метров десять, Маркус вскинул руки и издал торжествующий клич, прокатившись на одной лыже. Один – ноль. Серебро забрал немец, и уже отстегнувший лыжи Маркус раскинул руки, позволяя Йохану финишировать прямо в его объятия. — Сколько? – шепнул он. – Сколько был отрыв? — Почти полминуты. Оба широко и бездумно улыбались. Йохан собирался поблагодарить за помощь, но Маркус вдруг отстранился – как оказалось, исключительно для того, чтобы и Андерс ехал сразу к ним, видя ориентир. — Спасибо. Если бы не вы… — Я не мог поступить иначе. Фотографы, занявшие позицию за финишным городком, фиксировали поистине уникальные кадры: в правом углу объектива одиннадцатым закачивал гонку Петтер Нортуг, а слева обнималась шведская троица, радующаяся медалям. Маркус и Йохан позировали с Тобиасом Ангерером, как призёры, но никто не уходил – даже Андерс, у которого не было действительно веских причин задерживаться. Просто они выходили на старт вчетвером, а значит, и покинут лыжню тоже вчетвером. Всю информацию можно было считать с табло, к тому же, звучно объявлял фамилии финиширующих диктор. Имена медалистов гонки Дани узнал, едва ступив на стадион – и сразу же направился к товарищам по команде, ожидающим только его. — Ты это сделал, – первым делом он привлёк к себе сияющего Маркуса, затем потянулся в сторону Йохана и, наконец, хлопнул по плечу Андерса, вновь повернувшись к первому. – Сбросил Нортуга, да?! Остальные переглядывались – Нортуг давно успел вылететь из головы. — Ты бы нам пригодился, – усмехнувшись, проговорил Андерс. – Ты пропустил такой триллер! — На коньке обрубило, – Дани досадливо махнул рукой. – Так рассказывайте же! Я единственный в мире швед, который ничего не видел! Йохан и Маркус взглянули на Андерса, предоставляя право слова ему. — Этого не опишешь в двух словах… Поэтому он говорил, говорил и говорил – всё то время, пока они шли в зону для переодевания. Маркус и Йохан постоянно пожимали руки желающим их поздравить, а потом на Хелльнера с радостным воплем налетела Шарлотта, восторженно начав его обнимать. — Я никогда, никогда, никогда не видела ничего подобного! И не знаю, смогла ли бы так я, – добавила она тише. – Сознательно пожертвовать шансами… — Там думаешь абсолютно по-другому, – негромко проговорил Маркус. – Ты и сама знаешь. — Наверное, – Шарлотта, подумав, согласилась. – И с Нортугом это было очень круто! Именно так и надо выводить его из борьбы! — А что Нортуг? – он не понял. – Я не знаю, почему он отстал. Я обернулся, а он позади… — Но… – Шарлотта явно удивилась. – Он пробегал мимо, кричал про тебя и сломанную палку… Маркус выпрямился и задумчиво поглядел вдаль, смотря будто сквозь пространство. — Я не ломал ему палку. Шарлотта принялась за дело, как только закончилась цветочная церемония. Пока Маркус находился в цепких руках журналистов, она вернулась в номер и смогла найти уже выложенную запись гонки в как можно лучшем качестве. Она отмотала движок так, чтобы он показывал час с начала гонки: по словам Маркуса, развязка произошла фактически в концовке. Обе палки Петтера Нортуга были целы. Прошло чуть более десяти минут напряжённой работы по сокращению отрыва, и из-за очередного пригорка норвежец выкатился без «лапки» на правой палке. Шарлотта перемотала назад, потом снова, пересмотрела в третий раз и в четвёртый, увеличив разрешение экрана. Она по-прежнему ничего не понимала, но вариантов почти не было. Пока не нужно было ехать на официальное награждение, а победный и «бронзовый» торты находились в духовке у Пелле, она позвала Маркуса и усадила перед экраном ноутбука. Хелльнер по-прежнему выглядел очень счастливым, но был крайне уставшим и не скрывал, что не вполне хочет возвращаться обратно на трассу. — Может, и я сломал, – заторможенно проговорил он. – Вообще не помню, что там было. Меня норвежцы на пресс-конференции атаковали с этим вопросом… Сперва мне казалось, что это не я, но теперь я в этом не уверен. — Маркус, ну посмотри, тут всего минуты две! – Шарлотта настойчиво нажала «Play». – Вот вы догоняете Йохана… – комментировала она. – Палка Нортуга на месте, верно? – Маркус кивнул. – Смотрим дальше. Выходите на затяжную прямую, палка по-прежнему цела. А теперь обращаем внимание только на его движения. Мне кажется – вот, вот здесь, – не таясь, она указала в экран пальцем, – он чересчур сильно налегает на правую палку, а потом недоумённо на неё смотрит. Ты при этом далеко позади, в хвосте группы. Но съёмка сверху очень мелкая, и нельзя утверждать наверняка… – Маркус умоляюще глянул на неё, но Шарлотта упорно продолжила: – Вот, потом вы проходите спуск-подъём, где камеры вас не фиксируют. И оттуда он выезжает со сломанной палкой уже точно. — Может быть, – осторожно обронил Маркус. – Хоть убей, я не вспомню, что я там делал. Вероятно, шёл на обгон, чтобы не засидеться в конце, но по его палке не бил. Может, он и сам. Не знаю. — Может, это вообще Ангерер или Легков, – выдала Шарлотта два новых варианта. — Ещё скажи, что Йохан, – Хелльнер криво усмехнулся. – Русский и немец шли впереди. Как раз это я помню… А Шарлотта помнила, что это она посоветовала Маркусу в дуатлоне не церемониться с Нортугом. «Сломай ему палку, в конце концов», – сказала она тогда. Её уже не распирала гордость, когда она видела смущённого этим инцидентом Маркуса, находящегося в крайне потерянных чувствах. Только о Нортуге и его палке новоиспечённый олимпийский чемпион думал и во время церемонии награждения. Шею приятно тяготила золотая медаль, по левую руку стоял Йохан с бронзовой. Забитая людьми площадь пестрела шведскими флагами разных размеров; два сине-жёлтых полотнища поднимали и на флагштоках. Заиграла мелодия шведского гимна, и призёры сняли головные уборы. «Вспоминай, вспоминай, вспоминай тот участок, – Маркус мысленно командовал сам себе, пропуская звуки «Du gamla, du fria». – Пошёл на обгон, встал третьим, потом обернулся, а он позади. Может, и я. Может быть. Ведь сходится». Гимн отзвучал, и Маркус принялся оглядывать приветствующих его зрителей. Многие, почти все лица были незнакомыми, но в левой части площади собралась сборная Швеции. Из всех он выхватил взглядом лицо Дани, которое светилось чистым неподдельным счастьем. Тот широко улыбался, что бывало с ним, в общем-то, редко. «Один – ноль, – мстительно подумал Маркус во второй раз: первый был где-то на финише дуатлона. – Я выиграл его любимую гонку. Я сделал всё правильно. Это я сломал ему палку».