***
Летом Шарлотта окончательно перебралась в Эстерсунд, поближе к Андерсу. Но время между последним сбором и первым предсезонным стартом провела у родителей в Тарендо, и поэтому в Бруксвалларну ехала с Маркусом. Нужно было столько всего рассказать, но Шарлотта помнила о его путеводительских талантах и на всякий случай сверяла путь, предлагаемый навигатором, с бумажной картой. — Зачем? – усмехнулся Маркус. – Уж он нас точно никуда не завезёт, – он любовно погладил устройство, прилаженное на торпеде, по пластмассовому корпусу. — Но это же твой навигатор, – весело отвечала Шарлотта, – и поэтому он мог поднабраться от тебя всяким штукам. Убедившись, что следующий отрезок пути проходит по прямой, и с нужного направления не собьётся и Маркус – даже если очень захочет – Шарлотта взяла в руки айфон. В Норвегии национальный отбор начинался днём раньше, и сегодня, как она помнила, их соседи бежали коньковые гонки. Результат был любопытен с профессиональной точки зрения – нужно было знать, кого в первую очередь опасаться на трассах Кубка мира. — Так, Тереза выиграла, – протянула Шарлотта. – Дальше Штейра и Кристофферсен… – она пролистала финишный протокол вниз. – Марит не стартовала, так что всё предсказуемо. Мужскую гонку посмотреть? – осведомилась она у Маркуса. — Да, – тот кивнул и крепче сжал руль. – Интересно. Шарлотта открыла в мобильном браузере новую вкладку и секунд десять ошеломлённо пялилась в экран, соображая, на то ли соревнование кликнула, или же нечаянно попала пальцем в другой турнир, пока не привыкнув к сенсорному аппарату. Но лист с результатами утверждал, что она просматривает Бейтостолен, и девушка присвистнула. — Ну и ну… Похоже, мужская сборная Норвегии закончилась как вид. — Что там? – Маркус отвлёкся, и автомобиль подскочил на небольшой кочке. Воображение уже рисовало как минимум пять минут, которые Нортуг привёз остальным членам команды, но на деле всё оказалось ещё более странно. — Пьедестал – русский, – выдала Шарлотта. – Первый выиграл у второго почти сорок секунд. Тот, который в Ванкувере был четвёртым. — Вот это да, – Маркус пытался маскировать волнение за интерес к лыжам. — Четвёртый – некий Гейр Людвиг Осен Оурен… Знаешь такого? – спросила Шарлотта. Он в ответ только покачал головой. – Вот и я никогда не слышала. Неудивительно – семьдесят четвёртый год рождения… Пятый – снова русский! Вы-лег-жа-нин, – прочитала она по слогам. – О, вот шестой – Сундбю. Проиграл больше минуты. — Видимо, не хотят форсировать форму, – Маркус пожал плечами. – У них домашний чемпионат мира. В голове он прикинул, что Петтер, должно быть, находится во второй половине десятки с более чем минутным проигрышем. Результат не самый убедительный, однако нормальный для начала сезона. — Слишком не форсируют, я бы сказала, – продолжала Шарлотта. – Коллективно не форсируют! За Сундбю снова русский, потом Йесперсен… Он же в основе, кажется? Ого, Бьорндален, – её глаза округлились. – Дальше – Рёте, – она назвала имя не самого хватающего с неба звёзды сборника. – И Свендсен… Двенадцатый – какой-то Арне Пост… — Марафонец-любитель, – прокомментировал Маркус. — Угу. А за ним – Бё, Фруде Андресен… Хвалёные норвежские лыжники проигрывают биатлонистам! Похоже, на один из этапов мужской эстафеты в Осло можно смело выставлять меня, и мы привезём им пару минут. Маркус улыбнулся шутке, но сердце сдавила ледяная рука. — Лотта, а где Петтер? – тревожно спросил он, случайно назвав своего главного врага, как думала подруга, по имени. Та стрельнула удивлёнными глазами в его сторону, однако никак это не прокомментировала, одним движением пролистывая веб-страницу вниз. — Думаю, не стартовал, как и Бьорген, – произнесла она. – Уж в пятнашке должен был быть, но я его там не видела. Однако затем Шарлотта нахмурилась: в списке под маркировкой «DNS»* она Петтера Нортуга не увидела и принялась более внимательно штудировать финишный протокол. — Маркус, – наконец, окликнула она голосом, который предвещал то ли последующее уныние, то ли, наоборот, радость ликования. – Он сорок девятый. Больше трёх с половиной минут отставания. Хелльнер снова сжал руль ещё сильнее, радуясь, что одет в куртку. Мышцы под одеждой напряглись, наверняка проступили вены, что не укрылось бы от глаз его спутницы, будь он в футболке с коротким рукавом. — У всех бывают неудачные гонки, – проговорил он пересохшим ртом. – Мало ли, какие причины… Вот, в ванкуверской «разделке» не захотел перенапрягаться, поняв, что не борется за победу. Ему очень хотелось попросить Шарлотту почитать более подробную информацию, найти в Интернете причины такого выступления Нортуга, которые норвежские сайты уже наверняка расписали на главных страницах под кричащими заголовками. Но Маркус сдерживался, зная, что раздираемая любопытством подруга сама не пройдёт мимо этой темы. — Стой! – вдруг крикнула Шарлотта. – Ты проехал поворот – что, навигатора своего не слышишь?! Машин на трассе не было, и он послушно сдал метров двести задним ходом. Развилка вела в разные стороны. — И куда нам? – простодушно поинтересовался Маркус. — Налево, – ответили ему чуть раздражённо. Повернув, Маркус скосил глаза на её смартфон и увидел загружающийся сайт NRK. Уже успела открыться верхняя половина титульной фотографии, где было запечатлено недовольное лицо Нортуга и крыша легкового автомобиля, куда он, видимо, садился. Шарлотта не позволила долго это созерцать, сосредоточившись на тексте. – Перетренировался, – заявила она. – Больше в Бейтостолене не побежит и, кажется, пропустит начало сезона. Первые два этапа – точно. — Жаль, – Маркус вздохнул совсем без притворства. — А что такое? – Шарлотта подняла одну бровь. – Да я бы на твоём месте сейчас остановила машину и плясала ритуальный танец! — Соперников хочется побеждать, когда они находятся в наилучших кондициях, – объяснил Маркус. – Мало чего стоит выиграть у ослабленного Нортуга. Шарлотта закатила глаза, скорчила рожу и скрестила руки на груди — Ты опять носишься со своим благоро… Налево! Налево поверни! – прокричала она вместе с навигатором. – Опять носишься со своим благородством. Твой Нортуг бы сейчас тоже прыгал от радости, если бы в такую ситуацию попал ты. — Нет. — Нет?.. — Нет. Мы об этом разговаривали. В Ванкувере, после эстафеты. — Вы разговаривали после эстафеты наедине? – Шарлотта вдруг поняла, что не знает очень многого об отношениях своего друга и Петтера Нортуга. — Ну да, – тот кивнул. – Случайно на него наткнулся. Он говорил, что золото в марафоне для него котироваться не будет, так как на этой дистанции, да ещё и классикой, я не являюсь равным для него соперником. Упоминать, что Нортуг в этот момент не мог сдержать слёз, Маркус не стал – это был только их момент. А Шарлотта пожала плечами. — Странно. Я была бы рада, если б мои иностранные соперницы вдруг оказались не в форме. Конечно, я не скажу это, допустим, журналистам… И я думаю, Нортуг такой же. — Нортуг такой же, – Маркус покивал, – да не такой. Ты приди к нужному выводу привычным правильным логическим путём и переверни этот вывод с ног на голову, сделай наоборот. Вот его метод. Шарлотта припоминала. Такие умозаключения она уже делала, но сейчас серьёзно рассуждать о способах мышления Петтера Нортуга не хотелось. Вместо этого она ехидно улыбнулась Маркусу. — А ты-то пятидесятое место не займёшь? Может, тоже перетренировался? Небось, вдвоём в своём Вегасе и перетренировались? – вечно сдержанный Маркус вдруг глуповато ухмыльнулся и поспешил прикрыться тыльной стороной ладони. – Это теперь так называется, да? – Шарлотта продолжала потешаться, не зная, насколько её иносказания близки к истине. — Да, мы тренировались, – Хелльнер кивнул. – Самая экстремальная тренировка на моей памяти – плюс сорок градусов посреди пустыни. Ты, наверное, видела фотографии в Интернете… — Видела, конечно, – та кивнула. – Ты был в кошмарной белой футболке. — Я её потом-таки снял, – он усмехнулся. – И правда, жарко… Но что мы всё обо мне? Что нового у тебя? Шарлотта начала рассказ, тщательно подбирая слова. Они сами пока не понимали, что их зеркала снова работают, но работают против, совсем не в том плане, к которому они привыкли. Маркус скрывал: Шарлотта не одобрит даже не столько их недоотношения с Нортугом, сколько факт расставания с Дани. Шарлотта не договаривала: Маркус считался с её мнением во всех вопросах, но терял самообладание и закипал при любом упоминании Магнуса Ингессона. Нет, Шарлотта не укрывала никаких фактов и, рассказывая, была искренна в том, что счастлива с Андерсом, но были и те факторы, которые в прошлой части жизни нравились ей больше. Впрочем, девушка не унывала, надеясь, что вскоре у них наладятся все стороны. Первой гонкой турнира в Бруксвалларне был коньковый спринт, который Шарлотта проиграла Иде Ингемарсдоттер. По своему обыкновению, она поглядывала за ходом мужского финала, но отнюдь не из-за Маркуса, который планировал бежать здесь только дистанцию. В шестёрку лучших спринтеров дня умудрился отобраться Дани, и если в классическом спринте она могла бы списать такой результат на хорошую форму, то в коньковом… — Понаехали тут! – громко выразилась Шарлотта, после гонки зайдя в номер к Маркусу и Дани, которого на месте не оказалось. Она имела в виду заявившихся на эти соревнования канадцев, которые в спринте заняли третье и четвёртое места следом за Эмилем и Йеспером. – Если б не они, Дани был бы третьим! Где он, кстати? — Вышел куда-то, – Маркус пожал плечами. – Не докладывал. Почему-то они снова, не сговариваясь, вселились в один номер – может, чтобы избежать огласки, хотя разумнее было бы разъехаться. Маркусу и самому хотелось порадоваться успеху Дани на столь непрофильной дистанции, но прекрасно догадывался, чем вызван этот прорыв. В ту ночь на Майорке они не обговорили ещё очень многое – например, могли бы остаться друзьями, а теперь статус их отношений напоминал, скорее, вынужденное соседство двух незнакомых людей. — Жаль, завтра снова конёк, – продолжала разглагольствовать Шарлотта. – На классике он бы у вас у всех минуты три выиграл! — Может быть, – тот вяло покивал головой. — Вы что, поругались? — Нет... Они и вправду не ругались в полном понимании этого слова. На следующий день Маркус и Шарлотта выиграли свои любимые коньковые гонки. Йохан стал вторым, Дани – третьим. Кубок мира стартовал в следующую субботу в Елливаре, где Маркус Хелльнер и Шарлотта Калла пробились в элиту, где одержали первые кубковые победы.***
И они почти повторили результат двухлетней давности. Шарлотта не смогла выиграть – пропустила вперёд Марит Бьорген, а Маркус снова первенствовал на лыжне, которую уже мог назвать родной, на стадионе, после двух побед на Олимпиаде названном в его честь. На «Хелльнерстадионе» отметился и Дани – он стал третьим, впервые заехав на подиум коньковой гонки. Поэтому Шарлотта перестала думать о своём отставании от норвежки. Первое, второе и третье места в Елливаре – это было тоже по-своему красиво, а вечерняя площадь по-прежнему приветствовала своих героев громко и радостно. На месте были и фотографы. Шарлотта постоянно отходила в сторону, надеясь дать Маркусу и Дани хотя бы такой крошечный шанс попозировать перед камерами вместе, рядом, но они, хоть и улыбались в объектив, как два китайских болванчика, стояли на расстоянии друг от друга. В итоге Шарлотта сама вклинилась между ними, обняла обоих и широко улыбнулась. Кадры, на которые она попросила взглянуть, оказались чудесными и очень душевными, но странные ощущения не покидали девушку. Непонятный пиетет Маркуса перед Нортугом и непреклонное желание честной борьбы, странное равнодушие к пятому месту Дани в спринте, отсутствие того в номере. Вот и сейчас тоже. На людях Рикардссон всегда отличался немногословностью, но общий подиум должен был разговорить его в любом случае. А сейчас молчал как партизан и Маркус. Выбравшись от прессы, оба будто ужались в размерах, односложно поддерживая беседу Шарлотты, но та вскоре бросила эту затею. — В каком вы номере? – коротко спросила она. – Я зайду. Дани и в этот раз промолчал, хотя он всегда был не прочь видеть Шарлотту – та частенько приходила поболтать и скоротать время не только к Маркусу, но к ним двоим. — Триста первый, – ответил Хелльнер, который мог бы жить у себя дома, но соблюдающий регламент ради субординации. И когда Шарлотта пришла, уже после ужина, на стоящей ближе ко входу кровати она увидела Эмиля Йонссона, который по-хозяйски лежал и читал автомобильный журнал. Судя по учинённому вокруг беспорядку в виде валяющейся на полу одежды, ноутбука и зарядных устройств, он здесь именно жил, что и подтвердил Шарлотте, отвечая на прямой вопрос. Из ванной, весь в клубах пара, вышел Маркус в мягких тренировочных брюках, просторной футболке (кошмарной – как отметила в мыслях Шарлотта), вытирая полумокрую голову. — А где Ричи? – осведомилась Шарлотта, не тратя времени на очередные приветствия – ведь они сегодня не раз виделись. — Он в этот раз живёт с Йоханом, – Маркус пожал плечами и не стал распространяться о подробностях, которых он толком не знал. Дани и Йохан приехали из Эстерсунда в составе большой делегации проживающих там лыжников. Сам он, из-за расстояния вселившийся в отель первым из команды, спустился поздороваться со всеми и вернулся к себе, а через несколько минут в комнату уже затаскивал чемоданы Эмиль, сообщивший, что Дани устраивается в соседнем номере, с Йоханом. Йонссона причины не интересовали – он посеял хаос на своей половине и утопал проверять, как обживается Анна. — Вы поругались? – повернувшись к Хелльнеру, Шарлотта упёрла руки в боки, приняв наступательную позу. – Говори правду! — Да нет, мы не ругались… – снова ответил то же самое Маркус. – У нас не было как такового скандала… — Так вы расстались?! – она наступала, не смущаясь присутствием в комнате Эмиля. Маркус лишь опасливо сглотнул и едва заметно покивал, но Шарлотте этого не хватило. – Почему?! Ответь мне, почему ты ничего мне не рассказал, да и просто скажи, почему! — Лотта, я… Мы… — По-че-му?! – поддавшись внезапному порыву, она пригвоздила Маркуса к стене между кроватями, сильно нажимая на его грудь ладонями вытянутых рук. – Говори. А то я за себя не отвечаю. Маркус ошарашенно смотрел на подругу, превратившуюся в крайне недружелюбную фурию. Да. Он не должен был. Он не должен был скрывать, не должен был ничего говорить Дани, не должен был сдаваться на милость Нортугу – тогда признаваться было бы не в чем. Не должен был вообще ехать в Вегас, послушав её совета подумать головой. Но сейчас надо было хотя бы достойно выглядеть. Ещё и перед Эмилем, уже не скрывающим интереса к поднявшемуся шуму. — Вегас, – негромко произнёс Маркус, глядя в её глаза – всегда карие, но сейчас почти чёрные из-за расширенных от переизбытка эмоций зрачков. – Думаю, ты понимаешь, что там было – мы переспали. Дани я всё рассказал, не мог скрывать. Я не знаю, нужно ли мне это, но он меня отпустил. Во время его короткого монолога у Шарлотты подрагивала нижняя губа, как будто она вот-вот расплачется. И лучше бы она действительно разревелась. — Мразь! – левую половину лица больно обожгла пощёчина. – Скотина! – новый такой же удар пришёлся справа. – Урод! – Шарлотта считала пощёчины типично женским уделом и была бы не против пустить в ход кулаки, но всё же помнила в порыве гнева, что перед ней находится друг, пусть она на него жутко зла. – Сволочь! – она снова занесла руку, но безрезультатно прошила воздух и смогла дотянуться до Хелльнера только кончиками пальцев, слегка царапнув ногтями ткань его одежды: Эмиль оттащил её назад и крепко сжимал за плечи в захвате, не отпуская. — Шарли, Шарли, успокойся!.. – отчаянно говорил он. — Уйди! – она пихалась локтями. – Я его сейчас по стене размажу! — За что?! – Йонссон искренне не понимал. – По-моему, Маркус, наоборот, поступил правильно – не стал отмалчиваться, во всём честно признался. Но Нортуг, конечно, редкостный гад, тут я с тобой совершенно со… — Да при чём здесь Нортуг?! – дёрнувшись, Шарлотта всё же высвободилась от его хватки, и Маркус инстинктивно вжался в стену, но она уже поменяла объект внимания. – Нортуг во всей этой истории абсолютно прав! Он захотел – он добился, и я бы на его месте действовала так же, и ты, Эмиль тоже! Не надо винить во всех грехах Нортуга! – она гневно стрельнула взглядом в сторону Маркуса. – Своя голова должна быть на плечах! Но, видимо, у тебя, Хелльнер, она находится между ног. Сказав это, Шарлотта хлопнула дверью с другой стороны. В коридоре она тут же столкнулась с Йоханом, который вышел из соседнего номера. — Зачем ты так шумишь? – укоризненно обратился он. Девушка закрыла лицо ладонями и несколько раз качнулась вправо-влево. — Ты всё слышал, да? И всё понял? — Весь этаж, наверное, слышал, – Йохан пожал плечами. – Не знаю, понял ли, но слышал. Не переживай, я знал обо всём до, – он положил ей руку на плечо почти отечески, и она задышала ровнее. – Пойдём, выпьем чаю. Он увлёк Шарлотту в сторону находившегося в другом конце фойе ниже этажом кафе, которое уже опустело из-за позднего времени. Взяв им по кружке дымящегося чая, Йохан подвинул одну Шарлотте, усевшейся за стол. Оба попали в странную ситуацию, принадлежа к разным поколениям и практически никогда раньше не взаимодействуя. Шарлотта чувствовала переизбыток эмоций и поэтому позволила себя увести, а Йохан, как и всегда, правильно считал состояние ближнего – ей сейчас нужно было побыть с кем-то, чтобы мысли не захлестнули с головой. И он не собирался обсуждать произошедшее, если бы Шарлотта не начала сама. — Маркус – распоследняя мразь! – заявила она, едва не расплескав чай. — Это я знаю, – Йохан осторожно кивнул и снова не стал развивать тему. — Дани живёт с тобой? Он сейчас у вас в номере? — Со мной, но сейчас, наверное, гуляет, – мужчина снова пожал плечами. – Он часто прогуливается вечерами – или тренируется – я его сейчас не трогаю. — Но… – Шарлотта вдруг схватила его за запястье и резко отдёрнула руку. – Но… Это же Дани! – воскликнула она. – Его нельзя отпускать одного! Ему ножами-то нельзя давать пользоваться в столовой! Ох, - девушка осознала, что затронула слишком неловкую тему. – Хотя ты, наверное, понимаешь, о чём я. Не можешь не понимать. — У меня всё под контролем, если можно так выразиться, – протянул он. – Мы заключили сделку до сочинской эстафеты. Шарлотта скривилась. — Но это же так грубо! – воскликнула она. – Сделка… До Сочи… — Грубо, – согласился Йохан, – но уж как есть. Грубая здесь только формулировка. Но или так, или он повесился бы на ближайшем дереве. Его собеседница низко опустила голову. — Значит, у нас есть чуть больше трёх лет, – прошептала она, – чтобы заставить его передумать. — Да, как-то так, – просто ответил Йохан. – И я не представляю, что для этого нужно сделать. Больше они не говорили, молча допивая чай. Шарлотте казалось, что она может не договаривать вслух – Йохан будто читал мысли. Проводив её, он вернулся к себе в номер и понял, что в очередной раз оказался прав – Дани в комнате не обнаружилось. Состояние было очень угнетающим, и чтобы чем-то себя занять, Йохан решил разобрать небольшой столик, стоящий напротив кроватей. За пару дней они умудрились забросать его вещами так, что столешницы видно не было. В груде лежали капли для носа, вывороченные из упаковки бумажные платки, переплетённые с зарядкой от телефона наушники, даже почему-то чья-то майка. Йохан потянул за её край и тут же чертыхнулся, поняв, что совершил ошибку: вся эта разномастная куча полетела на пол с жутким грохотом. Он наклонился и поднял то, что было к нему ближе всего – толстую тетрадку, заложенную ручкой и открывшуюся в этом месте. Йохан никогда не читал чужие записи – а тетрадь принадлежала Дани, хоть он его с ней не и видел – но взгляд самопроизвольно цеплялся за слова, собирающиеся в столбики наподобие стихотворения, записанного крупным почерком. Прочь из моей головы наугад, в темноту, С середины концерта – Сквозь толпу, сквозь охрану, сквозь дверь и сквозь парк, Чтоб чуть-чуть постоять над водой на мосту. Прочь из моей головы, здесь и так кавардак, Разбросав фотографии, выбросив вещи, Уничтожив улики, Все диски отправив в мусорный бак. Прочь из моей головы. Твой новый бойфренд Пробил все пароли, вскрыл все твои ящики, Прочитал мои письма к тебе – ни хуя себе, ни хуя себе! Прочь из моей головы босиком, кувырком, С чемоданом в руке или без чемодана в руке – Налегке, вдалеке, Пока я по тебе не проехал катком. Прочь из моей головы над Москвой на метле, Через тернии к звёздам, с буквой «У» в левом верхнем углу В треугольнике Равностороннем на заднем стекле. Прочь из моей головы, оборвав провода, Спутав карты, фигуры сметая с доски, Разбивая шлагбаумы на полном ходу, Оставляя разрушенными города. Из моей головы, где сферой становится плоскость, Где то горит фейерверк, то тает свечка из воска, Где музыка Баха смешалась с полотнами Босха, И не дружат между собой полушария мозга. Где крутится строчка одна днём и ночью: «Вали из моей головы очень срочно!» И вместе с собой забери о тебе мои мысли, Чтобы богу не показалось, что мы в этом мире слишком зависли**. Йохан медленно опустился на кровать, сжимая тетрадь в руках и стараясь осознать прочитанное. Даже он не мог связать Дани и какой-то тип творчества. И не успел замести следы – дверь отворилась, и сосед по комнате показался на пороге, стряхивая с плеч снег. — Читал? – протянул он этим ничего не выражающим тоном, который, видимо, больше никогда не исчезнет. — Только эту страницу, – честно признался Йохан. – Я не хотел. Она неудачно упала… — Знаю, что не хотел, – Дани махнул рукой и принялся разуваться. – Никаких претензий. Просто нужно выплеснуть куда-то всё то дерьмо, собравшееся в моей голове, – он словно извинялся за тот текст, в который невольно вник Йохан. – Я тот ещё поэт, но когда я не бегу гонку и не тренируюсь, выразить всё это можно только на бумаге. А если я буду пить, то вряд ли побегу в Сочи. Поэтому приходится так. Во второй соревновательный день лыжники бежали эстафеты. Норвежки выиграли свою олимпийским составом, оставив Анну, Марию, Бритту и Шарлотту на второй ступени пьедестала. А вот шведские мужчины не пожелали спускаться с Олимпа. В составе, правда, были некоторые перестановки: Андерс попросил об отдыхе, и место в четвёрке занял Матс Ларссон, взяв на себя первый этап. Дани из-за вчерашнего успешного выступления на коньке переместили на третий. В борьбе за победу Маркус с лёгкостью обыграл финишёра из России, а норвежцы стали только третьими почти с минутным отставанием. Тогда, перед ванкуверской эстафетой, они с Дани были беспрецедентно правы, рассуждая, что в сборной Норвегии есть только один действительно сильный и талантливый лыжник. Но Петтер Нортуг в Елливаре не приехал, и выправить что-то на последнем этапе оказалось некому. «Это потому что Нортуга нет, вот и всё, – Йохан равнодушно разглядывал подаренный на цветочной церемонии букет. – Против него нам больше никогда не выиграть. Всё, что мы строили, полетело к чертям. Если с Хелльнером не разговаривает даже Шарлотта…»***
Спортсмены всех сборных только начали толпиться возле выхода из отеля, выселяясь, а Маркус, подхватив совсем небольшой чемодан с вещами, поскорее поехал домой. Он одержал в практически родном Елливаре две победы из двух, захватил жёлтую майку лидера, однако никакой эйфории не было и близко: казалось, что по нему прошло стадо мамонтов, каждый из которых весил как минимум тонну. Обычно в таких ситуациях он звонил Шарлотте, и они могли проболтать обо всём и ни о чём час, два, три… Но Шарлотта с ним не разговаривала. Утром, за завтраком, она смерила его таким взглядом, будто на стуле лежала дурно пахнущая куча фекалий, а в дальнейшем старалась сбежать. Ситуация была абсолютно новой и не менее дикой, непривычной. Даже более фантасмагоричной, чем сами их нелепые отношения с Нортугом. С Нортугом всё было так же непросто – даже когда он восстанавливал форму у себя дома в семистах километрах отсюда. Поначалу норвежец отмалчивался, но едва стартовали гонки Кубка мира, стал строчить смс и сообщения в скайп со скоростью метеора. Высказывания полностью подчинялись его образу. Петтер Нортуг утверждал, что будь он в кондициях, ни одной шведской победы бы не случилось, что Маркусу просто повезло, потому что у Дани относительно него был невыгодный стартовый номер, а Дарио Колонью, идущего по трассе в полуминуте впереди, «задавили» свистом шведские болельщики. Разумеется, никакого свиста не было, но Петтера это ни в коем случае не волновало. Ему было очевидно, что эстафету команда Маркуса выиграла только потому, что за сборную России финишировал «человек, совершенно не состоятельный в спурте». Но больше всего Нортуга задел факт получения Маркусом жёлтой майки – теперь Петтер в каждом сообщении добавлял, что она ему не идёт. Следующей гонкой Кубка мира был классический спринт, где Маркус в любом случае не добьётся выдающегося успеха – может, даже не пройдёт квалификацию, а следовательно, расстанется с лидерским бибом – однако Нортуг всё равно неимоверно раздражался. Жёлтый был его цветом. Хотя скрепя сердце он мог поделиться им с Дарио, Легковым, Бауэром, кем угодно ещё – но не с Маркусом Хелльнером. Когда Маркус приехал домой и смастерил простой ужин, состоящий из макарон, он раздумывал, не стоит ли всё же позвонить Шарлотте и попробовать помириться – утром, когда она наверняка доберётся до Эстерсунда. Однако судя по тому, как вчера та наградила его парой пощёчин, переговоры явно никуда не продвинутся. В этот момент телефон зазвонил, и определитель номера вывел на экран контакт Петтера Нортуга. — Что тебе?! – грубо рявкнул Маркус в трубку, даже не подумав, что вызов можно проигнорировать. — Обладатель жёлтой майки возгордился настолько, что уже не здоровается? — Что тебе надо?! – повторил Хелльнер ещё более раздражённо. — «Что тебе», – передразнил Петтер. – Порядочный до уныния швед, надев жёлтую майку, отвечает своему любимому норвежцу, с которым не виделся с лета и столько же разговаривал только письменно, «что тебе». Фи, Маркус, как это грубо. — Так что тебе?! – как и всегда с Нортугом, его охватило это безумие соперничества, даже в словесной перепалке, которую нужно было протянуть как можно дольше. — Всего лишь хочу поинтересоваться, как у тебя дела. Про твою жёлтую майку и прочие успехи я знаю, чемпион Елливарской водокачки. А что нового в вашей сборной? – вкрадчиво спросил Петтер. — Что тебе нужно, мне пришлось переспрашивать трижды, чтобы добиться внятного ответа, – протянул Маркус. – Если уж ты такой тугодум, в этот раз формулирую вопрос чётко: какое тебе дело до того, что происходит в нашей сборной? — Хочу убедиться в своей правоте, – ответ Нортуга в этот раз не заставил себя ждать, но выглядел таким же туманным. – Услышать от тебя доказательство, что несмотря на свою жёлтую майку ты по-прежнему глубоко порядочный человек, не умеющий врать и что-то скрывать. Маркус понял, к чему он клонит, и с размаху кинул теннисный мячик, которым игрался, в стену. Хотелось нажать на кнопку отбоя и выключить телефон, но… Но этот проклятый норвежец снова прав: он не умеет врать, а значит, нет смысла что-то скрывать и сейчас – Нортуг всё равно узнает, не в данный момент, так через две-три недели, когда вернётся на Кубок мира. — Да, Нортуг, я честный человек, – проговорил он, в напряжённой позе садясь на диван и вплетая пальцы свободной руки в волосы. – Теперь меня ненавидит почти вся сборная. Шарлотта, например, со мной не разговаривает, и всё из-за тебя, – голос предательски сорвался. — Из-за меня? – Петтер причмокнул языком. – Такого гадкого и нехорошего? Значит, своей головы на плечах у тебя нет? Ожидаемо, но печально – не люблю тупых, с ними неинтересно. Маркус подошёл к окну и с размаху отдёрнул жалюзи. За стеклом уже стоял поздний зимний вечер, а фонарь освещал белоснежную толщу снега. — Шарлотта сказала то же самое, – убито проговорил он, рисуя морозные узоры. – И Йохан тоже. Что виноват я, а не ты. Скажи, если бы я вёл себя-по другому – игнорировал от слова «совсем», или каждый раз кидался с тобой в драку, или, наоборот, разыгрывал твоего лучшего друга – ты бы всё равно добился своего, так? — О, разумеется, – Маркусу казалось, что он видит на лице Нортуга самодовольное выражение. – Хелльнер, – вдруг ни с того ни с сего выпалил тот. – А что на тебе надето?! Швед опешил от такого внезапного вопроса и недоумённо оглядел свою простую домашнюю футболку и спортивные штаны от какого-то старого комплекта клубной экипировки. Однако через пару секунд пришло понимание, и он ехидно ухмыльнулся. — Жёлтая майка, конечно же, – мстительно выплюнул Маркус. — А ещё? – спросил Петтер с придыханием. – Или это всё? Ничего больше? — Нортуг, я не конченый извращенец, как ты, и не хожу по дому без трусов. В трубке послышалась возня, а потом норвежский собеседник решительно, не терпящим возражений голосом проговорил: — Я сейчас же включаю скайп. На ноутбуке. С видео. И не вздумай мне не ответить, Хелльнер! Отбросив куда-то в сторону кресла телефон, Маркус бросился к неразобранному чемодану, как будто им руководили откуда-то свыше. Из основного отделения он достал лежащий сверху чехол с ноутбуком, а потом принялся рыться в вещах и, наконец, выудил изрядно помятый жёлтый биб, в который его одели после цветочной церемонии. Вытащив девайс и схватив майку подмышку, он на ходу приоткрыл его, нажимая кнопку включения. «Хотел жёлтую майку – ты её увидишь», – рьяно думал он, резко сдёргивая с себя всю одежду, кроме нижнего белья, а сверху на голый торс надевая жёлтое одеяние лидера Кубка мира. Компьютер вскоре автоматически подключился к местной сети, а значок скайпа зазеленел. Видеозвонок от Петтера Нортуга последовал сразу же. Тот успел хорошо подготовиться: норвежец возлежал на кровати, одетый только в облегающие плавки, а поза и направление веб-камеры были соответствующими, чтобы Маркус смог всё разглядеть. Поначалу они оба молчали, пытаясь рассмотреть друг друга, а Маркус думал о том, что снова вляпался, задним числом призывая себя подумать головой. Нортуг не набрасывался на него, как в Вегасе, они ни на что не спорили, но… Но вот они здесь, смотрят друг на друга через экран, находясь в совершенно непотребном виде. Петтер прищурился и подался вперёд – Маркусу показалось, в его взгляде промелькнуло что-то хищное, но на самом деле Нортуг просто пытался не упустить наружу слюну. Он ненавидел, когда Хелльнер надевал что-то не обтягивающее, но мешковатая жёлтая майка, которая надевалась поверх термобелья, комбинезона и тёплого пуховика, на тонком обнажённом теле смотрелась просто сногсшибательно. Если бы Петтер Нортуг мог прыгнуть в окошко скайпа, он бы это сделал. А Маркус сидел, насупившись и зажавшись, будто ожидая, что сверху на него вот-вот упадёт кирпич. — От твоей рожи и так становится дурно, но сегодня я иду на это добровольно и рискую получить сердечный приступ, – наконец, поприветствовал Петтер. — Не нагибайся так близко к экрану, а то на твоём жирном животе видны складки, – Хелльнер не остался в долгу. — Ма-аркус, – он выдохнул, стараясь не выдать, что виртуальный секс – совершенно новый опыт даже для него. – Хватит дуться на весь мир. Ну давай, потрогай себя, или что там в таких случаях делают, – недолго думая, он исполнил это сам, обхватывая ладонью собственную плоть. — Иди. В задницу, – медленно и раздельно произнёс швед, волком смотря на него исподлобья. — Хелльнер, я бы с радостью, – одной рукой Петтер хлопнул себя по колену. – Не представляешь, с какой. В жизни никогда ничего не желал так сильно, как прямо сейчас оказаться в твоей заднице. Но, видишь ли, у нас с тобой маленькое недоразумение – мы находимся в разных странах… — Маленькое недоразумение у тебя в штанах! – рыкнул Маркус, на шее которого пульсировала жилка. Он распалился, но не хотел в этом признаваться. — А кто полночи подо мной орал, твоя бабушка? – с этими словами Нортуг откинул оставшийся элемент своей одежды куда-то в сторону. – Я бы заставил тебя сделать это снова, будь сейчас рядом, – проговорил он, разворачиваясь к веб-камере так, чтобы быть видным во всей красе. – И я бы не снимал с тебя твою жёлтую майку, ч-чемпион, – он облизал губы. – На трассе она тебе не пойдёт, а если ты будешь носить её так, то мне очень нравится. — То, что нравится тебе, по определению не может устраивать меня, – насмешливо заявил Маркус, красноречиво-медленно задирая лидерский биб вверх, обнажая бледную кожу. — Нет! – вскричал Петтер. – Не снимай! — Если ты будешь хорошо себя вести – не сниму, – Хелльнер демонстративно подмигнул, оставляя одеяние на уровне груди, а потом отогнул бельё и занялся тем же нехитрым делом, что и Нортуг. Они снова имели друг на друга рычаги влияния, в то же время жутко завися один от другого. — Хелльнер, – раскрасневшийся Петтер вдруг остановился, делая перерыв. – Я хочу увидеть твою задницу. Так быстрее управлюсь. Маркус чётко знал, что тот ждёт очередного этапа противостояния: оскорблений в ответ, стены несогласия, даже планирует дальнейшие уговоры. В очередной раз ломая Нортугу игру, в которой тот наверняка заготовил множество вертящихся на языке шуток, он и впрямь развернулся к нему спиной, вставая на диван коленями и для верности прогибаясь назад. Он обернулся через плечо. — Наверное, грустно жить, когда самое классное, что в тебе есть, это задница? – поддел норвежец. – Слушай, а у тебя под рукой не найдётся ничего, что можно в неё засунуть? – поинтересовался он голосом невинного ягнёнка. — Мне никогда не требовалось, – отозвался Маркус, покраснев до кончиков ушей. – Но если у нас с тобой всё это будет продолжаться вживую, то придётся купить – товар из секс-шопа принесёт мне больше удовольствия, чем ты. Не сговариваясь, оба кое-как рухнули на ближайшие горизонтальные поверхности, стремясь довести себя до пика и вперившись каждый в свой экран. Оба не сомневались, что находясь рядом сейчас переплелись бы в тесных объятиях, стремясь поддушить, сделать больно, и только потом – приятно. «Маркус. Маркус, я постараюсь поскорее вернуться на Кубок мира. К тебе». «Ещё пара недель – и я сойду с ума, вот только не потому, что со мной не разговаривает полкоманды». Эти откровения были сделаны мысленно, во время кульминационного завершения. Вслух они обменялись очередными оскорблениями. ______________________________ *Did not start (англ.) – не стартовал **Строки принадлежат группе «Сплин». Я не люблю так делать и понимаю, что здесь должно быть как минимум шведское стихотворение, в идеале – собственного сочинения, но прошу читателей простить меня за это решение. Примерно так я чувствую эту ситуацию.