Трасса «Скандинавия»

      В любовь с первого взгляда можно было не верить, но сомневаться в ней, когда всё случилось – дело гиблое. Даниэль обрёл смысл жизни за мгновение, быстро заполнив пустующую нишу, но когда в дело вступило переосмысление – думал, что потерял вновь. Всё предприятие казалось бесперспективным, а любые чувства – смешными, и он лишь убеждался в том, что любить – глупо, бесполезно; любовь является ненужным ярким всплеском на спокойной линии жизни. Даже то, что этот минутный всплеск заставил на время почувствовать себя в разы живее, чем обычно, больше не являлось аргументом. Дани, привыкший видеть мир в тёмных красках, упорно гнал от себя мысль, что возможность любить – это то, что сделает его жизнь ярче. Ведь Маркус был с Шарлоттой, и начали встречаться они явно не недавно – такие выводы можно было сделать, понаблюдав за ними буквально несколько минут. Переглядки, смех, прикосновения – пусть и дружеские, вроде похлопывания по плечу – Дани видел это собственными глазами, которым привык доверять. Разум перекрывал интуицию, которая отнюдь не была его слабой стороной. Встречную же улыбку от Маркуса он считал исключительно хорошей воспитанностью оного, но никак не проявлением интереса.       Хотелось скрасить одиночество: своё, его – Даниэлю казалось, что Маркус не может быть один. Маркуса нужно было крепко обхватить обеими руками, обнимая его хрупкую фигуру, и никогда не отпускать, с каждым днём открывая в нём всё новое. Но пока подобные мысли оставались несбыточными, а в его присутствии Хелльнер становился другим. Улыбающийся в компании ровесников и смеющийся действительно удачной шутке Эмиля, он был не таким, когда рядом оказывался Дани – в рабочей ли обстановке или неформальной. Серьёзность оседала на лице, а отсутствие улыбки делало его выражение иным. Полные губы смыкались, демонстрируя собранность, а глубоко посаженные глаза странного серо-синего оттенка смотрели куда угодно – только не на Рикардссона. И тот объяснял это полностью противоположно, будучи незнакомым с оптимизмом и реализмом.       К концу сбора дошло до того, что Маркус начал вскакивать и, находя предлоги, выбегать из помещения под недоумённые, но разные взгляды привычной компании. Анна и Эмиль пожимали плечами, сам Дани смотрел вслед немигающими глазами, Шарлотта качала головой. Пока она молчала, потому что подобные проявления были новыми в их отношениях. Зато уколов совести и неудобств в поведении не ощущал Эмиль, и в один из последних на сборе вечеров Анна влетела к себе в комнату в слезах, пряча лицо в ладонях. Шарлотте не понадобилось много времени, чтобы понять, что произошло: Анна подняла на неё заплаканные глаза и, всхлипывая, сообщила:       — Йонссон сказал, что у меня кривые зубы!       Вторая так и замерла с широко распахнутыми глазами, сидя на краю кровати.       — А он у нас, конечно, писаный красавец с идеально ровными, – презрительно бросила Шарлотта. – И нужно из-за этого реветь? – теперь она обращалась непосредственно к Анне. – У мальчика гормональный всплеск, он просто не знает, как привлечь к себе твоё внимание.       — Куда ещё больше привлекать?! – та всплеснула руками. – И так надоел!       — Ты ему нравишься, – Шарлотта легко пожала плечами. – Вот он и бесится.       — Когда человек нравится, внимание привлекают другими способами, – горячо возразила Анна, перебросив вперёд длинную косу и начав её теребить.       — Ну, а он вот такими, – подчеркнула Калла. – Значит, он умеет только так.       — Надеюсь, он лезет ко мне просто из вредности, – Анна поморщилась. – Представлять то, о чём ты говоришь, в его контексте мне даже страшно, – девушку заметно передёрнуло, а потом она произнесла более мягким тоном: – Вот на вас с Маркусом посмотришь и по-белому завидуешь…       На этих словах Шарлотта в буквальном смысле открыла рот, несказанно удивившись.       — На нас с Маркусом? – растерянно переспросила она. – Почему на нас с Маркусом?       Теперь пришёл черёд Анны недоумевать: она в упор смотрела на подругу, но не могла ничего произнести – не понимала, куда клонить и как объяснять то очевидное, что она видела своими глазами уже не один год знакомства по юниорской сборной. К счастью, вызванную молчанием неловкость прервала Шарлотта, догадавшаяся, что Анна имеет в виду.       — Мы с Маркусом не встречаемся, – с робкой застенчивой улыбкой произнесла она. – И никогда не встречались.       Анна выглядела полностью потрясённой, забыв даже о своих недомолвках с Эмилем, а Шарлотта одними губами продолжала улыбаться.       — Я встречаюсь с Тийо, – пояснила она. – А Маркус… мы просто лучшие друзья.       Вторая глядела чуть недоверчиво, не осознавая, что такое возможно. Ей нравилась романтика, нравились трепетные отношения, а уж перенося обращение Шарлотты и Маркуса в мир фантазий, она видела и вовсе идеальную чувственную любовь, которая привлекала её по всем пунктам.       Шарлотта не могла открыть ей большего, оставляя это самому Маркусу. Она знала о его предпочтениях с самого начала и делиться ими с Анной не хотела ещё и по этой причине. Люди постоянно видели то, чего не было на самом деле.       — Но Маркус же тебе нравится, – протянула Анна, и Шарлотта, вздохнув, закатила глаза.       — Да нет же, – она ответила чистую правду. – Точнее, не в этом плане. Мы просто друг другу нужны, вот и всё.       — Не понимаю, – вторая покачала головой.       — Мы как сообщающиеся сосуды, – Шарлотта пробовала объяснить, прибегнув к сравнениям. – Бывает, разругаешься с кем-нибудь в пух и прах, настроение на нуле, хочется рвать и метать – а потом с Маркусом буквально пять минут пообщаешься – и как ничего и не было.       У Анны не получалось уловить её мысль – Шарлотта делала всё практично, не подстраиваясь под общие нормы морали – для их надиктовывания у неё был Маркус. Сама же Ханссон, внутренне путешествуя по мирам своих любимых книг и отождествляя себя с лирическими героинями, и на происходящее в жизни смотрела более идеализированно. Именно это цепляло в ней Эмиля, но выразить свои настроения способом лояльным он не мог – из-за бунтарского и, в какой-то мере, вредного характера.       Первый сбор закончился, и это была абсолютно новая сборная Швеции по лыжным гонкам. Пока не собранная и не сплочённая, всё ещё раскиданная по группам и объединениям, но уже абсолютно другая.       Добраться на второй для новичков сбор оказалось сравнительно легче: он проходил в Швеции, и всё казалось куда более простым и привычным. Вчерашним юниорам ещё не приелись постоянные переезды, и поэтому они продолжали отмечать новые места и приглядываться к ним. В этот раз к команде присоединилась Анна Дальберг – ещё не восстановившаяся, но не пожелавшая находиться дома. Своё прибытие она объяснила тем, что не может сидеть, сложа руки, а на сборах рабочей является хотя бы обстановка. Поэтому при расселении в небольшом уютном хостеле она заняла своё привычное место рядом с Йоханом – тот больше не был похож на того умудрённого жизнью и деспотичными правилами человека, каким его запомнил Маркус. Олссон стал собой обычным – чуть растерянным молодым мужчиной с мечтательным взглядом.       Приезд Дальберг оставил и другие следы, и почти всё расселение, с трудом закреплённое на прошлом сборе, сдвинулось. Шарлотта едва успела разложить сумки в их с Анной номере, когда дверь раскрылась, и в комнату влетел взмыленный Маркус, судя по раздававшемуся ранее грохоту, нёсшийся по лестнице с верхнего этажа. Он едва не сбил с ног выходящую в коридор Анну и прокричал ей вслед:       — Извини, пожалуйста, я тебя не заметил!       — Ничего страшного, – Ханссон улыбнулась и двинулась дальше, а Хелльнер предстал перед Шарлоттой, и та в удивлении округлила глаза. Маркус никогда не бывал дёргано-неврастеничным, но сейчас он разве что не подпрыгивал на месте – кусал губы, теребил собственные пальцы и постоянно приглаживал волосы, что было бесполезным в его случае.       — Пожар? – осторожно спросила девушка.       Хелльнер активно замотал головой и протестующе замахал руками – голос повиноваться почему-то оказывался, и Шарлотта продолжила:       — Землетрясение?       Снова опровержения, и она пустила в ход юмор, логически поняв, что никаких стихийных бедствий не происходит.       — Тренировку отменили?       — Да нет же! – Маркус тоже не выдержал и снова взмахнул руками.       — Кто-то сломал ногу? Упал с лестницы? С крыши? Хелльнер, скажи, наконец, что происходит!       — Я… я буду жить у вас в номере, – парень-таки смог заговорить – быстро и почти неразборчиво, Шарлотта разбирала его слова только из-за того, что была долго с ним знакома. – Я могу спать на полу, только принесу матрас, подушку и…       — Ты мог бы спать на кровати, – прервала девушка. – Мы бы поместились на ней втроём, только Анна неправильно поймёт. Но тебе всё же лучше рассказать, почему ты жаждешь переехать сюда.       — Да, Анну это может смутить, – Маркус почесал лоб и задумался, вновь не обратив внимания на её вопрос. – Вообще наличие меня в номере может смутить. Тогда надо поменяться! – его словно озарило, он схватил Шарлотту за запястья и притянул к себе, радостно улыбаясь. – Точно! Только вот с кем?! С кем поселили Эмиля, не знаешь?! Он бы мог, как и в прошлый раз, жить с Ричи…       Пока текли эти мыслеизлияния, он продолжал держать девушку за руки, и обоим было невдомёк, что дверь распахнута настежь. Проходивший мимо Томас Альсгорд, глазам которого совершенно случайно открылось произошедшее, поспешно прибавил шаг и с сарказмом вспомнил, как он считал сборную Швеции «публичным домом» в начале своего сотрудничества. Похоже, всё только начиналось: перед созерцанием непринуждённых взаимоотношений Маркуса и Шарлотты он наткнулся на Анну и Эмиля, которые уже успели встретиться, и девушка кричала на Йонссона, покраснев от натуги. Тогда Томас тоже предпочёл убраться побыстрее. Зарождение собственных отношений с Андерсом, появление искры между Анной и Йоханом – всё это казалось плавным и само собой разумеющимся, а не таким стихийным. Он списал это на возраст, думая, что теперь спокойная жизнь закончилась.       — Значит, причина в Ричи?! – Шарлотта вырвалась и упёрла руки в боки. – Маркус, ты же шутишь, когда говоришь, что не хочешь с ним жить?!       — Я не шучу, – Хелльнер низко опустил голову. – Но в его присутствии я не представляю, куда себя деть. А здесь ещё и одна кровать…       — Маркус, на кровати можно спать, – интонации её голоса казались уставшими. – Просто спать. Вы же оба взрослые люди, разве нет?       — Лотта, я не могу, – он присел на стул и уронил голову на ладони. – Со мной никогда такого не происходило.       — И это не повод делать так, чтобы больше и не произошло! – настаивала девушка. – Нет, Хелльнер, к нам я тебя не пущу, и меняться ты ни с кем не будешь.       — Но…       — Без «но», – она не дала ему возражать. – С кем поселили, с тем и будешь жить, – Шарлотта подошла к нему и присела рядом на корточки, сложив ладони ему на колено. – Маркус, любить – это совсем не страшно. Я так думаю. Постарайся быть собой – тебе это идёт гораздо больше.       — Я попробую, – чуть заторможенно произнёс Хелльнер. – Но всё равно до ночи буду сидеть у вас.       — Не нужно, – живо отреагировала Шарлотта. – Все и так думают, что мы вместе. Тебе не нужно, чтобы так думал ещё и Ричи.       — Я не знаю, что мне нужно, – горько произнёс Маркус. – Я боюсь всего нового, а ещё мне нужно время.       В один из дней тренировка была запланирована только утренняя и в восстановительном режиме, а сборниками занялся командный психолог, решивший вдруг раздать каждому несколько тестов. Некоторые были пройдены накануне и уже сданы, а с результатами некоторых нужно было приходить. Импровизированным кабинетом сделали один из номеров, и вскоре спортсмены толпились возле двери, держа в руках бумажные бланки. Но заходить никто не торопился – психологические тесты казались им необязательными, не всегда объективными и не слишком нужными.       — Психология, – фыркнул Маттиас, умудрившийся развалиться на небольшом диване, вытянув ноги вперёд и перегородив ими коридор. – Да я сам знаю себя лучше любой психологии. Всё это бред.       — Возможно, – сдержанно согласился Андерс, стоящий рядом и сжимающий безупречно сложенный надвое лист. Но ты не переломишься, если узнаешь другие точки зрения. Тебе же необязательно с ними соглашаться.       — Вот ты и иди, и послушаешь про себя, – Фредрикссон махнул рукой в сторону двери. – Подай всем пример.       — Нет, я, пожалуй, подожду, – тот тактично отказался. – Мне нужно присмотреться.       — Трусишь? – Маттиас решил взять его на слабо, но Андерс никогда не вёлся на его провокации, и поэтому Фредрикссону пришлось привычно поменять объект. – Эй, Йохан! Может, ты покажешь чудеса храбрости и пойдёшь первым?!       Олссон поднял голову от своего бланка, внимательно глянул на извечного оппонента и спокойно покачал головой:       — Нет. Я ещё не закончил.       — Ну, конечно, он не закончил, – протянул Маттиас. – Ты хоть что-нибудь можешь довести до конца?       — Маттиас, - Андерс предупредительно коснулся его плеча. Он уже свыкся с ролью так называемого миротворца, объясняющего всем, как нужно себя вести с этической точки зрения. Вот и сейчас он переводил взгляд с порывающегося сказать что-то ещё Фредрикссона на молодёжь, как и всегда, кучкующуюся чуть в стороне. Ему было неловко, что вновь прибывшие, ещё не успевшие стать «своими», видят лицо главной сборной страны с совершенно неприятной стороны. С другой стороны, это было правдой, и скрывать конфликты, сглаживая их, было бы ещё более нечестно.       — Хорошо, пойду я, – Анна Дальберг, как и всегда, была решительнее абсолютного большинства мужчин. – Не думаю, что психолог во сто крат страшнее тренировки, которая должна была быть вместо.       На неё уважительно взглянула Шарлотта, мысленно собравшаяся идти второй, хотел было запротестовать Йохан, но женщина уже хлопнула дверью. Маттиас открыл рот, чтобы сказать что-то ещё, но Андерс смерил его уничижительным взглядом.       — Ещё одно слово, – он произнёс это тихо, так, чтобы слышал только Фредрикссон, практически наклонившись к нему, – и я разозлюсь.       Тот лишь молчаливо смирился. Мало кто в своей жизни видел Андерса Сёдергрена на кого-то кричащим – он виделся, скорее, хмуро высказывающим свои претензии. А Маттиас видел – после стычки с Йоханом на Олимпиаде кроме Альсгорда с ним разговаривал ещё и Андерс – и тогда перед ним стояли два ярко выраженных агрессора. И если громкие, но типичные замечания Томаса просто раздражали, то претензии Сёдергрена, больше похожие на проповеди, почему-то заставляли пристыдиться. Всю следующую ночь он не мог заснуть, размышляя о совести, морали и нравственности, и успокоился только после того, как поделился этим с братом. Тобиас покрутил пальцем у виска, и рассуждения быстро оказались забытыми. Тем не менее, Маттиас не хотел повторения, и поэтому вместе со всеми принялся терпеливо дожидаться Анну, попутно комкая свой листочек и не замечая, что его край становится совсем уж нелицеприятным.       Выйдя, женщина почувствовала себя пришедшей как минимум с экзамена – сразу несколько пар глаз сошлись на ней, ожидая подробного рассказа.       — Ничего страшного и сложного, – быстро сообщила она. – Просто подсчитывают твои результаты, рассказывают о тебе – кстати, очень похоже, и ещё могут сказать, какие у тебя отношения с каждым из команды, – Анна обвела всех взглядом и незаметно выдохнула.       — И, например? – недоверчиво подал голос Маттиас. – Какие ещё отношения?       — Например, идеальные, – Анна обворожительно улыбнулась ему. – Мы с Йоханом идеально подходим друг другу по всем параметрам.       — А у нас с тобой что? – Фредрикссон не заметил, как Йохан едва заметно улыбнулся. – Нет, ты не подумай, что я в это верю, но…       — Я тоже больше верю проверенному, – кивнула Дальберг. – Но, согласись, что всё это напоминает правду. А с тобой мы во многих пунктах схожи, но вот в мелочах начинаются разногласия.       — Какой бред, – находись они на улице, Маттиас бы сплюнул. Однако в душе ему пришлось согласиться. Они с Анной без проблем сосуществовали в социуме, в системе сборной, ранее общаясь по деловым вопросам и крайне мирно соседствуя за обедом или ужином. Однако при любой попытке сближения начиналось полное непонимание друг друга.       — Бред или не бред – неважно, – Дальберг пожала плечами, – а идти всем надо. Раньше зайдёте – раньше выйдете.       — И то верно, – Шарлотта, ранее сидящая вместе с Маркусом прямо на полу, поднялась на ноги и скрылась за дверью.       Её ожидали молча, а вышла девушка улыбчивой и вполне довольной.       — Бинго! – радостно воскликнула она, обращаясь к Хелльнеру. – Лучшие отношения из возможных! – они ударились ладонями, и девушка продолжила: – Я проворачиваю махинации и нахожу приключения, а ты меня от них предостерегаешь. Ты в чём-то не уверен, а я тебя к этому подталкиваю. Ведь так и есть!       — На самом деле, – Маркус усмехнулся. – Особенно последнее и особенно сейчас.       Эмиль, тоже усевшийся на полу, пробормотал:       — Кто бы сомневался.       Даниэль находился рядом с их компанией, но держался чуть более обособленно, возвышаясь примерно в метре. Он до сих пор не сказал ни слова, а непосредственный рассказ Шарлотты навёл на него ещё более глубокую тоску. Он не улавливал, что идеальные с точки зрения психологии отношения могут быть не только любовными; что они просто означают исключительно максимальный комфорт в общении. А Калла тем временем, пока со стороны обособившихся «ветеранов» никто становиться следующим не собирался, побуждала пойти и узнать результаты Анну Ханссон.       — Ладно, хорошо, – та, наконец, согласилась и практически нажала на дверную ручку, когда за запястье её схватил Эмиль, уже оказавшийся тут как тут.       — Нет-нет-нет! – заголосил он. – Пойду я, а то что это, женщины идут, а мы боимся!       Опешившая Анна не могла даже начать протестовать, во все глаза смотря на то, как парень извлекает из кармана порядком пожёванный листок.       — Йонссон, это больше похоже на туалетную бумагу, – девушка поморщилась. – Тебе не стыдно показывать такое психологу?       — У меня хоть туалетная бумага есть, – Эмиль ни капли не смутился, расправляя бланк, – а твоя бумага где? А, Ханссон? Как обычно, забыла или потеряла?       Анна поспешно начала озираться по сторонам, будучи застигнутой врасплох – она поняла, что едва не зашла в «кабинет» без листочка, который продолжает лежать на диванчике, где она сидела. Она развернулась, чтобы взять его, но Эмиль оказался проворнее и успел первым.       — Сейчас же отдай! – закричала девушка, кидаясь вперёд и пытаясь вырвать свой бланк, а Йонссон поднял руку вверх – так, что ей было не достать. – Я не буду перед тобой прыгать! – возмущённо произнесла она, закладывая выбившуюся прядь за ухо.       — Ханссон, ты слишком высоко себя ставишь, – он поморщился. – Мне не нужно, чтобы ты передо мной прыгала, откуда ты только берёшь такие мысли? Какая ерунда. Я просто пойду и послушаю, что скажет про тебя психолог.       — Ты этого не сделаешь! – Анна скрестила на груди руки.       — А ты всё равно ничего не запомнишь, – парировал Эмиль, – а так я хоть послушаю.       Девушка снова рванулась, но безуспешно – из-за двери уже слышалось его бодрое «Здрасьте!»       — Не переживай, – примирительно произнесла Шарлотта. – Ему всё равно ничего лишнего не скажут – всё конфиденциально.       — Почему он такой, – Анна бессильно опустилась на пол, забыв о диване, на котором сидела ранее.       Шарлотта гладила её по плечу, а Маркус сидел, спрятав лицо в ладони. Среди своих сверстников он был таким же «голосом разума», как Андерс среди своих, и не замечал, что поза Сёдергрена была похожей, когда тот наблюдал за происходящим. Братья непринуждённо переговаривались, причём Маттиас активно кивал на дверь, явно поддерживая поведение Эмиля. Бритта с Марией были на своей волне, листая каталог с косметикой и не отвлекаясь на окружение, зато Дальберг с интересом следила за своей тёзкой.       — Ты сразу лезешь на рожон, – спокойно произнесла она. – Просто не реагируй, и он станет выступать гораздо реже.       — Этот – не станет, – пробормотала Анна.       Женщина пожала плечами и ничего не ответила ей, а вскоре ушла, сообщив, что позанимается в тренировочном зале, чтобы не терять время. Вновь потекли минуты ожидания, а когда Эмиль вышел, то чинным ровным шагом направился прямиком в сторону Анны и остановился точно напротив неё.       — Ханссон, я тебя поздравляю, у нас с тобой тоже идеальные отношения! – громко возвестил он.       — Ты врёшь! – та отреагировала мгновенно, сразу же позабыв совет своей тёзки. – У нас по определению не может быть идеальных отношений!       — Ну, почему же, – Эмиль, явно рисуясь, невысоко подбросил свой мобильный телефон и ловко поймал его. – Ведь ты находишь ответ на любое моё слово, а значит, я тебе нравлюсь!       — Ты мне понравишься, когда Земля сойдёт с орбиты, – презрительно бросила девушка.       — Я подожду, – он беззаботно пожал плечами. – А не веришь – зайди и спроси сама.       — Я зайду, только сначала верни мне мой тест! – Анна выжидательно протянула руку.       — А волшебное слово?       — Пожалуйста, верни мне мой тест! – вновь попросила она, вынужденно согласившись.       Эмиль оценивающе посмотрел на неё, наклонил голову вбок и сделал вид, что задумался, после чего произнёс:       — Поцелуешь – верну.       — Что?! – возмущённо воскликнула Анна, упирая руки в боки. – Да ты… Отдай сейчас же! – девушка подпрыгнула и сделала выпад вперёд, пытаясь вырвать лист бумаги у него из рук, пусть даже помяв, да только не успела – Йонссон резко развернулся и припустил по коридору, устремляясь в сторону лестницы. Что-то крича, Анна побежала за ним.       Пока всё внимание было отвлечено, из-за двери уже выходил Маркус, чьё временное исчезновение никто не заметил. Удивлённо посмотрев в сторону, откуда слышался топот, он произнёс:       — Следующий.       Но никто вновь не торопился: Йохан продолжал мучиться над последним вопросом, будучи не в состоянии правильно себя проанализировать, братьям было интереснее за ним наблюдать, Андерс твёрдо решил идти последним, чтобы не допустить очередных стычек, а кто-то ещё и вовсе не дошёл.       — Даниэль, давай ты! – Шарлотта снизу вверх посмотрела на Рикардссона, который был выше неё едва ли не на две головы.       — А никто не против? – отозвался он.       — Никто не против, – заверила девушка. – Ведь никто? – она чуть повысила голос.       — Никто, – с противоположной стороны ответил Андерс, и Дани, привычно пригнувшись, скрылся за дверью.       Описание своего типа он слушал безэмоционально, изредка кивая головой и внутренне соглашаясь с портретом невозмутимого флегматичного парня, обладающего грустными глазами, полными безнадёжного скепсиса. Равнодушно соглашался и с расшифровкой внутренних установок: идеально чувствовать время, не спешить навязывать своё мнение и ужасно ориентироваться в мире чувств. В этот момент выражение его лица даже чуть изменилось – Даниэля на самом деле было бесполезно спрашивать, что он чувствует. Он и сам этого не знал.       Психолог принялся за описание совместимости с партнёрами по команде, когда Дани впервые понял голову и перебил, не дослушав, едва речь зашла о каких-то странных «отношениях активации» с Маркусом.       — Отношения активации? – быстро спросил Даниэль. – Это хорошо? Что это такое?       — Он, между прочим, спросил то же самое, – мужчина чуть улыбнулся, и Дани покраснел, опуская взгляд. Ему, голубоглазому блондину, скрыть смущение было невозможно – оставалось смириться с этим и слушать. – Расскажу и тебе. Это очень лёгкие отношения, при которых редко возникают затруднения в общении. Перегрев может наступить только в течение времени, но потом снова захочется сблизиться. Вы, например, два интроверта, и в связке стали бы более активными, то есть открытыми.       — А почитать про это подробнее можно?       — Зайди завтра, – ответили ему. Рикардссону, действительно, было легче воспринять информацию, разобравшись с ней самостоятельно, а не услышав с чьих-то слов.       Эти визиты в тот день заняли время почти до ночи – так, что исполнивший своё намерение узнать всё последним Андерс вернулся в номер около одиннадцати вечера. Жил он с Томасом, который в этот раз решил плюнуть на народную молву – их дружеские отношения видели все, почему-то никак не комментируя.       — Вас там что, мучили? – терпеливый Альсгорд ни разу не дошёл до «кабинета», несмотря даже на то, что тот находился парой этажей выше.       — Да нет, – отмахнулся Андерс, с размаху садясь в кресло. – Просто заходили по одному, и нам там рассказывали про личность, про отношения… Вполне интересно, кстати.       — По одному? – Томас поднял густые брови. – И там понадобилось сидеть всей толпой полдня? Почему нельзя было заранее договориться о времени? Ты просидел там почти шесть часов.       — Кто же знал, – Сёдергрен пожал плечами. – Когда стало понятно, что это надолго, никто уже не собирался расходиться. А я же не мог уйти – иначе они бы друг друга поубивали.       — Ну-ну, – Альсгорд саркастически усмехнулся и с характерным звуком захлопнул ноутбук. – Всё продолжаешь изображать мать Терезу?       — Хочу сохранить хоть какое-то подобие команды, – невозмутимо отбил Андерс.       — Ладно, ладно, – Томас попытался даже рассмеяться, поворачиваясь к нему. – И? Что же вам рассказывали?       — Да, собственно, всё очевидное, – протянул швед. – Просто никто об этом не задумывался. У Йохана и Анны идеальные отношения, у Йохана и Маттиаса, соответственно, конфликтные, мне на роду написано читать обоим Фредрикссонам морали, ну, и так далее.       — А какие у нас с тобой? – Альсгорд, обычно не любящий вникать в бездоказательное, сейчас почему-то заинтересовался.       — Не знаю, – разочарованно ответил Андерс. – Ты же тест не проходил.       — Так, – Томас вдруг вскочил на ноги. – Ты пришёл минут семь назад, а значит, у меня ещё есть шанс.       Он быстро вышел за дверь, и Андерсу осталось лишь проводить его взглядом и негромко крикнуть вслед:       — У нас – явно не идеальные! Это было бы слишком прозаично!       Альсгорд вернулся быстро, в одной руке держа кипу распечатанных бумажек, а в другой, один-единственный лист со списком вопросов и вариантами ответов: чтобы ничего не перепутать. Он принял привычный сосредоточенный вид, отыскав ручку и принявшись отмечать подходящие суждения, обводя их в круг. Справившись, мужчина точно и педантично подсчитал результат, пользуясь какой-то схемой: аналитический ум позволил не раздумывать над обилием данных, выполнив всё с наскока. Наконец, он распотрошил оставшуюся стопку бумаг и обернулся к Андерсу:       — Ты узнаешь здесь своё описание?       Тот кивнул и склонился рядом, пока Томас пробегался глазами по своему результату и активно кивал головой, иногда поддакивая вслух. Когда свой тип обнаружил и Андерс, Альсгорд начал искать таблицу, про которую объяснил ему психолог. А когда нашёл её и сверил два нужных результата, то заявил:       — Деловые отношения.       — Вот уж действительно! – ухмыльнулся второй. – Более деловых и не придумаешь!       — Нет, кстати, в этом что-то есть, – Томас вновь проскользил взглядом по буквам и зачитал: – «Отношения равных партнёров. Барьеров в общении не возникает, можно сказать друг другу всё, что угодно. Присутствует ощущение разумного минимума, в котором отражается удовлетворение от общения с равным тебе и не скучным партнером»*.       Они удивлённо уставились друг на друга, понимая, что этот кусочек текста совершенно правдиво описывает их отношения вот уже на протяжении года. Разговаривать они действительно могли о чём угодно, не боясь обидеть, подходил к ним и эпитет «деловые»: порой их разговоры напоминали отчёт о работе технического предприятия.       — Конечно, деловые, – первым опомнился Андерс, вновь стремясь перевести всё в шутку. – По йогурту – и спать.       — Спать? – Томас быстро отвлёкся от написанного и повернулся к нему. – Я не планировал спать. Тем более, тебя не было почти весь день.       — Ну, конечно, – Андерс с саркастичным видом кивнул головой. – Чтобы завтра на тренировке Калла обогнала и меня?!       Томас тут же выдвинул ряд логических аргументов, подтверждающих, что девятнадцатилетняя девчонка не обгонит его ни при каких раскладах, будь она хоть сто раз уникальной, но куда больше Андерса убеждало неуловимо сокращающееся между ними расстояние.       Он неслучайно упомянул Шарлотту – на тренировках девушка показывала выдающиеся результаты, и всё шло к тому, что в женской сборной наконец-то появится ярко выраженный лидер, и лидер не только спринта. Так, как она, не выделялся никто. Маркус, которому было выдано столько же авансов, держался на равных со сборной – ему удивлять пока было нечем.       Но даже с трудом восстанавливаясь после тренировок, которые ещё никогда не были для неё столь трудными, Шарлотта-таки смогла припереть Хелльнера к стене, уже не желая слушать его путаные объяснения. Она пошла в наступление, когда тот в очередной раз явился коротать вечер в их с Анной номер. Улучив момент, когда Ханссон вышла в коридор поговорить по телефону, она решительно повернулась к Маркусу.       — Ты так с ним и не поговорил, да?       Парень смутился, опустив взгляд и принявшись разглаживать ладонями ткань на собственных спортивных брюках.       — Откуда ты знаешь?       — Логика, Маркус, логика, – Шарлотта подвинулась к нему и легко постучала кулаком по его темени. – Можно не читать мысли – достаточно просто хорошо тебя знать.       — И что же ты от меня хочешь? – Хелльнер беспомощно откинулся на стуле. – Чтобы я пошёл и прямым текстом признался ему в любви? Чтобы я повесился ему на шею? А если он только посмеётся?!       Посмеяться пришлось Шарлотте – она не сдержалась, прыснув в кулак.       — Я всегда была уверена, что ты опознаёшь чувства во сто крат лучше меня, – улыбнулась она. – Но, оказывается, это лучше получается как раз у меня, и это странно, учитывая, что я улавливаю не сами чувства, а, скорее, механизмы.       — Что мне делать-то?! – Хелльнер пропустил отповедь мимо ушей. – Сейчас уже Анна вернётся.       — Маркус, делай хоть что-нибудь, – Шарлотта прищурилась. – Начни, по крайней мере, с ним разговаривать. Для него и так, кажется, весь мир – тлен, а тут ещё и ты голову морочишь.       — Я не морочу! – он попытался оправдаться. – Он тоже хорош – хоть бы как-то эмоции продемонстрировал!       Вошедшая с телефоном в руках Анна оборвала его на полуслове, и Маркус, кивнув девушкам, пулей вылетел из комнаты.       — Вы поругались, что ли? – не веря, спросила Ханссон.       — Да нет, конечно, – весело проговорила Шарлотта. – Видимо, его шокировали мои советы.       То, что сам он тоже визуально не демонстрирует никаких эмоций, Маркус старательно не замечал. Он старался идти до конца коридора и подниматься по лестнице как можно медленней, оттягивая момент встречи с Дани, но казалось, как назло, что пол услужливо едет под его ногами вперёд. Со сном на одной двуспальной кровати они с трудом, но справились ещё в первый день, даже обсудив при этом неудобства. Причём неудобства совсем не моральные, а практические: рост Даниэля фактически достигал двух метров, да и Маркус уступал всего десять-пятнадцать сантиметров. И хоть из-за своей субтильности Хелльнер выглядел уже раза в полтора, это не отменяло того, что из-за длины конечностей один запросто мог столкнуть другого с кровати. К счастью, пока обходилось: каждый торопливо подбирался поближе к своему краю, в дальнейшем боясь пошевелиться.       Войдя в номер сейчас, Маркус отругал себя за неумение начинать разговоры и не знал, что Дани, скользнувший по нему взглядом со стороны постели, думает о том же. В итоге Хелльнер начал первым, сообщив абсолютно очевидное.       — Я сегодня раньше, – бросил он, направляясь в сторону лежащего на столе ноутбука.       Маркусу в голову не пришло, что большинство людей так и начинает неформальную беседу, и на неё откликаются, подхватывая неофициальный диалог, но Даниэль, как и он, был не из этой группы.       — Я вижу, – Рикардссон пожал плечами, также констатируя происходящее и спешно соображая, что сказать нужно что-то ещё. – Вы что, поругались с Шарлоттой? – подозрительно спросил он первое, что пришло в голову.       Подробно он никогда не задумывался, что именно происходит между Хелльнером и Каллой. Не считал нужным, не заинтересовывался – просто видел, а в себя откровенно не верил, так как от природы не был напористым и не надеялся, что его услышат. Но разглядеть отношения тёплые, ощутив их интуитивно, было по силам даже ему.       — Нет, мы не поругались, – Маркус торопливо перебирал в голове варианты ответа и вдруг понял, что самым подходящим будет правда. – Просто она советовала мне не быть идиотом в отношении тебя, – выпалил он, быстро теряя вдохновение. – Ну… В общем, как-то так.       — В отношении меня? – осторожно переспросил Дани, выпрямляясь. – Что значит в отношении меня?       — Ну… – Маркус опустил голову, заметно покраснев. – Ну, чтобы я… мы… В общем, будто ты сам не понимаешь! – он махнул рукой и дважды порывисто пересёк небольшую комнату.       — Нет, я, наверное, понимаю, – произнёс Даниэль с едва заметной улыбкой надежды, начинающей, однако, его выдавать, – просто реагирую, видимо, заторможенно. Так вы с Шарлоттой не вместе?       — Да нет же! – досадливо бросил Хелльнер. – В этом плане мы никогда не были вместе!       Улыбка Дани становилась шире, и Маркус тонул в ней, мягкой и располагающей, как тонул и в тёплом взгляде светло-голубых глаз. На сегодня он сделал всё, что мог, и уже не представлял, по какой стезе покатится этот вечер потом. Дани в планировании непредвиденных ситуаций чувствовал себя значительно лучше, наоборот, быстро мобилизовываясь. Вот и сейчас именно он взял на себя инициативу, стремясь уже не отдавать её. Первые объятия стали пусть неловкими, но заставляющими сердце биться в два раза чаще. У Маркуса предательски подгибались ноги, и он боялся упасть в самый неподходящий момент, совершенно точно не помня, как впоследствии оказался лежащим на покрывале, сжимающим его ладонь и с интересом слушающим бодрый рассказ. При наличии интересного собеседника Дани мог разговаривать часами. Он рассказывал, что неплохо знает Йохана, живёт в Эстерсунде и всегда оценивает шансы наиболее трезво, хотя люди считают, что чересчур пессимистично. Маркус при малейшем соприкосновении взглядов терял голову, кивая и переспрашивая, а потом обнаружил рассказывающим уже себя – причём свободной рукой он будто чертил схемы, вытянув её вверх.       — И вот так в пятнадцать лет я оказался в Елливаре, – бодро пояснил он. – Разница есть – самый север, на машине больше тысячи километров от Шёвде**, и то, это если по побережью*** ехать, а не через Норвегию, – в уме он нарисовал на потолке карту и теперь махал рукой, как бы показывая расстояние, конфигурацию и маршрут.       — Мне, определённо, легче, – Даниэль даже поёжился. – От Худиксвалля, где я родился, до Эстерсунда, где тренируюсь, раза в четыре меньше ехать. А даже если лень на машине, так поезд прямой ходит.       — Я привык, – Маркус так и не опустил руки, и Рикардссон поглядывал на него с умилением, раздумывая, что же он хочет этим сказать. Дани занялся визуальным изучением его волос, которые забавно кудрявились и торчали в разные стороны. Их неумолимо хотелось потрогать, ощутить на кончиках пальцев, но он пока не решался прикоснуться больше, чем на площадь ладони, а Маркус тем временем выдал: – Жаль, что над нами не звёздное небо. Это было бы интересней.       Даниэль негромко рассмеялся, не преминув отметить, что его самого редко тянет на романтику.       — Да меня тоже обычно не тянет, – удивлённо проговорил Хелльнер. – Что-то странное происходит.       — Видимо, я настолько уныл, что рядом со мной романтиком смотришься даже ты, – произнёс он с нужной долей самоиронии. – Какие могут быть звёзды? Сам посуди: это надо лежать на холодной земле, мокрой траве, ночи холодные… Сомнительное удовольствие, правда? Ещё и обязательно кладбище какое-нибудь рядом.       — Какое ещё кладбище? – Маркус ни на шутку опешил. – Ричи, что за пессимизм?! – он высвободил руку и несильно ударил его по плечу, а Дани, тем временем, совершенно серьёзно глядел на него.       — Самое обычное, – пояснил он. – Ведь если мы выйдем на улицу и решим улечься под звёздами, то по закону подлости мы выберем самое неудачное для этого место.       — Да ну тебя, – Хелльнер демонстративно улёгся на другой бок, поворачиваясь к нему спиной, – со своим кладбищем.       Даниэль разгадал его притворную обиду и поспешил за неё расплатиться, попросту протянув руку и крепко прижав Маркуса к себе. Ему больше не хотелось искать смысл жизни, задаваться вечными вопросами и строить многоходовые планы выживания. Хотелось просто жить и любить, а если уж о чём-то и задумываться, то, например, о том, как признаться ему в любви, чтобы их отношения носили более ясный характер. ___________________________________________________       *Гуленко В.В., Молодцов А.В. – Введение в соционику       **Шёвде – родной город Маркуса Хелльнера, располагающийся на юге Швеции.       ***Имеется в виду побережье Ботнического залива.