Трасса «Скандинавия»

      Поясница надоедливо ныла, а колени, кажется, стёрлись в кровь, но Йохан не менял позу вот уже почти час, занимаясь важным общественно полезным делом: он клал на цементный пол специальную подложку, поверх которой должен был лечь новенький ламинат. Анна сдержала своё обещание-полуугрозу чем-нибудь его занять и заявила, что в отдельных комнатах дома пора делать ремонт. Поначалу она могла лишь радоваться, что муж воспринял её предложение с небывалым энтузиазмом. В тот же вечер они вдвоём смотрели в Интернете дизайны помещений и сайты магазинов, где можно купить стройматериалы. Йохан, занятый планированием ремонта, нравился Анне куда больше, чем Йохан, закрывающий при её появлении окна (чтобы она не попала под сквозняк), боящийся приготовить при ней даже яичницу (вдруг она начнёт остро реагировать на запахи) и ходящий по дому исключительно на цыпочках (чтобы топот не вызвал переутомление).       Находясь на седьмом месяце беременности, Анна сделала вывод, что если супруг считает её не смертельно больной, то как минимум находящейся в тяжёлом состоянии. Хотя её здоровье на такие выводы отнюдь не наталкивало. Анна чувствовала себя прекрасно, из изменений замечая только округлившийся словно на дрожжах живот. Однажды Йохан увидел, как она катается на лыжах, и едва не лишился чувств, самолично отстегнув инвентарь, убрав его в чехол и запретив ей всю физическую активность, хотя врач рекомендовал обратное. После этого случая Анна была бы рада отправить мужа на Кубок мира, но тот залечивал очередную микротравму и не мог соревноваться в полном объёме. Тогда она укрепилась в намерении объявить ему о необходимости ремонта – и уже пару дней его мозг был занят напряжённейшими думами. Они даже съездили в строительный маркет и заказали с доставкой нужные материалы, а следующим утром Анна проснулась жутко удивлённой. Часы только-только пробили восемь, но Йохана в кровати уже не было, а снизу доносился непривычный шорох. Анна надела широкие домашние штаны и футболку, продела ноги в мягкие шлёпанцы и спустилась вниз. Увиденное поразило: Йохан вызвал своего старшего брата Эрика, и вдвоём они освобождали гостиную от стоящей там мебели.       — Доброе утро, – подозрительно произнесла она. – Не знала, что сегодня такой ранний подъём… Я тогда сейчас позавтракаю и присоединюсь к вам.       — Нет! – Йохан мгновенно выронил ящик большого комода, который держал в руках, и запрыгал на одной ноге. – Тебе нельзя перенапрягаться!       — Я не собираюсь носить шкафы, – успокоила Анна. – Но на стенах полно картин и полок с цветами.       — Тебе нужно лечь и отдохнуть! – Йохан выглядел решительнее, чем когда-либо на серьёзных соревнованиях, а Эрик маскировал смех под кашлем.       — Я только что спала, если ты не заметил, – холодно проговорила Анна. – Так что же, если я перенесу полдесятка цветочных горшков и три рамки в другую комнату, у меня немедленно случится выкидыш?       — Не-ет! – Йохан округлил глаза, испугавшись этого слова. – О таком и думать не надо, ты что! Всё будет хорошо!       — Я знаю, – Анна не смогла сдержать смех. – Сварить себе кофе, да и вам, мне тоже нельзя? От его запаха у меня разовьётся токсикоз? – едко поинтересовалась она.       — Я имею в виду вовсе не это…       — А что же?! – Анна гневно упёрла руки в боки.       — Д-дорогая, – пробормотал Йохан почти жалко. – Только не ругайся – тебе нельзя волноваться, и…       Не сдержавшись, Анна прыснула в унисон с Эриком и махнула рукой, после чего отправилась на кухню, где намазала тост клубничным джемом и заварила душистый шиповниковый чай. Она успокаивала себя тем, что назавтра уж точно приедет бригада ремонтников, и Йохан будет следить за их работой и руководить ими, а не бдительно наблюдать, что поделывает она. Правда, наёмных работников можно было вызвать и сегодня, чтобы не выносить мебель самостоятельно, но, видимо, Йохан решил на этом сэкономить. В тот день ей всё же позволили перенести горшки с фиалками и даже сложить в большие мешки для мусора обрывки старых обоев. Проделывать тот же фокус с кусками облупившегося паркета она не рискнула, чтобы в очередной раз не спровоцировать треволнения.       После обеда, когда Эрик ушёл, Йохан принялся застилать пол и стены мешковиной, явно подготавливая потолок к побелке. К вечеру всё было прочно задрапировано, и Анна в очередной раз подумала, что ремонтная бригада может сделать это самостоятельно, но снова решила занять выжидающую позицию, наблюдая за бурной деятельностью Йохана, который вечером заявил, что они могут заказать ужин из ресторана, так как сам он слишком вымотался, а Анна у плиты может перенапрячься. Но результатом перенапряжения стал стейк с соусом и картофельное пюре на гарнир, а также салат из свежих овощей. Видимо, по мнению Йохана к напряжению не относилось только праздное лежание на диване – вероятно, нежелательно было и говорить. Во всяком случае, Анне казалось именно так.       Следующим утром они позавтракали, а затем Йохан начал проводить странные манипуляции: надел старые тренировочные брюки с растянутыми коленями и неотстирываемым пятном от еды чуть выше, футболку с большой дыркой на спине, и отправился в находящийся рядом с домом гараж, вернувшись с ведром разведённой извёстки. Из кладовой он достал старый пылесос, который они планировали вывезти на помойку. Когда Йохан вытащил стремянку, Анна, наконец, поняла его намерения.       — Ты собираешься делать ремонт сам, – сказала она. – Целиком.       — Да, – тот кивнул. – От начала до конца. У меня абсолютно такие же руки, и я должен справиться.       Анна не стала оспаривать инициативу, в глубине души будучи довольной: не так часто Йохан был настолько уверен в том, что справится с чем-то самостоятельно. Однако долгосрочный ремонт всё же не был лыжной гонкой, где концентрировать внимание нужно в течение максимум двух с лишним часов, и она позволила себе уточнить:       — Но тебе понадобится помощь. Хорошо-хорошо, себя не предлагаю, – поспешно добавила Анна.       — Сегодня Эрик работает, но он сказал, что я могу к нему обратиться, – важно заявил Йохан и за щётку потянул пылесос в сторону гостиной.       Анна заглянула через два часа, когда он ни разу не вышел и не дал о себе знать, чтобы предложить кофе. Йохан сидел под потолком и белил его – на взгляд Анны получалось ровно и свежо, будто он занимался этим всю жизнь. Заметив на пороге жену, Йохан едва не полетел со стремянки вниз.       — Тебе нельзя сюда заходить! – грозный голос не вязался с заляпанным белой краской внешним видом, и Анна не сдержала улыбки. – Ничего смешного! Здесь слишком пахнет всякой химией, это может навредить тебе и малышке!       — Я уже миллион раз говорила, что если бы я чувствовала опасность, я бы не делала те или иные вещи, – сухо произнесла Анна. – Ты умеешь быть абсолютно несносным, когда захочешь. Кофе на кухне – нальёшь себе сам.       Этот день она провела, как того хотелось бы Йохану: обосновалась в спальне, скачала сериал и залпом осилила полтора сезона – сюжет оказался интересным, хотя она не вполне любила многосерийные фильмы. Несколько раз она спускалась за чаем и перекусом и успела отметить, что Йохан вытащил из дальнего ящика лапшу быстрого приготовления: контейнер и одноразовая вилка уже покоились в мусорном ведре. Горестно вздохнув, она достала из холодильника куриное филе и поставила в микроволновку на разморозку – казалось неважным, будет Йохан ругаться или нет.       Примерно к шести часам вечера обжаренные в панировке кусочки куры ожидали на разогретой плите, рядом в кастрюле стоял только что отваренный золотистый рис. Анна направилась в ремонтируемую гостиную, где под светом одной-единственной лампочки Йохан докрашивал потолок, нанося последние штрихи.       — Ужин готов, – объявила она. – Прости, но информировать тебя по телефону, находясь в одном доме, я не сочла разумным.       Йохан кивнул и спустился со стремянки – но как-то заторможенно, держа голову неестественно прямо. Анна тут же почувствовала неладное и укрепилась в своих подозрениях, когда он схватился за ступеньку складной лестницы, чтобы не упасть.       — Что такое? – Анна быстро оказалась рядом, поддерживая его под локоть. – Кружится голова?       Йохан снова покивал, и она обеспокоенно уставилась на него. Цвет лица бы землисто-зелёным.       — Комната как будто плывёт, – сообщил он.       — Пойдём отсюда, – сориентировавшись, Анна повела его наружу, позволяя на себя опереться. Гостевая комната располагалась ближе их спальни, и поэтому Йохану было предложено опуститься на софу именно там. Анна распахнула окно настежь, чтобы впустить свежий воздух.       — Позвони Йоке, – глухо пробормотал Йохан, откидываясь на диванную подушку. – Скажи, чтоб на «Туре» на меня не рассчитывали, да и чемпионат мира уже под вопросом…       — Похоже, кто-то нанюхался «химии» и слёг с токсикозом, – Анна, игнорируя сказанные слова, потрогала его лоб. – Сейчас принесу таблетку и воду.       Она сходила за аптечкой и вернулась, перемещаясь очень легко и плавно, несмотря на большой живот. Слишком много лет Анна была действующей элитной лыжницей, выносящей все тяготы тренировок, и внешние признаки беременности ни на секунду не выбивали её из колеи. Йохан проглотил лекарства и залпом выпил воду, после чего снова прилёг, а потом внезапно схватил Анну за руку.       — Если я умру, назови её Молли! – взглядом он указал на живот жены.       — Хорошо, – та изо всех сил сохраняла вид серьёзным, но всё же снисходительно добавила: – От переутомления и, видимо, небольшой непереносимости какого-то химиката ещё никто не умирал. Но если на днях мы тебя похороним, так и быть, я назову её Молли…       Анна посетила ультразвуковое исследование, когда Йохан находился на предсезонных сборах, и о том, что с огромной долей вероятности у них будет дочь, ему сообщили по телефону. «Я знал, – счастливо выдохнул он в трубку. – Знал, что у меня не получится сын, но я всегда хотел дочку».       — А ты думаешь, у меня переутомление? – озабоченно уточнил Йохан теперь.       — Ну, а что ещё? – Анна присела на край дивана. – Я не медик, но на свиной грипп или рак это не похоже, уж прости. Твоя температура – от силы тридцать семь и два…       Расценить эти цифры Йохан мог как минимум не смертельными. Он приподнялся и обнял Анну сзади, сложив руки над её животом.       — Как хорошо, что ты рядом, – тихо проговорил он. – Если честно, я опасался, что ты не сможешь быть только дома, не соревноваться…       — А я всегда была уверена, что всё будет отлично, – отозвалась Анна. – Мне главное чем-то заниматься, а вести дом – такой же труд. Может быть, поужинаем? Я приготовила. Ты же сможешь сам дойти до кухни, или мне сходить к фру Лундквист и одолжить у неё костыли? – пожилая соседка месяц назад сломала ногу и не могла передвигаться без искусственной помощи.       От костылей Йохан самоотверженно отказался, а спустя некоторое время съел всю свою порцию – Анна разогрела еду на плите – и попросил добавки, что не было типичным поведением для человека, стоящего одной ногой в могиле.       — С потолком ты закончил? – осторожно спросила Анна, возвращаясь к теме ремонта.       — Да. Завтра я планировал клеить обои.       — Я буду помогать, – Анна увидела, что он собирается протестовать, и предостерегающе выставила вперёд руку. – Йохан, не надо. Поверь, я не дура – если я почувствую, что мне нехорошо, что могут быть неблагоприятные последствия, я мгновенно лягу, позвоню врачу – в общем, сделаю то, что ты мне скажешь. Я готова повторить это и в миллион второй раз, и в миллион третий.       И Йохан сдался: комнату они действительно оклеивали вдвоём, а Эрик приехал помочь постелить новый ламинат. Потом подготавливали будущую детскую – там, к счастью, потолок был в пристойном состоянии. А когда все сложные работы оказались закончены, Анна радостно объявила, что в оставшееся до срока время ей будет чем заняться – она придумает окончательный дизайн и постарается его воплотить.       На все ремонтные процедуры ушло две недели – и в каждые выходные по телевизору показывали этапы Кубка мира. Мельком умудрённые работами Анна и Йохан глянули этап в Давосе, а французская Ля Клюза обещала более интересную программу: длинные коньковые масс-старты и главную изюминку – эстафеты. Личные гонки не принесли сборной Швеции призовых мест: Анна Хааг стала шестой, Шарлотта не доехала до десятки лучших. Андерс Сёдергрен несколько часов спустя повторил результат Анны, Дани въехал девятым, а Маркус провалил гонку. Тем не менее, с тактической точки зрения борьба за призы оказалась интересной: с российскими лидерами за победу сражался Нортуг, кажется, обретающий былые кондиции, и… проигравший одному из них в финишном створе. Йохан хотел было протереть глаза, но это не было обманом зрения – фамилия норвежца значилась лишь на второй строчке.       — Вот так-то, – пробормотал он. – Совсем необязательно с ним спать, чтобы выигрывать.       Россияне тем временем выясняли отношения: один обвинял другого в том, что тот ни километра не отлидировал, а потом вышел победителем. Анна, обдумав слова мужа, лишь кивнула.       — Согласна с тобой. В Ванкувере вы доказали это и в эстафете, и в дуатлоне.       — В эстафете команда выиграла у команды, а в дуатлоне… Маркус сломал ему палку. Может быть, в этой победе и нет чести.       Анна подняла брови.       — Никто так и не знает наверняка, что стряслось с его палкой. Как будто не понимаешь, что бывает в пылу борьбы. Это спорт.       — Он не должен спать с Нортугом, – упрямо повторил Йохан, сжав губы так, что они стали напоминать тонкую бледную ниточку.       Анна была не в настроении спорить, но на следующий день Йохан получил шанс повторить свой тезис. В женской эстафете удалось занять третье место, а у мужчин всё пошло наперекосяк с самого начала. Йохана в победном ванкуверском составе заменил Матс, Дани сдвинулся на второй этап, а конёк остался нетронутым. На классике гонка не задалась: Матс не сумел передаться в группе лидеров, а Дани, кинувшись отыгрывать, завяз ещё сильнее – в этот раз погодные условия оказались сложными для шведских сервисменов. С коньковыми лыжами такого не произошло, и Андерс резво догнал преследующую лидеров группу, показав на этапе первое время. До норвежцев, идущих на третьей позиции, осталось всего десять секунд. И Маркус тоже летел вперёд белой неудержимой молнией, и в финишном протоколе его результат на десятикилометровом отрезке был первым. Но в гонке воплотить старания в медаль для команды не вышло. Догнав Нортуга, Маркус проиграл финиш не только ему, но и финну Матти Хейккинену.       — Нам больше никогда не выиграть эстафету, – удручённо проговорил Йохан. – Это кармическая предрасположенность. После того, как один из нас отступился…       — Кармической предрасположенности не существует, – сказала Анна, отпив чаю из своей чашки.       — Ты сама мне об этом говорила на Олимпиаде! Просто у тебя это называется психологией!       — Я обо всём этом много думала, – тихо произнесла Анна. – Может, ты слишком радикально относишься к Маркусу? Все имеют право на любовь. Даже Нортуг.       — Там нет любви, – не сдавался Йохан. – Только похоть.       — Ты не можешь знать об этом наверняка.       — Ты видела Дани. В каком состоянии он был. Может, я смог бы понять, но это я Хелльнеру никогда не прощу.       — Я тоже была в шоке, – призналась Анна. – Ну, ты помнишь – я напилась… Но, может, стоит выслушать и вторую сторону?..       — Я всецело на стороне Дани, – упёрто проговорил Йохан. – Я бы вёл себя точно так же, если бы спустя три года отношений ты бы вдруг ушла от меня к Маттиасу. Только… У меня бы не хватило решимости свести счёты с жизнью. А он бы смог, я знаю.       — Тебе виднее. Дани такого не заслужил, безусловно, и я тоже всячески поддержу его, но, повторюсь, мы действительно не знаем Нортуга. У Маркуса могли быть причины…       Но Йохан снова не сомневался в своей правоте ни на секунду.

***

      Большинство шведских лыжников проживало в Эстерсунде, и по возвращению из Ля Клюза домой на рождественские праздники для них организовали чартерный рейс. Среди ожидающих были Шарлотта и Дани – им не хотелось ни в кафе, ни в одинаковые во всех аэропортах магазины. Оба устроились на мягких пуфиках возле колонны с рядом розеток: Дани читал на планшете книгу и не хотел, чтобы он разрядился; Шарлотта подзаряжала севший смартфон – она планировала послушать музыку, а в Эстерсунде нужно было найтись с Андерсом Сванебо, который приедет её встречать.       Мимо вдруг прошёл Маркус – рейс в Елливаре был регулярным, не столь частым, и ему предстояло сделать марш-бросок по аэропорту, чтобы успеть на борт и не остаться в Арланде на сутки. Завидев Шарлотту и Дани, он сбился с ритма, но упрямо продолжил движение.       — Вы так и не разговариваете? – спросила Шарлотта.       — Не о чем, – Дани пожал плечами. – Всё прошло как-то слишком сумбурно, нам обоим нужно время.       — Я тоже с ним не общаюсь.       — А вот это зря.       — То есть? – Шарлотта вскинулась. – Ты считаешь, что после этого я могу с ним контактировать?! Я помню наш с тобой танец… – она имела в виду давнишний коллективный поход в один из клубов Стокгольма, где они с Дани танцевали, и он рассказал ей о предупреждении Йохана. – Я сказала, что Йохан просто не знает Маркуса… Но оказалось, что Маркуса не знаю я…       — Ты ещё говорила, что сильно разочаруешься в нём, если… если он…       — Я и разочарована! Никогда бы не подумала! А главное, ради кого! Я бы решила, что в Вегасе у него было временное помутнение рассудка, но, видимо, нет…       На какое-то время оба вновь уткнулись в свои гаджеты, но чуть позже Шарлотта услышала негромкий, похожий на мягкий рокот, голос Дани.       — Тебе не следует идти на такие жертвы, – протянул он. – Вам надо попробовать помириться. Вам друг без друга хуже – ты сама это знаешь.       Шарлотта упрямо покачала головой.       — Нет. После его предательства…       — Дело не только в Маркусе, – Дани старательно подбирал слова, потому что и сам пока не успел выстроить для себя полную картину происходящего. – Другой человек на моём месте продолжил бы жить и радоваться. Я так не могу, но это не значит, что в команде должен развиваться скандал. Ты не разговариваешь с Маркусом – кому с этого какая польза? Ни тебе, ни тем более ему лучше не стало. Да и я не стану счастливее, видя, что он лишился ещё и лучшей подруги. Йохан вовсе вот-вот объявит ему вендетту…       Он давно не говорил так много и остановился, чтобы перевести дух. Шарлотта изумлённо выдохнула:       — Ты святой человек! Нельзя же таким быть!       — Не-ет, – Дани горько усмехнулся. – Если бы я был святым, небеса давно бы меня прибрали. Но они, к сожалению, не торопятся.       — Мученики, напротив, ходят по земле, – Шарлотта попыталась уйти от опасной темы. – Ну, я подумаю над твоими словами…       — Подумай.       И она думала всё оставшееся время до прибытия самолёта, уютно устроившись рядом. Может, Дани прав? Она восприняла отношения Маркуса с Нортугом как личную обиду и откровенно сожгла все мосты. Она не пожелала выслушивать причины и пытаться в них разобраться – просто устроила громкую истерику, а позже самоустранилась. А ведь Маркусу тоже не нравились её отношения с Магнусом Ингессоном, о чём он всякий раз открыто заявлял, но он не стал разрывать с ней отношения, а, напротив, поддерживал и давал советы, несмотря ни на что и уважая её решение. Он принял её выбор, а она его – нет. Шарлотта поняла, что она отвратительный друг. Она имела и имеет полное право поддерживать Дани и не одобрять путь Маркуса, но это можно было демонстрировать и без лишних ссор.       — А ты сам? – спросила Шарлотта. – Ты готов его простить? Я бы не смогла…       — Я пока не могу говорить о прощении, – сухо ответил Дани. – К тому же, он его не просил. У меня много времени, чтобы подумать – может быть, мы снова начнём разговаривать – уже как друзья.       — Много времени? – Шарлотта зацепилась именно за эти слова, помня, что Йохан рассказал ей о страшном отведённом сроке. – Сколько?       — До Сочи я думаю здесь задержаться.       — В сборной? – Шарлотта нервно сжала пальцами подлокотники кресла.       — Пусть будет в сборной.       Она почти до боли прикусила губу, чтобы никак не отреагировать, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Самолёт шёл на посадку в Эстерсунде. Её встречал Андерс, и она совершенно искренне бросилась ему на шею.       — Проголодалась? – парень чмокнул её в макушку.       — Не представляешь, как! – весь полёт и всё время ожидания Шарлотта была занята размышлениями и даже не взяла ничего поесть.       — Я принёс твою любимую шоколадку, – Андерс достал из висящей через плечо сумки большую плитку в картонной упаковке и протянул ей. Шарлотта едва не запрыгала.       — Давай присядем и съедим её! Мы же не торопимся?!       Андерс думал отойти в сторону зала ожидания, чтобы там купить в автомате ещё и кофе, но неприхотливая Шарлотта уселась прямо на тележку, которая перевозила её вещи и многочисленную экипировку.       — Давай со мной, – она отломила ему щедрый кусок.       — Тележка меня не выдержит, я просто постою рядом, – он тоже принялся за шоколад, а неподалёку, примерно в десятке метров, бурно приветствовали друг друга Анна и Эмиль, не видевшиеся около месяца: в Дюссельдорф ездили только спринтеры, в Ля Клюза – только дистанционщики, а общий для всех этап в Давосе Анна пропустила по болезни, хотя попала в изначальную заявку. Сейчас она была вовсю увлечена долгим приветственным поцелуем, но каким-то образом с помощью бокового зрения узрела Андерса и Шарлотту. Она хотела махнуть Андерсу в знак приветствия, но тут её глаза опасно сузились, и девушка повернулась к беззаботному ничего не подозревающему Эмилю.       — Ты купил мне цветы?!       — Да, но…       Анна не услышала его «да», немедленно принявшись бушевать.       — Андерс встретил Шарлотту с шоколадкой! – закричала она. – Ты же знаешь, что я люблю цветы! Мы не виделись месяц! – на них стали оборачиваться люди, явно сочувствующие обеим сторонам конфликта. Девушка с пергидрольными белыми волосами и длинными ресницами, одетая в короткую шубу и обутая в замшевые сапоги на каблуках, явно хотела придушить Эмиля; стоящий чуть дальше мужчина лет тридцати пяти смотрел на него сопереживающе. – Или для тебя это ничего не значит?! – на высоких тонах заключила Анна.       Эмиль с усилием надел на лицо безразличное выражение и покатил тележку к выходу из аэропорта. Анне оставалось только двинуться следом, и при этом несколько раз она хлестанула его шарфом. Они дошли до машины, и Эмиль принялся перетаскивать вещи. Не желающая ему помогать Анна потянула на себя правую переднюю дверь и обомлела: на сиденье лежал большой букет её любимых роз. Эмиль захлопнул багажник, молча занял водительское место и включил зажигание. Анна едва слышно пролепетала его имя, но он не поднял глаз.       — Эмиль, – вновь пробормотала она. – Ну, прости…       — Я не захотел делать напоказ, – ровно пояснил он. – Этот букет – тебе, чтобы ты порадовалась, а не чтобы все посмотрели, как тебе дарят цветы.       — Я не подумала…       — Ты никогда не думаешь, а теперь ещё и выставила меня идиотом, – в голосе слышались опасные срывающиеся нотки: она была явно далека на пути примирения. Анна откровенно не знала, что ей делать – Эмиль никогда не замыкался и всегда охотно шёл на контакт, но сегодня она, пожалуй, перегнула палку. Видимо, дело было в её настроении – у Анны, как у девушки эмоциональной, оно скакало из-за особенностей женского организма. Календарик она потеряла ещё летом на каком-то из сборов, а завести новый было лень. Но, кажется, в этот раз тело готовит ей «отличный» подарок на Рождество.       Анна растерянно нюхала цветы, а потом в голову ударила робкая идея. Она отложила цветы назад и левой рукой потянулась к Эмилю, пробираясь под куртку и толстовку, а потом и ниже.       — Отодвинь сиденье назад, – попросила она.       Эмиль молча послушался, и Анна устроилась на корточках возле его ног. На лице парня постепенно появлялась его пугающая улыбка, покуда она пыталась извиниться самым нехитрым способом, всё же зная точки воздействия на Эмиля Йонссона.       Когда на стоянку из аэропорта вышли Шарлотта и Андерс – они задержались, потому что Шарлотту остановила группа детей, жаждавших автограф и совместное фото – машина Эмиля характерно покачивалась. Шарлотта закатила глаза.       Она не сомневалась, что её ждёт волшебное Рождество. Обычно она проводила праздник в Тарендо, в кругу семьи – с родителями, сёстрами и прочими родственниками. Но в этот раз Шарлотта и Андерс решили встретить Рождество вдвоём, и абсолютно всё было для девушки в новинку. С Тийо они пересекались раз в месяц или в два, а отношения с Магнусом Ингессоном ограничивались постелью.       На двоих они снимали уютную квартиру неподалёку от стадиона в Эстерсунде, и Шарлотта, в основном, жила «на чемоданах» – но сейчас предстояло провести вместе больше недели. В Швеции начинали украшать жилища к празднику ещё в начале декабря, но Андерс специально дождался её, чтобы они вдвоём нарядили рождественскую ель и развесили прочие аксессуары в комнатах.       Закончив утреннюю тренировку на следующий день после приезда, они отправились на ёлочный базар и долго выбирали подходящее деревце, вдыхая запах хвои. Они принесли ёлку домой, и Шарлотту осенило:       — А чем мы будем её украшать?!       Андерс хлопнул себя по лбу, и они заразительно рассмеялись. Разумеется, в съёмной квартире не было ёлочных игрушек и рождественских украшений.       — Бежим в магазин! – Андерс схватил Шарлотту за руку, и они вылетели за дверь.       В большом супермаркете о приближении Рождества кричало абсолютно всё. Искусственные ёлки, обилие гирлянд и украшений, игрушки в виде шариков, шишек и коньков, имбирные пряники всевозможных видов. Андерс скрупулёзно набирал разнообразные декоративные панно для вертикальных покрытий и снежинки-наклейки на окна, задумчиво катя большую тележку вдоль стеллажей. Вдруг с громким «Бу-у!» из-за поворота выскочила обвешанная мишурой Шарлотта, хватая его за плечи.       — Испугался?! – радостно спросила она.       — Если честно, я ожидал от тебя чего-то подобного, – весело ответил он.       Они нагрузили полную тачку рождественских товаров, наскоро пробежались по продуктовому отделу и поехали домой, по пути перекусив в уютной кофейне, где окна переливались разноцветными лампочками, а возле входа стояли ледяные скульптуры Санта-Клауса и его оленей.       — Тут здорово, – восторженно поделилась Шарлотта, позабыв об этикете и отламывая от пирожного вилкой. – Сегодня я чувствую себя по-настоящему взрослой.       — Взрослой? – Андерс удивился. – Почему именно это определение?       — Получается, быть взрослой – это не только иметь постоянный доход, регулярный секс и жить отдельно от родителей, – она попыталась объяснить. – Это и когда создаёшь уют собственными руками. Раньше на Рождество было как? Я приезжала домой со школы или, уже позже, с соревнований, а вокруг меня – праздник, мама с папой об этом позаботились. В каждой комнате – обязательно букет еловых или сосновых веток, а возле моей кровати, на туалетном столике, мой любимый рождественский гном с носком на голове. А сейчас мы создаём всё это сами, сами для себя, понимаешь? Накупили нужных вещей, и будем расставлять их по местам. И это чертовски здорово! – она улыбнулась во весь рот, ощущая небывалую жизненную гармонию.       Рождественское настроение захватило настолько, что Шарлотта ничуть не устала, хотя сначала они ходили за ёлкой, потом долгое время провели в магазине. Работа была приятной, и она принялась с энтузиазмом разбирать принесённые пакеты. Первым был извлечён довольно уродливого вида гном, которого Шарлотта радостно водрузила у изголовья кровати со своей стороны. Потом они наряжали ёлку, Андерс наклеивал на окна снежинки и тематические наклейки – Шарлотта хватала его за лодыжки, едва он вставал на подоконник, будто боялась, что он не удержится и выпадет в окно. Обёрточную бумагу Андерс выносил самостоятельно, иголки также выметал в одиночестве: Шарлотта, всё же утомившись, умудрилась уснуть в гостиной, сидя на полу, а руки положив на диван и обхватив ими декоративную подушку.       Дальнейшие дни Сочельника текли своим чередом. Шарлотта готовилась к «Тур де Ски», Андерс составлял ей компанию на стадионе. В Эстерсунде тренировались многие знакомые: они встречали Дани, Йохана, Иду, Тео и многих других, всем желая счастливого Рождества. Шарлотта даже пожалела, что Маркус обосновался в Елливаре и не хотел никуда переезжать – вот уж ирония судьбы: родился на юге страны, а жить решил на самом крайнем севере, тогда как она, уроженка тех широт, сбежала из вечных снегов при первой же возможности. Но, порассуждав на эту тему, Шарлотта вспомнила, что с Хелльнером она по-прежнему не разговаривает.       Вечера тоже проходили отлично. Андерс и Шарлотта гасили свет и оставляли только переливающиеся огни праздничных гирлянд. Поужинав, брали большие бокалы свежеприготовленного глинтвейна или глёгга и устраивались на мягком ковре, подолгу целуясь. Шарлотта не думала, что её так захватит эта романтика, но ей действительно нравилось, а рождественский вечер почти не выделялся из череды предыдущих. Они, разве что, обменялись подарками, а потом продолжили привычное времяпровождение. По телевизору шла праздничная передача, и под неторопливую музыку можно было потанцевать. Шарлотта растворялась в звуках, когда Андерс поцеловал её, а спустя время поцелуй стал настойчивее. Ладони сжали сильнее, и сомнений в том, что должно последовать, не оставалось.       «О нет, опять, – подумала Шарлотта. – Только не это!..» Так раскрывался единственный минус в их отношениях. Она не могла сказать, что Андерс не умеет заниматься сексом или делает это как-то не так. Прелюдий и ласк было больше, чем обычно, дальнейшие действия повторялись, как и всегда, но в то же время всё было по-другому. После ретивой любви Магнуса Ингессона организм как будто обновлялся, тело словно становилось легче – ей хотелось воспарить над землёй. Тот, определённо, знал какие-то секреты. Андерс, напротив, словно пригвождал её к поверхности, пусть и даря приятные ощущения.       Она не могла отказываться и сейчас, хотя с радостью провела бы ночь за простыми поцелуями. Шарлотта подумала, что попробует разнообразить, и взяла инициативу в свои руки. Она двигалась быстро, усевшись сверху, и вскоре оба пришли к наслаждению, но всё было не то, и Шарлотта не могла объяснить, почему. Андерс приобнял её и вскоре уснул, а она лежала, не смыкая глаз и раздумывая.       Во всём однозначно был виноват Магнус Ингессон. Это он смешал для неё любовь с похотью, возведя секс в какой-то странный механистический ритуал, а не одно из самых приятных проявлений чувств. Она твёрдо решила, что утром позвонит Маркусу, вскричав в трубку: «Ты был прав от начала до конца! Ингессон превратил меня в какую-то сексуальную маньячку! Что мне делать?!» Но тут Шарлотта в очередной раз вспомнила, что не разговаривает с Хелльнером.       Захотев пить, она выпуталась из объятий Андерса и прошлёпала в гостиную, где они праздновали, и отпила кока-колы из начатой бутылки. Потом Шарлотта вернулась в спальню и легла на бок, просунув руку под подушку и зажав коленями одеяло. Да. Она действительно в скором времени свихнётся, если не помирится с Маркусом – тот нужен ей, как воздух: может, сильнее, чем Андерс, совершенно точно сильнее, чем когда-либо Магнус Ингессон… Ему можно было доверить абсолютно все секреты и попросить помощи. Наконец, Шарлотта поймала себя на мысли, что её во все стороны распирает любопытство – она просто жаждет узнать подробности об их взаимоотношениях с Нортугом – всё до мелочей. Последние месяцы наверняка были одними из самых сложных в жизни Маркуса, ему явно хотелось с кем-то посоветоваться, отвести душу, а она… Она его бросила, не выслушав и даже не попытавшись понять. Чувство стыда больно обожгло изнутри, и захотелось всё исправить прямо сейчас. Она взяла мобильный телефон и написала всего одно слово: «Мир?» Шарлотта понятия не имела, где Хелльнер празднует Рождество: может, в Шёвде, с родителями и сёстрами; может, в Елливаре – их весёлой школьной компанией. Чем чёрт не шутит – может, он свихнулся вконец и рванул в Норвегию. Поэтому она не ждала ответа прямо сейчас.

***

      Спустя три дня после праздника лыжники выехали на «Тур де Ски», который стартовал в последний день календарного года коротким коньковым прологом. Чтобы добраться до первого самолёта, Йохан с Дани скооперировались, а обратно машину отогнала Анна. «Дорогой, ты не поверишь, но я догадаюсь не зажимать живот ремнём», – насмешливо проговорила она, когда Йохан попытался запротестовать. Автомобиль скрылся на трассе, а Йохан повернулся к своему спутнику.       — Ну, как ты? – вопрос был общим и совершенно дурацким, особенно если рассматривать его в контексте, но других формулировок в голову не пришло. Судьбы были сплетены воедино страшной нитью – первым Дани пришёл именно к Йохану, и тот нёс за него определённую ответственность.       — Нормально, – ровно произнёс Даниэль, пожимая плечами.       — Твоё «нормально» может варьироваться от «нормально, но жизнь бесполезна в принципе» до «нормально, я самый счастливый человек на свете». Определись?       — От того, что я буду самым счастливым человеком на Земле, постулат о бесполезности жизни не изменится, – отозвался Дани с присущей серьёзностью.       — Но…       — Я понял, о чём ты говоришь. По твоей шкале моё настроение ближе к первому.       В прологе борьба развернулась по-настоящему нешуточная. Дистанция была слишком короткой для узкоспециализированных стайеров, и Дани с Йоханом дружно очутились в пятом десятке. Но при этом они всё равно находились в гуще событий, стартуя в одних номерах с главными фаворитами. Йохан начал гонку между Нортугом и в итоге оказавшимся на пьедестале россиянином, Дани – за пару номеров до Маркуса. Первые несколько мест разделили считанные доли секунды: Петтера Нортуга в виртуальном кресле лидера сменил русский, и Йохан видел, как норвежец расстроился, соорудив на лице гримасу и резко воткнув в снег ещё не отстёгнутую палку.       Потом на финишной петле появился Маркус, и Йохан старательно изображал равнодушие, а Дани, прищурившись, вглядывался в мчащуюся по трассе фигуру, как и Нортуг парой десятков метров правее. Когда Маркус катил коньковым ходом, этому было трудно подобрать какие-либо эпитеты. Вот и сейчас Хелльнер словно парил над лыжнёй, будто желая оторваться от снежного полотна и взмыть в небо. Движения были быстрыми, но не резкими, а потусторонне плавными. После его финиша секундомер обновил лучшее время, фиксируя победу, и Нортуг громко нецензурно выругался, а Дани едва заметно улыбнулся. Парой часов ранее второе место заняла Шарлотта, но он не стал делиться своими выводами с радикально настроенным Йоханом.       «Мир», – получила Шарлотта ответ наутро после Рождества.