Трасса «Скандинавия»

      К безмятежно светящему солнцу настолько привыкли, что сгрудившиеся серые тучи показались сюрпризом, несмотря на прогнозы синоптиков. Накануне раздельной гонки у мужчин главной темой для разговоров была именно погода. Мнения высказывались совершенно разные: кто-то сокрушался излишней мрачности, другие, наоборот, предпочитали пасмурную погоду. Более серьёзные заботы начались, когда повалил снег: частый, тяжёлый и липкий. Сервисмены торопливо пробовали новые варианты, лыжники не менее торопливо спешили выбрать единственно верный. Стадион был похож на растревоженный улей, когда проводились предгоночные тесты. Стартующие в первых номерах уже толпились с отобранными парами, заканчивая разминку, «красная» группа только начинала вальяжно подходить к стадиону.       Йохан любил гонки с раздельным стартом. В них не нужно было постоянно оглядываться на остальных, толкаясь в плотной группе. Он любил перемещение по лыжне в одиночку, следование только своему графику. Может быть, причиной было то, что он не чувствовал себя комфортно в больших компаниях – в том числе и на трассе.       Погода посмеивалась, колеблясь каждые несколько минут. Её график, применённый к первой стартовой группе, отнюдь не радовал: кто-то успевал «проскочить» в бесснежье, на другого же обрушивался безжалостный снегопад. На старт уходили сороковые номера, а шведы получили почти все четыре за семидесятыми: только у Матса Ларссона был шестьдесят девятый. Он активно разминался, подпрыгивая и делая энергичные махи руками, от него не отставал Маттиас, уже успевший не поделить что-то с Фруде Эстилем и кидающий в сторону норвежца яростные взгляды. Вторая половина была менее импульсивной: Андерс просто ходил туда-сюда от трейлера к ограждению, иногда делая ускорения, а Йохан, закутавшись до носа в шарф и надев капюшон, как обычно ушёл «в себя», не реагируя на внешние раздражители.       Когда с семьдесят четвёртым номером на груди он взял старт, снег валил стеной: крупные хлопья щекотали неприкрытые участки лица и оседали на стёклах защитных очков. А вот функциональное состояние было на удивление хорошим: он обновлял лучший результат на каждой отсечке – не без труда, вызванного силовым проталкиванием колодки сквозь снежное месиво – но довольно уверенно, с неплохим преимуществом, которое – Йохан не удержался от предательской мысли – могло бы быть гораздо большим, не начнись снегопад в самый неподходящий момент.       К последней трети дистанции снег перестал падать, оставив лыжню припорошенной, но это помогло стартующим на пятнадцать номеров позже. Даже финишировав с первым на данный момент результатом, Олссон и не начинал радоваться: на первых километрах его время улучшали.       — Они ведь не лучше меня, – он обратился к Анне, когда, переодевшись, нашёл её, и они стояли в микс-зоне, наблюдая, как заканчивают гонку девяностые номера в лице общепризнанных классистов, сменяя друг друга на предварительном пьедестале почёта. – Им просто больше повезло…       — Наконец-то ты это понял, – Анна мягко улыбнулась и сжала его ладонь. – Больше не сомневаешься? Не считаешь, что не должен здесь находиться?       — Жаль, что через четыре года «разделка» будет коньковой, – он ответил невпопад, давая тем самым понять, что действительно перестал сокрушаться. Раньше он никогда не строил далекоидущих спортивных планов.       — Так в чём проблема? – Анна продолжила ободряюще улыбаться. – Через восемь-то – снова классическая!       — Ну, скажешь тоже, – Йохан отвёл взгляд, следя за бронзовым финишем последнего участника, Тобиаса Ангерера, отодвинувшего его на шестое место. – Через восемь лет. Кто знает, что с нами будет через восемь лет? Ещё неизвестно даже, где та Олимпиада будет. И, наконец, нужно дожить.       Анна только загадочно пожала плечами. Она дополняла и уравновешивала Йохана, который мог фантазировать о чём угодно, но бояться завтрашнего дня: самого что ни на есть реального и осязаемого. Анна, конечно, тоже не была в состоянии педантично проглядеть и распланировать всё почти на десять лет вперёд, но она знала такие постулаты, как возраст; то, что к 2014-му году уж точно закончит карьеру, а ещё, пожалуй, то, что с ней рядом будет Йохан. Другого она не представляла и не хотела представлять, считая, что иначе уже нереально.       Олимпиаду ждали, к Олимпиаде готовились, лелея её самым важным событием. Но прошло пять дней – и от лыжной программы Олимпиады осталась половина. Два спринтерских золота, пятое место Андерса и шестое Йохана – это были лучшие результаты сборной Швеции, и пока по количеству золотых это достижение превосходила только команда Эстонии. Шведы не думали сдаваться, а обстановка в сборной казалась непринуждённой – по крайней мере в том, что касалось выступлений. Оставались потенциально медальные виды: эстафеты, где за подиум могли побороться в том числе и женщины; индивидуальные спринты – самая сильная сторона нынешней сборной Швеции, и коньковый марафон, где дистанционные лидеры вновь надеялись завоевать медали.       Зато обстановка моральная оставляла желать лучшего: то единение, вспыхнувшее после общего триумфа, угасло и унесло за собой последние остатки сплочения, разбив сборную если не на группировки, то на небольшие объединения. Йорген воспользовался советом Андерса не растрачивать «потенциал» впустую и сразу после празднования, устроенного тем «золотым» вечером, закрутил с Бриттой, заставив всех ужаснуться. Это был чисто «курортный» роман на пару недель, говоря более приближённой терминологией – «олимпийский», и это прекрасно понимали оба; но при объединении их энергия возросла вдвое.       — По крайней мере, они будут болтать друг с другом, – облегчённо выдохнул Андерс, когда они с Бьорном едва успели отскочить в сторону – перекинув Бритту через плечо, пробегающий мимо Йорген их не заметил.       — Он старше неё на девять лет, – мрачно заметил Линд.       — Плевать, – отмахнулся тот. – Иногда мне кажется, что ему пятнадцать, хотя на самом деле он умный.       Чёрным, как туча, ходил Маттиас, иногда ворча даже на брата, чего с ним никогда не случалось раньше. То ли он завидовал Тобиасу, теперь имеющему олимпийское золото, то ли просто срывал плохое настроение, но никто не сомневался, что в своих тринадцатом и пятнадцатом местах он винит исключительно тренерский штаб.       Чуть усугубило положение то, что спортсмены на титульных стартах считают самым страшным: четвёртое место в женской эстафете и полторы секунды до бронзы, которые Анна Карин Стрёмстедт проиграла хозяйке трассы.       — Как! – убивался вечером Бринк. – Обидно же, ровнее всех прошли, ни разу не провисли, всегда десять-пятнадцать секунд было!       — Будто ты не знаешь, что за ровное прохождение медали не дают, – огрызнулась Элин Эк, которая и поймала эти небольшие секунды на втором этапе. – Здесь нет утешительных призов.       — И вообще, шёл бы ты к себе, – поддержала её Анна. – Ты всё-таки запасной, мало ли что может случиться?       Спортивный принцип оставил его за бортом мужской эстафеты, которая должна была состояться на следующий день. Забойщиком поставили Матса Ларссона, как раз и вышедшего победителем из этой неофициальной дуэли, второй классический этап отдали Йохану, первый коньковый – обладающему самым качественным дистанционным ходом Андерсу, а финишировать должен был Маттиас, как наиболее резкий из всех.       Погода продолжала оставаться хмурой, не радовал и туман, из-за которого снижалась видимость. В контактной гонке это могло сказаться наиболее сильно, но бороться настраивались исключительно за золото. Эстафету нельзя было выиграть случайно. Должно было сложиться очень многое, а результат зависел не только от собственных сил.       Вопреки опасениям, Матс, который получил своё место в четвёрке последним, отработал этап на «отлично», передав эстафету в первых рядах. На свои десять километров устремился Йохан, а Андерс в то время неторопливо прокатывался по разминочному кругу.       Альсгорд смотрел гонку на последнем вираже неподалёку от стадиона и преследовал этим свои интересы: он хотел последить за конфигурацией реальных финишных разборок – в преддверии марафона. Но мысли – и о марафоне, и о текущей эстафете – ненадолго оставили: метнув взгляд в сторону трибун и микс-зоны, Томас опешил, заметив мужчину, в котором черты Андерса повторялись настолько идеально, что становилось не по себе. Альсгорд потряс головой и поспешно отвернулся, думая, что зрение подводит на нервной почве. Вскоре он забыл об этой случайности – когда удостоверился в том, что Андерс продолжает раскатку, иногда бросая взгляд в сторону табло.       А Йохан, кажется, растерял всё своё вдохновение во время раздельной гонки, или же его соперники по второму этапу рванулись в бой слишком резво. Первое время он держался, а по прошествии всей дистанции таки привёз отставание: правда, совсем небольшое, шестисекундное, которое довольно легко скрадывалось. Хлопнув по спине Андерса, он не изменил сосредоточенного выражения лица, уже начиная думать, что эстафета проиграна, и запорол её именно он.       Томас же не терял времени на психологические консультации, удостоив его лишь кивком головы. Он вытянулся в струнку, чтобы сквозь снег и туман разглядеть на трассе фигуру, которую из-за белого цвета формы было очень сложно найти. Но стоило спортсменам скрыться, а Томасу – чуть расслабиться, вновь повернувшись, он опять едва не подпрыгнул от изумления, зацепив всё того же человека, который тоже вглядывался вдаль. Словом, если б он не знал, что Андерс сейчас на лыжне, то посчитал бы, что он здесь, неподалёку. Но Альсгорд привык доверять своим глазам и привык разбираться во всём сам, а поэтому украдкой достал из внутреннего кармана сложенный в несколько раз листок бумаги, на котором был напечатан стартовый протокол. Но факты совпадали: возле маркировки «7-3» по-прежнему значились имя и фамилия Андерса Сёдергрена. «Значит, не совпадает другое», – решил Томас, полный нехороших предчувствий. Ему не нравилось, если он чего-то не понимал, а поэтому он продолжил подключать логику и, оставив пост, направился прямиком к Йохану, который уже переоделся и теперь с опаской поглядывал в сторону журналистских микрофонов. Но к прессе он не отправился: вместо этого, нависнув чёрной тучей сверху, его крепко взял за плечо Альсгорд, лишая возможности освободиться.       — Кому ты передал эстафету? – мрачно спросил он, не думая о том, что вопрос может застать врасплох и показаться абсурдным.       Олссон, как раз, это понял и поднял на него изумлённый взгляд, в котором затаились искорки испуга.       — Андерсу, – покорно ответил он, не пытаясь дерзить или интересоваться происходящим.       — Ты уверен?! – Томас усилил хватку и склонился ниже, сравнявшись с обладающим средним ростом шведом.       — Конечно, я уверен! – голос Йохана, наоборот, об этом не говорил. – Да… Наверное!..       Парень уже успел нарисовать себе множество вариантов, в которых он ошибся при передаче эстафеты, сделал это вне отведённого коридора, и кто-то уже подал протест, из-за которого их команду сейчас снимут.       — Наверное или уверен?! – напирал Альсгорд.       Йохан волевым усилием собрался с мыслями, ещё раз вспоминая эстафетный экватор. Он помнил, что сделал всё правильно, но, как и всегда, начинал сомневаться.       — А… что случилось?! – поинтересовался он, с трудом отправив Томасу встречный взгляд.       — Вот, что! – и тот, протянув руку, указал всё туда же – в сторону микс-зоны.       У Йохана будто гора свалилась с плеч – он уже открыл рот, чтобы объяснить Альсгорду перипетии его непонимания, когда к ним подошла Анна: быстро обняла его и вопросительно уставилась на Томаса.       — И почему это ты не на трассе? – вопрос был задан, как сам собой разумеющийся. – Уж во время третьего этапа ты должен вдоль неё бежать!       Альсгорд криво улыбнулся, но тон женщины был непререкаемым: таким, что даже он понимал – лучше уйти.       — Ну вот, – разочарованно протянул Йохан. – А я только хотел рассказать ему, что у Андерса есть брат-близнец. А то он, кажется, случайно его увидел, запутался и ничего не понимает.       И Анна вдруг расхохоталась, представив абсурдность ситуации. Если бы она ничего не знала, то наверняка упала бы в обморок, увидев человека, который в данный момент времени должен бежать, совсем не на том месте.       А на «том месте», то есть на трассе, все были равны по уровню, но всегда существовал фактор, властный не над всеми: фактор домашних трибун. Были случаи, когда он не оправдывал себя, и выступающие в родной стране спортсмены не справлялись с ответственностью. Но в данный момент, в Турине, это было не так, и этот нетленный фактор играл на руку итальянской сборной. Андерс был неудержим: он обошёл четверых соперников, которые находились с ним в группе, и оставил их далеко позади, только вот Пьетро Пиллер-Котрер шёл в его же темпе – всё в тех же пяти секундах впереди.       — Всё, только двоих оставил, – довольно комментировала Анна, держа под руки Йохана и Матса, которые переживали в «технических» окрестностях стадиона. – Молодец, отлично! Боремся за золото!       Томас, убедившись, что этап завершил именно Андерс, а не кто-то другой и не его морок, удовлетворённо кивнул и хотел было пойти навстречу, но положение обязывало оставаться на посту: на последнем этапе предстояла развязка гонки. Итальянец шёл первым, в пяти секундах – Маттиас Фредрикссон, в двадцати – группа преследования. Пятнадцать-двадцать секунд были уже довольно неприятным препятствием для преодоления эстафетного этапа, и все без исключения ставили на то, что итальянец и швед сойдутся в борьбе за первое место.       Судьба третьего золота была в руках Маттиаса Фредрикссона, и две лидирующие команды были напряжены сильнее, стоя неподалёку от финишной зоны или расхаживая по ней. Только вот притих даже Бринк, потому что происходило совсем не то, что ожидали. Однажды попытавшись догнать итальянца, Маттиас не смог этого сделать, а позже его отставание стало расти: медленно, по секунде, но непростительно для последнего олимпийского этапа. Когда в опасной близости появился немец, в рядах сборной Швеции началось волнение: кто-то перешёптывался, кто-то огромными глазами глядел на электронные секунды, а кто-то застыл на одном месте, не понимая, почему золото уплывает в Италию. На фоне ликующих трибун, предвкушающих скорую победу, ступор шведов смотрелся контрастно и отчасти комично.       — Что и требовалось доказать, – сквозь зубы пробормотала Анна. – Нельзя было ставить его на четвёртый этап.       — Такое с каждым могло произойти, – произнёс Андерс. – И со мной, и…       — Могло, – согласилась женщина, пристально посмотрев на него. – Но с тобой почему-то не произошло, а с ним произошло, потому что вместо того, чтобы тренироваться, он рассказывал всем, как его не устраивают тренеры. Андерс, и не смотри так. Тебе нечего возразить.       Возразить ему, действительно, было нечего. Западения формы не могли быть случайными – они обязательно были следствием. На состояние же здоровья Маттиас не жаловался.       — Бронза, – ахнул Йорген, во все глаза глядя, как мощно Тобиас Ангерер выкашивает финишную прямую. – Но как?..       Партнёры по команде не укорили Фредрикссона ни единым словом: Матс и Йохан были рады даже бронзе, а Андерс никогда не спешил обвинять без видимых причин. С тезисами Анны он был согласен, но не нашёл тактичным их озвучивать.       Зато Альсгорд мчался со своего места, как на пожар – разбираться в причинах на месте. Ему было обидно, а в памяти всплывал недавний спор с Инге Бротеном, случившийся именно из-за расстановки. Сам он настаивал поменять местами коньковые этапы, руководствуясь хотя бы результатами двух личных гонок, которые у Андерса были выше, но Инге в очередной раз положился на свою интуицию и на этот раз прогадал. «Уже грех задумываться о золоте – кто знает, что он учудил бы на третьем этапе – но серебро бы не ушло, – на ходу думал Томас, спеша в микс-зону, где организаторы уже готовились к цветочной церемонии, а спортсмены разрозненно расположились вокруг. – Попадись мне этот Фредрикссон…»       Но это праведное возмущение сменилось другим.       — Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть брат-близнец! – раздался полный возмущения окрик. Томас застыл на месте, когда на него одновременно уставились два лица, черты которых повторялись почти до последней мелочи.       — Ты не спрашивал, – с улыбкой парировал Андерс, – а я забыл предупредить, что Пер приедет поболеть за нас на вторую половину Игр.       — Забыл предупредить! – с негодованием повторил Томас. – Он забыл предупредить, а я чуть не съехал с катушек! Ты должен бежать, а ты здесь! Да и как бы я формулировал вопрос, если бы и решил спросить?! Знаешь ли, не у каждого бывают близнецы!       Он встал в грозную позу, уперев руки на пояс, Пер откровенно смеялся, чуть отвернувшись от них, но и Андерс не растерялся, быстро проговорив:       — Вот и познакомьтесь! А я на цветочную церемонию.       Вскоре он уже стоял рядом с ожидающими партнёрами по четвёрке, а Томас и Пер с хмурыми выражениями лиц пожали друг другу руки. Так получилось, что брата Андерс представил в ходе разговора, а представлять Альсгорда было не надо: он был широко известной фигурой.       — У вас третьего нет? – озадаченно поинтересовался норвежец. – Меня не хватит удар?       — Нас двое, – открестился Пер. – Извини, что невольно ввёл в заблуждение, – добавил он.       — Ерунда, – авторитетно заявил Томас. – Гораздо большее заблуждение – это то, что было на последнем этапе.       — Досадно, – Пер согласно кивнул. – Уж серебро можно было не упускать.       На протяжении цветочной церемонии Томас разговаривал с ним свободно и раскрепощённо, не чувствуя этих смешанных ощущений дежа вю и обмана, которые были присущи общению с близнецами. Теперь он ясно видел, что это не Андерс, а различил бы их в два счёта, вздумай даже они одинаково одеться, чтобы ввести всех в заблуждение.       До Маттиаса в тот день он добрался только вечером, и то не по собственной инициативе. Поначалу Маттиасу вообще ничего не говорили, восприняв бронзу, как должное. Йохан и вовсе, положив свою медаль к Анниной золотой, грустно произнёс:       — Может, тоже золото бы было, если б я не отстал.       Анна, искавшая что-то в чемодане, так и уставилась на него, даже не разогнувшись. Её глаза расширились, а сама девушка, наконец распрямившись, решительно сдула в сторону сбившуюся на лицо прядь волос.       — Ты отстал? – вкрадчиво переспросила она, скрещивая руки на груди. – Напомни мне, когда.       — Ну, отставание же с меня началось, – пробубнил Йохан, опустив голову. – Почти шесть секунд…       — Шесть секунд – не панацея, – отрезала Анна. – Да, если критиковать, ты был небезупречен, но кое-кто, кто много говорит и ненавидит весь мир, был небезупречен от слова «совсем».       — Но, может, если бы я приехал в группе, то Андерс, выложившись так же, ушёл бы вперёд, и кто знает, как бы повёл себя Маттиас! Может, в такой контактной борьбе за золото его бы хватило!       — В контактной борьбе за серебро – не хватило, – Анна покачала головой. – Не хватило бы и в других случаях.       А Маттиас Фредрикссон не собирался винить себя в бронзовой медали. Конечно, он ещё не дошёл до того, чтобы считать свою работу на последнем этапе идеальной, но на его взгляд, начало «бронзовому» выступлению положили другие – точнее, другой – а то, что ему не удалось «разгрести» привезённое – его вина в этом лишь частична. Когда за ужином он громогласно расхохотался очередной шутке от Йоргена, который оправился от потрясения на следующую же секунду, предложив радоваться бронзовой медали, Анна сжала зубы, превозмогая желание вскочить на ноги. Она сидела за соседним столиком, удручаясь состоянием Йохана, который с кислым выражением лица уныло ковырял вилкой еду.       — Тебе больше всех смешно? – внятно вопросила она чуть повышенным голосом, обернувшись.       — Смотри с практической стороны, – открестился Фредрикссон. – У нас очередная медаль, а норвежцы по-прежнему с тремя серебряными.       — О да, это прекрасно, – едко поддразнила девушка. – Я всегда смотрю на вещи с практической стороны, но, знаешь ли, не считаю медали норвежцев.       Она не стала продолжать препирательство при всех, но чуть позже решительно преградила Маттиасу путь, находясь в общей гостиной, где больше никого не было.       — Значит, норвежцы? – начала она. – Как я раньше не догадалась! Пока все тренируются и думают о том, как сильнее выложиться и показать лучший результат, твои мысли заняты норвежцами!       — А как о них не думать? – мужчина пытался шутить, явно не польщённый этой тирадой. – Даже у нас они есть – целых два, и каких!       — Не передёргивай, – Анна заметно поморщилась, даже не попытавшись это скрыть. – Лучше перестань себя так вызывающе вести. Как можно относиться к людям и работе настолько пренебрежительно!       — Ну, допустим, не ко всем людям, – поправил Маттиас, криво улыбнувшись. – Например, к тебе я отношусь совсем не так, и ты это знаешь.       — Мы закрыли эту тему! – она вспыхнула, почувствовав прилив жара к щекам. – Ты так ничего и не понял?!       — Злишься, – лениво констатировал Фредрикссон, чувствуя, что девушка теряет ментальное лидерство в их противостоянии. – Красиво злишься.       — Ну, давай, скажи какую-нибудь отвратительную пошлость! – Анна презрительно фыркнула.       Эти слова она будто сняла у него с языка – мужчина уже собрался сравнить её гнев с проявлением другого довольно бурного ощущения, но теперь он поменял тактику с оборонительной на наступательную в прямом и переносном смысле – и просто шагнул вперёд, резко беря её за локти.       — Зачем говорить? – поинтересовался он будто в пространство. – Лучше сделать.       — Не смей! – воскликнула Анна, отступая под его напором. – Ты не станешь!       Но её внутренняя твёрдость и уверенность в себе не помогали – она была женщиной пусть не из числа слабых, но на равных противостоять крупному высокому мужчине было трудновато. Она испытывала знакомое ощущение отвращения и уже не могла ничего сделать, когда наученный горьким опытом, Маттиас прижал её к стене, не позволяя извернуться, чтобы вырваться, или изловчиться, чтобы ударить.       — Ты же не будешь кричать, – прошептал он в сантиметре от её губ. – Ты слишком гордая.       Девушка повернула голову, смотря вбок, стремясь отложить этот момент на столько, на сколько сможет, и теперь шёпот настигал её над ухом.       — И знаешь, твоя гордость только возбуждает, – слышала она. – Поэтому хоть один раз побудь послушной?..       Анна закрыла глаза. Маттиас был прав – она не желала поднимать шум, чтобы не выносить сор из избы. Уж лучше бы кто-то вошёл в гостиную – это было странным, что в девятом часу вечера комната пустует: никто не болтает, никто не смотрит телевизор и не предлагает интересные занятия. Зато следующие мгновения пролетели перед её глазами как чересчур убыстрённые кадры, собранные воедино. Их губы так и не встретились, а напор ослаб, вовсе прекратившись. В комнате совершенно случайно оказался Йохан, идущий к Андерсу за флэшкой. Он оценил ситуацию в один миг, и оценил её абсолютно правильно, применив свою способность распутывать даже самые серьёзные нити человеческих взаимоотношений. Возмущённый вскрик, решительный толчок в сторону, а потом – сильный удар в челюсть, заставивший Маттиаса по инерции отступить к стене и склониться. А когда тот опомнился и выпрямился, затаив во взгляде ответный огонь, Анна поняла, что теперь шуметь не только можно, но и нужно.       — Стойте! – истошно закричала она. – Стойте, не нужно!       Не раздумывая, девушка сорвалась со своего места, вклиниваясь меж двух мужчин, которые откровенно не питали друг к другу ни капли приязни, собираясь продолжать завязанную драку.       — Анна, отойди и не мешай! – впервые повысив на неё голос, Йохан попытался обойти её, но та угадала направление и шагнула следом, зеркально повторяя путь.       — Он впервые говорит что-то дельное! – прогремел голос Маттиаса. – Отойди в сторону!       — Не отойду! – вызывающе крикнула Анна. – Я не хочу, чтобы из-за меня вы расквасили друг другу лица!       Она лукавила – лицо Фредрикссона её никоим образом не волновало, а вот для Йохана подобная схватка не сулила ничего хорошего – он проигрывал своему сопернику и в габаритах, и, скорей всего, в опыте, а внезапность помочь уже не могла. Внезапности не ожидала и Анна – Йохан легко подхватил её, быстро переставляя себе за спину, и мужчины сцепились друг с другом в подобии боксёрского захвата, не желая пропускать удары.       — Кто-нибудь! – в отчаянии воскликнула Анна, раскрывая дверь. – Кто-нибудь, идите сюда! Помогите, наконец!       Андерс, Томас и Бьорн появились быстро и не без труда растащили дерущихся, но пыл не остудили – Альсгорд крепко держал Маттиаса, а порывающегося вперёд Йохана сдерживали двое.       — Правильно, Томас, держи крепче, а я его бить буду! – надрывался он.       — Тихо, тихо, – пытался вразумить Андерс. – Бить – это негуманно.       — Негуманно! – тот согласился, но быстро объяснил нетипичное для себя поведение. – Но он приставал к моей девушке!       — Что? – Сёдергрен нахмурился. – Опять?       — Она ко мне со своими нотациями полезла, – осклабился Маттиас, – я и не удержался.       — Так, – громко призвал внимание всех Альсгорд. – Анна, Бьорн, вы берёте Йохана и уходите. Андерс, а ты поможешь мне поговорить с ним, – глазами он указал на Маттиаса, который уже прекратил сопротивляться.       Следующие два дня были для лыжников свободными от гонок, и утро второго Андерс коротал в компании брата, отправившись прогуляться по городу. Оставалось две дисциплины, из которых можно было выжать неплохие дивиденды, но после эстафеты ситуация в команде стала напряжённой.       — Это грустно, – делился Андерс своими мыслями. – Абсолютно нездоровая обстановка. Бринка с его постоянными приколами многие едва терпят, Бритта везде суёт свой нос! Фредрикссон и Олссон друг друга открыто ненавидят, так первый ещё и провоцирует, втягивая и брата. Вдвоём они высказывают недовольство тренерским штабом и провоцируют. Такого не должно быть, – тон снова стал спокойным. – Когда мы станем относиться друг к другу по-другому, всё и будет по-другому.       Пер слушал его тираду со спокойным, почти отречённым, лицом, но в одном моменте оживился и хитро сощурил глаза.       — Ты сказал: «тренерский штаб», – провокационно произнёс он. – Так что, у вас с Томасом всё серьёзно?       Андерс поглядел на близнеца с опаской, пытаясь прочесть в его лице если не порицание, то хоть какое-то отношение. Зато вместо чёткого ответа у него получилось что-то нечленораздельное, состоящее из многих непереводимых «э-э-э», «да мы» и «в общем», и Пер, в очередной раз, рассмеялся.       — Конечно, любой тренер будет возмущаться, что ему не рассказали о наличии брата-близнеца. От кого ты скрываешь? – фраза была простой, но наиболее точной. Андерс пытался запутать собственное отражение.       — Да, – тихо ответил он. – Всё серьёзно. Только ты сразу не отрицай, хорошо?       — Какое уж отрицать? – Пер попятился. – Мне чтобы осознать-то, нужно время, а ты говоришь об отрицании. Неожиданно – да. Непонятно – более чем. Но это исключительно ваше дело.       Днём позже Бьорн Линд стал двукратным олимпийским чемпионом, а Тобиас Фредрикссон добавил к командному спринтерскому золоту личную бронзу. А дистанция медалей не преподнесла: в заключительной гонке Игр, коньковом марафоне, Андерс Сёдергрен стал шестым, проиграв победителю чуть более двух секунд. А его сожаление было очень похоже на сожаление Йохана после аналогичного результата в «разделке».       — В Ванкувере полтинник – классический, – он с размаху сел на кресло, сцепив пальцы в замок. – У меня не будет никаких шансов. Дистанция – моя, стиль – не мой.       — Что ты зацепился за Ванкувер? – как логик и прагматик, Томас уже успел просчитать варианты на будущее. – Будет тебе коньковый марафон через восемь лет.       — Коньковый марафон будет, – Андерс поднял бровь, думая, что его разыгрывают. – А вот буду ли там я? Мне, как-никак, будет почти тридцать семь. Знаешь, возраст солидный, пока даже страшно задумываться.       — Всего-то! – отмахнулся Томас. – Хорошо, я тебя лично к этому марафону подготовлю. Идёт?       — Ловлю на слове, – усмехнулся Андерс, ударяя по протянутой ладони.       Вторая в двадцать первом веке белая Олимпиада закончилась, для лыжников, в основном, став парадом «старой» гвардии, заслуженного поколения – и, вероятно, последним парадом. Многие триумфаторы следующих Игр смотрели Турин по телевизору.