Трасса «Скандинавия»

      Мало кто знал, что у Андерса и Томаса был совместный проект, который они надеялись постепенно реализовать, начав с октября этого года. Придуман он был Андерсом, а предназначен для того, чтобы помочь молодым, даже самым юным лыжникам совершенствоваться. Они собирались сделать это предприятие долгосрочным, и с устоявшимся первым снегом, который привычно окутал Швецию на рубеже октября-ноября, приехали в Эстерсунд: проинспектировать жилые здания в виде двух неброских кампусов и лыжню, частично проложенную по известному лыжно-биатлонному комплексу.       Увидев проделанную работу, Андерс удовлетворённо кивнул, Томас же долго и педантично приглядывался к каждой мелочи: и Сёдергрен, и управляющий администратор ждали довольно долго, пока он закончит осмотр и тоже, наконец, скажет, что всё в порядке. Переодевшись в тренировочные костюмы и захватив экипировку, они отправились на трассу: свежую и нетронутую, которую утром ратраки накатают снова, перед приездом юных спортсменов.       Лыжня была быстрой и петляющей, а погода – идеальной для скоростных тренировок. Мужчины пропали на трассе надолго, пронесясь по приготовленному кругу не один и не два раза, и не на самой низкой скорости. Уже смеркалось, когда они вернулись к главному корпусу, параллельно накатывая классикой, а между ними весело бежал чёрный лабрадор по имени Лео, заливисто лаял и вилял хвостом. Щенка принесли девушки-волонтёры, и он оставался жить на базе, уже став любимцем её сотрудников. Андерс, отстегнув лыжи, присел на корточки и протянул к собаке руки, и пёс радостно бросился к нему, кладя передние лапы на колени. Томас невольно улыбнулся, удивляясь этой внезапной инфантильности, и стал договариваться с волонтёрами о дальнейшем времяпрепровождении.       — Ну, наигрался с собакой? – спросил он, когда Лео убежал вслед за девушками.       — Наигрался, – в тон ответил Андерс. – Умный пёс, – спохватившись, он быстро спросил: – Какие у нас дальше планы?       Пусть даже в названии лагеря стояла его фамилия, ему нравилось, что Альсгорд берёт всё в свои руки, распоряжаясь и систематизируя. Андерс, хоть и умел командовать, не любил этого, примеряя к себе скорее функцию хранителя, а вот у Томаса это получалось идеально: он находился в своей стихии, раздавая точные чёткие указания.       — Остаёмся одни, все уходят, – медленно проговорил тот, собирая со снега лыжи. – Нужно поужинать – еда в доме есть, а спальни, сказали, что на втором этаже. А завтра днём приедет орава детей.       Расположившись, приняв душ и отдохнув, они спустились в гостиную, которая приятно удивила, явно контрастируя с простым каменным фасадом корпуса. Выполненная в выдержанно-коричневых тонах, она смотрелась даже богато. В центре стоял большой стол, в стороне, смещаясь – диван, под которым было разостлано пушистое ковровое покрытие. Завершал убранство камин, что стало слишком неожиданным фактором.       — Я не видел снаружи дымохода, – нахмурился Томас. – Надо же, камин.       — Это биокамин, – объяснил Андерс, приглядевшись. – Здесь дымоход не нужен, но огонь настоящий. Работает на этаноле.       — Откуда знаешь? – уважительно протянул Альсгорд.       — Мы с братом покупали такой родителям, – швед пожал плечами. – Сейчас попробую зажечь, нужно только всё найти.       Пока он возился с камином, Томас принёс из кухни разогретую еду и расставлял тарелки, а потом извлек, только ему одному известно откуда, бутылку вина десятилетней выдержки.       — Да, можно, – быстро и твёрдо произнёс он, предвосхищая вопрос, почти сорвавшийся с губ Андерса. – Никто не просит тебя напиваться.       — Ладно, тебе виднее, – Сёдергрен согласился и щёлкнул пультом, включая телевизор. Ему хватило тридцати секунд, чтобы вновь его выключить: передача «Vinterstudion»* на SVT** не располагала к тому, чтобы они смотрели её сейчас. Лыжникам было не очень интересно смотреть передачу о лыжниках, причём о себе же – к тому же, Андерс предпочитал не знать, в каком тоне повествует о сборной шведская пресса.       — Как думаешь, каким сезон получится? – он всё же не удержался, задав Томасу этот вопрос, когда они заканчивали ужинать. Альсгорд внимательно глянул на него, и он поспешил предупредить: – Только не говори, что у каждого будет то, на что он натренировался.       — Но ведь будет именно так, – мужчина усмехнулся, кладя вилку и нож. – Я не Инге, чтобы расписать тебе те факторы, которые видит он.       — А ты попробуй, – настаивал Андерс. – Ведь всё говорит о том, что многое поменяется. После Солт-Лейка*** почти не было новых имён, значит, они будут сейчас.       — Некоторые уже и появились, – Томас невесело хмыкнул. – Ещё в прошлом сезоне. Дело в потерянном поколении. Наше, – широким жестом он объединил пять лет с семьдесят второго года по семьдесят седьмой, – постепенно уходит. Мои ровесники добегают последние сезоны, твои…       — Посопротивляемся для порядка и ляжем под натиском молодых, – делано бодро закончил Андерс.       — Не то, чтобы совсем так… – Томас задумчиво почесал затылок. – Бегать можно долго, вопрос – как бегать, и какова мотивация. Получается, что на первые роли выходит поколение где-то с восемьдесят третьего по восемьдесят восьмой, – прищурив глаза, он в уме прикинул даты. – Хелльнер и Йонссон – восемьдесят пятого года, Нортуг, если мне память не изменяет, восемьдесят шестого, Калла вообще восемьдесят седьмого! А они придут, и придут очень скоро.       — Я понял, – Андерс медленно кивнул. – А то поколение, которое между нашим и новым, как раз и оказывается потерянным. Когда они начинали, им не давали пробиться на вершину мы, а сейчас не дадут новые, более яркие таланты. Странное везение – родиться в нужный момент.       — Благодари небеса, что мы успели родиться в нужный, – ёмко закончил Альсгорд.       Закончив ужинать, они перебрались на диван, потому что оба ценили комфорт, если он был в наличии. Если условия не предусматривали высокий уровень уюта, он был им не нужен, но воспользоваться при образовавшейся возможности – почему нет? Мягко греющий камин располагал к тишине и расслабленности, и Андерс откинулся на спинку дивана, отставив в сторону руку, в которой был зажат бокал. Всё располагало его думать о будущем, о тех изменениях, которые неизбежно произойдут, когда закончит карьеру он, когда больше не захочет мотаться по различным стартам и марафонам Томас. Сейчас он как будто нырнул в ту желаемую жизнь в будущем, ощутив себя именно там. Был отдельный дом, уютная гостиная в нравящемся ему стиле, камин и, конечно, Томас, без которого своей жизни он не представлял. Пусть Альсгорд жил другими принципами, иногда удивляя его резкостью и где-то даже циничностью суждений, Андерс чувствовал, что такие люди привязывают и привязываются навсегда.       — А ты не думал о будущем? – просто спросил он у Томаса, лениво повернув голову в его сторону.       — Будущее – слишком размытое понятие, – практично ответил тот. – Какое именно будущее ты имеешь в виду? Про сезон я уже отвечал.       — Нет, не про сезон, – заверил Андерс. – Про то будущее, когда нам обоим надоест активная деятельность. Да, если тебе угодно, я говорю про приближение пенсии, – он насмешливо поднял брови. – Вся эта обстановка, – мужчина развёл руками, – навела меня на мысли о похожем доме, тишине, покое…       — Дом, тишина и покой – это, конечно, очень хорошо, – заметил Томас, – но для начала нам придётся прийти к некоторым компромиссам.       — Компромиссам? – переспросил Андерс, уже сообразивший, что Альсгорд взглянул на ситуацию со своей, материальной стороны. – Каким компромиссам? Поясняй.       — Для начала – то, где будет находиться этот дом нашей мечты. Ведь на данный момент я живу в Осло, а ты курсируешь между Эстерсундом и Худиксваллем. Ты ведь согласен, что это первоочерёдно?       — Конечно, я согласен, – Андерс улыбнулся краем губ. – Но ты ведь сделаешь так, чтобы меня всё устроило? – он обратил на собеседника тёплый взгляд. – В планировании и начале каких-то дел, где важна структура, ты намного лучше.       — Естественно, я сделаю всё, – Томас собственническим жестом положил ладонь ему на колено и добавил более тихим голосом: – Но остальное – на тебе. Я не умею подбирать обои, мебель, интерьер и прочее.       — Без проблем, – согласился Андерс, накрывая его ладонь своей. Он потянулся за поцелуем, и тот окрасился горьким привкусом коллекционного вина из запасов Альсгорда. Окрасился приторным умиротворением, которое заполняло и заставляло обратить на себя внимание, принуждая ценить такие моменты. Ведь жизнь иногда не вписывалась в планы и готовые оболочки, задумывая непредвиденные сюжеты.       — Да, занудствовать в планировании – моя прерогатива, – шутливо заметил Томас, когда контакт губ распался. – Но ты бы, конечно, ещё детей напланировал.       — Детей?.. – растерянно протянул Андерс. – А почему нет? Мне кажется, у нас бы получилось.       — Не-ет, – Альсгорд неприкрыто рассмеялся, откровенно развеселившись. – Нет, я уверяю тебя, что у нас бы ничего не получилось. Никоим образом. Думаю, не нужно объяснять, почему?       — Я совсем не об этом, – тон шведа был глухим и тягучим, будто бесцветным. – В двадцать первом веке много способов, и ты о них тоже знаешь. Я… о воспитании, – он смотрел на Томаса внимательно и почти не мигая. – Мы бы смогли поделиться очень многим. И дать очень многое, – взгляд стал искренне-обнадёживающим, но Альсгорд прихлопнул и без того робкие мечты слишком резко.       — Нет, – равнодушно произнёс мужчина, покачав головой. – Ты – да, ты бы смог. А я – не представляю. У меня ничего для этого нет и вряд ли может быть.       Андерс медленно кивнул и так же неторопливо поднялся на ноги. Он скрестил руки на груди и неслышным шагом прошёл по паласу в сторону окна, остановившись напротив. Это был самый первый раз, когда они друг друга не поняли, не пришли к общему решению, не пожелали понять. Когда разные жизненные установки не закруглили острые углы, состряпав нечто совместное, а развернулись и больно ударили. Как и всегда, Томас понял его слишком буквально и поторопился дать задний ход, видимо, чересчур воспользовавшись воображением и представив, что он будет пытаться совладать с крикливым младенцем, который у них откуда-нибудь возьмётся, прямо завтра. Андерс высоко ценил консервативные семейные устои, но жить продолжал здесь и сейчас, имея в виду лишь совсем далёкое будущее, да и высказывая его не фактами, а возможностями. Сейчас он понял, что Томаса нельзя было пугать даже предположениями, что подразделяя жизнь на области, тот отделяет их прочными перегородками, и время осмысления семейного института для него ещё просто не пришло. Альсгорд слишком глубоко закопался в работе, в лыжах, и ещё попросту не успел задуматься о чём-то более вечном. Для него это было пугающим.       Освещение было приглушенным, но Томас чётко различал тёмную фигуру даже на фоне такого же тёмного окна, за которым медленно падал снег, ложась пушистыми хлопьями. Андерс флегматично наблюдал за ними, когда ощутил на плечах тяжёлые руки, которые в тот же момент крепко его обняли, прижимая. Он был ниже Альсгорда чуть меньше, чем на голову, поэтому всё казалось уютным и естественным.       — Прости, – негромко проговорил Томас, наклоняясь и почти шепча. – Я слишком чёрствый сухарь, со всех сторон. Я не мастер поэтических сравнений, но если пробовать… Если пробовать, то всё вокруг меня – это снег, а ты пробудил меня от этого снега, где я родился.       — У тебя неплохо получается, – так же тихо отреагировал Андерс, откидывая ему на плечо голову. – Можешь продолжать.       — Пока мне хватает тебя одного, – продолжал Томас медленней, явно потеряв часть вдохновения, – и к более кардинальному я не готов, потому что поменять придётся слишком многое, а у меня это получается крайне медленно.       — Ты воспринимаешь всё слишком буквально, – объяснил Андерс, смотря вперёд и не переводя на него взгляд. – Я говорил исключительно о вероятности, которая, может, возможна, а может быть, нет.       — Хорошо, – Альсгорд выдохнул и несильно качнул его в сторону, побуждая наклониться. Сам он склонился к другому боку, и получилось, что они смотрели друг на друга, хотя Томас по-прежнему стоял сзади. – Ты на меня больше не сердишься?       — Нет, я не сержусь.       — И всё-таки, – взгляд Томаса снова стал живым, будто демонстрируя, что он вновь собирается перейти на юмор, – если ты решишь принести откуда-нибудь ребёнка – постарайся, чтобы это был мальчик. Я хоть как-то буду знать, как с ним справляться.       — Ну уж нет, – с таким же сарказмом отозвался Андерс. – Знаешь, почему-то всегда мечтал о двух девчонках.       — Ты сейчас пошутил, да? – озадаченно поинтересовался Альсгорд.       — Если тебе так удобно – да.       Андерс не шутил, просто умел идти на уступки. Едва заметно покачиваясь, они стояли таким же образом примерно минуту, после чего он снова откинулся ему на плечо, а Томас в привычном жесте нашёл его губы. Они не добрались ни до спален, ни даже до находящегося шагах в десяти дивана – умелой подсечкой Томас заплёл его ноги, подхватывая, и аккуратно опустил на ковровое покрытие, а сам больше не останавливался. Отблески живого огня в камине плясали на обнажённых телах, двигающихся в темпе, близком к быстрому. Может быть, обстановка к такому ритму не располагала, но Томас не ориентировался на окружение, видя и ощущая только их двоих. Как и много раз прежде, время стало единым белым пятном. Андерс сумел сфокусировать взгляд, когда расслабленно лежал на спине, обессиленный, будто после долгой марафонской дистанции, а кожей чувствовал дыхание Томаса, который перекинул через него руку, так и не завершив объятий. Огонь в камине, на который был устремлён взор, медленно догорал, и невольно Андерс задумался о том, что если бы о них писали книгу, это бы непременно что-то символизировало. Он поспешно отогнал эту мысль, которая ему не понравилась, и снова откликнулся на поцелуй – властный и крепкий, но чуть ленивый, побуждающий к отдыху всех мышц. Почему-то ему нравилось ощущать на себе эту власть, эту силу, эту довольно жёсткую любовь; и нравилось подчиняться им, хотя со стороны о подобных тенденциях не подумал бы ни один человек, даже идеально его знающий. Для всех, кто был не в курсе, Андерс Сёдергрен представлялся степенным солидным мужчиной, причём с консерваторскими замашками. Но действительность ломала молву: вместо этого он почти каждый день просыпался в объятиях другого мужчины – ещё более стойкого и харизматичного.       Так было и следующим утром, а за завтраком Андерс привычно просматривал в ноутбуке новости. Тематика прессы была общей, формируя лишь самое важное, и внезапно на экране высветилась фотография Альсгорда. Не потому, что он её здесь сохранил, а в браузере – над одним из материалов, помеченных, как «важные». Андерс пообещал себе в следующий раз отсортировывать спортивные новости и обратился к Томасу, мирно поедающему свой завтрак.       — У нас проблемы.       Тот поднял взгляд и нахмурился, не понимая. К проблемам ничего не располагало: день был пригожим и пока развивался по плану, да и все внешние факторы полностью его устраивали. Андерс, не дожидаясь вопроса, развернул ноутбук так, чтобы было видно обоим, и Томас внятно прочитал заголовок статьи, произнося некоторые звуки на норвежский манер:       — «Intern kritik mot tränaren Alsgaard»****. Внутренняя? – переспросил он. – Наверное, она на то и внутренняя, чтобы быть внутри команды?       — Ну, конечно же, Маттиас, – Андерс хмурился, бегло просматривая текст. – Надо же, и Ларссон чем-то недоволен? – он поднял брови, решительно ничего не понимая, а Томас выхватил фрагмент статьи и избирательно зачитал прямую речь Фредрикссона, на этот раз Тобиаса:       — «Det kan säkert vara bra för Anders Södergren, men jag kan inte se att det ger mig något»*****. Как тебе? – тон был выразительно-ироничным.       — Что? – Сёдергрен ощутимо напрягся и прищурился, выискивая эту фразу. Найдя, он выдохнул и, перегнувшись через стол, отвесил Томасу несильный подзатыльник, незлобно произнеся: – Болван.       В своей речи Тобиас упомянул ещё и своего брата, а имел в виду всего лишь разницу между подготовкой спринтеров и дистанционщиков. Тем не менее, текст нагнетал, форсируя и приукрашивая события. Внимание акцентировалось на том, что одного из тренеров нет на текущем сборе, но при этом сам Маттиас неуклюже подчёркивал, что его подготовка стремится к самостоятельной, и поэтому он пропустил несколько сборов, готовясь в одиночку.       — Но ты же согласовывал, – тихо проговорил Андерс. – Ты же отпрашивался у Инге, говорил ему, что мы будем здесь, и ему даже понравилась наша идея.       — А толку, – ровно отреагировал Альсгорд своим низким голосом. – Сбор длится три дня – они уже поскучали. Пусть Фредрикссон приезжает сюда, в конце-то концов. И брата пусть берёт, и Ларссона, я всё им объясню, что они захотят. Сколько ехать досюда от Бруксвалларны?       — Часа три, – Андерс быстро прикинул расстояние.       — Вот и прекрасно.       Томас как будто поставил точку этим отнюдь не отражающим реальность высказыванием. Ситуация ещё была исправимой, и поэтому он не срывался на агрессию, а лишь сосредоточенно думал, левой рукой крепко сжимая за ручку чашку с кофе. Факты нужно было распутать, расположив их в чёткой последовательности, а тезисы структурировать желательно параллельно, чтобы они не наслаивались друг на друга, не противоречили. Сейчас это представлялось трудным, а чем происходящее было абсурдней, тем уязвимей становился Томас Альсгорд.       — Двух вещей не понимаю, – наконец, молвил он. – Первое – это то, почему он сообщает всё это прессе, а не лично мне. Второе – как может судить меня за отлучку на несколько дней человек, который пропустил несколько сборов? Который позиционирует себя отдельно от команды?       Андерс только вздохнул в ответ. Ему тоже это было неясно, и он уже не надеялся повлиять на Фредрикссона. Томас тоже порой говорил грубо и неэтично, но вокруг него был прочно сколочен узкий круг людей, которые входили в его систему, и ради которых он был готов на очень многое. Маттиас же действовал исключительно в своих собственных интересах, позиционируя себя, как личность.       — Я не люблю говорить плохо о людях, – наконец, выдохнул Андерс, – но когда они заслуживают… Маттиас слишком нерационален. Он может попросту не задуматься о том, что противоречит даже сам себе.       — Я уйду, – бросил Томас, подпирая голову рукой. – Начинать с ним скандал бессмысленно – он такой же упёртый, как я.       — Только попробуй, – на этот раз Андерс отреагировал мгновенно, и Альсгорд сразу сообразил, что это прозвучало отнюдь не миролюбиво, а с угрозой.       — Ладно, – он с силой опёрся ладонями на столешницу. – Будем учить его политкорректности. Что-что, а терпеть я умею.       Вечерами постояльцы одной из гостиниц Бруксвалларны могли собраться в просторной комнате на одном из этажей, где на комфортном расстоянии друг от друга стояли столики на несколько персон, кое-где отгороженные низкой стенкой, и неустанно работал большой телевизор, транслируя самое интересное. Здесь можно было поговорить, перекусить и отдохнуть, если не хотелось созерцать четыре стены в сравнительно небольшом номере. Можно было и что-нибудь купить – рядом работал мини-маркет.       Здесь и устроилось большинство сборников, присутствующих на завершающем снежном сборе. За одним из дальних столиков сидела уже привычная компания. Маркус, откинувшийся в довольно широком кресле, тянул из трубочки сок, в соседнем расположился Дани, через одно – Эмиль, нервно постукивающий по подлокотнику скатанным в трубочку журналом, рядом с ним – Анна, которая была не в восторге от такого соседства. Хелльнер поднял взгляд и убрал свою куртку с пустого места, занятого им ранее: к ним шла Шарлотта, задержавшаяся в комнате.       — Возле ресепшен старший Фредрикссон даёт интервью, – сообщила она, едва успев присесть. Девушка заговорщически наклонилась и понизила голос. – Опять критикует Альсгорда. Нужно завтра с утра купить «Expressen»*****.       — Чтобы собрать все сплетни? – отозвался Эмиль. – Не замечал за тобой этой тяги.       — Эмиль, – устало произнёс, как ни странно, не Маркус, а Дани. – Не перебивай девушку.       — Ричи, да что ты такое говоришь, – Анна махнула рукой. – Это же Йонссон. У него нет никаких понятий.       — Сплетни здесь не причём, – звонко произнесла Шарлотта, прерывая явно наметившуюся перепалку. – Это не сбор сплетен, а оценка ситуации. Лично я планирую оставаться в этой сборной как можно дольше, – она обвела всех твёрдым взглядом. – Все вы, надеюсь, тоже.       — Естественно! – Эмиль энергично покивал головой. – Я отсюда так просто не уйду. Чего хочет Ханссон, я не знаю, но я…       — Если ты будешь в сборной, Ханссон, пожалуй, предпочтёт сидеть дома, – съязвила Анна.       — А я согласен с Шарлоттой, я лучше потерплю Эмиля, – Маркус лукаво улыбнулся, принимая у Каллы негласную эстафетную палочку миротворца. – А ты, Ричи?       — Я – как ты, – торопливо произнёс Даниэль. – Но мне ясно сказали, что в этом сезоне – вряд ли.       — Это неважно, – мягко заметил Хелльнер. – Главное, что сейчас-то мы вместе. Все, – он торопливо поправился. – Впятером.       — Вот именно, – слово снова взяла Шарлотта. – И мы должны не только слепо тренироваться, но ещё и знать, что происходит в команде, где нас, я надеюсь, ждут годы и годы. Это необходимо. Потому что если разгорится конфликт, важней всего будет занять выгодную сторону, и занять её вовремя. Именно поэтому я настаиваю на том, что в ситуации надо разобраться.       — Альсгорд и Фредрикссон вместе гонялись, – протянул Маркус, озвучивая прописную истину. – Откуда ноги растут, понятно, но что конкретно происходит сейчас... Я бы занял тренерскую сторону, – произнёс он более уверенно.       — Безусловно, – Анна подержала его, кивнув головой. – Фредрикссон, он… слишком резкий, – незаметно она покосилась в сторону Эмиля.       — А я не знаю, – отозвалась Шарлотта. – Я не сделаю выбор, пока не пойму, где выгода.       — Это почти однозначно, что для нас выгода – в тренерском штабе, – слово взял Дани, который в знакомой компании активизировался и слыл довольно сообразительным. – Нам не нужен бунт. Мы ещё не укоренились.       — Это, конечно, так, – частично согласилась Шарлотта, – но ведь мы не можем утверждать того, что у тренеров под ногами – твёрдая почва. В таком случае, выгода как раз в обратном – в объединении с активной частью команды.       — Резонно, – заметил Рикардссон. – Но в одном ты права: без фактов, которые явно будут выписаны в утренней прессе, выводов нам не сделать.       — Эмиль, у тебя журнал, – девушка обратила острый взгляд на Йонссона. – Где ты его купил?       — Ты хочешь купить такой же? – парень развернул журнал и демонстративно помахал им, давая всем рассмотреть надпись «Playboy» и обнажённую девицу на обложке.       — Нет, меня не интересуют голые женщины, – Шарлотта даже не изменилась в лице, повторяя вопрос: – Где ты его взял? Здесь купил или из дома привёз?       — Здесь, здесь, – Эмиль явно расстроился, что его шутку не оценили. – Чуть справа от гостиницы киоск, вы разве не видели? О, Даниэль! – он оживился, явно придумав нечто новое, и снова взмахнул журналом. – Может быть, ты хочешь почитать?       — Я?.. – Рикардссон растерялся. – Нет, спасибо, мне не нужно.       Он вновь предательски краснел, да ещё и опустил взгляд, а Йонссон непонятливо нахмурился. Он ожидал либо ответного укола, либо невозмутимого равнодушия, но никак не смущения. Даниэля спас Маркус, протянувший руку и забравший журнал.       — Нужно, он просто стесняется, – заявил Хелльнер. – Спасибо, мы поизучаем перед сном.       — И зачем ты взял такой журнал? – первым делом, когда они вернулись к себе, Дани решил утолить любопытство, кивнув на свёрнутую трубочку у Маркуса подмышкой.       — Тебя спасал, – незамедлительно ответил тот, захлопывая дверь. – Ты бы видел себя со стороны, – Хелльнер издал короткий смешок. – Я думал, волосы покраснеют и задымятся.       — Всё было настолько плохо? – Рикардссон сдержанно улыбнулся.       — Очень плохо, – заверил Маркус. – Поэтому сделаем вид, что нам интересно. Нет, Эмиль бы воспринял всё нормально, но удивился бы. Пока не время.       У него никогда не возникало проблем в обществе из-за ориентации: либо это было в коллективе не единожды и воспринималось, как есть, либо об этом не заговаривалось, предпочтения не были среди приоритетных тем. Сейчас он понимал, что в такой социальной группе, как сборная, ему предстоит провести много времени, а чисто рабочие отношения будут ошибкой, и пока Маркус не знал, каким образом стоит себя позиционировать. Идеальным вариантом была Шарлотта и то, что о них думают все без исключения, но теперь подобное притворство было бы абсолютно бесчестным по отношению к Ричи. Он ударился в раздумья, когда Даниэль действительно взял в руки журнал и принялся листать его, вглядываясь. Заметив это, Хелльнер мигом прекратил размышления, незаметно наблюдая за ним. Перелистывая глянцевые страницы, Дани чуть хмурился, но лицо привычно не выражало заметных эмоций, только зрачки немного расширились, затмевая светло-голубой цвет глаз.       — Нет, – ровно произнёс он, откладывая журнал в сторону. – В очередной раз убеждаюсь, что такое не для меня.       Успевший разлечься на кровати Маркус пробормотал в ответ что-то неразборчивое и сделал в его сторону неловкое движение, которое Даниэль расценил по-своему. Рикардссон долго не думал, ловко подхватив его подмышками и подтянув к себе, а тот понял, что от него требуется, и устроился головой у него на коленях, метнув вверх прищуренный от освещения взгляд.       — Я тоже не очень люблю, – тихо признался он.       — Тебе вообще никогда не нравились девушки? – поинтересовался Дани.       — Если б нравились, у меня бы была девушка, – после некоторой паузы ответил Маркус, который на такой незначительной дистанции терялся, путая мысли и доводы. – Я даже не таюсь – ты знаешь, о ком я. Мы пробовали встречаться, года два назад, и Лотта первой поняла, что именно здесь не то.       Даниэль, обладающий развитым воображением, которое порой и тянуло его в бездну, представил пару трагических сюжетов и сейчас, но Маркус продолжал рассказывать, и он убеждался, что на самом деле всё было куда более прозаично.       — Мы были слишком открытыми друг с другом, – объяснял Хелльнер. – Мы без всяких нареканий могли спокойно дожидаться друга в раздевалках и душевых, без стеснения спали на одной кровати, но больше не было ничего. А в любви не так, – задумчиво протянул он, имея в виду некую секретность. – Совсем не так, – повторил Маркус, блаженно прикрывая глаза. – Я знаю это.       Судорожный вздох выдал, когда Дани вплёл пальцы в его кудрявые каштановые волосы, наконец осмелившись. Он перебирал их, собирая – кудряшки были жёсткими, непослушными, их было трудно пригладить или укротить.       — Ри-ичи, – выдохнул Маркус, инстинктивно откидывая голову в ответ на приятные ощущения. Он всегда остро реагировал на прикосновения – понял это ещё в момент подростковых экспериментов в лыжной гимназии, с друзьями те же пару лет назад – но сейчас ощущал их всей сущностью, каждой клеткой, словно вибрируя.       — Я тоже знаю, – тихо ответил Дани, продолжая его реплику. – Никогда не знал, что такое любовь, теперь – знаю. Это ты.       Признание получилось внезапным и лёгким, не чета мыслям о нём, которые были тягучими, словно липкая масса. Даниэль много анализировал, не очень хорошо себя понимал и не мог опереться на опыт, потому что то значимое и весомое проснулось впервые, хорошо осязаемое, но необъятное. А благодаря Маркусу, невольно подтолкнувшему своими словами, ему не пришлось подгадывать момент, подбирать место и тщательно продумывать слова заранее. Всё получилось само собой.       Маркус приподнялся, и Даниэлю ничего не оставалось, кроме как закружить его в поцелуе, подхватив и крепко прижав к себе. Губы плотно соприкоснулись, соединив и чистый трепет, и лёгкую страсть, которая успела сосредоточиться, теперь выплёскиваясь в судорожных объятиях и неловких прикосновениях. Сложив ладони на его широкой спине, Маркус смущённо улыбался, опустив глаза. Дани, протянув руку, нежно поглаживал пальцами его шею. На лице Рикардссона было очень трудно прочитать эмоции, но сейчас яркие глаза и чуть заметная улыбка выражали бьющее через край бесконечное счастье. ____________________________________________       *Vinterstudion – популярная шведская передача о зимних видах спорта.       **SVT – крупнейшая телевизионная сеть в Швеции.       ***Олимпиада-2002 в Солт-Лейк-Сити.       ****Внутренняя критика тренировок Альсгорда (шведский)       *****Это может быть хорошо для Андерса Сёдергрена, но не для меня (шведский)       ******Одно из крупнейших печатных изданий Швеции.