Трасса «Скандинавия»

      Просидев дома окончание осени и начало зимы, он неудержимо хотел вернуться на Кубок мира, только уже запутался в причинах. «Чемпионат мира, – шептали алчность и спортивный азарт. – Чемпионат мира в Осло, домашний чемпионат, шанс навыигрывать россыпь золотых медалей перед норвежскими трибунами, надрать зад шведам…» Когда мозг дошёл до этой возможности, фокусироваться ни на чём другом Петтер Нортуг больше не захотел, оставив два слова – «швед» и «зад». Всё это плавно трансформировалось в Маркуса Хелльнера, ради которого уж точно стоило вернуться на Кубок.       Если во второй половине лета и начале осени Петтер занял затаившуюся позицию, мучительно, но терпеливо ожидая, пока Хелльнер разберётся со своими проблемами и сам придёт к нему в руки, то сейчас невообразимо хотелось выполнить перемещение в пространстве. Но кондиций не хватало даже на пробежку трусцой, и Нортуг был близок к состоянию паники, не зная, как вернуться к соревнованиям, чтобы выиграть домашний чемпионат мира. Чтобы увидеть треклятого шведа – вот бы ему на голову что-нибудь свалилось, голову было не жалко. Ничего дельного не говорили и врачи сборной, твердившие про перетренированность и то, что они рекомендуют только нахождение в покое. «Сколько я ещё должен сидеть на диване, чёрт возьми?! – восклицал Петтер. – Может, до марта?! У меня нет времени до марта!»       Они с Томасом жили в Мерокере, и брат на несколько дней уехал с отцом и друзьями на рыбалку. Они будут долбить лёд, выуживать лосося и ночевать в палатках – Петтера же такое не привлекало. Он решил съездить в Мосвик, где располагалось их родовое гнездо, навестить маму и хотя бы обеспечить себя хорошим ужином.       Нагрянув без предупреждения, он застал в гостях мамину подругу – тучную женщину с соседней фермы. Обняв мать и поздоровавшись с гостьей, Петтер не удержался от шпильки в сторону своего самого младшего брата – Эвана, которому недавно исполнилось пятнадцать.       — Тётушка Матильда уже потискала тебя за пухлые щёчки? – усмехнулся он.       — Отстань, – досадливо отмахнулся Эван, только в последний год начавший избавляться от этого подросткового атрибута. – У тебя тоже были щёки – я видел на фотографиях.       — А появилась ли у тебя невеста, она спросила? – Петтер продолжал заливаться соловьём, но младший брат тоже был Нортугом и пошёл в ответную атаку.       — А что скажешь ты, если она решит узнать о твоей девушке?! Мне пятнадцать, и я ещё успею, а когда тебе двадцать четыре, наша соседка может решить, что всё потеряно, и твоя жизнь катится под откос.       — У меня есть Рейчел, – проговорил Петтер с непроницаемым лицом.       — Вот и познакомь её с мамой! – Эван не уступал. – Потом очередь Томаса, а я пока могу пожить спокойно!       Старший Нортуг уже открыл рот, чтобы выдать очередную реплику, но мама позвала сыновей к ужину – собственно, за этим Петтер и приехал. Братья недовольно переглянулись, усаживаясь за стол: Матильда уходить не собиралась. Более того, женщины продолжали давно начатый разговор.       — Понимаешь, Мэй, мы уже совсем отчаялись, – подруга матери прижимала левую руку к сердцу, отложив столовые приборы. – Но одноклассница троюродной сестры мужа рассказала про Йоральфа Йерштада – его можно назвать и народным целителем, и экстрасенсом – слышала, даже колдуном кличут.       — Ну, давай ближе к делу, – Мэй Фредли Нортуг усмехнулась. – Неужели он правда вам помог?       Матильда сдавленно кивнула.       — Я взяла дочку, и мы поехали в Сносу – так здорово, что это недалеко от нас! Сольвейг поговорила с ним, и через месяц у неё всё наладилось…       — Бабушкины сказки, – вдруг громко заявил Петтер. – Скажите ещё, что магия существует.       — Это не магия, дорогой, – Матильда слегка испуганно глянула на него. – Конечно, речь о магии не идёт, но у него огромная сила убеждения, невероятный человек! Моя Сольвейг вышла от него совсем другой, она словно поверила в себя…       — Бред, – Петтер пожал плечами. – Она сама себя на это настроила. Элементарная психология.       Мэй жестом показала подруге молчать, а её старший сын по-хозяйски развалился на стуле. Только она видела, что на деле Петтер сильно напрягся и в данный момент проводит серьёзную мыслительную работу.       Конечно, никакие родительские друзья не должны думать, что он может верить в сверхъестественное даже теоретически, но сейчас он откровенно не знал, что ему делать с сезоном и выступлением на чемпионате мира. Петтер Нортуг никогда не проводил у себя в голове логических цепочек и крайне редко мог объяснить, что именно заставило его принять то или иное решение.       Он уже успешно забыл, как зовут экстрасенса, но сохранил в памяти название места, где он обосновался. Гугл-запрос «колдун из Сносы» сразу выдал ему максимум информации.       — Съездишь со мной в Сносу на следующей неделе?! – вечером, вернувшись домой, Петтер набрал номер Стига Руне Квеена, одного из своих лучших друзей.       — Без проблем, – отозвался тот. – А зачем?       Нортуг замешкался.       — Неважно, – наконец, ответил он, пока замалчивая правду. – Просто скажи, ты составишь компанию? Наверно, и Лангоса надо взять.       — Нортуг, зная тебя и твои цели, мы можем проехать двести километров впустую, – лениво проговорил Квеен. – Так что ты хочешь там сделать?       — Ты слышал про Йоральфа Йерштада?       — Нет. Кто-то из твоих любовников?       — Это экстрасенс, – пояснил Петтер, пропустив колкость мимо ушей. Он терпеливо подождал, пока друг отсмеётся, и произнёс: – Я знал, что ты будешь ржать громче всех, поэтому не стал говорить. Так ты со мной съездишь?       — Почему бы нет, – отозвался Стиг. – Я люблю поржать, только найди в Интернете номер телефона этого местного Гарри Поттера, ведь вряд ли он встретится с тобой в любое время, сразу как ты подъедешь.       — Ладно, – Нортуг повесил трубку и тут же набрал новый номер. – Лангос, хей! Ты можешь связаться с экстрасенсом Йоральфом Йерштадом и записать меня к нему на приём?       Аре Сёрум Лангос, также входящий в компанию нортуговских друзей из Мерокера, сперва выразительно молчал, а затем вкрадчиво поинтересовался, сколько Петтер выпил накануне.       — Я сейчас не пью! – последовал ответ. – А вот ты, когда мы обмывали мои ванкуверские медали, пил и, наверное, уже ничего не помнишь.       — Да, я могу чего-то не помнить, – осторожно отозвался собеседник. – Но какой, в задницу, экстрасенс?!       — Йоральф Йерштад, – независимо повторил Петтер. – Вся Норвегия о нём говорит, он стольким людям помог! А ты, наверное, родом из Швеции раз ничего не слышал. Или так и не проспался после той пьянки.       Аре пристыдился – Петтер был убедителен, а он, видимо, просто давно не читал газет и не смотрел новостей по телевизору. Потому он решил пойти на попятную.       — Хорошо-хорошо, но при чём здесь я?       — Вспоминай, как мы пили после Ванкувера! – Петтер прямо-таки лучился радостью от своей идеи. – Мы решили, что когда у меня будет собственная команда, именно ты станешь моим менеджером.       Лангос схватился за голову.       — И что же? Тебя уже выгнали из сборной, и ты обособляешься?       — Нет. Но ты должен понимать, что самому мне договариваться о встрече с целителем как-то странно?       Аре честно не понимал, но в конце концов хмыкнул и сдался – ведь сам он абсолютно ничего не терял. Через пару дней они втроём ехали в Сносу – Нортуг восседал на переднем пассажирском сиденье с гордо поднятой головой и парировал насмешки друзей. Петтер сносил всё достойно, но не мог не дёрнуться всем телом, когда Стиг спросил:       — А что подумал бы Хелльнер, узнай он, что ты собираешься прибегнуть к помощи высших сил?       — А что Хелльнер?! – выпалил Петтер как-то чересчур поспешно и нервно. – При чём здесь он?!       — Он сейчас в шоколаде и жёлтой майке, – Квеен пожал плечами: дело было после этапа в Елливаре. – А ты едешь искать форму к колдуну.       — И что с того, что он в жёлтой майке… – Нортуг изо всех сил старался сохранять невозмутимость, но чувствовал, что становится красным, в цвет норвежской формы. – После Куусамо её с него снимут. Ну, то есть... – Петтер лихорадочно обдумывал, не сидел ли Стиг Руне Квеен в его шкафу или под кроватью, когда они с Маркусом вели памятный разговор по скайпу.       — Снимут, – вставил слово Аре Сёрум Лангос. – Но не ты.       — Вот и я о чём, – поддакнул Стиг. – Что бы подумал ты, если б узнал, что Хелльнер общается с экстрасенсом?!       — Ну-у, я бы лопнул от смеха и решил, что он тронулся головой, – прикинул Петтер. – Но мне-то терять нечего, я и так тронутый. Удобная позиция, когда все считают тебя ненормальным, – он закинул руки за голову и лениво потянулся, радуясь, что удалось сменить тему.       Вскоре они достигли Сносы и подъехали к небольшому особняку местной легенды, Йоральфа Йерштада. Аре и Стиг остались внизу – улыбчивая девушка предложила каждому по чашке кофе; а Петтер поднялся этажом выше, в приёмную, которой, как оказалось позже, служила обыкновенная гостиная. Он был настроен на официальный визит и удивился, увидев неформальное убранство комнаты: разномастные подушки, висящие на стенах цветные рисунки – явно детские. Петтер думал, что увидит экстрасенса сидящим за столом, но снова ошибся – пожилой мужчина занял кресло у окна, кивнув ему и показав устроиться напротив, на диване.       Как Петтер успел узнать в Интернете, Йоральфу Йерштаду было за восемьдесят, и он выглядел на эти годы. Лицо бороздили морщины, седых волос было совсем немного, однако синие глаза смотрели в упор, очень уверенно. Нортуг неуютно поёжился, чувствуя небольшую тяжесть – как будто воздух был здесь густым. «Впрочем, это как раз то, про что я думаю, – успокоил он сам себя. – Я хочу думать, что здесь такая атмосфера, вот мне так и кажется». Петтер не знал, с чего начать разговор – и вообще, должен ли он заговаривать первым. Нормы приличия диктовали поздороваться и вслух, но язык словно прирос к нёбу.       — Ты пришёл ко мне за уверенностью, – наконец, Йоральф Йерштад избавил его от мук выбора, заговорив обычным, чуть хрипловатым голосом старого человека, а не потусторонним тоном, который Петтер успел вообразить. – За уверенностью перед важным соревнованием. Так думают твои друзья и так думаешь ты сам. Но сперва я скажу о том, что важнее и в глобальном плане, и для тебя.       — Что-то может быть важнее чемпионата мира в Холменколлене?! – Нортуг всё же открыл рот в присутствии экстрасенса, мгновенно настроившись на скептический лад.       — У тебя в жизни будет только одна великая любовь, – продолжал тем временем Йерштад, будто не услышав этих полуиздевательских слов. – Любовь, предначертанная тебе самой судьбой. Но если ты потеряешь её по собственной недальновидности, то лишишься навсегда. Вы будете безумно любить друг друга, но не сможете быть вместе.       Нортуг скривился – ни о какой любви он и думать не хотел. Он приехал сюда из-за чемпионата мира, домашнего чемпионата мира, что бывает раз в карьеру, а не для того, чтобы слушать нелепые сказочки о любви! Его интересовало золото, возможность стать двукратным королём лыж, а следовательно, нужен был совет, как побыстрее прийти в форму, как пересилить себя, чтобы вернуться к интенсивным тренировкам и приехать, наконец, на Кубок мира, чтобы начать сорев… Да нет, чтобы затрахать Хелльнера до потери сознания.       — Ты присядь, – голос Йоральфа теперь доносился будто из-за некой туманной дымки, и Петтер с удивлением отметил, что вскочил на ноги. – Мне не нужно даже обстоятельного разговора, чтобы понять твои скрытые мотивы – то, в чём ты никогда не признаешься возможно даже себе.       — То, о чём вы говорили, – Нортуг снова опустился на мягкий диван. – Про якобы единственную в моей жизни любовь, – последнее слово он произнес, постаравшись придать голосу как можно больше презрения. – Это может быть не человек? А, скажем так, э-эм, абстрактное понятие?       Йоральф Йерштад лишь только улыбнулся – контур его бледных губ почти не изменился, а нетипично живые для столь пожилого человека глаза лучились снисходительным смехом.       — Конечно, – кивнул он. – Выбор в любом случае за тобой.       — Тогда любовь всей моей жизни – это лыжи, – выпалил Петтер, явно довольный собой.       — Твоё право так считать, – ровно проговорил экстрасенс. – Только не ошибись. Приоритеты могут оказаться абсолютно разными, когда тебе чуть за двадцать, и когда тебе стукнуло тридцать.       Петтер лишь отмахнулся, не задумываясь о том, что Йерштад, наверное, прав. Сейчас ему двадцать четыре, и он совершенно не думает о превратностях любви как высокого чувства.       — Но я же выиграю чемпионат мира? – жадно спросил он, возвращаясь к интересующей теме.       Йоральф кивнул, устало прикрыв глаза.       — Да. И не один – в тебе прорва сил. Ты можешь покорить все без исключения цели, но ты должен этого по-настоящему хотеть.       Петтер покидал комнату на негнущихся ногах, хотя внутри бурлила не свойственная последним дням энергия. Аре и Стиг встретили его смешками: каждый похлопал по спине и сочувственно улыбнулся. Насколько Нортуг успел заметить, до его возвращения они рассматривали в социальной сети фотографии новой девушки ещё одного их общего знакомого.       — Эйрик знает толк в девчонках – эта определённо круче, чем предыдущая, - прокомментировал он, скосив глаза в сторону экрана смартфона. И весело продолжил про себя: «А Хелльнер ещё лучше».       — А мне та нравилась больше, – рассеянно пробормотал Аре, когда они надевали куртки. Квеен маялся с бегунком от молнии и всё же не удержался от расспросов, выпалив:       — Ну, как прошло? Вы вызывали дух твоей троюродной прабабки, и он указал тебе истинный путь?!       Нортуг раздражённо и без лишних слов послал его в одно очень тёмное место, и, видимо, в лице было нечто такое, что друзья сразу поняли: вопросы лучше оставить при себе.       — Я сяду здесь, – Петтер потянул на себя заднюю дверцу автомобиля.       Он привалился на спинку сиденья и ушёл в себя, не зная, как описать визит к Йоральфу Йерштаду. Он действительно не вызывал духов его умерших родственников, не гадал по руке и не проводил черномагические ритуалы – скорее, всё было обставлено, как разговор с психологом, если бы не предсказание. С другой стороны, придумать подобное пророчество мог любой обладающий фантазией и воображением человек – но всё же Петтер верил целителю. При общении с ним – да и сейчас тоже – наблюдался небывалый эмоциональный подъём, он словно горел изнутри, но не своим обычным ярким неистовым пламенем, а поддерживающим неспешным огнём, будто переданным ему с сильной аурой Йоральфа Йерштада, которая ощущалась при нахождении рядом.       В последние недели огонь Петтера Нортуга угасал, и сейчас он был даже рад этому приятно тёплому костерку. Он знал, что пламя разгорится – как только он вернётся на Кубок мира. Как только увидит Хелльнера, развернёт к себе спиной и…       — Останови возле стадиона, – потребовал он у ведущего машину Стига, завидев, что они достигли Мерокера. – Я пойду кататься.       Рюкзак с комбинезоном всегда был брошен в багажнике, а чехол с экипировкой заперт в спорткомплексе. Вскоре Петтер стоял на лыжах – впервые за долгое время. Он умчался на трассу, а Стиг и Аре переглянулись, пожав плечами, и пошли в ближайшую кофейню.       Нортуг нашёл их через два с половиной часа – улыбающийся и довольный жизнью.       — Сезон открыт! – заявил он.       Петтер с наскока проехал в неторопливом темпе не один десяток километров, просто наслаждаясь и чувствуя невероятное расположение к любимому делу. «Всё-таки, моя единственная любовь – это лыжи», – подумал он, устало закрывая глаза перед сном. Но в памяти молниеносно всплыл силуэт Хелльнера, и после долгих попыток заснуть Петтер всё-таки откинул одеяло, потянувшись рукой вниз.

***

      После победного дубля в Елливаре прошло уже несколько недель и несколько этапов Кубка мира. В глубины памяти проваливалось многое, но только не то, что произошло после первых в сезоне гонок, когда Маркус примерил жёлтую майку. Воспоминания о памятном виртуальном разговоре с Нортугом всякий раз возникали внезапно и абсолютно не вовремя, и Маркуса мгновенно бросало в жар.       Случались и такие моменты, когда он полностью отвлекался: тренировочным процессом, соревновательным или же просто общением с друзьями – когда спринтеры улетели на этап в Дюссельдорф, он проводил время дома, в Елливаре. В такие моменты казалось, что жизнь течёт по прежнему руслу, летне-осенние события были ошибкой, и надо бы снова всё исправить, повернув время вспять – помириться с Дани, хотя они и не ругались вовсе… Маркус не думал о немедленном возобновлении отношений, прекрасно понимая, что лучшим исходом будет то, если они снова начнут нормально разговаривать.       Но гораздо чаще и более стихийно его мысли посещал Нортуг, приводящий их в абсолютный раздрай. Маркус переносился в памяти в Вегас, в тот не столь давний вечер, когда он смотрел на Нортуга сквозь экран ноутбука, полулёжа на диване, и думал, что вот-вот сойдёт с ума.       Это ни в коем случае не было любовью – Маркус знал, что уже любил, а нынешние чувства не были на это похожи. Это казалось больной одержимостью, и Маркус подумал, что ситуацию можно обсудить с Шарлоттой, но вспомнил, что она так и не начала с ним разговаривать.       Нортуг был невыносим абсолютно во всём и всегда – даже сейчас, в том, что с того дня он больше о себе не напоминал. Маркус не знал, что хуже – подобное молчание или ежесекундные сообщения. Впрочем, если бы норвежец стремился во что бы то ни стало сохранять постоянный контакт, он психовал бы не меньше.       «Увидимся в Давосе», – смс-сообщение пришло за пару дней до вылета на очередной этап, и Маркуса немедленно бросило в жар. Он снова понятия не имел, что сохранит подобие душевного равновесия лучше – отсутствие Нортуга или же его присутствие. В следующие часы он совершенно не думал ни о тренировочном плане, ни о том, что доложить в разворошенный чемодан. Он строил стратегию, как поведет себя при встрече с Нортугом, когда они пересекутся в Давосе: на трассе, в коридоре гостиницы или на территории возле вакс-грузовиков. Но план упорно не строился – он должен был сразу понять, что это бесполезно. Одно небо знало, как норвежец поведёт себя при встрече, а скорее всего, и оно затруднялась с прозрением.       До Давоса добирались с пересадкой в Мюнхене – в немецком аэропорту лыжники нескольких команд собирались на один борт и летели в Цюрих, откуда на автотранспорте было рукой подать до места назначения. До начала посадки в Мюнхене оставалось около двадцати минут. Маркус тупо смотрел в иллюминатор, глядя на появляющиеся внизу пики швейцарских гор, слева уткнулся в приложение на смартфоне Калле Халварссон – ещё молодой лыжник, которого только начали привлекать в команду на последние этапы. Маркус отвлёкся на экран его телефона – там развивались бои в антураже, явно похожем на здание заброшенного аэродрома. Из-за поворота показалась фигура в красном, и Хелльнер вздрогнул. Не потому, что он слишком сильно переживал перепитетии компьютерных и телефонных игр, а потому что осознал свою ошибку. Думая о вероятной встрече с Нортугом, он ни разу не рассмотрел вариант, что встретятся они уже в пересадочном аэропорту и полетят одним рейсом в Цюрих – скандинавские команды постоянно путешествовали бок о бок.       В зале ожидания уже царило оживление: громко разговаривали итальянцы, а финны явно находились здесь уже давно. Со стороны внутренних перелётов двигалась разношёрстная компания путешествующих с предыдущего этапа в Дюссельдорфе, которую возглавлял Эмиль, сразу радостно махнувший Маркусу.       Хелльнер украдкой глянул на электронное табло, но надежда угасла так же быстро, как и загорелась. Рейс из Осло прилетел пять минут назад, и скоро галдящая толпа норвежцев будет здесь. Он взял со стенда бесплатную газету на немецком языке и попробовал сконцентрироваться на тексте, но сейчас мозг не желал складывать слова, отдалённо даже напоминающие шведские, в осмысленные предложения. Маркус стал разглядывать картинки, иногда всё равно посматривая поверх полосы. И он не успел отвести взгляд, когда в облюбованном лыжниками пространстве появилась делегация в красно-синих цветах. Здесь же был и Петтер Нортуг, прищуривший глаза и кого-то выискивающий – ясно, кого.       В присутствии Нортуга Маркус чувствовал себя как на иголках – в том числе когда они не взаимодействовали. Воздух вокруг словно накалился, и даже с закрытыми глазами он понял бы, что Петтер где-то неподалёку: тот обладал невероятной энергетикой, которая влияла на него сильнее, чем на остальных. Нортуг умел себя держать и сейчас выглядел как всегда внушительно. Маркус знал: если разобрать его внешность на детали, получится невесть что. Но когда Нортуг стремительно прошёл по залу, пятернёй зачёсывая назад волосы цвета тёмного золота, он схватился за свою газету, как за спасательный круг. С Эмилем, Матсом и Калле они сидели на четверных сиденьях – до последнего рейса было ещё полтора часа – и такой же ряд кресел стоял позади, развёрнутый так, чтобы другие ожидающие могли сесть к ним спиной. И Маркус снова поймал себя на мысли, что ему не нужно оборачиваться, чтобы понять, кто уселся к нему спина к спине, плотно прижимаясь и не говоря ни слова. Телефон в кармане джинсов тут же издал короткую трель.       «Через десять минут у седьмого гейта. Иди вдоль дьюти-фри». Приглашение в форме приказа Маркусу сначала не понравилось, но потом он почувствовал, что Нортуг встал с места, и увидел, как он скрылся в противоположной стороне от магазинов беспошлинной торговли. В глубине души он радовался, что тот хотя бы позаботился о конспирации, и спустя минуту тоже поднялся на ноги.       — Посмотрю что-нибудь в дьюти, – бросил он Эмилю. – Если начнёте двигаться – позвони.       — Ага, – беззаботно отрапортовал тот, и Маркус был ему за это безумно благодарен – Йонссон воздержался от расспросов и предложений составить компанию. Зато Шарлотта проводила его крайне недобрым взглядом и покачала головой, скорее занимая каким-то разговором Дани – видимо, чтобы тот не сопоставил их почти одновременный побег. Маркуса кольнула совесть, но он лишь прибавил шаг, говоря себе, что всё уже решено.       Возле большого табло с цифрой семь Петтера не было, и Маркус, пока не верящий в его положительные намерения, ярко представил, как тот наблюдает за ним из какого-нибудь укрытия и смеётся. Но через несколько десятков секунд Нортуг появился – он пошёл кружным путём. Поравнявшись, Петтер мгновенно сжал пальцы на его запястье и потянул за собой.       — Нортуг, куда?! – только и успел вымолвить Маркус.       — Не буду же я приветствовать тебя у всех на виду, – последовал ответ. Они приблизились к табличкам «WC» с разных видов треугольниками, и Петтер миновал их вместе со своим спутником.       — Туалет, ты серьёзно?! – прошипел Маркус, не зная, плакать ему или смеяться, когда Нортуг втолкнул его в дальнюю кабинку и закрыл дверь на защёлку.       В туалет, причём в женский, его как-то затащила однокурсница по гимназии, Сесилия Нильссон, когда им обоим было по семнадцать – во время какой-то студенческой вечеринки. Целоваться с Сесилией ему не понравилось, и пришлось спасаться бегством не без помощи Шарлотты – Нортуг, кстати, при всех своих недостатках выглядел лучше Сесилии раз в двадцать.       Когда Маркус вынырнул из подростковых воспоминаний, то обнаружил, что тело сделало всё за него – они с Петтером уже успели слиться в безумном поцелуе, и если бы интенсивность поцелуев в чём-то измерялась, он поставил бы высший показатель. Дыхания не хватало, а разомкнуть губы, чтобы его перехватить, не хотелось. Ладони у обоих гуляли там, где им вздумается – Нортуг за минуту, кажется, решил дотронуться до всего, о чём он думал последние недели. Левая ладонь лохматила жёсткие кудрявые волосы Маркуса, а правой он придерживал его за талию, уже успев отогнуть футболку, а потом настойчивыми поглаживаниями спустился ниже, проникая под джинсы.       — Эй, – Маркус всё же отстранился, перемещая его руку чуть выше. – Не увлекайся.       — Что значит «не увлекайся»?! – чтобы не терять время, но вместе с тем услышать ответ, Петтер прошёлся губами по его шее, и Маркус невольно запрокинул голову.       — Почему с этим нельзя подождать?! Хотя бы до отеля!       — В отеле тебя ещё нужно выловить, – без лишних слов Нортуг разместил его ладонь у себя на джинсах спереди. – Сколько можно болтать?! – он снова запечатал его рот поцелуем, а потом красноречиво нажал на плечи.       — В субботу гонка, – завёл своё Маркус. – И потому…       — Твою же мать, Хелльнер, сегодня среда! Среда!!!       На этот раз Маркус сам впился в его губы, чтобы отвлечь и взять минуту на лихорадочные раздумья. Петтер давно был в полной боеготовности, да и ему самому крайне мешали узкие джинсы. Вопрос нужно было решать, и, видимо, лучше всего делать это прямо сейчас, с помощью Нортуга – не появляться же в таком виде перед очами всей сборной, потом покупая в кафе бутыль ледяной минералки. Приняв решение, Маркус сделал то, чего Петтер Нортуг от него не ожидал – во всяком случае, добровольно: опустился на колени. Спустя менее чем через полминуты Петтер вплёл в его волосы пальцы, задавая ритм, и судорожно ловил воздух, едва сохраняя самообладание.       — Хелльнер, где ты этому научился?.. – простонал он, спиной приваливаясь к перегородке между кабинками. – У твоего бывшего было тридцать сантиметров?!       — Около того, – Маркус насмешливо поднял глаза – его голос даже не изменился после нагрузки на горло. – Поэтому с тобой и напрягаться не приходится.       Подтверждая эти слова, он погрузил в себя его плоть целиком, поняв, что может спровоцировать Нортуга на любые откровения и любую правду – нужно только в прямом смысле держать его за член. Но затем уже он надавил на плечи Петтера, и тот послушно присел, не забыв выдать фирменную ухмылку. Потом они снова безумно целовались, помогая друг другу руками.       — Целуешься всё так же ужасно, – выдохнул Нортуг. – Может, потому что зубы у тебя огромные, как у лошади?!       — Может, – Маркус медленно кивнул. – Но не забывай, что я могу подгадать момент и сжать их.       Кажется, последнее слово осталось за ним – во всяком случае, Нортуг, судя по его выражению лица, погрузился в раздумья. Маркус поправил на себе одежду и первым вышел из кабинки, напустив как можно более невозмутимый вид. Он надеялся, что они были достаточно тихими, и что ни один из их товарищей по команде не выбрал именно эту уборную, находящуюся в другой половине большого аэропорта.       — Выглядишь так, будто тебя возили головой по брусчатке, – насмешливо бросила Шарлотта, едва он показался на глаза своей сборной, усиленно делая вид, что ходил по своим делам – абсолютно тривиальным. Маркус тронул свои волосы и чертыхнулся про себя – совсем забыл, что Нортуг их разворошил, и теперь они встали дыбом, словно наэлектризованные. Он усмехнулся, делая вид, что смеётся какой-то её шутке, надеясь, что о его отношениях с Нортугом и последовавшей размолвке с Шарлоттой ещё не осведомлена вся сборная.       После быстрого перелёта в Цюрих последовал полуторачасовой переезд в Давос, и на месте, после транспортировки всех чемоданов и экипировки, все были абсолютно вымотаны – но, видимо, только не Петтер Нортуг, чья энергия била через край.       «Наши спринтеры подъедут только завтра, – писал он в сообщении. – Я один в номере».       Закатив глаза, Маркус не глядя швырнул телефон в сторону кровати, и оттуда тут же послышалось обиженное «ой»: небольшой аппарат задел ладонь Эмиля, который по своему обыкновению отдыхал, валяясь вниз лицом.       — Прости, я не хотел.       — Чего вещами кидаешься? – пробормотал тот.       — Нортуг. Один. В номере, – отрывисто произнёс Маркус, сжимая кулак. – Их спринтеры приедут из Дюссельдорфа только завтра…       — И какого чёрта ты здесь?       Хелльнер бросил на него недоумённый взгляд.       — То есть?..       — Ну, если вы с ним спите, я не понимаю, почему ты не пользуешься моментом, – Эмиль был как всегда прост и прямолинеен.       — Но… – Маркус не мог сказать ничего членораздельного, а Йонссон лишь гортанно рассмеялся в ответ на его потуги.       — Мы живём в свободном мире, – он пожал плечами. – Хочешь встречаться с Нортугом и получать удовольствие – делай это. Ты не нарушил никаких законов и никого не обманул.       — С одной стороны – да, – Маркус согласился. – Но он наш враг! Я не должен быть с ним! Я расстался с Дани, но по-прежнему не понимаю, что у нас может быть с Петтером!       — Я не психоаналитик, – Эмиль пожал плечами. – Максимум, что могу предложить для восстановления душевного равновесия – это выпить с тобой. Но, думаю, сексотерапия от Нортуга порадует тебя больше.       Слова Эмиля запутали ещё сильнее. Приняв душ после дороги, Маркус действительно отправился в комнату норвежца. Тот расплылся в широкой непритворной улыбке, едва завидев гостя.       — Я знал, что ты захочешь, – приторно проговорил Петтер, расхаживая по номеру в одних лишь спортивных штанах.       — Да, хочу, – кивнул Маркус. – Поговорить.       — Поговорить? – голос стал презрительным. – Хелльнер, это становится скучно… О чём ты хочешь поговорить? О том, что мы враги, что мы не можем, что ты больше никогда, что у меня маленький член?       — Только о последнем, – выдохнул Маркус, и Нортуг от негодования подскочил на месте. – Ну и мне хотелось бы, чтобы мы хоть что-то для себя прояснили. Вот мы орём друг на друга, вот трахаемся, как кролики; вот случаются озарения, и мы секунд десять разговариваем спокойно. А как во всём разобраться? Если ты привык к такому раздраю, то я – нет.       — Извини, но я не могу адекватно разговаривать, когда ты рядом, – Петтер обошёл вокруг него по-кошачьи, зачем-то втягивая ноздрями воздух. – С тобой я могу думать только об одном. Поговорим потом, – с этими словами Нортуг впечатался в него как всегда бешеным поцелуем, увлекая к кровати, но несмотря на внешнюю субтильность Маркуса, тот не отступил ни на шаг, резко запрокинув голову назад.       — Зачем же ты это делаешь? – его кривоватая усмешка была похожа на нортуговскую. – То, что я отвратительно целуюсь – такой же неоспоримый факт, как твой крошечный член, – Маркус понятия не имел, почему Нортуг столь отрицательно оценил его способность к поцелуям – ранее ему об этом никто не говорил, да и он не совсем понимал, как можно плохо целоваться – поцелуи они и в Африке поцелуи.       — Ещё одно слово про мой член… – прошипел Петтер, сжимая руки на его поясе так, что дышать резко стало нечем.       — Сейчас ты начал про это первым, – поспешно проговорил Хелльнер. – А целоваться можно и не так, будто мы хотим друг друга проглотить.       Нортуг посмотрел на него так, словно видел впервые.       — Правда? – он неестественно изогнул бровь.       Маркус кивнул и вместо словесного ответа просто приблизился, возобновляя прерванное занятие – но совсем неторопливо, почти нежно. Петтер сперва опешил, замерев, потом начал было отвечать, но обнаружил, что ему мешает нос – будто ему двенадцать, и он учится целоваться на своём лучшем друге Никласе. Хелльнер совершенно непристойно заржал.       — И кто из нас плохо целуется?       — Я докажу тебе, что умею и так, – упрямо поговорил Нортуг, избегая слов «мягко», «неторопливо» и прочих синонимов. Он попробовал повторить действия Маркуса и снова увлёк его к постели – тот, на этот раз, поддался.       Петтер действительно пытался – Маркус лишь несколько раз останавливал его, когда тот слишком увлекался, и в нём просыпалась привычная торопливая одержимость. Хелльнеру, впрочем, нравилось и это – бешеный ритм, следы, полуукусы – но сегодня они решили по-другому, и Нортуг понимал, что в этом тоже есть своя прелесть: удовольствие можно растягивать, а потом, вместо попыток отдышаться, как после лыжного марафона, ждёт мягкая приятная нега.       — Ты хотел поговорить, – напомнил Петтер, как и обычно, перебросив через него руку и прижав к себе. – Обсудить то, как мы друг к другу относимся. Я вот тебя всех душой ненавижу, когда мы на трассе. Ты меня, надеюсь, тоже?!       — Разумеется, – ответил Маркус уверенно.       — Когда я тебя не вижу, когда мы порознь, мне тоже кажется, что я тебя ненавижу, – продолжил Петтер, думая о том, что, похоже, обманывает сам себя. – Но без тебя я не могу, и это тоже факт.       Маркус усмехнулся, а потом рассмеялся, совершенно сбив Нортуга с толка. Тот постоянно что-то доказывал, делал вопреки, а последние слова стали, пожалуй, максимумом, на который он был способен в данный момент. Но теперь Маркус не сомневался, что заставит Нортуга полюбить себя и признаться в этом.