Трасса «Скандинавия»

      Йохан Олссон мог бы сказочно разбогатеть, если бы за деньги рассказывал всем интересующимся о взаимоотношениях в сборной Швеции. Если бы не скрытный характер, он был бы находкой для сплетников, а если бы сам умудрился родиться болтливой девушкой, секретов бы не утаил никто. Это было самой сильной функцией его личности – подмечать то невидимое, те едва ощутимые нити человеческих отношений, которые для него были абсолютно очевидными.       Последний снежный сбор был в самом разгаре, и он спустился на ужин одним из первых, пока многие находились кто у массажиста, кто у физиотерапевта. Йохан просочился мимо столика, который занимали девушки – из-за природной скромности он не представлял, как мог бы с ними контактировать. Куда больше Олссона привлекал свободный стол в уголку, куда он и направлялся, лавируя с подносом в руках.       Он ещё не успел приняться за еду, когда в кафе появился Дани. Рикардссон огляделся, застыв в дверном проёме, явно так же раздумывая, какое место ему занять. Он умел ценить одиночество – и своё, и чужое – поэтому сомневался в том, что Йохан будет рад компании пусть даже необременяющей и такой же молчаливой. Однако пока он мешкал, единственный оставшийся свободный стол уже занял кто-то другой.       — Не против, если я присяду? – перед тем, как спросить, Дани привлёк внимание Йохана робким покашливанием.       — Конечно, нет, – в ответ Олссон чуть заметно улыбнулся. – Твоей компании я всегда рад.       — А я знаю, что тебе комфортно и одному, – ответил на любезность Рикардссон.       Они были неплохо знакомы, пусть выступали за разные клубы и разные области. Зато иногда встречались на тренировках в Эстерсунде, а ещё раньше пересекались на стартах континентального или внутреннего масштаба, где и сошлись, похожим образом сторонясь шумных компаний.       — Как тебе наш дурдом? – доброжелательно поинтересовался Йохан.       — Знаешь, неплохо, – уклончиво ответил Дани. – Я ожидал, что будет хуже.       Как мог, он лукавил, чтобы не подбросить порцию для размышления, но не знал, что с Олссоном это не поможет – тот, сам того не желая, получал информацию исходя из мимики, полутонов голоса и, конечно, более осязаемых действий.       — Ты на удивление неплохо сошёлся с молодёжью, – вновь резюмировал Йохан, скорее, утверждая, чем спрашивая.       — С молодёжью? – переспросил Даниэль, улыбнувшись краем губ. – Ладно уж тебе, у меня с ними разница почти такая же, как с тобой, только в другую сторону. Шарлотте я бы никогда не дал её девятнадцать лет, а Эмиль и Маркус меня всего на три года младше.       — Кстати, о Маркусе… – протянул Олссон, неловко прокручивая в пальцах вилку и явно силясь скрыть взгляд. – Не уверен, что имею право говорить тебе это, но… Я бы на твоём месте не строил насчёт него иллюзий.       Дани вмиг изменился в лице: его вечно расслабленное выражение вдруг стало хищным, взгляд – остекленевшим, но не заледенелым, а грозящим разлететься на сотни острых кристалликов.       — Мне тоже кажется, что ты не имеешь права этого говорить, – бросил он. – Думал, ты нормально воспринимаешь подобное.       — Я всё нормально воспринимаю, – Йохан поспешил оправдаться, уже коря себя за слетевшие слова. – Я не об этом, и вообще за другими примерами тоже далеко ходить не надо, – он прикусил язык, едва не наговорив лишнего, – просто Маркус… он слишком увлекающийся, и в то же время доверчивый, – Олссон тщательно подбирал слова. – Может, это только пока, из-за возраста, но…       — Довольно, – Даниэль вполне громко прервал его и без того неуверенную речь. – Откуда ты знаешь про нас?       — Видно, – Йохан опустил голову и, чтобы отвлечься, подвинул к себе чашку чая.       — Всем видно? – уточнил Рикардссон. – Кому ещё видно? Кто ещё знает?       — Никто больше не знает, – заверил Олссон. – Мне – видно, я не знаю, почему.       Он не поднимал взгляда, внутренне ругая себя за внезапную откровенность. Своим видением ситуации с Даниэлем хотелось поделиться, как с другом, но тот принял это в штыки, и Йохан уже понимал, по какой причине. Как скептику, Дани всегда было трудно во что-то поверить, ещё труднее было поверить в себя, но когда он пересилил и поверил, любое опровержение казалось не очень профессионально сыгранной насмешкой.       — То есть, ты хочешь сказать, – тихим низким голосом начал он, – что Маркус меня кинет?       — Обрати внимание, это уже ты сам сказал, – выдохнул Йохан. – Не я. Извини, я, правда, не должен был начинать этот разговор. Буду очень рад оказаться неправым.       Даниэль кивнул, но промолчал, больше не желая ничего обсуждать. Вскоре, закончив ужин, он ушёл, оставив Йохана в крайне задумчивом настроении. Если б у того попросили объяснить свои слова, он бы сказал, что видит несостыковки. Внешне Дани казался ярко выраженным лидером, чему соответствовала и разница в возрасте, но внутренне он был жертвой.       Рикардссон поднялся наверх и увидел странную картину, ещё не дойдя до своей двери: прямо на полу коридора восседали с ноутбуком Маркус и Шарлотта. Точнее, это не было удивительным: Интернет ловился только в холле, и периодически на ковролине устраивались целые ряды постояльцев, преимущественно разговаривающих с родными и друзьями. Гораздо меньшее количество людей использовало Сеть для поиска информации, но Хелльнер и Калла в данный момент входили именно в эту часть статистики.       — Что происходит? – поинтересовался Дани, садясь напротив и вытягивая ноги – так, что подошвы кроссовок упирались в другую стену, как раз рядом с Маркусом. – Вы даже не поели.       — Я как раз шёл ужинать, – Хелльнер робко улыбнулся ему, – но Шарлотта теперь активно наводит справки и, кажется, нашла что-то интересное.       — Ну да, именно так, – девушка кивнула, не отрывая взгляда от экрана большого ноутбука. – Сейчас, страница прогрузится, и я вам покажу. Я решила, что проблему нужно проанализировать со всех сторон, и зашла на норвежские сайты – посмотреть, что пишут они.       — И что же они пишут? – Даниэль взглянул на Шарлотту уважительно: ему импонировал её деловой подход, и было интересно, чем закончатся эти начинания. Другое дело, что он не считал проводимую кампанию срочной. По его мнению, правильный ответ мог прийти совершенно внезапно, зависимый не от общественного мнения, а от любой случайности.       — А вот, что, – девушка повернула ноутбук так, чтобы парням было видно. – Полюбуйся на своего героя, – и девушка чуть улыбнулась ему.       Этими словами она, сама того не ожидая, вогнала Дани в краску – тот, конечно, знал, что Шарлотта обо всём в курсе, и совсем не возражал, но не ожидал подобной формулировки. Череда мыслей промелькнула в голове, прежде чем он осмыслил написанный по-норвежски заголовок.       — «Jeg skal knuse Petter Northug»*, – задумчиво зачитал Даниэль слова, приписываемые Маркусу одним из популярных норвежских онлайн-порталов о лыжных гонках. Он нахмурился, не зная, как реагировать: то ли стоит поздравить друга со своеобразным медиа-дебютом, то ли недоумевать касательно повода и резких авансов, обычно ему не свойственных.       Его сомнения разрешила Шарлотта, вновь повернувшая экран к себе и скрестившая руки на груди.       — Не ожидала, что ты с первого же появления в прессе начнёшь делать подобные заявления, – она говорила в весёлом тоне, однако искренне не понимала подоплеки текста – почему вдруг Маркусу понадобилось говорить о Петтере Нортуге, о существовании которого они все знали, но пока не придавали особого значения. Хелльнер сам был удивлён, спешно припоминая обстоятельства, в которых было взято это мини-интервью.       — Да я не так говорил, – пробормотал он. – Норвежцы фильм какой-то снимали, ко мне вдруг на прошлом сборе подошли и спросили, выиграю ли я у Нортуга. Естественно, я сказал, что выиграю, а потом даже поправился – что, по крайней мере, иногда буду выигрывать. Они же преподнесли…       — Как обычно преподнесли, раздули из мухи слона, – Шарлотта поджала губы, быстро закрывая вкладку. – Естественно, ты же не скажешь им, что не выиграешь, иначе понаписали бы чего похуже. Бывают же такие журналисты! – девушка громко возмущалась, понимая, что ответить иначе Маркус не мог.       — Сдался тебе этот Нортуг, – Дани перебрался поближе, садясь рядом. – Пресса совсем уж перебирает. Ты всё правильно сказал, – он вдруг поддался внезапному желанию и, сохраняя абсолютно серьёзное выражение лица, взлохматил волосы Маркуса, а тот улыбнулся и устроил голову у него на плече.       Наблюдающая Шарлотта, тоже улыбаясь, торопливо поднесла ладонь к губам, однако её выдали глаза – живые, смотрящие с неподдельным ярким интересом.       — Мальчики, не здесь же, – с притворной укоризной произнесла она, отправляя девайс в спящий режим и закрывая его, а потом поднимаясь на ноги. – Мало ли, кто пойдёт и увидит!       — Да, пожалуй, ты права, – согласился Маркус, переглядываясь с Дани. Они тоже встали, отряхиваясь, а Шарлотта вдруг сделала шаг вперёд и порывисто обняла их обоих, оставив ноутбук на полу.       — Как же я за вас рада!.. – полуприглушенно проговорила она, едва доставая Рикардссону до плеча.       — Шарли, не здесь же, – мягко ответствовал Даниэль, повторяя её же слова и обнимая девушку за плечо. – Мало ли, кто пойдёт и увидит?       — А втроём – это не лучше, – к нему подключился Маркус, и вдвоём им удалось засмущать девушку, которая решительно отошла в сторону, а спустя несколько секунд все трое заразительно смеялись.       — Ну, хорошо, – по-прежнему улыбаясь, Шарлотта первой предложила разойтись. – Я пойду к себе.       Дани с Маркусом тоже отправились к себе, предварительно зайдя в кафе – чтобы Маркус, наконец, поужинал. Даниэль за компанию выпил чаю, а остальные представители мужской команды уже закончили – пока они сидели на полу вместе с Шарлоттой и её ноутбуком, прошло довольно много времени. Однако Эмиль, прежде чем уйти из-за стола, сообщил, что из Эстерсунда приехали Альсгорд с Сёдергреном, и это, возможно, будет интересно собирающей информацию о природе конфликта Шарлотте. Обсудив эту новость, Маркус и Дани остановились на том, что не будут ей ничего рассказывать, чтобы лишний раз не раззадорить – а завтра девушка увидит присутствие одного из тренеров своими глазами.       Только после этого они вернулись в номер, где Даниэль тут же распахнул настежь балконную дверь – в небольшой комнате было слишком жарко. Днём скандинавское солнце светило прямо в окна, и хоть оно в преддверии зимы было холодным, стены деревянного здания всё же нагревались. На улице держался минимальный «плюс», а батареи топили на полную – поэтому и понадобилось проветривание.       Вскоре Даниэль выскользнул на балкон сам, пока Маркус усиленно щёлкал пультом от телевизора. Чуть пригнувшись и опершись локтями на перила, он запрокинул голову, глядя на тёмное небо. Он не любил романтику, всегда сводя её к чёрному юмору, но сейчас звёзды казались идеальными свидетелями его жизни. Дани в очередной раз понял, что ходит под этими звёздами, предоставляя им наблюдать за собственными действиями. И пока звёзды предоставляли ему лучшее.       Молодой человек улыбнулся, восстанавливая в памяти образ Маркуса, который, судя по эфирным звукам, накрутил каналы телевизора на какой-то футбольный матч. На днях Хелльнер заверял его, что является непривлекательным, стоя перед зеркалом и критически рассматривая собственное отражение. Маркус недовольно дёргал себя за торчащие закудрявившиеся волосы, моргал глазами, которые, по его мнению, были слишком глубоко посажены, и уверял, что ему нельзя улыбаться из-за слишком крупных зубов. Правда, не улыбаться тоже было проблематично – в таком случае чересчур полными казались губы. Дани тогда долго смеялся, а потом пытался объяснить и опровергнуть, а плюнув и на это, доказать поцелуями. Теперь, ловя на коже северный ветер, который в этот вечер не был пронизывающим, он вновь хотел в голос смеяться, раскинув руки, от нахлынувшего осознания. Может быть, Маркус действительно не был всеобщим идеалом. Зато был его идеалом, и он, Дани Рикардссон, никого не собирался в этом убеждать.       — Возвращайся, замёрзнешь, – Хелльнер появился на балконе бесшумно, неуютно ёжась возле двери.       — Ночь будет тёплая, – отозвался Даниэль – Здесь хорошо.       Так же тихо, Маркус подобрался к нему и обнял сзади, коснувшись щекой плеча.       — О чём думаешь?..       — О нашем позавчерашнем разговоре с утра, – признался Дани. – О том, каким он был смешным.       — Нет, но ведь правда, – Маркус вскинулся, подняв голову, но ладоней не расцепив. – Я – это смешно. Вот ты – красивый, – он вздохнул, улыбнувшись. – Высокий голубоглазый блондин – это ведь идеал!..       — Не нужно об идеалах, – тихо осадил Даниэль. – Они слишком субъективны.       Маркус послушался и замолк, вновь наслаждаясь тишиной и его обществом. Но из соседнего номера – балкон был смежным – послышались громкие голоса, и Хелльнер первым недовольно глянул в ту сторону. Голоса не утихали, и он решительно направился ко второй двери, но Дани успел перехватить его за запястье.       — Постой. Это варварство – идти ругаться через балконную дверь.       — Но время уже не раннее! – Маркус возмутился и дёрнулся, но его держали крепко. – Мы могли спать!       — Десять вечера, – Даниэль флегматично повёл плечом. – Постучи в стену или выйди в коридор и иди через дверь. А вообще, я думаю, они скоро закончат спорить. Мало ли, у кого что случилось – зачем лезть на рожон? Ничего хорошего может и не получиться.       — Ну ладно, ладно, – тот согласился. – Но если они не перестанут, я постучу. Соседи не перестали, и Маркус собрался было принять меры, когда Дани вдруг поднял вверх палец.       — Тихо, – быстро произнёс он. – По-моему, я узнаю эти голоса.       Голоса, и вправду, оказались знакомыми. Приехав в Бруксвалларну несколькими часами ранее, Томас и Андерс заняли смежный номер, который до этого пустовал, и их бурная плодотворная дискуссия постепенно переходила на повышенные тона.       — Тебе не нужно ничего улаживать самому, – громко убеждал Альсгорд. – Пообещай мне, что не будешь этого делать!       — Такого обещать я не буду! – гневно отвечал Андерс, оскорблённый подобным собственничеством. – Ко мне Маттиас хоть иногда прислушивается, а тебя он просто-напросто пошлёт, даже если ты захочешь спокойно с ним поговорить! Он тебя даже слушать не станет!       — Придётся заставить! – не сдавался Томас. – Тебе с ним ещё много лет бегать и тренироваться – зачем ты будешь портить отношения?! Совсем недавно пёкся о сохранении командного духа!       — Тебе тоже ещё много лет его тренировать! – на фоне такой безэмоциональной глыбы, как Альсгорд, даже Андерс выглядел вспыльчивым. – Мой выбор между тобой и настроениями в команде очевиден! – он хаотично перемещался по маленькой комнате туда-сюда, а от недвижимо сидящего на кровати Томаса присутствовал только громкий голос. Альсгорд совсем не разделял его предположения, сомневаясь в том, что задержится в сборной Швеции на долгие годы. Ситуация скатывалась по наклонной, и не по его вине – но пока приходилось признавать, что города берутся наглостью, а не дипломатичностью.       — Послушай, – Томас, наконец, перехватил его за запястья и смог развернуть к себе лицом, теперь глядя снизу вверх. – Ты говоришь о выборе не между мной и командой – ты говоришь о выборе между мной и собой самим. Я тебя прошу – выбери себя. Подумай о себе. Резко отказываться от чего-то – это не совсем правильно, ведь в дальнейшей жизни может пригодиться всё и все. Из-за меня не нужно ругаться с кем-то другим, у тебя разгар карьеры.       — Опять этот твой расчёт, – досадливо пробормотал Андерс, высвобождая руки. – Меня не держит карьера. Не держит, понимаешь?! У меня есть ты, а то, первое место я займу или семьдесят третье – отходит на второй план!       Они и впрямь жили разными ценностями – идеалистические противопоставлялись материалистским. Андерс мог бы легко отказаться даже от самой успешной карьеры, если бы впереди его ждала идиллия в окружении любимых людей. Томас не мог – ни от своей, ни от его. Андерс сразу отсекал то неправильное, ясно намекая не устраивающим его людям на необязательность дальнейшего общения. Томас усердно сохранял дистанцию, практично полагая, что когда-либо это случайно сможет принести ему выгоду. Он покачал головой и вздохнул – не желал скандала, но Андерс на него старательно напрашивался, яростно отстаивая своё право героически лезть на амбразуры в их споре с Маттиасом.       — Не понимаю, – наконец, честно ответил Альсгорд. – Но не считаю, что из-за моих убеждений ты должен менять свою точку зрения. Каждый волен думать так, как считает нужным.       Считаться с мнениями друг друга, не принимая их, они привыкли – в некоторых обсуждениях общий знаменатель действительно не находился. Сейчас градус спора несвойственно повысился, но быстро возвращался к норме. Однако решение так и не было найдено.       — Ладно, – припечатал Андерс. – Решим всё завтра. Утро вечера мудренее. Я открою окно? Жарко стало.       На балконе Дани, услышав шаги, едва успел втолкнуть Маркуса в номер и перешагнуть порог сам – иначе они рисковали бы быть замеченными даже под покровом тёмного вечера. Они долгое время молчали, переваривая услышанное каждый про себя – только примерно через минуту Хелльнер отрывисто спросил:       — Это же то, о чём я подумал?       — Видимо, да, – Даниэль заторможенно кивнул.       — Наверное, – Маркус тут же согласился и с ним, и сам с собой. – Андерс выражался вполне однозначно. Ну, дела-а-а, – протянул он.       — Мы не будем рассказывать об этом Шарлотте? – осторожно уточнил Дани. – Имеем ли право?       — Нет-нет, – поспешно ответил Маркус. – Мы не должны были слышать этот разговор.       Он был крайне удивлён и продолжал находиться в задумчивом настроении весь остаток вечера, и в следующий раз заговорил, только когда они собирались спать, по очереди приняв душ.       — Хотел бы я понять Андерса, – протянул он. – Это так удивительно.       — Что именно ты считаешь удивительным? – Дани его не понял, считая невольно подслушанное пикантным именно в контексте сборной, где подобные отношения тренера со спортсменом выбивались на общем фоне, но никак не удивительным в общем плане.       — Но Томас же норвежец, – медленно проговорил Маркус. – Не швед. Это немного странно.       — Ну, норвежец, ну и что? – Рикардссон снова не разделял его изумления. – Любовь-то у всех одинаковая!       — Нет, – Хелльнер покачал головой. – Не у всех. То есть, это не от национальности зависит, – он торопливо пояснил сказанное, – а от людей, но любовь всегда разная. Разной окраски, разной насыщенности, разного… – он щёлкнул пальцами, подбирая слова, – накала! И подходит каждому разное.       — Я тебе верю, – улыбнувшись, Дани согласился. В оттенках человеческих взаимоотношений Маркус разбирался куда лучше.       А Андерс, которого Хелльнер так стремился понять, не понимал сам себя, что всегда раздражало его больше всего на свете. Он не видел разрешения получившейся конфликтной ситуации. Томас мог только лишний раз поругаться с Маттиасом, поощрив таким образом его активность в прессе, а вмешательство его самого дезориентирует совесть Фредрикссона максимум на сутки, и тот продолжит раскачивать лодку. ***       Предстояло войти в новый сезон, который казался новой жизнью со всех сторон. Для старожилов было странным то осознание, что Олимпиада в Турине позади, а следующая – через долгие четыре года. Новичкам странным было и вовсе всё. Шарлотта успела пообтереться в именитой компании, пробежав на вынесенном спринтерском этапе в Дюссельдорфе; Маркус и Эмиль пробовались в конце прошлого сезона, Дани, который благодаря расширенной квоте домашнего этапа получил право стартовать, имел несколько единичных стартов несколько лет назад. Первым в карьере этап Кубка мира в Елливаре был только для Анны Ханссон, которая по своему обыкновению начала волноваться за несколько дней до старта.       Масла в огонь подлил Инге Бротен, сообщивший девушкам, что только одна из них в этом сезоне продолжит выступления в Кубке мира – та, которая будет выше на коньковых десяти километрах. С ним тут же не согласился Альсгорд, для которого кандидатура была понятной на сто процентов.       — Зачем сталкивать девчонок лбами?! – недоумевал он. – Вам и так ясно, которая из них лучше! Не в обиду Ханссон, сейчас это очевидно!       — А может быть, в боевой обстановке она окажется устойчивее, – невозмутимо отвечал Бротен. – Я поместил их в стрессовую ситуацию – вот и посмотрим, кто справится лучше.       — Такая «боевая обстановка» может сломать карьеру, – бросил Томас, – когда она ещё толком и не началась.       — Значит, это будет закономерно, – Инге пожал плечами. – В сборной не должно быть людей, которым одна неудачно проведённая гонка перечёркивает мотивацию.       — Это… это тоталитаризм! – Альсгорд чуть повысил голос. – К чему такая политика?       — Да, пусть будет тоталитаризм, – сегодня Инге Бротена было невозможно вывести из равновесия. – То, что ты называешь тоталитаризмом – элементарная проверка нервной системы.       Томас чувствовал, что скоро дойдёт до того, что он сам не пройдёт эту проверку, на кого-нибудь сорвавшись. Ему хватало проблем с прессой, которую по-прежнему подогревали заявления Маттиаса, накануне вновь с удовольствием прокомментировавшего пресловутый последний сбор. Потеря позиций на тренерской бирже в планы не входила, но нити управления тренировочными процессами постепенно ускользали из рук. Решения Инге Бротена казались ему нелогичными и несистемными, он видел разброд и полное отсутствие кропотливого стратегического планирования. Да, Инге вытянул из юниорской сборной невероятно талантливых Хелльнера и Каллу, к спринтерской группе подключил Йонссона, но, по мнению Томаса, нельзя было ограничиваться гипотетическими шансами, которыми золотая молодёжь сможет воспользоваться лишь через несколько сезонов. Никто не отменял текущего Кубка мира, никто не отменял грядущего чемпионата мира в Саппоро – медали на котором будут завоёвывать ещё не Хелльнер, Калла и Йонссон, а те, кто боролся за награды в Турине.       И пока именно он оказывался прав: собравшийся в комнате у Шарлотты и Анны консилиум успокаивал именно последнюю.       — Как-то не очень правильно со стороны Инге, – расстроенно говорила Калла. – На сборах он явно давал нам обеим понять, что мы в команде.       — Может быть, он лукавит, – настаивал Маркус. – Просто хочет вас испытать, а оставит обеих?       — Да, конечно, оставит он обеих, – скептически фыркнула Анна, сидевшая на кровати, обняв колени. – Куда он денет Андерссон, Норгрен, Рюдквист, Стрёмстедт? Это ещё Дальберг травмирована. А я знаю, что проиграю.       — Может, это и к лучшему? – на край постели присел Дани. – Ты не можешь знать наверняка, как всё обернётся для тебя на Кубке мира. Может, год спустя будешь радоваться, что не попала в основу именно сейчас.       — Конечно, всё может быть, – меланхолично ответила девушка. – А ведь правда! – внезапно она просияла. – Я не увижу Йонссона как минимум до чемпионата Швеции!       Она не учла, что Эмиль находится в этой же комнате, и не заметила лёгкого дуновения грусти, промелькнувшего в его глазах во время её высказывания. Однако парень быстро взял себя в руки, оставшись верным своим острым словесным притязаниям.       — А я, между прочим, планировал болеть за тебя, Ханссон, – признался он, скрестив руки на груди. – Чисто по территориальному принципу, конечно – мы же из одной школы, как-никак. А теперь даже и не знаю.       — Эмиль, Анна сейчас скажет, что ты можешь болеть хоть за Марит Бьорген, – рассмеялся Маркус, – лишь бы с ней не заговаривал.       — Так я же сейчас и не заговаривал, – вдруг понял Йонссон. – Она первой обо мне вспомнила.       Но Анна не торопилась вновь обрушиваться на Эмиля, говоря, что ей неинтересно, за кого он болеет. Ей не было стыдно за то, что она его невольно задела – сам он гораздо чаще делал ей неприятно своими словами – но нотки искренности в голосе девушка всё же разобрала: Эмиль действительно собирался поддерживать именно её в этой заведомо неравной дуэли. И почему-то даже его поддержка была важна.       Большой Кубок мира привычно стартовал коньковыми «разделками», и все привычно решали разные задачи. Шарлотта была самой молодой из стартующих шведских девушек, и именно она стала лучшей, показав выдающийся для себя результат. Она стала седьмой, проиграв тем, чьи великолепные выступления смотрела по телевизору, ещё учась в лыжной гимназии: Катерине Нойманновой, Марит Бьорген, Хильде Педерсен, которая и вовсе годилась ей в матери. Шарлотта становилась лидером команды после первой же элитной гонки: пусть все девушки на сборах выполняли одинаковые нагрузки, после неё была пропасть. Специалист спринтерских дистанций Лина Андерссон финишировала сороковой, а остальные выступили ещё хуже. Совершенно не удалась гонка у Анны Ханссон, которая разместилась далеко в арьергарде итогового протокола.       Шарлотту с Маркусом всегда сравнивали, сравнивали все, кому не лень, и это было неудивительно. Они любили демонстрировать один и тот же результат в один день – частенько на юниорских соревнованиях, не только шведских, но и международных, на одной ступени пьедестала стояли именно Хелльнер и Калла. Чаще – высшей ступени, но и функциональные провалы у них всегда были одновременными. Выходя на старт в Елливаре, Маркус не знал, что через два года они с Шарлоттой одержат здесь свои первые кубковые победы, заставив гулять город, ставший для обоих практически родным. Он не мог знать, что через четыре года этот стадион будет назван в его честь после двух олимпийских побед, и он снова выиграет стартовую гонку, а рядом на подиуме будет стоять Дани. А пока их с Шарлоттой биоритмы впервые не совпадали: Хелльнер стал только пятьдесят девятым, Рикардссон – семьдесят вторым. Эта гонка у шведов не пошла, и седьмое место Шарлотты смотрелось единственным светлым пятном на общем фоне.       В воскресенье должны были пройти эстафеты, и Каллу поставили в первую команду на третий этап – четвёртый доверили более проверенному финишёру, Анне-Карин Стрёмстедт. Мужской состав не являлся конкурентоспособным – Йохан в Елливаре отсутствовал, Андерс после невыразительного выступления в личной гонке попросил о дне отдыха. А Даниэль с Маркусом на общекомандном собрании узнали, что вдвоём попали во второй состав – на второй и третий этапы соответственно. Оба обрадовались выступлению в одной четвёрке, но не это сейчас стояло на повестке дня. Безмолвная атмосфера уныния достигала апогея, ведь следующим вечером Дани вместе с Анной и частью резервной команды покидал Елливаре, чтобы позже выступить на менее престижном Кубке Скандинавии, а Маркус с Шарлоттой и Эмилем продолжали путешествие по самому известному лыжегоночному турниру. Рикардссон и решился выразить общее настроение – уже перед сном, когда включено было только тускло светившее бра над кроватью, а Маркус, уже завернувшись в одеяло и поставив на колени ноутбук, заканчивал проходить уровень какой-то стрелялки.       — Впервые в жизни жалею, что нахожусь не на вершине, а лишь на подступе к ней, – протянул Даниэль, активно расправляя коротковатое для себя одеяло. – Можно я тебе прямо сейчас пообещаю, что в следующем сезоне буду на Кубке мира?       — Я думаю, можно, – Хелльнер улыбнулся и тут же отложил ноутбук на столик, выключив его. – Когда мы теперь сможем встретиться?.. На Рождество? Или и того позже?       — Я не знаю, – разочарованно молвил Дани. – Может, вообще только после сезона или на сборах. А если меня не возьмут на сборы?!       — Ты опять за своё, – мягко укорил Маркус. – Недавно же твёрдо решил отобраться на следующий сезон! И чемпионата Швеции в январе никто не отменял.       — Не верится, – робко откликнулся Даниэль. – Я и сильнейшие из элиты… У меня для этого ничего нет, и это не неуверенность в себе, а констатация факта.       Хелльнер успел даже открыть рот, чтобы начать переубеждающие морали, когда Дани загрустил ещё больше, опустив голову.       — У тебя через неделю День рождения, – удручённо пробормотал он, – а я даже не смогу нормально поздравить…       Маркус медленно вздохнул и решительно повернулся к нему, опершись на локоть, а потом протянул руку и с крайне серьёзным выражением лица коснулся его пепельно-светлых волос, спадающих на лоб.       — Мягкие, – глубокомысленно сообщил он. – Не такие, как у меня.       Дани улыбнулся этой ремарке и пропустил момент, когда Маркус прижался к нему и, крепко обняв, зашептал в губы:       — Я и так всё знаю, слышишь? Мне вообще неважны поздравления. Гораздо важнее – просто понимать тебя. Знать, что ты меня любишь, пусть тебя и нет рядом.       — Люблю, – тихо повторил Даниэль. – Очень люблю.       — И я тебя, – шёпотом ответил Маркус, раскрываясь для поцелуя.       В ту ночь они целовались долго, перейдя барьер своего привычно-неторопливого установленного ритма. Пусть это расставание было не навеки, но оба спешно пытались запомнить то, чего какое-то время не будет – может, месяц, может, три, может, больше. Дани настойчиво ласкал его губы своими, а ладонь ненавязчиво спускалась по телу, отчего Маркус издал негромкий протяжный стон и вжался в него сильнее, позволяя ощутить своё возбуждение. Оба не раз задумывались о том, что могло произойти в дальнейшем, но каждый быстро отгонял эти мысли, не успев даже покраснеть. У Маркуса серьёзного опыта не было – школьные эксперименты по вечерам не доходили до настоящего контакта. Дани некоторое время встречался с девушкой – тихой и молчаливой, которая была непонятна и загадочна даже на фоне его самого – но это прошлое не было обусловлено той безграничной любовью, которую он ощущал сейчас.       Почувствовав неловкость, которая могла перейти в нечто большее, оба остудили пыл, не сговариваясь – Дани снова лёг на подушку, а Маркус устроил голову у него на плече, чтобы больше не позволить активных действий. Они были солидарны в своих мыслях: время ещё не пришло.       — Не перед эстафетой, – выдохнул Хелльнер.       — Решать только тебе, – мягко отвечал Даниэль.       — Я скажу, когда буду готов, ладно?       — Хорошо. Давай спать.       Эстафету они провалили. Впрочем, её провалила вся сборная – чем-то положительным вновь смотрелась лишь феерия Шарлотты, когда она прошла свой этап с третьим временем и вытащила свою сборную с восьмого места на пятое. Правда, на последнем этапе место снова стало восьмым. Первая сборная среди мужчин также остановилась на восьмом месте, а у команды Хелльнера и Рикардссона дело не пошло от слова «совсем». На первом же этапе Бьорн Линд привёз почти две с половиной минуты отставания, и Даниэлю ничего не оставалось, кроме как продолжить его начинание и увеличить это время до четырёх минут. Маркус был не так старателен, отстав всего лишь на полминуты, но зато на последнем этапе постарался Андерс Хёгберг, финишировав в шести минутах и двадцати двух секундах от победителей – немцев.       Возле раздевалок Маркуса и Даниэля, ещё не успевших переброситься ни единым словом, нашёл Эмиль, который в Елливаре не бежал, но готовился к следующему этапу в Куусамо, где должен был пройти спринт.       — Вы что, всю ночь с девчонками развлекались?! – весело воскликнул он, подойдя сзади и сложив ладони им на плечи.       — С какими девчонками? – Рикардссон нахмурился, вновь не поняв юмора, а Маркус, коротко рассмеявшись, произнёс:       — По твоей логике, с девчонками зажигала вся сборная.       — Верно, – Эмиль кивнул и оставил их, в своей активной манере отправившись разыскивать кого-то другого.       — Он почти прав, – Хелльнер широко улыбался, а в глазах плясали озорные искорки. – Можно было не волноваться об итогах эстафеты. Шесть минут или восемь, восемнадцатое место или двадцатое – какая разница?       — Разница в двух минутах и двух местах, – Дани отвечал с тенью обречённой улыбки. – Что ж, первый блин комом. Как бы это не стало нашей последней эстафетой.       — Ну-ну, последней, – Маркус покачал головой и упёр руки на пояс. – Не дождёшься. Да, сегодняшний опыт был неудачным, но в команде мы сильнее. В эстафете мы ещё всем покажем. Надеюсь, не в последний раз вместе выступали.       — Мне бы твою уверенность, – выдохнул Даниэль. Оглядевшись, он уже хотел приобнять Маркуса, но тот вовремя заметил, что к ним снова спешит Эмиль. Тому был нужен именно Рикардссон – Йонссон попросил его о недолгом разговоре, и Дани, донельзя удивлённый и заинтригованный, собрался было отойти с ним в сторону, но Эмиль махнул рукой, сообщив, что это не является секретом, и Маркус тоже может присутствовать.       — Ты же в следующий уик-энд будешь в Будене, на Континентале? – уточнил Йонссон, прекрасно зная ответ. – А сегодня самолётом в Эстерсунд?       — Да, сегодня домой, – Даниэль осторожно кивнул. – А что такое?       — Ты можешь проследить за Ханссон? – Эмиль формулировал свои слова прямо, не ожидая, что кому-то они могут оказаться непонятны. – Она тоже до Эстерсунда сегодня, а там её, наверное, встретят.       — Что значит «проследить?» – Дани нахмурился. – Это довольно широкое понятие.       — Ну… – Йонссон замахал руками, стараясь подобрать ситуацию. – Ну, не проследить, а присмотреть! Присмотреть, чтобы она села в самолёт, ничего не потеряла по пути! Она и так очень рассеянная, – пояснил он в ответ на два недоумённых взгляда. – Пожалуйста. Как прилетите, можешь мне позвонить? Или хотя бы прислать смс?       Даниэль, не изменившись в лице, просто заверил его, что постарается всё сделать, не особо желая вникать в подробности, зато Маркус, едва Эмиль вновь скрылся с их глаз, присвистнул и с улыбкой покачал головой.       — Если Йонссон о чём-то вежливо просит, да ещё и говорит «пожалуйста» – это о многом говорит.       — Правда? – Дани поднял брови. – Ну, впрочем, я сделаю то, о чём он попросил. Не понимаю только, зачем ему весь этот цирк. Или молчи, или решайся и говори открыто.       — Он такой человек, – Маркус пожал плечами, удивившись: если чувства Эмиля к Анне заметил даже Даниэль, они были слишком очевидными. – Открыться он не может, потому что пока не в состоянии принять, а молчать – не в его правилах. Он не умеет и не любит находиться в тени.       Основной состав выезжал в Куусамо только на следующий день, зато некоторым резервистам было удобнее покинуть Елливаре именно в это воскресенье – из аэропорта уходил чартерный рейс до Эстерсунда, который и являлся главным транспортным узлом лыжной Швеции.       Холл отеля на первом этаже больше напоминал вокзал – профессиональные спортсмены возили с собой очень много экипировки. Шарлотта сходила за Маркусом и Дани, и теперь успевшая крепко сдружиться пятёрка стояла возле одного из диванчиков, ожидая приезда такси, которое через пять минут должно было увезти Даниэля и Анну в аэропорт. Маркус выглядел грустным, жалея, что это время не может провести в его объятиях. Дани выглядел грустным всегда, но сейчас думал о том же. Он ценил друзей, но сейчас бы предпочёл молча стоять где-нибудь в стороне, вдалеке от людских глаз, крепко прижимая Маркуса к себе. Вместо этого они украдкой переглядывались, слушая весёлую болтовню то Эмиля, то Шарлотты – до тех пор, пока девушка не намекнула, что пора прощаться.       Она чмокнула в щёку Анну, быстро обняла Дани, которому уже тряс руку Йонссон. Маркус заключил Ханссон в короткие объятия и снова отступил к Даниэлю, чтобы позволить себе прижаться к нему в последний раз перед разлукой. А Эмиль шагнул навстречу Анне, быстро обнимая её и несвойственным жестом поправляя её неаккуратно сбившиеся на спину длинные волосы.       — Мне будет тебя не хватать, – тихо признался он.       Девушка подняла неверящий взгляд, а Йонссон резко ощутил, что сказал что-то не то: пусть правдивое, но лишнее, и поспешил оправдаться:       — Доставать будет некого.       Анна тотчас же оттолкнула его – довольно сильно, так, что он отступил на пару шагов – и, взяв остаток своих вещей, ещё не вынесенных на улицу, быстро пошла по направлению к выходу, даже не оглянувшись.       В такси она разревелась, и Дани, сидящий рядом с ней на заднем сиденье, не придумал ничего лучше, кроме как приобнять девушку, позволив ей почувствовать хотя бы такую поддержку.       — Ричи, ты можешь объяснить, почему он так поступает?.. – тихо всхлипнула Анна, подняв на него заплаканные глаза. – Парень парня должен лучше понять…       — Вряд ли, – негромко ответил Даниэль. – Если только повторю то, что мне не так давно объяснял Маркус. То, что выражения чувств у всех разные. У Эмиля это, получается, плохо контролируемая агрессия. Я тоже не до конца понимаю, зачем усложнять.       — Я его ненавижу, – бросила девушка. – Всей душой.       Дани не стал переубеждать её, боясь обидеть. Он не понимал женщин и предпочитал молчать, так как проявление эмоций, которые будут затрачены на объяснения или спор, всегда мешало ему. Он не был уверен, что Анна действительно ненавидит Йонссона – для него ненависть была слишком сильным чувством, сродни любви. Но договориться с любовью, найдя для неё место в своём собственном мире, получилось. Ненависть же… Пока Дани искренне надеялся, что ненавидеть ему не придётся. _________________________________________       *Я «побью» Петтера Нортуга (норвежский)