Трасса «Скандинавия»

      Эстафеты всегда были гвоздём программы любого титульного турнира, поэтому большинство лыжников, даже не участвующих в них, стекались на стадион поболеть за своих. Ведь эстафета являлась и главной командообразующей дисциплиной. Но из намеченной на завтра мужской четвёрки на стадион поехал только Маркус, а оставшиеся трое – ванкуверский состав не изменился – устроились возле большого телевизора в опустевшем отельном кафе, взяв по чашке кофе. Женская гонка должна была вот-вот начаться.       С кандидатурами всё было далеко не так ладно, как у мужчин: заболела Мария Рюдквист, безоговорочный третий этап, и вместо неё поставили Бритту Норгрен. Услышав вместе эти две фамилии, Андерс аж вернулся мыслями на пять лет назад, и его мгновенно захватила ностальгическая тоска. Казалось, совсем недавно Бритта с Марией, разрисовавшись, как пара женщин лёгкого поведения, пытались охмурить Томаса Альсгорда – нового тренера сборной Швеции – а сейчас у обеих появились дети. Бритта даже успела выйти замуж и добавить к своей фамилии вторую, Йоханссон. Да что говорить о них – он сам умудрился жениться и стать отцом. И Томас… Так странно. Ещё и эта их встреча в начале чемпионата… Ну всё, не надо об этом.       Он уткнулся в телевизор, где оператор представлял команды. Краем глаза уловил взгляд Йохана – тот исподтишка смотрел на него, тоже проведя параллели от Марии и Бритты – комментатор как раз болтал про вынужденную замену.       — Ну, какие прогнозы? – спросил Андерс, уводя тему.       — Серебро, – как всегда меланхолично ответил Дани, отпивая чёрный кофе без сахара.       — Пессимист, как обычно, – Сёдергрен фыркнул.       — Реалист. Всегда им был, и всё сбывалось…       Йохан покачал головой, но воздержался от лекций. И Андерс, и Дани уже увлечённо наблюдали за стартом женской эстафеты, которую за Швецию начинала Ида.       На Холменколлен снова опустился туман, но какой-то необычный – даже Йохану было трудно подобрать слова. Если в первые дни туман окутывал стадион и бегущих по нему лыжников плотно и безжалостно, то сейчас мягко ложился на заснеженные склоны небольшими сгустками. На небе виднелось солнце, а потому весь пейзаж смотрелся очень ярким.       Ида работала напористо, как мотор. Она напрасно волновалась, что в её опыте есть неудачная эстафета – олимпийская, где она проиграла медали на последнем этапе. Сейчас – более удобный первый отрезок, сейчас – классика, сейчас – звание чемпионки мира за плечами. Просто сделать то же самое. Командный спринт и женская эстафета – вполне себе родственные дисциплины. Пять километров – не то расстояние, где нужны отменные дистанционные качества. Скорее, даже наоборот.       — Неплохо, – одобрил Андерс. – Просто молодец!       — Совсем молодец будет, если «скинет» норвежку, – отозвался Дани. – Иначе станет сложно…       — Да хватит тебе занудствовать, – примирительно молвил Йохан. – Ида и Шарлотта – чемпионки мира.       — Потому что Бьорген не бежала позавчера.       — Её проблемы. Наше золото.       — Разумеется. Но сейчас она бежит…       Марит Бьорген была на этом турнире непобедимой, когда выходила на старт. Спринт, дуатлон, «разделка» – теперь её ожидал последний этап эстафеты.       — Может, и ей придётся поработать, – заметил Андерс. – Норвежка отстаёт…       Вибеке Скофтеруд действительно не успевала за Идой и её итальянской попутчицей, которые поочерёдно задавали темп на первом этапе. Ида передала эстафету Анне Хааг с отрывом от команды Норвегии – не самым большим, но достаточно удобным. Трое у телевизора понимающе переглянулись. Хороший расклад. И очень знакомый.       — Так и быть, молодец, – произнёс Дани. – Теперь нужно хотя бы удержать… Не верю, что разовьёт.       Но второй этап порядком убавил надежду. Казалось, что лучшие возможности Анны остались в прошлом году, когда она выиграла два серебра на Олимпиаде в Ванкувере, а потом заболела перед эстафетой. А у неё была такая форма, что мог бы получиться золотой эстафетный дубль…       Но сейчас Анна шаг за шагом подпускала норвежку – о развитии отрыва не приходилось и говорить. Догнав её, Тереза Йохауг и вовсе привезла на передачу небольшое преимущество.       — Скверно, – Андерс покачал головой. Вот и камень преткновения. Не заболей Рюдквист, она бы смогла пройти в одни ноги со Штейрой. Потом Шарлотта против Бьорген. Сомнительно, но чем чёрт не шутит?! И снова всё упёрлось в болезнь перед важнейшей гонкой! Андерс совсем не понимал: они в женской команде что, едят снег или ходят по морозу голыми?!       — У нас завтра к этому моменту уже должен быть отрыв, – сосредоточенно пробормотал Дани. – Как на Олимпиаде. Задача всё та же…       — Думаю, уж теперь Маркус знает, как побеждать Нортуга, – вдруг сказал Йохан необычно жёстким голосом. На него мгновенно уставились две пары глаз.       — Мы не знаем, что знает Маркус… – Андерс осторожно подбирал слова, косясь на Дани. – Но Нортуга по-прежнему лучше держать подальше. Чтобы он не досаждал на финише. Прошлогодняя тактика – самая верная…       Йохан крепко сжал чашку, а Даниэль уставился в экран, где Кристин Стёрмер Штейра из Норвегии лёгкими прыжками убегала от соперниц, в том числе от Бритты, в гору.       — В прошлом году всё было по-другому, – почти прошипел Олссон.       — Что? – так же тихо переспросил Андерс, надеясь, что норвежский комментатор будет орать как можно громче. – Что по-другому? А сейчас мы дружим с Норвегией, и обыгрывать их необязательно?       — Ты всё прекрасно понимаешь.       Андерс схватил его за рукав.       — Пойдём поговорим.       — Не стоит.       — Пойдём поговорим!..       Тот сдался, и они вышли в холл под равнодушным взглядом Дани. Как же Андерс не любил все эти разборки! Но внутри горело чёткое понимание, что так нельзя.       — Что происходит?! С точки зрения спорта не изменилось ничего. Мы по-прежнему команда, которой нужно золото чемпионата мира.       — У нас нет команды. Год назад была, сейчас – нет.       — Йохан.       — Что? Сделают замену на последнем этапе – будет команда.       — Йохан, люди вправе любить, кого хотят.       — Любить?! Ах да, я и забыл, ты же тоже специалист по норвежцам…       — Да какая муха тебя сегодня укусила?!       Олссон прикусил губу. Может, он и правда перестарался? Сейчас нелёгкое время: чемпионат проходит в Норвегии, а дома Анна, которая родит с недели на неделю. Он хотел послать сборную ко всем чертям, но жена не позволила, и ему пришлось ехать, как неприкаянному, в Осло. Он ведь опять волнуется больше Анны раз в сто! Ладно, наверное, это не оправдание…       — Люди могут любить кого хотят, – он пошёл на уступку. – Да. Согласен. Но вся эта ситуация… Дани…       — Дани отпустил бы быстрее, если бы ты ему постоянно не напоминал! – взвился Андерс. – Ты же сам и погружаешь его в эту атмосферу безысходности!       — Ты не видел, что с ним было! – Йохан повысил голос, но Андерс предостерегающе выставил вперёд руку.       — Всё. Не надо. Поругаться перед эстафетой – худшее, что мы можем сделать.       Он надеялся, что донёс до Олссона хотя бы часть своих мыслей, а тот уловил их и правильно проанализирует. Конечно, демарша не хотелось, но всё кричало именно о нём. Оставалось надеяться, что Йохан не пройдёт свой второй этап пешком, травя с норвежцем похабные анекдоты все десять километров.       Они вернулись за столик, где Дани уже начинал смотреть заключительный этап.       — Ну, я же говорил – серебро будет, – произнёс он.       — Без шансов?       — Абсолютно. Бьорген Шарлотта не догонит – разве что взлетит – а остальные для неё не соперницы.       Норвежка действительно забирала очередное золото, а Швеция финишировала с серебром в полутора минутах, когда соперницы успели поздравить друг дружку с победой и попозировать толпящимся рядом фотографам.       — Мы завтра не должны такого допустить, – пробормотал Дани себе под нос.       — Ну, такого и не допустим, – Йохан пожал плечами. – Едва ли мы отстанем на две минуты. А вот финиш…       Андерс ощутимо наступил ему на ногу. Оставалось только надеяться на благоразумие Олссона, коим тот обычно не был обделён. Ну это же такая глупость, проиграть эстафету, обидевшись на Хелльнера!..       Следующим утром, находясь в разминочной зоне, Дани тупо смотрел на биб с первым номером, который вот-вот нужно будет надеть поверх формы. Первый этап, первый номер – по итогу олимпийской эстафеты. Как же давно это было. Всего год назад, а на самом деле – в прошлой жизни. Он надел биб через голову, понимая, что абсолютно спокоен. А тогда волновался – первый и единственный раз в жизни. Лыжи на месте – да, только что выбранная пара. Палки тоже – ещё раз внимательно проверить, подходят ли по росту и не схватил ли он чужие. Теперь можно и на стартовую линию. Йохан раскатывается где-то в лесу, Андерс и Маркус, наверное, ещё в пути на стадион. Эстафету только заканчивали вместе, стоя всей командой после финиша, а начинал всегда он один.       Те действительно только двигались по направлению к трассе. Маркус усиленно торопился, Андерс шёл сзади, и Хелльнер старательно делал вид, что не замечает его.       — Ну ты и бежишь! – наконец, они поравнялись, и Андерс делал вид, что не запыхался.       — Не хочу никого обременять перед стартом, – бросил Маркус. – Тем более перед эстафетой. Всё-таки все меня избегают.       — Кто избегает? – Сёдергрен аж опешил.       — Йохан.       — Ты видишь здесь Йохана?       — Нет, но…       — Йохан – это «все»?       — Не-ет, нет, но…       — Ты можешь любить кого угодно, – Андерс не пытался показать, что ему что-то неизвестно. – Этому не нужно сопротивляться.       — Ты не понимаешь, – Хелльнер отчего-то не смотрел в сторону старшего товарища по команде – только продолжал идти вперёд.       — Я не понимаю?.. – негромко переспросил тот. – Нет, Маркус, я-то как раз прекрасно понимаю…       — Прости.       Оба не помнили, что конкретно, в каких масштабах и от кого знает Хелльнер, но тоже решили не разбираться. Скоро все про всех будут знать абсолютно всё.       — Ничего страшного.       Дани тоже думал, что Маркус имеет право любить кого угодно. Легче от этого не становилось, но нужно же было хоть как-то навести порядок в голове? Первый этап. Первый номер. Сбросить Норвегию. На Олимпиаде у него не получилось сделать этот задел, и просвет зазиял только на втором этапе Йохана. Сейчас нужно было сработать лучше, потому что задача ещё принципиальнее. По крайней мере, у него. Как всё это сейчас работает у Маркуса, он не знал, но был готов постараться. И он не собирался пропускать вперёд соперников, идя на лидирующей позиции. Всё-таки, чуточку ситуация изменилась по сравнению с прошлогодней. Он – действующий олимпийский чемпион. Именно в этой дисциплине. Не абы кто.       Хорошо. Он держал быстрый темп – гонка началась совсем недавно, а все соперники, кроме России и Норвегии, уже отрезаны. Но этого недостаточно – Норвегия ещё в обойме, а такого быть не должно. Он посчитает, что не справился, если передаст эстафету с норвежцем на пятках.       Не уступать ни метра. Работать сменами? Вот ещё. Норвежец не должен провести лидером ни одной секунды, а договариваться с русским… Лучше уж самому.       Три километра, пять, семь – три до конца. А их по-прежнему трое, норвежец едет замыкающим, но держится. Проклятье. Осталось-то всего ничего. Пологий тягун, а там уже и выкат на стадион. А вот сейчас ведущий вверх склон вполне рельефный – может, это использовать? Россиянин подумал о том же – пора атаковать. Впервые за всю дистанцию он вышел на параллельную лыжню и задал ускорение – видимо, с него хватило отсиживаться за спиной. Отчасти тоже нортуговская тактика, но сейчас без разницы, передаться за спиной у русского или выиграть у него полботинка.       Сработало. Не выдержав интенсивности работы в небольшой полуподъём, норвежец стал шаг за шагом отставать, а два лидера шли рядом, не сбавляя скорости. Коренастый настырный россиянин заработал часто, порывисто. Высокий швед плавно раскатывал своим классическим ходом – неторопливым внешне, но очень эффективным. Ничего не изменилось до смены этапа, а хлопнув по спине Йохана, Дани первым делом посмотрел на табло. Норвегия ещё не появилась – пришлось подождать. Почти полминуты. Он обеспечил отрыв, почти полуминутный! Справился. Можно даже улыбнуться, но пока всё-таки рано. Впереди ещё трое.       Йохан принял эстафету и устремился вперёд, первым, но не поддался азарту гонки, который мог захватить из-за полученного лидерства. Вработаться в ритм, приглядеться к сопернику, понять его возможности. Он мельком посмотрел на лыжника из России и понял, что даже не помнит его в лицо. Значит, можно будет им покомандовать – поменьше гонора, чем у именитых. Вот пора и смениться – он демонстративно отъехал в сторону и призывно махнул рукой, предлагая попутчику полидировать. У них же общая цель – не подпустить норвежцев? Пусть будет так. Отрыв неплохой, но даже если главный соперник приблизится – будет ещё два этапа. Кто у Норвегии на третьем, он не помнил – но кто бы там ни был, он явно не превосходит по возможностям Андерса. А Маркус знает, как обыгрывать Нортуга. В спринте ведь получилось, почему бы не повторить здесь?..       С бровки крикнули, что норвежец действительно сокращает отставание, но Йохан не спешил ускоряться без расчёта. Они сменились между собой ещё пару раз, а потом в опасной близости замаячил красный комбинезон. Ещё немного, и его обладатель с ними поравнялся.       Мог ли Йохан увеличить отрыв или сохранить его? Пожалуй, если бы с первых метров пошёл на максимуме, как Дани, а не оглядываясь. Могло бы и не получиться, но он бы по крайней мере попытался. А сейчас он поставил перед собой задачу не отставать и не отстал, совершенно не считая свою тактику саботажем. Хелльнер разберётся на финише. Ну, а если нет… Если нет, то он был прав – у них сейчас всё равно нет команды. Хотя как будто у норвежцев она есть?.. Три не самых именитых лыжника без титулов и Нортуг – ну какая это команда?       Втроём они так и доехали до второй передачи. Андерс, обернувшись, посмотрел на него каким-то странным взглядом, но не успел ничего сказать.       Холменколлен – он помнит. Помнит, как Томас, едва приняв их сборную больше пяти лет назад, сказал ему: «Запоминай. Может быть, в 2011-м году здесь пройдёт чемпионат мира – заявку уже подали. Да и вообще, Холменколлен – это сердце лыжного мира». Он запомнил – правда, для двух побед в марафонах. Уже не для чемпионата мира. Он отнюдь не молодеет – совсем наоборот – и не повторит подвиг Дани, не привезёт Маркусу комфортное преимущество над Нортугом. Хотя, конечно, постарается…       Он не имел права судить Йохана – тем более, сплеча. Со стороны ему, знающему подоплёку, казалось, что тот не выложился по максимуму, но на лыжне может произойти всё, что угодно. Промах с инвентарём, не лучшее самочувствие, или, что хуже, рецидив какого-нибудь старого повреждения…       Андерс пытался что-то сделать. Исправить, убежать, улучшить позиции. Но у него не получалось. Не получалось и у норвежца, но это очко в пользу соперника, а никак не утешение. Ближе к завершению этапа кто-то и вовсе обошёл их обоих, пойдя в рискованный отрыв. Финн, судя по форме, и итальянец. Странно. Не должно же такого быть! Впрочем… Впрочем, на Олимпиаде он тоже передался не первым, а Маркус догонял – чеха и француза, кажется. Но тогда Маркус догонял без Нортуга, а сейчас-то предстоит с ним.       Маркус и Петтер, получив эстафету, быстро догнали беглецов. Конечно, не в два-три прыжка, но где-то в десять, если прибегать к литературному языку.       Ситуация явно была не из лучших. Команда не обеспечила главного, не отсеяла Норвегию до начала четвёртого этапа. Дани прекрасно начал, но Йохан с Андерсом не смогли повторить того, что получилось у них в Ванкувере. Скверно. Но эстафету бежит команда, он – часть этой команды, а значит, надо пытаться принести своей сборной победу.       Маркус думал недолго, по-прежнему прекрасно зная, что на финишной прямой у Нортуга не выиграть. Но десятикилометровый этап эстафеты – не скоротечный спринт, где нужно решить все тактические вопросы в строго определённый момент, не имея права на ошибку.       Надо попробовать то, чего не сумели партнёры по четвёрке. Измотать норвежца по ходу дистанции, постараться сбросить его раньше, не допустить, чтобы он выкатился на финиш в лидирующей группе. Получится? Едва ли – Маркус это прекрасно понимал. Он мог насчитать больше десяти гонок, где Петтер спокойно ехал в хвосте и вылетал как камень из пращи в решающий момент.       Но даже если всё предопределено, как любит говорить Дани – нельзя не попытаться. Даже второе место может быть достойным, хотя Маркуса иногда и тянуло согласиться с постулатом Нортуга о том, что важна только победа, а серебро равно месту за пределами десятки.       Но он возглавил пелотон, задал темп, уже на самом первом круге. Вдруг получится? Но надежда угасала с каждым километром. Откатился назад финн, не сумел продержаться итальянец – только немец остался в борьбе. И Петтер Нортуг, разумеется. Против него пока не работало ничего, и Маркус планировал реализовать последний замысел. Повторить рисунок спринта на том подъёме, который уже назвали в его честь. Правда, он понятия не имел, сможет ли – сейчас позади совсем не спринтерские полтора километра.       «Мы враги. Мы враги», – Маркус монотонно повторял это про себя, и они с Петтером едва не зевнули рванувшего вперёд Тоби Ангерера, видимо, и решившего взять их внезапностью, полной сосредоточенностью друг на друге. Но они раскрыли его план и быстро нагнали: перед заключительным километром немец остался позади.       Вот и тот подъём. Маркус попробовал рвануть ввысь, но ноги после дистанционной работы предали его. А вот Нортуг карабкался в гору с несвойственной себе скоростью и смог обеспечить просвет. Сюрреализм, всё с ног на голову. Как такое произошло? У них та же команда, что и в прошлом году. Но Андерс стал на год старше, у Йохана, видимо, был не лучший день, а Дани… Только Дани и бежит сейчас каждую гонку как последнюю.       Эти мысли снедали на протяжении всей заключительной стометровки, когда Петтер Нортуг уверенно катил к очередному золоту на глазах у ликующих трибун. Маркус доезжал вторым – сейчас навязывать борьбу было бесполезно, это даже выглядело бы смешно. Но перед самой финишной чертой Нортуг вдруг остановился. Не потому, что что-то произошло – он просто дождался приближения соперника, вспахал лыжами снег, делая резкий разворот, и переехал линию полубоком, почти задом.       — Карл Густав, ты меня слышишь?! – он бесновался перед камерой, отправляя двусмысленные послания на английском шведскому народу и персонально королю Швеции.       Маркус смотрел перед собой пустым расплывшимся взглядом, а лицо не выражало ни единой эмоции. Он уже проигрывал Нортугу. Не один раз, не два, не десять, проигрывал на этом чемпионате мира. Но до сих пор удавалось избежать подобных показательных выступлений. Убить его прямо сейчас голыми руками, на глазах короля Норвегии и шведской кронпринцессы. Он мог бы, был уверен, что гнев прибавит сил. Но пока – обязательная фотография призёров, и Андерс невзначай оттеснил его от норвежской команды. А потом кто-то увёл из финишной зоны. Кто-то высокий. Рука сжимала плечо, и они куда-то шли – кажется, в сторону вакс-грузовика, где стоял ещё один автомобиль средних размеров. Он использовался как полевая кухня – например, лыжники могли отдохнуть там между спринтерскими забегами и попить горячего.       — Это было позорно, – выдохнул Маркус.       Он слышал только шаги – мерные шаги по свежему, выпавшему за ночь снегу. Потом голос сопровождающего ответил:       — Нет.       Дани. Конечно. Кому ещё до него есть дело? Кто ещё будет с ним в трудную минуту? Разумеется, невежливо забывать Шарлотту, но ей к финишу нужно ещё пробиться. Дани. В горле предательски защипало, и он шмыгнул носом. Хорошо хоть слёз не было.       Дани открыл дверь, потом увлёк его на диванчик и молча заключил в крепкие объятия. Маркус тоже не мог вымолвить ни слова. Не знал, что сказать, хотя должен был… Прошла добрая минута без движения, прежде чем он хрипло выдавил:       — Я… должен просить прощения. Но знаю, что этого недостаточно, потому что эту вину мне не искупить.       — Тш-ш, – Дани мягко прервал его. – Я здесь не для того, чтобы слушать твои извинения.       — Но… – Маркус сглотнул, однако все слова застряли внутри.       — Чему быть – того не миновать, – произнёс Дани почти нараспев.       Ему тоже было трудно отличиться многословием. Но лучше пережить этот момент поражения вдвоём, пусть уже в дружеских объятиях, отдающих лишь отголоском былого, нежели ловить на себе косые взгляды норвежцев, слушать обезумевших зрителей и маячить на глазах у Йохана.       У Олссона же не было никакой реакции на это второе место. Просто иначе получиться не могло. Они и не должны были выигрывать – команда развалилась, сплочённость исчезла. В ожидании цветочной церемонии они с Андерсом переминались с ноги на ногу вдвоём – неужели Дани кинулся утешать Хелльнера?! Товарищ по сборной безмолвствовал – и бросил только одну фразу. «Это был мой последний шанс стать чемпионом мира», – проговорил Андерс, как всегда невозмутимо выворачивая наружу жестокость ситуации. Йохан словно ощутил, как на его плечи упало небо – это хмурое холменколленское небо вместе со своими серыми тяжёлыми тучами. Он не подумал. Обидевшись на Маркуса, он ни разу не подумал о том, что для тридцатитрёхлетнего Андерса эта эстафета может стать последней на главных стартах.       «Я повёл себя как скотина», – в номере был традиционный созвон с Анной, оставшейся дома.       «Да», – та была необычайно краткой и крайне недипломатичной, обойдясь без утешений.       «Андерс сказал, что это был его последний шанс выиграть чемпионат мира. Да ведь и мой, пожалуй, тоже…»       «Не думаю», – отрывистость высказывания никуда не делась, и повисла пауза, пока Йохан ожидал дальнейших объяснений.       «То есть?..»       «Не думаю, – повторила Анна. – Возможностей у тебя полно, просто ты на них не концентрируешься. Вместо этого ты суёшь нос в личную жизнь Хелльнера и ещё невесть что…»       «Какое ещё невесть что?! – Йохан аж подпрыгнул, понимая, что под этой фразой Анна имеет в виду его переживания за неё – ведь срок вот-вот подойдёт, а она невозмутима, как и всегда. – Я стоял на этом в Ванкувере, повторюсь и сейчас! Эстафеты выигрывает команда! Нам и через два года не победить, если ничего не изменится!»       «А я что-то говорю об эстафете?» – протянула Анна.       «Не смешно! – бросил он в трубку. – Прекращай шутить!»       «В каждой шутке есть доля правды, – женщина ответила крылатой фразой. – Ну а пока пусть будет серебро. Если уж ты не смог этого избежать…»       Не то чтобы это только его вина. Андерс тоже был небезупречен. Но всё равно – тот хоть и упустил финна с итальянцем, но прошёл этап в одни ноги с норвежцем. А если бы сам он развил преимущество Дани на втором? Да хотя бы просто удержал… Тогда Андерс не уступил бы эти полминуты, как не уступил их на Олимпиаде, вгрызшись в снег зубами. А он принялся играть в поддавки, великодушно позволяя соперникам работать посменно. Это его вина. Больше ничья. Маркус не выиграл бы у Нортуга финиш при любых раскладах. Это невозможно. Только отрыв. Только работа всей команды.       Закатка, массаж, ужин – особенно закатка была долгой, потому что Маркусу не хотелось возвращаться в четыре стены. Они скользили по лесу с Дани, и даже Хелльнер взял классические лыжи, просто чтобы окунуться в зимнюю безмятежность и выбросить из головы произошедшее. Этот… отвратительнейший поступок Нортуга.       Дани… Они молчали на протяжении всей лыжной прогулки, которой вне сомнений не было бы, не сотвори норвежец этот пассаж. Но даже просто молчание, то, что они находятся рядом – Маркус уже считал это грандиозным прорывом. Он думал, что не может подойти к Дани ближе чем на десять метров – исключением могли стать только эстафетные награждения.       После спринта, едва опустился вечер, он вальяжно отправился к Нортугу – доказывать ещё раз свои права на победу. Сейчас такого быть, конечно, не может – и после ужина Маркус вернулся к себе. Он сразу повернул в душ: после тренировки успел лишь смыть с себя пот, а хотелось постоять под струями воды как можно больше. Расслабиться. Попробовать выкинуть из головы эстафетный финиш. Подумать. Что теперь? Такое разве прощают? Конечно, нет. Что-то в глубине души намекнуло о возвращении к Дани, который точно примет его, но… но так же тоже нельзя.       Он выключил воду и ступил на кафель, тщательно вытерся большим белым полотенцем. Разумеется, не принёс в ванную комнату одежду для смены – но в номере всё равно никого нет. Можно даже не оборачиваться полотенцем, хотя Маркус всё равно сделал это. Он вышел в комнату – и обомлел: на кровати возлежал Петтер Нортуг, подкидывающий какой-то предмет. От изумления Хелльнер забыл все бранные слова.       — Я что, не закрыл дверь?!       — Ну конечно, ты закрыл, – лениво протянул Петтер. – Ты же непроходимый зануда.       — Как ты сюда попал?!       — Твой сосед не считает, что меня нельзя сюда пускать, – Нортуг ещё раз подбросил что-то в воздух, потом поймал – и эта вещь оказалась ключом от комнаты.       Маркус стиснул зубы. Эмиль. Простой как валенок Эмиль, который думает, что если два человека вроде как вместе, значит, они вместе. После отъезда Ханны Фальк по завершению спринтерской программы Эмиль и Анна перебрались в свободный номер, а тренеры не возражали. Нужно будет с ним как следует поговорить. Маркус не успел выдать ответную реплику, и Нортуг опередил его, а он как полный идиот стоял, застигнутый врасплох. Ещё и голый.       — Вот наконец и я тебя сделал. Я первый, а ты второй. Как и должно быть.       — Это твоя команда выиграла у моей, – пробормотал Маркус, вспоминая, как говорил что-то похожее, но с противоположным смыслом, год назад.       — Не-ет, Хелльнер, – незваный гость присел на постели, даже свесив на пол ноги, и прищурился. – Нет, сегодня именно что я выиграл у тебя. А команды… Ну, первый этап у вас был неплохой, но второй всё испортил, а на третьем вы прошли в одни ноги с Рёте. Этого недостаточно для победы надо мной.       — С Рёте? – Маркус подумал, что ослышался. – У вас же на третьем этапе бежал Ердален?       Нортуг махнул рукой.       — Какая, к чёрту, разница?!       — Ты правда не помнишь, кто бежит с тобой в команде?! – для сборной Швеции подобное было невероятным.       — В кома-анде, – передразнил тот. – Эта команда нужна мне только для того, чтобы они не облажались, и меня абсолютно не волнует, Ердален за неё бежит, Рёте, Сундбю или мамина подруга тётушка Матильда. А вот твоя команда, Хелльнер, нужна тебе для того, чтобы не облажался ты.       — Заткнись, – мгновенно бросил Маркус. Кровь закипела, он вспоминал, как именно проиграл – этот издевательский финиш боком, граничащий с унижением. А теперь ещё и эти слова. А хуже то, что они полностью правдивы. – Убирайся отсюда! Я не хочу тебя видеть, слышать, знать!..       — Но я-то хочу, – Нортуг рывком поднялся на ноги. – И много чего…       — Такое, как ты вытворял сегодня, не прощают!       — А я и не прошу у тебя прощения, – невозмутимо ответил Петтер. – То ты прикидывался глухим, а теперь слышишь то, чего я не говорил…       Маркус обозвал его нецензурным словом, а потом решительно сделал выпад, кулаком ударив Нортуга по животу. Тот согнулся, но уже спустя пару секунд был готов к ответу. Пригвоздив шведа к стене, он принялся его душить. Полотенце на бёдрах Хелльнера постепенно сползало, и теперь Нортуг давил на его шею одной рукой, другой оптимизируя удовольствие. Двумя своими нехитрыми манипуляциями он добивался странного эффекта. Хелльнеру было трудно вдохнуть воздух, голова кружилась, но как разобрать, от чего? Он все же рванулся и сумел освободиться, а затем сильно толкнул Петтера в сторону стены. Раздался громкий звук – тот приложился аккурат затылком. Зрение на мгновение расфокусировалось, перед глазами поплыли звёздочки.       — Я тебя ненавижу! – вскричал Маркус, снова замахиваясь, и на этот раз – чтобы попасть по лицу. Нортуг быстро перехватил его за запястья.       — Ну и прекрасно. А я тебя люблю.       Повисло молчание – все поползновения к продолжению драки прекратились.       — Что-что ты сказал?..       — Опять играешь в глухого, – Нортуг усмехнулся в сторону.       — Брось. Ты просто сильно ударился головой.       — Я думаю, что ударился головой гораздо раньше, – норвежец пошёл вперёд, наступая. – Наверняка мама уронила меня в глубоком детстве…       Он потянулся за поцелуем, и совершенно опешивший Маркус поддался. Поддался и когда Петтер толкнул его в сторону кровати, взгромоздился сверху и продолжал жарко целовать в губы, иногда прерываясь на слова.       — Да, да, Хелльнер, ты можешь мне не верить… Но я тебя люблю. Не жди от меня слащавых комплиментов и стихов. И прочих отвратительных фраз. Ты мне веришь?! – тон с соблазнительного сменился на требовательный, и Маркус видел лишь две зелёные бездны, потому что ему уже было трудно сдержать себя, несмотря на то, что Петтер всё ещё был в одежде.       — Я скажу тебе, что верю, только давай уже быстрее!..       Холменколлен скрепил очередной шведско-норвежский союз. Но он ещё понаблюдает.